CC BY
196
Г.Г. Ершова
«ДИТЯ СТАЛИНСКОГО ВРЕМЕНИ»: О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ Ю.В. КНОРОЗОВА
G.G. Ershova
"A Child of Stalin's Time": On the Life and Creative Legacy of Yuriy V. Knorozov
Одной из центральных фигур отечественной американистики по праву считается Юрий Валентинович Кнорозов (1922 - 1999). Тем не менее, творческое наследие ученого, выходящее за рамки изучения майя, до сих пор не оценено должным образом. Интересы Ю.В. Кнорозова были связаны не только с дешифровкой древней иероглифической письменности майя, но и с теоретическими выводами в области коммуникации, ориентированной на усложняющееся взаимодействие членов коллектива. Конечной целью своей работы Кнорозов считал «теорию коллектива» - целостную междисциплинарную теорию развития человеческого общества.
Несмотря на все проблемы и сложности той эпохи, в которую ему довелось жить и творить, Кнорозов твердо шел к поставленной цели, никогда не отступая и не изменяя себе. Неординарность его личности даже способствовала появлению многочисленных мифов: об ошибках в учебнике египетской иероглифики, о трехминутной защите диссертации, о «спасении книг при взятии Берлина», о его противостоянии Советской власти и чуть ли не диссидентстве, о скупой слезе на вершине пирамиды Тикаля и даже об авторстве знаменитой фотографии с кошкой Асей.
* * *
На вопрос о своей биографии Юрий Валентинович Кнорозов порой отвечал односложно: «Я - дитя сталинского времени»1. И трудно было понять, что за этим стоит: ожидаемое осуждение, плохо скрываемая гордость, попытка объяснить умалчивание отдельных фактов биографии. Возможно, что это был ответ профессионального историка, оценивающего собственный жизненный путь.
Первой, пока не опубликованной, работой Кнорозова была написанная в соавторстве с братьями «Поэма о Сталине», датируемая годом окончания войны2. Совершенно очевидно, что и в самой идее поэмы было заложено видение историка, обосновывавшего историческую неизбежность победы России. Поэму предваряло оглавление:
I часть.
1. Россия (Родина)
2. Социализм
3. Европа (Молотов)
II часть.
4. Пограничный бой (до Москвы)
5. Москва
6. Сталинград
III часть.
7. Курск
8. 1944 г.
9. Берлин IV. Эпилог
В этой композиции заложена, по сути, периодизация Великой Отечественной войны. И примечательна она тем, что вступает в противоречие с активно насаждаемой в первые послевоенные годы сталинской периодизацией. В отличие от нее, Кнорозовы выделили в самостоятельный период пограничные бои лета-осени 1941 г., когда Красная армия потерпела тяжелые поражения и понесла большие потери, и разделили Сталинградскую и Курскую битвы как решающие события коренного перелома в ходе войны. То есть они оказались гораздо ближе к современной периодизации, чем историки и идеологи последнего сталинского десятилетия. Вероятно, и фронтовики, и образованные люди, пережившие войну в тылу, уже тогда более или менее ясно осознали значимость поворотных событий и Великой Отечественной, и всей Второй мировой войны - Московской, Сталинградской и Курской битв.
Эпилог поэмы полон гордости и оптимизма:
Немногие прожиты годы, Преобразилася земля. Поднялись мощные заводы, Цвели колхозные поля -В стране убогой и отсталой Бессильной сотни долгих лет, Волшебной явью небывалой Настал невиданный расцвет.
Гордись страна моя родная, Свой труд как подвиг вспоминай! Отчизна! Часть земли шестая -Социализма светлый край!
Победа не сама настала, Безмерный был затрачен труд На тонну каждую металла На каждый первый хлеба пуд.
В кипенье дней великих будней
Немало выпало невзгод,
Был каждый шаг бесспорно труден
Но каждый шаг - был шаг вперед!
* * *
Сведения о родственниках в нескольких временных вариантах сохранились в различных документах и анкетах, заполнявшихся Кнорозовым, которые хранятся в его личном деле3. Отец будущего ученого, инженер Валентин Дмитриевич Кнорозов, всегда служил России. Он участвовал в Русско-японской войне 1905 г., Первой мировой войне, после Октябрьской революции без колебаний встал на сторону Советской власти, участвовал в восстановлении разрушенного революцией и войнами хозяйства.
В июне 1941 г., с первого дня бомбежек немецкой авиацией, полковник Кнорозов руководил эвакуацией всех промышленных предприятий Харьковской области. Времени не нашлось даже выяснить, что происходит с собственной семьей, - он отбыл в тыл, сопровождая последний эшелон с оборудованием. В Москве его уже ждало назначение на должность директора одного из военных заводов.
Все три брата Юрия были офицерами, занимавшимися наукой. Патриотизм не был пустым словом в этой семье - и потому «Поэма о Сталине» братьев Кнорозовых, пусть и вызывающая сомнения с поэтической точки зрения у литературоведов, появилась как искренний порыв и желание увековечить победу народа России в страшной войне. И ценность ее прежде всего в том, что она является документом, отражающим гражданскую позицию молодого Кнорозова, которую он сохранял, пусть не столь пафосно, всю свою жизнь. Это особенно важно помнить, когда некоторые пытаются представить его чуть ли не «диссидентом, страдавшим от ужасов режима».
После окончания Московского государственного университета у Юрия Кнорозова начались иные трудности, но тоже типичные для сталинского времени. А сама дешифровка письменности майя стала знаковой в разгар уже Холодной войны, о чем также не без удовольствия повторял он. И даже «пятно» в биографии из анкеты
сталинского времени - нахождение на временно оккупированной территории - всю оставшуюся жизнь давило на Кнорозова, оставив нелепую легенду об участии во взятии Берлина даже после его смерти. В личном деле сохранились справки о «нахождении на оккупированной территории», которые Кнорозов был вынужден предоставлять для допуска к защите диссертации4.
Некоторые темы, над которыми работал Кнорозов, буквально шли вразрез с официальным марксизмом, и потому многие из его идей так и не были доведены до финальной формулировки. Сам же Кнорозов говорил, что выводы противоречили «букве, но не духу марксизма».
Академик Вяч. Вс. Иванов вспоминал: «Занимался он на самом деле очень большим числом других вещей, которые, с одной стороны, частично реализованы в его конкретных статьях. Он занимался шаманизмом и по этому поводу что-то пишет. Шаманизм ему был нужен как часть некоторой общей концепции. Теперь, он сам, Валя Берестов в меньшей степени, Гумилев Лев Николаевич, что-то говорили об их совместных занятиях, было что-то вроде семинара Кнорозова, закрытого абсолютно для публики, и о котором они все молчали - и правильно делали. Тема семинара была "Закрытые общества типа мужских союзов и партий". Кнорозов мне кратко изложил результаты и сказал, что, обсудив разные мужские союзы, объединения ну там типа иезуитов и так далее, они пришли к выводу, что есть две наиболее совершенные формы организации: одна - это большевистская партия, другая - это мормоны в Америке. Я об этом часто вспоминал в Америке, потому что до сих пор действительно до сих пор мормонов считают исключительно эффективной организацией.. ,»5.
Кнорозов действительно молчал о многом, и на то была очень веская причина: его друг Л.Н. Гумилев, с которым он жили в 1948 г. в соседних комнатах в Музее этнографии народов СССР, был арестован органами госбезопасности на его глазах6. Сами он не раз говорил, что «шел на защиту своей диссертации и не знал, чем она закончится - удачей или арестом»7. А дело было «всего лишь» в опровержении утверждения «основоположника марксизма» Ф. Энгельса об отсутствии в Древней Америке государств.
* * *
Первая научная публикация Кнорозова, выпускника Исторического факультета МГУ, не относилась к древним майя, а касалась той же темы, что и дипломная работа под названием «Среднеазиатская версия легенды о Самсоне», написанная под руководством специалиста по первобытной религии С.А. Токарева, в рамках этнографического спецсеминара С.П. Толстова. Таким образом, статья «Мазар Шамун-Наби (Некоторые пережитки домусульманских верований у
народов Хорезмского оазиса)» вышла в свет сразу в академическом журнале «Советская этнография», на следующий год после окончания учебы в МГУ8.
Однако уже в этой статье, ставшей результатом полевых наблюдений, в качестве объекта отчетливо прослеживается феномен, связанный с измененным состоянием сознания при проведении коллективных обрядов, который Кнорозов назовет «фасцинацией» или, позже, «завораживанием», стремясь избежать, в свойственной ему манере, использования иноязычных терминов. В ней анализируются все элементы ритуала: местность и место проведения, внешний вид и состояние участников, действия (предварительное скатывание с холмов, кружение и т.д.), особый способ движений и дыхания, тональность звуков, воздействие этих приемов на состояние зрителей, а также собственные ощущения наблюдателя.
Невербальная коммуникация всегда оставалась одной из центральных тем исследований Кнорозова. Еще в детстве у Юрия обнаружились гипнотические способности, о чем вспоминают его пле-мянники9. Он сам указывал даже причину появления таких способностей при заполнении анкеты, разработанной психиатром и гипнологом Л.П. Гримаком. Совершенно очевидно, что полевой проект по изучению суфийского зикра в рамках Хорезмской экспедиции привлек Кнорозова возможностью вскрыть механизмы специфической коллективной, практически внеязыковой коммуникации.
О том, что «проблематика шаманизма была базой теории фас-цинации», вспоминает и А.М. Плунгян. В мемуарах студенческого друга Кнорозова упоминается и влияние на его взгляды идей «основоположника отечественной эволюционной нейрогенетики Сергея Николаевича Давиденкова (1880 - 1961), с которыми он познакомился по монографии "Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии"... С этой работой Кнорозов буквально не расставался и постоянно обсуждал идеи Давиденкова. Его особенно интересовала роль "специализированного контингента" в первобытном коллективе как носителя интеллекта, в том числе - мифологии и ритуалов шаманов»10.
Акценты, расставленные в статье «Мазар Шамун-Наби (Некоторые пережитки домусульманских верований у народов Хорезмского оазиса)» при описании шаманского зикра, позволяют предположить, что идее фасцинации Кнорозов уже в студенческие годы отводил чрезвычайно важное место.
* * *
Однако в 1950-е гг. тема шаманизма сменилась публикациями, представлявшими результаты дешифровки иероглифического письма майя, в том числе и на испанском языке11.
Из текста обращения С.А. Токарева в Президиум Академии наук
СССР в декабре 1950 г. с просьбой зачислить Кнорозова в аспирантуру, следует, что к этому времени тот «пришел к самостоятельному построению общей теории иероглифики. Разработанный им самим метод... применил к изучению памятников иероглифического письма древних майя. Работы Ю.В. Кнорозова над памятниками письма майя уже сейчас привели его к открытию важнейшего ключа в решении данной проблемы. Эта работа составит славу советской науки.». Кроме того, С.А. Токарев отмечал, что Кнорозов уже перевел со старо-испанского такой источник, как текст Диего де Ланды, и на тот момент работал над переводом с языка кечуа драмы «Ольянтай»12.
В 1955 г. Кнорозов публикует свои работы особенно активно, что напрямую связано с состоявшейся в марте стратегически важной защитой кандидатской диссертации, которую С.П. Толстов и С.А. Токарев готовили сразу с расчетом на докторскую13. Оба руководителя отдавали себе отчет, - а документы отказов в принятии в аспирантуру это подтверждают, - что иного пути в большую науку, кроме очень нестандартного, Кнорозову не оставалось по очень серьезной для тех времен причине: в период с июня 1941 г. по февраль 1943 г. он оказался «на территории, оккупированной врагом»14.
Практически сразу после успешной защиты своей диссертации в марте 1955 г. Кнорозов приступает к подготовке публикации принципов и результатов дешифровки древнего письма майя. Речь идет об объемной монографии «Письменность индейцев майя», которая увидит свет в 1963 г. И он, наконец, смог свободно заняться темами, которые считал для себя наиболее интересными. Речь шла о проблемах семиотики, применении позиционно-статистического метода дешифровки для иных древних систем письма, использовании кибернетики для обработки статистических данных дешифруемых текстов, а также о теории сигнализации и фасцинации.
Метод и процесс дешифровки древней системы письма получил название «метода позиционной статистики» - он будет описан в основополагающей монографии 1963 г., которая действительно составит славу советской науки и принесет автору мировую известность.
И.К. Федорова, занимавшаяся дешифровкой рапануйского письма, вспоминала те времена второй половины 1950-х гг.: «Работа над рапануйскими текстами началась вскоре после возвращения Юрия Валентиновича из Копенгагена с XXXII Конгресса Американистов (Дания, 1956 г.). Став организатором и руководителем Группы этнической семиотики Ленинградской части ИЭ АН СССР - настоящей школы и центра дешифровки, Кнорозов уделял также много времени и сил изучению памятников других систем древнего письма - фест-ского диска, киданьских надписей древней Монголии Х-Х11 вв., протоиндийских текстов, древнего андского письма, пиктографии айнов, а также рапануйскому письму на деревянных дощечках, два образца которых хранятся в Музее Антропологии и этнографии РАН
(СПб.). Без научных трудов Кнорозова, посвященных изучению и дешифровке письма майя, без его статей по проблемам семиотики, по общим вопросам дешифровки неизвестных систем письма вряд ли возможна была бы дешифровка дощечек кохау ронгоронго»15.
В 1959 г. Вяч. Вс. Иванов стал заведовать Секцией лингвистики созданного в том же году Научного совета по кибернетике при Президиуме АН СССР И уже на следующий год вышло постановление совета о создании группы семиотики в Ленинградском отделении Института этнографии АН СССР под руководством Ю.В. Кнорозова. По словам Вяч. Вс. Иванова, «Кнорозов был самый аккуратный из нас. Он писал непрерывно планы того, что нужно сделать и, более того, тут же эти планы осуществлял. В частности, грандиозную компьютерную работу, которая происходила в основном в Москве». Разработкой программ занялись совсем молодые математики -Ю.А. Шрейдер, М.Л. Цетлин и М.А. Пробст. По воспоминаниям Иванова, именно «Марек Пробст воплотил идеи Кнорозова», составив буквально на одной странице «общий план дешифровочных работ». И на основании этой записи Шрейдер и Пробст создали серию программ, по которым стало возможным статистически обработать любую систему письма, располагавшую достаточно большими тек-стами16.
Совершенно очевидно, что во второй половине 1950-х гг., даже в изучении письма майя, Кнорозова больше всего интересовали возможные математические методы обработки объемных текстов, составление баз данных, использование новых технологий в практических целях осуществления дешифровок «неизвестных систем письма». В целом Кнорозов концентрировался на продвижении своих теорий, введении в научный оборот целостного понимания проблемы сигнализации, избавляясь от рамок «дешифровки письменности майя». Свою основную задачу он понимал как системное междисциплинарное исследование, в котором теории коммуникации отводилось одно из главных мест. И потому в свойственной ему ироничной манере не раз повторял: «Майя - это только бухгалтерская работа, а главная задача наступления - теория коллектива».
К сожалению, наивная вера Кнорозова в то, что всеми движет исследовательский азарт и интерес к науке, привела к неприятным результатам. Разработанные Шрейдером и Пробстом программы оказались в руках нечистоплотной группы «дешифровщиков» из Новосибирска, которые даже не прибегли к вычислительным техникам, а только опубликовали данные ручной дешифровки Кнорозова, объявив это собственной «машинной дешифровкой». Кнорозов опубликовал резкую критику этой фальсификации, отмечая, в частности, что заявившими о «машинной дешифровке письма майя» претендентами «фактически ставилась более узкая задача - дать транслитерацию иероглифических текстов латинскими буквами (точнее - так называемым "традиционным" алфавитом майя), без попыток
перевода. Авторы, разумеется, были знакомы с "ручной" дешифровкой письма майя и применявшимися при этом методами»17.
В январе 1961 г. на Конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста Э.В. Евреино-вым и В.А. Устиновым были в спешном порядке представлены результаты «машинной дешифровки письма майя»18. Не случайно, что в те же дни в Институте славяноведения АН СССР на расширенном заседании Сектора структурной типологии славянских языков проводится организованное Вяч. Вс. Ивановым «собеседование» по общей теории сигнализации, предложенной Кнорозовым. Проблему обсуждали и лингвисты, и математики (А.А. Реформатский, Л.А. Калуж-нин), поддержавшие идеи Кнорозова. Среди тем для обсуждения - теория сигнализации, фасцинация как ее составная часть. Причем оба сюжета были интегрированы в главную теорию - теорию коллектива. Важно, что объединение / коллектив представлялся Кнорозовым в качестве дифференцированной системы, предполагающей наличие соответствующей системы сигнализации. Язык при этом превращается в «относительно независимую систему», что «создает колоссальные возможности для его использования»19.
В том же 1961 г., в сентябре, Кнорозов вновь представил свои разработки, выступив с докладом «Об изучении фасцинации». Это произошло на научном совещании, посвященном применению математических методов в изучении языка художественных произведений и организованном Историко-филологическим факультетом Горь-ковского университета им. Н.И. Лобачевского совместно с Группой прикладной лингвистики и машинного перевода Горьковского исследовательского физико-технического института, созданного при университете. Основные тезисы доклада почти сразу были опубликованы в журнале «Вопросы языкознания»20.
Для Вяч. Вс. Иванова это событие стало самым ярким воспоминанием о Кнорозове: «Наверное, Горький и его выступление о фасцинации - это было самое интересное. Я вообще больше всего любил его общие теоретические рассуждения. Не потому что неинтересно было то, что он делает с письменностью: я знал из его письменных сочинений, я их читал, и все это более или менее было понятно. Но вот его общие рассказы, рассказы о шаманах, конечно, были интересны. Он довольно подробно мне рассказывал историю среднеазиатского шамана, которого духи заставляли стать шаманом, который отказывался от этого. Ритуал, хоть и вообще-то известный, но было интересно, поскольку он сам переживал все это, вот вместе с этим шаманом. Это очень интересный рассказ, быть может, из числа самого интересного, что я от него слышал. Вообще проблематика шаманизма всегда находилась в центре интересов Кнорозова и была базой его теории фасцинации»21.
Об этом особом таланте Кнорозова выстраивать в рассказе своеобразный видеоряд, позволяющий слушателю как бы участвовать в
описываемых событиях, знали многие из коллег, кому посчастливилось с ним работать. Складывается впечатление, что эти «погружения» были своеобразным экспериментом в его разработках теории коммуникации и фасцинации. Причем сюжеты могли быть самыми разными: шаманский зикр, оборона Москвы в 1941 г., строительство А.Д. Меньшиковым дворца в Санкт-Петербурге, падение древнего Теотиуакана или события в Тикале классических майя.
В том же эпохальном 1-м номере журнала «Вопросы языкознания» за 1962 г. в обзоре «научной жизни» появилась и информация о докладе, с которым выступил академик С.Л. Соболев по «машинной дешифровке письма майя», выполненной в Сибирском филиале АН СССР, и «важности теоретического значения этой работы»22.
Научный подлог новосибирской группы был всем очевиден, однако для сохранения имиджа «новосибирской науки» академик С.Л. Соболев, бывший в тот период директором Института математики Сибирского отделения АН СССР, в ответ на разгромную статью Кнорозова о «машинной дешифровке» направил в редакцию журнала возмущенное «письмо» за своей подписью, в котором - ни больше, ни меньше - обвинял Кнорозова в выражении некомпетентного «частного мнения» и нежелании ознакомиться и даже проявить какой-либо интерес к материалам ученых новосибирского Института математики23.
В 1963 г. наконец увидела свет монументальная монография Ю.В. Кнорозова «Письменность индейцев майя», в которой были сведены и описание письма майя, и принципы дешифровки, и каталог знаков, и переводы некоторых текстов. Историографический обзор, посвященный попыткам дешифровки письменности майя, автор завершил нелицеприятной оценкой плагиата: «.Группа сотрудников Института математики Сибирского отделения Академии Наук СССР, используя материалы настоящей монографии, предприняла опыт дешифровки письма майя с помощью электронной вычислительной машины. Полученные результаты в основном дублируют уже опубликованные чтения, в том числе неправильные.»24.
Однако даже эта попытка откровенного плагиата не остановила Кнорозова в продвижении своих новаторских идей. И в этом, безусловно, стоит признать немалую заслугу редакции журнала «Вопросы языкознания», сумевшей в столь непростых условиях отстоять научные приоритеты и поддержать гениального и очень ранимого ученого.
Если судить по хронологии публикаций Кнорозова, то после выхода монографии он сконцентрируется на работе группы по дешифровке протоиндийской письменности, продолжит заниматься письмом острова Пасхи, а также начнет подготовку к печати серии статей с материалами, основанными на текстах майя: «Заметки о календаре майя», «Поздняя история Юкатана по хроникам майя», «Пантеон древних майя». В этих сюжетах раскрыты его идеи в об-
ласти этнической семиотики, к теоретическим проблемам которой он обратится несколько позже25.
Но очевидно, что работа над каждой из тем, которая возникала при чтении и переводе древних текстов, определяла собственный набор интегрированных дисциплин, которыми ему приходилось заниматься, вскрывая и разделяя общее и индивидуальное в духовных воззрениях этносов, разделенных географически и развивавшихся независимо друг от друга26. Эти выводы, исключавшие ставшее традиционным для Старого Света клише о «культурной преемственности» или «индоевропейском происхождении», стали возможны благодаря этносемиотическому анализу и привлечению в компаративные материалы широкого пласта доколумбовых культур Нового Света.
* * *
Формировавшаяся концепция этнической семиотики являлась для Кнорозова неким ответвлением теории коммуникации по той причине, что любая знаковая система имеет смысл только в присутствии пользователей этой информации, понимающих знаковую кодификацию. Теоретические подходы к возникновению коммуникации в коллективе были опубликованы Кнорозовым в специальном сборнике «Основные проблемы африканистики», что было отчасти обусловлено необходимостью поиска изданий, готовых публиковать его теоретические статьи. После ухода С.П. Толстова в 1966 г., а потом Ю.П. Аверкиевой в 1980 г. с поста главного редактора журнал «Советская этнография» Кнорозов практически перестал публиковать статьи, тем более теоретические.
С другой стороны, он настаивал на универсальности процесса эволюции систем коммуникации в человеческом сообществе. И в этом случае американские, как и африканские, культуры (за исключением севера Африканского континента отличались независимым культурно-историческим развитием, не принадлежали к единой «Большой Евразии», породненной общими «индоевропейскими истоками». Междисциплинарный подход и психофизиологическая универсальность коммуникации позволили Кнорозову выделить различные типы сигналов, а также их суть и функции в качестве средства координации взаимодействия между элементами данной системы. Подача сигнала одним членом системы таким образом становится командой, которая предполагает исполнение действия (реакцию) со стороны адресата. А усиление воздействия для повышения выполнения команды соответствует тому, что Кнорозов назвал фасцинацией27.
Для реализации своих междисциплинарных исследований Кнорозов добился создания Группы этнической семиотики в Ленинградском отделении Института этнографии АН СССР, где он работал с
1953 г., и даже после защиты диссертации оставался младшим научным сотрудником с окладом 2 000 руб. вплоть до 18 мая 1956 г., когда его перевели на ставку старшего научного сотрудника28. Создание Группы этнической семиотики в организационно-научном плане означало выделение в рамках традиционной этнографии особой исследовательской области, охватывающей изучение всех возможных знаковых систем, которые вырабатывает социум для передачи и сохранения информации. Сюда же относятся и проблемы, связанные с корректной интерпретацией полученной информации. Причем помимо универсального, общечеловеческого, аспекта коммуникации существуют также и частные формы в каждой конкретной культуре, которая вырабатывает собственные практические модели. Все они эволюционируют от мимики и жестикуляции до речи, мнемонических систем, письма и других информационных носителей, к которым можно отнести обряды и ритуальные традиции29.
С целью выявления и реконструкции первых (утраченных) знаковых систем этносов мира Группа этнической семиотики, под руководством Кнорозова, проводила комплексную работу по дешифровке древних систем письма: киданьского, протоиндийского, древне-перуанского, рапануйского, айнской пиктографии. В 1982 г. увидел свет подготовленный им сборник статей под многозначительным названием «Забытые системы письма».
Его вступительная статья была названа «Неизвестные тексты». Именно в ней были обозначены основные положения в области изучения этнической семиотики. В присущей ему тезисной форме Кнорозов выделил основные этапы становления коммуникации и развития знаковых систем: «После появления речи, ставшей основным способом передачи сообщений, возникла потребность особой разновидности зрительной сигнализации, фиксирующей сообщения на каком-либо материале для отсутствующего адресата. Передача сообщения о ситуации достигалась путем копирования того, что видит (и воображает) наблюдатель. Адресат, наблюдая копию ситуации, получает о ней приблизительно такое же представление, как индуктор-наблюдатель. Каждая ситуация может быть описана неопределенным количеством фраз. При копировании чаще всего применялась контурная проекция на плоскость. При этом исключались объекты, не имеющие (по мнению изображающего) отношения к копируемой ситуации или несущественные, терялся ряд признаков, и давалась приблизительная (в пределах, допускающих опознание) передача контура»30.
Далее им были обозначены этапы появления и развития пиктографии (эволюции детского рисунка), условия возникновения письменности, характеристики различных типов письма, особенности взаимодействия древнего языка и древнего текста. Специальный раздел посвящен практической работе с древним текстом, написанном на неизвестном языке неизвестным письмом. Кнорозов изло-
жил и особенности своего метода, который предполагает подход к тексту и его элементам уже не только с позиции этнокультурных, но и психофизиологических особенностей, определяемых «свойствами человеческого мозга для распознавания морфем и их сочетаний в качестве наименьших семантических единиц языка - предельных референтов знака письма»31.
Последний раздел статьи затрагивает проблемы и методы конечного этапа дешифровки, что и определяет суть этнической семиотики: «Изучение морфологии и синтаксиса и классификация блоков дают возможность развернуть изучение лексики неизвестных текстов. При переходе к фонетическому чтению решающую роль могут сыграть условные чтения знаков, установленные при сопоставлении грамматических показателей изучаемого языка и языка-потомка. Однако фонетическое чтение слов во многих случаях не дает возможности определить их смысл. Для успешного изучения неизвестной лексики необходимы специальные морфемные словари языка-потомка и детальное изучение фонетических изменений. Кроме того, даже в тех случаях, когда перевод вполне возможен, текст остается непонятным по причине полной невразумительности. Для того чтобы придать древним текстам смысл, кроме грамматического перевода необходим широкий и всесторонний комментарий. Составление такого комментированного перевода уже выходит за рамки формального изучения текстов и, несомненно, требует привлечения всей возможной дополнительной информации»32.
Поставленный Кнорозовым вопрос о соотношении фонетического чтения неизвестного текста и его адекватного понимания представляется, пожалуй, ключевым в исследовании древних текстов: в той или иной мере, а иногда и полностью, за тысячелетия и столетия утрачивается этнокультурный контекст. И даже, казалось бы, известные слова оказываются недоступными для восприятия внутри текста, приводя к возникновению многочисленных произвольных смысловых интерпретаций.
Многое из того, что предлагал Кнорозов, явно выходило за общепринятые методологические рамки и опережало современный ему уровень развития, состояние науки. Его исследования были в широком смысле междисциплинарными, что до сих пор понимается и принимается не всеми, а для Кнорозова необходимость подобного метода была совершенно очевидна.
А.М. Плунгян вспоминает, с каким трудом в научном сообществе принималось понятие фасцинации, сопоставляя это с новым походом В.Я. Проппа к мифу: «Как термин, само понятие фасцинация, насколько мне известно, впервые появилось в 1959 году, и затем - в краткой статье в "Вопросах языкознания" (1962, № 1). Оценки его значения варьируются от восторженного мнения Ю.М. Лотмана и ряда специалистов в области филологии и культурологии до сдержанных и даже негативных со стороны биологов, генетиков и иссле-
дователей теории информации. К моему удивлению, наиболее аргументированные возражения последовали со стороны теоретиков рекламы. Важным событием стал для нас выход из печати в 1946 году труда основоположника сравнительно-типологического метода в фольклористике и одного из предшественников структурализма и семиотики Владимира Яковлевича Проппа "Исторические корни волшебной сказки". Эта работа Проппа представляла дальнейшее развитие его "Морфологии сказки" 1928 года, раскрывшей структуру волшебных сказок: после издания ее перевода в США эта проблема стала одним из наиболее популярных предметов исследования фольклористики и культурологии XX века, а идеи Проппа непосредственно повлияли на развитие структурализма и семиотики»33.
Подходы Кнорозова так же разрушали привычные схемы - в истории, археологии, семиотике, эпиграфике майя.
Претензии к Кнорозову, часто заведомо необоснованные, высказывались и со стороны некоторых западных исследователей. Так, глава американской школы майянистики в 1950-е гг. Эрик Томпсон буквально обрушился на дешифровку Кнорозова, нелепо обвиняя его в применении «марксистских» методов. При этом крупнейшие специалисты разных стран отправились в Ленинград, чтобы встретиться с молодым советским ученым. В 1980-х гг. археологи не воспринимали «неархеологических» аргументов Кнорозова в его теории заселения Американского континента тремя волнами через Бе-рингию, начиная с 40 тыс. лет до н.э.: в те времена лингвистические аргументы не принимались в расчет. Биологи и генетики в штыки принимали основанные на законе рекапитуляции Геккеля теории Кнорозова применительно к развитию общества. Советские представители естественных наук отказывались осмыслять эту связь между биологическим и социальным, забывая, что об этом писал еще В.М. Бехтерев. Впрочем, и работы самого Бехтерева на эту тему замалчивались и не публиковались, так как он не был «историком». «Специалисты по информатике» называли Кнорозова «дилетантом» и при этом пытались присвоить его работы. Астрономы именовали реконструкцию древней астрономии и календаря майя «ненаучными» уже потому, что, с их точки зрения, в древности наука не существовала вообще. «Руководители» исторической науки не воспринимали его теорию коллектива, построенную в неведомом до этого системном междисциплинарном подходе, не вписывавшемся в принятые стандарты «сравнительно-исторического метода». Впрочем, так же негативно историческое сообщество относилось и к Л.Н. Гумилеву, и к Б.Ф. Поршневу.
В 1975 г. вышло наконец продолжение монографии, посвященной дешифровки письма майя. Это было весьма скромное издание, содержавшее чтение и перевод рукописей майя34. Кроме того, Кнорозов поместил там чрезвычайно важные комментарии к рукописям - блестящий образец этносемиотического анализа. При этом часть
комментариев сохранилась лишь в предварительной верстке, но в издание, видимо, по соображениям «экономии листажа», не была включена.
Лишь лингвисты, пожалуй, не упрекали Кнорозова в отсутствии лингвистического образования. Вяч. Вс. Иванов сразу сумел понять всю значимость научного вклада Кнорозова: «Думаю, что до того, что нужно знать из лингвистики, он дошел своим умом. Он во многом был типом этакого русского самородка-самоучки. То есть, не так уж важно получить систематическое образование, когда человек сам знает, что ему нужно, как бы имеет в голове свою собственную программу. Я не склонен думать, что он особенно интересовался теоретической лингвистикой и не думаю, что он много читал и какие-то области науки всегда его очень интересовали. В конце концов, лингвистика это не бог весть какая сложная наука, если ее правильно понимать - как устроена грамматика языка и как устроено сравнение языков. Его понимание соотношения диалектов майя было вполне научным. И это, в конце концов, очень специфическая область лингвистики. А то, что он понимал, как устроена морфология такая, я думаю, это дается от занятий разными языками. Он занимался разными языками, и поэтому из эмпирических знаний вытекло, что он довольно хорошо сконструировал в голове такой общий образ того, как устроена грамматика, потому что его алгоритм дешифровки, конечно, устроен в правильном понимании лингвистики, в более правильном, чем это было в это время у самих лингвистов»35.
В.И. Гуляев, археолог и ученик Кнорозова, полагает, что именно «такое сочетание широты и профессионализма при решении поставленных научных задач и приносило ему неизменный успех в ис-следованиях»36.
* * *
Последняя статья Кнорозова вышла в 1999 г., полвека спустя после первой публикации, в специальном выпуске сборника серии «Вопросы этнической семиотики», увидевшем свет уже после ухода Юрия Валентиновича. Это была статья в виде тезисов «Особенности детских изображений», в которой он четко сформулировал свою позицию относительно применимости закона рекапитуляции Геккеля-Мюллера, согласно которому онтогенез повторяет филогенез, к цивилизационному развитию, причем с обратно пропорциональной скоростью: «Процесс вхождения новорожденного ребенка в коллектив взрослых в определенной степени аналогичен процессу формирования личности по ходу возникновения и развития древних коллективов. В обоих случаях формируется личность, имеющая определенные связи с членами коллективов, владеющая сигнализацией и обладающая определенным мировоззрением. Развитие в обо-
их случаях идет по законам диалектики и имеет некоторые общие черты, но также и существенные различия.»37.
Оставленная Кнорозовым программа исследований явно идет в параллели направлению «объективно-психологического» изучения личности ребенка, обозначенного Бехтеревым в докладе «Первоначальная эволюция детского рисунка в объективном изучении», сделанном в Русском обществе нормальной и патологической психологии в 1908 г.: «Много внимания некоторыми авторами уделяется вопросу о сходстве рисунков детей с живописным искусством доисторического человека и современных первобытных народов. Этот вопрос действительно не может не быть интересным, но подходить к его выяснению можно только после обстоятельного разрешения вопроса о постепенной эволюции детского рисунка. Во всяком случае, есть много данных за то, что законы развития искусства в жизни народов те же, что законы развития искусства в жизни отдельных лиц, и потому естественно, что общие черты развития детского рисунка повторяют те черты развития человеческого искусства, которые оно проходило, начиная с доисторического периода своего развития»38.
Примечательно, что многие работы Бехтерева, включая этот доклад, носившие междисциплинарный характер и обращавшиеся, так или иначе, к проблемам социально-исторического развития, были опубликованы до 1917 г. и ни разу не переиздавались вплоть до 1999 г. Бехтерев не мог позиционироваться как историк, а Кнорозова, по определению, не воспринимало сообщество генетиков.
Сомневаясь в том, что его работа будет признана, Кнорозов излагал положения теории в свойственной ему ироничной манере, причем удивительно точно выстраивая логические линии: «.Наличие хвоста было целесообразно для всех хордовых на определенном этапе, т.е. хвост входил в набор элементов ароморфоза, но в дальнейшем оказался излишним и редуцировался в основной линии, сохранился в боковых как идиоадаптация. У человеческого эмбриона хвост сначала формируется, а затем совершенно напрасно редуцируется (атрофируется), появляясь у ребенка только в порядке атавизма. Аналогичным образом у эмбриона появляется и исчезает шерсть (хотя она весьма бы пригодилась)»39.
После такого доходчивого объяснения принципа биологической эволюции следует четкое и логичное продолжение, уже относящееся к эволюции социокультурной: «В коллективах идиоадаптации соответствует специализация элементов культуры. Чрезмерная специализация может препятствовать появлению более целесообразных изобретений (принцип которых уже известен). .Развитие графики у племен имело отклонения в основной линии, в дальнейшем выравнивающиеся. Иногда специализация была очень сильной. Аналогичные отклонения от основной линии наблюдаются в детской графике»40.
* * *
Прошло 20 лет после ухода Юрия Валентиновича.
Его научная, да и личная судьба тесно вплетена в историю России. Творческое наследие занимает особое место в отечественной и мировой науке, обретя статус школы Ю.В. Кнорозова. Идеи, зачастую опережавшие время, оказались плодотворными и очень востребованными.
А сама личность Кнорозова порою обретает черты легенды. В первую годовщину его смерти крупнейший американский специалист по майя Майкл Ко, комментируя посвященное дешифровке письма майя письмо-завещание Эрика Томпсона, заявил: «Сейчас, в наступившем XXI веке, можно окончательно признать, что Томпсон был неправ - а все мы теперь кнорозовисты».
Все, кто был знаком с Кнорозовым, отдавали себе отчет в нестандартности его мышления, логика которого не всегда была понятна современникам. Трудно не согласится с удивительно справедливым замечанием А.М. Плунгяна: «.Для объективного понимания специфики научного мышления и психологии Кнорозова необходимо реконструировать минимальную базу знаний в области лингвистики и методики дешифровки, которым располагал демобилизованный студент-этнограф третьего-пятого курса Кнорозов - знания в области теоретической лингвистики, староиспанского, майя, европейских языков, археологии, опыт дешифровки и многое другое - литература, личные контакты и т.п. Это сложная, дедуктивная, но актуальная задача кнорозоведения»41.
Примечания Notes
1 Личный архив автора. Текст интервью с Ю.В. Кнорозовым (1997 г.).
2 Текст поэмы хранится в личном архиве и любезно предоставлен А.С. Кнорозовым.
3 Научный архив Российского этнографического музея (Архив РЭМ). Ф. 2. Оп. 3. Д. 93.
4 Научный архив Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого Российской академии наук (Кунсткамера) (Архив МАЭ). К. 1. Оп. 7. Д. 69.Л. 24.
5 Личный архив автора. Видеозапись интервью с Вяч. Вс. Ивановым (Переделкино, лето 2007 г.), сделанная для фильма «В поисках утерянного кода. Юрий Кнорозов» (2009 г., автор Г. Ершова, режиссер Ф. Кудряшов).
6 Архив РЭМ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 36.
7 Личный архив автора. Текст интервью с Ю.В. Кнорозовым (1997 г.).
8 Кнорозов Ю.В. Мазар Шамун-Наби (Некоторые пережитки дому-сульманских верований у народов Хорезмского оазиса) // Советская этнография. 1949. № 2. С. 86-97.
9 Личный архив автора. Аудиозапись интервью с А.С. Кнорозовым и Т.Б. Кнорозовой (2005 г.).
10 Текст воспоминаний, посвященных знакомству с Ю.В. Кнорозовым, любезно предоставлен автору А.М. Плунгяном.
11 Кнорозов Ю.В. Древняя письменность Центральной Америки // Советская этнография. 1952. № 3. С. 100-118; Knorozov Yu.V. La antigua escritura de los pueblos de América Central. México, 1953.
12 Архив МАЭ. К. 1. Оп. 7. Д. 69. Л. 10-11.
13 Кнорозов Ю.В. Письменность древних майя (Опыт расшифровки) // Советская этнография. 1955. № 1. С. 94-125; Кнорозов Ю.В. Письменность древних майя // Вопросы истории. 1955. № 8. С. 221-223; Кнорозов Ю.В. Система письма древних майя. Москва, 1955.
14 Долгова Е.А., Ершова Г.Г. «Вот всё, что я могу сказать о предлагаемой работе»: Диссертационный диспут Ю.В. Кнорозова. 1955 г. // Исторический архив. 2018. № 5. С. 29-53; Ершова Г.Г. Мастера российской историографии: Юрий Валентинович Кнорозов: Фотолетопись (1922 - 1999) // Исторический архив. 2018. № 5. С. 54-69.
15 Текст воспоминаний И.К. Федоровой любезно предоставлен автору для публикации ее дочерью О.М. Федоровой.
16 Личный архив автора. Видеозапись интервью с Вяч. Вс. Ивановым (Переделкино, лето 2007 г.), сделанная для фильма «В поисках утерянного кода. Юрий Кнорозов» (2009 г., автор Г. Ершова, режиссер Ф. Кудряшов).
17 Кнорозов Ю.В. Машинная дешифровка письма майя // Вопросы языкознания. 1962. № 1. С. 91.
18 Евреинов Э.В., КосаревЮ.Г., Устинов В.А. Исследование рукописей древних майя с помощью электронной вычислительной машины: Алгоритмы и программы // Конференция по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста: Доклады. Вып. 11. Москва, 1961.
19 Бурлакова М.И. Собеседование по теории сигнализации // Структурно-типологические исследования: Сборник статей. Москва, 1962. С. 283-285.
20 Кнорозов Ю.В. Об изучении фасцинации // Вопросы языкознания.
1962. № 1. С. 163.
21 Личный архив автора. Видеозапись интервью с Вяч. Вс. Ивановым (Переделкино, лето 2007 г.), сделанная для фильма «В поисках утерянного кода. Юрий Кнорозов» (2009 г., автор Г. Ершова, режиссер Ф. Кудряшов).
22 Бурлакова М.И. Научная жизнь // Вопросы языкознания. 1962. № 1. С. 159-161.
23 Соболев С.Л. Письмо в редакцию // Вопросы языкознания. 1962 № 3. С. 147.
24 Кнорозов Ю.В. Письменность индейцев майя. Москва; Ленинград,
1963.С. 46.
25 Ершова Г.Г., Шесенья А. Этническая семиотика: Междисциплинарная проблема // «Стены и Мосты» - III: История возникновения и развития идеи междисциплинарности. Москва, 2015. С. 19-40.
26 Ершова Г.Г., Шесенья А. Этническая семиотика: Междисциплинарная проблема // «Стены и Мосты» - III: История возникновения и развития идеи междисциплинарности. Москва, 2015. С. 19-40.
27 Кнорозов Ю.В. К вопросу о классификации сигнализации // Основные проблемы африканистики. Москва, 1973. С. 328, 331.
28 Архив РЭМ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 93.
29 Ершова Г.Г., Шесенья А. Этническая семиотика: Междисциплинарная проблема // «Стены и Мосты» - III: История возникновения и развития идеи междисциплинарности. Москва, 2015. С. 19-40.
30 Кнорозов Ю.В. Неизвестные тексты // Забытые системы письма. Москва, 1982. С. 3.
31 Кнорозов Ю.В. Неизвестные тексты // Забытые системы письма. Москва, 1982. С. 6.
32 Кнорозов Ю.В. Неизвестные тексты // Забытые системы письма. Москва, 1982. С. 9, 10.
33 Текст воспоминаний, посвященных знакомству с Ю.В. Кнорозовым, любезно предоставлен автору А.М. Плунгяном.
34 Кнорозов Ю.В. Иероглифические рукописи майя. Ленинград, 1975.
35 Личный архив автора. Видеозапись интервью с Вяч. Вс. Ивановым (Переделкино, лето 2007 г.), сделанная для фильма «В поисках утерянного кода. Юрий Кнорозов» (2009 г., автор Г. Ершова, режиссер Ф. Кудряшов).
36 Личный архив автора. Текст воспоминаний В.И. Гуляева о Ю.В. Кнорозове (2007 г.).
37 Кнорозов Ю.В. Особенности детских изображений // Вопросы этнической семиотики: Забытые системы письма. Санкт-Петербург, 1999. С. 186.
38 Бехтерев В.М. Первоначальная эволюция детского рисунка в объективном изучении // Избранные труды по психологии личности. Т. 2. Санкт-Петербург, 1999. С. 141, 145.
39 Кнорозов Ю.В. Особенности детских изображений // Вопросы этнической семиотики: Забытые системы письма. Санкт-Петербург, 1999. С. 187.
40 Кнорозов Ю.В. Особенности детских изображений // Вопросы этнической семиотики: Забытые системы письма. Санкт-Петербург, 1999. С. 188.
41 Текст воспоминаний, посвященных знакомству с Ю.В. Кнорозовым, любезно предоставлен автору А.М. Плунгяном.
Автор, аннотация, ключевые слова
Ершова Галина Гавриловна - докт. ист. наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета (Москва)
ga.gav@mail.ru
Впервые в отечественной историографии рассматривается научное наследие Юрия Валентиновича Кнорозова (1922 - 1999), связанное не толь-
ко с дешифровкой древней иероглифической письменности майя, но и с теоретическими выводами в области коммуникации, ориентированной на усложняющееся взаимодействие членов коллектива. На основании анализа последовательности публикаций Ю.В. Кнорозова рассматривается становление и развитие его научных интересов. Главное внимание уделяется рассмотрению основных теорий Ю.В. Кнорозова (коммуникации, фасци-нации, этнической семиотики), основанных на взаимосвязи деятельности головного мозга индивидуума и типов сигнализации, обеспечивающей реализацию общих для коллектива задач. Именно такая деятельность выделяет человека из животной среды и сопровождается развитием социальной организации. В статье на основе неизвестных ранее воспоминаний современников, коллег и друзей, которые дополняют архивные документы, охарактеризованы особенности междисциплинарного исследовательского подхода Ю.В. Кнорозова, предполагающего формулировку теоретической концепции и следующую за ней практическую апробацию высказанной гипотезы, как это было сделано при дешифровке иероглифической письменности майя. Воспоминания современников позволяют реконструировать и особенности эпохи становления Ю.В. Кнорозова как ученого, оценить масштаб его личности. Реконструируется важная роль таких ученых как С.А. Токарев и В.П. Толстов в поддержке молодых талантливых ученых-историков. Причем, с одной стороны, присутствовали опасения репрессий, а с другой, несмотря на эти опасения, бросался вызов господствующим догмам, в рамках принятых правил находились обходные пути решения поставленных целей. И все эти задачи решал не столько сам Ю.В. Кнорозов, сколько его учителя, занимавшие руководящие позиции в исторической науке. Кроме того, приходилось противостоять нечистоплотным псевдоученым, пытавшимся создать себе имя за счет чужого открытия.
Ю.В. Кнорозов, иероглифическое письмо майя, древняя система письма, дешифровка, теория коммуникации, теория сигнализации, фасцина-ция, семиотика, этническая семиотика, теория коллектива, пиктография, В.М. Бехтерев.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Knorozov Yu.V. Drevnyaya pismennost Tsentralnoy Ameriki [Ancient Mesoamerican Writing.]. Sovetskaya etnografiya, 1952, no 3, pp. 100-118. (In Russian).
2. Knorozov Yu.V. Mashinnaya deshifrovka pisma mayya [Machine Decipherment of Maya Script.]. Voprosy yazykoznaniya, 1962, no. 1, pp. 91-99. (In Russian).
3. Knorozov Yu.V. Mazar Shamun-Nabi (Nekotorye perezhitki domusul-manskikh verovaniy u narodov Khorezmskogo oazisa) [Mazar Shamun-Nabi (Some Vestiges of Pre-Islamic Beliefs among the Peoples of the Khorezm Oasis).]. Sovetskaya etnografiya, 1949, no. 2, pp. 86-97. (In Russian).
4. Knorozov Yu.V. Ob izuchenii fastsinatsii [On the Study of Fascination.]. Voprosy yazykoznaniya, 1962, no. 1, p. 163. (In Russian).
5. Knorozov Yu.V. Pismennost drevnikh mayya [Ancient Maya Writing.]. Voprosy istorii, 1955, no 8, pp. 221-223. (In Russian).
6. Knorozov Yu.V. Pismennost drevnikh mayya (Opyt rasshifrovki) [Ancient Maya Writing (The Experience of Decipherment).]. Sovetskaya etnogra-fiya, 1955, no. l, pp. 94-115. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
7. Bekhterev V.M. Pervonachalnaya evolyutsiya detskogo risunka v obek-tivnom izuchenii [The Initial Evolution of Children's Drawings in Objective Study.]. Izbrannye trudy po psikhologii lichnosti [Selected Works on the Psychology of Personality.]. St. Petersburg, 1999, vol. 2, pp. 99-152. (In Russian).
8. Burlakova M.I. Sobesedovanie po teorii signalizatsii [A Conversation on the Theory of Signaling.] Strukturno-tipologicheskie issledovaniya [Structural Typological Studies: Collected Papers.]. Moscow, 1962, pp. 283-285. (In Russian).
9. Ershova G.G.; Shesena, Alejandro. Etnicheskaya semiotika: Mezhdist-siplinarnaya problema [Ethnic Semiotics: An Interdisciplinary Problem.]. "Ste-ny i Mosty" - III: Istoriya vozniknoveniya i razvitiya idei mezhdistsiplinarnosti ["Walls and Bridges" - III: The History and Development of the Idea of Inter-disciplinarity.]. Moscow, 2015, pp. 19-40. (In Russian).
10. Knorozov Yu.V. K voprosu o klassifikatsii signalizatsii [On the Classification of Signaling.]. Osnovnyeproblemy afrikanistiki [Fundamental Problems of African Studies.]. Moscow, 1973, pp. 324-334. (In Russian).
11. Knorozov Yu.V. Neizvestnye teksty [Unknown Texts.]. Zabytye sistemy pisma [Forgotten Writing Systems.]. Moscow, 1982, pp. 3-10. (In Russian).
12. Knorozov Yu.V. Osobennosti detskikh izobrazheniy [Features of Children's Images.]. Voprosy etnicheskoy semiotiki: Zabytye sistemy pisma [Questions of Ethnic Semiotics: Forgotten Writing Systems.]. St. Petersburg, 1999, pp.186-192. (In Russian).
(Monographs)
13. Knorozov Yu.V. Ieroglificheskie rukopisi mayya [Maya Hieroglyphic Manuscripts.]. Leningrad, 1975, 272 p. (In Russian).
14. Knorozov Yu.V. La antigua escritura de los pueblos de América Central. México, 1953, 37 p. (In Spanish).
15. Knorozov Yu.V. Pismennost indeytsev mayya [The Writing of the Maya Indians.]. Moscow, Leningrad, 1963, 665 p. (In Russian).
16. Knorozov Yu.V. Sistema pisma drevnikh mayya [The Ancient Maya Writing System.]. Moscow, 1955, 95 p. (In Russian).
Author, Abstract, Key words
Galina G. Ershova - Doctor of History, Professor, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
ga.gav@mail.ru
For the first time in the national historiography, the scientific heritage of Yuriy Valentinovich Knorozov (1922 - 1999) is considered from a new point of view. It is examined not only from the perspectives of the decipherment of the ancient Maya hieroglyphic writing, but also in connection with theoretical conclusions in the field of communication, targeted to the increasing interaction of members of the collective. Based on the analysis of the sequence of Knorozov's publications the formation and development of his scientific interests are considered. The main attention in the article is given to the examination of Knorozov's basic theories: communication, fascination and ethnic semiotics. These theories were based on the interaction of the individual's brain and the types of signaling, which provides the implementation of common tasks for the collective. This activity distinguishes human from the animal environment and is accompanied by the development of social organization. The author resorts to the previously unknown memoirs of his contemporaries - colleagues and friends, - supplemented by archival documents which manifest Knorozov's interdisciplinary research approach. His approach presupposes the formulation of a certain theoretical concept and the subsequent practical testing of his hypothesis, as was done with the decipherment of the Maya hieroglyphic writing. The memoirs of his contemporaries allow us to reconstruct the peculiarities of the epoch of Knorozov's rise as a scientist, to assess the scale of his personality. The important role of such scientists as S.A. Tokarev and V.P. Tolstov in supporting young talented historians is reconstructed. On the one hand, there were fears of repressions, and on the other, despite those fears, the dominant dogmas were challenged, and within the framework of the adopted rules, workaround solutions to the set goals were found. All these tasks were solved not so much by Knorozov himself, but by his teachers, who held leading positions in historical science. In addition, he had to confront unscrupulous pseudo-scientists who tried to create a name for themselves at the expense of someone else's discovery.
Yuriy V. Knorozov, Maya hieroglyphic writing, ancient writing system, decipherment, theory of communication, signaling theory, fascination, semiotics, ethnic semiotics, theory of the collective, pictography, Vladimir M. Bekhterev.
