CC BY
36
УДК 8П1611'42:8П1611'27
ББКШ14112-51+Ш14112-006.21 ГСНТИ 16.21.27; 16.21.47 Код ВАК 10.02.19
DOI 10.26170/pl19-05-04
А. В. Корниенко
Социологический институт РАН — филиал Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук, Санкт-Петербург, Россия ORCID ID: 0000-0002-0532-3760 0
0 E-mail: av.kornienko@mail.ru.
Дискурс «Фейсбука» в непрямом диалоге с властью
АННОТАЦИЯ. В статье представлены результаты анализа дискурса «Фейсбука» в его отражении в извлеченных из него словах, выражениях и фразах, ставших победителями ежегодно проводимого в России в течение 12 лет конкурса «Слово года». Сам конкурс, имеющий международный статус, проводится с целью выявления тех слов, выражений и фраз, укорененных в языке либо только появившихся в истекшем году, которые приобрели в контрольный период общественное звучание, получили общественный резонанс. Именно они, признанные Экспертным советом Центра творческого развития русского языка призерами конкурса на основании строгих количественно-качественных критериев отбора, по убеждению экспертов, отражают подлинные умонастроения людей, служат показателями эмоционального и интеллектуального состояния общества. Качественный анализ полного массива призеров конкурса ориентировался на определение его ключевых характеристик. Проведенное исследование позволяет сделать выводы о нескольких сложившихся к настоящему времени тенденциях функционирования фейс-бучного дискурса, а именно его отчетливой политизации, критичности по отношению к высказываниям и действиям власти, негативной сверхоценочности, насыщенности элементами языковой игры, направленной на намеренное понижение оценочных смыслов. Также исследование показало: абсолютное большинство неологизмов-призеров конкурса, возникших как ответная реакция пользователей «Фейсбука» на управленческие решения власти, имеют русские корни и созданы на словообразовательной базе русского языка. Полученные результаты — свидетельство того, что в наши дни социальная сеть «Фейсбук» — активный участник непрямого диалога общества с властью, диалога критичного, повышенно эмоционального, апеллирующего к языковой игре на понижение оценочных смыслов и предлагающего альтернативные обозначения социальных реалий. Слова же года, запечатлевающие в себе атмосферу наших дней, текущие события и отношение к ним людей, определяют проблематику столь необходимого двустороннего диалога общества и власти.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: слова года; Интернет; интернет-дискурс; языковая игра; политический дискурс; русский язык; социальные сети.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ: Корниенко Алла Владимировна, научный сотрудник, сектор социологии власти и гражданского общества, Социологический институт РАН Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук, Санкт-Петербург; 190005, Россия, Санкт-Петербург, ул. 7-я Красноармейская, д. 25/14; e-mail: av.kornienko@mail.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Корниенко, А. В. Дискурс «Фейсбука» в непрямом диалоге с властью / А. В. Корниенко // Политическая лингвистика. — 2019. — № 5 (77). — С. 46-56. — DOI 10.26170/pl19-05-04.
Стремительно вторгшиеся в наш обиход социальные сети быстро завоевали широчайший круг приверженцев. Сегодня один только «Фейсбук», прочно удерживающий первенство в рейтинге популярности соцсе-тей, имеет в России суточную аудиторию более шести миллионов человек [РаоеЬоок раскрыла ежедневную аудиторию в России 2019]. Социальные сети кардинально изменили нашу жизнь. Многие люди, профессионально свободные от создания связных и цельных текстов, стали добровольно и активно писать их для «Фейсбука», оттачивая навыки владения письменным языком. И это радует, поскольку по сей день наше школьное образование, увы, сконцентрировано на нормативности, правильности/неправильности языкового употребления, а не на умении выражать свои мысли и пользоваться языком в целях общения. Пишущие в «Фейсбуке» обрели тем самым значимый для себя канал
самовыражения и самопрезентации в публичном пространстве, социологи же обогатились дополнительным источником важной информации об отношении людей к происходящему, их настроениях и оценках разных событий. В свою очередь, лингвисты столкнулись с новыми объектами исследований: дискурсом социальных сетей и их языком, равно как и языком интернета в целом, существенно отличающимся от современного русского литературного языка, что видно хотя бы по вышедшему недавно «Словарю языка интернета» [Словарь языка интернета.ги 2016]. «Фейсбук» позволяет специалистам отслеживать языковые изменения, пополнение словника, судить об особенностях неофициального языка, спонтанной языковой коммуникации. Вместе с тем соцсети в целом и «Фейсбук», о котором пойдет речь далее, в частности, стали открытым каналом непрямого диалога общества с властью, что подтверждают итоги еже-
© Корниенко А. В., 2019
годно проводимого в России в течение 12 лет конкурса «Слово года».
Несколько слов о самом конкурсе. Он имеет международный статус. В России впервые был проведен в 2007 г. Его инициатор, организатор и куратор — известный филолог, философ и культуролог М. Н. Эп-штейн. Согласно замыслу, цель конкурса — выявление тех уже утвердившихся в языке слов, выражений и фраз, а также появившихся неологизмов, которые приобрели в текущем году общественное звучание, получили общественный резонанс. Именно они, с точки зрения устроителей конкурса, отражают подлинные умонастроения людей, служат показателями эмоционального и интеллектуального состояния общества [Эпштейн 2013]. Из имеющихся в лингвистическом арсенале концепций: ключевых слов культуры (Анна Вежбицкая) [Вежбицкая 1999], лингво-культурных констант (Ю. С. Степанов) [Степанов 2004], ключевых слов текущего момента (Т. В. Шмелева) [Шмелева 1993] — концепция слов года теснее всего связана с последней. Она аналогичным образом опирается на критерий частотности слова, говорящий о его популярности или популярности реалии, им означенной, учитывает грамматический потенциал слова, его синтагматику и парадигматику, принимает во внимание факты языковой игры с ним.
В конкурсе четыре номинации: первые две — «Слово года» и «Выражение/Фраза года» — сфокусированы на уже бытующих в языке лексических единицах, третья — «Протологизмы» — аккумулирует новые слова и выражения. Четвертая номинация — «Антиязык», она же «Язык лжи, агрессии, пропаганды» — объединяет высказывания власти, относящиеся к контрольному периоду. Призеров конкурса определяет по специально разработанной формализованной процедуре Экспертный совет, созданный при Центре развития русского языка и объединяющий специалистов разного профиля: лингвистов, писателей, журналистов, культурологов, психологов, социологов. Первичный материал конкурса собирается через социальную сеть «Фейсбук». В сборе участвуют 300 человек, распределенных в две группы, после чего в работу вступают эксперты.
По итогам экспертного голосования в разные годы призерами конкурса избирались слова: гламур, блог — 2007 (обе лексемы, заметим, заимствованные и неполитизирован-ные); великодержавность, кризис — 2008; Болотная — 2012; проФАНация науки, наукопомрачение — 2013; бандеровцы, крымнаш (именно в таком, слитном написании, которое оформилось очень быстро) —
2014; беженцы — 2015; брексит, неуез-жант — 2016. В номинации «Выражение/Фраза года» побеждали обороты антисиротский закон, гибридная война, вмешательство в выборы, фразы хватит кормить Кавказ; правда в силе: кто сильнее, тот и прав.
Анализ массива призеров конкурса разных лет по первым трем вышеназванным номинациям позволяет выделить несколько общих признаков, характеризующих слова, выражения и фразы года. Во-первых, победители конкурса, как правило, являют собой реакции пользователей «Фейсбука» на текущие политические события, высказывания и/или действия властей. Так, последний по времени конкурс-2018 запомнится словами «новичок», токсичный, пенсия, пенсионер, выражениями солсберецкий собор (другое всплывшее написание — «солбе-рецкий собор» — менее распространено), пенсионная реформа, театральное дело, протологизмами вохрократия, пенсия-нин, выборрариум, именующими соответственно власть силовиков, спецслужб; россиянина, волею судеб дожившего до реформированной пенсии, и избирательный участок. Лишь на старте конкурса, в 2007 г., его победителями оказались далекие от политики слова гламур, блог и нано- (в качестве приставки); с 2008 г. и по сей день наблюдается активная политизация призеров конкурса. Среди них, конечно, имеются и такие лексические единицы, как покемоны, пришедшие к нам вместе с широко распространившейся по миру в 2016 г. компьютерной игрой, вызвавшей заметный общественный резонанс, или короткий, но меткий англицизм хайп (2017), или весьма актуальное словосочетание банный день (2014), подразумевающее тот самый день, когда пользователи «Фейсбука» банят (глагол образован от английского ban «запрещать» или «запрет» [Словарь языка интернета.т 2016: 176]) тех, с кем прекращают общение в интернете, но все эти выражения выглядят скорее исключениями из наблюдаемых предпочтений пишущей в «Фейсбуке» публики.
Сказанное говорит в пользу политизации публичного дискурса «Фейсбука» и его языка, придания им политического характера. Данное обстоятельство вполне вписывается в наблюдаемую нами повсеместно политизацию различных сфер общественной жизни (науки, образования, культуры в целом), а значит, не остаются в стороне от названного процесса и его первоосновы — общественн-ный дискурс вкупе с языком как универсальным средством социальной коммуникации. При этом политическая ангажированность
языка порой доводится до предельной черты, когда политическую подоплеку приобретают не только полнозначные слова, но даже неполнозначные предлоги. Достаточно вспомнить пресловутые на Украине — в Украине, на Донбассе — в Донбассе, расколовшие общество надвое и превратившиеся в маркеры политических позиций.
Второй признак массива победителей конкурса — их преимущественно негативный оценочный ореол. Преобладающая доля слов и выражений года явно тяготеет к левому, отрицательному полюсу оценочной шкалы. Они несут свой безусловный негативный заряд в самих себе, поскольку являются прагмемами — словами сдвоенного, «предметно»-оценочного значения, сохраняющими свой негативизм всегда, в любом контексте. Прагмемы — то, что специалисты квалифицируют как самое сильное средство языкового воздействия коммуникатора на реципиента [Эпштейн 1991: 31], то, что Д. Болинджер справедливо назвал «заряженным оружием», которое стреляет всегда, намеренно или произвольно [Болинджер]. Примеры подобных слов — уже упоминавшиеся лексемы токсичный, наукопомра-чение, антисиротский (закон), (гибридная) война, равно как и иные призеры конкурса: (допинговый) скандал, гоп-политика, распилократия, Госдура, до-могант, зломенитый и пр.
Лингвисты констатируют: «В любом языке гораздо больше негативной лексики, чем позитивной, больше оскорбительной, чем хвалебной» [Кронгауз 2015: 158]. В общественном дискурсе аналогичная ситуация, а именно «асимметрия в оценках, направленная в сторону пессимизма», по выражению А. Веж-бицкой: негативные оценки в своей совокупности стремятся перевешивать позитивные. Причина такого явления — в асимметрии самих оценочных предикатов «хорошо» (+) и «плохо» (-), подробно исследованной Е. М. Вольф и рожденной несоответствием способов выражения хорошего и плохого. Положительные оценки чаще ориентированы на отношение оценивающего субъекта к событию в целом, в то время как отрицательные предпочитают указывать на свойства и действия оцениваемого объекта, хотя бы и вымышленные [Вольф 2002: 20]. Кроме того, хотя «хорошо» означает и соответствие норме, и ее превышение, а «плохо» — всегда отклонение от нормы [Вольф 2002: 19], то, что поначалу вызывает радость и одобрение, с течением времени начинает восприниматься людьми как нормативное, должное и мыслится ими уже безоценочно, тогда как любое отклонение от нормы неизменно рождает острое недовольство.
Принимая во внимание существующую двойную асимметрию позитивных и негативных оценок, мы априори предполагали, что дискурс «Фейсбука» не есть исключение из общего правила и извлеченные из него слова года будут нести в себе оценочный дисбаланс, что и показал наш анализ. Новостью оказалось то, что превалирующая их часть — прагмемы, в которых резко негативная оценка встроена уже изначально, а не сообщается контекстом их употребления. Добавим, что в массиве слов года почти совсем отсутствуют положительно заряженные прагмемы, которые порой находим в призерах аналогичного конкурса других стран. К примеру, Китай в 2013 г. отметился словосочетанием позитивная энергия [Словарь перемен — 2014 2015: 21], а через пару лет иероглифом неподкупность [Словарь перемен — 2015—2016 2018: 100]; тогда же в Японии победителем был признан иероглиф, означающий «спокойствие», «безопасность» [Там же]. Установленные нами факты свидетельствуют о критическом отношении пользователей «Фейсбука» к решениям власти, которое они объективируют через социальную сеть. Оно и есть тот экстралингвистический фактор, который придает словам года отрицательную энергию.
Третий признак анализированного массива призеров конкурса усматривается в пронизанности насмешкой значительной его части. Особенно это касается протологиз-мов — новых слов, выражений и фраз, возникших как ответная вербальная реакция на текущие политические события и демонстрирующих словообразовательные возможности пользователей «Фейсбука». Оперируя термином «насмешка», мы, в опоре на Большой толковый словарь русского языка, мыслим под ним «обидную шутку по поводу кого-, чего-либо» [Большой толковый словарь русского языка 1998: 600]. Лингвисты включают в семантическую формулу данного термина как минимум три элемента: 1) шутка, 2) причиняющая обиду, 3) свидетельствующая о несерьезном отношении к объекту [Карасик 2013: 117]. Они подчеркивают преднамеренность насмешки и ее про-никнутость духом оппозиционности коммуникатора по отношению к реципиенту. Функционально насмешка служит инструментом понижения оценки объекта, дискредитации описываемого; иными словами, насмешку можно определить как вид языковой игры, направленной на снижение оценочных смыслов [1].
Среди победителей конкурса гуляют слова и выражения Госдура, здравохоро-нение, наукопомрачение, зломенитый,
домогант, стабилизец, пилинг и отка-тинг, депутаты и депутаны, фраза вперед в темное прошлое и многие другие. В последнем по времени конкурсе, повторим, в номинации «Протологизмы» выдвинулись слова вохрократия, пенсиянин и выборрариум. Примеры использования в «Фейсбуке» всего перечисленного не оставляют сомнений в их подчеркнуто насмешливом характере: всем — закон, себе — понятия, — вот что значит вохрократия; когда я стану пенсиянин, сосед мой будет марсианин; в ходе весеннего вы-боррариума из предвыборной гонки естественным путём убыло четверо кандидатов. В заключительной фразе безымянный пользователь «Фейсбука» обыгрывает уже появившееся у слова выборра-риум вторичное, переносное значение: «избирательная кампания, сопровождающаяся скандалами, инсинуациями, драками или мелкими потасовками».
Еще ярче тенденция насмешливого, несерьезного отношения к описываемому объекту проступает при взгляде на лексические единицы, хотя и не ставшие призерами конкурса, но участвовавшие в нем и претендовавшие на победу. Среди них в общем списке претендентов 2018 г. находим слово инопо-литянин, означающее политика, который смотрит на жизнь словно с другой планеты, действия которого идут вразрез со здравым смыслом, и сложносоставное новообразование золотопогоно-гопота (иное написание слитное: золотопогоногопота), хлестко именующее гопничающий генералитет, служащий не по закону и уставу, а по «понятиям». Среди них и выражение сердечно-засудис-тая система, указывающее на такое состояние судебной системы, при котором судьи, при всем своем сочувствии и сострадании к подсудимому, вынуждены по указке сверху выносить обвинительные приговоры, и выражение солсбермудский треугольник — название для территории, на которой происходят непонятные действия шпионского характера, переходящие в фарс, а также для самих этих действий. Из протологизмов-претен-дентов более ранних лет можно вспомнить криминалиссимуса, распилократию, ба-нанотехнологии, обсирились, гиподер-жаву, карманизацию и пр.
Насмешка, как отмечают специалисты, может нести в себе разную субъективную модальность, манифестирующую отношение говорящего или пишущего субъекта к сообщаемому и обнаруживающую его эмоциональную реакцию на предмет сообщения. Насмешка может быть проявлением речевой (вербальной) агрессии; в подобных случаях
она определяется как одна из форм реализации данного психолингвистического феномена [Басовская 2004: 257]. Раскрывая с помощью метода свободного ассоциативного эксперимента содержание концепта «речевая агрессия» в языковом сознании россиян, Л. М. Закоян выяснила, что и обыденным сознанием насмешка мыслится как особая форма речевой агрессии [Закоян]. Вместе с тем насмешка может быть и индикатором пассивной реакции: вялого согласия, усталости, апатии, неверия в возможность позитивных изменений, — и средством самоутверждения, и инструментом вытеснения страха, т. е. улучшения психологического состояния коммуникатора. Насмешкой можно бороться с пафосом, излишней патетичностью чьих-либо высказываний [Карасик 2013: 117]. Однако во всех означенных случаях насмешка функционально действует одинаково: она всегда намеренно понижает оценку сообщаемого.
Р. М. Блакар — автор широко известной работы по анализу языка и его функционирования в структуре социально-политической деятельности — констатирует: «Через свое использование языка мы выражаем наше отношение и чувства к тому, о чем мы говорим, а это, в свою очередь, отражаясь, говорит нечто о нас самих, о наших целях, установках, ценностях и т. д.» [Блакар]. Ведущаяся из года в год в сообщениях «Фейс-бука» языковая игра на сознательное понижение оценочных смыслов подтверждает существование среди пользователей названной социальной сети отчетливого сегмента несогласных с заявлениями властей, принимаемыми и реализуемыми ею управленческими решениями и проводимым ею курсом в целом. Если, вслед за Н. Фэркло, усматривать в публичном дискурсе самостоятельную форму социальной практики, следует признать, что современные дискурсивные практики, реализуемые в «Фейсбу-ке» теми, кого привычно именуют оппозицией, порождают конкурирующий с официозом дискурс, по-иному описывающий и оценивающий политические события. Попутно отметим, что распространяемые «Фейсбуком» альтернативные обозначения реалий общественной жизни в своем абсолютном большинстве имеют непосредственную привязку к отечественной действительности, внутренней и внешней российской политике. Почти единственным исключением из этого общего правила выступает слово брексит (brexit), признанное победителем конкурса 2016 г. не только в России, но и в Англии, Германии, Португалии [Словарь перемен — 2015— 2016 2018: 190—191].
Дополнительным индикатором обособленности дискурса «Фейсбука» от официального дискурса властей предстает еще одна аналитическая категория — лейтмотив года, введенная в ходе последнего по времени выбора призеров конкурса. Она охватила те слова, выражения и фразы-победители по всем номинациям, которые обнаруживают общий смысл и тему. Было выявлено несколько таких лейтмотивов: пенсия и пенсионная реформа; гибридная война и противостояние с Западом; яд, отравление, токсичность; развитие цифровой техники интернета. Но своеобразным «сверхлейтмотивом», получившим при голосовании экспертов наибольшее количество баллов, было признано противостояние власти и общества, связанное с жертвами государственного давления и произвола, с пресловутыми судебными процессами [Эпштейн 2018]. Упомянутый лейтмотив присутствует и в выражении-призере театральное дело, и во многих лексических единицах, попавших в общий список кандидатов для голосования (список кандидатов протяженностью около 300 лексических образований, отображающих новизну, своеобразие, исторический смысл текущего времени, формируется по предложениям участников групп «Слово года» на «Фейсбуке»), таких как «Новое величие», мусорные бунты, «Зимняя вишня». К ним примыкают «пенсионные» мемы-победители [2] конкурса: пенсия, пенсионер, пенсионная реформа, пенсиянин, отражающие коллизию государства с населением. Здесь же репосты и блокировка, сопряженные с борьбой с интернетом, и многие другие. Итак, слова года, запечатлевающие атмосферу наших дней и создающие портрет текущего года, проникнуты духом насмешки, а значит противопоставления власти. Критическое к ней отношение охотно выражается посредством языковой игры, которая определяется специалистами как игра с формой речи, ведомая для усиления ее выразительности и/или создания комического эффекта [Русская разговорная речь 1983: 172—173]. Но выбор пишущей в «Фейсбуке» публики падает, как видим, не на беззубую шутку, являющую собой базовую словесную форму комического, а на ее производную, задейст-вующую механизм снижения. В условиях, когда власть, путая реальное и идеальное, приобрела привычку говорить о должном как о существующем в действительности или, напротив, придавать существующему статус должного, насмешка оказывается самой подходящей реакцией на сложившуюся ситуацию.
Наконец, еще один признак слов года — их очевидная «русскость». Сегодня многих тревожит огромное количество заимствований, влившихся в наш язык в последнее время. Различные техницизмы, англицизмы окружили нас такой плотной стеной, что породили расхожее мнение о «порче» русского языка и необходимости оградить его от иноязычных вливаний. Как следствие, Ассоциация учителей литературы и русского языка даже предложила создать в России лингвистическую полицию для защиты от засилья иностранных слов, что вызвало негативную реакцию академического сообщества [Лево-нтина 2018: 222]. Анализ подмассива прото-логизмов показал, что они в своем абсолютном большинстве созданы именно на русской словообразовательной базе, т. е. произведены согласно существующим в языке словообразовательным моделям с использованием имеющегося в нем арсенала словообразовательных средств.
Не останавливаясь подробно на всех слово- и смыслообразовательных приемах, взятых на вооружение пользователями «Фейсбука», отметим лишь две самые частые модели, реализованные в нашем аналитическом материале: паронимическую аттракцию и контаминацию. Первая модель опирается на сходство в звучании отдельных компонентов двух «сближаемых» слов. По замечанию О. С. Иссерс, обстоятельно исследовавшей политическую лексикологию новейшего времени, оценочные новообразования, построенные на основе данной модели, очень характерны для социальной критики, ибо они высвечивают наиболее острые проблемы общественной жизни [Иссерс 2014: 50]. Яркими примерами таких новообразований являются оказавшиеся на пике публичных дискуссий 90-х годов лексемы демокрады, дерьмократы и прихва-тизация, прихватизаторы. В нашем массиве это слова и выражения здравохороне-ние, извирательная кампания, волеизъ-язвление (слово года — 2016 со значением «угасание и болезнь общественной воли, столь откровенно определившие исход прошедших в том году думских выборов»), на-стомящее, Осколково и пр. Вторая, кон-таминационная модель базируется на «ме-ждусловном наложении» и проявляется в порождении слов-гибридов. Как утверждает О. С. Иссерс, последние получили активное хождение в политической риторике постсоветского периода в целях дискредитации политических оппонентов [Иссерс 2014: 51]. Среди призеров конкурса мы находим зло-менитый, религархию, кривосудие, вы-боррариум, а также зловцо — победившее
в 2016 г. указание на то, что экспрессия злобы царит в российском общественном дискурсе, гиподержаву — клеймо для страны, находящейся на пути к упадку, и нанопре-зидента, воплотившего насмешливый скепсис по поводу некогда провозглашенного экс-президентом Д. А. Медведевым технологического прорыва России.
Складывающаяся в целом на материале призеров конкурса картина политической де-риватологии чрезвычайно многообразна. Находят место в ней и прием обманутого ожидания (наукопомрачение, партия жуликов и воров), и логическое несоответствие (вперед в темное прошлое), и обыгрывание устойчивых фраз (хотели как лучше, а получилось навсегда), и оксюморонные сочетания (Госдура, вдохновенная пошлость). Свою лепту вносит в нее антропонимическая игра с фамилиями политиков и других известных лиц (кадыринг, депардировать) [3] и новообразование от выражений и фраз (крым-наш, ихтамнеты [4]). Здесь же имеют место префиксация (обсирились, прикрем-ленные), суффиксация (стабилизец, по-зитиффчик), сокращение (ЧВК Вагнер, креакл — производное от словосочетания «креативный класс», сменившее позитивную оценку, заключенную в исходной форме, на противоположную. Если креативный класс, как утверждают О. С. Иссерс и Д. А. Ганеева, изучавшие бытование упомянутого концепта в блогосфере в 2012—2013 гг., воспринимался скорее как субъект гражданского общества и мыслился в связке с концептом «гражданские инициативы» [Иссерс, Ганеева 2013: 44], то ставший победителем конкурса-2013 креакл наполнен отчетливо негативными коннотациями). Краткий обзор задействованных в призерах конкурса приемов слово- и смыслообразования завершим сходным примером семантической трансформации, произошедшей с выражением вежливые люди. Попавшее во время крымских событий почти случайно в заголовок журналистского поста, оно мгновенно превратилось в повсеместно распространяемый СМИ мем, а затем и в бренд. Но запущенный в оборот эвфемизм быстро приобрел перевернутое «предметное» и оценочное значение, слившись с представлением об угрозе и опасности.
Понятно, что далеко не все лексические новообразования пользователей «Фейсбу-ка» закрепятся в активном словаре современного русского языка. Язык — явление нерукотворное, развивающееся по своим внутренним законам; он вберет в себя нужное, откинув лишнее. Однако постоянно появляющиеся новые слова, выражения и
фразы, наполненные актуальными смыслами, несущие в себе дух нашего времени, свидетельствуют о том, что волновало людей на исходе нулевых и что волнует их теперь. Новые слова демонстрируют высокий креативный потенциал своих создателей, их способность моментально реагировать на текущие политические события. Новые слова подтверждают жизнестойкость словообразовательных практик русского языка и выявляют наиболее популярные из них. Когда-то Джеймс Тербер писал о «разрушительном залпе словесной артиллерии по крепости рассудка» [Цит. по Болинджер], имея в виду, что самый обычный акт номинации может воздействовать на формирование нашего отношения к обозначаемому. О скрытом влиянии языка на мышление убежденно говорил и Б. В. Вильде, усматривая в языке «не только некий способ выражения, но также и формирования мысли» [Вильде 2005: 25]. Лейтмотивом звучат во всемирно известной книге В. Клемперера строки шиллеровско-го дистиха о языке, который «сочиняет и мыслит» за нас [Клемперер 1998]. Р. Блакар, в свою очередь, констатирует троякое воздействие отдельной вербальной единицы на сознание реципиента, осуществляемое через ее референциальное значение, через ее эмотив-но-эмоциональный компонент и через сопряженный с ней ассоциативный ряд [Блакар]. Новые слова как креаторы мыслей понуждают нас к новому восприятию реальности. Сам же язык — носитель информации и хранитель накопленного людского опыта и знаний — обладает ресурсом быть мощным распорядителем жизни.
Подтверждение выявленных анализом массива слов года тенденций мы нашли в материалах нового лексикографического издания — «Словаря перемен», созданного усилиями команды писательницы и филолога Марины Вишневецкой. Два выпуска этого издания, подготовленного М. Вишневецкой и членами собранного ею фейсбучного сообщества «Словарь перемен», запечатлели лексические новации интернета, прессы, теленовостей, относящиеся к 2014 г. и 2015—2016 гг. соответственно [Словарь перемен — 2014 2015; Словарь перемен — 2015—2016 2018]. Задуманное как словарь выражений и слов, вошедших в публичный дискурс или актуализировавшихся в нем в указанные годы, издание стало своеобразным лексикографическим дневником, почти ежедневником, отражающим происходящие в нашем обществе перемены. В отличие от формализованных количественно-качественных процедур, положенных в основу выбора слов года в конкурсе с тем же названи-
ем, привлекшее наше внимание издание подчинено иной логике. Как явствует из аннотации, его задача — сложить для потомков некий языковой пазл, одновременно острый и парадоксальный, грубый и изысканный, зачастую неполиткорректный, собранный как из хорошо укорененных в языке слов, так и мимолетных, жизнь которых длилась не дольше породившего их информационного повода. Пазл, творимый вдогонку, по горячим следам, отстающий от времени на полшага, фиксирующий новый речевой опыт, слова и выражения, произнесенные пусть только один-единственный раз, или, напротив, закрепившиеся идиомы и мемы, — все то, что определяло речевую стихию недавно минувших лет. Новаторское лексикографическое изобретение, которое Гасан Гусейнов в предисловии к изданию назвал «нашим ноо-скопом — желанным прибором для изучения коллективного сознания соотечественников» [Гусейнов 2018: 9].
Подробное ознакомление с двумя выпусками «Словаря перемен» убеждает, что политическое в нем превалирует над всем остальным. Оба издания с полным правом могли бы именоваться общественно-политическим словарем 2014—2016 гг. Конечно, в них легко отыскиваются вышепред-ставленные слова года: Госдура, кады-ринг, гибридная война, вежливые люди, брексит. Но есть в них и много иных причастных к политике лексических единиц, не столь распространенных, порою просто уникальных в своем одноразовом употреблении и все же обрисовывающих бытующие варианты осмысления переживаемых обществом событий. А то, что каждая словарная статья обоих изданий содержит ряд контекстов использования приведенной в ней лексической единицы и приблизительную дату ее появления в медийном дискурсе, превращает лексикографическую новинку в исторический документ. Среди включений в «Словарь перемен» находим возвращающуюся в нашу жизнь и язык цензуру, обозначение государственной военизированной организации Росгвардия и созданного в январе 2016 г. по инициативе министра обороны всероссийского детско-юношеского военно-патриотического общественного движения Юнар-мия, т. е. нейтральные лексемы, оценочное значение которых может привноситься в них сопутствующим им контекстом. Однако значительно больше в рассматриваемых источниках лексических единиц с негативным оценочным потенциалом, часто очень сильным, обусловленным их «прагмемной» природой. Примеры критикующих действия властей лексических новообразований — выра-
жение продуктовая инквизиция, возникшее как реакция социальных сетей и СМИ на уничтожение запрещенных к ввозу в РФ продуктов, и веерная голодовка, образованное по аналогии с веерными отключениями воды, электричества, отопления применительно к протестной акции многодетных матерей и матерей детей-инвалидов в Волгоградской области. Здесь же выражение контртуристическая операция, появившееся в Сети в связи с приостановкой туристического потока между Россией и Турцией как ответа на уничтожение ею российского бомбардировщика, и неологизм победобе-сие, зазвучавший в Рунете и СМИ, когда карнавализация Дня Победы стала приобретать трагифарсовые черты, и многое другое.
Вместе с тем «Словарь перемен» — доказательство того, что осмысление политической реальности идет рука об руку с ее обыгрыванием: в нем огромное количество продуктов языковой игры, нацеленных на комический эффект. Среди них масса лексических новаций, буквально насыщенных насмешкой, таких как пармезанить, перепатриот, Чебурнет, Дарья Тимурович — мем, означающий «ложный предлог для отказа в регистрации партии или кандидата на политических выборах» и расширившийся до «ложного аргумента, подтасовки». Насмешкой дышат фразы турецкий отдых «Все включено» сменился на крымский «Все выключено» и никогда еще россияне не жили так плохо, как при Обаме, глаголы свиолончелить, скрымзить, со-лимпиадить и анаграмма слова крымнаш, звучащая как намкрыш. Даже ставший, по утверждению М. Вишневецкой, и мемом, и тегом Домбас (тег — содержательная метка для сетевых текстов в виде слова или выражения, позволяющая классифицировать и группировать их тематически. На основе «тега» сформировалось понятие «хештег» («хэш-тег») с близким значением [Словарь языка интернета.ги 2016: 221]), заимствованный из надписи на стене «Домбас независим» и с очевидностью доказывающий присутствие в украинском сепаратистском движении лиц неместного происхождения, принимает комическую форму, невзирая на серьезность спровоцировавшей его появление ситуации [Словарь перемен—2014 2015: 53].
Упомянутые нами лексические единицы из «Словаря перемен», как и многие другие, составляющие преобладающую часть его вокабуляра, являют собой продукты русских словообразовательных моделей. Новые заимствования, конечно, есть, но они малочисленны (хейтер, флейминг, хайп). Новообразования же отечественного произ-
водства обнаруживают те же деривативные приемы, что и слова года: паронимическую аттракцию (хапремонт, стерхдержава), контаминацию (олимпиард рублей, мили-циардер), антропонимы (мизулинг, пех-тинг), обыгрывание устойчивых выражений (фраза дави гусей, спасай Россию, возникшая после того, как в Татарстане бульдозером «казнили» запрещенные к ввозу тушки домашней птицы из Венгрии), обманутое ожидание (белорусские мидии как намек на то, что через страны Таможенного союза в Россию можно ввозить любой импорт), сокращения (СМД — средства массовой дезинформации) и пр. Есть в «Словаре перемен» и такие стремительно разбежавшиеся по социальным сетям неудобоваримые жаргонизмы, как ржубль (ржу + рубль) или чо-таржу, слепленный из трех исходных элементов. Первое лексическое новообразование — реакция блогеров на падение курса рубля, второе — широко распространившееся в 2014 г. в электронном пространстве речевое клише, быстро приобретшее характер хештега и заголовка. Подобные им расхожие клише в сетевом дискурсе представляют собой не просто вместилища насмешки; они, как отмечает Ксения Туркова, часто выступают маркерами сарказма, иногда даже с оттенком злорадства [Туркова 2014]. Сверх того, манифестируя эмоциональное отношение использующих их субъектов к сообщаемому, они освобождают последних от пространных логических доказательств собственной позиции и одновременно проводят четкую границу между своими — теми, кто принадлежит интернет-сообществу и употребляет сленговые выражения — и чужими, теми, у кого они не в ходу [Кронгауз 2012: 258]. Таким образом, предъявляемый «Словарем перемен» богатый арсенал лексических новинок, включающий и широко известные удачи вроде меткой метафоры битва холодильника с телевизором, и откровенно сленговые промахи типа ржубль и чотаржу, очевидно тяготеющие к столь популярному в недавнем прошлом «языку па-донков», бесспорно обязан своим рождением, как правило, отечественному словопроизводству.
Итак, сегодня «Фейсбук», как и прочие социальные сети, активное средство непрямого диалога сетевого сообщества с властью. Диалога публичного, многогранного, насыщенного злободневным содержанием, вовлекшего в коммуникацию сотни тысяч людей и демонстрирующего отчетливую политизацию языка и сетевого дискурса. Как реакция на общественно-политические события, этот диалог часто остро критичен по
отношению к власти, ее высказываниям и решениям. Критическое осмысление реальности нередко подталкивает фейсбучных авторов к языковой игре, задействующей механизмы снижения и переворачивания оценочных смыслов, в том числе с помощью насмешки и порождения новых слов. Учтем, что такая языковая игра полностью отвечает ключевым особенностям современных российских речевых практик с их сверхвысоким эмоциональным накалом и тягой к оценочным перевертышам, порождаемой принципиальным дуализмом ценностных установок русской культуры в целом [Корниенко 2018]. Язык же, выстроенный по принципу «свой — чужой» и помогающий в силу наличия в нем определенных слов-маркеров опознавать «социально, поколенчески, идейно, территориально чужих» [Левонтина 2018: 214], в наши дни зримо высвечивает и политико-идеологические расколы в среде пользователей «Фейсбука». А несущие в себе дух времени слова года сохраняют для будущего перечень переживаемых обществом текущих событий и ответное к ним отношение.
Долгие годы в нашей стране язык каждого нового политического периода задавался сверху. Утверждался, как писал П. Бурдье, «новый дискурс власти, новый политический словарь со своими терминами и понятиями, со своими адресатами и ориентирами, со своими метафорами и эвфемизмами, — дискурс и словарь, за которыми стоит своя картина мира, связанная с новыми интересами новых властных групп» [Бурдье 2005]. Официальный язык повсеместно кодифицировался, официальный дискурс всеобще воспроизводился посредством социальных институтов. Власть контролировала использование языка, справедливо усматривая в нем мощнейший символический рычаг социального управления. Подобное положение дел породило веру в незыблемость монопольной односторонней коммуникации, в ходе которой общество только потребляет официальный дискурс, сохраняя позицию бессменного реципиента. Между тем в настоящее время, когда декларируемые нами социальные ориентиры сопряжены со словами «демократия» и «развитие», общество нуждается в прямом двустороннем диалоге с властью, который предполагает и многоголосие его участников, и столкновение альтернативных позиций, и множественность рациональных аргументов и эмоциональных оценок, и конкурирующие обозначения социальных реалий. И открытую обоснованную критику власти. И учет мнения оппозиции — непреложного условия существования гражданского общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1]. Мы оперируем термином «языковая игра» (а не близким к нему термином «речевая игра»), дабы подчеркнуть ее истоки: «знание системы единиц языка, нормы их использования и способов творческой интерпретации этих единиц» [см.: Санников 1999: 15].
[2]. Согласно «Словарю языка интернета», под мемом понимается короткий фрагмент информации (слово или фраза, изображение и т. п.), мгновенно и неожиданно ставший модным и активно воспроизводящийся в интернете, в том числе в новых контекстах или ситуациях. К настоящему времени слово мем уже обросло дериватами: меметизироваться (стать мемом), ме-метизация (превращение в мем) и разговорными вариантами мемчик и мемес [см. Словарь языка интернета.ги 2016: 200].
[3]. Насмешливые наименования для политического процесса усиления одной фамилии и для лишения гражданства, но таким удачным образом, что в результате утративший гражданство субъект приобретает налоговые льготы, окружается роскошью и почетом в той стране, куда он как бы «депардируется».
[4]. Изначальное наименование российских военных, чье участие в военном конфликте на востоке Украины официально не признается Россией, позже — обозначение контингента неофициальных военных формирований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Басовская Е. Н. Творцы черно-белой реальности: о вербальной агрессии в средствах массовой информации // Критика и семиотика. 2004. Вып. 7.
2. Блакар Р. Язык как инструмент социальной власти [Электронный ресурс]. URL: http://www.studmed.ru/view/ blakar-rm-yazyk-kak-instrument-socialnoy-vlasti_5562e1ca8 16.html (дата обращения: 14. 05. 2019).
3. Болинджер Д. Истина — проблема лингвистическая [Электронный ресурс]. URL: http://genhis.philol.msu.ru/article_ 85.html (дата обращения: 11.05.2019).
4. Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. — СПб. : Норинт, 1998.
5. Бурдье П. О производстве и воспроизводстве легитимного языка. 2005 [Электронный ресурс]. URL: http://maga zmes.rass.ru/oz/2005/2/2005_2_9.html (дата обращения: 12.06.2019).
6. Вежбицкая Анна. Семантические универсалии и описание языков / пер. с англ. А. Д. Шмелева под ред. Т. В. Бу-лыгиной. — М. : Языки русской культуры, 1999.
7. Вильде Б. В. Дневник и письма из тюрьмы. — М. : Русский путь, 2005.
8. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. 2-е изд., доп. — М. : Едиториал УРСС, 2002.
A. V. Kornienko
Sociological Institute of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences ORCID ID: 0000-0002-0532-3760 0
0 E-mail: av.kornienko@mail.ru.
9. Гусейнов Г. Дневник лексикографа, или Нооскоп Марины Вишневецкой / Словарь перемен — 2015-2016 / авт.-сост. М. Вишневецкая. — М. : Три квадрата, 2018.
10. Иссерс О. С. В поисках общего словаря: дискурсивные практики новейшего времени сквозь призму проектов «Слово года» // Политическая лингвистика. 2014. № 4 (50).
11. Иссерс О. С., Ганеева Д. А. «Новое русское слово» в контексте политического дискурса: диалог, оппозиция, креативный класс // Политическая лингвистика. 2013. N° 3 (45).
12. Закоян Л. М. Речевая агрессия в языковом сознании представителей русской лингвокультуры [Электронный ресурс]. URL: https://docplayer.ru/27986076-Zakoyan-l-m-recheva ya-agressiya-v-yazykovom-soznanii-predstaviteley-russkoy-ling vokultury-abstract.html (дата обращения: 22.05.2019).
13. Карасик В. И. Языковая матрица культуры. — М. : Гно-зис, 2013.
14. Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога / пер. с нем. А. Б. Григорьева. — М. : Прогресс-Традиция, 1998.
15. Корниенко А. В. Слова года в непрямом диалоге с властью // Телескоп. 2018. № 2 (128).
16. Кронгауз М. А. «Вырабатываются специальные слова ненависти» : интервью Ксении Кнорре-Дмитриевой // Словарь перемен — 2014 / сост. М. Вишневецкая. — М. : Три квадрата, 2015.
17. Кронгауз М. Русский язык на грани нервного срыва. 3D. — М. : Астрель : CORPUS, 2012.
18. Левонтина И. Б. Почему не стоит волноваться о судьбе русской речи // Словарь перемен — 2015-2016 / авт.-сост. М. Вишневецкая. — М. : Три квадрата, 2018.
19. Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест / под. ред. Е. А. Земской. — М. : Наука, 1983.
20. Санников В. З. Русский язык в свете языковой игры. — М. : Языки русской культуры, 1999.
21. Словарь перемен — 2014 / сост. М. Вишневецкая. — М. : Три квадрата, 2015.
22. Словарь перемен — 2015-2016 / авт.-сост. М. Вишневецкая. — М. : Три квадрата, 2018.
23. Словарь языка интернета.™ / под. ред. М. А. Крон-гауза. — М. : АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2016.
24. Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры. 3-е изд., испр. и доп. — М. : Академический проект, 2004.
25. Туркова Ксения: словарный запас [Электронный ресурс]. Вып. 5. 18.08.2014. URL: http://snob.ru/selected/entry/ 79814 (дата обращения: 18.06.2019).
26. Шмелева Т. В. Ключевые слова текущего момента // ^legium. 1993. № 1.
27. Эпштейн М. Н. Идеология и язык. Построение модели и осмысление дискурса // Философская и социологическая мысль. 1991. № 6.
28. Эпштейн М. Н. Слова как символы эпохи [Электронный ресурс] : беседа с журналисткой Ксенией Лариной. 05.01.2013. // Сноб. URL: http://www.snob.ru/profile/27356/bl og/70248#comment_683001 (дата обращения: 05.05.2019).
29. Эпштейн М. Н. Слово-2018. Подведены вербальные итоги года [Электронный ресурс]. 2018. URL: https://snob. ru/profile/27356/blog/146301 (дата обращения: 29.06.2019).
30. Facebook раскрыла ежедневную аудиторию в России [Электронный ресурс]. 2019. URL: https://www.sostav.ru/ publication/facebook-raskryla-ezhednevnuyu-auditoriyu-v-rossii-34499.html (дата обращения: 03.05.2019).
Facebook Discourse in Indirect Dialogue with Authorities
ABSTRACT. The article analyzes Facebook discourse as it is reflected in linguistic units contained in it: words, word combinations and phrases that became winners of the annual competition 'The Word of the Year' held in Russia over the last 12 years. The competition has an international status and aims to detect the words, expressions, and phrases which have either been already assimilated in the language, or have just appeared in the year under review, have become a public issue
54
in the period under study and have provoked a public response. The selection of prize winners is recognized by the Expert Council of the Center for Creative Development of the Russian Language and is based on strict quantitative and qualitative selection criteria. Experts believe that the selected items reflect the true mindsets of the people and act as indicators of the emotional and intellectual state of society. The aim of the qualitative analysis of the sample of the competition prize-winners was to identify the key features of the units. This study makes it possible to determine some trends in the functioning of Face-book discourse, and specifically its evident politicization, critical attitude to statements and acts of authorities, negative overrating, and abundance of language game elements deliberately aimed to lower evaluation. The study also shows that the absolute majority of prize-winning neologisms arising as a response of Facebook users to managerial decisions of the authorities have Russian roots and are coined on the derivational basis of the Russian language. The results obtained indicate that the social network Facebook is nowadays an active participant in the indirect dialogue with the authorities. This dialogue is critical and highly emotional, it employs language game aimed to lower evaluative meanings and suggests alternative designations for social realities. And the words of the year capturing the atmosphere of our time, current affairs and the people's attitude to them outline the issues of a much needed two-way (bilateral) dialogue between society and power.
KEYWORDS: the word of the year; Internet; Internet discourse; language game; political discourse; Russian; social networks.
AUTHOR'S INFORMATION: Kornienko Alla Vladimirovna, Researcher, Department of Sociology of Power and Civilian Society, Sociological Institute of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences, St. Petersburg, Russia.
FOR CITATION: Kornienko, A. V. Facebook Discourse in Indirect Dialogue with Authorities / A. V. Kornienko // Political Linguistics. — 2019. — No 5 (77). — P. 46-56. — DOI 10.26170/pl19-05-04.
REFERENCES
1. Basovskaya E. N. Creators of Black and White Reality: on Verbal Aggression in the Media // Criticism and semiotics. 2004. Issue. 7. [Tvortsy cherno-beloy real'nosti: o verbal'noy agressii v sredstvakh massovoy informatsii // Kritika i semiotika. 2004. Vyp. 7]. — (In Rus.)
2. Blakar R. Language as an Instrument of Social Power [Electronic resource]. [Yazyk kak instrument sotsial'noy vlasti]. URL: http://www.studmed.ru/view/blakar-rm-yazyk-kak-instrument-s ocialnoy-vlasti_5562e1ca816.html (date of access: 14. 05. 2019). — (In Rus.)
3. Bolindzher D. Truth is a Linguistic Problem [Electronic resource]. [Istina — problema lingvisticheskaya]. URL: http://gen his.philol.msu.ru/article_85.html (date of access: 11.05.2019). — (In Rus.)
4. Large Explanatory Dictionary of the Russian Language / comp. and ch. ed. S. A. Kuznetsov. — St. Petersburg : Norint, 1998. [Bol'shoy tolkovyy slovar' russkogo yazyka / sost. i gl. red. S. A. Kuznetsov. — SPb. : Norint, 1998]. — (In Rus.)
5. Burd'e P. On the Production and Reproduction of a Legitimate Language. 2005 [Electronic resource]. [O proizvod-stve i vosproizvodstve legitimnogo yazyka. 2005]. URL: http:// magazines.russ.ru/oz/2005/2/2005_2_9.html (date of access: 12. 06.2019). — (In Rus.)
6. Vezhbitskaya Anna. Semantic Universalies and Description of Languages / transl. from English A. D. Shmeleva, ed. T. V. Bu-lygina. — Moscow : Languages of Russian Culture, 1999. [Seman-ticheskie universalii i opisanie yazykov / per. s angl. A. D. Shmeleva pod red. T. V. Bulyginoy. — M. : Yazyki russkoy kul'tury, 1999]. — (In Rus.)
7. Vil'de B. V. Diary and Letters from Prison. — Moscow: Russian Way, 2005. [Dnevnik i pis'ma iz tyur'my. — M. : Rus-skiy put', 2005]. — (In Rus.)
8. Vol'f E. M. Functional Evaluation Semantics. 2nd ed., ext. — Moscow : URSS editorial, 2002. [Funktsional'naya se-mantika otsenki. 2-e izd., dop. — M. : Editorial URSS, 2002]. — (In Rus.)
9. Guseynov G. The lexicographer's Diary, or Marina Vishnevetskaya's Nooscope / Dictionary of Changes — 20152016 / ed. M. Vishnevetskaya. — Moscow : Three squares, 2018. [Dnevnik leksikografa, ili Nooskop Mariny Vishnevetskoy / Slo-var' peremen — 2015-2016 / avt.-sost. M. Vishnevetskaya. — M. : Tri kvadrata, 2018]. — (In Rus.)
10. Issers O. S. In Search of a Common Vocabulary: Discursive Practices of Modern Times Through the Prism of the Word of the Year Projects // Political Linguistics. 2014. No. 4 (50). [V pois-kakh obshchego slovarya: diskursivnye praktiki noveyshego vremeni skvoz' prizmu proektov «Slovo goda» // Politicheskaya lingvistika. 2014. № 4 (50)]. — (In Rus.)
11. Issers O. S., Ganeeva D. A. "The New Russian Word" in the Context of Political Discourse: Dialogue, Opposition, Creative Class // Political Linguistics. 2013. No. 3 (45). [«Novoe russkoe slovo» v kontekste politicheskogo diskursa: dialog, oppozitsiya, kreativnyy klass // Politicheskaya lingvistika. 2013. № 3 (45)]. — (In Rus.)
12. Zakoyan L. M. Speech Aggression in the Linguistic Consciousness of Representatives of Russian Linguistic Culture [Electronic resource]. [Rechevaya agressiya v yazykovom soznanii predstaviteley russkoy lingvokul'tury]. URL: https:// docplayer.ru/27986076-Zakoyan-l-m-rechevaya-agressiya-v-yazy kovom-soznanii-predstaviteley-russkoy-lingvokultury-abstract.h tml (date of access: 22.05.2019). — (In Rus.)
13. Karasik V. I. Language Matrix of Culture. — Moscow : Gnosis, 2013. [Yazykovaya matritsa kul'tury. — M. : Gnozis, 2013]. — (In Rus.)
14. Klemperer V. The Language of the Third Reich. Notebook Philologist / per. from German by A. B. Grigoriev. — Moscow : Progress-Tradition, 1998. [LTI. Yazyk Tret'ego reykha. Zapis-naya knizhka filologa / per. s nem. A. B. Grigor'eva. — M. : Progress-Traditsiya, 1998]. — (In Rus.)
15. Kornienko A. V. Words of the Year in an Indirect Dialogue with the Authorities // Telescope. 2018. No 2 (128). [Slova goda v nepryamom dialoge s vlastyu // Teleskop. 2018. №> 2 (128)]. — (In Rus.)
16. Krongauz M. A. "Special Words of Hatred are Being Developed": Interview with Ksenia Knorre-Dmitrieva // Dictionary of Changes — 2014 / comp. M. Vishnevetskaya. — Moscow : Three squares, 2015. [«Vyrabatyvayutsya spetsial'nye slova nenavisti» : interv'yu Ksenii Knorre-Dmitrievoy // Slovar' peremen — 2014 / sost. M. Vishnevetskaya. — M. : Tri kvadrata, 2015]. — (In Rus.)
17. Krongauz M. Russian Language on the Verge of a Nervous Breakdown. 3D. — Moscow : Astrel : CORPUS, 2012. [Russkiy yazyk na grani nervnogo sryva. 3D. — M. : Astrel' : CORPUS, 2012]. — (In Rus.)
18. Levontina I. B. Why not Worry about the Fate of Russian Speech // Dictionary of Changes — 2015-2016 / ed. M. Vishnevetskaya. — Moscow : Three squares, 2018. [Pochemu ne stoit volnovat'sya o sud'be russkoy rechi // Slovar' peremen — 20152016 / avt.-sost. M. Vishnevetskaya. — M. : Tri kvadrata, 2018]. — (In Rus.)
19. Russian Colloquial Speech. Phonetics. Morphology. Vocabulary. Gesture / under. ed. E.A. Zemsky. — Moscow : Science, 1983. [Russkaya razgovornaya rech'. Fonetika. Morfologiya. Leksika. Zhest / pod. red. E. A. Zemskoy. — M. : Nauka, 1983]. — (In Rus.)
20. Sannikov V. Z. Russian Language in the Light of the Language Game. — Moscow : Languages of Russian culture, 1999. [Russkiy yazyk v svete yazykovoy igry. — M. : Yazyki russkoy kul'tury, 1999]. — (In Rus.)
21. Dictionary of Changes — 2014 / comp. M. Vishnevetskaya. — Moscow : Three squares, 2015. [Slovar' peremen — 2014 / sost. M. Vishnevetskaya. — M. : Tri kvadrata, 2015]. — (In Rus.)
22. Dictionary of Changes — 2015-2016 / ed. M. Vishnevetskaya. — Moscow : Three squares, 2018. [Slovar' peremen — 2015-2016 / avt.-sost. M. Vishnevetskaya. — M. : Tri kvadrata, 2018]. — (In Rus.)
23. Dictionary of the Internet.ru / under. ed. of M. A. Kronga-uz. — Moscow : AST-PRESS BOOK, 2016. [Slovar' yazyka interneta.ru / pod. red. M. A. Krongauza. — M. : AST-PRESS KNIGA, 2016]. — (In Rus.)
24. Stepanov Yu. S. Constants: Dictionary of Russian Culture. 3rd ed., rev. and add. — Moscow : Academic project, 2004. [Konstanty: slovar' russkoy kul'tury. 3-e izd., ispr. i dop. — M. : Akademicheskiy proekt, 2004]. — (In Rus.)
25. Ksenia Turkova: Vocabulary [Electronic resource]. Vol. 5. 08/18/2014. [Turkova Kseniya: slovarnyy zapas Vyp. 5. 18.08. 2014]. URL: http://snob.ru/selected/entry/79814 (date of access: 18.06.2019). — (In Rus.)
26. Shmeleva T. V. Keywords of the Current Moment // Collegium. 1993. No. 1. [Klyuchevye slova tekushchego momenta // Sollegium. 1993. № 1]. — (In Rus.)
27. Epshteyn M. N. Ideology and Language. Model Building and Comprehension of Discourse // Philosophical and Sociological Thought. 1991. No. 6. [Ideologiya i yazyk. Postroenie modeli i osmyslenie diskursa // Filosofskaya i sotsiologicheskaya mysl'. 1991. № 6]. — (In Rus.)
28. Epshteyn M. N. Words as Symbols of the Era [Electronic resource]: conversation with journalist Ksenia Larina. 01/05/2013 [Snob. Slova kak simvoly epokhi : beseda s zhurnalistkoy Kse-niey Larinoy. 05.01.2013. // Snob]. URL: http://www.snob.ru/ profile/27356/blog/70248#comment_683001 (date of access: 05.05.2019).
29. Epshteyn M. N. 2018 Word. The Verbal Results of the Year [Electronic resource]. 2018. [Slovo-2018. Podvedeny verbal'nye itogi goda. 2018]. URL: https://snob.ru/profile/27356/blog/146 301 (date of access: 29.06.2019).
30. Facebook Revealed a Daily Audience in Russia [Electronic resource]. 2019. [Facebook raskryla ezhednevnuyu auditoriyu v Rossii. 2019]. URL: https://www.sostav.ru/publication/facebook-raskryla-ezhednevnuyu-auditoriyu-v-rossii-34499.html (date of access: 03.05.2019).
