CC BY
29
ДИСКУССИЯ О ПРОБЛЕМАХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ЕВРОПЫ И АМЕРИКИ (Реферативный обзор)
Французский журнал «Коммантер» опубликовал статью Збигнева Бжезинского «Как Америке жить с новой Европой»32, в которой он рассмотрел важные проблемы, касающиеся отношений между ЕС и США, процесса объединения Европы, создания европейских автономных вооруженных сил, стратегии НАТО. Эта статья вызвала дискуссию во французской прессе. Далее мы приводим реферат статьи Бжезинского и отклики на нее некоторых исследователей.
По оценке Бжезинского, НАТО стоит в центре международной политики США, является инструментом их влияния во всем мире. «Вдвоем Америка и Европа составляют ось мировой стабильности, локомотив международной экономики, сосредоточие интеллектуального капитала и технических нововведений, существующих на планете. Не менее значим тот факт, что оба партнера являются очагами наиболее успешных демократических режимов мира» (с.485).
Отношения между Америкой и Европой занимают первое место среди приоритетов Вашингтона. Потенциально возможно, что вслед за экономическим союзом Европа создаст политический союз, который, по мнению Бжезинского, может вызвать такое же серьезное перераспределении власти в мире, какое последовало за падением советской империи. Новая Европа окажет влияние на баланс сил в Евразии и уменьшит роль США (см. табл.). Вслед за этим можно ожидать осложнений в трансатлантических отношениях. Но, подчеркивает Бжезинский, ни США, ни Европа не имеют возможностей управлять столь значительными изменениями. Однако в настоящее время ничто не убеждает, что однажды возникнет ЕС, который будет обладать настоящим единством и соответствующим политическим весом. Рождение подобной Европы будет зависеть от глубины ее политической взаимозависимости, масштабов географического распространения и степени военной самостоятельности.
32
Brzezinski Z. Comment l'Amérique doit vivre avec la nouvelle Europe // Commentaire. - P., 2000. - Vol. 23, N 91. -
P. 485-496.
Таблица (с.486)
Показатели развития экономики США и Европы
США Европа 15-ти Европа 27-ми* Европа 27 +Турция
Население (человек) 272 639 608 374 324 512 479 779 201 545 378 407
ВВП (рассчитанный на основе паритета покупательной способности валют (в млрд. долл.) 8511 8053 8747 9172
ВВП в расчете на душу населения (в долл.) 31 500 20 927 15 061 14 759
Военные расходы (в млрд. долл.) 267,2 166,3 221,6 228,4
Военные расходы (в % от ВВП) 3,4 1,84 1,97 2,06
Экспорт (в млрд. долл.) 905 2032 2189 2233
Экспорт (в % от мирового экспорта) 16,5 37,0 39,9 40,7
Импорт (в млрд. долл.) 757 2028 2146 2174
Импорт (в % от мирового импорта) 13,5 36,0 38,1 38,9
*Европа 27-ми объединит входящие в настоящий момент в ЕС страны и все страны - кандидаты из Центральной и Восточной Европы.
Как бы то ни было, союз между Америкой и Европой остается неравным, и дело идет к тому, что эта асимметрия власти еще больше усилится в пользу США. Такое положение является следствием беспрецедентной экономической мощи США, прогресса в информатизации и биотехнологии, технической революции в вооружениях, качественно изменившей их характер, использование и разрушительную мощь. Даже если бы европейские государства общими усилиями попытались догнать США, в обозримом будущем им это вряд ли удалось бы.
«Таким образом, США останутся единственной настоящей супердержавой на уровне планеты в течение по меньшей мере одного поколения. Это значит, что они останутся также доминирующим партнером внутри Атлантического союза по крайней мере на ближайшие 25 лет» (с.487). Следовательно, споры между Европой и Америкой будут касаться не фундаментального преобразования Альянса, а второстепенных проблем. А для того чтобы они не породили конфликтов, американо-европейские отношения должны развиваться под знаком истинного сотрудничества.
Когда США и Европа говорят об объединенной Европе, то ориентиром является американская модель. Европейцы мечтают о том, чтобы стать сверхдержавой, равной США, а в Вашингтоне опасаются, что объединенная Европа сравняется с Америкой и может стать ее соперницей.
Однако, подчеркивает Бжезинский, условия, в которых происходило становление США и ЕС, сильно отличаются. Большинство европейских руководителей осознают, что Европейскому союзу недостает той идеологической страстности и гражданственности, которыми обладали создатели американской Конституции, готовые пожертвовать своей жизнью, чтобы добиться независимости английских колоний в Новом Свете. Но ни сегодня, ни в обозримом будущем ни один европеец не захочет умереть за объединенную Европу. Поэтому Европа, как по форме, так и по содержанию, будет совершенно иным политическим образованием в мировой истории. Это будет прежде всего мощное экономическое пространство, а также политическое объединение, но ему будет не хватать эмоционального и идеологического подъема, который в свое время лежал в основе создания США. Этот подъем в Америке выражался в философии трансцендентности политической свободы для всего мира, которая послужила почти религиозным фундаментом для основателей государства и для тех масс народа, которые позже сюда прибыли. Иначе говоря, «американская революция создала новый тип национализма универсалистского характера, открытого для всех» (с.487).
Ничего подобного не происходит на пути европейцев к единой Европе. В документах ЕС речь не идет о свободе, справедливости, совместной защите, а только об экономическом и социальном прогрессе, улучшении условий жизни и труда, о правилах международной торговли и т.д. Первоначальный импульс в конце 40-х — начале 50-х годов был более ориентирован на определенную цель: положить конец националистическим конфликтам, которые дважды чуть было не разрушили европейскую цивилизацию. В итоге возобладал сугубо прагматический подход к объединению Европы.
Политическая общность, построенная на поиске преимуществ, будет отличаться от политического единства, основанного на убеждениях. Формирующаяся Европа превратится в некий гибрид: с одной стороны, огромное транснациональное предприятие, в которое все будут стремиться вступить в поисках преимуществ, с другой — конфедеративное государство, которое со временем объединит ныне различные сообщества граждан и даст им общее европейское гражданство. «Короче говоря, европейское политическое единство, построенное на прагматизме, будет меньше, чем Соединенные Штаты Европы, но несколько больше, чем простой Европейский союз» (с.488).
По всей вероятности, Европа в обозримом будущем не станет и не может стать «еще одной Америкой». Объединение еще не означает единства. Когда это будет понято по обеим сторонам Атлантики, американо-европейский диалог перестанет быть столь напряженным: Европа сможет спокойно продолжать объединяться, расширяться и увеличивать свою военную автономию, а Америка должна будет адаптироваться к рождению этого нового политического образования.
Как правило, сплочение многих народов происходит под воздействием трех факторов: внешняя опасность, наличие объединяющей идеологии, инициатива со стороны самой мощной страны, — или при комбинации всех трех факторов. В начале строительства
Европы существовали все три фактора, но в разной пропорции: Советский Союз представлял реальную внешнюю угрозу, европейский идеал подпитывался свежими воспоминаниями о Второй мировой войне, Франция воспользовалась послевоенной уязвимостью Германии, чтобы усилить свои позиции. В конце XX в. стало ясно, что этот первоначальный порыв угас. И как следствие — европейское объединение ограничилось введением единых правил, создающих благоприятные условия для деловых кругов. Следует констатировать, продолжает Бжезинский, что объединение, проводимое бюрократией, совершенно неспособно создать политическую волю, необходимую для желаемого союза. Оно не может ни зажечь воображение, ни вызвать боевой дух, без которого национальное государство не в состоянии противостоять противнику. Не понятно, как документ, содержащий 80 тыс. страниц (его должны ратифицировать страны — кандидаты на вступление в ЕС), может вдохновить рядовых людей и придать им желание стать истинными гражданами новой Европы.
«При отсутствии в настоящее время трех факторов, которые обычно побуждают народы к объединению, существующий прагматический союз является не только необходимым, но и единственно возможным для Европы путем к единству», — считает Бжезинский (с.489). Это объясняет, почему объединение будет долгим, а если оно будет слишком быстрым, то может еще больше разобщить Европу. Любая попытка ускорить политическое объединение обострит напряженность межу крупными государствами и ЕС, потому что каждое из них дорожит сохранением своего суверенитета в решающей области — во внешней политике. Европа когда-нибудь, возможно, придет к истинной независимости, но это случится только тогда, когда каждый европеец будет ощущать свою европейскую политическую идентичность, оставаясь при этом немцем или французом по своей культуре и языку.
Но пока Европа частично компенсирует медлительность внутреннего объединения своим внешним расширением. При этом все, даже самые решительные сторонники этого процесса, считают, что политическое объединение должно затронуть только те несколько стран, которые исторически являются ядром европейского строительства. А это значит, что будет создана «Европа многих скоростей с варьируемой геометрией»33 (с. 490). Но даже если эта формула будет принята, считает Бжезинский, она вряд ли приведет к сокращению фундаментальной напряженности между объединением и расширением, поскольку она подразумевает разделение стран Европы на первую и вторую категории. Когда дело будет касаться внешней политики, страны второй категории воспротивятся принятию решений от их имени руководством государств первой категории.
Три главные европейские страны — Франция, Великобритания и Германия — в 1999 г. приняли решение объединить свои усилия, чтобы придать ЕС военную составляющую, не дожидаясь объединения в сфере внешней политики. От новой европейской военной идентичности ждут, что она придаст вес будущей совместной внешней и оборонной политике.
Силы кризисного реагирования ЕС должны быть готовы к использованию к 2003 г. «Рождение этих сил — как считает Бжезинский, — будет означать рождение соответствующей европейской идентичности в области безопасности и обороны, способной действовать независимо от НАТО» (с.491). Этот проект европейской обороны появился, кроме прочего, в результате войны в Косово, вскрывшей недостатки ЕС в военной области. Европа имеет все необходимые средства, чтобы создать эти силы, вопрос лишь в наличии воли, замечает автор.
Европейские министры обороны заявили, что создание этих сил не потребует дополнительных расходов: надо лишь пересмотреть структуру бюджета. Но серьезные комментаторы высказывают по этому поводу вполне обоснованный скептицизм. Содержание 60 тыс. человек во время предполагаемых военных действий требует в среднем наличия 180 тыс. хорошо обученных солдат для обеспечения необходимой ротации кадров. Это требует таких средств, которых у Европы нет. Тем более что расходы европейского бюджета на оборону постоянно снижались: с 1992 г. — на 22% (с. 492).
Совместные европейские силы, которые находятся в стадии формирования, и военные контингенты, уже существующие в рамках НАТО, могут послужить источником
33 «Варьируемая геометрия» означает, что страны, которые хотят и способны углубить Союз в некоторых политических областях, сделают это, а другие не будут обязаны следовать за ними. - Прим. Автора.
политических разногласий. Очевидно, что эти европейские силы быстрого реагирования не будут соперником НАТО. Европейцы лишь несколько усовершенствуют военное планирование и координацию своих штабов и постепенно, в течение 5-6 лет, улучшат свою способность участвовать без сил НАТО в операциях по урегулированию конфликтов в регионе. Европе, как считает Бжезинский, не удастся стать планетарной супердержавой.
Обращаясь к американской правящей элите, Бжезинский советует ей при определении политики США по отношению к Европе руководствоваться формулой: «Лучшее — враг хорошего». «Лучшим» в данном случае была бы политически единая Европа, привязанная к НАТО, которая тратила бы на оборону столько же, сколько и США, но направляла бы свои кредиты почти в полном объеме на усовершенствование Альянса, который распространит свои действия за пределы своей зоны ответственности и т.д. «Хорошее» — это Европа, остающаяся экономическим соперником, постоянно увеличивающая уровень взаимозависимости своих членов, неторопливо продвигающаяся к политической и военной независимости, признающая, что ее настоящий интерес заключается в поддержании американского присутствия на периферии Европы и Евразии. Американское руководство дожно признать, что «хорошее» реально отвечает жизненным интересам Соединенных Штатов. Проект автономной обороны Европы ставит перед НАТО лишь практические проблемы, а не принципиальные, а превращать практические проблемы в вопросы приципа — не лучший способ их решения (с. 492—493).
Желание европейцев пользоваться автономией в области обороны сделает процесс принятия решений в рамках НАТО более тяжеловесным, а взнос Европы в усиление военной мощи НАТО, вероятно, будет несколько ниже из-за направления части инвестиций в европейские силы быстрого реагирования. Если Европа создаст свой орган обороны, она разработает собственную стратегию, которую Америка должна учитывать. Но, скорее всего, совместная политика безопасности родится одновременно с концентрацией европейского производства вооружений и по мере улучшения координации военного планирования стран-членов.
Более серьезной проблемой для НАТО является не то, что Европа была фактически бессильна в косовской войне, а то, что после окончания этого конфликта не было реальных результатов в сфере политики и обороны. Удивительный факт — Европа не только неспособна защитить сама себя, но она не может установить порядка на континенте. Перед НАТО встает проблема собственной сплоченности, имеющая в долгосрочной перспективе более важное значение, чем европейские проекты обороны. Похоже, что в Америке будет расти недовольство ролью американских сил, задействованных в обороне Европы.
США должны поощрять расширение как НАТО, так и ЕС, а также проведение консультаций между ними. Но было бы преждевременно рассуждать о том, какими будут периметры этих двух объединений. «Многое будет зависеть от развития России, перед которой не надо закрывать дверь в атлантическую Европу... Россия должна в конечном счете признать, что в ее интересах найти согласие с НАТО и даже ассоциироваться с ней» (с. 495). Во всяком случае нельзя априори исключать прием в НАТО или в ЕС любой европейской страны, удовлетворяющей соответствующим критериям.
«Зная, что настоящее объединение будет медленным, а европейское политическое единство не будет другой Америкой, не стоит опасаться соперничества. Отношения между двумя берегами Атлантики должны походить на брак, основанный на различиях, взаимном уважении (и следовательно, на определенном разделении труда), на общих интересах, которые служат укреплению партнерства: именно так происходило в течение последнего полувека, и так будет некоторое время идти и дальше» (с. 495).
Европа, ближе расположенная к Азии и Африке, где возможны социальные потрясения, более открыта планетарным угрозам, чем географически более изолированная, политически сплоченная и мощная в военном отношении Америка. Распространение оружия массового уничтожения, ядерного или неядерного, будет более опасно для Европы из-за ее ограниченных военных возможностей и близости потенциально опасных стран. Таким образом, Европа долго будет еще нуждаться в защите Америки.
«В то же время тесные связи с Европой придают планетарной роли Америки легитимность и философский смысл: речь идет о сообществе демократических режимов, которые без этих связей оказались бы в некоторой изоляции в мире. Сохранять, усиливать
и особенно расширять это сообщество с тем, чтобы утвердить благо свободы для нас и наших потомков, — такова исторически жизненная задача Америки» (с. 496).
В дискуссии, начатой Бжезинским, принял участие Рене Фош, почетный генеральный директор Европейской комиссии. В статье «Как жить с Соединенными Штатами?»34 он рассмотрел целую серию вопросов, связанных с европейско-американскими отношениями. Среди них — о специфике американского культурного влияния, зависимости Европы от США и НАТО в военной области, экономическом соперничестве, принадлежности к единой цивилизации, о необходимости совместными усилиями противостоять новым опасностям XXI в.
Прежде всего, Фош обращает внимание на способы распространения влияния, к которым прибегают американцы. Они различают (по выражению Жака Андреани) «мягкую власть», т.е. власть влияния, и «жесткую власть», проводимую с помощью оружия, альянсов и политических связей. И, как правило, они начинают с первого. Фош считает, что следует задать вопрос, не идет ли вслед за влиянием американской культуры, в широком смысле этого слова, американская армия. Американское культурное влияние многообразно. О влиянии же азиатской культуры нельзя говорить как о «мягкой» азиатской власти, которая подготавливает пути для «жесткой» власти. «Отличие в том, что американское культурное влияние не отделено от других видов власти» (с.21).
Сверхвласть США утверждается во всех областях, прежде всего в военной. Распад СССР нарушил приблизительное равновесие сил двух супердержав, отсюда, как считает Бжезинский, американский планетарный перевес. Европа фактически находится под военным протекторатом США, что неизбежно вызывает недовольство, особенно с тех пор, как исчезла прямая угроза, которая делала эту зависимость приемлемой.
В ответ на слова Бжезинского о том, что Европа вряд ли в ближайшем будущем сможет догнать Америку в военной области, Фош указывает, что это так, но Европа и не ставит себе такой цели. Ее задачи ограниваются поддержанием и востановлением порядка в своем непосредственном геополитическом окружении в случае, если американские интересы не будут затронуты и США не сочтут нужным вмешиваться. Даже эта задача — содержать армейские части в течение хотя бы одного года — потребует от европейских государств дополнительных бюджетных ассигнований и усовершенствования вооружений. Европа держит под ружьем на 500 тыс. человек больше, чем Америка, но Америка закупает оружия в три раза большее количество и расходует на военные исследования в четыра раз больше средств, чем Европа (с.21). Европа содержит армию вчерашнего дня, а Америка располагает современным оружием и подготавливает сверхсовременное.
В Вашингтоне существует консенсус в вопросе о модернизации оружия, с которым можно было бы вести две войны одновременно и создавать национальную систему противоракетной обороны для защиты США от опасности нападения со стороны таких государств, как Северная Корея, Ирак или Иран. Фош так характеризует американскую систему противоракетной обороны: «В настоящий момент речь идет о проекте, основанном на непроверенной технологии, направленном против еще не определенных врагов, но уже вызывающего возражения Китая, России и всех европейцев. Но в этом проекте в высшей степени заинтересован военно-промышленный комплекс, и он пользуется массовой поддержкой общественного мнения, привязанного к идее, весьма, однако проблематичной, превращения американской территории в неприкосновенную зону» (с.22).
Есть еще один вопрос, требующий урегулирования между европейцами и США. Это вопрос о степени независимости от НАТО создаваемых в Европе сил кризисного реагирования. При этом может случиться так, что опять будут затронуты интересы европейцев, а американцы откажутся вмешиваться в конфликт. У Европы же нет возможности провести в одиночку военную операцию, нет спутников слежения и связи, транспортных самолетов, ночных бомбардировщиков. Она сможет располагать этими средствам не ранее, чем через 10 лет.
«Короче говоря, именно в военной сфере Америка обладает наиболее очевидным превосходством. Но именно в этой области ее превосходство наименее применимо. Если поразмышлять над прецедентами во Вьетнаме, Ливане, Сомали, Ираке или над
34 Foch R. Comment vivre avec les Etats-Unis? //Commentaire. - P., 2001. - Vol.24, N 93. - P.21-25.
современной ситуацией на Ближнем Востоке, то становится ясно, что использование военной силы в нынешнее время все менее выгодно в политическом плане» (с.22).
Война в Югославии показала, что Европа, скорее всего, может столкнуться с конфликтами, требующими контролируемого использования силы, в сочетании с политическими, экономическими, юридическими и полицейскими действиями. Европа должна подготовиться именно к такого рода операциям, а не уравновешивать американскую силу. Она в этом совершенно не заинтересована и не готова вкладывать сюда средства.
Совершенно иначе обстоит дело в экономике: размеры ВВП Европы и США сравнимы по величине; происходит взаимопроникновение экономик двух партнеров. По словам американского посла в Париже, европейцы покупают американские фирмы, и за последний год в США из Европы перетекло больше капиталов (на 200 млрд. долл.), чем из Америки в Европу (с.22).
Фош предвидит, что в связи с замедлением роста и дефицитом их торгового баланса США будут оказывать на Европу давление, чтобы она открыла свои рынки американским товарам. Но «Европа прекрасно вооружена, чтобы защитить свои интересы в рамках Всемирной торговой организации (ВТО), где рассматриваются неизбежные спорные вопросы между двумя основными экономиками мира» (с.23). Американские представители заявляют, что экономика Европы и США настолько взаимосвязана, что если ЕС примет санкции против американских компаний, он неизбежно затронет интересы самых конкурентоспособных европейских отраслей. Фош, соглашаясь с этой оценкой ситуации, напоминает, что хорошо бы, если бы американское правительство, со своей стороны, также этого не забывало. Назрела необходимость организовать двусторонний диалог между ЕС и США, чтобы учесть политические аспекты имеющихся вопросов, прежде чем обращаться в ВТО, которая рассматривает проблемы лишь в правовом аспекте.
Что касается палестино-израильских отношений, то здесь также наблюдается многообразие европейских и американских интересов: европейцы оказывают экономическую помощь палестинцам, американцы помогают израильтянам в военном плане и выступают против любого вмешательства европейцев в разрешение этого конфликта. В том, что касается вступления Турции в ЕС, на котором настаивают США, указывающие на общие стратегические интересы, Европа должна твердо противостоять американскому давлению, поскольку Турция, будучи дружественным государством, тем не менее не является европейской страной, ни географически, ни по своей культуре и политике.
В настоящее время между двумя берегами Атлантического океана наблюдается интенсивный обмен и создается единая цивилизация, сравнимая с Римской империей, существовавшей в свое время в бассейне Средиземного моря. В Римской империи вначале власть осуществлялась исключительно из Рима, затем она организовалась вокруг двух полюсов — Рима и Константинополя. Как писал лорд Эктон, «любая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Именно поэтому американская Конституция предусматривает систему, в которой одна власть ограничивает другую. «Отношения между Европой и США внутри атлантического мира, — считает Фош, — должны соответствовать той же логике. Европа должна существовать сама по себе и не для того, чтобы противостоять американской силе, а чтобы ее уравновешивать, чтобы защищать интересы восточной части атлантического мира, а также чтобы гарантировать в определенной мере бинокулярное представление о вещах, чтобы представить миру другую модель, отличную от американской, и другой способ восприятия будущих проблем» (с.24).
«В мире существуют нации и тысычелетние цивилизации, такие как Индия, Китай, которые при всем желании не способны применить американскую модель с ее огромным разбазариванием природных ископаемых, воды, нефти; для этого не хватит ресурсов всей планеты. Единственно возможной будет модель многополярного мира, в котором каждая нация найдет свое место», — утверждает Фош (с.24).
XXI в. принес с собой новые вызовы: разрыв в уровне жизни населения развитых и бедных стран, с которым люди не хотят мириться, потепление климата, распространение оружия массового уничтожения, терроризм и т.д. Европа и Америка должны вместе противостоять этим вызовам. Настало время организовать настоящий диалог континентов, чтобы выработать совместную позицию по этим вопросам и придать политическое содержание понятию партнерства между Европой и США. Но НАТО, как считает Фош, не
может служить институтом, в рамках которого можно было бы обсуждать проблемы внешней политики, а также экономические отношения внутри атлантической зоны или «политику экономического содержания», которую проводят члены этой зоны со странами остального мира. Предстоит создать новую структуру для диалога между ЕС и американским правительством.
Статья Уильяма Пфаффа, издателя газеты «Интернешнл геральд трибьюн», «Об американской гегемонии»35 посвящена в основном особенностям американского национального самосознания, вере американцев в свою миссию реформирования мира, гегемонистским доктринам США, снижению после распада СССР легитимности мирового доминирования США, исторической неизбежности падения их гегемонистской власти.
По мнению Пфаффа, после окончания холодной войны в США сложился консенсус по вопросам внешней политики между, с одной стороны, «вильсоновской» левой (это, прежде всего, демократы и правительство Клинтона), которая желала бы увеличить политическое и экономическое влияние США за пределами Америки и «собрать демократические режимы под благосклонным крылом Америки» (с.5); с другой стороны — неоконсерваторами, доминирующими в правительстве Буша, которые считают, что Америка должна не только сохранять свое влияние за пределами Америки, но и распространить его по всей планете, что будет отвечать интересам не только США, но и всего мира. Этот, по выражению Пфаффа, агрессивно-односторонний подход к вопросам внешней политики выражает американский конгресс. Пфафф видит в этой позиции проявление более старой тенденции к изоляционизму, а односторонность и изоляционизм всегда были двумя сторонами одного и того же националистического направления.
В подобном русле правительство Клинтона проводило политику в отношении НАТО, ее целью было расширение числа ее членов и распространение влияния за границы зоны ответственности. Некоторые допускали включение в НАТО бывших советских республик и даже самой России. В этих планах, как считает Пфафф, выражается экспансионизм, присущий высшим функционерам Вашингтона, которые, помимо идеи расширения НАТО, отстаивают также мысль о том, что глобализация в экономике, проводимая Америкой, должна сопровождаться глобализацией в политике.
Политическая глобализация в XXI в. представляется части американской элиты наподобие американского федерализма XVIII в., который в свое время объединил тринадцать колоний в «Соединенные штаты» Северной Америки. Эта часть истеблишмента хотела бы, чтобы демократические промышленно развитые страны, или хотя бы большинство из них, создали новый демократический союз, вдохновлять и направлять который будут США. Эти амбициозные намерения редко провозглашаются открыто, но именно они стоят за речами Мадлэн Олбрайт, которая наделяет американскую нацию лучшими качествами, считает ее самой передовой и способной видеть дальше горизонта.
В подтверждение наличия «неовильсонизма» Пфафф ссылается на работы двух американских исследователей — Уильяма Кристола и Роберта Кагана, которые вначале в статьях 1996 г., а затем в книге изложили свою позицию. Они писали так: «Сегодняшняя международная система основана не на равновесии между различными силами, а на американской гегемонии. Международные финансовые институты были созданы американцами и служат их интересам. Международная система безопасности основана главным образом на сочетании альянсов, которые все управляются Соединенными Штатами... Поскольку современная достаточно благоприятная международная конъюнктура является следствием нашего гегемонистского влияния, постольку любое ослабление этого влияния развяжет руки другим силам для организации мира в соответствии с их собственными интересами: такие страны, как Россия и Китай, если им дать возможность, придадут международной системе совсем другую конфигурацию. США не преследуют узконациональные эгоистические интересы, они находят свой интерес в благоприятном международном порядке. Иначе говоря, именно потому, что США вводят в свою внешнюю политику непривычно высокий градус моральности, другие нации понимают, что им нечего бояться их мощи, которая иначе вызывала бы страх» (цит по: с.6).
Однако, замечает Пфафф, гегемония может провалиться по нескольким причинам: цели США, какими бы «благоприятными» они ни были, могут быть неприемлемыми для других наций и восприниматься как угроза. Так, европейские союзники уже упрекают
35 Pfaff W. De l'hégémonie américaine //Commentaire. - P., 2001. - Vol.24, N 93. - P.5-12.
Америку за то, что она оказывает на них давление, чтобы помешать созданию «европейского оборонительного сообщества», способного несколько дистанцироваться от НАТО. Негативный резонанс в Европе вызвали также слова сенатора Джесси Хэлмса, заявившего членам Совета Безопасности ООН, что демократические и преданные делу свободы страны, прежде всего США, должны пользоваться властью, не подпадающей ни под какой внешний контроль, чтобы проводить военное вмешательство. В ответ Поль Килес, председатель Комиссии по вопросам обороны в Национальном собрании Франции, в газете «Монд» подчеркнул, что такая доктрина вызовет серьезные опасения со стороны России, Китая и других стран и обострит ситуацию.
Оба кандидата в президенты в 2000 г. провозглашали стремление свергнуть режимы «государств-изгоев», объединить колеблющихся союзников и установить демократию американского типа повсюду, где распространяется американское влияние. Разница между претендентами заключалась лишь в методах и скорости осуществления данного предприятия. Однако Пфафф сомневается в том, что американское общественное мнение готово безоговорочно следовать за своим политическим классом. Стране навязывается мнение, что она, как и ее президент, созданы Богом для того, чтобы вывести нации мира на дорогу свободы.
Нет сомнения, что в начале нового века Америка и ее социальная система останутся самыми могущественными и влиятельными. Это единственная сверхдержава, и ее экономическая и торговая модель останется господствующей. В 50—60-е годы силами Америки была создана система оборонительных союзов и военных баз по всей планете; в ответ на реальные угрозы холодной войны эта система была поддержана партнерами Америки. После распада Советского Союза и поворота коммунистического Китая к «рациональному авторитарному режиму», соблюдающему обычные правила международных отношений, политика США потеряла свой главный аргумент и ее легитимность уменьшилась.
С этого времени единственной целью США стало поддержание этой устаревшей политики, что союзникам кажется обременительным. В странах, долгое время бывших союзниками Америки, в Европе и на Дальнем Востоке, американское присутствие все больше ощущается как помеха суверенитету, и хотя США не перестают обосновывать свое присутствие, эти доводы воспринимаются как все менее убедительные. Только бывшие члены Варшавского договора, которые никогда не были партнерами США, пламенно желают, чтобы американская защита распространилась и на них.
В самой же Америке выдвигаются все новые теории об угрозах, которые ее подстерегают: «война цивилизаций», нападение исламского мира на западный, мировой терроризм, восстановление китайского или русского империализмов, интернационализация организованной преступности. Но все это, по словам Пфаффа, неубедительно. Выдвигаемые угрозы связаны с интересами торговцев оружием. «Они отражают инстинкт выживания бюрократии холодной войны и ее политических помощников в гражданском обществе, смысл существования которых отныне поставлен под сомнение», — заключает Пфафф (с. 9).
Раньше Америка упрекала своих европейских союзников в том, что они мало делали для своей обороны, теперь, когда они начали программу совместной обороны, их обвиняют в том, что они хотят сделать из Европы «крепость». В соответствии со своими законными интересами Европа стремится рационализировать и развивать собственную военную промышленность, а не закупать вооружение у американских предприятий, и за это она была тут же обвинена в подрыве НАТО.
Пфафф напоминает о некоторых исторических закономерностях. Среди них такие: гегемонистская власть неизбежно вызывает оппозицию; политические сообщества стремятся увеличить свою мощь и богатство; место, откуда уходит власть, неизбежно заполняется новой властью; зло существует в истории, и разум не в состоянии с ним справиться; наконец, константой истории стало появление непредвиденных переломов, которые меняют всю ситуацию, как случилось с Первой мировой войной.
Нет сомнения, что современная система однажды встретит сопротивление сил, которые одержат над ней победу. Сегодня невозможно предсказать природу и сущность этого отпора. Империя может сохраняться очень долго, как это было, например, с Римской империей, если она представляет собой господство передовой цивилизации над отсталыми цивилизациями. «Но отпор американскому господству, — считает Пфафф, — придет от
обществ, столь же передовых, и это будет также следствием энтропии — естественной тенденции к потере энергии, которой подвержена всякая гегемонистская власть. Независимо от того, будет ли Америка оказывать сопротивление или нет, мир придет к плюрализму сил. Процесс может развиваться конструктивным способом и привести к международной системе, в которой великие державы признают различия их интересов и будут с уважением к ним относиться. Но процесс может также пойти путем ожесточеных конфликтов и напряжений, тогда последствия будут непредсказуемыми, даже внутри США» (с.10).
«Мировой кризис 1914—1989 гг. привел последовательно к падению нацизма и коммунизма, но утопический импульс сохранил свою силу в США, где он по-прежнему является составляющей национального чувства. В то время как европейцы, извлекая уроки из того, что они пережили, удовлетворяются скромной и осторожной программой объединения их экономики и материальных интересов в надежде, что это положит окончательный конец прежнему пагубному соперничеству, Соединенные Штаты, напротив, продолжают считать, что они несут миссию реформирования мира, и это благое намерение, совершенно нереалистичное, претворилось во внешней политике» (с.11).
Доминик Мойзи36, заместитель директора Французского института международных отношений (ШЫ) и главный редактор журнала «Политик этранжер», останавливается на противоречиях, существующих между европейцами и американцами, на разном понимании ими главных проблем, таких как безопасность или национальная идентичность.
Мойзи замечает появление изменений в трансатлантических отношениях и рост антиамериканских настроений в гражданском обществе европейских стран. Эти новые отношения, обладающие дестабилизирующим потенциалом, являются производным от взаимодействия трех факторов — конца холодной войны, новой природы Европы и процесса глобализации.
«США и Европа по-прежнему объединены демократическими ценностями и глубинными общими интересами. Оба принадлежат к привилегированной, мирной и процветающей части мира. Чтобы продолжать пользоваться своими привилегиями, они должны расширять эту зону долговременного мира и распространять ее на непосредственное и более отдаленное окружение. Они должны также пересмотреть основы отношений между собой» (с.253).
При президенте Клинтоне наступил период спокойного перехода от холодной войны, но ее рецидивы еще сохранялись. Большинство европейцев выступали за расширение американского присутствия в Европе, особенно во время войны на Балканах. В настоящее время, наоборот, никто в Европе не вдохновляется примером Америки Буша с ее морализмом внутри страны и цинизмом за ее пределами.
Администрация Буша делает все, чтобы развеять беспокойство европейцев, в частности, в вопросах безопасности, в поддержании стабильности на Балканах. «Тем не менее сохраняется опасная тенденция считать, что единственным способом заставить себя услышать на международной сцене — это говорить громко и сильно и играть мускулами, что несет в себе опасность пренебрежения культурным аспектом международных отношений. Китай — не СССР, и холодная война закончилась» (с. 254).
В настоящее время ключевой проблемой трансатлантических отношений является различие американского и европейского понимания_проблем. Для большинства европейцев безопасность — это «то, что они имеют в своих тарелках», т.е. они рассматривают угрозу в терминах продуктовой и экологической безопасности. А Вашингтон продолжает беспокоиться по поводу «государств-изгоев», оружия массового уничтожения, а с тех пор, как мир перешел от холодной войны к глобализации, рассуждает о различии между глобальной державой, несущей на себе ответственность, и эгоистическими региональными актерами. По поводу Европы администрация Буша руководствуется предрассудками и стереотипами десятилетней давности, она еще не восприняла реальности новой Европы.
Безусловно, европейские страны еще не могут полностью согласовать свои интересы, повысить расходы на оборону или определить единую внешнюю политику. «Кроме того, старому континенту перед лицом двойного вызова — расширения и глобализации — не удается определить свою идентичность в географических или
36 Moïsi D. Europe - Etats-Unis: Vers un vrai découplage? //Politique étrangère. - P., 2001. - A. 67, N 2. - P. 253-258.
институциональных терминах. Те, кто имеет власть в Брюсселе, еще не легитимны, а те, кто имеет легитимность в своих национальных пределах, располагают все меньшей реальной властью» (с.255).
Но рождается новая Европа, более уверенная в себе, более динамичная и сильная, Европа предпринимателей и гражданского общества. Она испытывает к США смесь влечения и отторжения.
«В мире идентичностей и многообразных культур европейцы все больше осознают собственную европейскую идентичность, хотя до сих пор испытывают трудности при определении ее смысла и контуров» (с.256). Одним из способов определения этой идентичности является противопоставление себя Америке, а также утверждение себя в качестве «европейского Запада», обладающего своей историей, географией, культурой. Иначе говоря, европейская идентичность основана на культуре, а американская — на волевых качествах. Американцы полагают, что за ними будущее, а европейцы считают своим «современный капитализм, сочетающий гибкость, динамизм и гуманистическую традицию» (с.256).
В начале 70-х годов антиамериканизм в Европе был вызван тем, что делала Америка, т.е. следствием бомбардировок Вьетнама или Камбоджи. Сегодняшний антиамериканизм — отражение того, чем является Америка. Он имеет различия в странах Европы, но отличается скорее в стиле и нюансах. Различия сильнее между жителями Западной Европой, с одной стороны, и Центральной и Восточной Европы — с другой.
Наличие более сильной и уверенной в себе Европы является условием долгосрочного выживания Атлантического союза, который как никогда необходим во все более усложняющемся международном окружении. Чем более европейцы будут уверенными в себе, тем менее они будут пытаться утвердить свое отличие безответственным или агрессивным способом.
В период глобализации, как и во время холодной войны, ничто в мире не может происходить без Соединенных Штатов. Но рост числа акторов в мире означает, что Америка не может действовать в одиночку. «Эта констатация противоречит естественной склонности США к односторонности» (с.257).
В 2001 г. осложнения в трансатлантических отношениях менее серьезны, чем в 60-е годы (выход Франции из военной организации Североатлантического союза) или начале 80-х (кризис, связанный с евроракетами). Но сейчас усилилось соревнование между США и Европой в экономическом, социальном, культурном и даже этическом плане. Впервые с 1947 г. существует реальный риск столкновения США и Европы, и не только вследствие того, что исчезла советская угроза.
Французский дипломат Жак Андреани в статье «Европейцы будут иметь таких американцев, которых они заслуживают»37 обращает внимание на рост расхождений между европейцами и американцами в трактовке социальных феноменов, а также на неприемлемость для ЕС американского проекта «евроатлантического сообщества».
Если посмотреть на все то, что в общественной жизни и организации общества отличает Америку от Европы, указывает Андреани, то можно констатировать, что Европа была ближе всего к Америке в 30-40-е годы. «Новый курс» вдохновлялся кейнсианством, левые в политике имели социал-демократическую окраску. Во время войны США и Европа были в одной лодке. После войны американцы поняли, что в их интересах способствовать объединению европейцев.
В последние 50 лет различия между Америкой и Европой постоянно увеличивались во всем: в понимании роли государства и индивидуума, места религии, отношений политики и идеологии, концепции права, веры в прогресс науки. Такое утверждение кажется странным в эпоху глобализации, когда все стремятся подражать американской модели. Но это подражание поверхностно и не делает страны Европы похожими на США. Американцы считают, что европейцы отстали, у них угас дух творчества и потеряна вера в будущее. Они не в состоянии вырабатывать проекты на будущее, они погрязли в раздорах и конфликтах — национальных, региональных и этнических, — из которых они не могут выйти без помощи США.
37 Andréani J. «Les Européens auront les Américains qu'ils méritent» //Commentaire. - P., 2001. - Vol. 24, N 94. - P.
295-302
Джим Бейкер в период президентства Джоржа Буша-старшего разработал доктрину «евроатлантического сообщества». В соответствии с этой доктриной должно быть образовано сообщество, объединяющее США, Западную Европу и бывшие коммунистические страны Центральной Европы. Некоторые варианты доктрины включают также Россию и другие части бывшего СССР. Эта концепция подразумевает расширение НАТО. С тех пор США в отношении Европы руководствуются следующим правилом: «Оказывать поддержку Европе в той степени, в какой она соглашается занять свое место в этом более широком сообществе» (с.298).
Что значит «поместить ЕС внутрь «евроатлантического сообщества»? Это несколько больше, чем быть наблюдателем, и меньше, чем оказаться под опекой. В настоящее время США и так имеют возможность оказывать давление на Европу. Пользуясь прозрачностью процедур в ЕС, американцы заранее доводят до европейцев свои взгляды, чтобы оказывать непрямое, неофициальное, но существенное влияние. Поскольку у них есть свое представление о том, каким должен быть ЕС.
Следует признать, что хотя говорят о евро-американских отношениях, в действительности существуют лишь франко-, англо-, германо-американские и т.д. отношения, но нет евро-американских отношений как таковых. Международные отношения Европы осуществляются минимум по трем разным каналам: институционализированные отношения с органами ЕС вплоть до заключения договоров; дискуссия по проблемам внешней политики, имеющая коллективную процедуру в соответствии с межправительственными правилами; традиционные двусторонние межгосударственные отношения. Американцы жалуются на сложность этих процедур.
Существуют сектора внешней политики, в которых страны — члены ЕС занимают общую позицию. Среди них есть также зоны, в которых взгляды европейцев и американцев совпадают (например, по Македонии и Косово). Иначе обстоит дело с Россией: хотя ЕС и принял совместную стратегию по отношению к ней, однако параллельно каждое государство не отказывается разыгрывать с Россией свою национальную карту. Противоречия сохраняются между странами — членами ЕС по отношению к арабско-израильскому конфликту, хотя общая позиция в этом вопросе возможна при дальнейшем обсуждении проблемы.
Что касается круга международных вопросов, по которым еще нет общего согласия, то совместная доктрина будет вырабатываться силами национальных дипломатических ведомств, они же через двусторонний диалог с Вашингтоном будут постепенно знакомить с ней США.
Необходимо сообща определить правила игры в рамках глобализации. Европейская комиссия должна напоминать европейцам, что они имеют огромные совместные интересы с США. Она должна также указать, каким образом следует дополнить правила сообщества, чтобы они учитывали и некоммерческие интересы, в частности, связанные с социальными и экологическими потребностями.
И.С.Новоженова
