CC BY
152
История и культура
В. Г. ДОЛБНИН
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ПЕТРОМ I И ВАТИКАНОМ
Ключевые слова:
Петр I, Ватикан, дипломатия
В статье рассматривается вопрос проникновения католицизма в Россию времен Петра I, исследуются методы и приемы, используемые Ватиканом на фоне установления дипломатических отношений в разные периоды развития России. Автор рассматривает личность зодчего Н. Микетти как проводника политики папской курии.
Key words:
Peter the First, Vatican, diplomacy
The work presents an issue of the ways the Catholic Church came to Russia in Peter the Great’s times. There are discussed those techniques and strategies Vatican applied through the establishment of diplomatic relations with Russia in different periods. The architect Nicola Michetti is viewed as a provider of policies of the Pope.
Виюне 1718 г. в Санкт-Петербург прибыл известный римский архитектор Никола Микетти. Казалось бы, что необычного в приезде еще иностранного архитектора на русскую службу? Тем более что к этому времени в новой столице уже трудились талантливые зодчие с мировым именем: Ж.-Б. А. Леблон, Б. К. Растрелли и десяток в той или иной степени известных мастеров из ряда европейских стран. На их фоне приезд Н. Микетти не выглядел чем-то необычным. И, тем не менее, в причинах согласия Н. Ми-кетти поступить на российскую службу, в его странном отъезде на родину в 1723 г., за год до окончания контракта, в его настойчивом стремлении вернуться в Санкт-Петербург и в твердом нежелании некоего влиятельного лица видеть
Н. Микетти в России много таин-
ственного и загадочного. Бытующую версию об отсутствии работы в Риме и расчете архитектора на получение большого заработка в России, на наш взгляд, рассматривать не имеет смысла.
Тогда что или, вернее, кто заставил его поступить на русскую службу? Ответ дают найденные нами и частично ранее известные документы при условии рассмотрения их с точки зрения дипломатических отношений между Петром I и Ватиканом.
Инициатива их установления исходила от царя Петра.
В январе 1707 г. князь Борис Иванович Куракин, доверенное лицо Петра I, был послан в Ватикан с личным тайным письмом «Его Царского Величества». Этому событию предшествовала расколовшая Польшу борьба двух претен-
дентов за шаткий трон: ставленника Швеции — Станислава Лещинского и поддерживаемого Россией будущего короля Августа II. В борьбе со Швецией, несмотря на одержанные незначительные победы и основание Санкт-Петербурга, Россия отчаянно нуждалась в Европейском союзнике, которым, на данный момент, могла стать только Польша во главе с дружественно настроенным королем.
Борьба за «своего» короля шла с переменным успехом при явном перевесе Швеции, чем и было вызвано тайное обращение к Ватикану, чье слово в католической Польше могло сыграть решающую роль.
Перед отъездом для тайного посла была составлена специальная «инструкция из Канцелярии Его Царского Величества урожденному господину князю Б. И. Куракину, данная в Жолкве 18 января 1707 г., по которой ему надлежит чинить, будучи в Риме при папском дворе» [1, с. 8]. В инструкции скрупулезно оговаривались все будущие действия посланника и особенно подчеркивались «приватность и конфиденциальность» возложенной на князя миссии: «Старание иметь как наискорее поспешить до Риму, куда приехав объявить о себе приватно министрам папиным, что прислан к нему, к папе он инкогнито от Его Царского Величества с грамотою, которою изволит он папе принять у него на приватной аудиенции, че-
рез которых приватную получа аудиенцию, подать папе посланную с ним Его Царского Величества грамоту. Ему же господину Куракину предложить (по-видимому, устно — В. Д.) особливую склонность и почтение Царского Величества, которую имеет к особе нынешняго отца святого и что рад и его государствах своих не токмо вольное отправление веры римской, строение костелов и кляшторов на столице особливо... капуцинов еще всякую свободно стать в пропуске миссионеров в Китай и Персию готов являть» [2, ч. II, кн. 36, с. 8].
Такие предложения о разрешении и даже поощрении католических миссионеров в православной России, действительно, можно было доносить до адресата только устно. Причем грамота от 18 января 1707 г. была, по-видимому, верительной. И уже в первых ее строках еще раз напоминалось, что переписка тайная, личная, через особо доверенного человека: «Посылаем к архирей-ству вашему инкогнито нашего комнатного и от гвардии подполковника Бориса Ивановича Куракина. Купно же прилежно просим, дабы оному, что имянем нашим донесет ар-хирейство ваше веру и благоприятное слушание дати изволил» [1, с. 10]. Далее в грамоте все время звучат обнадеживающие папу намеки на симпатии лично Петра I «римской вере». «При сем архирейство ваше Всемогущему в сохранение
Долбнин В. Г. Дипломатические отношения между Петром I и Ватиканом
История и культура
придаем и счастливаго поведения желая, пребываем в непременной дружбе и любви склонный Петр» [1, с. 10].
За велеречивой мишурой звучала четко выраженная просьба — условие исполнения щедрых обещаний Петра I. «Мы уповаем, что вашему престолу из доношения, посланного к вам комнатного нашего и подполковника от гвардии князя Куракина именем нашим, при подании вашему престолу нашей верющей учиненном, известно желание наше, дабы ваш престол, видя явную погибель вольности польской, не изволил Станислава Ле-щинского силою и по правом королевства польского на престол польский от короля шведского ввергнутого за короля признати, кроме того, которого речь посполитая согласна, по обыкновению прав и вольностей своих на престол достойным образом изберет... Мы за благо рассуждаем, прилежно Ваш Папский престол прося о благо-волительном того исполнении. на немедленном с таким письменным ответом отправление из которого б мы о склонности вашей к нам удостоверены быти могли, за что взаимно вашему престолу всякими удобе возможными благоугождении воздавати, по желанию вашему под-щимся». И собственноручная подпись Петра I: «Вашего папежского престола склонный приятель Петр». Наконец, на отчаянные письма царя
7 октября 1707 г. поступил ответ: «От папы Римскаго Климента XI царю Петру Алексеевичу». В нем неожиданно то, что Петр I предлагал устно и конфиденциально, опасаясь предсказуемой реакции православной церкви, знати, народа, Папа придал огласке. Это тоже было неслучайно. Устные обещания становились предметом обсуждения и договора. В такой ситуации проигрывал царь Петр, ибо становился публично связанным своим словом. Уже в первых строках письма упоминалось весьма уклончиво о польских делах, бывших причиной и сутью переговоров и весьма определенно и прагматично — о выполнении переданных на словах предложений Петра I. «Гораздо большее утешение от него1 нам принесено, где нас уведомляет, что ты предложил вольный публичный католиц-кой римской релижии екзерцицим во всем твоем широком государстве допустить, — також де и в городе твоем Москве построить конвент2 ординам наших фратров святого Францышки капуцинам, тако ж де, чтоб построить церковь и дом духовным мужам и езуитам с гимназиями ради учения во христианских обучениях младости, который совет воистину твоим людям великую потребность принесет, потом великую радость присовокупил едва
1 Князя Б. И. Куракина (В. Д.).
2 Монастырь (В. Д.).
оный же в твоем имени нам обещал отпертый и вольный проезд через те же твои государства миссионерами посылаемых ради проповеди Христова Евангелия от сего святого престола до государства Китайского и иных королевств ориентальных» [1, с. 15]. И чтобы окончательно связать Петра I уже не только словом, но и официально подписанным документом, в письме говорилось: «...учиненному все сие. возбудило в нас похотение декларировать в публичных и совокупленных зна-менствованиях умножения нашего веселия, которое тогда будет, когда знаки онаго до рук наших придут» [1, с. 15]. Так Папа Римский «отде-кларировал публично» тайные и, вероятно, вряд ли выполнимые в действительности обещания Петра I. Положение царя было достаточно унизительным, но победа при Полтаве изменила политическое соотношение сил в Польше. Укрепилось положение Августа II, а Станислав Лещинский — ставленник шведов — бежал. Вмешательство Ватикана перестало быть необходимым. Опора на собственные силы принесла победу, и обещания Петра
I, данные в 1707 г., оказались бессмысленными и ненужными.
Но Петр I не забыл того унизительного положения, в которое его поставило предложение Ватикана, и в 1722 г. нашел возможность отплатить римскому престолу той же монетой или, точнее, медалью.
«5 апреля был получен указ. в котором объявлено. надобно отдать вице-адмиралу Змеевичу для посылки в Рим к Папе и кардиналам разных сортов медали золотых и серебряных нынешних новых, которые деланы в Москве на монетном дворе о состоявшемся с Швецией мире. По одной золотой, серебряных по две, весом, чтоб были те медали: золотая — в 20 червонных или малым больше или меньше, серебряных — в рублевик или какие есть. Апрель 5 дня 1722 года» [3, ч. I, кн. 59, л. 1115].
В последующий период дипломатические отношения почти прекратились. Петр I был занят военными действиями, тем более что Полтавская победа не решила главной проблемы — обеспечения безопасности Санкт-Петербурга со стороны моря. Шведский флот был многочислен, а его адмиралы опытны и дерзки, к тому же в их распоряжении находились карты промеров глубин южного побережья Финского залива и реки Невы. И только Гангутская победа в июле 1714 г. закрепила успехи сухопутных войск и обезопасила границы России на Балтике.
Государство, обладающее мощным флотом и закаленной в боях победоносной армией, становилось весомым фактором в европейской политике. В Ватикане, внимательно наблюдавшем за изменениями в Европе, сочли своевременным реани-
Долбнин В. Г. Дипломатические отношения между Петром I и Ватиканом
История и культура
мировать дипломатические связи с Россией, конечно применительно к перспективным планам папской курии. Отправлять для установления дружественных отношений посла, которого Петр I принял бы на дипломатическом приеме один или два раза, почитали банальным и бесперспективным. И тогда пришло неординарное решение — воспользоваться всепоглощающей страстью Петра I к строительству своего любимого города, «парадиза», Санкт-Петербурга и послать к царю зодчего.
Если рассматривать приезд Н. Микетти с точки зрения большой политики Ватикана, обнаруживаются неожиданные и весьма любопытные детали. Начиная с того факта, что Ю. И. Кологривову, посланному в Италию для поиска и приглашения в Россию мастеров, архитектора Н. Микетти как самую подходящую кандидатуру указал Савва Владиславович Рагузинский [2, ч. II, кн. 36, л. 566]. Ю. И. Коло-гривов, и С. В. Рагузинский — видные персоны в окружении Петра I. Испытанные государственные мужи и дипломаты, они были известны своими связями в Ватикане и нескрываемыми симпатиями к католицизму. По-видимому, С. В. Рагузинский чувствовал себя в Ватикане достаточно уверенно, называя кардинала Пьетро Оттобони не иначе, как «мой приятель» [2, ч. III, кн. 47, л. 550].
В письме из Венеции от 20 ноября 1719 г., рассказывая о перепити-ях покупки и вывоза статуи Венеры, Рагузинский подчеркивал, «каким образом она была арестована, а ныне освобождена через споможение приятеля моего кардинала Оттобо-ни, добрым споможением Его Святейшества Папы Римского до услуг Вашего Величества. хотят в том показать большую услугу Вашему Величеству или ожидая Вашего Величества письменного благодарения наипаче на ответ вам господина кардинала Оттобони и. непротивно не худо б велеть от себя написать два письма одно к папе в кратких терминах благодарствуя за добрую его инклинацию в отдаче вышепи-санной статуи. Второе — господину кардиналу Оттобони, который воистину в том деле Вашему Величеству искал службу и имеет к российскому народу превеликую склонность, которую показал господам Нарышкиным в их бытность в Риме, при том же Юрию Кологри-вову в покупке и отпуске протчих статуев, а может и впредь в каких делах Ваше Величество к нему будет нужен. Господина ж Усова и Еропкина, которые преизрядно учясь в Риме архитектуре. он, господин Оттобони показует им склонение и протекцию несомненную, его ж От-тобони креатура и архитектор Ми-кетти, который в службе Вашего Величества. Так же и агента Беклемишева принял ныне в Риме так
милостиво, как лутче нельзя. токмо за превеликий респект и почтение, которое имеет к Вашему Августей-шеству и склонность к подданным Вашего Величества. а еще Ваше Величество не противно повелите к нему кардинала Оттобони писать, как советует и племянник папин господин кардинал Албани... О всех делах Вашего Величества с ним кардиналом Оттобони (советоваться — В. Д.)» [4, л. 450-452]. Рекомендации Н. Микетти с перечислением его «талантов» Ю. И. Кологривов получил также от кардиналов Сакрипан-ти и П. Оттобони [2, ч. III, кн. 41, л. 227] — двух влиятельнейших людей Рима. Но были ли в действительности настолько влиятельными в папской курии кардиналы Сакри-панти и П. Оттобони (особенно последний, поскольку в документах, связанных с Н. Микетти, он упоминается гораздо чаще других)? Обратимся к отчетам, письмам, сообщениям князя Б. И. Куракина из Рима, хранившимся с 1707 г. в семейном архиве Ф. А. Куракина [1]. Пользуясь большими привилегиями как личный тайный посланник царя, князь Б. И. Куракин, отличавшийся наблюдательностью, подмечал малейшие нюансы жизни Ватикана. Судя по документам, он считал кардинала Пьетро Оттобони выдающейся личностью, часто упоминая его в своих посланиях.
«Кардинал Оттобони — Кан-чельеро рашкуром (карандашом из
ивового угля) записывает в собрании или Совете когда пред папою собраны кардиналы и прелаты», которые «обсуждают все дела заранее... при папе, на чем будет то дело положено, то все сидя записывает Канчельеро, как ныне кардинал От-тобоней споро и потом набело подписывает все дела он своею рукою и за его рукой все то в верность положено. А ежели его не случится, то из министров кардиналов кто управляет. А папа сам и собрание то кардиналов николи не подписывают своею рукою разве кроме самых дел великих, которые будут навеки оставлены» [1, с. 194]. То есть выясняется, что кардинал П. Оттобони имел право подписи под всеми делами, кроме «навеки оставленных».
Отметим также, что князь Б. И. Куракин не обошел вниманием и других влиятельных кардиналов, особенно Сакрипанти, с кем неоднократно встречался. Называя его министром, он писал: «А в карете с папою сидят два кардинала против его, и в тот случай сидели кардиналы Павлючей и Сакрипанти» [1, с. 214]. Последний разрешил князю Б. И. Куракину посетить госпиталь Св. Духа и ряд римских дворцов, академий, работных домов. И вот о желании этих двух умных, знатных, обладающих почти абсолютной властью людей быть полезными России и лично царю, Ю. Ко-логривов писал Петру I из Рима
22 января 1719 г.: «Получил я много
Долбнин В. Г. Дипломатические отношения между Петром I и Ватиканом
История и культура
способства от кардинала Оттоба-ния, так же и в договоре с архитектором Микеттием немалое спомо-жение он ученил желая Вашему Величеству показать службу» [2, ч. III, кн. 41, л. 228]. И в другом письме добавляет: «Кардиналы не только меня уверили о его [Н. Микетти — В. Д.] добром состоянии, но еще хотят донесть Вашему Величеству о его искусстве» [2, ч. II, кн. 36, л. 524].
Так постепенно завязывалась интрига. Со стороны кардиналов это был удачный беспроигрышный ход для начала неофициальной переписки с Петром I. Естественно, что приглашая на службу зодчего за очень высокую оплату, царь благосклонно отнесся бы к любой информации «об искусстве» мастера, подтверждающей его решение. Тем более что информация была правдивой, поскольку Н. Микетти был действительно талантлив, причем, что особенно важно для Петра I, разносторонне талантлив: в письмах русских дипломатов и самого Н. Микетти из Рима, куда зодчий регулярно выезжал на осенне-зимние месяцы «для решения своих партикулярных дел», оба кардинала упоминаются постоянно, причем в самых лестных выражениях. Кардиналы вели обширную переписку со многими крупными государственными деятелями из окружения Петра I — кабинет-секретарем А. В. Макаровым, П. А. Толстым, Беклеми-
шевым, Ю. Кологривовым, Б. И. Куракиным, С. В. Рагузинским, Нарышкиными. Найденная нами переписка — частью на итальянском языке, частью сопровождаемая русским переводом — дает великолепный, из первых рук, материал по изучению проникновения католицизма в Россию эпохи Петра I и позволяет проследить всю интригу до ее логического завершения.
Читая эти письма, невольно настораживает демонстративное восхищение обоих кардиналов личностью Петра I и «российской нации, которая есть удивление и всего света Генеральное почтение» [3, ч. I, кн. 61, л. 484], их постоянное стремление быть на виду у Петра I, навязчивое оказание услуг — это и помощь русским «резидентам» при консультации того же Н. Микетти в оценке приобретаемых в Риме для царя художественных ценностей, и активное участие в подборе мастеров, необходимых для строительства Санкт-Петербурга, и, наконец, личные подарки Петру I уровня государей Европы. По этому поводу Н. Микетти писал из Рима: «...когда я имел беседу о статуи с господином кардиналом Оттобони, то он намерен и хочет одну статую Аполонову подарить Его Величеству и понеже он кардинал зделан Великим Канцлером, то весьма услужно желает удовольствовать охотою Его Величества Царского» [3, ч. I, кн. 51, л. 398 об.].
Безусловно, Петру I был вдвойне приятен и «любезен» зодчий, имеющий такие высокие связи и презентовавший от имени кардиналов шедевры скульптурного и механического искусства.
Какова же все-таки была цель политической интриги кардинала и Великого Канцлера, заведовавшего в курии русскими делами и являвшегося племянником папы Александра, много времени уделявшего изменениям в «положении» русской православной церкви и политики России, особенно в завершающей фазе Северной войны? Как ни странно, но об этом сообщает сам кардинал П. Оттобони в письме, адресованном П. А. Толстому: «Принужден есть тако просить Ваше Превосходительство ежели Его Величество соизволит, чтоб я имел счастие ему служить, то б определена была знатная и полномочью снабженная персона, с которую бы мог я трактовать и в порядок при-весть тое потребное дело. понеже желание мое состоит в том, чтоб прилежно служить сему монарху, быть у него и при всем его дворе в таком концепте какой требует достоинство, фамилия и простодушие мое» [3, ч. II, кн. 64, л. 483 об.]. Сам Н. Микетти от 29 декабря 1720 г. сообщал: «По случаю, что мы имели дискуссию с господином кардиналом Оттобони о высокой особе Его Царского Величества с объявлением Его великого разума еже имеет
во всех познаниях силу и добродетели тако же и ко иностранным для знака хотения, которое имеет помянутый кардинал в прибытии повеления во всем том, что может служить Его Царскому Величеству здесь в Риме, тако же в Италии, в квалитете агента и что всегда возымеет в протекцию российскую нацию во всем том, в чем возможно и помянутый кардинал есть Великий канцлер и. племянник папы Александра» [3, ч. I, кн. 56, л. 401]. И далее: «...оный кардинал желает быть Его Царского Величества послушным рабом1 и желает и впредь повеления, чтоб оному кардиналу быть агентом в Риме Его Величества во отправлении всех касающихся делах в Риме, о чем Его Величества повеления будут. Обещает оный кардинал служить со всякой верностию и прележанием стараться в делах Его Царского Величества в здешних краях. и оный же кардинал Оттобони презентовал Его Величеству одну статую марморову, называется Апполон. дело изрядного» [3, ч. I, кн. 56, л. 402 об.]. Таким образом, мы видим четко выраженное желание кардинала П. Оттобо-ни стать представителем в Европе «Его Величества» Петра I, то есть России, или же занять высокую должность, соответствующую его «простодушию», подле царя. Кста-
1 Это великий-то канцлер Ватикана! Воистину, безмерно было желание Рима влиять на внешнюю политику России.
Долбнин В. Г. Дипломатические отношения между Петром I и Ватиканом
История и культура
ти, на какую должность, кроме духовной или политической, например, заведования иностранными делами России, кардинал П. Оттобони мог бы претендовать? Для реализации амбициозных планов было решено использовать Н. Микетти.
Но имеется ли документальное подтверждение нашей версии? Да, и не одно, причем главным подтверждением служит текст письма, где Н. Микетти упоминается не единожды. Это и признание кардинала о возросшем потоке информации о делах в Санкт-Петербурге после приезда зодчего в «стольный град». «С того часу как бывший мой архитект Николай Микетти в службу Его Царского Величества принят и через его венусова статуя Его Величеству доставлена, то заимел честь о многих материях до славной вашей наций, касающихся трактовал. Микетти неоднократно мне писал однако же его достоинство и отсутствие Его Величества в Санкт-Петербурге не способствовали ко исполнению того дела, не ведаю тако ж ежели вручены отправленные от меня к Его Величеству поздравительные о учиненном с Швецией мире. письма понеже оных не обстоятельно писал ко мне Микет-ти, со всякою горячностью прошу Ваше Превосходительство такую милость явить над Микеттием и господином Фератием (который со многими моими к Вам рекомендательными письмами поехал)»
[3, ч. I, кн. 56, л. 483-483 об.]. Но главное, по словам кардинала, то, что якобы Н. Микетти «весьма желал соединить между двумя дворами согласие и постановить между папою и Его Величеством церемониальную письменную корреспонденцию» [3, ч. I, кн. 56, л. 483]. Безусловно, это было желание Ватикана, хотя для подобного замысла даже зодчий с именем был слишком мал, но, находясь возле царя и часто беседуя с ним, способствовать задуманному он вполне мог. Так со всей очевидностью вырисовывается цель отправки зодчего к Петру I и поставленные перед ним задачи. Но понимание этого еще не раскрывает главного вопроса — отъезда Н. Ми-кетти до окончания контракта, за что, между прочим, он ни морально, ни финансово не был наказан. Напротив, к нему продолжали обращаться за консультациями, помощью при покупке и транспортировке различных «марморов» с присылкою авансовых платежей даже чаще. Почему же все-таки, несмотря на многочисленные просьбы зодчего о возвращении к начатым работам в Санкт-Петербурге и окрестностях, он так и не получил долгожданного приглашения?
Ответом может послужить внимательное изучение того, как зодчий выполнял поручение Великого Канцлера и выполнял ли вообще. Выявленные архивные документы позволяют дать в этом вопросе яс-
ный и четкий ответ. Как ни странно это звучит, Н. Микетти полюбил Россию, Санкт-Петербург с его шумной, стремительной, беспокойной жизнью, с предоставленной ему Петром I возможностью творческого самовыражения, воплощения своего опыта и знаний в ансамблях Стрельны, Петергофа и других построек, ощущая уважение вельмож, почтение других архитекторов. Никогда и нигде зодчий не обладал такими полномочиями и финансами для реализации накопленных опыта и знаний.
Н. Микетти, умудренный опытом и жизнью, столкнувшись с полной противоречий бурлящей жизнью Петербурга, несмотря на высокое положение личного архитектора императора, сумел разглядеть практическую сметку и ум русского народа, из среды которого и были его ученики. Зодчий мог объективно оценить как мастерство иноземного специалиста, так и зрелость русского ученика. Поэтому Н. Микетти и предложил поручить Б. К. Растрелли создание фигур для Котлинской башни, «ибо как я усмотрел работы, которые выписали из Голландии и из Англии, весьма худы», и далее Н. Микетти дает совет, как лучше поступить с Б. К. Растрелли, чтобы «помянутая работа могла управиться к прибытком», считая, что для этого необходимо дать Б. К. Растрелли «человек пять или шесть в научение из россиянских, чем
посылать во иностранные государства» [3, ч. III, кн. 94, л. 546546 об.].
Но наиболее интересным является впервые в России высказанное Н. Микетти в ноябре 1720 г. предложение «зделать Академию в Санкт-Петербурге для учения русских людей делать статуи» [3, кн. 63, л. 564], т. е. подразумевалось открытие специального учебного заведения для художественного обучения русских учеников. И это почти на полгода опередило проект, считавшийся в научной литературе «первым развернутым проектом создания в России Академии художеств», поданный Петру I 16 марта бывшим цейх-директором оружейной канцелярии М. П. Аврамовым. А уже
23 сентября 1724 г. Петр I сообщал князю Б. И. Куракину: «Определили мы здесь академию наук и художеств учинить», — для чего потребовал «в оную академию людей потребных сыскивать» [2, ч. II, кн. 36, с. 35].
Итак, то ли из симпатии к России, то ли из врожденного неумения, но Н. Микетти не выполнял инструкций, полученных в Ватикане. Но и ссориться с могущественным кардиналом было просто опасно, поэтому, вероятнее всего, зодчий скорее имитировал активную дипломатическую деятельность проводника политики Ватикана в России. Это выражалось в стремлении создать в письмах благоприятное
Долбнин В. Г. Дипломатические отношения между Петром I и Ватиканом
История и культура
впечатление о кардинале П. Отто-бони, что выражалось в несколько занудливом прославлении его высоких достоинств, повторении в разных вариантах желания кардинала «по своей возможности во услугу Его Императорского Величества, тако ж... увещевает от него величайшее раболепство. Март 1722 г.» [3, ч. I, кн. 60, л. 738]. Кроме того, это и постоянное напоминание о своевременном ответе на письма
кардиналов. По-видимому, отсутствие практического влияния на внешнюю политику России, а также, возможно, раскрытие двойной игры Н. Микетти к 1723 г. сделало его пребывание в Санкт-Петербурге бессмысленным для Ватикана. С этого времени судьба дипломата Н. Микетти перестала волновать Ватикан, равнодушно наблюдавший за его дальнейшими архитектурными работами.
1. Архив князя Ф. А. Куракина / под ред. М. И. Семевскаго. СПб., 1890. Т. 1.
2. Российский Государственный Архив Древних Актов (РГАДА). Ф. 9. Отд. II. Оп. 3.
3. РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Оп. 4.
4. Реляция надворного советника Саввы Рагузинского // РГАДА. Ф. 9. Отд. II. Оп. 4. Ч. I. Кн. 52.
