CC BY
78
YAK 338.45:622.3(47) ББК 65.305.143.4(21)-3
B.C. БОРОВОЙ
V.S. BOROVOY
ДИСКУССИИ О СОЗДАНИИ ТРЕСТА «АРКТИКУГОАЬ» ДАЯ ДОБЫЧИ УГАЯ НА ШПИУБЕРГЕНЕ В 1931-1932 ГОДАХ
DISCUSSIONS ON THE ESTABLISHMENT OF THE COAL-MINING TRUST «ARCTICUGOL» ON SPITSBERGEN IN 1931-1932
Исследование подготовлено при поддержке РНФ, проект № 16-18-10265 The research was made with the support of RScF, project № 16-18-10265
В последние годы исследования истории ресурсов активно развиваются в широком направлении экологической истории. В конструктивистской парадигме природные ресурсы рассматриваются как материальные объекты, которые становятся ресурсами, только когда заинтересованные в них акторы предписывают им определённые качества и связывают их использование с достижением своих целей. В статье с позиций социального конструктивизма рассматривается вопрос создания советского угледобывающего треста «Арктикуголь» на архипелаге Шпицберген в 1931-1932 годах для нужд индустриализации севера европейской части СССР.
In recent years researches on resources history have been actively developing in the broader direction of environmental history. The constructivist approach helps to see natural resources as material objects that become resources only when actors interested in them prescribe certain qualities to them and relate its use to achieving one's goals. This article considers the issue of creation of the Soviet coal-mining trust "Arktikugol" on Spitsbergen in 1931-1932 for the needs of industrialization in the north of the European part of the USSR from the standpoint of social constructivism.
Ключевые слова: Шпицберген, Арктикуголь, экологическая история, природные ресурсы.
Key words: Spitsbergen, Arcticugol, environmental history, natural resources.
Экологическая история представляет собой очень многогранное направление, которое исследует взаимоотношения человеческих обществ и окружающей среды. Одним из наиболее динамично развивающихся ответвлений этого направления можно считать историю природных ресурсов. Применительно к истории Арктики, а точнее архипелага Шпицберген, этот подход был разработан шведскими историками науки, технологий и окружающей среды из Королевского технологического института в Стокгольме [13]. На примере развития сначала китобойного промысла, а затем и угольной промышленности на Шпицбергене они показывают, как интересы заинтересованных сторон конструируют природный ресурс. Экономически мотивированные акторы из США, Швеции и Нидерландов прекращали работу, когда добываемый уголь терял требуемые качества (способность коксоваться) и падали мировые цены. В связи с этим уголь для них переставал быть ресурсом. Акторы, заинтересованные в стратегическом присутствии на Шпицбергене, конструировали ресурс иначе. Россия и Норвегия поддерживали свои шахты независимо от их убыточности. Тем не менее эти два типа мотивации часто соединялись при принятии решений в различной пропорции. Советский случай интересен тем, что в нём присутствовала стратегическая необходимость и составляющая плановой экономики, что отличает СССР от других представленных стран с рыночной экономикой.
В своём исследовании российской и советской угольной промышленности на Шпицбергене в XX веке используются теоретические подходы вышеназванных специалистов. Они помогают понять, каким образом и для достижения каких целей уголь Шпицбергена конструировался заинтересованными в нём людьми в различных обстоятельствах. В данной статье будет рассмотрен короткий период 1931-1932 годов, когда создавался советский государственный угледобывающий трест «Арктикуголь», объединивший все участки и предприятия на Шпицбергене, принадлежавшие российским и советским собственникам. История советского присутствия на Шпицбергене, как правило, описывается в историографии международных отношений. Эта статья является попыткой узнать, какие цели ставились перед трестом «Арктику-голь», что помогло бы показать мотивацию для развития советского присутствия на островах, отличную от внешнеполитической.
Уголь Шпицбергена стал объектом интереса предпринимателей из разных стран в самом конце XIX века. Интерес проявляли норвежские, шведские, американские, голландские, российские и британские компании. Наиболее успешными в отношении производства были американская Arctic Coal Co. и голландская NESPICO. Первая ушла с рынка в 1916 году, продав шахты норвежской государственной компании Store Norske Spitsbergen Kulkompani, а вторая - в 1926 году в результате спада цен на уголь, существенно возросших сразу после окончания Первой мировой войны [14]. Российские частные компании «Торговый дом «Грумант, Агафелов и К°» и «Русское Шпицбергенское акционерное общество» были представлены с 1913 года, но все они вели производство в очень незначительных объёмах, а в 1920-1921 годах были проданы британским предпринимателям и имели характер смешанных англо-советских концессий [9]. До 1931 года эти компании поставляли уголь в Советский Союз через посредничество государственного треста по заготовке и экспорту леса «Северолес».
Весной 1931 года акционерные общества «Англо-Грумант» и «Русский Грумант», находившиеся в ведении Главного концессионного комитета при Совете народных комиссаров СССР, были объединены, а их материалы были переданы Союзлеспрому, находившемуся в ведении Высшего совета народного хозяйства [7, л. 1-2]. Трест «Арктикуголь» был создан в сентябре 1931 года на основе рудника Грумант, выкупленного «Северолесом» у английских собственников под прикрытием АО «Русский Грумант» и участков Пирамида и Тундра Богемана, приобретённых у шведских собственников в 1926 году. В 1932 году был приобретён голландский посёлок Баренцбург. До начала Великой Отечественной войны трест имел два посёлка с шахтами: Грумант и Баренцбург. После войны большая часть производства была сконцентрирована в новом посёлке Пирамида. В настоящее время постоянное присутствие и добыча сохранились только в Баренцбурге. Грумант был законсервирован в 1961 году, Пирамида - в 2001 году в связи с истощением угленосных пластов.
Растущая советская тяжёлая промышленность нуждалась в большом количестве топлива. На тот момент она работала преимущественно на угле и дровах, и их поставки были одним из основных узких мест индустриализации. В таких условиях самообеспечение Ленинградской области, включавшей в себя Мурманский округ, собственным топливом становилось одним из приоритетных направлений. Кольский полуостров играл большую роль в экономике СССР в первые пятилетки, здесь создавались энергоёмкие производства в Хи-биногорске (Кировск) и Апатитах, уголь был нужен мурманской железной дороге, а также торговому и траловому флоту [16, с. 3-6]. Потребность угля для Мурманского округа рассчитывалась на 1932 год в 141 700 тонн, а на 1937 год -уже в 2 662 800 тонн. Председатель Мурманского окрисполкома Е.Ю. Зенгис в 1931 году поставил задачу ограничить импорт угля на север, так как при планировавшемся росте потребления импорт обременил бы советскую экономику. В 1930-е годы на Кольском полуострове искали уголь, но безуспешно. Альтернативными вариантами были дрова, торф, шунгит и сланцы. Своего
леса на Кольском полуострове было мало, везти его из Архангельска было дорого, торф был обнаружен только в мелких залежах, а запасы шунгита находились в Карелии и также были незначительными. В годы индустриализации нефть ещё не рассматривалась как альтернатива углю для промышленности.
Вопрос снабжения углём на севере обострился к 1931 году. Архангельский и Мурманский порты обращались в Высший Совет Народного Хозяйства (далее ВСНХ) с просьбой о поставке угля. Наркомат внешней торговли выступил против импорта, так как запасы валюты, пополнявшиеся за счёт экспорта хлеба, шли на закупку зарубежного оборудования. Зампред ВСНХ Г.Л. Пятаков предлагал организовать дополнительные поставки угля из Донбасса, поскольку его ведомство могло обеспечить нужное количество топлива, но вопрос с доставкой решал Наркомат путей сообщения. В итоге было достигнуто компромиссное решение: по указанию зампреда Госплана Г.И. Оппоко-ва из требуемых 25 000 тонн 10 000 предполагалось доставить из Донбасса в Архангельск и ещё 15 000 за счёт импорта [3, л. 1-11]. Эта ситуация показывает, что возможности импорта угля к этому времени не соответствовали реальным потребностям, а альтернативные варианты получения топлива ещё не были выработаны.
Полностью обеспечить нужды промышленности на севере углём из Донбасса было также проблематично. В январе-феврале 1932 года выходили постановления председателя ВСНХ Г.К. Орджоникидзе о ликвидации льготного тарифа перевозки донецкого угля в Ленинград и Архангельск для нужд промышленности, действовавшего с 1923 года. Переписка шла между ВСНХ СССР в лице зампредседателя Г.Л. Пятакова, Советом труда и обороны, Комитетом цен при СТО, Тарифным комитетом Наркомата путей сообщения и Наркоматом тяжёлой промышленности. Действие льготного тарифа изначально предполагалось ограничить 1 января 1931 года, чтобы до этого периода поспособствовать развитию ленинградской промышленности, но в Ленинградской области своих источников топлива было недостаточно. В обсуждение вопроса включился председатель Совета народных комиссаров (далее СНК) В.М. Молотов и настоял на том, чтобы не проводить голосование по отмене тарифа, и его действие директивно было продлено на весь 1932 год, чем конфликт и ограничился [6, л. 6-9]. Вероятно, необходимость более доступного источника топлива и послужила причиной для ускоренного решения об организации треста «Арктикуголь».
Важно отметить правовые основания организации советского производства на Шпицбергене. Согласно Шпицбергенскому трактату, заключённому 9 февраля 1920 года в Париже по итогам Первой мировой войны, архипелаг передавался под норвежский суверенитет, но имел ряд оговорок. Шпицберген объявлялся демилитаризованной зоной, а вести экономическую активность здесь могли все страны-подписанты. СССР подписал договор в 1925 году, а его ратификация затянулась до 1935 года из-за непризнания СССР со стороны США. Тем не менее согласно статьи 10 российские граждане и компании могли на равных основаниях со всеми вести экономическую активность на архипелаге [8, с. 55-59]. Этот договор предусматривал разработку норвежским правительством Горного регламента, который бы регулировал деятельность компаний и обеспечивал защиту окружающей среды Шпицбергена. В начале 1925 года СНК, ВСНХ и «Северолес» обусуждали возможность внесения поправок в проект Горного регламента. СНК были учтены основные поправки ВСНХ и «Северолеса» относительно ведения промышленной деятельности на Шпицбергене (расширение максимально возможных участков, сроки разработки участков, отмена условия о создании годового запаса продовольствия для работников и другие). В результате было решено отказаться от поправок, так как это могло показаться норвежскому правительству вмешательством во внутренние дела [5, л. 3, 5, 31-32, 59]. Несмотря на это, важно отметить, кто активно участвовал в обсуждении условий будущего угольной промышленности на Шпицбергене и какие цели ставились при этом.
Организация угольной промышленности на Шпицбергене до революции шла по линии Министерств внутренних дел, финансов и иностранных дел. При возвращении этого вопроса на политическую повестку в середине 1920-х годов за дело взялись те же ведомства, иногда с тем же составом или, как минимум, с людьми, разделявшими административную культуру их предшественников [17, р. 131-134]. Международным сопровождением вопроса занимался Народный комиссариат иностранных дел, финансовое обеспечение и валютные операции шли через Наркомфин, а собственно производством занимался «Северолес», подчинявшийся ВСНХ через объединение «Главле-спром». С 1932 года, после упразднения ВСНХ, «Арктикуголь» находился сначала в ведении Главного управления горно-топливной промышленности (Глав-гортоп), а затем Главного угольного управления (Главуголь) Наркомата тяжёлой промышленности, пока не был передан Главсевморпути в 1934 году. Наибольший интерес представляет период марта-октября 1931 года, пока работала Особая группа Союзлеспрома (Г.С. Биткер, С.А. Бергавинов), принимавшая основные решения по делу «Арктикугля». Их идеи и предложения поддерживались СНК и ВСНХ, что помогало быстрее получать ресурсы и добиваться выполнения требований другими ведомствами [2, л. 1-18]. Однако в документах после 1932 года имена Биткера и Бергавинова не встречаются. Видимо, их дальнейшее участие в судьбе Арктикугля не предусматривалось, когда угледобыча на Шпицбергене была переведена под руководство Наркомтяжпрома вместо «Северолеса», как планировалось ранее. Здесь, как нам кажется, проявился отраслевой принцип деления наркоматов после упразднения ВСНХ в 1932 году. Всё производство, связанное с тяжёлой промышленностью, отходило в ведение Наркомтяжпрома, а с лесной - в Наркомлеспром. В 1931-1932 годах вопрос целей, устройства и подчинения треста «Арктикуголь» находился между двумя представлениями о том, как должна быть организована советская промышленность на севере: централизованно с жёстким разделением по отраслям или же в качестве региональных многопрофильных комплексов [15].
Устав «Государственного треста по добыче и сбыту угля и других природных ископаемых на островах и побережье Северного Полярного моря "Арктикуголь"» [1, л. 1] составлялся несколькими наркоматами сообща. Что характерно, название архипелага Шпицберген в заглавии документа не фигурировало. Сначала планировалось, что эта организация будет заниматься разведкой ископаемых и их добычей не только на Шпицбергене, но и на других арктических островах, а также в бассейне реки Печора. К тому же нарком иностранных дел Максим Максимович Литвинов не хотел, чтобы намерение добывать уголь на Шпицбергене выглядело так очевидно. Геологоразведочные экспедиции на Печору действительно имели место, но после двух лет из-за нехватки финансирования и сложностей административного порядка было решено отказаться от работ за пределами Шпицбергена. Народный комиссариат иностранных дел (НКИД) просил прописать в уставе, что трест не отвечает за долги государства, а государство - за долги треста. Это было связано с имевшими место случаями ареста советской собственности за границей. Наркомат внешней торговли со своей стороны выступил против того, чтобы «Арктикуголь» мог самостоятельно фрахтовать иностранные суда для перевозки грузов. Это ведомство не хотело терять монополию на потоки валюты [1, л. 1-16]. «Арктикуголь» имел широкий круг задач, в который входило также международное представительство на Шпицбергене. Норвежской администрации в целом было удобнее решать вопросы на острове сразу с советскими представителями в лице начальника рудоуправления «Арктикугля», а не с коммерсантами «Англо-Русского Груманта».
В конце 1931 года голландская компания NESPICO через Главное топливное управление Наркомтяжпрома обратилась к советскому правительству с предложением покупки рудника Грин-Гарбур в посёлке Баренцбург. Идею поддержали И.В. Косиор и Г.С. Биткер из этого же ведомства и рекомендовали её ВСНХ. Председатель ВСНХ Г.К. Орджоникидзе сомневался в целесообразности этого вложения, как и купленного годом ранее у англи-
чан рудника Грумант, и выступал за развитие угольных месторождений на реке Печора. Инженеры, проводившие экспертизу рудника, также дали положительную оценку покупке. Косиор и Биткер аргументировали своё предложение тем, что покупка Баренцбурга поможет снизить производственные затраты на Груманте и сделает его рентабельным [12, л. 3-10об.].
Договор «Арктикугля» с NESPICO о покупке рудника Баренцбург сопровождался описанием условий, при несоблюдении которых NESPICO обязывался вернуть «Арктикуглю» уплаченную сумму. Голландская компания гарантировала запасы угля в этом районе в количестве не менее 20 млн тонн и ежегодную добычу в 360 000 тонн, если советское предприятие обеспечит его достаточным количеством рабочих. «Арктикуголь» в свою очередь обязывался до 1 ноября 1934 года провести геологоразведочные работы, чтобы подтвердить наличие обещанных запасов. Если в указанный срок работы не были бы проведены, NESPICO освобождался от ответственности. В связи с экономическим кризисом угольные шахты, как и другие промышленные объекты, были малопривлекательным активом на глобальном рынке, благодаря чему советской стороне удалось понизить цену до 1,525 млн гульденов с рассрочкой платежа на 9 лет под 6,5% годовых [4, л. 2-10]. История треста «Арктикуголь» с самого начала показывает, что проект, в который уже были вложены средства, имеет больше шансов на дальнейшее финансирование. ВСНХ был крупной промышленной монополией, компенсировавшей отсталость одной отрасли промышленности успехами в другой [17, р. 134-136]. Потому Орджоникидзе, несмотря на своё несогласие с покупкой рудников на Шпицбергене, всё же мог вложить в них некоторые средства, учитывая краткосрочные выгоды для индустриализации от этого предприятия.
Интересно сопоставить обращение Г.С. Биткера и И.В. Косиора с докладной запиской ВСНХ об угольных концессиях на Шпицбергене от 8 ноября 1932 года за авторством члена правительственной комиссии Финкель-штейна. В записке показано, с какими ранее не замеченными трудностями пришлось столкнуться на месте: сложное геологическое строение пластов, годичные трудовые договоры оставляли шахты без постоянного коллектива рабочих, что снижало производительность, погрузка на суда и возможность захода в бухту были серьёзно ограничены неблагоприятными климатическими условиями и рельефом. Ранее приобретённый рудник Грумант также вызывал критику, так как в посёлке больше не оставалось места для расширения жилых и производственных построек [11, л. 1-36]. По всей видимости, в этом моменте столкнулись перспективы представителей СНК и ВСНХ по вопросу целесообразности добычи угля на Шпицбергене. ВСНХ имел более узкие функции, и его сотрудники были заинтересованы в выполнении плана и безубыточности производства. СНК имел более широкий круг задач, который не исчерпывался экономическими вопросами. В результате это был спор о том, как понимать уголь Шпицбергена: строго в качестве топлива в первом случае либо как источник энергии для промышленности и легитимности для советского присутствия на Шпицбергене во втором.
В первые годы существования треста «Арктикуголь» объёмы производства были очень скромнымми. План производства изначально был определён только на 1933 год, тресту давалось полтора года на обустройство, но первый уголь был добыт уже в августе 1931 года. В 1932 году не было установленного плана, но предприятие произвело 26 600 тонн угля. К концу 1930-х годов объёмы выросли до 400 000 тонн в год [10, с. 48-49].
С 1931 года остро встал вопрос организации советских угольных предприятий на Шпицбергене, так как альтернативные варианты снабжения промышленности на севере обходились гораздо дороже и в материальном, и в организационном отношении. Вопрос об устройстве и задачах треста «Ар-ктикуголь» обсуждался с позиций двух моделей: первая подразумевала максимальную централизацию производства и организацию его по отраслевому принципу, вторая предполагала создание региональных многоцелевых производственных комплексов. Как показали события, вопросы организа-
ции производства на территории другой страны решались эффективнее, когда предприятие имело широкие полномочия в управлении, но такая модель не обеспечивала полного контроля за распределением ресурсов в масштабе всей страны. В результате в СССР была принята модель отраслевой специализации предприятий, что привело к разрыву многих горизонтальных связей в промышленности, как, например, между шпицбергенскими компаниями и трестом «Северолес», сотрудничавших в 1920-е годы. С точки зрения промышленности решение о покупке предприятий на Шпицбергене было успехом в краткосрочной перспективе. В целом промышленность Севера ориентировалась на то, что в будущем шахты на Печоре станут их основным поставщиком угля. С точки зрения руководителей промышленности это было самое простое, быстрое и дешёвое решение в духе первой пятилетки, чтобы максимально быстро получить желаемый результат. Шпицбергенский уголь в этой ситуации был экономическим ресурсом в плановой системе, что было совсем иначе для рыночных экономик, которые в начале 1930-х годов, наоборот, избавлялись от невыгодных активов. В плановой системе уголь со Шпицбергена был нужен не для получения прибыли, а для самого роста промышленности. Этот рост, в свою очередь, постулировался как дело государственной важности, и по бюрократическим соображениям для контроля за выполнением этой задачи была выбрана модель отраслевой специализации.
Литература
1. Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-5446. Оп. 12а. Д. 362. (далее ГА РФ)
2. ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 12а. Д. 46.
3. ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 12а. Д. 636.
4. ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 13а. Д. 905.
5. ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 6. Д. 564.
6. ГА РФ. Ф. Р-6759. Оп. 2. Д. 55.
7. ГА РФ. Ф. Р-8350. Оп. 1. Д. 3125.
8. Договор о Шпицбергене (подписан в Париже 9 февраля 1920 г.; вступил в силу для СССР 7 мая 1935 г.) [Текст] // Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключённых с иностранными государствами. -Вып. IX. - М. : Издание НКИД, 1938. - С. 53-61.
9. Карелин, В.А. Шпицбергенский вопрос и судьба русских угольных предприятий на архипелаге в 1917-1925 годах [Текст] / В.А. Карелин // Российская история. - 2014. - № 6. - С. 142-157.
10. Порцель, А.К. От «Груманта» до «Арктикугля». Очерк истории отечественной социально-экономической деятельности на Шпицбергене в XX веке [Текст] / А.К. Порцель. - Мурманск : Изд-во МГТУ, 2011. - 290 с.
11. Российский государственный архив экономики. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 281 (далее РГАЭ).
12. РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 418.
13. Avango, D. Assessing Arctic Futures: Voices, Resources and Governance [Text] / D. Avango, A.E. Nilsson, P. Roberts // The Polar Journal. - 2013. -Vol. 3. - № 2. - P. 431-436.
14. Avango, D. Between Markets and Geo-politics: Natural Resource Exploitation on Spitsbergen from 1600 to the Present [Text] / D. Avango [at al] // Polar Record. - 2011. - № 47. - P. 29-39.
15. Lajus, J. In Search for Instructive Models: The Russian State at a Crossroads to Conquering the North [Text] / J. Lajus // Northscapes: History, Technology, and the Making of Northern Environments / eds. D. Jorgensen, S. Sorlin. - Vancouver : UBC Press, 2013. - P. 110-128.
16. Luzin, G.P. The Kola Peninsula: Geography, History and Resources [Text] / G.P. Luzin, M. Pretes, VV Vasiliev // Arctic. - Vol. 47. - № 1. - 1994. - P. 1-15.
17. Rowney, D.K. The Scope, Authority and Personnel of the New Industrial Commissariats in Historical Context [Text] / D.K. Rowney // Social Dimensions of Soviet Industrialization / eds. W.G. Rosenberg, L.H. Siegelbaum. - Bloomington ; Indianapolis : Indiana University Press, 1993. - P. 124-145.
