CC BY
53УДК 398.341(=511.152)
ББК Т5
Г. А. корнишина
дом и ритуал в традиционной культуре мордвы*
ключевые слова: жилищный комплекс, обрядовая культура, мордовский этнос, Рошгувань кудо, Кштимань кудо, Тейгерень пия кудо, Куд-ава, Юрт-ава. Кардаз-ава, Каштм-ава, домашний очаг, рождественское полено, «красныйугол», ванькс тарка.
G. A. Kornishina
HOUSE AND RITUAL IN THE TRADITIONAL CULTURE OF MORDVA
Key words: housing complex, ritual culture, Mordovian ethnos, Roshtuvan’ kudo, Kshtiman’ kudo, Teyteren’ piya kudo, Kud ava, Jurt ava, Kardaz ava, Kashtom ava, home heater, Christmas firewood,
«the red corner», vanks tarka.
Традиционные обряды представляют собой сложный синтез различных компонентов: религиозных верований, устно-поэтического творчества, декоративно-прикладного искусства и др. Важную роль в них играют и предметы материальной культуры: пища, одежда, жилые постройки, бытовые предметы (орудия труда, утварь, средства передвижения и т. п.). Включенные в обрядовое действо, они приобретали символическое значение. В одних случаях эти вещи служили показателем содержания обряда, как, например, украшенный лентами и лоскутками ткани плуг во время «ке-реть озкса» (моления плуга), проводившегося перед началом весенней пахоты, или соломенная кукла, которую носила по селу молодежь на Рождество. В других материальные компоненты были отличительными знаками того или иного обрядового персонажа: коса или кнут старшего поезжанина, мужские шапки и нагайки руководительниц девичьего праздника и т. п. Многие из них выполняли различные магические функции. Одни служили оберегами (железные предметы, украшения), другие символами благополучия, плодородия (зерно, хмель, хлеб, деньги), третьи были знаками соединения, согласия (полотенца, солонки). Отдельным вещам приписывались в народе целительные свойства. Это могли быть сшитая определенным образом или из определенных материалов одежда (например, изготовленная за один день), ритуальные блюда и утварь,
освященные на молениях. Часто различные предметы служили дарами как божествам, так и людям. Среди даров-жертв, предназначенных для божеств и умерших предков, основное место занимали продукты животноводства, пчеловодства, различные напитки. Дарами, которыми обменивались между собой отдельные люди или общинные группы, кроме пищи, могли быть орудия труда, транспортные средства, предметы одежды и изделия из текстиля. Материальные компоненты играли и значительную эстетическую роль, усиливая торжественный настрой или подчеркивая скорбь. Этому способствовали наряды участников, убранство помещений или специальных мест, где проводилось обрядовое действо.
Наряду с применением в традиционной обрядности бытовых вещей, у мордвы существовали также специальные ритуальные предметы и сооружения, которые использовались лишь в определенные моменты. Под страхом наказания в обычное время к ним нельзя было даже прикасаться или приближаться. К таким священным предметам относились принадлежащие родственным семьям свечи - штатолы, особая холщовая одежда руководителей общественных молений, культовые постройки и утварь.
В связи с вышесказанным значительный интерес для воссоздания полной картины обрядовой культуры мордвы представляет вопрос о том, какую роль в ее функциониро-
* Статья выполнена при поддержке РГНФ. Проект №
вании играл жилищно-хозяйственный комплекс, объединяющий жилые и дворовые постройки. Многие исследователи касались его, повествуя о тех или иных обрядах мокши и эрзи, но обобщенного описания данного аспекта нет ни у кого из них.
Жилые помещения у мордвы были местом проведения многих обрядов. В частности в избах проводились семейные моления и моления родственных семей. Сакральными местами здесь считались печь (домашний очаг), передний угол избы, посудная лавка - потмар, а также порог дома - кенкш кочкаря.
Печь была центром жилища, вокруг которого объединялась семья. Недаром, по поверьям мордвы, именно под ней обитало божество дома. Когда семья переселялась в новое жилище, хозяйка брала с собой золу из старой печи и клала ее в загнетку новой. При этом она просила Куд-аву (покровительницу дома): «Хозяйка дома! Как в старом доме нас оберегала, так оберегай и на новом месте». Подобный обычай существовал и у удмуртов. При переселении на новое место, а также в случае распада большого семейного коллектива, из очага, расположенного в семейном святилище (куала), брались три камня и немного золы, которые переносились в новую куала.
Около печки проводилось много обрядов, связанных с жизнью семьи и ее отдельных членов. После рождения ребенка повитуха клала его на лежанку, как бы отдавая под покровительство божеств дома и очага. Она желала, чтобы жизнь новорожденного была долгой, а тело и душа такими же твердыми, как кирпичи, из которых сделана печь. В некоторых местах младенца помещали в печку и обкладывали его камнями, прося у богов, чтобы он стал таким же крепким, как эти камни. У мокши Симбирской губернии ин баба молилась о счастье младенца с караваем хлеба, стоя у печки. Здесь же проводился и обряд шаба идема (м.), эйкакш идема (э.) (выкуп ребенка), который совершался в семьях, где дети часто умирали. Повитуха садилась у печки, держа в одной руке младенца, а в другой руке хлеб, и спрашивала молодую женщину: «Что тебе нужно: хлеб или ребенка?» Мать отвечала: «Ребенка». Бабушка отдавала ей ребенка со словами: «Вот твоя ноша» [12].
Значительна роль печи и в свадебных обрядах. Около нее просватанная девушка ис-
полняла последние причитания в родном доме, прощаясь с ним и родными. Здесь же происходил обряд выкупа поезжанами приданого и постели невесты. По приезде в дом жениха молодую также сразу же подводили к печке, представляя ее домашним божествам: «Каштом-ава, матушка! Молодую взяли, будет теперь перед тобой ходить, полюби ее!» [1; 3]. Молодушка в свою очередь кланялась печи и просила не марать ее, а любить и слушаться. После этого она садилась на шесток, и ей подавали в руки ребенка с пожеланием иметь много детей. В более позднее время смысл этого обряда трансформировался. Ему стали придавать значение испытания трудовых навыков молодой. Так, в деревне Еман-таево Северного района Оренбургской области свекровь просила молодушку растопить печь, говоря при этом: «Если ты воспитывалась у хороших родителей, если не раз заменяла мать у очага, если ты трудолюбива, ты сумеешь это сделать». В с. Кулясове Камеш-кирского района Пензенской области невесту заставляли испечь несколько блинов, которые затем раздавали присутствующим, чтобы те оценили ее мастерство стряпухи [8].
У печи проводились и обряды, закреплявшие вхождение молодой в новую семью. Возможно именно здесь до христианизации мордвы проходил и сам ритуал заключения брачного союза. Вот как описывал его И. И. Лепехин: «По входе невесты в дом, дружка, поставя жениха и ее спинами к печи, и держа перед ними хлеб и соль, при всем собрании делает им о сохранении супружеского союза вопросы, которые, отвечая ему на оные, клянутся друг другу наивсегдашнею верностью...» [6]. У печки молодую нарекали новым именем, тут ее «прикармливала» свекровь. В последнем случае молодая клала руки на шесток, или их держала ин баба, а свекровь кормила ее из своих рук накрошенным хлебом, кусками мяса и яиц. При этом она старалась, чтобы невестке не приходилось делать никакого движения, и говорила ей: «Как печь из избы не выходит, так чтобы и ты не выходила». Часто именно у печи на молодушку надевали головной убор замужней женщины. Например, у мордвы Нижегородской губернии его подавали молодой через отверстие над печью, в которое выходил дым. Это отверстие открывали и во время поминок,
чтобы души умерших могли проникнуть в дом незамеченными.
Печке, как и всему связанному с огнем, приписывали очистительные функции. До сих пор у мордвы участники похоронной процессии по возвращении с кладбища заглядывают в печь, чтобы не бояться покойников. Раньше при этом, обращаясь к покровительнице печи, просили ее: «Каштом-ава, матушка, возьми со своим дымом печаль моего сердца». На лежанку месяца на три помещали и постель, которую вынимали из-под умирающего. Это делалось для того, чтобы живым «не попритчилось». С печью были связаны магические действия, направленные на охрану скота, который отбивался от стада. Для этого в нее опрокидывали чу-гуны, олицетворявшие железный забор, а печь выступала в качестве каменного двора. Чтобы не пропадали лошади, перед печкой вешали мешочек с лошадиными зубами.
Использовали печь и для борьбы с колдунами, ворами. Для уничтожения вора, который, по мнению хозяев, украл их вещь, сжигали в печи мышь. В качестве оберега от колдуна около нее ставили перевернутую кочергу. Во время свадьбы или родов обязательно закрывали трубу, через которую, якобы, могли проникнуть в дом черти, колдуны, души покойных в виде огненного змея.
Связаны с печью и приемы народного це-лительства. Если ребенок страдал бессонницей, кричал по ночам, то его обмывали водой на шестке, при этом заслонка печи должна была быть открыта. Каштом-аву просили избавить младенца от болезни:
Сбереги его, когда он пьет,
Сбереги его, когда он ест,
Сбереги его, когда он спит [5].
На шестке печи совершалось и лечение ребенка «от сглаза». Для этого знахарка брала три лычка, примеряла их ребенку, и часть лычек, равную длине ребенка, отрубала на шестке. Затем она брала три пучка лучинок по девять лучинок в каждом пучке, клала в каждый пучок по лычку, кидала его на шесток, зажигала и над дымом держала больного. Когда сгорал первый пучок, кидала второй, затем третий, и таким образом ребенка окуривали до трех раз. Во время окуривания старуха приговаривала: «Кошка, бери хворь ребенка». Равным образом обращались и к другим животным, например к собаке. В случае если ребенок долго не
ходил или рождался слабым, недоношенным, совершали обряд припекания. Для этого тесто, желательно из муки нового урожая, клали на капустные листья и ставили в печь, приговаривая: «Болезнь припекаю, ходить пускаю». Иногда и самого ребенка сажали на хлебную лопату и совали в теплую печь. В некоторых местах его при этом обмазывали тестом и вытаскивали тогда, когда на тесте образовывалась корочка. Таким образом стремились уничтожить болезнь. К божеству печи обращались и бездетные женщины: «Тол атяня, Тол аваня, Пенякуд ава, пусть малыш, родится на свет, защитите его, пусть легкими будут роды» [13].
Значительную роль играла печка и в обрядовой культуре других народов Поволжья. Так у русских сваха, придя с брачным предложением к родителям невесты, подходила к печке и прикладывала к ней руки, чтобы сватовство было удачным. Новобрачная, вступая в дом мужа, бросала на печь пояс, как бы вверяя себя защите очага. Чувашская невеста в этом случае клала на печь свой сурпан (головная повязка) и деньги в дар хранителю дома и очага. Здесь же у печи проводилась и церемония снятия с молодой покрывала. У татар-мишарей покрывало с невесты снимал мальчик, сидевший на печи, после чего новобрачную заставляли целовать ее. Представление домашнему очагу бытовало и у удмуртов: невесту вели в семейное святилище - куалу, где три раза обводили вокруг очага. Трижды обносили вокруг него и шапку рекрута перед отправлением последнего на службу. К печи, как и у мордвы, прикасались участники похорон, чтобы обезопасить себя от соприкосновения со смертью. Так же делали и русские, которые при этом пятились к ней задом.
С печью связан и еще один вид ритуального огня, так называемое «рождественское полено», которое известно практически всем европейским народам. Это большое полено (или несколько поленьев), которое горело на домашнем очаге (позже в печи) 12 дней, начиная с Рождества. Постепенно его стали жечь лишь вечером в сочельник и под Новый год. У мордвы такое полено также зажигали в сочельник, когда начинали приготовление пищи для рождественской трапезы. Огонь в печи разводили с соблюдением следующих обрядов: вначале штатолом (священная свеча) хозяйка зажигала пук березовой лучины.
При этом она молила Чи-паза и богиню Анге патяй о милости, чтобы солнце поднималось, светило людям, чтобы уродилось много хлеба. Горящей лучиной зажигали дрова в печи и головню от прошлогоднего полена (ее хранили под печью в течение года). На эту головню клали новое сырое березовое полено, которое тлело в загнетке печи три дня. На следующий день перед началом праздничного обеда клали на это полено кусочки ритуальной пищи (хлеб, яйца, мясо и т. п.), а также лили немного пуре. Рождественское полено заливали отваром, в котором к празднику распаривали березовые ветви. Обычно делал это самый младший ребенок в семье, исключая тех, кто еще не умел ходить. Перед этим на головню сыпали соль, и хозяйка говорила: «Нишке-паз, свети на нас, шибче соли не греми, Паз-Пурьгине» [7].
Существует множество объяснений данному обряду. Здесь и прямое обращение к огню: как бы рождение его в начале нового года от солнечной энергии, которую воплощал шта-тол. В. В. Иванов и В. И. Топоров видят в данном ритуале символ перехода от старого года к новому. А. А. Потебня связывал этот обряд с поклонением божеству грозы [4; 9]. Очевидна и связь рождественского полена (через очаг) с семейным коллективом. Оно должно было способствовать, как видно из молитвенных текстов, благополучию семьи и оберегать ее от бед. Березовое полено было символом плодородия, так как береза считалась любимым деревом богини Анге патяй, которая у мордвы-терюхан являлась покровительницей плодородия и деторождения.
Что касается переднего («красного») угла избы, то именно под ним, по поверьям мордвы, обитала хранительница дома Куд-ава, или Юрт-ава. Во время молений, посвященных этому божеству, хозяева спускались в подполье, чтобы оказать ей почтение. Здесь же, под передним углом дома, богине оставлялись приношения. Для Куд-авы обычно резали черную овцу или ягненка, головы которых вместе с хлебом и другими кушаньями спускали в подполье со словами: «Куд-ава, вот твоя доля!» Во время перехода в новый дом хозяева, «приглашая» на новое место покровительницу дома, также спускались в подполье и брали оттуда горсть земли. Ее завертывали в белый платок или кусок белой материи
и высыпали затем под передний угол новой избы. При этом приговаривали:
Держательница дома Юрт-ава!
Не оставайся здесь,
Айда возьмем тебя с собой,
Нам так жить,
Как здесь жили [5].
В «красный» угол дома сажали самых почетных гостей, молодоженов. Здесь же во время «больших» поминок стелили на лавке постель для «заместителей» умерших (это были обычно близкие родственники покойного, изображающие его на поминках). До настоящего времени на лавку в переднем углу кладут умирающего человека, а затем и гроб с его телом. Под «красным» углом повитуха зарывала плаценту новорожденного (идь куд (м.), аванькс, эдень тодов (э.)), чтобы никто не мог использовать ее во вред роженице или младенцу. Так же поступали и с плацентой домашних животных. Подобный обряд бытовал и у чувашей, марийцев. Под передний угол дома и сейчас выливают воду, которой обмывали покойного, а также ойме лисьма ведь (ойме - душа, лисьма - источник, ведь - вода), в которой якобы очищается душа умершего по выходе из тела. В некоторых местах ее выливают сразу после похорон, в других - на сороковой день после смерти.
Перед закладкой фундамента дома совершали моление в честь богини земли, в дар ей под передний угол сруба зарывали хлеб и куриную голову. Сюда же клали монету, сыпали зерно или окропляли бревна кровью курицы, чтобы в доме были богатство и достаток.
С принятием христианства мордва стала вешать в «красном» углу иконы, что закрепило его статус сакрального центра.
У посудной лавки (потмар) мокша и эрзя молились верховному богу. При этом люди обычно клали руки под мышки и кланялись в сторону двери. Особое внимание дверям уделялось и во время других домашних молений. Почти до конца XIX в. они традиционно прорубались в восточной стене и были обращены к восходу солнца. Во время озксов, проводимых вне дома, люди, обращаясь к богам, также кланялись на восток. Об этом писали П. С. Паллас, Ф. Г. Миллер, В. Орлов, И. Да-маскин и другие исследователи. И. Дамаскин сообщал, что двери мордвы, чувашей и черемисов направлены на восток и как только пер-
вые солнечные лучи попадали через дверное окошечко вовнутрь помещения, люди вставали на колени и молились [2]. Существование подобного обычая многие ученые считают признаком бытования у мордвы солнечного культа. Это предположение не лишено оснований. Так, верховный бог мордвы (Шкай (м.), Чи паз (э.)) считался богом солнца, солнечного света. Поэтому люди старались не пересекать пучок солнечных лучей, падающих через окно, боясь наступить на его ногу. Также не принято было переплывать через отражение солнца в воде, чтобы не повредить его бороду.
К. Милькович, описывая домашнее моление солнечному божеству, извещал, что жертвы ему хозяева клали на порог избы. Под ним, по верованиям мордвы, якобы обитало еще одно домашнее божество - Керень шочконь паз, или Керень шочконь кирди (хранитель бревен избы). Считалось, что подобно русскому домовому он «помогал» хозяевам в домашних делах, за что хозяйки вечером оставляли под порогом еду для него. Туда же, перед началом всех семейных молений клали и ознома пель (божью долю): кусок хлеба, ложку каши, а также лили пиво. На пороге, как правило, все домочадцы встречали большие праздники. Например, на Пасху хозяева дома, стоя перед открытой дверью, говорили: «Наша дверь открыта для тебя!». Здесь же через неделю хозяйка провожала матушку-пасху с хлебом и другими кушаньями: «Иди, Пасха-матушка, мы провожаем тебя, приходи к нам в будущем году .. .Пусть растет наш урожай, дай хорошего здоровья, приумножь наш скот и все наше состояние, чтобы мы могли хорошо встретить тебя в будущем году». То есть двери и порог дома были своеобразной границей, отделяющей жилище от внешнего мира.
Подобной «границей» служили и дворовые ворота, возле которых также совершалось множество обрядовых действий. Например, здесь знахарки молили воротный крюк «взять» болезнь ребенка. Тут же совершались и многие очистительные ритуалы, которые должны были предохранить обитателей дома и двора от всяческих несчастий. Именно у ворот участники похорон по возвращении с кладбища очищали обувь от могильной земли. Недалеко от входа во двор оставляли на 40 дней и телегу, на которой гроб отвозили на место погребения. До этой границы после поминок на 40-ой день провожали и «заместителя» умершего чело-
века, уходившего затем в сторону кладбища. Вход во двор и дом родителей невесты должны были выкупать поезжане. Невесту все родичи за исключением нескольких провожатых также сопровождали лишь до ворот.
На этом месте выполнялись и многие скотоводческие обряды. Так, во время первого выгона скота на пастбище хозяева клали на воротные столбы зуб жеребенка или кончик его хвоста, чтобы лошади не терялись, всегда приходили домой. С этой же целью поперек ворот стелили кушак. Для сохранения «племени» хозяйка при продаже кого-либо из домашних животных выдергивала из его спины три клока шерсти и бросала их через перекладину ворот с улицы во двор.
У домашних дверей и дворовых ворот были свои покровители - Кенкш-атя и Кенкш-ава, которых часто упоминали в молитвах и заклинаниях. Им, например, молились о выздоровлении кого-либо из членов семьи:
Бог двери, богиня двери!
Сколько у тебя было входящих-выходящих, Сколько ходящих-бродящих,
Цепляющих, открывающих тебя,
Столько пусть будет здоровья у Василия (имя больного - Г. К.) [11].
Невеста при расставании с родным домом жертвовала божеству двери брагу, выливая ее под порог. Рекруты, уходя на службу, целовали дверные и воротные косяки.
Многие обряды, особенно животноводческие, проводились во дворе. Его сакральным центром считалось анькс васта (м.), ванькс тар-ка (э.) (чистое место), где «обитал» покровитель двора Кардаз сярко. Здесь для него рыли ямку, которую в обычные дни закрывали большим камнем. Это место тщательно охранялось от нечистот. Считалось, что человек или животное, засорившее это место, может заболеть. В этом случае просили у покровителя двора прощения за то, что «оскорбили» его. На ванькс тарка, как правило, проводились моления дворовым божествам. Во время них духам двора в ямку спускали кровь жертвенных животных и бросали куски пищи. Здесь же просватанная девушка исполняла свои причитания, прощаясь с родным домом и его покровителями. А в доме мужа на «чистом месте» молодушку представляли «хозяевам» двора супруга и его умершим предкам.
Богине двора молились также в хлевах, конюшнях и других животноводческих помеще-
ниях для животных. Обычно молящиеся вставали лицом к правому углу постройки, потому что именно там, по воззрениям мордвы, обитала Кардаз-ава. Например, на молении, которое устраивали в честь нее за две недели до Масленицы, в конюшне расстилали сено, клали кусочки жертвенных кушаний и просили: «Кардаз-ава, кормилица! Пусть наши лошади, коровы, овцы приумножатся! Защити их от волков и злых людей» [10]. В помещениях, где содержался скот, покровителям животных часто совершались и жертвоприношения. Так, на вышеупомянутом молении в честь Кардаз-авы в хлеву резали гуся. Обрядовый обход хлевов, курятников, конюшен совершался мордвой перед Рождеством и Новым годом.
Во время него молили богов о здоровье и размножении домашних животных, оставляя им в дар кусочки обрядовой пищи.
Таким образом, жилище, которое наряду с одеждой и пищей является одним из основных сфер материальной культуры любого народа, в том числе и мордвы, является неотъемлемой частью обрядности этноса. Его символика, терминология, составные элементы отражают ментальность народа, его культурные предпочтения, этническую специфику ритуалов. Все это позволяет выявить исторические напластования в обрядовом комплексе мордвы, механизм проявления в нем новаций и инноваций, определить основу и первоначальное значение его структурообразующих компонентов.
Библиографический список
1. Голицын Ф. С. Мордва в Хвалынском уезде Саратовской губернии / Ф. С. Голицын // Саратов-
ский сборник. - Саратов, 1881. - Ч. 1. - С. 190.
2. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. - Саранск, 1940. - Т. 2. - С. 171.
3. Евсевьев М. Е. Историко-этнографические исследования / М. Е. Евсевьев // Избр. тр. - Саранск :
Мордовское кн. изд-во, 1966. - Т. 5. - С. 285.
4. Иванов В. В. Исследования в области славянских древностей / В. В. Иванов, В. Н. Топоров. - М. :
Наука, 1974. - С. 37-38.
5. КорнишинаГ. А. Сезонные обряды мордвы. Учеб. пособие / Г А. Корнишина. - Саранск : МГПИ,
1999. - С. 33-38.
6. Лепехин И. Дневныя записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по
разным провинциям Российского государства, 1768 и 1769 году / И. Лепехин. - СПб., 1771. - С. 172.
7. Мельников П. И. (Андрей Печерский). Очерки мордвы / П. И. Мельников. - Саранск : Мордов-
ское кн. изд-во, 1981. - С. 96.
8. Полевые материалы автора. - Самарская область, 1985 г.; Пензенская область, 1993 г.
9. Потебня А. А. О мифическом значении некоторых обрядов и поверий. Рождественские обряды /
А. А. Потебня // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. - М., 1865. - Кн. 2.
10. Смирнов И. Н. Мордва. Историко-этнографический очерк / И. Н. Смирнов. - Казань, 1895. - С. 284.
11. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Календарно-обрядовые песни и заговоры. -Саранск : Мордовское кн. изд-во, 1981. - Т. 7. - Ч. 3. - С. 240.
12. ЦГА РМ. - Д. 42. - Л. 41-41 об.
13. Harva U. Die Religiosen Vorstellungen der Mordwinen / U. Harva. - Helsinki, 1952. - S. 216.
Поступила в редакцию 15.01.2012.
Сведения об авторе
Корнишина Галина Альбертовна - доктор исторических наук, профессор кафедры новейшей истории народов России Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва. Область научных интересов: этнопедагогика, этнография, фольклор, краеведение, мифология. Автор более 120 научных и учебно-методических работ. e-mail: komihina@rambler.ra
