CC BY
122
УДК 82(44)-31
Чекалов Кирилл Александрович
доктор филологических наук, профессор Институт мировой литературы имени А.М. Горького РАН (г. Москва)
ktchekalov@mail.ru
ДОКТОР КАРРЕЛЬ И «ВАЯТЕЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПЛОТИ» В ТВОРЧЕСТВЕ ГАСТОНА ЛЕРУ*
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины за 1912 год французский хирург Алексис Кар-рель (1873-1944) прославился в первые годы ХХ века как автор операций, связанных с трансплантацией человеческих органов. В статье прослеживается воздействие экспериментов Карреля на французскую массовую литературу «прекрасной эпохи», тесным образом связанную со злободневной социально-политической и научной тематикой (запечатленной на страницах тогдашней периодики). К рассмотрению привлекаются остросюжетные произведения крупнейшего мастера популярного чтения начала ХХ века - Гастона Леру: первые две части романного цикла «Шери-Биби» (1913), роман «Человек, вернувшийся издалека» (1916) и дилогия «Кровавая кукла» и «Машина-убийца» (1923). Однако первопроходцем здесь можно считать Гюстава Леружа, автора романа «Таинственный доктор Корнелиус» (1911-1912). Показано, что тема трансплантации органов осмысливается писателями как сквозь призму устойчивых литературных топосов (гомункулус, вампир, безумный учёный и пр.), так и на фоне характерной для рассматриваемой эпохи апологии рационального научного познания и постепенного вытеснения оккультных интерпретаций проблемы потустороннего мира. В сопоставительном плане к рассмотрению привлекается шокирующий фильм Жоржа Франжю «Глаза без лица» (1959), тесным образом связанный с поэтикой «прекрасной эпохи».
Ключевые слова: Гастон Леру, роман, газета, массовая литература, «прекрасная эпоха», трансплантация, эстетическая медицина, реинкарнация, воскрешение, андроид.
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины за 1912 год французский хирург Алексис Кар-рель (1873-1944) прославился в первые годы ХХ века как автор операций, связанных с трансплантацией человеческих органов, переливанием крови и сшиванием сосудов и тканей. На потомка лионских ткачей Карреля в молодые годы произвела сильное впечатление трагическая гибель президента Франции Сади Карно от руки террориста Казерио (июнь 1894 года); тяжело раненного президента не смогли спасти из-за того, что тогдашние медики не владели техникой сшивания сосудов. Тогда Каррель блестяще освоил мастерство шитья, имея в виду перенести соответствующие приемы на хирургию. Свои методы он впервые изложил в 1902 году на станицах журнала «Lyon médical» [8, p. 19]; соответствующая статья принесла ему широкую известность, однако получить место в лионской клинике ему никак не удавалось, и Каррель принял решение отправиться работать в США. Там он работал в рокфеллеровском Институте медицинских исследований; в 1909 году он проделывает операцию с переливанием крови грудной трехдневной девочке и становится еще известнее. В 1912 году Каррель стал вторым из французов, удостоенным престижной премии Нобеля. Между тем, поскольку Каррель трудился тогда в американской лаборатории, возникла любопытная коллизия: американцы сочли премию своей. И всё же газета «Matin» в номере от 11 октября имела все основания озаглавить соответствующую статью «Победа французской науки». (Ранее, в 1908 году, на страницах этой чрезвычайно популярной газеты
печатались записки Джона Рокфеллера, где довольно подробно излагались эксперименты Карреля.)
Призванный во время Первой мировой войны на фронт, Каррель спас жизнь множеству раненых, а в послевоенные годы продолжил работать в Институте Рокфеллера. Во Францию он вернулся лишь в 1939 году; сотрудничество с режимом Виши стоило ему упреков в коллаборационизме (хотя речь шла исключительно об организации медицинских учреждений); начавшееся расследование ускорило уход из жизни знаменитого ученого, который умер 5 ноября 1944 года от инфаркта. Кончина Карреля была встречена многими печатными изданиями не слишком сочувственно; «Юманите» в своем некрологе даже назвала его «шарлатаном от науки», опозорившим французскую интеллигенцию сотрудничеством с «бошами» [9, р. 14].
Не выказывая никаких симпатий ни к нацизму, ни к коммунизму, Каррель в то же время не был чужд философско-политической рефлексии и выпустил книгу «Человек - неизвестная величина» (1935), в которой обнаружил свою приверженность принципам евгеники. Мы встречаем в книге, в числе прочего, следующий пассаж:
«Убийцы, грабители, похитители детей <...> должны быть умерщвлены гуманным и экономичным образом в небольших, предназначенных для эвтаназии учреждениях, где следует использовать соответствующий газ. Подобные же меры могут быть с успехом применены в отношении умственно отсталых лиц.» [4, р. 388].
С учетом такого рода высказываний Каррелю стали вменять в вину профашистские взгляды; на него возлагалась ответственность не только за
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 16-44-93517 «Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции «прекрасной эпохи»).
88
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова .¿У- № 2, 2016
© Чекалов К.А., 2016
газовые камеры как средство восстановления «этнической чистоты», но и за «карательную психиатрию» вишистского периода [9, p. 13].
С конца 1990-х годов наблюдался процесс интенсивной демонизации образа Алексиса Карреля. Расположенные в разных городах Франции и носившие его имя улицы поменяли название; та же участь в 1996 году постигла медицинский факультет в Университете имени Клода Бернара (Лион) [5, p. 297, n.14]. Между тем многие французские литераторы проявляли большой интерес к научному наследию Карреля, и среди них столь крупный католический писатель-гуманист, каким являлся Поль Клодель (Клодель и Каррель неоднократно встречались в США). В нашей статье мы касаемся исключительно вклада Карреля в развитие хирургии, не касаясь его специфических воззрений, сформировавшихся уже за пределами «прекрасной эпохи».
В контексте повышенного интереса периодической печати к сенсационным аспектам деятельности Карреля нет ничего удивительного в том, что «ваяние человеческой плоти» привлекло к себе внимание многих представителей французской массовой литературы «прекрасной эпохи». Соответствующая литературная продукция вообще была теснейшим образом связана с периодикой; сказанное относится и к тематике, и к фраппирующей воображение поэтике, и к форме публикации -многие произведения предварительно печатались в виде фельетона в «подвалах» газет, в непосредственной близости от тех самых событий уголовной хроники, которые часто становились основой для тех или иных поворотов сюжета. Весьма интересно также, что 16 января 1913 года газета «Le Temps» опубликовала очередной материал об экспериментах Карреля именно в «подвале» одной из полос, под рубрикой «Фельетон»; тем самым остросюжетный роман с продолжением и научная сенсация как бы уравнивались в правах.
Что касается самого термина «ваятель человеческой плоти» («sculpteur de la chair humaine»), то он связывается в первую очередь с романом Гю-става Леружа - «символиста, переквалифицировавшегося в автора популярных романов» [7, p. 9, n. 2] - «Таинственный доктор Корнелиус» (19121913). Первый набросок романа был опубликован еще в 1904 г. и именовался «Похититель лица» [6, p. 98]. Главный герой Леружа - он возглавляет могущественную мафиозную организацию под названием «Красная рука» - с использованием новейших научных теорий и медицинских методик осуществляет своего рода «нео-метемпсихоз», то есть обмен телами между преступником Барухом Джорджелом и благородным Джо Дорганом. Однако операция удается не полностью, и постепенно сквозь личину Доргана начинает проступать отвратительная личность Баруха. В свою очередь и Дорган, которого Корнелиус постарался полно-
стью лишить памяти и здравого ума, сохраняет присущее его личности обаяние; засомневавшиеся друзья прибегают к помощи рентгеновских лучей и обнаруживают истину. В итоге Дорган в полном объеме возвращает себе и внешность, и личность; Барух же гибнет от руки пособников Корнелиуса.
Американец Корнелиус, с его хищным ледяным взглядом и вполне респектабельной внешностью, -крупный медицинский авторитет и одновременно авторитет криминальный, в современном значении этого слова; обычным лечением пациентов он не занимается вовсе - он возглавляет институт косметической медицины в Нью-Йорке. Однако это лишь верхняя часть айсберга: святилище Корнелиуса -тайная лаборатория на острове Повешенных, в которой наряду с человеческими органами хранятся и подвергнутые своеобразной гибернации тела.
Мы не станем утверждать, что при создании крайне отталкивающего образа Корнелиуса Леруж вдохновлялся Алексисом Каррелем; Корнелиус скорее представлен могущественным, но обреченным в конечном итоге на поражение соперником Карреля. Не случайно антагонист Корнелиуса, французский ученый Проспер Бондонна (оппозиция Старого Света, воплощения патриархальных ценностей, и циничного, чреватого криминалом Нового Света проходит через весь роман), еще не зная о криминальной деятельности американского «коллеги», наивно восклицает: «эти люди ни в чем не уступают доктору Каррелю!».
Интересно, что среди друзей Леружа был врач, чье имя несколько перекликается с именем Карреля: «таинственный доктор Ферраль», в прошлом служивший при австро-венгерском дворе и ухаживавший за Габсбургами, а затем изгнанный из Вены, обосновавшийся в Париже и открывший на Университетской улице собственный институт эстетической медицины (в первую очередь занимаясь омолаживанием женщин). О Феррале ходили самые феерические легенды. По свидетельству знавшего его писателя Нино Франка, «таинственный доктор» обладал тяжелым магнетическим взглядом и как-то раз намекнул на свой более чем почтенный возраст - он якобы общался с графом Сен-Жерменом [10, p. 1290].
Упоминание о «бессмертном» авантюристе и алхимике Сен-Жермене в связи с «ваянием человеческой плоти» кажется весьма симптоматичным. Эксперименты Карреля, сделавшись материалом уже не только публицистического, но и собственно литературного дискурса, неизбежно ассоциировались у писателей с уже достаточно давно освоенными европейской словесностью традиционными мифологемами и топосами. Возможность осуществить замену поврежденных или пораженных болезнью человеческих органов, формировать своеобразные банки «запчастей» (термин «pièces de rechange» по отношению не только к конечно-
стям, но и к кровеносным сосудам мы встречаем, в частности, в интервью хирурга Пьера Дельбе, опубликованном 16 января 1909 года еженедельником «Revue hebdomadaire») побуждает писателей вспомнить о весьма почтенном мотиве гомункулуса, полностью сконструированного человекоподобного существа; мотив этот, как известно, был блестяще развит Мэри Шелли в романе «Франкенштейн» (1818). К началу ХХ столетия данный мотив воспринимался в тесной связи с топосом «безумного ученого», который в своей деятельности фактически бросает вызов самому Создателю, отчасти берет на себя его функции и являет собой угрозу человечеству. Конечно, мы имеем в виду в первую очередь уэллсовского доктора Моро (роман датируется 1896 годом), но у него имелись свои предшественники, в том числе и во Франции. Так, Жюль Верн еще в ранней своей новелле «Фантазия доктора Окса» (1872-1874) предложил юмористическую версию этого топоса: тихий сумасшедший Окс перенасыщает атмосферу маленького фландрского городка кислородом, чем вызывает бурный рост всех организмов. Затем в романе «Пятьсот миллионов бегумы» (1879) писатель запечатлел фанатичного расиста доктора Шульце, основателя города Штальштадт, а в последнем своем прижизненном произведении «Властелин мира» (1904) изобразил ранее уже выведенного им героя, гениального изобретателя Робура, впавшим в паранойю.
Внедряясь в указанный культурный контекст, эксперименты Карреля не могли не стать предметом амбивалентного толкования: восхищаясь новыми возможностями становящейся научно-технической цивилизации, писатели ощущали исходящую от нее угрозу - в том случае, если этими возможностями пользуются для достижения корыстных, патологически окрашенных или попросту преступных целей.
Как представляется, существенным импульсом для имплантации идей Карреля в массовое сознание могла стать заметка директора парижского музея естественной истории Леона Перье «Пересадка человеческих органов», опубликованная на страницах журнала «Je sais tout» в августе 1912 года. Этот выходивший с 1905 года журнал универсального содержания печатал на своих страницах статьи научно-популярного характера, интервью со знаменитостями, мемуары, театральные пьесы и массовую прозу (включая и Конан Дойла, и Мориса Леблана, и Гастона Леру). Издатель журнала Пьер Лафит стремился завоевать популярность у самых широких слоев публики, отдавая при этом предпочтение сенсационным, остросюжетным, а то и шокирующим материалам. Что касается статьи Перье, то в ней содержался краткий общедоступный очерк деятельности Карреля, причем упор был сделан на возможность использования для трансплантации органов недавно ушедших из
жизни людей (при условии их сохранения в надлежащей сыворотке и при низкой температуре). Статья завершается оптимистической рефлексией о продлении человеческой жизни, вплоть до грядущей победы над смертью.
Мы уже упоминали о газете ««Matin», внесшей большой вклад в пропаганду опытов Карреля во Франции. В то же время «Matin» самым подробным образом отслеживала и громкие процессы над анархистами, включая убийцу уже упоминавшегося Сади Карно, Санто Казерио. Именно в этой газете долгое время - не менее тринадцати лет -проработал знаменитый представитель популярного романа Гастон Леру, автор «Призрака оперы» и цикла романов о Рультабийле. Как раз Леру, скорее всего, освещал проходивший в Лионе процесс над Казерио (хотя соответствующие материалы публиковались газетой анонимно). А в упомянутом выше выпуске журнала «Je sais tout» параллельно со статьей о Карреле печатались самые впечатляющие, заключительные главы одного из романов писателя, «Супруга солнца».
Общеизвестно, что публицистика Леру тесным образом связана с его романной продукцией. Что же касается экспериментов Карреля, то сам Леру на эту тему статей никогда не писал (его профиль - социально-политическая публицистика и театральная критика), но, разумеется, прекрасно владел соответствующей информацией. В его романах отразилось не только хорошее знание публикаций о Карреле, но и стремление придать деятельности знаменитого ученого собственную интерпретацию.
Очевидно, первое из художественных произведений Леру, где затрагиваются эксперименты доктора Карреля, - «Плавучие клетки» и «Шери-Биби и Сесили», первый и второй романы из обширного цикла «Шери-Биби» (главы «???» <так! - К.Ч. > и «Треска по-испански», впервые опубликованные на страницах газеты «Matin» в мае 1913 г.). Уже в газетной версии романа, в сноске, приводится полный текст посвященной Каррелю статьи, опубликованной ранее той же в газете «Matin» от 9 июня 1909 года [12, p. 167-168]. В статье рассказывается о докладе, прочитанном в Академии наук известным хирургом профессором Самюэлем Поц-ци, который посетил лабораторию Карреля в Америке и поведал слушателям об успешных экспериментах, связанных с пересадкой органов собаки (в том числе почки и ноги). Здесь подчеркивается, что Каррель нашел способ поддерживать пересаживаемые органы в превосходном состоянии благодаря погружению их в питательные растворы и охлаждению до близких к нулю температур. При этом Поцци, вслед за Каррелем, призывает с большой осторожностью подходить к возможностям трансплантации и не спешить с экстраполированием результатов, полученных по ходу экспериментов над животными, на людей.
Надо сказать, пространные постраничные сноски встречаются и в других произведениях писателя. Так, уже упоминавшийся роман «Супруга солнца» (1912), посвященный опасным приключениям героев в Перу (и временами несколько напоминающий бестселлер Хаггарда «Дочь Монтесумы»), полон наукообразных отсылок к трудам по истории цивилизации инков. Однако чтобы сноска содержала в себе полный текст газетной статьи - поистине уникальный в творчестве Леру случай.
Доктор Каррель возникает в цикле о Шери-Биби совсем не случайно. Действие первой части разворачивается на судне, которое везет каторжников во Французскую Гвиану; в книге царит неповторимая атмосфера, сочетающая свирепые «гулаговские» нравы с ярмарочной (чтобы не сказать карнавальной; см. [13, p. 76]) стихией. Главный герой романа, несправедливо осужденный каторжник Шери-Биби, принадлежит к наиболее колоритным персонажам Леру; устрашающая внешность и выдающаяся физическая сила сочетаются у него с благородством, и всё же, влекомый собственной «планидой» (его любимое восклицание - fatalitas!), он совершает одно за другим кровавые преступления. По ходу сюжета Шери-Биби приходится не раз сменить идентичность: поначалу, в результате вспыхнувшего на борту мятежа, каторжники захватывают судно и разыгрывают настоящий спектакль для спасенных ими жертв кораблекрушения (среди них - заклятый враг Шери-Биби маркиз де Туше, женившийся на пылко любимой каторжником прекрасной Сеси-ли). С ролью командира судна Шери-Биби справляется не очень хорошо: то и дело с его языка срываются шокирующие аристократов арготизмы. Но самое главное впереди. Чтобы избежать каторги, отомстить маркизу и занять его место рядом с Сесили, Шери-Биби решает прибегнуть к трансплантации. Прямо на борту ему пересаживают лицо и кисти рук Максима де Туше. Метаморфоза становится возможной благодаря тому, что формы голов Шери-Биби и маркиза примерно одинаковы; это, впрочем, единственная «медицинская» подробность - никаких других деталей в романе не сообщается. Операцию проводит, под покровом ночи, другой каторжник, отвратительный Канак. Он был осужден на десять лет за ранее осуществленную им чудовищную операцию: Канак вырезал длинные полоски кожи у привязанной к постели жертвы; в этой связи в романе содержатся намеки на каннибализм, которые, впрочем, так и остаются намеками. Помощник кока и верный друг Шери-Биби по прозвищу Фисель именует Канака - как бы перефразируя формулировку Гюста-ва Леружа - «пожирателем человеческой плоти» («mangeur de la chair humaine» [12, p. 149]), и трудно понять, идет ли в данном случае речь только о фигуральном выражении.
Не в пример сильно связанному с поэтикой «прекрасной эпохи» режиссеру Жоржу Фран-жю, создателю знаменитой картины «Глаза без лица» (1959), в одном из эпизодов которой псевдодокументальным образом воссоздана пересадка тканей лица (зрелище, от которого некоторые дамы падали в свое время в обморок), Леру воспроизводит это событие отстраненно, «за кадром». Тем не менее читатель в состоянии понять, что операция оборачивается жуткой пыткой; до подслушивающего происходящее Фиселя доносятся лишь дикие вопли Шери-Биби: «Только не руки! Только не руки!» (едва ли не самая знаменитая цитата из романа, которую Луи Арагон ввел в свой роман «Богатые кварталы»).
Операция Канака вроде бы удалась (в отличие от операции, осуществленной профессором Женессье в фильме Франжю и обернувшейся некрозом трансплантированных тканей). Официально Шери-Биби умер и подвергся «реинкарнации» в образе Максима де Туше; однако Фисель, встречаясь с маркизом, узнает на его лице глаза своего друга. Кроме того, каторжник сохраняет собственный голос, фигура же его приобретает несколько искусственный характер, так что хорошо знавший Максима виконт де Пон-Мари восклицает: «ты ступаешь подобно статуе командора!» [12, р. 194]. И все же благодаря своей «реинкарнации» Шери-Биби наконец-то соединяется со своей возлюбленной Сесили. Но тени прошлого неотступно, как рок, следуют за ним: погибший, казалось бы, Канак воскресает в образе элегантного врача Вальтера, пользующего Сесили; Канак шантажирует Шери-Биби и требует в обмен на свое молчание всё состояние маркиза. Двумя ударами ножа Шери-Биби расправляется с Канаком (немаловажная деталь: главный герой романа по профессии мясник), но внезапно выясняется, что именно маркиз де Туше и являлся автором ошибочно приписываемых Шери-Биби преступлений. Теперь, чтобы «спасти свое лицо» перед женой и избавиться от преследования со стороны полиции, герою нужно избавиться от приставшей к нему маски. И тогда он устраивает в имении пожар, имитируя собственную гибель в огне, а на самом деле, подобно Фениксу, воскресает из пепла - уродует себе лицо при помощи купороса, то есть возвращает себе прежнюю идентичность, еще больше сближаясь с архетипическим «чудовищем» (мотив «красавица и чудовище» отыгран в ряде произведений Леру, в том числе и в «Призраке оперы»). По справедливому замечанию Д. Блонда, искусственным образом сконструированное, а затем подвергшееся частичной деструкции тело Шери-Биби становится неким аналогом сюрреалистического коллажа [3, р. 25].
Следует отметить, что Максим де Туше - не последнее перевоплощение Шери-Биби. В последнем романе цикла, «Государственный переворот Шери-
Биби» (1925), он предстает в образе чудаковатого торговца орешками (эта скромная «личина» резко контрастирует с его замыслом совершить в стране революцию и привести к власти собственного сына). Но здесь уже речь идет о вполне традиционном переодевании, расхожем нарративном элементе массовой литературы [3, p. 9].
Как видим, собственно медицинские аспекты сенсационной трансформации Шери-Биби интересуют писателя крайне мало; роман погружен в мифологическую стихию, доводя до степени сублимации прием игры идентичностями. В массовой литературе «прекрасной эпохи» своего рода чемпионами в отношении смены масок становятся Арсен Люпен и Фантомас; Леру, на наш взгляд, отчасти полемизирует с Лебланом и тандемом Су-вестр-Аллен, наглядно демонстрируя небезболезненность (как физическую, так и, в особенности, нравственную) и роковую неполноту «волшебных изменений милого лица».
Имя Карреля повторно возникает в другом, не слишком известном романе Гастона Леру «Человек, вернувшийся издалека» (первая публикация -журнал «Je sais tout», июнь 1916 - январь 1917; отдельное издание вышло в 1917). Жанр книги можно охарактеризовать как мистический детектив с рациональной разгадкой; Леру подключается здесь к развенчанию оккультных практик - довольно распространенному в период «прекрасной эпохи» явлению [5, p. 98]. Главный герой романа -владелец замка Ла Розрэ Андре де Лабосьер, руководитель предприятия по производству каминных муфт. Отправившись по делам в Бордо и предварительно поручив своих детей и ведение своих дел брату Жаку, Андре таинственным образом исчезает. Проходит пять лет; брат женится на его вдове Фанни; для раскрытия тайны устраивается спиритический сеанс (гувернантка детей Андре является страстной приверженкой спиритизма), и появившийся призрак сообщает, что стал жертвой убийства. Жак раскрывает жене страшную тайну: именно он - убийца брата (Леру развивает здесь библейский мотив Каина и Авеля); вскоре и Жак гибнет при неясных обстоятельствах, но чудо-доктора делают попытку «воскресить» еще не успевшее остыть тело. Самое удивительное, что им это удается! Но и нанесенный пять лет назад Жаком Андре страшный удар мотыгой, как выясняется, был не смертельным... Вполне рациональное объяснение проникнутых мистицизмом событий представлено лишь в самом конце романа и, по правде говоря, несколько скомканно.
Тема воскрешения из мертвых - центральная тема романа «Человек, вернувшийся издалека»; она поворачивается разными своими гранями - библейскими (одна из глав именуется «Если бы только Лазарь захотел поведать нам.»), философскими, медицинскими. При этом Жак до поры весьма скеп-
тически воспринимает саму возможность подобного воскрешения (он еще не подозревает, что вскоре сам станет его объектом). В ответ доктор Мутье извлекает из бумажника пожелтевшую вырезку из газеты «Matin» от 27 сентября 1901 года. В статье под названием «Обед для ученых» речь идет о дружеской встрече французских и американских врачей в Париже, на которой в числе прочих присутствовал и Алексис Каррель. Здесь обсуждались, в числе прочего, проблемы лечения туберкулеза, желтой лихорадки и других смертельно опасных болезней; возможность «вивисекции» казненных на гильотине; в конечном счете высказывалась надежда на грядущее воскрешение людей медицинскими средствами. Выступая на обеде, Каррель отмечал, что ученым прежде всего надлежит неустанно искать способы консервации органов и тканей и разгадку «тайны их оживления»; его тезисы развил в своем выступлении доктор Тюфье (Теодор Тюфье работал в парижской больнице Бажон и поддерживал с Кар-релем дружеские связи; сохранилась их обширная профессиональная переписка).
Между тем в указанном Леру номере газеты «Matin» подобной публикации мы не находим; статья о Карреле была напечатана (за подписью Жана д'Орсэ; известно, что под этим фиктивным именем мог скрываться любой из сотрудников редакции) в номере, опубликованном значительно позже указанной писателем даты (выпуск от 17 июля 1909 г.). Примечательно, что операция, которой подвергается после пулевого ранения в сердце Жак де Ла-босьер, описана в романе в полном соответствии с теми сенсационными тезисами, которые формулирует в статье доктор Тюфье: «В том случае, если <... > пуля застряла, например, в желудочке, случается, что околосердечная сумка, иначе именуемая перикардом, раздувается, сжимает сердце, которое при этом перестает биться. В этом случае можно проделать в груди "ставень", надрезать перикард и осуществить массаж сердца. Прекратившаяся было циркуляция крови мало-помалу возобновится. Застывшая в венах кровь устремляется к сердцу и возобновляет движение к периферии. Умерший было человек воскресает! Он снова жив! Он может исцелиться!» [11, p. 757]. Сопоставление цитаты из романа с текстом статьи показывает, что авторское вмешательство здесь ограничивается расстановкой курсива (курсив, как показано в ряде современных исследований, является весьма существенным элементом поэтики Леру).
Перед нами совершенно уникальный в творчестве Гастона Леру случай, когда газетная публикация не только внедряется в повествовательную ткань, но и оказывается проиллюстрированной наиболее эффектным во всем романе эпизодом -с целью достижения «псевдодокументального» нарративного эффекта (в духе уже упоминавшейся сцены операции в фильме «Глаза без лица»).
Не менее значимы идеи Карреля для еще одного произведения Леру, которое есть все основания относить к одной из вершин его творчества. Правда, это произведение (отчасти предвещающее авантюрно-философскую фантастику ХХ века [1]) создавалось уже в 1920-х годах, то есть формально оно не вписывается в литературную продукцию «прекрасной эпохи», но сохраняет генетическую связь с ней. Речь идет о дилогии «Кровавая кукла» и «Машина-убийца» (печаталась на страницах газеты «Matin» в июле-сентябре 1923 года, отдельное издание вышло годом позже). Считается, что основным импульсом к написанию дилогии стал нашумевший процесс над убившим 11 женщин разного возраста и казненным в феврале 1922 года Анри Ландрю. Кроме того, в романе ощущаются отзвуки мистического романа Вилье де Лиль-Адана «Будущая Ева» (1880).
В центре первой части дилогии - исполненная тайн и недомолвок история скромного парижского переплетчика Бенедикта Массона, отличающегося редкостным уродством и безответно влюбленного в свою соседку, красавицу Кристину. Таинственным образом исчезают одна за другой молодые помощницы, которых нанимал Бенедикт для работы в своем загородном доме; прибывшая к нему Кристина становится свидетельницей кошмарного зрелища - Бенедикт сжигает в печке расчлененный труп одной из девушек. Итак, скромный переплетчик оказывается беспощадным серийным убийцей и насильником.
Однако во второй части дилогии вся картина происшедшего радикальным образом изменяется. Обнаруживается, что отец Кристины, чудаковатый изобретатель, часовщик Норбер, при помощи своего племянника, прозектора Жака Котантена, сотворил из природных и современных ему синтетических материалов красавца-андроида по имени Гавриил (библейские ассоциации в романе присутствуют, но выглядят несколько поверхностно, в соответствии с поэтикой жанра). Между тем Гавриил - «машина, для которой прозектор создал арматуру в виде внутренней сети нервов» [2, с. 190], - оставался всего лишь примитивной куклой, вплоть до того момента, когда после казни Бенедикта в его голову был помещен еще живой мозг переплетчика. Теперь уже демонизации подвергается Гавриил - словно бы новая инкарнация убийцы. В конце концов обнаруживается, что ни Бенедикт, ни Гавриил не повинны в приписываемых им преступлениях: убийцей оказывается современный вампир маркиз де Культерэ, «вечно юный в свои сорок (а может, и в две сотни) лет» [2, с. 157] и прибегающий к хирургическому пистолету для высасывания крови из своих жертв. Гавриилу же удается в последний момент «вырвать» Кристину из когтей зловещего маркиза.
Нетрудно заметить, что в этой дилогии Леру весьма искусно соединяет «франкенштейновский»
мотив с «вампирическим», причем маркиз выступает в роли негативного двойника Гавриила. Андроид, который кажется окружающим воплощением инфернального зла, на поверку оказывается не менее трогательным влюбленным, чем страшный Шери-Биби. Надо сказать, образ андроида вообще обрисован в книге весьма нетривиально и даже полемично по отношению к восходящей к Мэри Шелли традиции. При этом Гавриил (как, впрочем, и маркиз де Культерэ!) подчеркнуто соединяет в себе приметы архаики (он облачен в костюм образца XVIII века; кроме того, Леру не забывает напомнить о его генетической связи со знаменитыми автоматами Вокансона) и модерна (вполне современная технология «изготовления» гомункулуса).
Весьма симптоматично, что в первой главе второй части дилогии деятельность Карреля (Леру в этом случае лишает его одной буквы «р») становится предметом обсуждения со стороны парижских обывателей, собравшихся на традиционное чаепитие у мадмуазель Бареска. Имя знаменитого хирурга уже закрепилось в их сознании благодаря прессе:
«- Карель! Вы же наверняка слышали о Кареле!
- Ну а как же! О нем ведь писали в газетах!
- Это один из тех, ради кого американцы создали Рокфеллеровский институт! Ну так вот! Ему удалось сохранить живое сердце в стеклянном сосуде. Он погрузил его в какую-то только ему известную сыворотку, и сердце это продолжает жить и поныне» [11, с. 496].
Из дальнейшей беседы следует, что обыватели прогнозируют часовщику Норберу большое будущее: «уверяю вас, в один прекрасный день он оставит позади всех Карелей и Рокфеллеров на целом свете!».
Между тем дилогия завершается в характерном для Леру печально-ироническом ключе: Габриэль, оказавшийся более человечным, чем иные законные представители рода человеческого, кончает с собой; Кристина благополучно выходит замуж за умеренного и аккуратного Жака Котантена, который предусмотрительно - от греха подальше - уничтожает хранившийся в сыворотке мозг Бенедикта Массона («то, что удалось собрать от Габриэля» [2, с. 255]). Тем самым Гастон Леру подводит выразительную черту под весьма популярным у писателей своего времени сюжетным мотивом. Победа над смертью обернулась прекрасной иллюзией, а сам автор дилогии не дожил и до шестидесяти лет, зато вошел в историю литературы начала ХХ столетия (не только массовой) как один из самых увлекательных рассказчиков и превосходных стилистов.
Библиографический список
1. Козьмина Е.Ю. Авантюрно-философская фантастика ХХ века и философская повесть //
Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2015. - № 5. - C. 96100.
2. Леру Г. Роковое кресло. Кровавая кукла / пер. Л.А. Новиковой. - Таллинн: Одамеэс, 1991. - 256 с.
3. Blonde D. Les voleurs de visages: sur quelques cas troublants de changement d'identité. - P. : Métailié, 1992. - 167 p.
4. Carrel A. L'homme cet inconnu. - P.: Plon, 1935. - 400 p.
5. Chabot H., Goffette J. «Les Mains d'Orlac» entre imaginaire, medicine et corps modifié // Renard M. Les Mains d'Orlac. - Lyon: Les moutons électriques, 2008. - P. 289-309.
6. CouégnasD. Fictions, énigmes, images: lectures (para?) littéraires. - Limoges: PULIM, 2001. - 228 p.
7. Desmarets H. Création littéraire et créatures artificielles: l'«Ève future», «Frankenstein»,
le «Marchand de sable» ou le Je(u) du miroir. - P.: Editions du temps, 1999. - 175 p.
8. Drouard A. Une inconnue des sciences sociales: la Fondation Alexis Carrel, 1941-1945. - P.: Editions de la maison des Sciences de l'Homme, 1992. - XXXI, 552 p.
9. Drouard A. Alexis Carrel (1873-1944): De la mémoire à l'histoire. - P.: L'Harmattan, 1995. - 262 p.
10. Frank N. Un ami de Gustave Lerouge: le mystérieux docteur Ferral // Gustave Le Rouge. Le mystérieux docteur Cornélius. - P.: Laffont, 1986. -P. 1288-1291.
11. Leroux G. Aventures incroyables. - P.: Laffont, 1992. - 1219 p.
12. Leroux G. Chéri-Bibi. - P.: Laffont, 1990. -1099 p.
13. Vareille J.-Cl. Le roman populaire français (1789-1914): idéologies et pratiques. - Limoges: PULIM-Nuit blanche, 1994. - 349 p.
