CC BY
195
УДК: 94 "1939/45"+94 "1934.01.26"
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 1
Ф. В. Грудаков
ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА ПОДПИСАНИЯ ГЕРМАНО-ПОЛЬСКОЙ ДЕКЛАРАЦИИ О НЕПРИМЕНЕНИИ СИЛЫ ОТ 26 ЯНВАРЯ 1934 г.
Соглашение о неприменении силы в двусторонних отношениях, заключенное 26 января 1934 г. между нацистской Германией и санационной Польшей , безусловно, одна из важнейших вех истории дипломатии кануна Второй мировой войны. Оно стало первым шагом на пути к той «дипломатической революции» в Европе, которую осуществило гитлеровское руководство. Для тогдашней политико-дипломатической ситуации это соглашение имело эффект взорвавшейся бомбы, ознаменовав собою формирование совершенно новой расстановки сил на европейском континенте. Оно стало одним из ключевых этапов на пути подрыва влияния Франции в Восточной Европе, выхода Германии из дипломатической изоляции и, опосредованно, свидетельствовало о прогрессирующем ревизионизме Версальской и Локарнской политико-дипломатических систем.
Для двусторонних отношений Германии и Польши договор означал не только разрядку напряженности, отказ от проводимой сторонами политики балансирования на грани войны и мира, но и положил начало фактически незавершенному политическому союзу двух государств, который продолжался вплоть до 1938-1939 гг. Хронологически период германо-польских дипломатических контактов, приведших к заключению Декларации о неприменении силы, можно разделить на два этапа. Первый этап начался в мае 1933 г. и продолжался до ноября. Начало ему было положено встречей А. Гитлера и посла Польши в Германии А. Высоцкого 2 мая 1933 г. и первых «миролюбивых» предложений фюрера. Это был этап постепенной, пока еще не явной, разрядки в напряженных отношениях сторон. После 15 ноября 1933 г. — встречи Гитлера и посла Польши Ю. Липского — начался период непосредственной подготовки заключения соглашения, состоявшегося 26 января 1934 г.
Посвящая статью вопросу дипломатической подготовки подписания Декларации, мы попытаемся осветить несколько вопросов. Первую проблему можно сформулировать так: имела ли в условиях 1933 г. проводимая германской стороной в отношении Польши линия самостоятельный характер, или же она определялась взаимоотношениями Германии с западноевропейскими соседями? Вторая проблема — чем был обусловлен выбор германской стороной Польши как партнера? Третий вопрос касается заключения непосредственно декларации: чего ждала Германия от договора с Польшей и смогла ли она достаточно эффективно использовать свой шанс, извлечь из него максимум возможного в той обстановке?
По сути дела, прощупывание почвы для сближения сторон предпринималось германской стороной с весны 1933 г. Зондаж позиций сторон начался еще во время острого напряжения в германо-польских отношениях, начавшегося в период Веймарской республики и получившего мощный импульс после назначения Гитлера рейхсканцлером. Идеи ревизии восточной границы и присоединения Данцига были популярны
© Ф. В. Грудаков, 2012
в широких слоях немецкого общества, и НСДАП, которая польским общественным мнением расценивалась как «одна из наиболее антипольских немецких партий» [1, s. 10], не собиралась от них отказываться. Преемственность внешнеполитической линии веймарской и гитлеровской Германии сохранялась не только на востоке, но и на западе. Новое немецкое руководство продолжало вести интенсивные переговоры с Францией, на которых рассматривались не только вопросы германо-французских отношений, но и способы решения германо-польских противоречий. Примером являлась неофициальная встреча крупнейших германских и французских промышленников, состоявшаяся 29-30 января 1933 г., на которой германская сторона зондировала мнение Франции по вопросу разрешения территориальных споров на востоке в пользу Германии [2, vol. 1, p. 3-4]. Данное 12 февраля 1933 г. Гитлером интервью корреспонденту «Sunday Times» Д. Этертону, в котором он отзывался о Польше в крайне резких выражениях и требовал ликвидации «Польского коридора», лишь подлило масла в огонь взаимной конфронтации [3, s. 22-23]. Напряженность в отношениях двух государств была такова, что польский посол в Берлине Высоцкий в своем донесении в Варшаву открыто заявлял: «Мы находимся в преддверии войны между Германией и Польшей» [1, s. 21], а германский посол в Варшаве Г. фон Мольтке вполне серьезно анализировал циркулировавшие тогда слухи о возможной «превентивной» войне Польши против Германии [2, vol. 1, p. 328-333, 342-343].
Несмотря, однако, на такое угрожающее состояние германо-польских отношений, этот вопрос был все же для нового правительства Германии вторичным. В отличие от своих предшественников Гитлер на первое место ставил вопрос развития германских вооружений и равноправие в этой области как прямой путь к будущей гегемонии Германии в Европе [4, S. 87-88]. Этот вопрос мог быть решен только в ходе переговоров Германии с другими великими державами, в первую очередь с Францией. Перенесению центра тяжести германской дипломатии на западное направление способствовала и известная инициатива Б. Муссолини, весной 1933 г. предложившего проект «Пакта четырех» великих держав (Англии, Франции, Германии, Италии) и создание своего рода директории, которая будет решать все проблемы между своими участниками. Предложение сулило Германии укрепление позиций в концерте великих держав, осуществление приоритетной задачи равноправия в области вооружений с прочими участниками директории и, возможно, даже признание последними ревизионистских притязаний Германии на польские территории.
Последний вопрос, конечно, очень взволновал Варшаву, которая сразу резко выразила свое неодобрение проекту Муссолини, усмотрев в этом возможность официального санкционирования немецкого ревизионизма и попытки решать за нее вопросы, относящиеся исключительно к компетенции польского государства, причем в прогерманском духе [4, S. 73-75]. Польша демонстрировала готовность пойти на все возможные меры, чтобы не допустить подписания Германией «Пакта четырех». Как средство давления использовались распускаемые польской стороной слухи о неизбежной «превентивной войне» против Германии. Гитлер, для которого приоритетом оставались переговоры с западными державами по вопросам вооружений и «Пакту четырех», тем не менее не мог игнорировать позицию польской стороны хотя бы потому, что Германия в военном и внешнеполитическом отношении была очень слаба. Поэтому, не прекращая работу на западном направлении, фюрер решает подстраховаться на случай непредвиденных шагов со стороны Польши и принимает решение «не делать
ничего, что дало бы малейший повод к авантюре (Польши. — Ф. Г), и таким образом могло бы повредить собственному вооружению» [1, s. 55]. Этого можно было добиться путем смягчения тона в германо-польском диалоге и демонстрацией готовности к сотрудничеству.
Германский МИД поддержал позицию канцлера, резюмировав, что главная задача Германии на востоке — «всемерно избегать провокаций, могущих прервать процесс вооружения и привести к войне, а цель Польши — получить гарантии своей западной границы» [2, vol. 1, p. 351-353]. Именно для этого Гитлер сделал послу Польши Высоцкому предложения о взаимном смягчении дипломатической конфронтации сторон на состоявшейся 2 мая 1933 г. встрече. Фюрер не только стремился утихомирить Польшу, заверяя своего собеседника в отсутствии агрессивных намерений, но и прощупывал почву для возможного сотрудничества в будущем. Это доказывают слова Гитлера о компенсации Польше за уступку «коридора» Германии «где-то в другом месте». Здесь Гитлер, видимо, по собственной инициативе вышел за рамки ограниченной разрядки в отношениях двух сторон, намекая Польше на возможность сотрудничества в будущем на более широкой основе. Тем не менее не следует делать вывод, что уже тогда у главы Германии был план договора с Польшей. До этого было еще далеко. Встреча с Высоцким должна была разрядить невыносимое напряжение в отношениях двух стран, устранить угрозу возможной войны Польши против Германии, смягчить и вместе с тем оставить в подвешенном состоянии вопрос германо-польской границы и одновременно прозондировать готовность польской стороны к дальнейшим шагам навстречу Германии.
Не следует полагать, что состоявшаяся 2 мая 1933 г. беседа Гитлера и Высоцкого и оглашенное сторонами коммюнике по ее итогам означали начало германо-польского сближения. Резкого улучшения взаимоотношений не произошло. Достаточно просмотреть подборку польской и немецкой печати за май 1933 г., чтобы понять, что отношения соседей были очень далеки от идеальных [5, s. 116-117]. Позиция сторон варьировалась в зависимости от хода переговоров по «Пакту четырех». Успех Германии на них и включение ее в предлагаемую Муссолини директорию обусловливало бы ее равноправие в области вооружений и развязывало руки в отношении Польши. Вместе с тем провал переговоров подталкивал Германию к поиску новых путей решения своих внешнеполитических задач, и тут «польский вариант» из запасного мог стать основным. В любом случае Германия главную ставку делала на западное направление своей политики.
Переговоры великих держав по «Пакту четырех», проводившиеся весной-летом 1933 г., закончились ничем. Вывод, который из них вынесла Германия, заключался в том, что она не сможет добиться своих внешнеполитических требований в рамках многосторонней внешнеполитической системы. «Пакт четырех» выявил непримиримые противоречия между его участниками. Так, уже 23 апреля 1933 г. заместитель К. фон Нейрата Б. Бюлов в разговоре с полпредом СССР в Германии Л. Хинчуком подчеркнул, что Германию устраивает первоначальный план Муссолини, поскольку он трактует вопрос о вооружениях в духе германских предложений и предусматривает ревизию положений Версальского договора. Но последующие проекты для Германии неприемлемы. Особенно не нравился немецкой стороне французский вариант соглашения, исключавший ревизию границ и сохранявший последнее слово во всех спорных вопросах за Лигой Наций [6, т. XVI, с. 258-259]. А 28 мая 1933 г. Муссолини
подтвердил советскому полпреду в Италии В. Потемкину трудности заключения «Пакта четырех». По его мнению, Германия требовала слишком многого, настаивая на конкретизации равенства прав в вооружениях. Упомянул Муссолини и слухи о параллельных четырехсторонним переговорам двусторонних переговорах Германии и Франции или о попытках их проведения [6, т. XVI, с. 320]. Правда, сам Муссолини в такой вариант развития событий не верил, но ближайшее будущее показало, что все пошло именно по такому пути. Противоположное видение сторонами будущего соглашения практически выхолостило его содержание и сделало «мертвой буквой» еще до его подписания. В условиях ясно обозначившегося кризиса в системе многосторонних переговоров германское руководство постепенно приходило к пониманию необходимости радикального разрыва с этой системой. Для осуществления своей внешнеполитической стратегии Германия должна была разработать также собственную тактику, выразившуюся в курсе на двусторонние переговоры с заинтересованными сторонами. Такой стороной для Германии летом-осенью 1933 г., безусловно, представлялась Франция, соглашение с которой сулило гитлеровскому режиму урегулирование сразу нескольких вопросов: в первую очередь вопроса о вооружениях, далее вопроса о спорных аспектах германо-французской границы и вопроса о территориальной ревизии в Восточной Европе, в основном за счет Польши. Одновременно Германия не забывала о Польше как возможном запасном варианте. Для этого в течение лета 1933 г. продолжаются дипломатические жесты сторон навстречу друг другу, а в сентябре в Женеве состоялись беседы Нейрата и И. Геббельса с польским министром иностранных дел Ю. Беком [7, s. 48-49]. Они носили характер зондажа немецкой стороной готовности поляков идти навстречу Германии.
Вскоре Германия окончательно определилась со своей внешнеполитической линией, объявив 14 октября 1933 г. о выходе из Лиги Наций. Этим шагом Германия, с одной стороны, ставила себя в дипломатическую изоляцию, но, другой стороны, открывала для себя возможность достижения своих внешнеполитических целей на новой, ничем не ограниченной двусторонней основе. Главным направлением германской внешнеполитической активности оставалась Франция. Неподписанный меморандум германского МИД (вероятно, основанный на записи беседы французского и венгерского послов в Германии, пересказанной последним статс-секретарю Бюлову) определяет следующие ключевые проблемы в германо-французских переговорах: 1) возвращение Саара; 2) распространение на Эльзас — Лотарингию положения о правах нацменьшинств; 3) осуществление аншлюса Австрии; 4) возвращение польского «коридора». Французская сторона расценивала осуществление этих требований как восстановление германской гегемонии в Европе [2, vol. 1, p. 73]. В принципе она соглашалась дать «отступного» Германии, но только в рамках существующей европейской («французской») системы международных отношений. В ответ на настойчивые приглашения Германии к переговорам посол Франции в Берлине А. Франсуа-Понсе заявил Нейрату 10 ноября 1933 г., что для решения территориальных проблем Германии с ее восточноевропейскими соседями необходимо Восточное Локарно, заключение соглашений Германии с Польшей и Чехословакией, но только с участием и под патронажем Франции. Это было совершенно неприемлемо для Германии, прочно вставшей на путь двусторонних переговоров. Поэтому Нейрат заявил Франсуа-Понсе, что это условие не может быть принято, поскольку лишает Германию свободы действий [2, vol. 1, p. 98]. Более того, во время продолжившихся франко-германских контактов выяснилось, что, несмотря на то, что
Франция была бы не прочь ввести Германию в свою орбиту, она тем не менее не готова санкционировать изменение территориального статус-кво в Восточной Европе в пользу Германии. Глава II департамента МИД Германии Г. Кепке вел переговоры с Франсуа-Понсе и посвятил им свой меморандум Нейрату. Как явствует из него, Франция была готова пойти на широкие уступки Германии, даже вопрос Саара представлялся ей решаемым, но требовала заключения Германией договоров с Польшей и Чехословакией. В соответствии с французской точкой зрения соглашения должны были гарантировать интересы последних как ближайших союзников Франции в Восточной Европе и таким образом укрепить связи этих государств со своим покровителем. В свою очередь это сильно ослабляло внешнеполитические позиции Германии, делало ее уязвимой при переговорах с французами. Кепке высказал Франсуа-Понсе следующие возражения германской стороны по этому поводу: 1) нет нужды заключать договоры с Польшей и Чехословакией, ибо вопросы границ (Германии) нашли свое отражение в Локарн-ском арбитраже 1925 г.; 2) вопрос о границах Германии на востоке в корне отличается от вопроса о ее границах на западе [2, vol. 1, p. 110]. Суть германских возражений на французские предложения лапидарно сформулировал заместитель Нейрата Бюлов в своей записке от 11 ноября 1933 г.: «он (Франсуа-Понсэ. — Ф.В.) хочет заставить нас заплатить за легкое вооружение...добровольным признанием территориальных условий Версальского договора». Отсюда делался вывод: требования Германии — мирная ревизия границ или равенство всех в вооружениях, или и то, и другое [2, vol. 2, p. 112].
По мере того как переговоры Германии и Франции заходили в тупик, у германского руководства крепло убеждение начать «с другого конца», т. е. не замыкаться на западном направлении, а попытаться выйти из внешнеполитической изоляции путем дипломатических ходов в Восточной Европе. Германская сторона еще со времен переговоров по «Пакту четырех» сделала верный вывод, что Франция в данный момент не способна создать единый фронт государств против Германии. Это доказывали ее разногласия по проекту договора с Италией и Англией. Но Франция не могла считать себя обеспеченной поддержкой союзников в Восточной Европе. Прогрессирующее охлаждение отношений Польши и ее главного союзника на Западе не укрылось от взора германской стороны. Занятая Францией в общем благожелательная позиция по вопросу «Пакта четырех» ярко контрастировала с резко отрицательной позицией Польши и еще больше отдалила два государства друг от друга. Возможность укрепить свои пошатнувшиеся позиции в Восточной Европе Франция видела в осуществлении «Восточного Локарно» под своим покровительством. Поэтому, как писал Кепке в своем меморандуме от 13 ноября 1933 г., нужно лишить Францию этого козыря. Чтобы не позволить Франции взять Германию в кольцо и нанести по ней удар силами своих сателлитов на востоке (Польши и Чехословакии), нужно отколоть последних от их главного союзника. При этом можно даже уменьшить собственные ревизионистские требования. Это не значило, что Германия должна отказаться от переговоров с Францией. Главный вопрос германской внешней политики — вопрос вооружений, невозможно было решить без соглашения с Францией. Поэтому, делал вывод Кепке, Германия должна добиваться решения вопроса о вооружениях, увязывая его с признанием своих восточных границ [2, vol. 2, p. 120-121].
Характер взаимоотношений Германии и Польши летом-осенью 1933 г. был двойственным. Продолжалась неспешная разрядка напряженных отношений, намеченная встречей Гитлера и Высоцкого в мае. Состояние отношений между двумя государствами
можно определить как «ни мира, ни войны». Немецкая сторона видела, что ее расчеты на отдаление Польши от Франции оправдываются. Польская печать достаточно позитивно комментировала выход Германии из Лиги Наций, не скрывая своего глубокого недоверия к этой организации[8; 3, s. 77]. Очевидно также, что еще в первой половине ноября 1933 г. Гитлер не определился с Польшей как с государством, на котором он опробует свою новую внешнеполитическую тактику. Интенсивные контакты с французской стороной продолжались. Одновременно германская сторона предприняла зондаж в отношении Чехословакии. Кепке в меморандуме от 15 ноября 1933 г. сообщал о своих переговорах с послом ЧСР в Берлине В. Мастны. Последний писал в своем донесении, что недавно некая персона из окружения «канцлера», т. е. Гитлера, сделала ему предложение о заключении двустороннего договора. Однако Мастны сделал следующий вывод: германо-чехословацкий пакт был бы очень хорош, усилил бы Малую Антанту, укрепил бы мир в Европе, улучшил отношения Польши и Чехословакии, но.. .с одним условием — он возможен только после урегулирования франко-германских отношений и только с согласия Франции [2, vol. 2, p. 128].Чехословакия прочно держалась ориентации на своего главного союзника, поэтому не подходила Германии в качестве контрагента. Любопытно, что французская сторона была в курсе предпринимаемых Германией отчаянных попыток выйти из международной изоляции. 26 ноября 1933 г. посол Франции в Москве Ж. Альфан в беседе с заместителем наркома иностранных дел СССР Н. Крестинским как бы между прочим сказал: «А немцы-то обращаются во все стороны с предложениями переговоров.» [6, т. XVI, с. 688]. Сделанное в начале ноября 1933 г. предложение чехословацкой стороне заключить двусторонний договор с Германией подтверждает в своих мемуарах и тогдашний министр иностранных дел Чехословакии Э. Бенеш [10, s. 24]. Косвенным подтверждением активности Германии на чехословацком направлении была нервная реакция полькой печати [8; 9], которая усматривала в этом угрозу германо-чехословацкого антипольского сговора.
Логика развития событий подталкивала Германию в направлении Польши. 15 ноября 1933 г., сразу после обозначившегося провала попытки склонитьЧехословакию к сепаратному соглашению с немецкой стороной, состоялась встреча Гитлера и недавно назначенного посла Польши в Берлине Ю. Липского. Несмотря на многообещающие заявления сторон решать все спорные вопросы на основе двусторонних соглашений, начальник IV департамента МИД Германии А. Мейер, составивший записку с изложением этой беседы, предостерег послов Германии в Польше, Англии, Франции, Италии, СССР от того, чтобы считать результаты беседы неким договором. Это лишь подготовка идеи декларации о неприменении силы, и не более того [2, vol. 2, p. 130]. Германия явно стремилась показать общественному мнению ведущих государств, что этим шагом не вносит в свою политику ничего нового и не собирается пересматривать свои внешнеполитические приоритеты. В условиях начавшейся подготовки к заключению соглашения с Польшей самой насущной задачей германской стороны было избежать признания существующей границы с Польшей. Возражения против Восточного Локарно, подобные тем, что приводил ранее Кепке и которые приведены выше, отражены в неподписанном меморандуме без даты, судя по контексту, однако, составленном по горячим следам встречи Гитлера и Липского. Невозможность какой бы то ни было ревизии восточных границ Германии, при любых вариантах развития событий, принимается здесь как аксиома. Более того, подвергается сомнению сам смысл предстоящего договора, т. е. идея отказа от применения силы в отношениях с Польшей. Между тем Германия еще
в 1925 г. в Локарнском договоре декларировала отказ от войны в отношениях с Польшей и Чехословакией, а в 1928 г. ратифицировала пакт Бриана-Келлога, подтвердив отказ от политики войны в многостороннем акте. Соглашение же с Польшей могло создать у нее иллюзию, что Германия готова отказаться от своих ревизионистских постулатов и побудить ее к попыткам закрепить это в соответствующей статье соглашения. Не давал договор Германии выигрыша и в отношениях с Францией, поскольку, будучи двусторонним, никак не повлиял бы на франко-польский договор 1921 г. о военном сотрудничестве, вместе с тем связывал Германии руки на срок своего действия.
Стремясь минимизировать эти риски, германская сторона предприняла следующий ход. Соглашение было предложено называть не пактом, а декларацией, что подчеркивало некую свободу действий, остающуюся за сторонами, позволяло избежать признания территориального статус-кво, а также не привязывало соглашение к договорам с третьими странами. Именно такой вариант декларации был одобрен Гитлером в начале 20-х чисел ноября 1933 г. и препровожден Мольтке с поручением как можно скорее вручить его Пилсудскому. Одновременно немцы резко свернули контакты с Чехословакией, о чем свидетельствует инструкция Нейрата, отправленная в посольство в Прагу 23 ноября [2, vol. 2, p. 147]. Что касается Франции, то Германия продолжала с ней переговоры, но в свете новых обстоятельств явно теряла к ним интерес. 24 ноября Гитлер и Нейрат приняли Франсуа-Понсе. На заявление последнего, что Франция стремится договориться с Германией, Гитлер заметил, ссылаясь на французскую прессу, что общественное мнение Франции очень дифференцированно подходит к этому вопросу. Да и сам Франсуа-Понсе признал, что соглашение с Германией возможно лишь при наличии во Франции сильного правительства, какового не было. Немецкая сторона не стала сходу отвергать возможность компромисса, снова подчеркнув решаемость проблемы Саара и свой отказ от аншлюса Австрии, но одновременно решительно заявив, что не собирается возвращаться в Лигу Наций в ее нынешнем виде [2, vol. 2, p. 152].
Германо-польское сближение вызвало различную реакцию в соседних государствах. Она варьировалась от прямой паники, как в Литве, которая расценивала это как окружение враждебными государствами, до тревоги в Чехословакии и настороженного интереса в СССР. Пожалуй, наиболее точно подоплеку действий германской стороны оценил полпред СССР в Польше В. Антонов-Овсеенко, так прокомментировавший 23 ноября в беседе с корреспондентом «Gazety Polskoj» И. Матушевским инициативы германской стороны в отношении Польши: «Они (немцы. — Ф. Г.) стремятся идти через Варшаву в Париж и Москву» [11, т. VI, с. 206]. И хотя в данном случае о Москве можно говорить с большой натяжкой, поскольку взаимоотношения с СССР тогда отнюдь не были приоритетными для Германии, в целом тенденция германской внешней политики определена верно. Германия не закрывала для себя возможности договориться с Францией вплоть до января 1934 г. Даже окончательный отказ от идеи «Пакта четырех» Германия декларировала максимально поздно, в начале января, после поездки статс-секретаря МИД Италии Б. Сувича в Берлин. Одновременно Гитлер заявил, что альтернативой этому пакту будут прямые переговоры Германии с Францией [6, т. XVII, с. 22-23]. Одновременно как Германия, так и Польша прикладывали поистине титанические усилия, чтобы их переговоры по подготовке декларации не стали известны третьим странам, в первую очередь Франции. Интерес же Германии, состоял, видимо, в том, чтобы до поры держать французский вариант открытым. Но время работало против Гитлера, и в этот период все уже зависело от доброй воли польской стороны.
В отличие от немцев поляки чувствовали себя более чем уверенно и могли тянуть время, набивая цену для будущего договора. В конце ноября 1933 г. Мольтке передал Пилсудскому немецкий проект декларации, в декабре 1933 г. МИД Германии был уведомлен польской стороной об имеющихся возражениях на немецкий проект, и только 9 января 1934 г. Липский передал Нейрату польский вариант декларации. 16 января министериал-директор Э. Гаус обсуждал с Липским польский вариант договора. Здесь для германской дипломатии начиналось самое трудное: не срывая подписание декларации, минимизировать или же совершенно устранить неприемлемые польские предложения. Намерения поляков были просчитаны немецкой стороной еще в ноябре. Как и предполагалось, поляки предложили не связывать двустороннюю декларацию с заключенными ранее договорами с третьими странами. Чтобы лишить Германию возможности использовать в своих реваншистских целях проживающее в Польше немецкое меньшинство, поляки предлагали не распространять декларацию на вопросы, являющиеся внутренними проблемами договаривающихся сторон. Требование польской стороны покончить с наследием ненавистного полякам арбитражного договора в Ло-карно, переведя отношения на исключительно двустороннюю основу, было противоречивым. Германия сама санкционировала сугубо двусторонний характер переговоров, но в то же время стремилась сохранить Локарнскую систему как основу своих ревизионистских требований Польше, от которых и не думала отказываться. Самая большая ревизия Локарно, на которую соглашалась Германия, — это опустить из текста договора положения, относящиеся к компетенции Лиги Наций [2, vol. 2, p. 366-367]. При этом Германия ничего не теряла, так как уже не состояла в этой организации! Самое проблемное для германской стороны заключалось в том, чтобы поляки приняли эти предложения. Можно предположить, что в случае неуступчивости Польши Германия резко активизировала бы свои усилия в отношении Франции, что не сулило немецкой стороне легкого решения прежде всего главного вопроса, интересовавшего французскую сторону, — вопроса вооружений.
В этих условиях польская сторона преподнесла Гитлеру настоящий подарок. По сообщению Гауса 22 января 1934 г. Нейрату о результатах своей встречи с Липским 20 января, польская сторона предложила не касаться в декларации вопросов, которые могут быть оценены как внутреннее дело двух государств. Последнее явно было на руку Германии, позволив ей закрепить принцип двусторонности отношений с Польшей, использовать в будущем немецкое меньшинство в Польше в своих интересах и предотвратить возможное вмешательство польской стороны в положение евреев в Германии, поскольку среди последних было немало польских граждан [2, vol. 2, p. 394]. По поводу договоров с третьими странами был принят компромиссный вариант, делающий упор не на декларации, а на самих договорах («они никак не препятствуют мирному развитию двусторонних отношений» и т. д.). По ревизии арбитражного договора в Локарно 1925 г. поляки после нескольких дней юридических консультаций приняли следующее решение. Оба правительства должны решать путем двусторонних переговоров вопросы любого содержания. В исключительных случаях, когда консенсуса не удастся достичь, спорные вопросы будут решены «при помощи таких процедур, которые для подобных случаев предусмотрены другими соглашениями» [2, vol. 2, с. 395].
Таким образом, ни Локарно не пересматривалось, ни положения Лиги Наций не устранялись полностью из регулирования отношений двух государств. При этом последнее было более выгодно Германии, в Лиге Наций уже не состоявшей, а для польской
стороны это была некая иллюзия ее защищенности. В итоге 26 января 1934 г. Декларация о неприменении силы была подписана сроком на 10 лет. Надо отдать должное Германии: она до самого последнего момента скрывала планируемый договор от третьих стран. Хотя о готовящемся соглашении циркулировали упорные слухи, вплоть до самых фантастичных, например, о том, что Германия и Польша собираются вступить в агрессивный военный союз против СССР, такие государства, как Франция и Италия, накануне подписания декларации не верили в ее возможность. Особенно одураченной оказалась Франция, причем как Германией, так и своим польским союзником. Гитлеру удавалось до подписания этого документа поддерживать у французской стороны впечатление, что Германия готова и может договориться если не по всем, то хотя бы по части вопросов даже с самыми непримиримыми своими противниками, а Польша, несмотря на прогрессирующее охлаждение отношений с Францией, заверяла последнюю, что не пойдет на соглашение с немецкой стороной хотя бы из-за вопроса вооружений, которым она не могла пренебречь. Подобные иллюзии французские руководители высказывали еще в декабре 1933 г., в частности советским представителям [6, т. XVI, с. 774]. Дезинформация скоро окупит себя полной мерой.
Приход нацистов к власти в Германии отразился на германо-польских отношениях весьма ощутимо. Несмотря на оставшуюся в наследство от Веймарской республики конфронтацию с восточным соседом, внешняя политика нацистского руководства приобретала все менее «региональный» и все более «глобальный» характер. Ее вектор перемещался в западном направлении, а главными вопросами, занимавшими умы Гитлера и его приближенных, становились проблема равенства прав в вооружениях и взаимоотношения с ключевыми государствами Лиги Наций — Францией и Англией. Отношения с Польшей были подчинены этим задачам. Разрядка в отношениях с ней была обусловлена тяжелым международным и внутренним положением Германии и первоначально понималась как исключительно тактическая мера, подстраховывающая Германию с востока при ее переговорах с западом. К осени 1933 г. германское руководство поняло, что не добьется своих внешнеполитических целей в рамках существующей в Европе системы международных отношений и взяло курс на ее решительный подрыв, выйдя из Лиги Наций. Многосторонние контакты были сменены активно применявшейся германской стороной тактикой двусторонних переговоров, посредством которых можно было достигнуть тех же целей. Здесь приоритетом Германии по-прежнему оставались отношения с Францией и решение вопроса по вооружениям. Германия должна была также срочно выйти из той дипломатической изоляции, в которую сама себя загнала провалом переговоров по «Пакту четырех» и выходом из Лиги Наций. Для этого был нужен двусторонний договор с каким- либо соседним государством. Конечно, идеальной кандидатурой для этого была бы Франция, но присутствовали и запасные варианты, например Польша. В конечном счете эта страна и тут сыграла своеобразную роль индикатора франко-германских отношений. Когда переговоры с Францией зашли в тупик, а Чехословакия отвергла германские предложения, договор с Польшей для гитлеровского руководства из средства давления на Францию превратился в способ выйти из внешнеполитической изоляции, подорвать антигерманскую профранцузскую систему союзов в Восточной Европе и на определенное время законсервировать территориальный вопрос на востоке. Германская сторона мастерски использовала недоверие между Польшей и Францией, начавшуюся германо-польскую разрядку, амбиции польского руководства, в том чис-
ле антипатию, питаемую поляками к системе многосторонних отношений между государствами. В результате подготовки заключения соглашения Германия, при том, что находилась в невыгодном положении и время работало против нее, смогла добиться фактического принятия польской стороной своей позиции и заключить соглашение на условиях, в тот момент для Германии максимально благоприятных.
Источники и литература
1. Lapter K. Pakt Pilsudski — Hitler. Warszawa: Ksiazka I wiedza, 1962. 447 s.
2. Documents on German Foreign Policy. Ser. С (1933-1937). Vol. 1, 2. Washington; New-York: Government Printing Office, 1959. 980, 920 p.
3. Wojciechowski M. Stosunki polsko-niemieckie 1933 — 1938. Poznan: Instytut zachodni, 1965. 574 s.
4. Roos H. Polen und Europa. Studien zur polnischen Aussenpolitik 1931-1939. Tubingen: Deutsche Verlag Anstalt, 1957. 428 S.
5. Kuzminski T. Polska, Francja, Niemcy 1933-1935. Warszawa: Panstwowe wydawnyctwo nau-kowe, 1963. 282 s.
6. Документы внешней политики СССР. Т. XVI. М.: Политиздат, 1970. 798 с.; Т. XVII. М.: Политиздат, 1971. 810 с.
7. Beck J. Ostatni raport. Warszawa: Panstwowy instytut wydawnyczy, 1987. 347 s.
8. Gazeta Polska. 1933. 17 pazd.
9. Gazeta Polska. 1933. 13 list.
10. Benes E. Pameti. Vol. 1. Praha: Nase vojsko, 2004. 531 s.
11. Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. VI (1933-1938). М.: Наука, 1969. 448 с.
Статья поступила в редакцию 13 октября 2011 г.
