CC BY
40
КОММУНИКАЦИЯ. ДИСКУРС. РЕЧЕВЫЕ ЖАНРЫ
УДК: 81'374.3 DOI: 10.31249/ling/2023.01.02
Гойчета Л.И., Климова Д.А., Мазурова Д.А., Семенова А.Р., Позднякова А.А., Пономаренко А.С.1
ДИСКРИМИНАЦИОННАЯ КОММУНИКАЦИЯ ИЛИ ДИСКРИМИНИРУЮЩЕЕ РЕЧЕВОЕ ПОВЕДЕНИЕ.
(Обзор)
Научно-исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Аннотация. Обзор посвящен исследованиям в области языковой политики применительно к языку вражды. Рассматриваются вопросы классификации дискриминирующего речевого поведения, механизмы реализации языка вражды, правовые противоречия регламентации свободы слова в отношении незащищенных групп населения, представителей меньшинств, а также стереотипизация представлений о расе, гендере и других видах идентичности.
Ключевые слова: язык вражды; дискриминирующая коммуникация; дискриминирующая речь; свобода слова; предубеждения; языковая предвзятость; стереотипы; нетерпимость; предвзятая коммуникация; дискриминирующая коммуникация; систематическая дискриминация.
Введение
Дискриминация (от лат. гл. discriminare «отделять; разделять, рассекать» - негативное, предвзятое отношение к человеку
1 © Гойчета Л.И., ©Климова Д.А., ©Мазурова Д.А., ©Семенова А.Р., ©Позднякова А.А., ©Пономаренко А.С., 2023
41
или лишение его определенных прав на основании какого-либо признака) является важной и широко обсуждаемой проблемой современности. В настоящем обзоре рассматривается феномен дискриминационной коммуникации в отношении определенных групп и социальных категорий, в частности исследуется язык вражды (hate speech).
Обзор литературы
Язык вражды (hate speech) как термин, принятый в русской традиции, первоначально имел своим основным каналом передачи сообщения классических СМИ (теле- и радиовещание, газеты). С развитием информационных технологий данный феномен получил широкое распространение и в социальных интернет-сетях (YouTube, Facebook1, Instagram, Twitter).
Н. Четти и С. Алатур анализируют следующие разновидности языка вражды, классифицируя их по типу объекта дискриминации [Chetty, Alathur, 2018]: дискриминация по гендеру; дискриминация по религиозному признаку; дискриминация по расовому признаку; дискриминация по отношению к людям с ограниченными возможностями; гибридный язык вражды, дискриминирующий все вышеперечисленные категории сразу. Авторы подчеркивают важность разработки соответствующих государственных постановлений, направленных на отслеживание случаев дискриминирующего речевого поведения в социальных сетях, что является необходимым шагом для обеспечения безопасности дискриминируемых групп в эпоху развития цифровых технологий. Другими возможными подходами к противодействию разжиганию ненависти являются просвещение и профессиональная подготовка, встречи с общественностью по вопросам языка вражды, а также повышение толерантности населения [Chetty, Alathur, 2018].
К. Боярска, констатируя, что в последние годы в связи с множеством противоречий и невозможностью прийти к общему мнению и объединить усилия, Европа стала свидетелем значительного роста уровня ксенофобии, национализма, фобий в отно-
1 Facebook, Instagram - продукты компании Meta, на территории Российской Федерации признанной экстремистской организацией.
42
шении этнических групп, расистских и антисемитских настроений. По словам Хайко Маас, министра иностранных дел Германии: «разжигание ненависти не ограничивается словами, а часто переходит от слова к делу. "Психическое возбуждение" слишком часто переходит в насилие, можно наблюдать всплеск нападений на приюты для беженцев: в 2014 г. количество происшествий увеличилось втрое по сравнению с предыдущим годом» [Bojarska, 2018].
К. Боярска проанализировала и обобщила последние научные исследования касательно динамики развития «языка ненависти» и ответа на оскорбительные высказывания. Пользователи в Интернете постоянно вовлечены в враждебную и дискриминирующую риторику, оставляя негативные комментарии, создавая ме-мы, подписываясь на сообщества, продуцирующие подобный контент. Большой вклад в борьбу с данным явлением приносят специальные проекты, занимающиеся контролем и предотвращением распространения дискриминирующего дискурса [Bojarska, 2018]. Негатив в онлайн-пространстве более распространен, нежели позитивная информация. По мнению автора, за дискриминирующим поведением стоят страх и поиск ощущения безопасности. Страх заставляет людей делиться подобной информацией. Ненависть и насмешка - это способы борьбы со своими страхами и с чем-то новым и незнакомым. Успех движения #metoo в Интернете доказывает, что озлобленная группа людей в социальной интернет-сети, объединенная общей идеей, может привести к изменениям в обществе во всем мире [Bojarska, 2018].
Однако существует мнение, что проявление расизма в эпоху после господства гражданских прав будет более скрытным, чем явным, и более бессознательным, чем осознанным. Зачастую интернет-коммуникации происходят в технологических контекстах, которые не связаны теми же нормами, что и личные взаимодействия, и могут включать более явные представления расистских идеологий. Р. Эшман исследует изменяющиеся проявления расизма в онлайн-пространстве и их влияние на темнокожих студентов, используя глубинные интервью с 27 реципиентами, а также их реакции и интерпретации, извлеченные из сообщений, опубликованных на анонимном студенческом онлайн-форуме Р1МС ^Лтапп, 2020].
По мнению автора, интернет-коммуникация может предоставить людям возможность обойти поверхностные эгалитарные нормы, позволяя тем самым более явно выражать расистские идеологии. Полученные результаты свидетельствуют о том, что темнокожие студенты видят прямую связь между расовыми сообщениями в Интернете и расовым климатом в учебном кампусе. Автор утверждает, что скрытый расизм в онлайн-среде разоблачается и что воздействие раскрытых расовых идеологий может бросить вызов расовому мировоззрению студентов, адаптивным ответам на расизм, сложным отношениям с белыми студентами и доминирующим расовым нарративом [Eschmann, 2020].
В настоящее время вопрос дискриминирующего речевого поведения волнует не только ученых, но и общественность. Нормы речевого поведения постоянно меняются, что влечет за собой возникновение дискриминирующих высказываний в публичном пространстве и меняет общественное отношение к ним. Дж. Соул отмечает, что понимание того, что расизм не должен выражаться в речи как норма, пошатнулось. В США это выразилось в тенденции к использованию тайных стратегий передачи расистских сообщений [Saul, 2019]. Автор констатирует, что оппозиция к иммиграции, избрание Барака Обамы в качестве президента, а также использование таких политических стратегий в коммуникации, как «фиговые листья» (fig leaf), «собачьи свистки» (dog whistle), способствуют проявлению расистских настроений, обнаруживаемых в речи.
Язык вражды, используемый некоторыми политиками по отношению к определенным этническим, религиозным или политическим группам, в последние годы стал частью большого количества политических кампаний. Б. Перри и коллеги описывают данные, согласно которым преступления на почве ненависти, о которых сообщается полиции США, достигают своего пика во время избирательных кампаний. Наряду с этим преступления на почве ненависти на расовой и религиозной почве и высказывания ненависти в Интернете против меньшинств, в частности мусульман и беженцев, резко возросли во время недавнего голосования по Брекзиту, в ходе которого широкая общественность Соединенного Королевства (Великобритании) проголосовала за выход из Европейского союза [Planting ..., 2020]. По мнению исследовате-
лей, можно проследить связь между целенаправленным использованием кандидатами дискриминационной риторики во время выборов и последующим ростом преступлений на почве ненависти, происходящим во время кампаний. Таким образом, публичные политические речи, которые несут в себе дискриминационную лексику, могут открыто влиять на деятельность представителей доминирующей группы/культуры определенной нации и служить толчком для последующего совершения преступлений на почве ненависти [Planting ..., 2020].
Дж.В. Ховард обсуждает вопросы отмены свободы слова и влияния морали на свободу выражения мнения. По его мнению, наложение запрета на «язык вражды» является неправомерным: если человек обладает высокими моральными качествами, то он воздержится от враждебности в речи [Howard, 2019]. Помимо того, свобода слова не может быть ограничена в рамках демократии, человеческой независимости и норм морали. Однако именно в рамках свободы слова существует язык вражды, и поэтому во многих странах расистские и оскорбительные высказывания считаются уголовно наказуемыми. Дж.В. Ховард полагает, что приверженность человека свободе слова должна подвергаться контролю, когда ее требования вступают в противоречие с другими нормативными обязательствами, такими как социальное равенство, достоинство или безопасность исторически маргинализированных граждан [Howard, 2019].
О. Фино, используя в качестве основы наиболее вопиющую форму разжигания ненависти, которая преследовалась в качестве международного преступления, - прямое и публичное подстрекательство к геноциду, - анализирует правовые параметры разжигания ненависти с помощью дискриминирующих высказываний как преступление против человечества [Fino, 2020]. Автор утверждает, что только более крайняя форма подстрекательства к насилию, подстрекательство к совершению преступлений, за которыми следуют фактические акты насилия, может представлять собой разжигание ненависти. Вопрос о том, может ли «подстрекательство к насилию» в случае совершения преступлений квалифицироваться как преследование (преступление против человечества), остается нерешенным. О. Фино отмечает, что разжигание ненависти согласуется с международным правом в области прав человека, которое,
за некоторыми спорными исключениями, допускает криминализацию самых крайних форм подстрекательства к насилию [Fino, 2020].
Многие ученые сходятся во мнении, что дискриминационное речевое поведение чаще всего осуществляется не по отношению к конкретному индивиду, а по отношению к определенной группе. С.Дж. Бьюкбум, С. Бюргерс (2017), К. Гелбер (2021), Д.Ди Марко и коллеги (2019), М. Менегатти, М. Рубини (2017), А. Салгэро, М. Эспиния (2018) и Дж. Ванштайн (2017) считают, что язык и речевое поведение часто являются инструментом дискриминации определенной группы. Авторы особое внимание уделяют феномену лингвистической предвзятости, который они определяют как систематическую асимметрию в выборе слов, которые применяются к описываемой группе или индивидам [Beukeboom, Burgers, 2017; Discriminatory ..., 2019; Gelber, 2021; Menegatti, Rubini, 2017; Salguero, Espinilla, 2018; Weinstein, 2017].
К. Гелбер разрабатывает системный дискриминационный подход к определению узко истолкованной категории «языка ненависти (языка вражды)» как высказываний, наносящих в достаточной степени вред, чтобы гарантировать государственное регулирование дискриминационного речевого поведения. Особое внимание уделяется рассмотрению разницы между разовой и системной дискриминацией определенных групп населения в речи. «Когда дело доходит до того, чтобы отличить язык вражды против женщин или темнокожих от высказываний в адрес людей с густыми бровями, это различие не сложно» [Gelber, 2021]. Основными объектами дискриминации выступают женщины, цветные люди и представители LGBTQI+ сообщества. Наряду с этим существуют и другие группы, подвергающиеся дискриминации, но существующие алгоритмы выявления языка ненависти не распознают подобные высказывания как дискриминирующие, а люди не могут рассчитывать на поддержку государства [Gelber, 2021].
С.Дж. Бьюкбум и С. Бергерс (2017), М. Менегатти и М. Рубини (2017), M.A. Paz, J. Montero-Dias (2020) раскрывают тему дискриминантного речевого поведения с позиций гендера и ген-дерных стереотипов в языке. Содержание гендерных стереотипов отражается в выборе лексики, который люди делают в повседневном общении. В лексике многих языков присутствует асимметрия,
приводящая к нехватке терминов, относящихся к одному полу. Например, отсутствие мужского эквивалента для обращения «мисс» говорит о том, что брак считался (а иногда и считается) важным для статуса женщин, но не мужчин. Эти лексические пробелы особенно очевидны для понятий, описывающих профессиональную деятельность: номинации видов деятельности в английском языке, оканчивающиеся на -man, такие как businessman (предприниматель), chairman (председатель), anchorman (ведущий) или policeman (полицейский), для которых соответствующий женский эквивалент вошел в обиход недавно, когда женщины начали входить в сферы деятельности, где прежде доминировали мужчины. Исследователи приходят к выводу, что содержание гендерных стереотипов отражается в языке. Подобные стереотипы поддерживаются и продолжают жить через обиходную речь, институциональный дискурс или взаимодействие в социальных интернет-сетях. Лингвистическая абстракция является тонким инструментом, используемым для представления женщины в более слабой позиции по сравнению с мужчиной и, таким образом, для осуществления дискриминации по гендерному признаку [Beukeboom, Burgers, 2017; Menegatti, Rubini, 2017].
В контексте групповой дискриминации важно обратить внимание на дискриминационное языковое поведение на рабочем месте. Д.Ди Марко и коллеги изучили связь между языком и скрытой дискриминацией в отношении работников-лесбиянок и геев (LG) и выявили, что представители данной группы являются жертвами скрытой дискриминации и что в языке и речи закреплены и распространяются предрассудки и негативные стереотипы (см. также [Baldwin, 2017]). Шутки, неуместные комментарии и вопросы являются выражением негативного отношения, которое, вероятно, присутствует на неявном уровне. Из-за неоднозначности этих выражений и условий, в которых они были изучены (на рабочем месте), эти действия можно было бы определить как нецивилизованное поведение, которое сейчас имеет место чаще, чем явная вербальная агрессия, ввиду осуществления политики обеспечения равенства и инициатив по повышению осведомленности [Discriminatory ..., 2019].
А. Салгэро и М. Эспиния обращают внимание на сложности в выявлении дискриминационного текста из-за природы языка как
сущности, которая, как правило, содержит скрытые функции или отношения. В своей работе они использовали онтологии для реализации правил, используемых разработанным ими текстовым анализатором, и представили набор правил для выявления дискриминационных высказываний, относящихся к гендеру и людям с ограниченными возможностями [Salguero, Espinilla, 2018].
Большинство исследователей определяют язык вражды как крайнюю степень неприязни к человеку или группе людей из-за их расы, этнической принадлежности, религии или гендерной идентичности [Waltman, Matheis, 2017]. Язык вражды приводит к утрате социальной уверенности, на которую мы все имеем право, и в то же время продвигает конкурирующее видение общества, где допустимы нетерпимость и дискриминационная практика [Barendt, 2019]. Язык вражды разжигает эмоции людей, побуждая их рассматривать себя как членов значимой и важной внутренней группы (ин-группы), которая очерняет определенную внешнюю группу (аут-группа) и ее членов, часто предполагая, что они представляют собой угрозу, и именно язык вражды риторически служит как средство победы над ней. Употребление таких ненавистнических высказываний может служить прежде всего для устрашения аут-групп из-за из расы, национальности, религии, гендерной и сексуальной идентичности и т.д., поощрения насилия в отношении представителей аут-группы либо для создания коллективной формы памяти для внутренней группы, или вербовки и социализации новых членов сообщества с расистскими идеологиями/групп ненависти [Waltman, Matheis, 2017].
Дж.Б. Рушер среди основных маркеров дискриминационной коммуникации выделяет групповые ярлыки, которые часто фокусируют внимание на особенностях внешности, культурных практиках и именах объектов дискриминации: реализуется межгрупповая предвзятость, вводится противопоставление «мы - они». Помимо того, говорят про языковую абстракцию, когда люди выражают свое мнение через использование негативных стереотипов, ничем не подкрепленных на практике и являющихся исключительно субъективными, и различные «скрывающие» средства выразительности, например, использование обобщения или эвфемизмов, чтобы не употреблять имена дискриминируемых лиц [Ruscher, 2017].
Какие же последствия имеет дискриминационная коммуникация? Существуют ли доказательства того, что данные воздействия представляют? Должны ли жертвы языка вражды мириться с подобным отношением, поскольку свобода слова важнее, чем минимизация их чувства тревоги или беспокойства? Согласно мнению Э. Барендта, ни один человек не должен подвергаться дискриминации или насилию только потому, что он является членом определенной расовой, религиозной или другой уязвимой группы. Существует необходимость защищать представителей уязвимых меньшинств, чтобы они чувствовали себя полноправными членами общества. В работе Э. Барендта особое внимание уделяется защите расовых и религиозных групп [ВагепЛ, 2019].
Заключение
В ходе анализа литературы было выяснено, что в основном выделяют такие виды языка вражды, как дискриминация по ген-дерному, религиозному, расовому признакам, дискриминация по отношению к людям с ограниченными возможностями, а также гибридный язык вражды, дискриминирующий все вышеперечисленные категории сразу.
Перед специалистами многих отраслей стоит задача защиты людей от дискриминационных высказываний, сохраняя допустимый уровень свободы слова, в том числе в Интернете.
Проанализированные исследования показали, что за дискриминирующим речевым поведением стоит страх. Несмотря на возможные негативные последствия языка вражды, организовать контроль дискриминирующих высказываний крайне сложно, т. к. это во многом противоречит принципам свободы слова. Мнения разделились. Одни считают, что приверженность человека свободе слова должна подвергаться контролю, когда она вступает в противоречие с другими нормативными обязательствами, такими как социальное равенство, достоинство или безопасность исторически маргинализированных граждан. Другие полагают, что свобода слова не должна ограничиваться и контроль дискриминирующего поведения должен осуществляться посредством внутренних моральных норм каждого человека и общества.
Список литературы
Baldwin J. Culture, prejudice, racism, and discrimination // Oxford Research Encyclopedia of Communication. - Oxford : Oxford University Press, 2017. - URL: https://oxfordre.com/communication/view/10.1093/acrefore/9780190228613.00 1.0001/acrefore-9780190228613-e-164?rskey=oKhbzq&result= 1 Barendt E. What is the harm of hate speech? // Ethical Theory and Moral Practice. -
2019. - Vol. 22(3). - P. 539-553. Beukeboom C.J., Burgers C. Linguistic bias // Oxford Research Encyclopedia of Communication. - Oxford : Oxford University Press, 2017. - URL: https://oxfordre.com/communication/view/10.1093/acrefore/9780190228613.00 1.0001/acrefore-9780190228613-e-439 Bojarska K. The dynamics of hate speech and counter speech in social media // Summary of the scientific research. - 2018. - URL: https://cihr.eu/wp-content/uploads/2018/10/The-dynamics-of-hate-speech-and-counter-speech-in-the-social-media_English-1.pdf Chetty N., Alathur S. Hate speech review in the context of online social networks //
Aggression and violent behaviour. - 2018. - Vol. 40. - P. 108-118. Discriminatory language in the workplace: unmasking prejudices and stereotypes / Di Marco D., Arenas A., Munduate L., Hoel H. // International Journal of Social Psychology. - 2019. - Vol. 34(1). - URL: https://www.tandfonline.com/doi/ abs/10.1080/02134748.2018.1540122?journalCode=rrps20 Eschmann R. Unmasking racism: students of color and expressions of racism in online spaces // Social Problems. - 2020. - Vol. 67(3). - P. 418-436. - URL: https://academic.oup.com/socpro/article/67/3/418/5539501 Fino A. Defining hate speech // Journal of International Criminal Justice. - 2020. -Vol. 18(1). - P. 31-57. - URL: https://academic.oup.com/jicj/article/18/1/31/ 5858150
Gelber K. Differentiating hate speech: a systemic discrimination approach // Critical Review of International Social and Political Philosophy. - 2021. - Vol. 24(4). -P. 394-414.
Howard J. W. Free speech and hate speech // Annual Review of Political Science. -
2019. - Vol. 22. - P. 93-109. Menegatti M., Rubini M. Gender bias and sexism in language // Oxford Research Encyclopedia of Communication. - Oxford : Oxford University Press, 2017. -URL: https://oxfordre.com/communication/view/10.1093/acrefore/9780190228 613.001.0001/acrefore-9780190228613-e-470 Paz M.A., Montero-Dias J. Hate speech : a systematized review // Sage Open. - 2020. -
Vol. 10(4). - P. 21582440209. Planting hate speech to harvest hatred: How does political hate speech fuel hate crimes in Turkey? / Perry B., Akca D., Karakus F., BastugM.F. // International Journal for Crime, Justice and Social Democracy. - 2020. - Vol. 9(4). - P. 195-211. Ruscher J.B. Prejudiced communication // Oxford Research Encyclopedia of Communication. - Oxford : Oxford University Press, 2017. - URL:
https://oxfordre.com/communication/view/10.1093/acrefore/9780190228613.00 1.0001/acrefore-9780190228613-e-419?rskey=bWSE5O&result= 1 Salguero A., Espinilla M. A flexible text analyzer based on ontologies: an application for detecting discriminatory language // Language Resources and Evaluation volume. - 2018. - Vol. 52. - P. 185-215. Saul J. What is happening to our norms against racist speech? // Aristotelian Society.
Supplementary. - 2019. - Vol. 93(1). - P. 1-23. Waltman M., Mattheis A. Understanding hate speech // Oxford Research Encyclopedia of Communication. - Oxford : Oxford University Press, 2017. - URL: https://oxfordre.com/communication/view/10.1093/acrefore/9780190228613.00 1.0001/acrefore-9780190228613-e-422?rskey=DWfDPS&result= 1 Weinstein J. Viewpoint discrimination, hate speech, and political legitimacy // A reply. Const. Comment. - 2017. - Vol. 32. - P. 715. - URL: https://constitutional commentary.lib.umn.edu/article/viewpoint-discrimination-hate-speech-and-poli tical-legitimacy-a-reply/
