Научная статья на тему 'Дополнительность и человеческая размерность'

Дополнительность и человеческая размерность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
114
50
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Константинов Д. В.

Notion «human dimension» is regarded as key concept in philosophical anthropology. The author concludes that complementarity principle, represented in quantum theory as methodological, obtains status of ontological law conditioned by nature of consciousness in philosophical discourse.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Complementarity and human dimension

Notion «human dimension» is regarded as key concept in philosophical anthropology. The author concludes that complementarity principle, represented in quantum theory as methodological, obtains status of ontological law conditioned by nature of consciousness in philosophical discourse.

Текст научной работы на тему «Дополнительность и человеческая размерность»

ФИЛОСОФИЯ

Вестн. Ом. ун-та. 2008. № 1. С. 61-66.

УДК 11

Д.В. Константинов

Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского

ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РАЗМЕРНОСТЬ

Notion «human dimension» is regarded as key concept in philosophical anthropology. The author concludes that complementarity principle, represented in quantum theory as methodological, obtains status of ontological law conditioned by nature of consciousness in philosophical discourse.

Принцип дополнительности, сформулированный бором как факт квантовой механики, не укладывающийся в рамки классической физики, по своему определению имеет методологический характер. Именно в методологическом дискурсе он мыслится многими учеными, философами, методологами [1]. На это ориентирует сам термин «принцип». Однако представляется, что в философском дискурсе у дополнительности иной статус. Всестороннее рассмотрение события человеческой размерности1 в мире убеждает, что дополнительность - это онтологический закон, который неотвратимо реализуется в картине мира, собственной субъективности и любых феноменов, взятых, как это только и может быть в философии, со стороны сознания. Иное знание есть прерогатива наук, которые, разумеется, не могут игнорировать принцип дополнительности как методологический.

Деятельность человека - это деятельность существа познающего, понимающего, интерпретирующего. И именно с этой точки зрения дискурс становится онтологическим. Приходится с неизбежностью признавать, что человек ограничен рамками своей размерности, следствием чего, в частности, является одна из фундаментальных проблем - незнание человеком своего истинного положения в мире2. Онтологичность размерности человека как существа макромира кроме того порождает и другие проблемы, связанные с попытками осмысления и описания, например, объектов микромира или мегамира. Наиболее ярким примером с методологической точки зрения является преодоление корпускулярно-волнового дуализма объектов микромира с помощью принципа дополнительности. Но при возвращении к философскому дискурсу уже тот факт, что Бор видел действие дополнительности в других областях (биологии, психологии и т. д.), позволяет предполагать, что дополнительность имеет онтологические корни и связана как раз с тем, что человек от природы наделен именно таким набором органов чувств, и его сознание это не сознание существа микромира. Другими словами, если бы человек принадлежал микромиру, никакого корпускулярноволнового дуализма для него, вероятно, не существовало бы.

Важно отметить, что принцип дополнительности не предполагает

© Д.В. Константинов, 2008

взаимосочетаемости структурно целостных частей в агрегатном состоянии целого, для дополнительных сторон реальности сознания характерна взаимоисключае-мость. Поиск, например, дополнительных смыслов в тексте никак не связан с онтологически понимаемым законом дополнительности, поскольку дополнительность не предполагает агрегатности и коренится в человеческой размерности, а не в структуре интенционального объекта.

Едва ли возможно отрицать, что человеческая размерность связана прежде всего с морфологией и физиологией человека. Известно, что на фоне соматической симметрии в морфологии человека отмечаются явления асимметрии правых и левых частей парных органов, признаки которых объединены в три группы: моторные, сенсорные, психические. Конкретное сочетание этих особенностей обозначается как индивидуальный профиль асимметрии3 [3]. Однако с точки зрения философии проблему представляет функциональная асимметрия полушарий головного мозга. Так, например, левое полушарие головного мозга в основном осуществляет абстрагирующую деятельность, совершает операции с абстрактными и идеальными объектами, в то время как работа правого полушария коррелирует с наглядным образным мышлением4 [4]. Таким образом, левое и правое полушария мозга активны как бы попеременно (что, конечно, не означает работы в данный момент времени только одного полушария и полного отключения второго), и соотносится это с различными сторонами жизни сознания. Именно в этом месте интересен взгляд на проблему через призму дополнительности, поскольку закон дополнительности как онтологический закон может создавать топосы понимания, в которых связь работы сознания в той или иной деятельности человека со строением его мозга станет очевидной5.

Нет такой науки, которая нашла бы гомогенный язык для дуализма души и тела. Между тем попытки сделать это предпринимались, в частности, А. Бергсоном [5]. Анализируя представления и память в единстве с восприятием, он опирается на понятие церебрального центра, соматической периферии и связи между ними. Ключевым является понятие связи. Из того научного факта, что связь между

периферией и центром не только центростремительная, но и центробежная, Бергсон выводит положение, согласно которому мозг вовсе не является хранителем информации, а выполняет функцию своеобразного пускового механизма и конструкции, которая делает периферийные органы чувств воспринимающими или невоспринимающими. В свою очередь, когда речь идет о представлении, мозг побуждает периферийные органы как бы воспринимать не данные в непосредственном наблюдении предметы, причем в ситуации восприятия интенсивность процесса значительно ниже, чем в ситуации представления, поскольку в этом случае требуется гораздо большая энергия.

Развивая далее свою концепцию, А. Бергсон делает вывод, что существуют два вида памяти: память как опыт тела, реализующаяся в поведенческих реакциях, умениях и навыках, и чистая память, реализующаяся в образах, упакованных все в тех же периферийных органах, и эти образы центр может распаковать. Собственно указанные два вида памяти и образуют то, что принято называть душой, и никакой другой формы существования, помимо конкретного тела, конкретная душа не имеет. Так устраняется дуализм чисто философским путем, не дающим, однако, возможности говорить с помощью гомогенного языка о телесной и духовной жизни. Если кто и делает попытки заговорить на таком языке, то это поэты6. Однако точное, определенное, неопровержимое знание современный человек привык получать от науки, и потому много теряет от бесполезности таких ожиданий. Как видим, даже самое изощренное философствование не может обойти принцип дополнительности.

На А.Н. Паршина произвели впечатление суждения Флоренского о соотношении графического и живописного в изобразительном искусстве. Линия в графике возникает как след действия, точка-мазок в живописи - как отпечаток созерцания, и связывается это у Паршина с различной активностью правого и левого полушарий головного мозга [6]. Реальная картина -всегда корреляция между живописным и графическим началом, и преобладание того или другого воспринимается нами либо как живопись, либо как графика. Чистая графика или чистая живопись в

экспериментальном искусстве лишают возможности либо понимать, либо чувствовать. Таким образом, произведение изобразительного искусства, созданное в пределах его природы, может, по Паршину, быть описано формально тем же способом, что и квантовый эффект, т. е. с помощью преобразования Фурье7. Кажется, достигнут гомогенный язык описания для принципа дополнительности, если бы только этот язык давал возможность понимать, т. е. находка Паршина, увы, непродуктивна. Для понимания живописи мы по-прежнему будем мыслить в терминах цвета, света, тонов, полутонов, а для понимания графики - в терминах выразительности линий, возникающих сюжетов, эмоционально действующих кривых и ломаных и т. п. Ровно так же и в осмыслении графического и живописного, например, в любой жанровой картине. Человеческая размерность здесь прочитывается в различии между механизмами восприятия глазом движения и цвета. Таким образом, принцип дополнительности реализуется не в гомогенном языке, а в востребованности для понимания разных языков.

Статья А.Н. Паршина заставляет обратиться к биологии, точнее к нейробиологии [7]. Восприятие внешних сигналов головным мозгом осуществляется импульсной поляризацией по всей нейронной сети, включая сам головной мозг. Разнообразие специализаций в сети дает ту человеческую размерность, в которой возможно прямое восприятие одних сигналов окружающего мира (твердые, жидкие, газообразные среды) и косвенное — других (электромагнитные поля, ультразвук и т. п.). И именно при косвенном восприятии, в отличие от непосредственного, в большей степени должно активизироваться левое полушарие мозга, осуществляющее абстрагирующую деятельность, поскольку это требует более интенсивной «проработки в мир»8. Собственно сам факт возможности непосредственно не данного в ощущениях радикально указывает на неустранимую дополнительность абстрагируемого в отношении к созерцаемому и несводимости одного к другому на нейробиологическом уровне. Действительно, невозможно одновременно воспринимать объект целостно и осуществлять деятельность по выделению ка-

ких-либо его составляющих. Но в то же время невозможна и работа сознания при отдельно функционирующем правом полушарии мозга и отсутствующем левом и наоборот9. Таким образом, сама функциональная деятельность мозга, с которой так или иначе связана работа сознания, указывает на онтологичность дополнительности.

Интересно, что психиатрами установлен эмпирический факт функциональной симметрии левого и правого полушарий головного мозга как симптом «врожденного слабоумия» [3, с. 15-16]. Уместно предположить, что в процессе когнитивной эволюции движение осуществлялось в сторону увеличения степени функциональной асимметрии полушарий головного мозга. Опираясь на исследования Л. Леви-Брюля

[9], можно предположить такой эволюционный момент, когда механизм абстрагирования радикально отличался от современного.

Леви-Брюль утверждает, что в первобытном обществе коллективные представления связаны исключительно с мистическими взглядами. Ассоциации, которые образуются между этими представлениями, имеют такой же характер. Следование одного события за другим, не имеющее каузальной связи, может связываться как причина-следствие и наоборот. Леви-Брюль формулирует для подобного мышления принцип, который называет законом партиципации (сопричастности). Ясно, что там, где действует закон партиципации, еще не действует закон дополнительности.

Мышление первобытных людей, по мнению Леви-Брюля, не антилогично, не алогично. Леви-Брюль называет его пра-логическим. Оно не стремится избегать противоречий и в то же время не впадает в противоречия, оно просто разрешает любое противоречие мистическим образом в соответствии с законом партиципа-ции, и в этом смысле данный закон может быть назван, в противопоставление логическим законам, структурой донаучного мышления. Но вне науки нелепо было бы говорить о методологии архаичного мышления. «Философия начинается с того момента, когда ставится вопрос об отношении мышления к бытию», - справедливо отмечает П.В. Копнин, уточняя, что «философию... интересует одно - мысль,

которая всегда остается связанной в своем содержании с формами бытия» [10, с. 444, 448]. И в этом смысле мы закону партиципации противопоставляем закон дополнительности, который в науке не может быть реализован как каузальность. Сошлемся на тезис Мишеля Фуко [11], утверждающего невозможность существования каких-либо априорных сцеплений в сознании, которые позволили бы нам делать выводы, например, о сходствах или различиях. Структура нелинейна, она имеет по крайней мере два измерения. Когда мы хотим установить сходство предметов, мы одновременно с существующими в самих предметах соотношениями мыслим эти соотношения как соотношения сходства в рамках данной эпистемы. В рамках другой эпистемы мы могли бы рассматривать эти соотношения с другой позиции, возможно, вообще не расчленяя предметы и не выделяя никакие признаки, но мысля предметы синкретически10.

Л. Леви-Брюль в своей работе реконструирует способ мышления первобытного человека, не рассматривая его связь с функциональной асимметрией мозга. Однако с помощью онтологически понимаемого закона дополнительности, вероятно, данная реконструкция может быть осуществлена более продуктивно. Поскольку в эволюционном периоде homo sapiens мы предпочитаем видеть развитие именно разумного начала, понимание эволюции моторной памяти, как правило, уходит в тень, и сама эта эволюция как бы отсутствует. Однако уместно предположить, что тело человека тоже стало «умнее». Если доверять А. Бергсону и мыслить вслед за ним наличие моторной памяти, то возникает вполне определенная интерпретация ситуации, которую Ч. Шеррингтон обозначил принципом «конечного общего пути». «Согласование двигательных реакций происходит в “общем пути” - месте схождения импульсов от различных афферентных систем. Конкуренция между ними обеспечивает прохождение на “конечный общий путь” биологически значимого сигнала, который и определяет конечную двигательную реакцию. Поскольку афферентных нейронов в несколько раз больше, чем эфферентных, исполнительных, возбуждение от нескольких чувствующих приборов может пере-

даваться на одни и те же двигательные нервы, т. е. одна и та же деятельность организма может быть “пущена в ход” с различных рецепторных систем» [12, с. 21]. Базовая основа физиологических реакций человека, в силу его природного происхождения, мыслится как идентичная с базовой основой если не любого млекопитающего, то большинства близких человеку по сложности организма животных. В этом случае в кольцевой схеме управления движениями всеми реакциями двигательной активности управляет рефлекторное кольцо. Однако если мы будем наблюдать трудовую, спортивную, эстетическую и другую двигательную активность человека, то обнаружим, что между «окончанием двигательного нерва в мышце и аппаратом проприоцепции нет морфологической (анатомической) связи.

Связь только функциональная» [12, с. 17]. В схеме функционального кольца «пусковой сигнал - движение - обратная информация по его выполнению» нет рефлекторного кольца. Не означает ли это, что на место рефлексов в качестве пускового импульса, содержащегося в головном мозге, встали другие образования, созданные как моторной, так и чистой памятью (по Бергсону), обусловленные сугубо человеческими ситуациями жизни, или произвольными рефлексами (по Павлову). Тогда процесс асимметризации и дифференциации функций полушарий головного мозга мотивирован двумя факторами, действующими в одной целостности, но имеющими абсолютно разные причины, а потому объяснимыми только по принципу дополнительности, когда гомогенный

язык описания возможен, но не дает понимания. Таким образом, асимметрия полушарий головного мозга есть эволюци-онно сложившийся неустранимый момент человеческой размерности. На современном этапе эволюции его устранение воспринимается как патология.

Авторы, интерпретирующие феномен асимметрии полушарий головного мозга, обычно обращаются к ситуациям психопатологии, в контексте которых выявляется норма. Но едва ли не более продуктивный материал представляют случаи афферентной ограниченности индивида при полном сохранении им психического здоровья. Уникальный феномен О.И. Скороходовой, слепоглухонемой, которая в

условиях научно-лечебного учреждения смогла получить развитие до уровня ученого, создавшего несколько книг с описанием своего опыта, позволяет поставить вопрос о возможных перспективах изменения человеческой размерности, которые могут быть как востребованы, так и невостребованы в процессе когнитивной эволюции. В частности, в ее книге читатель постоянно сталкивается с высказываниями: «я увидела, я услышала». Сама Скороходова отмечает: «Мне приходится пользоваться на каждом шагу языком зрячих и слышащих людей. Ведь не существует же отдельного языка для слепых и глухонемых» [13, с. 168].

У языка, таким образом, следует видеть два взаимоисключающих качества: с одной стороны, он позволяет мыслить, а с другой - мешает мыслить и так или иначе требует от сознания специфической работы. Иначе говоря, чистая память Скороходовой может содержать только обонятельные, осязательные, гравитационные образы, для которых конвенциональный язык зрячих и слышащих людей не имеет зачастую знака. Однако ей приходится интеллектуально осваивать этот язык, оформлять свои собственные представления на этом языке и сохранять в памяти логику пространственных отношений, выходящую за рамки собственного пространственного опыта, что позволяет предположить более интенсивную, чем это происходит у людей без ограничения жизненных возможностей, работу левого полушария, а следовательно, и большую асимметрию полушарий. Но понятно, что без восприятия представление было бы невозможно, и сам по себе этот дуализм имеет агрегатный характер. Принцип дополнительности реализуется не в асимметрии, а в эффекте ее конвенциональной надстройки, т. е. в семиотизации и символизации мыслимого, без которых мы просто ничего не могли бы знать о восприятиях и представлениях О. И. Скороходовой. Факт ее книги, способной существовать самостоятельно, когда Скороходовой уже нет в живых, не составляет агрегата с автором, но представляет собой вполне определенную духовную субстанцию.

Не означает ли все это, что принципу дополнительности следует придать статус закона, который говорит о том, что вся-

кая теория есть порождение генетически возможной «проработки в мир» человека. Этим человек на протяжении истории и занимается, создавая теории, концепции, научные аппараты, способные мыслить ранее не мыслимое, и достигая порой гомогенности языка описания, который свидетельствует о нем самом больше, чем

0 мире, в котором осуществляется «проработка». Язык описания, оставаясь конвенциональным, всегда становится недостаточным, неспособным обрести статус органического целого, поскольку единственное сознающее органическое целое — это сам человек. Последний же начинает мыслить тогда, когда сам запускающий действие мысли орган выходит из состояния динамического равновесия (симметрия в полушариях головного мозга) и когда макропроцессы (наблюдаемые извне реакции, поступки и действия) в макромире говорят об одном, а синхронные с ними внутренние процессы (в микромире) говорят о другом. Если в такой ситуации в архаическом сознании действовал закон партиципации, то в современном сознании действует закон дополнительности. При этом следует уточнить, что имея основанием биологические возможности человека, его размерность включает в себя то, что (заведомо приблизительно) можно было бы назвать историей существования вида.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Мы рассматриваем человеческую размерность как универсальное антропологическое понятие (см., например, [2, с. 125-126]).

2 Но было бы ошибочным полагать, что человеческая размерность накладывает на наше сознание исключительно негативные ограничения. Она одновременно ведет к расширению и усложнению возможностей сознания.

3 Авторы указывают на содержательнный смысл и асимметрии, и диссимметрии как явлений, создающих топосы понимания.

4 Кроме того, Т. А. Доброхотова и Н.Н. Брагина в статье [3] высказывают интересное предположение: в парной работе полушария функционируют в настоящем времени так, что в представлении прошлого задействовано правое полушарие, в мыслимости будущего - левое полушарие; А.Н. Паршин на основании исследований Доброхотовой и Брагиной делает вывод, что «правое полушарие более склонно к сенсорным действиям, а левое - к моторным» [6, с. 95].

5 Следует отметить, что попытки говорить о дополнительности в связи с функциональной

асимметрией полушарий головного мозга уже предпринимались, например А.Н.Паршиным [6]. Однако он, с нашей точки зрения, все же склонен рассматривать дополнительность как свойство самого объекта, а не сознания человека, интенции которого на этот объект направлены.

6 В частности, если рассматривать метафору не как риторическую фигуру, а как смыслопорождающее средство художественной выразительности, то она в целостности художественного образа может быть понята только в дополнительности представлений, которые, просвечивая друг через друга, реализуют свое чувственное содержание и одномоментно порождают смысл, мыслимый уже в категориях рациональности. Но в силу инерции чувственности итогом становится новый чувственный образ, обогащенный более высокой степенью духовности. При этом накладываемые друг на друга исходные чувственные образы асимметричны, поскольку один из них как бы пребывает в актуальном времени, а другой взят из резерва памяти, экзотического источника, культурного опыта и т. п., поэтому в метафоре всегда присутствует темпоральная структура, создающая динамическое напряжение, -впечатление, нуждающееся не в созерцании, а в интерпретации.

7 В квантовой теории понятие траектории заменяется понятием волновой функции ф (х). Если ввести функцию распределения вероятностей для импульсов ф (р), то это распределение не является независимым, оно связано с волновой функцией через преобразование Фурье. Известно, что «преобразование Фурье функции, сконцентрированной в окрестности какой-то точки, будет расплываться тем больше, чем более “сжата” исходная функция» [6, с. 88]. В пределе при точно известной скорости функция распределения вероятностей для импульсов обращается в точку, тогда волновая функция имеет вид бесконечной волны, т. е. частица может с равной вероятностью находиться в любой точке прямой - соотношение неопределенностей Гейзенберга. Исходя из этого факта Паршин утверждает, что преобразование Фурье лежит в основе понятия дополнительности.

8 Концептуально тема «проработки в мир» рассматривается, например в статье [8].

9 Работа правого полушария мозга возможна и отдельно при отключении левого. Но при этом философ обязан мыслить радикально иначе, чем ученый-нейробиолог. Можно блокировать работу одного из полушарий с сохранением функционирования другого, можно изолировать одно полушарие от другого рассечением мозолистого тела, можно вообще не экспериментировать, а внимательно вдуматься в клинику инсультов. Но философа должна интересовать полноценная работа головного мозга, дающая полную картину жизни сознания.

10 Характерный пример работы «призмы взгляда»: китайцам удавалось обнаруживать на звездном небе новые объекты, в то время как европейцы

не делали этого, априорно мысля небо как «небесную твердь», постоянную и неизменную.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Методологические принципы физики: История и современность. М., 1975. 512 с.

[2] Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии / М.К. Мамардашвили. М., 1997. 320 с.

[3] Доброхотова Т.А, Брагина Н.Н. Принцип симметрии-асимметрии в изучении сознания человека // Вопр. философии. 1986. № 7. С. 1327.

[4] Меркулов И.П. Когнитивная эволюция / И.П. Меркулов. М., 1999. 320 с.

[5] Бергсон А. Собр. соч. / А. Бергсон. М., 1992. Т. 1. 336 с.

[6] Паршин А.Н. Дополнительность и симметрия // Вопр. философии. 2001. № 4. С. 84-104.

[7] Хьюбел Д. Глаз, мозг, зрение / Д. Хьюбел. М., 1990. 239 с.

[8] Фейгенберг И.М. Человек достроенный и биосфера // Вопр. философии. 2006. № 2. С. 151161.

[9] Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-Брюль. М., 1999. 608 с.

[10] Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки / П.В. Копнин. М., 1974. 568 с.

[11] Фуко М. Слова и вещи / М. Фуко. СПб., 1994. 405 с.

[12] Фомин Н.А. Физиологические основы двигательной активности / Н.А. Фомин, Ю.Н. Вавилов. М., 1991. 224 с.

[13] Скороходова О.И. Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир / О.И. Скорохо-дова. М., 1973. 448 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.