CC BY
22
УДК 165.192: 141.78
О.Н. Малахова, кандидат философских наук, доцент кафедры философии ФГБОУ ВО «Ижевская государственная сельскохозяйственная академия» e-mail: [email protected]
ДИСКУРС ЧЕЛОВЕКА В ФИЛОСОФСКИХ ПРОЕКТАХ ПОСТМОДЕРНИЗМА
С момента зарождения философской антропологии вопрос о «природе» человека остается одним из острых. В свете этих затруднений антропологическую проблематику перспективно рассматривать сквозь призму языка и коммуникации. Некоторые из этих представлений стали предметом данного исследования.
Статья посвящена философско-антропологическому анализу коммуникативного существования человека в философии постмодернизма. Согласно этой традиции, человек пытается разрешить главную проблему своего существования - зависимости от «Другого», а именно: власти, идеологии и бессознательного, которые структурированы как символический язык. В исследовании показано, что «дискурсивный» человек стремится освободиться от этой зависимости. Власть дискурса разряжается также посредством проектирования человеком себя в «автора-функцию». Данный опыт предполагает процесс отчуждения творческих устремлений в пользу структурируемой культурой речи. Человек открывается также «внутреннему опыту» - «экстатическому сообщению». В силу своего полного отчуждения знаний о себе и своих желаний, он не может принимать активного участия в жизни окружающих, а также своей. В результате преобразуется дискурс человека и культуры. Формируются две стратегии взаимоотношений - «соблазна» и «симуляции». В них реализуется игра видимости желания, а человек присутствует в качестве «пустого знака». В конечном итоге стремление «дискурсивного» человека к «пустоте» - своеобразный призыв к полноте его дискурса как первоистоку, то есть к коммуникативному существованию, наполненному человеческими переживаниями.
Ключевые слова: философский постмодернизм, человек, дискурс, власть, коммуникативные практики.
Развивая свои идеи в русле антикартезианства и полагая за основу своих размышлений принцип «децентрации субъективности», представители постмодернистской философии не имели возможности строить свои концепций на основе признания «ego cogito ergo sum» и критиковали классический проект человека и его бытия [10, 13]. В результате главным действующим лицом в постмодернистской антропологии оказался «человек зависимый»: зависимый от общества, традиций, социальных порядков, своего бессознательного и лежащих в его основе влечений. Такой дискурс человека трактовался как «социальная ловушка», поскольку он был представлен в культуре в рамках дискурса «заботы о человеке» [12]. Более того, существование самого дискурса, полагалось как противоречивое, что в свою очередь, определяло многочисленные нюансы дискурса человека.
По мысли М. Фуко, дискурс, с одной стороны, размещён в порядке законов и является дискурсом власти, т.е. «ограничивающим» дискурсом. С другой стороны, он является способом манифестации желания, то есть является «ограничиваемым». Нейтрализация дискурса предполагает две группы процедур исключения - «внешние» и «внутренние». В первую группу входят процедуры, которые связаны с исключением дискурса желания - запрет, разделение и отбрасывание, оппозиция истинного и ложного. Во вторую группу входят те инстанции, которые связаны с нейтрализацией дискурса власти - «комментарий» и фигура автора [12, с. 62].
Запрет, как внешняя процедура исключения дискурса желания, действует в современной культуре парадоксально. Провозглашённая свобода слова, с одной стороны, является неотчуждаемым правом человека, но, с другой стороны, становится легко контролируемой и манипулируемой властным дискурсом. Позволяя дискурсу осуществить свои властные полномочия, власть удваивает свою мощь, а, следовательно, силу запрета. Так, дискурс желания становится условием закрепления властного дискурса культуры и превращает самого «говорящего» человека в очень зависимое от дискурса власти существо. Но дискурс способен существовать только благодаря человеку, поэтому утверждение об абсолютной зависимости человека от власти дискурса являются безосновательными. Несмотря на то, что реализация процедур исключения нейтрализуют свободный дискурс, человек, наделённый способностью к дискурсу, использует внутренние процедуры исключения и сам пытается контролировать дискурс власти посредством «складки», когда субъект отражает направленные на него силы во вне [7].
«Комментарий» как одна из внутренних процедур исключения, является «замаскированным» повторением, так как комментирующий обращается к первичному тексту и высказывает то, что уже было сказано как бы «заново», исключая случайность своих высказываний. Поэтому «новое» здесь - в событии возвращения, осуществление которого позволяет человеку, потенциально стремя-
ИНТЕЛЛЕКТ. ИННОВАЦИИ. ИНВЕСТИЦИИ
4/2015
щемуся к самовыражению, избежать зависимости от дискурса власти. Однако комментаторство также является замаскированным способом существования дискурса власти, поскольку, комментируя, человек не выражает своих собственных мыслей [12].
Человек имеет возможность использовать другую процедуру разряжения дискурса власти: «автор - функция». Автор как инстанция дискурса - центр его связности, принцип его группировки, единство и источник его значений, условие функционирования дискурсивных практик и критерий разделения многочисленных дискурсов. Но автор в современном дискурсе не является основополагающим этот дискурс субъектом, поэтому создаётся парадоксальная ситуация: «автор» как принцип классификации и упорядочения текстов в культуре исключает проявление самобытности и случайности разноуровнего дискурса, но его самого как исключающего нет. Такое существование автора в постмодернизме было названо «отсутствующим присутствием» и представлено тезисом о «смерти автора».
Действительно, имя автора стремится на границу текстов, обнаруживает способ их бытия, отсылает к статусу этого дискурса внутри культуры и размещается в разрыве, промежутке устанавливающих это имя группы дискурсов, или в пространстве пустоты. «Пустота» как место автора указывает на его отсутствующее присутствие и создаётся самим индивидом в качестве своей проекции. Проекция не отсылает к самому индивиду, так как предполагает такую обработку текстов, которая варьируется в зависимости от эпох и типа дискурса и включает операции, характерные для определённого исторического периода. В этом смысле проектирование авторства являлось процессом самоотчуждения своих творческих устремлений в пользу структурируемого культурой имени автора и своего рода «жертвоприношением» творческого импульса [12].
В философском постмодернизме можно выделить коммуникативный модус существования «дискурсивного» человека, в котором происходит «забвение слов». Так, в своем стремлении освободиться от власти дискурса культуры, человек отказывался что-либо знать о своём «Я». Он устремлялся на «край» знания для того, чтобы обнаружить иной, чем бесконечная зависимость от своего «Я», то есть от своего определённого имени, смысл существования. Человек открывался «внутреннему опыту», который разворачивался как драматизация существования, экстаз или «сообщение». Такое путешествие предполагало «забвение» языка - мира слов. Освобождение от власти слов осуществлялось в смехе. Смех освобождает «самость» человека из-под гнёта слов и ему кажется, что теперь он свободен и может сообщаться, приобретать абсолютное и одновременно определённое знание о себе [3].
Связанность внутреннего опыта с крайностью
и со стремлением обнаружить всецелостность бытия объединяет людей в сообщество. Основным принципом существования такой общности является принцип «нераздельности слова, вещей и бытия». При этом действие, ведущее к определённой цели и возможность быть услышанным другим, отсутствует. Способом существования такой общности являются грёзы людей, а условием - жертвоприношение как «акт дарения», или «отречения» от своих интересов, желаний и собственного «Я» [4]. В стремлении избавиться от дискурса «Другого» человек оказывается в неописуемом сообществе «грезящих» людей, то есть в одиночестве. В результате не понятным оказывается то, как строить отношения в этой ситуации и человек проектирует коммуникативную модель, функционирующую по принципу неопределенности желания - соблазна и симуляции, когда желание Другого, т.е. желание общаться выражая свои мысли и чувства, симулируется [2, 6].
Соблазн действует по закону обольщения - закону непрерывного ритуального обмена, бесконечного повышения ставок между обольстителем и обольщаемым. В соблазнении нет пределов, как нет черты, которая определила бы победителя и поражённого. Поэтому культура, основанная на таких отношениях, принимает форму коллективного предсуицидального насилия. Характерными чертами такой культуры является то, что ценности уже не соответствуют чему-либо, так как нет закона ценности, но только принцип случайности и дробления, превращающий ценность-оригинал в бесконечные копии, «разжижающие» оригинал. Человек и его жизнь как ценности становятся призрачными в своей удалённости от точки центра-смысла. Призрачным становится также человеческое общение, поскольку оценить его в терминах прекрасного или безобразного, истинного или ложного, доброго или злого невозможно. [5].
Человек в проектах постмодерна есть нечто неопределённое. «Неопределённость» как модус его существования предполагает не самовыражение, так как оно грозит ему попасть в ещё большую зависимость от власти или определённого, а значит ограничивающего существование знания, а «уклонение» от властного дискурса культуры. Оно реализуется посредством «симулятивного» общения, в котором человек, как и его партнёры по общению, присутствует в качестве «пустого» знака, «пустого смысла» [8, 9].
«Молчание» является ещё одним способом существования человека в «симулятивной» культуре и его, как и любое вербальное общение, можно расценивать как коммуникативный способ бытия человека. В постмодернизме молчание расценивается двояко: позитивно и негативно. Обращая внимание на проблему «симулятивного» существования человека в современном обществе, Ж. Бодрийяр, на-
пример, рассматривал феномен «молчания», отсутствия желания выражать свои мысли естественным и нормальным современным явлением и называл его «позитивным» несмотря на то, что оно постепенно ведёт к уничтожению «социального». Он объяснял это тем, что молчание человека и массы в «симулятивной» культуре является выражением протеста со стороны самого человека против того, чтобы о нём говорили от его имени. Человек «молчит», потому что желает в общении говорить от своего, а не от «чужого» имени [1].
Процессы отречения от себя - своего «Я» и от властного дискурса культуры, представленные в философском постмодернизме как способы существования человека в современной культуре, с одной стороны, обращают человека в пространство бесконечной «пустоты», где он существует как «пустая» дискурсивность посредством бессмысленного и тягостного игрового общения с помощью «пустых» знаков. «Принеся себя в жертву и оказавшись в пространстве "пустоты", - писал Ж. Батай, - он ведёт себя так, что любыми уловками запутывает следы своей "живости", индивидуальности ради того, чтобы избежать участи стать жертвой дискурса власти» [3, с. 14]. Но, с другой стороны, обращение к «пустоте» и в «пустоту» с целью освобождения от властных дискурсов - это попытка забвения. Однако, «пустота» как забвение - это всегда то, что маскирует. Поэтому обращение к пустоте, или «в» пустоту является обращением к тому, что маркировано, т.е. к первоисточнику. Тогда стремление к «пустоте» - это своеобразный призыв к полноте дискурса как первоистоку, то есть к коммуникатив-
ному существованию, наполненному человеческими переживаниями [13, с. 34-35].
Таким образом, критикуя классический проект человека и его бытия, представители философии постмодернизма в своих исследованиях возвращались к «пределу» - месту, где возникает вопрос о смысле существования человека и понимании его самого. Именно поэтому Ж.Батай, например, отмечал, что жизнь сообща должна держаться на высоте смерти, на высоте гибельной напряжённости и общность распадается, если перестаёт постигать особое величие смертельной опасности, опасности «небытия». Однако он не имел в виду ту общность, о которой говорил Ж.Бодрийяр - общность безразличных друг к другу людей, но ту, в которой люди, находясь в «пределах» разума и желания «Другого», способны сопереживать друг другу [1, 9].
Сообщество трансформируется из «молчаливого», «грезящего» в «сопереживающее», утратив безразличие к происходящим вокруг событиям и к судьбе другого человека, в момент реальной смерти человека. Смерть ближнего «выводит» из состояния бессмысленной беспредельной пустоты в пространство интеллектуального переживания смерти. Возникает понимание своей смертной судьбы, разумное отношение к себе и к другим. Так, в философском постмодернизме прослеживается мысль о том, что у человека всегда есть возможность «возвращения к себе» в качестве самосознающего, переживающего, «желающего Другого», понимающего и разделяющего со всеми окружающими свою и их смертный удел. У него всегда есть возможность построить «живые» человеческие отношения.
Литература
1. Бодрийяр, Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального [Текст] / Ж.Бодрийяр. -Екатеринбург: Изд.-во Уральского ун.-та, 2000. - 96 с.
2. Halward, P. Deleuze and the world without others / P. Halward // Philosophy today. - Celina, 1997. - Vol.41, №4. - pp. 530 - 544.
3. Батай, Ж. Внутренний опыт [Тескт] / Ж.Батай. - СПб.: Мифрил, 1997. - 336 с.
4. Бланшо, М. Неописуемое сообщество [Тескт] / М.Бланшо. - М.: Московский философский фонд, 1998. -78 с.
5. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла [Текст] / Ж.Бодрийяр. - М.: Добросвет, 2000. - 260 с.
6. Бодрийяр, Ж. Соблазн [Тескт] / Ж.Бодрийяр. - М.: Ad Marginem, 2000. - 318 с.
7. Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип [Текст] / Ж. Делез, Ф.Гваттари. - М.: Изд-во ИНИОН, 1998. - 107 с.
8. Деррида, Ж. Письмо и различие [Текст] / Ж. Деррида. - СПб.: Академический проект, 2000. - 432 с.
9. Деррида, Ж. Эссе об имени [Текст] / Ж. Деррида. - СПб.: Алетейя, 1998. - 190 с.
10. Лакан, Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда [Тескт] / Ж.Лакан. -М.: Русское феномеологическое. общество, Логос, 1997. - 184 с.
11. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна [Текст] / Ж.-Ф. Лиотар. - М.: Институт экспериментальной социологии; СПб: Алетейя, 1998. - 160 с.
12. Фуко, М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности [Текст] / М.Фуко. - М.: Касталь, 1996. - 448 с.
13. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук [Текст] / М.Фуко. - СПб.: A-cad, 1994.- 406 с.
