CC BY
5
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2024. Т. 11, № 2 (42). С. 61-68.
УДК 930.85
Б01 10.24147/2312-1300.2024.11(2).61-68
М. К. Чуркин
ДИСКУРС «СОБСТВЕННОГО ВОСТОКА РОССИИ» В ЕПАРХИАЛЬНОЙ ПРЕССЕ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И СТЕПНОГО КРАЯ В ГОДЫ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ (1904-1905)
На материалах епархиальной периодической печати Западной Сибири и Степного края раскрывается содержание дискурса Азиатской России как «собственного востока», конструируемого на страницах изданий РПЦ в годы Русско-японской войны. В процессе исследования установлено, что епархиальная печать во второй половине Х1Х - начале ХХ в. была вовлечена в формирование такого образа фронтирных территорий, который соответствовал представлениям государства о восточной периферии как исторически российской территории. Основы репрезентации имперской периферии как «своей земли» объявлялись в стартовых и юбилейных номерах изданий и имели ярко выраженный программный характер. Дальнейшие манифестации владельческой рецепции восточных окраин усиливались и активно тиражировались в «катастрофические» периоды, в частности, во время военной эскалации на Дальнем Востоке.
Ключевые слова: «собственный восток»; дискурс Азиатской России; епархиальная пресса; Русско-японская война; Западная Сибирь; Степной край.
Опыт и практики российской колонизации азиатской периферии империи - один из обсуждаемых историографических сюжетов конца ХХ - первой четверти ХХ1 в., а имперский дискурс, репрезентирующий в центральной и региональной периодической печати представления власти и общества о целях, задачах и перспективах политической и социокультурной организации пространства во фронтирных регионах, является предметом полидисциплинарных исследований [1-3].
С. Беккер, маркируя принципиальные отличия Российской империи от европейских государств, отмечал гомогенность её территории и отсутствие разрывов в виде «солёных вод океанов», владельческий взгляд имперской власти на обширные азиатские территории, что во многом было предопределено исторической принадлежностью России к особому конгломерату политий архаического типа - династической форме правления [4, с. 71]. По утверждению историка, к Х1Х в. Российская империя управлялась в настолько централизованной манере, насколько могли позволить огромные расстояния, но, по необ-
ходимости, с такой долей терпимости к местным обычаям, которая обеспечивала поддержание правопорядка и осуществление фискальных функций [4, с. 76].
Развивая мысль С. Беккера, отметим, что в условиях пореформенной модернизации России второй половины Х1Х в., прямым следствием которой стали процессы эскалации переселенческого движения за Урал, преодоление этнокультурной неоднородности и стирание границ между имперским центром и периферией становились первостепенными задачами, реализация которых была неосуществима с опорой на стандартные инструменты имперской экспансии -доминирование и принуждение. В ситуации ограниченных возможностей прямого трансфера управленческих моделей метрополии в отношении подвластных территорий империя делегировала часть своих полномочий другим колонизационным акторам, исторически демонстрировавшим сервильность и готовность к оказанию услуг с учётом специфических свойств своей институциональной организации.
Снижение авторитета и масштаба влияния Русской православной церкви (далее -РПЦ) на паству во второй половине Х1Х в. [5] до некоторой степени компенсировались вовлечением в колонизационное дело, в системе координат которого церковь, опираясь на юридические нормы, номинирующие господство православия1, могла воздействовать на население азиатской периферии религиозно-просветительскими и миссионерскими средствами.
Деятельность церкви как относительно самостоятельного актора колонизации на востоке империи осуществлялась с учётом двух важных обстоятельств. Во-первых, провозглашаемый в российском законодательстве приоритет православия сосуществовал с принципом веротерпимости, отражённым в законах 1719, 1721 и 1763 г., что направляло пастырей в большей мере к просветительскому формату работы, нежели грубому администрированию в вопросах веры. Во-вторых, расширение ареала государственной колонизации на окраинах предоставляло церкви дополнительные возможности прямой коммуникации с различными категориями населения Зауралья, в системе координат которой священник являлся не только носителем религиозного знания, но и был духовным пастырем для людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
В сложившихся условиях региональный клир оказался вовлечён в имперский дискурс Азиатской России и конструирование такого образа фронтирных территорий, который соответствовал представлениям государства о восточной периферии как о «собственном востоке России». Дискурс азиатской периферии как «собственного востока России» на страницах периодических изданий РПЦ (Томских (1880), Тобольских (1882), Омских (1898) епархиальных ведомостях) присутствовал постоянно, а основные его формулы отчётливо проговаривались в программных выпусках, а также номерах, посвящённых знаковым сибирским событиям, приобретая рельефное идеологическое наполнение и звучание в периоды социальных потрясений.
Симптоматично, что в программных и юбилейных выпусках региональной епархиальной прессы повсеместно присутствовала интонация, в которой движение России на
восток маркировалось как «мирный» и «естественный» процесс [6, с. 275], а право владения восточными территориями легитимировалось в риторике «продвижения истинного света богопознания среди язычников»2.
Мотив «возвращения азиатских владений» был представлен в публикациях как торжество православия, достигаемое совместными усилиями церковной и светской властей, действующих убеждением. В статьях и заметках утверждалось, что христианизация инородцев, предпринимаемая церковью, и аграрные переселения приведут к тому, что «страна, до сих пор мрачная... начнёт преображаться, просветляться и отирать свои слёзы, захочет быть не меньшею в прочих владениях нашего великого Государя»3.
Готовность демонстрировать веротерпимость в отношении подданных можно рассматривать как значимый элемент в репрезентации представлений РПЦ о способах освоения и присвоения «собственного востока». Рассуждая о формализованной религиозности русского населения в Азиатской России, расположенности к уклонению в раскол или уходу в сектантство, епархиальные журналисты не видели в этом опасности, подчёркивая, что обращение к вариациям христианства формировало благоприятную среду для адаптации к сложным природным и социокультурным обстоятельствам жизни на восточных окраинах империи. В этих свойствах населения Сибири епархиальные журналисты усматривали перспективу «обновления» и потенциал далёкой окраины, постепенно вмещавшейся в государственный организм .
Однако с началом Русско-японской войны в епархиальных журналах 1904 г. дискурс азиатской периферии как «собственного востока России» приобретает иные оттенки и структурное наполнение.
В данном контексте отметим, что до начала военных событий на Дальнем Востоке практики расширения сферы экономических и политических интересов в этом регионе позиционировались имперскими чиновниками и экспертами в рамках «мирной» концепции имперского господства в Азии. Тем не менее, как было установлено Ф.-Б. Шенком, попытка С. Ю. Витте представить строительство Китайско-Восточной железной дороги
в качестве инструмента мирного проникновения России в Китай стала аргументом железнодорожного империализма и, одновременно, триггером ухудшения отношений Российской империи с Англией и Японией [7, с. 371].
Дискурс мирного проникновения в Азию, репрезентируемый в епархиальной печати до 1904 г., с характерной для церковных журналистов риторикой терпимости начал постепенно «дрейфовать» к алармизму, ставшему атмосферным фоном публикаций в российской прессе. К числу новых тенденций, проявившихся в текстах епархиальных корреспонденций в год начала военных действий, можно причислить следующие.
Во-первых, кампания 1904-1905 гг. в освещении епархиальных изданий в первые месяцы войны являлась второстепенным публицистическим сюжетом. На страницах «Томских епархиальных ведомостей» попытки осмысления причин и значения войны для восточных окраин империи были предприняты только в 9-10 номерах издания (122 мая); публикации об обстоятельствах начала военных действий в «Тобольских епархиальных ведомостях» появились в номере от 16 сентября; «Омские епархиальные ведомости» откликнулись на военные события размещением «Слов» пастырей к новобранцам только в середине июня - начале июля 1904 г. В тематическом плане епархиальные издания были сосредоточены на отработанных сюжетах религиозно-просветительской деятельности церкви, в частности борьбы с сектантством, поскольку сектантская тема в ситуации войны становилась непременной частью националистического дискурса, вплетаясь в общую канву конструирования образа врага: «Темна ещё сектантская среда! Много света нужно в неё, но не того света, который идёт в неё от многочисленных теперь явных и тайных, сознательных и бессознательных врагов всего истинно русского, и который более похож на тьму!»
Во-вторых, в напутствиях региональных церковных иерархов задавался общий канон образа врага, который в дальнейшем конкретизировался. Преосвящённый Макарий, епископ Томский, обращаясь к новобранцам, подчёркивал, что война будет вестись «с народом, возненавидевшим мир..., взывая пока-
зать превосходство народов христианских. перед народами, светом Христовым непросвещёнными и их зверскими обычаями»6.
Этот призыв был поддержан другими авторами, которые удостоили противника вполне определёнными характеристиками: «языческая Япония», «варварский образ действия», «воровской способ ведения войны»7.
Мотив «собственного востока» в публикациях 1904 г. наглядно запечатлён в обширном блоке сообщений о патриотическом подъёме в сибирском обществе . В «Томских епархиальных ведомостях» была размещена обширная подборка известий о демонстрации патриотических чувств населения в разных городах Российской империи, в том числе сибирских. Характерно, что авторы пристальное внимание уделили настроениям жителей Томска, которые всегда «жили заодно с матерью - Россией Европейской»9. Корреспондент «Омских епархиальных ведомостей» священник Д. А-й, детально описавший проезд через Омск в Маньчжурию генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина, обратил внимание на необыкновенное воодушевление людей, отметив, что единство Европейской и Азиатской России проявляется в «святой мощи Русского народа, при которой не страшен России никакой враг»10.
В дальнейшем епархиальные издания вышли на уровень аналитических размышлений, рефлексируя военные события не только в дипломатическом и политическом общероссийских аспектах, но и в связи с перспективой развития ситуации для Азиатской России.
Выскажем предположение, что «поворот» в реакции епархиальных корреспондентов на события Русско-японской войны был связан с первыми значительными поражениями русского флота (гибель адмирала С. О. Макарова) и ростом пацифистских настроений в российском обществе, что позволило журналистам сформулировать несколько сюжетных линий, репрезентирующих вовлечённость российского востока в решение геополитических задач империи11.
В журналистской риторике отчётливо прослеживалось представление о Русско-японской войне как «войне за Сибирь»12, являвшейся одновременно самой Россией. Взгляд на Сибирь как отдалённую окраину в дискурсе епархиальных изданий 1904 г.
переформулировался авторами с опорой на реплики крупных государственных деятелей. Корреспондент А. Луговой, рассуждая о целях текущей войны, привёл известное высказывание Александра I: «Когда будут истощены все усилия, я отращу себе бороду, и лучше соглашусь скитаться в пустынях Сибири, нежели подписать постыдные условия»13. А. Луговой комментировал: «Чтоб сказать эти слова, надо было иметь в тылу Сибирь, и надо было уметь чувствовать всё величие этой государыни-пустыни» . По мнению журналиста, Сибирь - это окно к океану, которое должно быть постоянно открыто15.
Знаковые функции в дискурсе периода войны адресовались Сибирской железной дороге, ставшей предметом ожесточённых дискуссий. Общественное «отрезвление», наступившее вследствие первых поражений 1904 г., стимулировало обсуждение вопроса о Транссибирской магистрали как инструменте содействия проникновению внешних врагов и распространения «жёлтой опасности», что вызвало ответную реакцию в стане политиков и приняло формат полемики на страницах периодической печати. Томские корреспонденты в середине мая 1904 г. опубликовали фрагмент интервью статс-секретаря С. Ю. Витте, данного амстердамской прессе, в котором было сказано буквально следующее: «Мне ставят в упрёк, что я проложил рельсовый путь к Тихому океану и этим, будто бы, вызвал войну. Это упрёк нелепый. Я желал проложить железную дорогу только до Владивостока. Я хотел открыть Китай для голландской, германской, английской и американской торговли. Впереди - торговля и промышленность, на заднем плане - солдаты. Таков мой девиз. Но этой войной будущность России обеспечена. Как только упрочится мир, Россия начнёт развиваться с невиданной быстротой.» .
В дискурсе «собственного востока России» отчётливо был выражен мотив прозелитизма РПЦ. Авторы «Омских епархиальных ведомостей», отмечая интерес в обществе Степного края к войне, сообщали о массовом (3 146 чел.) посещении чтений, посвящённых военной тематике17. Тобольские корреспонденты презентовали войну как «попрание Христовых истин», требуя «немедленного покаяния всех сословий, смирения и благо-
говения к заповедям Божьим»18, подчёркивая тем самым мессианскую роль церкви в новой исторической ситуации.
Одним из каналов манифестации периодикой представлений об обоснованности владельческих притязаний империи являлись в этот период речи, обращённые к новобранцам. В «Слове», сказанном офицерам Семипалатинского пехотного полка перед уходом на фронт священником Б. Г-вым, отсутствовала характерная для речей подобного рода ура-патриотическая риторика, просто и доходчиво конструировался образ долгой дороги от исходного пункта - родного города до «когда-то малоизвестного Дальнего Востока, который сделался теперь дорогим и близким»19. По утверждению автора речи, «там, далеко на Востоке, Русь Святая встретилась с языческой тьмой»20. Таким образом, в «Слове», отголоски которого слышны и в напутствиях тобольских и томских священнослужителей, акцентировалось внимание на необходимости повторного приобретения «собственного Востока», что возможно только «с верой в Бога, любовью к Батюшке-государю и территориальной целостностью» .
В 1905 г. в дискурсе «собственного востока России» произошли важные трансформации. Число публикаций военно-патриотического толка резко сократилось в связи с плачевной ситуацией на фронтах и изменением общественно-политической обстановки. Изменилась и интонация: «Страшной бедой кончилась первая половина войны, бедой тем более великой, что нами потеряно не только громадное государственное достояние - сильная крепость и броненосный флот, но впервые испытан ещё невиданный нами позор.. ,»22 Вывод, сделанный журналистами о причинах отклонения «от того исторического назначения, которое оправдывало благоденствие нашего сильного отечества», заключался в необычайном падении «нравственного чувства»23, что региональные деятели РПЦ связывали и с принятием Указа 17 апреля 1905 г. о веротерпимости. Другими словами, война в журнальных публикациях постепенно отодвигалась на периферийный план, при этом репрезентации азиатских территорий как «собственного востока» приобретали новую направленность. Безымянный
корреспондент «Тобольских епархиальных ведомостей» указывал, что церковь теперь будет свободна от обвинений в административной поддержке со стороны государства, и это поставит её в особые условия контактов с паствой, обеспечит их сплочённость в борьбе с расколом, сектантством, язычеством и ино-верием24. Дискурс «собственного востока» в журнальных публикациях епархиальных изданий постепенно возвращался к репрезентации наиболее злободневных тем коммуникации пастырей и паствы в колонизационном контексте, а призывы о необходимости противодействия язычеству и расколу становились первостепенными в корреспонденциях.
Таким образом, дискурс Азиатской России как «собственного востока», конструируемый на страницах региональной епархиальной печати, фиксировал включённость РПЦ в обсуждение путей и средств инкорпорации восточной периферии в общеимперское пространство. Русско-японская война, рецепции которой была посвящена часть публикаций в епархиальных журналах, актуализировала представления деятелей православной церкви о восточных окраинах как сфере своего постоянного присутствия и влияния, способствовала продвижению идеи формирования общероссийской идентичности и осознания сибиряками своего культурного единства с российским народом. Поражение в войне и последовавшие за ним реформы дали возможность епархиальным журналистам сформулировать новый сценарий действий, в котором окончательное приобретение азиатской периферии будет возможно при следующих условиях: если основной сферой деятельности светской власти являлась область материального - ответственность за обустройство населения и организацию административно-политического пространства, то функциональные обязанности института церкви будут реализовываться в направлении культурной адаптации россиян к сложноустроенной и мозаичной в этническом и конфессиональном отношении региональной среде.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 О вере // Свод законов Российской империи. - СПб. : [б. и.], 1913. - Т. 1, ч. 1. - Ст. 4044. - С. 10.
2 См., например: Из истории распространения христианства в Сибири // Томские епархиальные ведомости. - 1882. - № 1. - С. 18; 300-летие Сибири // Тобольские епархиальные ведомости. -1882. - № 23-24. - С. 467.
3 Скальский К. Господи, благослови! // Омские епархиальные ведомости. - 1898. - № 1. -С. 2.
4 300-летие Сибири ... - С. 474.
5 Кипарисов Н. Из дневника миссионера // Омские епархиальные ведомости. - 1904. -№ 10. - С. 24.
6 Речь преосвященнейшего Макария // Томские епархиальные ведомости. - 1904. - № 4. -С. 1-4.
7 Панормов И. К войне с Японией // Там же. С. 37-38.
8 См., например: Томские епархиальные ведомости. - 1904. - № 3, 4, 7, 8, 15, 19; Тобольские епархиальные ведомости. - 1904. - № 11, 19, 22; Омские епархиальные ведомости. -1904. - № 6-12.
9 Панормов И. Указ. соч. С. 38-43.
10 А-й Д. Хроника епархиальной жизни // Омские епархиальные ведомости. - 1904. - № 6-7. -С. 47.
11 Проясняющееся самосознание // Томские епархиальные ведомости. - 1904. - № 10. -С. 24-26.
12 Луговой А. За что эта война? // Там же. -С. 32.
13 Там же.
14 Там же. С. 33.
15 Там же.
16 Интервью С. Ю. Витте // Там же. - С. 38.
17 Священник Г-в Б. Корреспонденция // Омские епархиальные ведомости. - 1904. - № 10. -С. 41.
18 Кронштадский И. Война - грозный нам урок // Тобольские епархиальные ведомости. -1904. - № 18. - С. 355-356.
19 Г-в Б. Слово, сказанное офицерам Семипалатинского пехотного полка перед отправлением на Дальний Восток // Омские епархиальные ведомости. - 1904. - № 12-13. - С. 12.
20 Там же.
21 Филиппов С. Речь новобранцам при приводе их к присяге // Тобольские епархиальные ведомости. - 1904. - № 20. - С. 404.
22 На помощь в деле обновления // Томские епархиальные ведомости. - 1905. - № 3. - С. 18.
23 Там же. С. 20.
24 Хроника церковно-общественной жизни // Тобольские епархиальные ведомости. - 1905. -№ 15. - С. 260-268.
ЛИТЕРАТУРА
1. Родигина Н. Н. «Другая Россия»: образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX-начала XX века. - Новосибирск : НГПУ, 2006. - 343 с.
2. Карнишина Н. Г. Дискуссия в печати второй половины XIX в. о месте и роли русской православной церкви в общественной жизни пореформенной России // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2020. - № 3 (55). - С. 15-21.
3. Чуркин М. К. Дискурс имперской инкорпорации Западной Сибири в программных публикациях цер-ковно-приходской печати начала 80-х гг. XIX в. (на материалах «Тобольских епархиальных ведомостей») // Известия Иркутского государственного университета. Серия: История. - 2022. - Т. 39. -С. 13-19.
4. Беккер С. Россия и концепт империи // Новая имперская история постсоветского пространства : сб. ст. - Казань : «Центр Исследования Национализма и Империи», 2004. - С. 67-81.
5. 38 писем бывшего обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева к Высокопреосвящен-нейшему Макарию, Архиепископу Томскому. Публикация священника С. П. Дмитриевского. -Томск : Тип. Приюта и Дома Трудолюбия, 1910. - 38 с.
6. Тольц В. Российские востоковеды и общеевропейские тенденции в размышлениях об империях конца XIX - начала XX века // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (17001917) : сб. ст. - М. : Новое литературное обозрение, 2010. - С. 266-308.
7. Шенк Ф.-Б. Imperial inter-rail: Влияние межнационального и межимперского восприятия и соперничества на политику железнодорожного строительства в царской России // Imperium inter pares: Роль трансферов в истории Российской империи (1700-1917) : сб. ст. - М. : Новое литературное обозрение, 2010. - С. 354-381.
Сведения об авторе
Чуркин Михаил Константинович - доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета, главный научный сотрудник Тобольской комплексной научной станции Уральского отделения РАН
Омский государственный педагогический университет (Омск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 644099, Россия, Омск, Набережная им. Тухачевского, 14
Тобольская комплексная научная станция Уральского отделения РАН (ТКНС УрО РАН) (Тобольск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 626152, Россия, Тобольск, ул. Академика Осипова, 15
E-mail: [email protected]
РИНЦ AuthorlD: 475758
ОкСЮ: 0000-0002-1122-0928
WoS Researcher ID: AAQ-8591-2021
Информация о статье
Дата поступления 3 сентября 2023 г.
Дата принятия в печать 16 апреля 2024 г.
Для цитирования
Чуркин М. К. Дискурс «собственного востока России» в епархиальной прессе Западной Сибири и Степного края в годы Русско-японской войны (1904-1905) // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2024. Т. 11, № 2 (42). С. 61-68. й01: 10.24147/2312-1300.2024.11(2).61-68.
M.K. Churkin
DISCOURSE OF "RUSSIA'S OWN EAST" IN THE DIOCESAN PRESS OF WESTERN SIBERIA AND THE STEPPE DURING THE RUSSIAN-JAPANESE WAR (1904-1905)
The article presents the experience and practice of constructing the image of Asian Russia as "its own east", the legitimacy of the imperial affiliation of which is ensured by the joint efforts of the authorities and the Russian Orthodox Church. Based on the methodological approaches of the new cultural and intellectual history, the main "platforms" for the representation of discourse in the diocesan periodicals of Western Siberia and the Steppe Territory are identified, the factors and conditions for the formation and transmission of proprietary ideas about the eastern frontier territories in the publications of the diocesan journal press are substantiated. The study found that the foundations of the representation of the imperial periphery as "one's own land" were formulated in the program and anniversary issues of the publication and, up to a certain point, were manifestations of peaceful scenarios for the increment of the eastern outskirts of the empire. With the aggravation of the foreign policy situation and the outbreak of hostilities in the Far East, the methods of transmitting the owner's reception of the Asian periphery were intensified and actively replicated in the publications of the diocesan press. In the period 1904-1905. there was an actualization of the ideas of the clergy about the eastern outskirts as a sphere of their permanent presence and influence, which contributed to the promotion of the idea of forming an all-Russian identity and the awareness of the population of the Steppe Territory and Western Siberia of their cultural unity with the Russian people.
Keywords: "own east"; Asian Russia discourse; diocesan press; Russo-Japanese war; Western Siberia; Steppe region.
REFERENCES
1. Rodigina N.N. «Drugaya Rossiya»: obraz Sibiri v russkoi zhurnal 'noi presse vtoroi poloviny XIX - nachala XX veka ["The Other Russia": the image of Siberia in the Russian magazine press in the second half of the 19th - early 20th century], Novosibirsk, NGPU Publ., 2006, 343 p. (in Russian).
2. Karnishina N.G. Diskussiya v pechati vtoroi poloviny XIX v. o meste i roli russkoi pravoslavnoi tserkvi v obshchestvennoi zhizni poreformennoi Rossii [Discussion in the press of the second half of the 19th century. about the place and role of the Russian Orthodox Church in the public life of post-reform Russia]. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumanitarnye nauki [University proceedings. Volga region. Humanities], 2020, no. 3 (55), pp. 15-21. (in Russian).
3. Churkin M.K. Diskurs imperskoi inkorporatsii Zapadnoi Sibiri v programmnykh publikatsiyakh tserkovno-prikhodskoi pechati nachala 80-kh gg. ХIХ v. (na materialakh «Tobol'skikh eparkhial'nykh vedomostei») [The discourse of the imperial incorporation of Western Siberia in the programmatic publications of the parish press in the early 1980s 19th century (on the materials of the "Tobolsk Diocesan Gazette")]. Izvestiya Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya [The Bulletin of Irkutsk State University. Series "History"], 2022, vol. 39, pp. 13-19. (in Russian).
4. Bekker S. Rossiya i kontsept imperii [Russia and the concept of empire]. Novaya imperskaya istoriya postsovetskogo prostranstva [New Imperial History of the Post-Soviet Space], collection of articles, Kazan', Tsentr Issledovaniya Natsionalizma i Imperii Publ., 2004, pp. 67-81. (in Russian).
5. 38 pisem byvshego ober-prokurora Svyateishego Sinoda K.P. Pobedonostseva k Vysokopreosvyashchen-neishemu Makariyu, Arkhiepiskopu Tomskomu [38 letters from the former Chief Prosecutor of the Holy Synod K.P. Pobedonostsev to His Eminence Macarius, Archbishop of Tomsk], publikatsiya svyashchennika S.P. Dmitrievskogo, Tomsk, Tipografiya Priyuta i Doma Trudolyubiya Publ., 1910, 38 p. (in Russian).
6. Tol'ts V. Rossiiskie vostokovedy i obshcheevropeiskie tendentsii v razmyshleniyakh ob imperiyakh kontsa ХIХ - nachala ХХ veka [Russian Orientalists and European Trends in Thinking about Empires in the Late 19th - Early 20th Century]. Imperium inter pares: Rol' transferov v istorii Rossiiskoi imperii (1700-1917) [Imperium inter pares: The role of transfers in the history of the Russian Empire (1700-1917)], collection of articles, Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2010, pp. 266-308. (in Russian).
7. Shenk F.-B. Imperial inter-rail: Vliyanie mezhnatsional'nogo i mezhimperskogo vospriyatiya i sopernichestva na politiku zheleznodorozhnogo stroitel'stva v tsarskoi Rossii [Imperial inter-rail: The influence of transnational and inter-imperial perceptions and rivalry on the policy of railway construction in Tsarist Russia]. Imperium inter pares: Rol' transferov v istorii Rossiiskoi imperii (1700-1917) [Imperium inter pares: The role of transfers in the history of the Russian Empire (1700-1917)], collection of articles, Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2010, pp. 354-381. (in Russian).
About the author
Mikhail K. Churkin - Doctor of Historical Sciences, Professor, Professor of the Department of National History of the Omsk State Pedagogical University, Chief Researcher of the Tobolsk Integrated Scientific Station of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences
Omsk State Pedagogical University (Omsk, Russia)
Postal address: 14, Tukhachevskogo nab., Omsk, 644099, Russia
Tobolsk Integrated Scientific Station of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences (Tobolsk, Russia)
Postal address: 15, Academika Osipova ul.,
Tobolsk, 626152, Russia
E-mail: [email protected]
RSCI AuthorlD: 475758
ОRCID: 0000-0002-1122-0928
WoS Researcher ID: AAQ-8591-2021
Article info
Received
September 3, 2023
Accepted April 16, 2024
For citations
Churkin M.K. Discourse of "Russia's Own East" in the Diocesan Press of Western Siberia and the Steppe during the Russian-Japanese War (19041905). Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2024, vol. 11, no. 2 (42), pp. 61-68. DOI: 10.24147/2312-1300.2024.11 (2).61-68 (in Russian).
