CC BY
311
Языкознание
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, №2 (2), с. 415-420
УДК 811.161.1
ДОГОВОРЫ РУСИ С ВИЗАНТИЕЙ КАК ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ ДРЕВНЕРУССКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ НАСЛЕДСТВЕННОГО ПРАВА
© 2015 г. В.П. Киржаева
Мордовский госуниверситет им. Н.П. Огарёва
Поступила в ргдасцею 14.01.2015
В статье анализируется употребление терминов наследственного права в договорах 911 и 945 гг. в контексте отражения ими древнерусских правовых реалий.
Ключивыг слова: договоры русских с греками X века, проблема рецепции византийского права, терминология наследственного права.
Древнерусская правовая терминология, как и специальная лексика в целом, объективно является предметом междисциплинарного исследования [см.: 1; 2]. В изучении языка договоров Руси с Византией в силу специфики их статуса и процедуры составления, переводного характера мнения историков государства и права особенно важны. Если статус этих памятников как общеисторического, историко-государ-ственного и историко-языкового источника не вызывает сомнений, то вопрос об использовании их как источника древнерусского наследственного права до сих пор дискуссионен: мнения об отражении договорами реальных отношений наследования на Руси расходятся от полного отрицания (В.Н. Никольский, К.П. Победоносцев, В.И. Сергеевич, П.П. Цитович, В.Е. Рубаник и др.) до определения их в качестве этапа становления русского закона о наследовании (И.Д. Беляев, К.А. Неволин, Н.Н. Ступникова и др.), «одного из первых нормативных источников, позволяющих судить о природе наследования, отражающей характер формирования субъективной воли наследовате-ля в средневековой Руси» [3, с. 201], дипломатических актов, фиксирующих «правовые нормы договаривающихся сторон, что означает вовлечение каждой из них в орбиту другой культурно-юридической традиции» [4, с. 5]. Анализируя влияние византийского права и шире - правовой культуры - на русское право, В.А. Томсинов приходит к выводу, что в дохристианскую эпоху «воздействие правовой культуры Византии на русскую правовую культуру было вообще минимальным. Оно распространялось разве что на внешнюю форму правовых актов, на их структуру, расположение правового материала. Содержание же правовых норм
более соответствовало "закону русскому", т.е. обычному праву древнерусского общества, нежели византийским законодательным актам»
[5, с. 5].
В историко-лингвистических исследованиях договоров, начиная с Н.А. Лавровского (отметим сохранившее актуальность мнение С.П. Обнорского, что среди их исследователей «по большей части мы встречаем имена наших историков и историков права, также историков русской литературы, и меньше всего видим здесь лингвистов, историков русского языка» [6, с. 99]), внимание сосредоточено на характере перевода, преобладании церковнославянизмов на всех уровнях языка, несколько меньшем в договоре 945 г.
Для нас особый интерес представляют характеристики переводческой техники, реализуемой в текстах договоров. Так, развивая наблюдения С.П. Обнорского о ее эволюции от преобладающего в раннем договоре калькирования (язык договора 911 г. «неискусный, очень близкий к оригиналу», «изобилующий вообще грецизмами переводного характера <...> сравнительно мало оставляет греческих слов без перевода») до активного введения в древнерусскую лексическую систему прямых греческих заимствований в договоре 945 г. («относительно хорошо переведенный и в редких случаях обнаруживающий рабское следование своему оригиналу, дает соответственно большее количество оставленных без перевода греческих слов») [6, с. 119, 114], некоторые историки языка (М.И. Корнеева-Петрулан, I. БогНп) высказывали предположение о составлении договора 911 г. русской стороной, а 944 г. - византийской.
Я. Малингуди приводит убедительные доводы в пользу составления обоих договоров ви-
зантийской стороной на основе византийских правовых норм, поскольку они регулируют «контакты и сношения русских и греков на территории империи» и имеют буквальные соответствия в аналогичных договорах с городами-государствами Италии Х1-Х11 вв. [7, с. 62]. Однако анализ переводческих стратегий приводит автора к необходимости сделать крайне существенные замечания. Во-первых, составители «проводили во всех статьях принцип греческого права. Немногие исключения из этого правила оговариваются словами "по закону русскому"». (Интересно сходство в оценке В.М. Живова при совершенно ином подходе к анализу проблемы формирования языка русского права: «Об исконном культурном статусе русского права (в дохристианские времена) отчасти может свидетельствовать упоминание "закона русского" рядом с "законом греческим" в договорах с греками (сообщающим, впрочем, скорее византийский, нежели восточнославянский взгляд на вещи)» [8, с. 208]). Во-вторых, Я. Малингуди находит в статьях договоров «по два - три» соответствия с византийскими законами и устанавливает, что при выборе составители сознательно ориентируются на древнерусские законы: «там, где между русским и византийским правом имеются точки соприкосновения, там, где элементы двух правовых начал похожи друг на друга, <...> они не только избирают те элементы их права, которые похожи на русское, но и лексически оформляют соответствующие статьи договоров таким образом, чтобы вызвать у читателя или слушателя впечатление схожести правовых норм русских и греков» [7, с. 63]. В-третьих, анализируя статью договора 911 г. об убийстве, автор находит «отклонения от действовавших в Византии норм», которые объясняются тем, что «похожие установления имелись в обеих юридических системах» [7, с. 6465].
Немаловажно, что современные историки государства и права также считают главным в технике перевода договоров использование уже имеющихся в языке древнерусского права терминов: «Было бы странным, если бы переводчик переводил правовые термины иначе, нежели это было принято в Древней Руси - в этом смысл работы переводчика» [9, с. 41-42]. В.А. Томсинов привлекает к решению проблемы влияния византийского права анализ терминологии договоров и, во-первых, делает вывод о сформированности древнерусской терминологии права: «лексика русского языка была в начале X в. достаточно развитой для того, чтобы описать те или иные преступления и наказа-
ния, не прибегая к заимствованиям из лексики греческого или каких-либо других иностранных языков. Так, мы видим в договорах термины "убийство" и "убой", "татба" (кража), "вина", "казнь" (в смысле наказания), "закон", "покон", "устав" и т.д.» [5, с. 4]. Во-вторых, он усматривает юридическую направленность в деятельности переводчиков, которые «фактически брали на себя функции правоведов» и при отсутствии русского эквивалента греческому термину «обыкновенно выбирали в родном языке наиболее близкое по значению к нему слово, которое в результате этого приобретало новый смысловой оттенок» [5, с. 21-22].
В какой же мере характерны для древнерусской правовой практики термины наследственного права, используемые в договорах?
Предметом нашего рассмотрения является статья 13 договора князя Олега 911 г. О работающих в Грецех Руси у хрестьаньскаго цесаря (Аще кто умреть, не уря[ди]в своего именья, ци [и] своих не имать, да възвратить имение к малым ближикам в Русь. Аще ли сотворить обряжение таковыи, возьметь уряженое его, кому будеть писал наследити именье, да наследить е [10, с. 9]) и использование в ней адъективного словосочетания, которое обозначает родственников - наследников умершего в Византии русича. В различных списках летописи оно имеет варианты для обоих компонентов: къ малымъ ближнимъ / ближникамъ - в большинстве списков; къ милымъ ближнимъ / ближи-комъ - в Троицком списке начала XIV в., использованном Н.М. Карамзиным в работе над «Историей государства Российского» и позднее утраченном [11, с. 84], ряде летописных списков XV-XVI вв. (в частности, Библиотечном списке Львовской летописи, Новгородской IV летописи по списку И.И. Дубровского, Хлебни-ковском списке Ипатьевской летописи), в «Энциклопедическом словаре» Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона и др. Отметим, что словосочетание в любом из этих вариантов является гапаксом и не только для текста договоров или для Повести временных лет, но и для древнерусской письменности в ее лексикографической фиксации в целом.
Исследователи, не считающие статью 13 отражением реального порядка наследования на Руси, видят в ней исключительно нормы византийского законодательства и калькирование как источник термина: «первая часть статьи даже по форме напоминает римский источник, а именно правило XII таблиц: "si intestate moritur cui suus heres nee essit, agnatus proximus familiam habeto". Термин "ближайший агнат" превратил-
Договоры Русс с Везантеий сас есточнес езучинея дривнирусссой тирменологее наслидствинного права 417
ся у русского переводчика в "ма(и)лаго ближи-ка"» [12, с. 20]; при этом выбор компонента-адъектива, по их мнению, не отражает древнерусских реалий: «Слова "свои", "малые" или "милые" ближники есть буквальный перевод византийских техническихъ выражений -ргорт§ш, ргохшЬ> [13, с. 18; также в современной истории права: 14].
Для нас наибольший интерес представляет степень «новизны» для древнерусского языка термина родства малый / мелыи блежесе / блежнеи: какова семантическая «наполненность» компонента-адъектива, влияет ли адъек-тив на значение термина? Переводчик для адекватной передачи значения термина римского права просто выбирает «наиболее близкое по значению к нему слово» или в древнерусском языке уже функционировала синтаксическая модель термина с адъективом малый / мелый?
Семантическая «пустота» адъектива проявляется в позиции ученых, видящих в адъективе не отражение древнерусских реалий, а лишь, по П.П. Цитовичу, «буквальный перевод византийских технических выражений». В.О. Ключевский считает характер воздействия византийского права на русское более сложным: «Договоры сами по себе, как дипломатические документы, лежавшие в киевском княжеском архиве, не могли оказать прямого действия на русское право. <...> Но отношения, в которые становилась Русь, имевшая дела с Константинополем, не могли остаться без влияния на юридические ее понятия и сами по себе, как не похожие на то, что было на Днепре или Волхове. В юридическое мышление этих людей иное, греко-римское понятие могло запасть так же невзначай, как в некоторые статьи Олегова договора с греками проскользнула терминология греко-римского права» [15, с. 45]. Тем не менее, ученый считает термин и терминосочетание полными синонимами: «малые ближики, или просто ближики, как читаем в некоторых древнерусских памятниках - proximi 01 боковые» [15, с. 45]. Аналогичный подход прослеживается и в юридической терминографии, в том числе современной, когда авторы, толкуя семантику термина-субстантива, приводят в качестве иллюстрации терминосочетание из статьи 13 без его квалификации и толкования, например: «ближник - термин древнерусского юридического языка, равнозначащий нынешним понятиям - родственник, свойственник»
[16], «ближ(ь)ник, или ближикъ, - [др.-рус.] -ближайший родственник; в смысле наследования - один из первоочередных наследников»
[17], «ближник - ближайший родственник, как
правило, наследник первой очереди. См. выражение "ближники малые"» [18, с. 17]; и в исторической лексикографии: «ближика = ближикъ еуутато^, епи^Зею^, ргохтш, близкий, ооуех'п?, со§м1и8, родственник» [19, 1, с. 113], «ближика - родственник, родственница» [20, I, с. 229].
В.Н. Никольский дифференцирует варианты адъектива, однако лишь на уровне соответствия перевода греческому оригиналу. Приводя для сравнения сходные по содержанию контексты из статей о наследовании переводной Кормчей и оригинала Прохирона, он высказывает предположение о «порче» языка оригинала как источнике русского перевода адъектива: «плохая византийская латынь допускала, может быть, и такие выражения, как средневековые ргохтюге8 ргорт§ш, ргор^и^е ргохтш - тогда для выражения договора "малые" или правильнее "милые ближники" находится буквальный подлинник» [21, с. 224-225].
Следует указать, что передача субстантива как блеж(ъ)нше не фиксируется в летописных списках, в частности, А.А. Зимин в текстологическом комментарии договора приводит только варианты блеж(ъ)нее и блежесе [10, с. 28]. Историк определяет термин малыи блежесе как 'ближайшие родственники' и видит в статье 13 «сравнительно развитое право наследования в Руси начала X в.», поскольку «боковые родичи получают наследие уже только в случае отсутствия "своих" (семьи) и завещательного распоряжения» [10, с. 23]. Это значение подтверждается сопоставлением с сохраняющей наиболее архаичные правовые нормы статьей о кровной мести и опекунстве Русской Правды: круг родственников-мстителей Правды соотносится со «славянской большой семейной общиной» в противовес малым блежесам договора [22, с. 86]. Аналогично правовое положение малых блежесов договора с первоочередностью «"ближних" (т.е. ближайших родичей) в качестве опекунов малолетних детей» в статье 99 Пространной Правды [22, с. 182].
Противоречия в семантизации адъектива ярко проявляются в современной лексикографии. Его семантическая «пустота» отражена в материалах «Словаря древнерусского языка XI-XIV вв.», где малые блежесе представлены как свободное словосочетание в иллюстрации к термину блежиса [20, I, с. 230], в то время как блежъняя систра, блежънее съродънесъ, блежънее сынъ квалифицируются как фразеологизмы при значении адъектива 'родной, близкий' [20]. В «Словаре русского языка XI-XVII вв.» фразеологизм малые блежесе имеет
значение 'дальние родственники', а приводимый здесь же фразеологизм малая чадь - 'жены и малолетние дети' [23, 9, с. 22-23], что предполагает противоположную семантику, вносимую одним и тем же адъективом.
Анализируя эволюцию семантики слов близкие и ближние, В.В. Колесов говорит о позднем образовании термина ближьникъ («На рубеже XIV и XV вв. появляется книжное слово ближ-ники - искусственная попытка соединить в общем именовании родичей ("ближика" и "близок") и соседей ("ближние")» [24, 1, с. 48]) и, вслед за М.А. Дьяконовым, читает термин в договоре как малый ближика со значением 'ближайшего родственника по отцу (или самого значительного из них)' [24, 1, с. 49; аналогично см.: 25, с. 76]. Такое толкование соотносится с существованием двух типов семьи у древних славян: малой, состоявшей из супругов и их не вступивших в брак детей, и большой, объединявшей несколько малых семей с общим предком [26; 27, 4, с. 441].
Очень интересно наблюдение В. В. Колесова о вытеснении более поздними, закрепленными книжной традицией терминами родства бли-жикъ или ближьний в древнейших славянских переводах ранних искрьнъ, присьнъ и сердоболя на месте латинского ргожшш. Учитывая эволюцию выражения понятия, можно говорить о сохранении семантической доминанты 'настоящий, подлинный, т.е. такой, который ближе всего к сути; истинный; тот, о ком сердце болит, который в мыслях твоих всегда с тобой' [24, 1, с. 48-49], и закреплении ее в адъективе терминосочетания милые ближики: милый 'вызывающий жалость, сожаление; милый, дорогой, любимый' [20, IV, с. 533-534; так же: 23, 9, с. 156; 19, 2, с. 139-140]. Примечателен и контекст из рассказа о походе князя Игоря в Ипатьевской летописи под 1185 г. кнлзи изымани и дроужина изымана. избита... и не мило бжшеть тогда комоуждо свое ближнее, приводимый лексикографами и в качестве иллюстрации субстантива ближнее 'все дорогое, близкое' [20, I, с. 230], и именного компонента предиката мило 'близкий, родной' [20, IV, с. 534]. В результате ближний и милый синонимичны.
Фактами закрепления адъектива милый в сочетании с терминами родства в непереводных, в том числе и деловых, древнерусских текстах подтверждается вероятность отражения адъек-тивом в договоре не только/не столько кальки термина римского права, сколько древнерусской реалии, например: на сына своего милого Ыле^андра; ко своемоу милоу снви кнжзю вели-
кому феодору; г(с)дрь нашь милый бра(т); милую свою дочерь [20, IV, с. 534]; милый мои оче и господине Василие; мила брата Всеволода [23, 9, с. 156].
Таким образом, термин-гапакс договора князя Олега с Византией 911 г. имеет варианты малые / милые ближние / ближики; вариант ближ-ники, зафиксированный в большой группе источников XIX - начала XXI в., - позднее образование. Независимо от варианта адъектива оба термина с большой долей вероятности имеют общее значение 'ближайшие родственники'. Судя по употреблению компонентов малый / милый в сочетании с терминами родства в древнерусских текстах, не находит подтверждения мнение о семантической «пустоте» адъектива малый / милый в составе исследуемых термино-сочетаний. Это едва ли искусственные образования, созданные переводчиком (П.П. Цитович и др.), или использованные им общеязыковые слова, получившие в юридическом тексте новое терминологическое значение (В.А. Томсинов). Вероятнее, это реализация уже имевшегося в языке ресурса - устойчивого употребления адъ-ективов милый и малый в сочетаниях с терминами родства (милыи,-ая сынъ, братъ /отець / дочерь и малая чадь), отраженное в различных памятниках письменности, в том числе и делового характера.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ проекта проведения научных исследований («Юридическая лексика русского языка Х—ХУП вв.: Опыт комплексного словаря-справочника»), проект № 13-04-00366.
Список литературы
1. Киржаева В.П. Историческая терминография русского языка как предмет междисциплинарной разработки // Юридическая лексика русского языка XI-XVП веков: материалы к словарю-справочнику. Вып. 1. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2014. С. 614.
2. Осовский О.Е. Древнерусский юридический текст в лингвистических и смежных гуманитарных исследованиях последних десятилетий // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014. № 1 (31). Ч. 2. С. 146-150.
3. Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в К^ГУ вв. М.: Зерцало-М, 2003. 416 с.
4. Бибиков М.В. Русь в византийской дипломатии: договоры Руси с греками X в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 1 (19). С. 5-15.
5. Томсинов В.А. Юриспруденция Древней Руси и правовая культура Византии // Вестник Московского университета. Сер. 11. 2009. № 4. С. 3-26.
Договоры Руси с Византией как источник изучения древнерусской терминологии наследственного права 419
6. Обнорский С.П. Язык договоров русских с греками // Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М.: Просвещение, 1960. С. 99-119.
7. Малингуди Я. Терминологическая лексика русско-византийских договоров Х в. // Славяне и их соседи. Вып. 6. М.: Индрик, 1996. Вып. 6. С. 61-68.
8. Живов В.М. История русского права как лингвосемиотическая проблема // Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры,
2002. С. 187-290.
9. Петров К.В. К вопросу о рецепции византийского права в домонгольской Руси // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Вып. 3: Третьи чтения памяти академика РАН Л.В. Милова. М.: Московский университет, 2013. С.38 -43.
10. Памятники русского права. Вып. 1: Памятники права Киевского государства / сост. А.А. Зимин. М.: Госюриздат, 1952. 287 с.
11. Карамзин Н. М. История государства Российского: в 12 т. Т. 1. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.rvb.ru/18vek/ karamzin/4igr/ 0Иех1/0Иех^о1_0Шт
12. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://e1ib.shp1.ru/ru/nodes
13. Цитович П.П. Исходные моменты в истории русского права наследования [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.knigafund. ru/books/40659.
14. Рубаник В.Е. Зарождение отечественной традиции правового регулирования отношений собственности: право собственности в Древней Руси до Русской Правды // Вопросы экономики и права. 2011. № 9. С.7-11.
15. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. Т. I. Курс русской истории. Ч. I. М.: Мысль, 1987. 430 с.
16. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И. А. Ефрона [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://dic.academic.ru/dic.nsf/brokgauz_efron/13781
17. Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://s1ovari.yandex.ru/dict/jurid
18. Исаев М.А. Толковый словарь древнерусских юридических терминов: от договоров с Византией до уставных грамот Московского государства. М.: Спарк, 2001. 119 с.
19. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: в 3 т. М.: Госиздат, 1958.
20. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). Т. 1. М.: Русский язык, 1988.
21. Никольский В. Н. О началах наследования в древнейшем русском праве: историческое рассуждение [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.knigafund.ru/books/3375
22. Зимин А.А. Русская Правда. М.: Древлехранилище, 1999. 420 с.
23. Словарь русского языка (XI-XVII вв.). Вып. 1. М.: Наука, 1975.
24. Колесов В. В. Древняя Русь: наследие в слове: В 5 т. Т. 1: Мир человека. СПб.: СПбГУ, 2000. 326 с.
25. Поляков А.Н. Киевская Русь как цивилизация. Оренбург: ОГУ, 2010. 484 с.
26. Щапов Я.Н. Брак и семья в Древней Руси [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://anna1e s.info/rus/sma11/dr_brak.htm
27. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 тт. / Под общей ред. Н. И. Толстого. Т. 4. М.: Международные отношения, 2009. 656 с.
RUS AND BYZANTIUM TREATIES AS A SOURCE FOR STUDY OF THE OLD RUSSIAN INHERITANCE LAW TERMS
V.P. Kirzhaeva
The article analyses the use of the inheritance law terms in Rus and Byzantium Treaties of 911 and 945 in the context of the reflection of medieval legal realities.
Keywords: Rus and Byzantium Treaties of the Xth century, the Byzantine law reception problem, inheritance law terminology.
References
1. Kirzhaeva V.P. Istoricheskaya terminografiya russkogo yazyka kak predmet mezhdistsiplinarnoy razrabotki // Yuridicheskaya leksika russkogo yazyka XI-XVII vekov: materialy k slovaryu-spravochniku. Vyp. 1. Saransk: Izd-vo Mordov. un-ta, 2014. S. 614.
2. Osovskiy O.E. Drevnerusskiy yuridicheskiy tekst v lingvisticheskikh i smezhnykh gumanitarnykh issledovaniyakh poslednikh desyatiletiy // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2014. № 1 (31). Ch. 2. S. 146-150.
3. Momotov V.V. Formirovanie russkogo srednevekovogo prava v IX-XIV vv. M.: Zertsalo-M, 2003. 416 s.
4. Bibikov M.V. Rus' v vizantiyskoy diplomatii: dogovory Rusi s grekami X v. // Drevnyaya Rus'. Voprosy medievistiki. 2005. № 1 (19). S. 5-15.
5. Tomsinov V.A. Yurisprudentsiya Drevney Rusi i pravovaya kul'tura Vizantii // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 11. 2009. № 4. S. 3-26.
6. Obnorskiy S.P. Yazyk dogovorov russkikh s grekami // Obnorskiy S.P. Izbrannye raboty po russkomu yazyku. M.: Prosveshchenie, 1960. S. 99119.
420
B.n. Kupwaeea
7. Malingudi Ya. Terminologicheskaya leksika russko-vizantiyskikh dogovorov X v. // Slavyane i ikh sosedi. Vyp. 6. M.: Indrik, 1996. Vyp. 6. S. 61-68.
8. Zhivov V.M. Istoriya russkogo prava kak lingvosemioticheskaya problema // Zhivov V.M. Razyskaniya v oblasti istorii i predystorii russkoy kul'tury. M.: Yazyki slavyanskoy kul'tury, 2002. S. 187-290.
9. Petrov K.V. K voprosu o retseptsii vizantiyskogo prava v domongol'skoy Rusi // Rus', Rossiya: Srednevekov'e i Novoe vremya. Vyp. 3: Tret'i chteniya pamyati akademika RAN L.V. Milova. M.: Moskovskiy universitet, 2013. S.38 -43.
10. Pamyatniki russkogo prava. Vyp. 1: Pamyatniki prava Kievskogo gosudarstva / sost. A.A. Zimin. M.: Gosyurizdat, 1952. 287 s.
11. Karamzin N.M. Istoriya gosudarstva Rossiyskogo: v 12 t. T. 1. [Elektronnyy resurs]. -Rezhim dostupa: http://www.rvb.ru/18vek/ karamzin/4igr/01text/01text/vol_01.htm
12. D'yakonov M.A. Ocherki obshchestvennogo i gosudarstvennogo stroya drevney Rusi. [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://elib.shpl.ru/ru/nodes
13. Tsitovich P.P. Iskhodnye momenty v istorii russkogo prava nasledovaniya [Elektronnyy resurs]. -Rezhim dostupa: http://www.knigafund.ru/books/40659.
14. Rubanik V.E. Zarozhdenie otechestvennoy traditsii pravovogo regulirovaniya otnosheniy sobstvennosti: pravo sobstvennosti v Drevney Rusi do Russkoy Pravdy // Voprosy ekonomiki i prava. 2011. № 9. S.7-11.
15. Klyuchevskiy V.O. Sochineniya: v 9 t. T. I. Kurs russkoy istorii. Ch. I. M.: Mysl', 1987. 430 s.
16. Entsiklopedicheskiy slovar' F.A. Brokgauza i I.A. Efrona [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://dic.academic.ru/dic.nsf/brokgauz_efron/13781
17. Bol'shoy yuridicheskiy slovar' / Pod red. A.Ya. Sukhareva. [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://slovari.yandex.ru/dict/jurid
18. Isaev M.A. Tolkovyy slovar' drevne-russkikh yuridicheskikh terminov: ot dogovorov s Vizantiey do ustavnykh gramot Moskovskogo gosudarstva. M.: Spark, 2001. 119 s.
19. Sreznevskiy I.I. Materialy dlya slovarya drevnerusskogo yazyka: v 3 t. M.: Gosizdat, 1958.
20. Slovar' drevnerusskogo yazyka (XI-XIV vv.). T. 1. M.: Russkiy yazyk, 1988.
21. Nikol'skiy V.N. O nachalakh nasledovaniya v drevneyshem russkom prave: istoricheskoe rassuzhdenie [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://www.knigafund.ru/books/3375
22. Zimin A.A. Russkaya Pravda. M.: Drevlekhra-nilishche, 1999. 420 s.
23. Slovar' russkogo yazyka (XI-XVII vv.). Vyp. 1. M.: Nauka, 1975.
24. Kolesov V.V. Drevnyaya Rus': nasledie v slove: V 5 t. T. 1: Mir cheloveka. SPb.: SPbGU, 2000. 326 s.
25. Polyakov A.N. Kievskaya Rus' kak tsivili-zatsiya. Orenburg: OGU, 2010. 484 s.
26. Shchapov Ya.N. Brak i sem'ya v Drevney Rusi [Elektronnyy resurs]. - Rezhim dostupa: http://annales.info/rus/small/dr_brak.htm
27. Slavyanskie drevnosti: Etnolingvisticheskiy slovar': v 5 tt. / Pod obshchey red. N.I. Tolstogo. T. 4. M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2009. 656 s.
