CC BY
559
НАША СПРАВКА
Тройной портрет кардинала Ришелье. Художник Филипп де Шампань. 1637.
...Для порядков и правления государства (комментарий к политическому завещанию кардинала герцога де Ришельё)
Сложно во французской истории найти фигуру более неоднозначную, чем Арман Жан дю Плесси де Ришельё. Образ этого политического и церковного деятеля оброс в общественном сознании несметным количеством вымыслов, легенд и литературных клише, что порой затрудняет понимание его истиной роли в истории Франции. Неоднозначность, помимо прочего, заключается и в том, что, с одной стороны, мы должны помнить о личности кардинала, с другой - понимать, в каком политическом окружении находилась на тот момент вся страна. Франция была раздираема внутренними интригами, суверенитет королевской власти был слаб, а среди соседей сложно было найти союзников: Англия, испанские и австрийские Габсбурги, контролировавшие две трети Европы, делали все возможное, чтобы не дать укрепиться Франции на международной арене. Очевидно, что только продуманные действия могли изменить ситуацию, и в этом смысле появление на политической арене твердого и решительного Ришельё было несомненным благом для Франции. Здесь, конечно, возникает вопрос - являлась ли его фигура естественной попыткой ослабленного королевства вернуть себе былое влияние и стабильность или это было возвышение отдельно взятой личности, добившегося всего силой и интригами?
Однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя, но если посмотреть на раннюю биографию Ришельё, то мы увидим, что уже во времена правления Генриха IV (1589-1610 гг.), с которым они вместе учились в Наваррском колледже, Арман дю Плесси был объектом пристального внимания королевского двора и настороженного отношения со стороны внешних сил. Папа Павел V в молодом Ришельё видел опасного интригана и позволил тому быть посвященным в сан епископа Люссонского только благодаря личному покровительству Г енриха IV1.
Уже на заре своей религиозной деятельности Ришельё прекрасно понимал, какую важную роль играла церковь в делах государства и в европейской дипломатии. Он осознавал, что папам нельзя доверять, так как слишком явно Ватикан поддерживал Католическую лигу и Священную Римскую Империю, а потому Франции был необходим новый баланс в отношении с церковью. Достичь этой цели было непросто по целому ряду причин: во-первых, во Франции все еще были свежи следы религиозных воин, на раны которых намеренно давили габсбургские монархи и англичане, ослабляя религиозное и политическое единство страны; во-вторых, после убийства в 1610 г. Генриха IV и начала регентства Марии Медичи Франция внезапно отказывается от политики конфронтации с Испанией и Австрией.
Жадная до власти и богатства, Медичи, которую с Габсбургами объединяли родственные связи, вместе со своим фаворитом Кончино Кончини полностью меняет внешнеполитический курс и начинает политику сближения с Испанией и Священной Римской Империей, вершиной чего становиться Франко-Испанский союз 1612 г. Результатом союза должно было стать выгодное для Габсбургов бракосочетание между Людовиком XIII и инфантой Анной Австрийской. То было начало нового периода
1 Robson W. The Life of Cardinal Richelieu. Oxford, 1854. P. 30. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http ://books. google. com/books ?id=fFIBAAAAQAAJ&oe=UTF-8
Мария Медичи и дофин Людовик. Художник Шарль Мартен
Кончино Кончини. Художник Дени Лекок.
ЧЯиГ; !
Анна Австрийская в возрасте 6 лет. Художник Хуан Пантоха де ла Крус.
(¡к>1
Заседание Генеральных штатов. 1614 г. Гравюра XVII в.
Людовик XIII в возрасте 10 лет. Художник Франс Поурбус Младший.
смут в стране, когда принцы и гранды, чувствуя ослабление центральной власти и поддержку иностранных сил, вновь начинают набирать влияние, подрывая государственный суверенитет. Ришельё говорит об этом в своем заочном диалоге с Людовиком: «Вельможи вели себя, как если бы они не были Вашими подданными, а наиболее могущественные губернаторы провинций вели себя так, как будто они были государями в чинах своих».
Именно на этом фоне происходит постепенное возвышение епископа Люссонского, который становится депутатом Генеральных штатов в 1614 г., а в 1616 г. - духовником Анны Австрийской и военным министром. Бытует мнение, что Ришельё всегда был падок до власти и пользовался любыми средствами, чтобы достигать новых назначений. На самом деле он был величайшим прагматиком своего времени и прекрасно осознавал, в какой среде ему предстоит добиваться намеченных целей. Ришельё понимал, что пока Людовик XIII молод и слаб, а мать его сильна, надо поддерживать последнюю, но она лишь временная фигура, окруженная богатством и властолюбивыми фаворитами, мало что способная в реальности сделать для укрепления Франции. Позже, после убийства Кончини и восшествия на престол в 1617 г., сам монарх долгие 4 года не мог простить епископу союза с матерью. Однако и здесь в полной мере проявилось тонкое мышление Ришельё, который сумел за несколько лет выстроить баланс сил между своим положением, Медичи и новым королем. Всегда вовремя вмешиваясь во внутрисемейные конфликты между Людовиком и его матерью, чреватые заговорами и появлением новых фаворитов, он в итоге добился доверия от них обоих. В 1622 г. епископ выступает с пламенной речью в защиту Марии Медичи в Королевском совете и в тоже время заручается поддержкой короля при борьбе за сан кардинала.
Ришельё выступает с резкой оппозицией к Совету и министрам, стараясь всячески усилить авторитарную власть Людовика и, следовательно, свою собственную. Тогдашний венецианский посол писал своему правительству: «Г осподин кардинал де Ришельё здесь единственный, кто противодействует министрам. Он прилагает все усилия для того, чтобы возвысить себя в глазах короля, внушая ему идею величия и славы короны»1. В итоге, имея столь могущественных союзников, Ришельё может приступать к борьбе с министрами, интригами французских грандов и Габсбургов. Он поочередно получает в свои руки сначала, несмотря на оппозицию со стороны высоких кругов Ватикана, сан кардинала (1622 г.), а затем и пост первого министра (1624 г.). Отличный психолог, Ришельё выстроил в королевской семье такие отношения, когда и монарх, и особенно королева-мать могли какое-то время не чувствовать себя ущемленными в своем стремлении влиять на дела государства, хотя на деле за всеми судьбоносными решениями стоял отныне всесильный кардинал. Впрочем, Мария Медичи никогда не могла забыть Ришельё его интриг против нее и в 1630 г., поддерживаемая рьяными придворными католиками и Гастоном Орлеанским, попыталась устроить переворот, вошедший в историю под названием «День одураченных». Будучи уверенными в том, что сын встанет на сторону матери, заговорщики уже было праздновали успех, однако Людовик занял позицию Ришельё, что говорило о том беспрецедентном доверии, которым последний пользовался у короля. Медичи была вынуждена бежать из страны, и отныне кардинал оказался избавлен от оппозиции при дворе.
Тем не менее, стоит заметить, что Ришельё никогда не стремился к власти ради власти; его манипуляция окружающими, жесткость, искусные интриги были скорее лишь средством для воплощения в жизнь своих замыслов. Читая «Политическое завещание», бросается в глаза его идеализм и крайняя требовательность к окружающей его правящей аристократии, что, по мнению критиков, расходится с теми отнюдь не идеалистически методами, которые он порой применял для достижения целей. Он заканчивает свой труд словами: «Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства», хотя на самом деле именно могущество королевства было для него на первом месте.
Но Ришельё был утилитаристом и понимал, что добиться порядка в беспокойном королевстве непросто, об этом он неоднократно вспоминает в своем труде: «Всяк достоинство свое измерял своею наглостью... Иностранные союзы находились в пренебрежениями. Интересы частные предпочитались государственным... Двор был полон людей, которые уже порицали безрассудство». При этом сам же кардинал утверждает, что «невозможно переменить всего вдруг, не наруша законов мудрости, которые не дозволяют переходить от одного до другого края, миновав середину». Тем самым Ришельё сам признает, что эффективность управления должна быть на первом месте, тогда как выбор средств для достижения этой эффективности вторичен.
Невольно здесь возникает параллель с рассуждениями другого выдающегося прагматика своего времени
- Николло Макиавелли. Более чем за сто лет до Ришельё он говорил о том, как подбирать советников и вести себя с ними, когда прибегнуть к наказанию, а когда - к поощрению, о том, какую опасность несут льстецы и какими качествами должен обладать государь. В «Политическом завещании» мы видим удивительные аналогии с мыслями Макиавелли, что, несмотря на разность эпох, говорит о схожих политических проблемах итальянских княжеств XVI в. и Франции XVII в. У обоих можно найти близкие взгляды на военное искусство и
1 Фисэль Э. Жизнь Марии Медичи. М., 2012. С. 295. 216
внутреннюю политику. Сравнение Ришельё с Макиавелли проводится нечасто, особенно в отечественной историографии, хотя во Франции эта тема является гораздо более обсуждаемой. В частности, на сам факт того, что кардинал имел доступ к «богохульному» и запрещенному на тот момент труду флорентинца, указывает в своей работе Франсуа Блюш1, а Этьен Тюо называет Ришельё истинным макиавеллистом2.
И так же как Макиавелли, который считал, что для укрепления раздираемой Италии нужна диктатура государя, покоящаяся на силе и мудрости, Ришельё был сторонником абсолютизма, отвергая всякие идеи народного вмешательства в государственные дела. «Выборы, кои чинятся согласием общества, редко бывают на основании рассудка, потому что хотя и есть много в них людей разумных и добрых, однако число дураков и злых всегда больше»; говоря это, Ришельё имеет ввиду не только неспособность народа управлять, но и тот факт, что он легко подпадает под влияние местных принцев и грандов. Народом можно управлять только централизованно, через единую систему податей; «все политики согласны, что ежели народ будет в достатке, то невозможно будет содержать его в границах его обязанностей. Народ должно уподобить ослам, которые, привыкши к вьюкам, портятся от долговременного покоя больше, нежели от работы». Проблема, по мнению Ришельё, здесь заключена в том, что «нет общества, в котором бы не находилось гораздо больше худых людей, нежели добрых». Этим самым он опять фактически повторяет постулаты Макиавелли о «необузданной массе», о простодушных честолюбцах, о том, что люди по природе своей «дурны»; сегодня такую позицию можно было бы назвать элитистской.
Все мысли Ришельё подчинены одной цели - создать та^ю общественную конструкцию, которая была бы выгодна прежде всего монарху и централизованной власти, а потому, лишая народ морального права участия в принятии решений, Ришельё приступает ко второй, куда более опасной и неоднозначной группе
- дворянству. С одной стороны, он уверяет что «дворянство надо рассматривать как один из главнейших нервов государства, могущий много способствовать его сохранению и упрочению». Но с другой стороны, это должно быть дворянство подконтрольное короне, «нужно быть и с ними строгим, если они пренебрегают тем, к чему обязывает их рождение», они должны служить королю «шпагой и жизнью с постоянством и твердостью, коих требуют законы государства».
С особой силой кардинал развернул борьбу против старой патрицианской аристократии. В отличие от английской аристократии, сумевшей стать конструктивным звеном в системе управления, старое французское дворянство оставалось источником внутренних раздоров и иностранных вторжений. А потому кардинал нанес дворянству несколько болезненных ударов. Во-первых, он издал три эдикта: запрет дворянам пышно одеваться; запрет на дуэли, бывшими символами независимости и самостийности дворянства; и предписание срыть замки, бесполезные в плане охраны государственных границ, что лишило дворян защиты и опоры. Филипп Эрланже считает, что монархия на такое не отваживалась со времен Людовика IX3. «Он старался помешать дворянам возмутить спокойствие в государстве, уничтожить друг друга и собственные состояния»4. Во-вторых, Ришельё организовал новую систему управления, подчиненную королю. В провинции стали назначать интендантов, которые полностью отвечали за поступление налогов и состояние дел в провинциях, лишая, таким образом, местное дворянство денег и власти.
Тем не менее, отношение Ришельё к дворянству было двояким. Сам будучи выходцем из бедной аристократической семьи, он пытается не искоренить дворян, а поставить их на службу государственным интересам. Ведь чиновничество и набирающая силу буржуазия являлись, по мнению кардинала, куда более опасными веяниями времени, чем старая аристократия. Именно чиновников он винит в том, дворянство оказалось «столь унижено». С другой стороны, он говорит о том, что «богатство и спесь одних [буржуазии - П.К.] отягчают нужду других, богатых только храбростью [истинных дворян - П.К.]». Таким образом, Ришельё видит себя не противником, а спасителем дворянства, которое нужно лишь направить в правильную сторону. Само дворянство, однако, так и не ответило Ришельё взаимностью, а, напротив, перешло в резкую оппозицию, защищая свои многочисленные привилегии не только до самой смерти кардинала, но и до Великой Революции 1789 г., принесшей дворянство в жертву.
Взгляды Ришельё во многом опередили его время. И это прослеживается не только в его пророческих предостережениях дворянству и попытках реформировать это сословие, изменить систему управления страной, но и в таком остром вопросе, как межконфессиональные церковные противоречия. Имея столь высокий церковный сан, кардинал отнюдь не являлся наследником кровавых традиций недавнего прошлого, когда из-за религиозных крайностей люди горели на кострах, а короли посылали свои войска для подавления целых еретических регионов. Отчасти это было связано с тем, что кардинал был человеком больше светским, чем церковным идеалистом - эту роль в его окружении исполнял Отец Жозеф («серый кардинал» Франсуа дю Трембле). В «Политическом завещании» Ришельё не раз повторяет, что подданные государства находятся в равном положении независимо от того, какой церкви они принадлежат. Иные способы обращения в католичество, кроме проповеди, кардинал считал невозможными. Ему принадлежит знаменитое высказывание о том, что «различие религиозных верований может создавать раскол на том свете, но не на этом»5. Сегодня кардинала назвали бы реформатором, но в XVII веке это звучало более чем
1 Bluche F. Richelieu. Paris, 2003.
2 Thuau E. Raison d'Etat et Pensee Politique a l'epoque de Richelieu. Paris, 1966.
3 Erlanger P. Richelieu. Paris, 2006. P. 370.
4 Ibid. P. 370.
5 Цит. по: Черняк Е.Б. Вековые конфликты. М., 1988. С. 304.
Иллюстрация к роману А. Дюма « Три мушкетера». Художник Морис Лелуар.
Анри II де Роган (Henri II de Rohan, 1579-1638), первый герцог де Роган, первый герцог Роган, глава французских протестантов (гугенотов) при Людовике XIII, крёстный отец Карла I Стюарта.
Кардинал Ришельё на осаде Ла-Рошели Художник Анри Мотте, 1881 г.
Осада Ла-Рошели. Иллюстрация к роману А. Дюма «Три мушкетера». Художник Морис Лелуар.
смело. В тоже время, хотя в «Завещании» кардинал предстает человеком, выступающим с позиций моральных, все же он рассматривает религию как продолжение политики. Особенно явно мы можем проследить такое отношение на примере судьбоносной для Франции осады Ла-Рошели, явившейся демонстрацией искусного прагматизма кардинала.
Ла-Рошель в 1620-е гг. была последним значимым бастионом на пути территориальной консолидации Франции. Она управлялась амбициозным грандом герцогом Анри де Роганом, поддерживаемым Англией и Испанией. Герцог видел себя правителем независимой республики гугенотов-протестантов, и это был опасный прецедент для страны, только начинавшей забывать об истощивших ее религиозных воинах. Щедро поддерживаемый казной английского короля Карла I, де Роган сумел склонить в свою пользу общественное мнение жителей Ла-Рошели, преимущественно протестантов, и начал открытую конфронтацию с Людовиком XIII. Поэтому Ришельё справедливо адресует королю констатацию того факта, что «гугеноты разделяли государство с Вашим Величеством».
После того, как английские войска под командованием герцога Бекингема заняли прилегающий к Ла-Рошели остров Ре и стали снабжать осажденный город оружием и продовольствием, это стало грозить полномасштабной англо-французской войной, чего не хотел ни Людовик, ни Карл I, ни сам Ришельё. А потому, несмотря на перемежающиеся бои в течение 1626-1627 гг., кардинал никогда не стремился ни к тому, чтобы уничтожить Ла-Рошель, с одной стороны, ни к тому, чтобы провоцировать эскалацию конфликта с Англией, с другой; ведь монархии по обе стороны Ла-Манша прекрасно понимали, что в данный момент куда важнее их общие интересы в противостоянии с имперскими амбициями Католической лиги Габсбургов. Поэтому после того, как английский флот отступил, а Ла-Рошель была взята, Ришельё в первую очередь стремился продемонстрировать, что этот конфликт не имел никакого отношения к религиозным различиям, и через несколько дней после капитуляции города король, согласно Нантскому эдикту, даровал его жителям свободу вероисповедания протестантизма.
Сражаясь против мятежной Ла-Рошели, Ришельё выступал не против протестантов, а против попыток децентрализации государства. В этом смысле он был верным наследником политики Генриха IV - «отца» Нантского эдикта - выступавшего против подавления протестантов, насаждения католицизма оружием и олицетворявшего примирение между христианскими ветвями. Более того, понимая, что Франции рано или поздно суждено быть вовлеченной в полыхающую тридцатилетнюю войну, кардинал через своих дипломатов стремился активно поддерживать протестантов в Европе, создавая, таким образом, религиозно-политическую коалицию против Габсбургов. Иными словами, кардинал умело играл на религиозных чувствах остальной Европы, с успехом используя религиозное сознание в качестве разрушительного оружия, однако внутри страны он старался заглушить эти противоречия, понимая, что то, что хорошо для врагов - опасно для Франции. Этот очередной дуализм человека, бывшего столь высоким церковником, еще более подчеркивают его же слова: «христиане должны забывать оскорбления, наносимые им лично, но правители обязаны помнить проступки, которые затрагивают общие интересы». Именно тут Ришельё проводит четкую грань между церковью и государством, религией и властью, расставляя их по разные стороны невидимой шкалы и вставая на сторону власти. И вновь мы видим сходство с позицией Макиавелли, считавшего религию великим средством воздействия на умы и нравы людей.
Триумфальное взятие Ла-Рошели было судьбоносным не только с точки зрения единства страны, но и с точки зрения военного развития государства. Осада в очередной раз показала слабость французского флота, состоявшего всего из нескольких галер - Людовик был вынужден арендовать корабли у Амстердама, чтобы доставить французских солдат к бунтующему городу. Ришельё в очередной раз убеждается в том, что «сила оружия требует не токмо чтоб Государь был крепок на сухом пути, но еще б был он многолюден и на море. Море есть могущество из всех наследств, которого все самодержавцы по большей части доби-
Портрет кардинала Джулио Мазарини. Художник Валле-ран Вайян.
ваются, а однако ж на оное права каждого меньше всех ясны». А потому развитие флота становится для кардинала одной из главных прерогатив на пути укрепления государственных рубежей и заморского влияния, о чем он открыто заявил на королевском совещании в 1627 г. Спустя всего 8 лет, к моменту вступления страны в Тридцатилетнюю войну в 1635 г., у Франции было уже 4 эскадры. Именно благодаря инициативам Ришельё по развитию флота, началась активная французская экспансия в Новом Свете.
Подводя итог, следует сказать, что мнение о такой личности как кардинал Ришельё должно основываться не на теории, а на фактах. Что касается усиления государственного суверенитета, борьбы против пережитков феодализма, роста дипломатического и военного влияния страны, развития финансовой системы и академического образования, то всему этому Франция в XVII в. была обязана Ришельё. Конечно, не нужно идеализировать кардинала и забывать о том, что он был мастером придворных интриг, что вместе с Отцом Жозефом он устранял политических конкурентов, а созданная им система абсолютизма не допускала вольнодумства и демократии.
Но на долю Армана дю Плесси выпала во многом неблагодарная роль человека, вынужденного бороться с трудностями и пороками эпохи, ведь вопрос о целостности государства стоял на тот момент не менее остро, чем при Людовике XI. К моменту своей смерти в 1642 г. он оставил королю отлаженный политический механизм, который вверил своему ученику Мазарини и доверенным министрам. Доверие Людовика кардиналу было столь высоко, что, даже несмотря на недоверие ко многим лицам в окружении Ри-шельё, он принял все предложенные кандидатуры.
Ришельё рассматривал Францию как единое целое, то есть как нацию, хотя это слово в политическом значении появилось во времена Великой революции, когда нужно было найти равнозначную смысловую замену подданству короне. С одной стороны, верно то, что дальнейшее развитие абсолютизма заложило основы для краха режима в 1789 г. Однако новая система, возникшая на руинах монархии, не смогла бы объединится во имя общих идей, не будь она подготовленной для этого единства с политической и социальной точек зрения.
Каневский П.С.,
кандидат политических наук, доцент кафедры политологии и социологии политических процессов, Социологический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова
Отец Жозеф (Франсуа Леклер дю Трамбле, 1577-1638), прозванный «серым кардиналом», государственный деятель Франции, монах капуцинского ордена, начальник канцелярии кардинала Ришельё
Надгробный памятник кардиналу Ришельё, 1694. Скульптор Ф. Жирардон.
Памятник кардиналу Ришельё во Франции
ЛИТЕРАТУРА Фисэль Э. Жизнь Марии Медичи. М., 2012.
Fisel' E. (2012). Zhizn' Marii Medichi. Moskva.
Черняк Е.Б. Вековые конфликты. М., 1988.
Chernyak E.B. (1988). Vekovye konflikty. Moskva.
Bluche F. Richelieu. Paris, 2003.
Erlanger P. Richelieu. Paris, 2006.
Robson W. The Life of Cardinal Richelieu. Oxford, 1854 [Электронный ресурс]. Режим доступа:
http://books.google.com/books?id=fFIBAAAAQAAJ&oe=UTF-8
Thuau E. Raison dEtat et Pensee Politique a l'epoque de Richelieu. Paris, 1966.
