Научная статья на тему '«Доктор Живаго» Б. Пастернака и «Зеленый шатер» Л. Улицкой: переосмысление традиции лирической эпопеи'

«Доктор Живаго» Б. Пастернака и «Зеленый шатер» Л. Улицкой: переосмысление традиции лирической эпопеи Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
440
78
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОМАН / ПРИЕМ / СЮЖЕТ / ХРОНОТОП / ЭПОПЕЯ / NOVEL / DEVICE / PLOT / CHRONOTOPE / EPIC

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Осьмухина Ольга Юрьевна

Анализируется преломление и переосмысление традиций Б.Пастернака (христианские аллюзии, идея соборности, сакральное значение творчества, стремление к «эпопейности») в романе Л.Улицкой «Зеленый шатер».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

″THE GREEN TENT″ BY L.ULITSKAYA AND ″DOCTOR ZHIVAGO″ BY B.PASTERNAK: RECONSIDERING TRADITIONS OF LYRICAL EPIC

The article analyzes the new aspects of B.Pasternak’s traditions (Christian allusions, the idea of catholicity, the sacral value of work, the commitment to epic) represented in L.Ulitskaya's novel ″The Green Tent″.

Текст научной работы на тему ««Доктор Живаго» Б. Пастернака и «Зеленый шатер» Л. Улицкой: переосмысление традиции лирической эпопеи»

ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2013. №3(33)

УДК 821.161.1-3

«ДОКТОР ЖИВАГО» Б.ПАСТЕРНАКА И «ЗЕЛЕНЫЙ ШАТЕР» Л.УЛИЦКОЙ: ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ТРАДИЦИИ ЛИРИЧЕСКОЙ

ЭПОПЕИ

© О.Ю.Осьмухина

Анализируется преломление и переосмысление традиций Б.Пастернака (христианские аллюзии, идея соборности, сакральное значение творчества, стремление к «эпопейности») в романе Л.Улицкой «Зеленый шатер».

Ключевые слова: роман, прием, сюжет, хронотоп, эпопея.

Общеизвестно, что при всей значительности «Доктора Живаго» - «нобелевского» произведения Б.Пастернака - в отечественной словесности не сформировалось прозаической традиции, наследующей пастернаковский художественный опыт именно в жанре романа. Обусловлено это, по всей видимости, причинами как социокультурного, так и сугубо имманентного, литературного свойства.

Во-первых, роман «Юрий Живаго» слишком долго «шел» к русскому читателю (по сути, всплеск читательского, кинематографического, театрального и научного интереса к роману, сложный художественный мир которого провоцирует самые противоречивые интерпретации, начинается лишь в середине 1990-х гг.). Во-вторых, на рубеже 1990-х - 2000-х гг. на фоне формальных постмодернистских экспериментов и засилья массовой литературы с ее «коммерческой» установкой роман «Доктор Живаго» как будто сделался частью официозного набора российско-советских ценностей, причем частью рецептивно достаточно «сложной». В-третьих, очевидно и общее тяготение сегодняшней русской прозы к малым жанровым формам.

На этом фоне появление масштабного полотна Л.Улицкой «Зеленый шатер» с тенденцией к эпическому обобщению выглядит весьма неожиданно. Тем более что, как и в «Докторе Живаго», в «Зеленом шатре» представлена попытка проследить развитие русского этноса определенной эпохи в общей перспективе отечественной истории в рамках крупного жанрового образования.

«Отношения» Улицкой с романом Пастернака - это своего рода «диалог на расстоянии», причем писательнице не просто близок сам роман как своеобразная форма осмысления прошлого и настоящего, как суммарное размышление об истории и человеческом предназначении, о нравственном долге личности и судьбах отечества. Знаковой для нее оказывается фигура самого Пастернака, о чем сама Улицкая неоднократно

заявляла и в многочисленных интервью, и в одном из последних эссе: «Именно Пастернак снял с моих глаз пленку, и я стала видеть благодаря ему то, о чем прежде и не догадывалась: о связи всего со всем, о невысказуемой красоте этой связи. Я увидела, что мир наполнен сюжетами, как хороший гранат зернышками. И каждое зерно связано с соседним» [1: 58]. Пастернаковское творчество - от «Детства Люверс» и лирики до «Доктора Живаго» - по признанию писательницы, явилось для нее отправной точкой для размышлений о соотношении литературы и жизни. Именно оно аккумулировало особые «связи» автора - героя - читателя: «<...> Пастернак убедил, что мир сплетен из тончайших нитей, что каждый из живущих обладает тысячью валентностей <...>. Просто касаешься любой близлежащей нити, и она ведет тебя в глубину узора, через напряжение страсти, боли, страдания, любви» [1: 57-58].

Кроме того, Б.Пастернак вступил посредством своего романа в «"протестный диалог" с самими идеоканоническими основами официального мифа» [2: 223] и сотворил собственный художественный миф о личности и стране. Л.Улицкая идет тем же путем: осмысливая, правда, иную эпоху и иное поколение - шестидесятников - в своих оценках, в отличие от иных текстов о «шестидесятничестве» самих «шестидесятников», писательница предельно честна. Как мы уже отмечали, анализируя художественный мир романа Л. Улицкой, писательница отнюдь не идеализирует диссидентские и околодиссидентские круги, но оценивает их «достаточно жестко и иронично <. > - это не только подлинные энтузиасты свободы» [3: 167], но и спекулянты, наживающиеся на «запрещенной» литературе, и «стукачи» (не случайно даже один из главных героев Илья «играет» в диссидента, превратив самиздат в способ заработка).

Подчеркнем, что роману Л.Улицкой, как и «Доктору Живаго» Б.Пастернака, в целом тоже

лишенному какой-либо документальности, свойственна установка на эпопейность, поскольку он претендует на многомерное отражение эпохи, включая и культурно-интеллигентскую, и общечеловеческую составляющую. Однако если Пастернак в широкий национальный контекст помещает историю личности врача и поэта Юрия Живаго, художественно сополагая ее судьбу с судьбой страны, строя ее с учетом фольклорных и литературных аллюзий, что, собственно, и позволяет условно обозначать его роман «лирической эпопеей», то Улицкая не сосредоточивается на изображении индивидуализма и личностного начала - «главных» героев в «Зеленом шатре», по сути, несколько (Оля, Галя, Тамара, Саня, Миха, Илья). Образ же Юрия Живаго - интеллигента-врача - полифонически сочетает в себе и личное, и всеобщее, и христианское, и языческое (это подтверждают многочисленные христианские и фольклорные реминисценции). Мало того, избранная Живаго духовная позиция (духовная независимость, сознание самостояния собственной личности) исключительно важна, и автором неоднократно подчеркивается «богоравность» и «богоизбранность» героя, о чем свидетельствуют размышления Живаго, обращенные к друзьям: «Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы <... >. Единственно живое и яркое в вас, это то, что вы жили в одно время со мной и меня знали» [4: 578].

При отсутствии резкой индивидуалистично-сти, «частности», персонажи Улицкой, равно как и Юрий Живаго, символизируют собой целое поколение, а в дальней проекции - и страну. «Зеленый шатер» аналогичен «Доктору Живаго» и в жанровом отношении: их можно трактовать как крупные эпические произведения обобщающего характера, затрагивающие «макроисторические социально-общественные процессы» [2: 243] в истории России, т.е. романы с тенденцией к эпо-пеизации.

Во-первых, художественную структуру «Зеленого шатра» определяет не только эпопейный хронотоп, но и «полифонический динамизм» [3: 168] изображенного времени. И уже в этом смысле роман Л.Улицкой вполне сопоставим с «Доктором Живаго» Б.Пастернака: в пастерна-ковском тексте повествование занимает с учетом эпилога период от начала века (от первой русской революции) до момента национального единения во время Великой Отечественной войны, в «Зеленом шатре» - целое сорокалетие. При этом, равно как и в пастернаковском тексте, где события обладают эпопейным размахом, поскольку протекают на всей территории европейской части России (от Москвы до Урала), в ро-

мане Улицкой герои действуют практически на всей территории бывшего Союза и за рубежом.

Кроме того, в пастернаковском романе доминирующим становится изображение судеб нескольких московских семей (у Пастернака - это Живаго, Антиповых, Громеко) при одновременном изображении несущих на себе печать времени большого числа персонажей и быта практически всех классов русского общества (от Васи Брыкина, Кристины Орлецовой до Памфила Палых, Клинцова-Погоревших). Также и в центре авторского внимания Л.Улицкой в «Зеленом шатре» - параллельно развивающиеся, а затем и пересекающиеся судьбы трех школьных друзей -представителей определенного социального слоя - Сани, Ильи и Михи и подруг Оли, Гали и Тамары, а также их ближнего и дальнего окружения, что вполне традиционно для эпического повествования.

На протяжении всего творческого пути - от «Медеи и ее детей» до «Даниэля Штайна» -Л.Улицкая развивает мысль о всепрощении, объединяющем начале, национальном примирении, которая перерастает в идею соборности. При этом писательница интерпретирует ее, равно как и Б.Пастернак в «Докторе Живаго», как идею преодоления разобщенности - этнической, социальной, человеческой, как мысль о духовном перерождении личности. В «Зеленом шатре» это воплощается не только в сновидческом образе «зеленого шатра» как метафоры христианского всепрощения, но и, к примеру, в приобщении к православию увлеченной наукой Тамары.

Вполне обозримые параллели с пастернаков-ским текстом прослеживаются на протяжении всего «Зеленого шатра». Это касается не только «незримых скрещений» судеб главных и второстепенных героев, но и сообщающего о смерти Сталина пролога и эпиграфа к роману, являющегося отрывком из письма Б.Пастернака к В.Шаламову: «Не утешайтесь неправотою времени. Его нравственная неправота не делает еще нас правыми, его бесчеловечности недостаточно, чтобы, не соглашаясь с ним, тем уже и быть человеком» [5: 5]. Отметим в связи с этим два примечательных момента.

Во-первых, предваряя текст пастернаковски-ми словами именно о времени, Л.Улицкая, вслед за своим великим предшественником, описавшим в «Докторе Живаго» не только духовную жизнь отдельной личности, но и портрет всей охваченной революцией страны, задает установку на воссоздание времени, эпохи, стремится передать обобщенный образ российского бытия. При этом у писательницы принципиальной становится проблема мимикрии, приспособления, и,

О.Ю.ОСЬМУХИНА

соответственно, выживания, созвучная мысли Б.Пастернака в «Докторе Живаго». Так, Юрий Андреевич, находящийся в плену у партизан, задумывается о творческом потенциале мимикрии, а затем еще раз в беседе с Ларой: «Бабочка <... > села на то, что больше всего походило на ее окраску, на коричнево-крапчатую кору сосны, с которую она и слилась совершенно неотличимо ... как бесследно терялся Юрий Андреевич для постороннего глаза под игравшей на нем сеткой солнечных лучей и теней ... Привычный круг мыслей овладел Юрием Андреевичем. О воле и целесообразности как следствии совершенствующегося приспособления ... О мимикрии ... О выживании наиболее приспособленных, о том, что это ... и есть путь выработки и рождения сознания . Он думал о творении, твари, творчестве и притворстве» [4: 342].

Во-вторых, нам уже приходилось отмечать, что роман Б.Пастернака открывается провозглашением «вечной памяти» матери Юрия Живаго, метафорически реализующим одну из главных тем произведения - тему преодоления смерти [см.: 3: 168]. И в этой связи весьма показательна еще одна перекличка «Зеленого шатра» с пастер-наковским романом: прологом к произведению Л.Улицкой служит известие о кончине вождя (Сталина), «вечная память» о котором предваряет тему подавления человека властью даже в эпоху «оттепели» и отразится на судьбах главных героев. Очевидные параллели с «претек-стом» достаточно необычные для творчества писательницы, никогда не злоупотреблявшей постмодернистской игрой «в классику», вполне объяснимы: это своеобразное воплощение, «аккумуляция» важнейших связей читателя с прочитанным, по признанию самой писательницы, та «гигантская ткань, сплетенная из мириадов нитей, в которой удерживается ровно столько, сколько ты лично можешь удержать» [1: 59].

Более того, роман Б.Пастернака - «постскриптум» к великой русской литературе - по словам одного из персонажей «Зеленого шатра», становится своеобразной точкой отсчета для развертывания сюжетных коллизий в тексте Л.Улицкой: «Первые же страницы <...> глубоко поразили Виктора Юльевича. Это было продолжение той русской литературы, которая казалась ему полностью завершенной, совершенной и всеобъемлющей. Оказалось, что эта литература дала еще один побег, современный. Каждая строка нового романа была о том же - о мытарствах человеческой души в пределах здешнего мира, о возрастании человека, о гибели физической и победе нравственной, «о творчестве и чудотворстве жизни». <. > Дочитав до конца, на-

чинал сначала. <...> Виктор Юльевич сомневался, нужны ли такие нагромождения случайностей, совпадений и неожиданных встреч, пока не понял, что все они изумительно завязываются в сцене смерти Юрия Андреевича, в параллельном движении трамвая с умирающим Живаго и мадемуазель Флери, неторопливо шествующей в том же направлении, к освобождению - один покидал землю живых, вторая покидала землю своего рабства» [5: 99-100].

Очевидно, что многие сюжетные переплетения мытарства человека в поисках себя и собственного места в мире в романе «Доктора Живаго» отразятся и в тексте Л.Улицкой. Прежде всего - это тема трагической любви, как и в романе Б.Пастернака, противопоставленная быту и семье. Как отношения Юрия Живаго и Лары, так и отношения практически всех героев «Зеленого шатра» подчеркнуто «бездомовны» и бессемей-ны (у героев Улицкой, правда, они лишены христианских и фольклорных реминисценций). Например, Ольга и Илья скитаются то по чужим квартирам, то живут на генеральской даче. У Пастернака в акте любви «раскрывается творческая тайна лица любимого. <...> Любящий знает о лице любимого то, чего весь мир не знает, и любящий всегда более прав, чем весь мир. Только любящий подлинно воспринимает личность, разгадывает ее гениальность» [6: 208], - и любовь, действительно, проявляет подлинные «лики», архетипическую сущность Юрия и Лары внутренне осознаваемую ими и объясняемую героиней: «Дар любви как всякий другой дар. Он может быть и велик, но без благословения он не проявится. А нас точно научили целоваться на небе и потом детьми послали жить в одно время, чтобы друг на друге проверить эту способность. Какой-то венец совместимости <. >, равноценность всего сущего, все доставляет радость, все стало душою» [4: 548]. В «Зеленом шатре» пас-тернаковская идея переосмысливается в соответствии с изменением концепции человека: в обстановке тотального страха за собственную жизнь и благополучие перед властью обесцениваются нравственные категории и подлинные чувства. А потому никто из любящих героев (Ольга - Илья, Тамара - Борис и др.) не в состоянии в полной мере рассмотреть истинное лицо любимого. Напротив, любовь ослепляет, замутняя подлинные «лики» (к примеру, Ольга, искренне и беззаветно любившая Илью, восхищавшаяся им, не может поверить в его предательство).

Для обоих романов характерно представление о единстве личности, непременным условием которого является свобода. Это представление

выражается и Л.Улицкой, и Б.Пастернаком с помощью сходного набора средств - многослойно-сти поэтической личности, соединении в характере главных героев женских и детских черт, означающих открытость миру и неизбежную при этом «страдательность».

И наконец, равно как и пастернаковское эпическое полотно, где «воскрешение» Живаго в памяти и стихах символизирует рождение новой нации, новой России и восстановление «связи времен», роман Улицкой также реализует в финале идею примирения с прошлым, когда по прошествии сложного исторического этапа становится очевидной идея неуничтожимости бытия, вера в бессмертие личности, страны и ценности культуры как таковой, о чем в финале рассуждает один из главных героев «Зеленого шатра»: «Кажется, ничто ценное не устаревает. Потому что в мире всего великое множество и миров великое множество <...>» [5: 586].

В связи с вышеизложенным можно утверждать, что в плане масштабности повествования, установки на эпопейность с описанием макроис-торических процессов в истории России, отчасти способом создания образов героев (за исключением отсутствия в «Зеленом шатре» народной поэзии, мифологических, фольклорных и литера-

турных аллюзий образов персонажей) Л.Улицкая продолжает осваивать и переосмысливать художественный опыт Б.Пастернака в «Докторе Живаго», в чем заключается выражение рефлективной установки писательницы, осмысливающей прошедшую эпоху не только в ее историческом развитии, но и в движении литературном, воплощенном в конкретных художественных практиках.

1. Улицкая Л. Священный мусор: [рассказы, эссе]. -М. : Астрель, 2012. - 476 с.

2. Солдаткина Я.В. Мифопоэтика русской эпической прозы 1930 - 1950-х годов: генезис и основные художественные тенденции. - М.: Экон-Информ, 2009. - 356 с.

3. Осьмухина О.Ю. Скромное обаяние эпохи // Вопросы литературы. - 2012. - № 3. - С. 159 - 170.

4. Пастернак Б.Л. Доктор Живаго // Пастернак Б.Л. Собр. соч. в пяти томах. - М.: Худ. лит., 1989 -1992. - Т. 3. - 1990. - 734 с.

5. Улицкая Л. Зеленый шатер. - М.: Эксмо, 2011. -592 с.

6. Бердяев Н.А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры, искусства. - В 2-х т. - Т. 1. - М.: Прогресс, 1994. - С. 112 - 245.

"THE GREEN TENT" BY L.ULITSKAYA AND "DOCTOR ZHIVAGO" BY B.PASTERNAK: RECONSIDERING TRADITIONS OF LYRICAL EPIC

O.Yu.Osmukhina

The article analyzes the new aspects of B.Pasternak's traditions (Christian allusions, the idea of catholicity, the sacral value of work, the commitment to epic) represented in L.Ulitskaya's novel "The Green Tent".

Key words: novel, device, plot, chronotope, epic.

Осьмухина Ольга Юрьевна - доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы Мордовского государственного университета им.Н.П.Огарева.

E-mail: osmukhina@inbox.ru

Поступила в редакцию 15.04.2013

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.