CC BY
107
www.hjournal.ru
Journal of Economic Regulation, 2021, 12(4): 60-70 DOI: 10.17835/2078-5429.2021.12.4.060-070
ДОГОНЯЮЩЕЕ РАЗВИТИЕ VS. ОПЕРЕЖАЮЩЕЕ РАЗВИТИЕ: ОТ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ К ПРАКТИКАМ ГОСУДАРСТВА РАЗВИТИЯ
ЛЕВИН СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ,
Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова,
г. Москва, Россия, e-mail: [email protected];
САБЛИН КИРИЛЛ СЕРГЕЕВИЧ,
Кемеровский государственный университет, г. Кемерово, Россия, e-mail: sablin [email protected]
Цитирование: Левин С.Н., Саблин К.С. (2021). Догоняющее развитие vs. опережающее развитие: от теоретических моделей к практикам государства развития // Journal of Economic Regulation (Вопросы регулирования экономики) 12(4): 60-70 DOI: 10.17835/2078-5429.2021.12.4.060-070
Представленная статья выполнена в рамках научного проекта, посвященного участию России в экспорте и импорте институтов. В этой связи возник вопрос о том, что условия и специфика места России в этих процессах связаны с её положением в рамках глобальной мир-экономики. В мировой и отечественной литературе эти проблемы рассматриваются в рамках конкурирующих концепций догоняющего и опережающего развития. В статье дается сравнительная характеристика методологических оснований, положений и нормативных рекомендаций данных концепций. Проведенный анализ показывает, что нельзя абсолютизировать их различия. На уровне рассмотрения конкретных проблем развития стран, которые во многом находились на периферии современной глобальной экономики, представители конкурирующих подходов пришли к выводу о необходимости поиска оптимальной конфигурации импортируемых и оригинальных институтов, обеспечивающих продуктивную ориентацию субъектов хозяйствования и создание благоприятных условий для развития инновационной деятельности шумпетерианского типа. Решение этих задач связано с формированием и деятельностью государства развития. Функции такого государства кардинально отличаются от компенсации провалов рынка, характерных для развитой смешанной экономики рыночного типа. Такое государство выступает субъектом, формирующим базовые институты экономической системы. Принципиальное значение имеет его способность обеспечить соединение выборочного импорта институтов с модификацией оригинальных институтов, имеющих историческую и культурную специфику. Далее в статье приводится характеристика причин и условий успешного решения этих задач такими странами, как Япония, Тайвань и Южная Корея. Истории успеха сопоставляются с опытом частичного фиаско государства развития в Бразилии. Проведенное исследование представляет интерес не только с точки зрения позитивного анализа, но и для выработки нормативных рекомендаций по формированию оптимальной конфигурации импортируемых и оригинальных институтов в современной России.
Ключевые слова: догоняющее развитие; опережающее развитие; государство развития; импорт и проектирование оригинальных институтов.
Благодарность: Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных по государственному заданию Финансового университета при Правительстве Российской Федерации № ВТК-ГЗ-ФИ-15-19.
© Левин С.Н., Саблин К.С., 2021
CATCH-UP DEVELOPMENT VS. FORWARD-LOOKING DEVELOPMENT: FROM THEORETICAL MODELS TO DEVELOPMENTAL STATE PRACTICES
SERGEY N. LEVIN,
Financial University under the Government of the Russian Federation,
Plekhanov Russian University of Economics,
Moscow, Russia, e-mail: [email protected];
KIRILL S. SABLIN,
Kemerovo State University, Kemerovo, Russia, e-mail: sablin [email protected]
Citation: Levin S.N., Sablin K.S. (2021). Catch-up development vs. forward-looking development: From theoretical models to developmental state practices. Journal of Economic Regulation 12(4): 60-70 DOI: 10.17835/2078-5429.2021.12.4.060-070
The presented article was carried out within the framework of scientific project dedicated to Russia's participation in the export and import of institutions. The solid question arose that the conditions and specificity of Russia's place in these processes are related to its position in the global world economy. These problems are considered within the framework of competing concepts of catch-up and forward-looking development in the economic literature. Comparative characteristics of methodological foundations, provisions and normative recommendations of these concepts are highlighted in the article. The analysis shows that there is no ground to justify the absolutization of their differences. Representatives of competing approaches came to the conclusion that it was necessary to search for the optimal configuration of imported and genuine institutions at the level of specific problems of development of countries that were largely on the periphery of the modern global economy. This configuration provides productive orientation of economic actors and creation of favorable conditions for the development ofSchumpeterian type innovations. The solution of these tasks is linked with the formation and activities of developmental state. The functions ofsuch a state are fundamentally differentfrom compensating market failures that is characteristic of developed market economy. Such a state acts as a subject thatforms the basic institutions of the economic system. Fundamental importance is its ability to ensure the combination of selective imports of institutions with the modification of genuine institutions that have historical and cultural specificity. Characteristics of the reasons and conditions for the successful solution of these tasks by countries such as Japan, Taiwan and South Korea, are highlighted in the article. The success stories are compared to the experience ofpartial failure of developmental state in Brazil. The fulfilled study is ofinterest not onlyfor positive analysis, but also for the elaboration ofnormative recommendations for the formation of optimal configuration of imported and genuine institutions in contemporary Russia.
Keywords: catch-up development; forward-looking development; developmental state; import and design of genuine institutions.
Acknowledgement: The article represents results of the study based on the government contract for Financial University under the Government of the Russian Federation No. VTK-GZ-FI-15-19.
JEL: O10; O38; P16
Введение
В отечественной литературе сложилось определенное противопоставление концепций догоняющего развития и опережающего развития. Первая концепция опирается на модель «эшелонов развития капитализма» А. Гершенкрона (2015). В рамках данного подхода решающее значение отводится необходимости копирования как технологического опыта, так и импорту институтов, сложившихся в странах пионерной модернизации (хотя необходимо сразу отметить,
что речь шла именно о копировании, которое включало технологические и институциональные инновации). Второй подход получил развернутое обоснование в современной отечественной научной литературе. Примером этого могут служить работы известного российского экономиста В.Т. Рязанова (1998). Он делает упор на необходимость выбора оригинальных стратегий технологического развития, реализуемых в рамках национальных институтов, формируемых на базе исторической и культурной специфики страны. Особое значение здесь придается идее о том, что в рамках опережающего развития институты национальной хозяйственной системы должны качественно отличаться от институциональной организации стран пионерной модернизации.
В этой связи возникает следующие взаимосвязанные вопросы. Во-первых, в какой степени противопоставление этих двух подходов является оправданным. Во-вторых, как нормативные рекомендации этих подходов отражаются в практиках деятельности государства развития в различных странах.
Гипотеза исследования: в теоретических концепциях догоняющего и опережающего развития «абсолютизируются» различия между импортом институтов и конструированием оригинальных институтов. В свою очередь, практики успешных государств развития показывают необходимость поиска оптимального сочетания данных стратегий институционального развития.
Цель статьи: дать сравнительную характеристику моделей догоняющего и опережающего развития как теоретических оснований практик государства развития.
Догоняющее развитие и опережающее развитие: субституты или комплементы?
В рамках современной отечественной литературы опережающее развитие рассматривается как альтернатива догоняющему развитию. Это означает, что они рассматриваются как субсидиарные по отношению друг к другу. Догоняющее развитие рассматривается в контексте встраивания в капиталистическую мир-систему, предполагающую воспроизводство базовых институтов капиталистического типа. Модель опережающего развития базируется на выделении продуктивных национальных институтов, которые позволят формировать национальные хозяйственные системы, обладающие сравнительными преимуществами по отношению к странам — сегодняшним лидерам капиталистической мир-системы. Предполагается, что эти институты способны войти в число общих принципов институциональной организации современной экономики. Соответственно, страны опережающего развития сами становятся субъектами экспорта своих успешных институтов. В частности, рассматривался опыт заимствования в странах с развитой экономикой рыночного типа японской модели менеджмента, особенно кружков качества (Рязанов, 1998: 373—376).
Однако, представляется, что такое противопоставление двух теоретических моделей развития связано с «абсолютизацией» национальной специфики и базируется на смешении разных оснований для сравнения. Модель догоняющей модернизации рассматривалась в сопоставлении с моделью пионерной модернизации. То есть основанием классификации служит различие стартовых условий процесса модернизации, связанные с различными стадиями становления и развития капиталистической мир-экономики (Валлерстайн, 2001; Арриги, 2006). В рамках концепции опережающего развития она противопоставляется догоняющему развитию на основе критерия эффективности избранных разными странами стратегий преодоления отставания. В этой связи надо обратить внимание на то, что сам вопрос о необходимости догоняющего или опережающего развития возникает перед странами, которые изначально отстают в технологическом и социально-экономическом развитии от стран-лидеров капиталистической мир системы. Причем, формально в число стран, успешно решающих задачи опережающего развития, попадают все государства, которые сумели либо преодолеть, либо существенно сократить имевшееся отставание от развитых стран по таким показателям как ВВП на душу населения, уровень благосостояния и социальных гарантий для населения (включая страны т.н. рентного капитализма — Катар, Саудовская Аравия и др.).
Исходя из вышесказанного, противопоставление догоняющего и опережающего развития во многом приобретает характер мифологемы. Представляется, что необходимо говорить о выборе странами, решающими задачи исторического отставания в технологическом и социально-экономическом развитии от лидеров мир-системы, различных стратегий развития. При этом
эффективные стратегии выводят их на траекторию опережающего развития, а неэффективные — на траекторию зависимого развития.
Комплементарность этих двух теоретических концепций базируется на том, что они делают упор на различные, но всегда на практике дополняющие друг друга стратегии институционального развития (импорт институтов или проектирование оригинальных институтов, опирающихся на национальную специфику страны) (Тамбовцев, 1997; Рождественская, Тамбовцев, 2019). В этой связи необходимо обратить особое внимание на то, что успешное решение модернизационных задач странами второго эшелона, прежде всего Германией и Японией, было обеспечено формированием в них оригинальной модели капитализма, институты которой существенно отличались от англосаксонского капитализма. Среди этих институтов прежде всего необходимо выделить модель финансовой системы. Если в странах англосаксонского капитализма центральным звеном финансовой системы являлись фондовые рынки, то в странах второго эшелона — универсальные банки, централизующие финансовые ресурсы и осуществляющие долгосрочные инвестиции в индустриальное развитие. Интересный анализ формирования такой системы дан основоположником концепции догоняющего развития А. Гершенкроном. Он отмечает, что сама эта модель зародилась во Франции, которая представляла собой, по сравнению с Великобританией, относительно отсталую страну в рамках первого эшелона модернизации. Речь идет о новой модели универсального банка, созданного братьями Перейра («Креди Мобилье» и др.), «которые финансировали строительство многих тысяч миль железных дорог, открытие новых шахт, создание промышленных предприятий, строительство каналов и портов, модернизацию городов» (Гершенкрон, 2015: 68). При этом именно в Германии, наиболее успешной стране второго эшелона модернизации, сформировалась целостная модель банковски-ориентированной финансовой системы. А. Гершенкрон пишет: «Германские банки, которые можно считать образцом универсального типа банков, смогли найти успешное сочетание между долгосрочным кредитованием по примеру «Креди Мобилье» и краткосрочным кредитованием, предоставлявшимся коммерческими банками» (Гершенкрон, 2015: 70). Германия выступила образцом для импорта институтов банковски-ориентированной финансовой системы для стран, решающих однотипные задачи преодоления экономической отсталости.
В конечном счете это привело к формированию в странах второго эшелона модернизации институциональной системы, существенно отличающейся от капитализма англосаксонского типа. В частности, М. Альбер противопоставляет рейнскую модель капитализма англосаксонской. При этом он, с одной стороны, выделяет сравнительные преимущества первой модели с позиций экономической эффективности и социальной справедливости, а с другой — показывает экспансию более универсальных институтов «плохого» англосаксонского капитализма (Альбер, 1998). Среди институтов рейнской, или континентальной, модели капитализма можно выделить следующие:
1. Институциональную модель корпорации как коалиции «заинтересованных лиц» (stakeholders). При этом наряду с акционерами, работниками и менеджерами в число стейкхолдеров включаются другие фирмы и банки, связанные с корпорацией долговременными отношениями, потребители, местные сообщества, экологические движения, государство. Это определяет включение в целевую функцию корпорации принципа социальной и экологической ответственности.
2. Банковски-ориентированная модель финансовой системы. Универсальные банки соединяют функции коммерческого кредитования с ролью крупнейших акционеров и долгосрочных кредиторов промышленных компаний. В результате возникает система взаимосвязей между банками и компаниями реального сектора, построенная на разветвленных сетях взаимного участия в акционерном капитале и «личных уний» своих руководителей. Более низкая по сравнению с англосаксонским капитализмом рыночная мобильность капитала компенсируется большим развитием нерыночных форм координации (высокая роль финансово-промышленных групп, координирование усилий бизнеса, представленного его общенациональными объединениями, и государства).
3. Социально-ориентированный рынок труда, который предполагает превращение сообществ в одного из влиятельных «заинтересованных лиц», непосредственно участвующих в определении целевой функции фирмы. При этом решение основных проблем взаимоотношений
труда и капитала перемещается на общенациональный и отраслевой уровни. Важнейшим механизмом такого взаимодействия является многоуровневая система социального партнерства, приобретающая формы «трипартизма».
В этой связи возникает вопрос об условиях и ограничениях на пути успешного догоняющего vs. опережающего развития.
В рамках концепции догоняющего развития эти проблемы рассматриваются в контексте взаимодействия внутренних и внешних факторов. С точки зрения внешних факторов особое значение имеет глобальный характер современной экономики и социума. Представители мир-системного подхода приводят достаточно убедительные аргументы о существовании глобальной капиталистической мир-экономики. Характеризуя её природу Й. Валлерстайн отмечает: «Капиталистический мир-экономика — это система, основанная на стремлении накапливать капитал, на политическом влиянии на уровень цен (на капитал, потребительские товары и на труд) и на устойчивой поляризации с течением времени классов и регионов (центр-периферия)» (Валлерстайн, 2001: 403). Принципиальное значение имеет то, что в капиталистическую мир-экономику встроены механизмы, обеспечивающие воспроизводство неравенства между странами, «развитие слаборазвитости» в периферийных и полупериферийных странах. Страны периферии и полупериферии безусловно развиваются вместе с глобальной экономикой, но их развитие носит зависимый характер. При этом страны центра, опираясь на свои политико-экономические преимущества, обеспечивают сохранение глобальных правил игры, закрепляющих их «статусные» преимущества. Соответственно, простое следование этим правилам ведет к закреплению периферийного и полупериферийного положения страны. В то же время смена места страны в данной иерархической системе возможно, но при этом между странами возникает конкуренция в борьбе за попадание в состав ядра глобальной мир-экономики.
Схема опережающего развития исходит из «превращения самобытных качеств экономического устройства во всеобщие». В результате специфические особенности институционального устройства экономики в условиях ускоренной модернизации рассматриваются как альтернативные институтам глобальной мир-экономики, причем более «зрелые» «пострыночные». Примером является трактовка современной китайской экономики как воплощения идей конвергенции, эффективно соединяющей институты плановой социалистической и рыночной экономики (Черненко, Сысолятин, 2002: 16). С нашей точки зрения, такой подход ведет к смешению видовых различий в рамках экономики рыночного типа, обусловленных «национальными хозяйственными обстоятельствами», и «стадиальных», обусловленных уровнем социально-экономического развития.
В любом случае, условием и критерием успеха на пути догоняющего/опережающего развития является взятие на себя государством специфических функций «государства развития».
Истории успеха vs. фиаско государства развития: заимствование или проектирование оригинальных институтов?
Решение задач развития стран, которые изначально отстают от лидеров мир-системы, несмотря на то, определяем ли мы эти термины опережающим или догоняющим развитием, предполагает наличие специального субъекта. Мировой опыт свидетельствует, что в роли такого субъекта выступает государство. При этом государство кардинально меняет набор своих функций и инструментов по сравнению с моделью государства, которое компенсирует провалы рынка. Проблема заключается в том, что в таких странах система институтов смешанной экономики рыночного типа просто еще не сформировалась. Поэтому главной целью является не компенсация провалов рынка, а создание системы институтов, обеспечивающих продуктивное и ускоренное, по сравнению с развитыми странами, развитие экономики. В этом случае государство трансформируется в государство развития (developmental state) (Evans, 1989; Onis, 1991). Центральной проблемой в деятельности такого государства является формирование системы институтов, обеспечивающих продуцирование созидательных (шумпетерианских) инноваций и ориентацию всех субъектов экономики на продуктивную, а не перераспределительную деятельность.
Реализация задач государства развития обеспечивается созданием комплекса организационных структур в системе государственного управления, которые позволяют ему стимулировать экономический рост на основе инноваций, не подавляя, а стимулируя предпринимательскую активность. По своей сути их можно рассматривать как набор специальных институтов, т.е. комбинаций правил с механизмами инфорсмента (Норт, 1997; Тамбовцев, 1999). При этом создание таких структур представляет собой институциональные инновации. Как показывает опыт стран, успешно решавших задачи государства развития, такие институциональные инновации всегда предполагают поиск оптимального сочетания импорта институтов и конструирование оригинальных институтов, отвечающих национальной специфике.
Истории успеха государства развития как субъекта, способного импортировать институты и, в то же время, обеспечить их продуктивное сочетание с оригинальными институтами, имеющими историческую и культурную специфику, представлены странами Восточной Азии (Япония, Южная Корея, Тайвань). Данное сочетание было выражено в форме устойчивой комплементарности интересов представителей государства и частного сектора, в первую очередь — крупного бизнеса, нацеленных на реализацию стратегий догоняющего развития. В этих странах особую роль сыграл бюрократический аппарат, использовавший политическую волю и административные компетенции в интересах всего общества, а не узких групп специальных интересов (Loriaux, 1999). По замечанию Ф. Фукуямы, «бюрократический аппарат такого сорта, что возник в Японии, Корее и Тайване, не появляется из рук технократов, его корни питают многовековые традиции бюрократии мандаринов (китайских чиновников), специфические для каждой из упомянутых стран; другими словами, веберианское государство имеет исторический прецедент в азиатских обществах и поэтому гораздо менее восприимчиво к укреплению неопатримониализма или государственного протекционизма» (Фукуяма, 2006: 59—60). Более того, «восточноазиатские реформаторы заимствовали некоторые способы государственного управления, но существенно изменили их так, чтобы заставить работать на свои общества, и добились успешного развития, потому что не позволили иностранным донорам укоренить такие институты, которые бы вытеснили институты местные» (Фукуяма, 2006: 151). Ключевое значение местного знания для принятия местных решений с целью успешной реализации стратегий догоняющего развития выявляет Дж. Скотт, отмечая, что успешные проекты развития очень часто являются идиосинкратическими (Скотт, 2005).
Примером государства развития, которое импортировало институты для успешной реализации стратегии догоняющего развития, но при этом само выступило источником заимствования (в том числе принудительного характера) своих оригинальных институтов третьими странами, является Япония, которая первой из азиатских стран вошла в число индустриально развитых демократий. Эта страна показывает пример незападной, но в то же время высокосовременной бюрократии, сыгравшей ключевую роль в планировании и осуществлении значимых преобразований экономики и общества. Японская бюрократия «претерпела несколько сознательных исторических трансформаций, включая как явное заимствование элементов немецкой модели, так и изменения, проводимые американскими оккупационными властями, поэтому она представляет собой яркий образец взаимодействия конкурирующих бюрократических традиций» (Pempel, 1992: 19).
В средневековой Японии был заимствован и адаптирован китайский стиль управления, связанный с получением образования в духе конфуцианства, которое активно продвигалось через создание «феодальных» школ (Fulcher, 1988: 231). Конфуцианские ценности послушания, уважения к власти, самоограничения и образования способствовали бюрократизации самураев и легитимировали расслоение общества эпохи Сёгуната Токугава (Hall, 1966: 405; Sagers, 2006). В дальнейшем внешние факторы, связанные с появлением военной и коммерческой угрозы со стороны западных держав, стали ключевой причиной создания современной бюрократии. Образцом заимствования выступила Германия конца XIX — начала XX вв., в которой сформировался управленческий аппарат, близкий по своим характеристикам идеальной бюрократии М. Вебера (1990). Импортированные институты профессиональной бюрократии изначально были задуманы как инструмент, который займет центральное место в проведении модернизации японского общества и обеспечении условий для ускоренного промышленного
развития. При этом демонстрация компетенций в различных сферах (финансы, инженерное дело, иностранные языки, технологии) стала ключевым принципом достижения личного успеха для японских профессиональных бюрократов.
В довоенный период сочетание идеологии немецкой рационализации производства, которая была переосмыслена японской бюрократией, с советскими пятилетними экономическими планами было «экспортировано» в марионеточное государство Маньчжоу-Го (Murakami, 2012). Для реализации целей промышленного развития правительство Маньчжоу-Го использовало ряд институциональных инноваций. Так, в качестве «пилотного агентства» было создано Бюро планирования, в функции которого входило осуществление государственного контроля и управление стратегическими отраслями, индустриализацией и частичной национализацией международной торговли (Qinghua, 2004: 102—103). Другая институциональная инновация была представлена «специальными корпорациями» (tokushu geisha), функционирование каждой из которых определялось специальным законом. Эти корпорации представляли собой институты развития, созданные японской бюрократией для осуществления плотного контроля как над деятельностью частных фирм, так и в процессе достижения национальных целей развития (Sasada, 2013: 45).
Поражение Японии во Второй мировой войне привело к оккупации территории страны американскими войсками и последующим попыткам реформировать национальную бюрократию в соответствие с американскими концепциями равных возможностей для продвижения, честной игры для сотрудников гражданской службы и идеи служению обществу, однако без учета исторической и культурной специфики, связанной с наличием отношений патрон-клиент (oyabun-kobun) в рамках механизма «защиты в обмен на лояльность» (Cohen, 1987: 381). Данные отношения охватывали все крупные административные структуры, в том числе — в публичном секторе экономики. В настоящее время японская бюрократия представляет собой относительно компактный государственный аппарат управления, который сформирован и функционирует на основе принципов меритократии (Pempel, 1992: 21).
В странах, которые испытали на себе воздействие японского «колониализма развития» (Haggard, Kang, Moon, 1997; Huh, Tikhonov, 2005), были использованы «экспортированные» элементы профессиональной бюрократии и отдельные институты для успешной реализации стратегий догоняющего развития. В частности, экономические преобразования на Тайване были инициированы предприимчивыми бюрократами, которые сформулировали план действий колониальной администрации в сферах, изначально непривлекательных для частного капитала, с целью создания условий, которые будут выгодны для частных инвестиций (Han-Yu, Myers, 1963). Японский «колониализм развития» на Тайване был успешен по следующим причинам:
1. Колониальная администрация состояла из талантливых бюрократов, преданных своей работе и способных определять те элементы традиционного тайваньского общества, которые могли быть использованы для укрепления современных для того времени экономических институтов.
2. Колониальные администраторы инвестировали значительные ресурсы в создание разветвленной инфраструктуры, что стимулировало расширение рынка и позволило им сформулировать политику регулирования и финансовой поддержки для развития сахарной промышленности, имеющей значительные сравнительные преимущества.
3. Проведение ряда реформ, в том числе реформы земельного налога, введения новых акцизных сборов и создания монопольных бюро, привело к увеличению налоговых поступлений, которые позволили погасить долги и накопить значительный профицит бюджета.
Японское происхождение профессиональной бюрократии на Тайване сыграло ключевую роль в дальнейшем успешном осуществлении стратегии догоняющего развития во второй половине XX в. По замечанию Ю. Ву, «Тайвань представлял собой типичное капиталистическое государство развития, при этом данная модель капитализма противопоставлялась доминирующей англо-американской модели капитализма невмешательства (laissez-faire capitalism)» (Wu, 2007: 979). В целом, государство развития на Тайване соответствовало ключевым условиям, необходимым для реализации догоняющего развития и вхождения в ядро глобального капитализма: автономия государства от общества; консенсус политических и экономических элит в отношении политики развития; проникновение бюрократии в общество;
проведение промышленной политики, конформной тенденциям развития мирового рынка (Johnson, 1987).
Примером другой страны, которая заимствовала институты японской профессиональной бюрократии и использовала их для формирования собственной рациональной организации государственного управления, выступает Корея (Hwang, 2016: 26). Строительство обширной дорожной инфраструктуры, сетей электроснабжения и правительственных зданий облегчило как развитие экономики Кореи, так и контроль Японии над процессом модернизации. Многие программы развития, появившиеся в Корее в 1920-1930-х гг., возникли на основе политики, разработанной в Японии в период Реставрации Мэйдзи. Именно японская администрация заменила корейское традиционное «слабое» государство сильной профессиональной бюрократией. Вместе с тем укрепление государства в колониальный период происходило в сочетании с активным развитием капитализма. Японский империализм выступил катализатором капиталистических перемен и ознаменовал зарождение коалиции государства и бизнеса в Корее (Sang-In, 1992: 187-188).
Необходимо отметить, что некоторые элементы южнокорейской модели развития во второй половине XX в. были полностью заимствованы из методологии, разработанной японской колониальной администрацией, в частности - проведение индустриализации «сверху» компетентной бюрократией, которая формулировала, планировала и осуществляла экономическую политику. В этой связи А. Коли отмечает, что «корейское государство под влиянием Японии превратилось из относительно коррумпированной и неэффективной организации в весьма авторитарный и всепроникающий бюрократический аппарат, способный одновременно контролировать и преобразовывать корейское общество» (Kohli, 1994: 1269).
Мировой опыт показывает, что существует возможность успешной реализации стратегии догоняющего развития с целью вхождения в ядро глобальной экономики. Центральным субъектом реализации стратегий выступает государство развития, однако его успех всегда основан на комплементарности импорта институтов, доказавших свою результативность в странах-донорах, и проектировании оригинальных институтов, учитывающих культурные и исторические особенности страны-реципиента. В тех же случаях, когда не удавалось достигнуть комплементарности импортируемых и оригинальных институтов, государство развития терпело фиаско. Необходимо отметить, что оно носило преимущественно частичный характер. Это означает, что государству развития не удавалось обеспечить связанное (целостное) развитие национальной экономики.
По замечанию Б. Шнейдера, «истории успеха государств развития в Восточной Азии и частичного фиаско государств развития в Латинской Америке предполагают наличие нескольких условий, представленных веберианской бюрократией, жестким мониторингом процесса реализации проектов развития, реципрокностью (субсидии в обмен на результаты) и отношениями сотрудничества между государством и бизнесом» (Schneider, 2015). Государство развития в Бразилии не смогло создать высокотехнологичную обрабатывающую промышленность и организовать устойчивый экспорт ее продукции, однако было способно достичь определенных успехов в производстве стали, автомобилестроении, горнодобывающей промышленности и авиастроении.
Опыт государства развития в Бразилии показал, что можно успешно реализовать отдельные проекты, но не достичь общих целей национального развития. Исследователи отмечают следующие причины его частичного фиаско (Evans, Rauch, 1999; Amsden, 2001; Nunes, 2003):
1. Веберианская бюрократия была не повсеместной, а ограничена лишь определенными государственными учреждениями и агентствами.
2. Политическая поддержка проектов развития была неравномерной, и ей противостояли конкурирующие цели и движения (от традиционного клиентелизма до современного популизма).
3. Мониторинг и реципрокность, как правило, были слабыми как для государственных предприятий, так и для частных фирм.
4. Связи государства развития с бизнесом часто не соответствовали «стандарту» сбалансированных отношений, при этом бюрократы не были ни укоренены в широких социальных группах, ни автономны от узких групп давления в различных областях политики.
В этой связи П. Эванс замечает, что «государство развития в Бразилии представляло собой море клиентелизма с малочисленными островами эффективности» (Evans, 1992: 173). Одним из таких «островов» оказался Банк развития (BNDES), сумевший успешно реализовать несколько проектов в
рамках процесса индустриализации экономики Бразилии, опираясь, однако, на «личный протекционизм» и неформальные связи его директора на верхних уровнях государственной власти. Проекты, которые курировал Банк развития, были выполнены на 102%, в то время как проекты, находившиеся в ведении иных агентств и департаментов, были выполнены только на 32% (Geddes, 1986: 116).
Одной из причин, обусловившей частичное фиаско государства развития в Бразилии, явилось ее колониальное прошлое, которое предопределило активный поиск возможностей реализации частных интересов отдельных бюрократов и тесно связанных с ними предпринимателей. Так, «со времен португальского владычества в колониальной Бразилии сохранялась страсть к быстрому обогащению, которая ориентировала людей не на продуктивную деятельность и кропотливое приращение своего богатства, а на сиюминутный успех: успешное «дело», провернутое нередко вопреки закону, получение доходной чиновничьей должности или иной государственной «синекуры», прочую благодать» (Siegel, 1955: 406—408). В условиях сложившегося в бюрократическом аппарате патримониализма отдельные правительственные агентства и департаменты были превращены в своеобразные «вотчины», которые использовались бюрократами для получения «откатов», льготных банковских кредитов и лучших участков земли в Амазонии без особой волокиты (Bunker, 1983: 51—52).
Отличительными чертами бюрократического аппарата в Бразилии стали: низкий уровень профессиональной этики чиновников, бюрократическая недисциплинированность, высокая текучесть кадров и их неудовлетворительная подготовка, постоянное неконтролируемое «разбухание» госаппарата, а также небольшое жалование и, как следствие, высокий уровень коррупции. Так, вплоть до начала 1980-х гг. Министерство Планирования не обладало информацией о точном количестве существовавших правительственных агентств и департаментов (Sloan, 1984: 134). Это привело к дальнейшему усилению их «приватизации» со стороны отдельных чиновников и появлению «независимых» агентств и департаментов, опутанных плотными сетями клиентелизма. По замечанию К. Вэйланда, «начав как могучий Левиафан, бразильское государство развития заканчивает свой путь как тучный, неповоротливый Гулливер, неспособный превратить вес в силу, опутанный бесчисленными клиентелистскими сетями узких групп специальных интересов, и потерявший контроль над процессами, протекающими в экономике» (Weyland, 1998: 53).
Пример Бразилии показывает, что отсутствие комплементарности, связанной с поиском оптимального сочетания импортируемых и оригинальных институтов, ведет к их дальнейшей трансформации и «подстраиваю» под частные интересы представителей бюрократии, которые следует сложившимся традициям поиска доходной чиновничьей «синекуры» в государственном аппарате. В этом случае культурная и историческая специфика страны «поглощает» импортируемые институты и препятствует успешной реализации стратегии догоняющего/опережающего развития.
Заключение
Проведенный анализ показал, что концепции догоняющего и опережающего развития, хоть и базируются на разных методологических основаниях, не столько опровергают, сколько дополняют друг друга. При оценке барьеров и условий успешного развития в рамках обоих концептов происходит выход на обоснование поиска оптимальной для каждой страны конфигурации импортируемых и оригинальных институтов, обеспечения их комплементарности.
В качестве центрального субъекта, решающего задачи догоняющего/опережающего развития, выступает государство развития. Такое государство не ограничивается компенсацией провалов рынка, что связано с тем, что базовые институты смешанной экономики рыночного типа, причем соответствующие национальной специфике, ещё необходимо сформировать. В этих условиях государство развития берет на себя функции отбора конфигурации импортируемых и оригинальных институтов, обеспечивающих ориентацию субъектов хозяйствования на продуктивную деятельность и стимулирование шумпетерианских инноваций. В статье дается сравнительная характеристика историй успеха, представленных опытом группы восточноазиатских стран (Япония, Тайвань, Южная Корея) и частичного фиаско (Бразилия). Такая характеристика представляет интерес для современной России, которая решает во многом аналогичные задачи развития. Анализ опыта вышерассмотренных стран интересен не только с точки зрения позитивного исследования, но и для выработки соответствующих нормативных рекомендаций.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ/REFERENCES
Альбер М. (1998). Капитализм против капитализма. СПб.: Экономическая школа. [Albert M. (1998). Capitalism Against Capitalism. Saint-Petersburg, Economic School. (In Russian)].
Арриги Дж. (2006). Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Изд. дом «Территория будущего». [Arrighi G. (2006). The Long Twentieth Century: Money, Power, and the Origins of Our Times. Moscow, Publishing House «Territory of the Future». (In Russian)].
Валлерстайн И. (2001). Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб.: Изд-во «Университетская книга». [Wallerstein I. (2001). World Systems Analysis and Situation in the Modern World. Saint-Petersburg, «University Book» Publishing. (In Russian)].
Вебер М. (1990). Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М.: Прогресс. 644—707. [Weber M. (1990). Politics as a Vocation and Profession. Moscow, Progress. (In Russian)].
Гершенкрон А. (2015). Экономическая отсталость в исторической перспективе. М.: Изд. дом «Дело» РАНХиГС. 59—93. [Gerschenkron A. (2015). Economic Backwardness in Historical Perspective. Moscow, Publishing House «Delo» of RANEPA. (In Russian)].
Норт Д. (1997). Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «НАЧАЛА». [North D. (1997). Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Moscow, Fund of Economic Book "NACHALA". (In Russian)].
Рождественская И.А., Тамбовцев В.Л. (2019). Импорт институтов и диффузия идей // Журнал экономической теории 16(3): 468-479. [Rozhdestvenskaya I.A., Tambovtsev V.L. (2019). Import of institutions and diffusion of ideas. Russian Journal of Economic Theory 16(3): 468-479 (In Russian)].
Рязанов В.Т. (1998). Экономическое развитие России: реформы и российское хозяйство в XIX—XX вв. СПб.: Наука. [Ryazanov V.T. (1998). Economic Development of Russia: Reforms and Russian Economy in the XIX—XX Centuries. Saint-Petersburg: Science. (In Russian)].
Скотт Дж. (2005). Благими намерениями государства. Почему и как провалились проекты улучшения условий человеческой жизни. М.: Университетская книга. [Scott J. (2005). Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Conditions Have Failed. Moscow, University Book. (In Russian)].
Тамбовцев В.Л. (1997). Теоретические вопросы институционального проектирования // Вопросы экономики 3: 82-94. [Tambovtsev V.L. (1997). Theoretical Questions of Institutional Design. Voprosy Ekonomiki 3: 82—94 (In Russian)].
Тамбовцев В.Л. (1999). Институциональные изменения в российской экономике // Общественные науки и современность 4: 44—53. [Tambovtsev V.L. (1999). Institutional Changes in the Russian Economy. Social Sciences and Modernity 4: 44—53 (In Russian)].
Фукуяма Ф. (2006). Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке. М.: Изд-во «АСТ». [Fukuyama F. (2006). State Building: Governance and the World Order in the Twenty-First Century. Moscow, AST Publishing (In Russian)].
Черненко А.К., Сысолятин Е.Д. (2002). Альтернативы социально-экономического и правого развития в России (теория и практика). Новосибирск: Изд-во Новосиб. Гос. ун-та. 16-25. [Chernenko A.K., Sysolyatin E.D. (2002). Alternatives of Socio-Economic and Legal Development in Russia (Theory and Practice). Novosibirsk, Novosibirsk State University. 16—25. (In Russian)].
Amsden A. (2001). The Rise of "the Rest:" Challenges to the West from Late-Industrializing Economies. Oxford: Oxford University Press.
Bunker S. (1983). Policy Implementation in an Authoritarian State: A Case from Brazil. Latin American Research Review 18(1): 33—58.
Cohen T. (1987). Remaking Japan: The American Occupation As New Deal. New York: The Free Press.
Evans P. (1989). Predatory, Developmental, and Other Apparatuses: A Comparative Political Economy Perspective on the Third World State. Sociological Forum 4(4): 561—587.
Evans P. (1992). The State as a Problem and Solution: Predation, Embedded Autonomy, and Structural Change. The Politics of Economic Adjustment: International Constraints, Distributive Conflicts, and The State. Princeton: Princeton University Press. 139—182.
Evans P., Rauch J. (1999). Bureaucracy and Growth: a Cross-National Analysis of the Effects of 'Weberian' State Structures on Economic Growth. American Sociological Review 64(5): 748-765. DOI: 10.2307/2657374
70
AeBUH C.H., CaÓAMH K.C.
Fulcher J. (1988). The Bureaucratization of the State and the Rise of Japan. The British Journal of Sociology 39(2): 228-254. DOI: 10.2307/590782
Geddes B. (1986). Economic Development as a Collective Action Problem: Individual Interests and Innovation in Brazil. Berkeley: University of California Press.
Haggard S., Kang D., Moon C.-I. (1997). Japanese Colonialism and Korean Development: A Critique. World Development 25(6): 867-881. DOI: 10.1016/S0305-750X(97)00012-0
Hall J.W. (1966). Government and Local Power in Japan, 500 to 1700: A Study Based on Bizen Province. Princeton: Princeton University Press.
Han-Yu C., Myers R. (1963). Japanese Colonial Development Policy in Taiwan, 1895-1906: A Case of Bureaucratic Entrepreneurship. The Journal of Asian Studies 22(4): 433-449.
Huh D., Tikhonov V. (2005). The Korean Courtiers' Observation Mission's Views on Meiji Japan and Projects of Modern State Building. Korean Studies 29: 30-54.
Hwang K.M. (2016). Rationalizing Korea: The Rise of the Modern State, 1894-1945. Oakland: University of California Press.
Johnson C. (1987). Political Institutions and Economic Performance: the Government-Business Relationship in Japan, South Korea, and Taiwan. The Political Economy of the New Asian Industrialism. Ithaca: Cornell University Press. 136-164.
Jun S.-I. (1992). The Origins of the Developmental State in South Korea. Asian Perspective 16(2): 181-204.
Kohli A. (1994). Where Do High Growth Political Economies Come From? The Japanese Lineage of Korea's "Developmental State". World Development 22(9): 1269-1293. DOI: 10.1016/0305-750X(94)90004-3
Loriaux M. (1999). The French Developmental State as Myth and Moral Ambition. The Developmental State. Ithaca: Cornell University Press. 235-276.
Murakami H. (2012). Emergence of the Japanese Developmental State: Japanese Management of 'Manchukuo' through Special Corporations. Asian Journal of Political Science 20(2): 129-153. DOI: 10.1080/02185377.2012.714131
Nunes E. (2003). A Gramatica Politica Do Brasil: Clientelismo e Insulamento Burocratico. Rio de Janeiro: Jorge Zahar Editor Ltda.
Önis Z. (1991). The Logic of the Developmental State. Comparative Politics 24(1): 109-127.
Pempel T.J. (1992). Bureaucracy in Japan. PS: Political Science and Politics 25(1): 19-24. DOI: 10.2307/419570
Qinghua G. (2004). Changchun: Unfinished Capital Planning of Manzhouguo, 1932-42. Urban History 31(1): 100-117.
Sagers J.H. (2006). Origins of Japanese Wealth and Power: Reconciling Confucianism and Capitalism, 1830-1885. New York: Palgrave MacMillan.
Sasada H. (2013). The Evolution of the Japanese Developmental State: Institutions Locked in by Ideas. New York: Routledge.
Schneider B.R. (2015). The Developmental State in Brazil: Comparative and Historical Perspectives. Brazilian Journal of Political Economy/Revista de Economia Política 35(1). DOI: 10.1590/0101-31572015v35n01a07
Siegel B. (1955). Social Structure and Economic Change in Brazil. Economic Growth: Brazil, India, Japan. Durham (N.C.): Duke University Press. 388-412.
Sloan J.W. (1984). Public Policy in Latin America: A Comparative Survey. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press.
Weyland K. (1998). From Leviathan to Gulliver? The Decline of the Developmental State in Brazil. Governance: An International Journal of Policy, Administration, and Institutions 11(1): 51-76. DOI: 10.1111/0952-1895.571998057
Wu Y.-S. (2007). Taiwan's Developmental State: After the Economic and Political Turmoil. Asian Survey 47(6): 977-1001. DOI: 10.1525/as.2007.47.6.977
