CC BY
4
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2021. № 3
т.Л. Лабутина
дипломатическая дуэль англичан и русских: переговоры о союзном договоре 1741 г.
T.L. Labutina
DIPLOMATIC DUEL BETWEEN
THE BRITISH AND THE RUSSIANS:
NEGOTIATIONS ON THE TREATY OF ALLIANCE IN 1741
Аннотация. После восстановления дипломатических отношений с Россией в 1731 г. Великобритания начала активно бороться за утерянные при Петре I торговые привилегии. Российское правительство, в свою очередь, было заинтересовано в создании оборонительного союза с англичанами в период русско-турецкой войны 1735-1739 гг. Для достижения этих целей британские и российские дипломаты включились в сложный и продолжительный переговорный процесс, завершившийся заключением в 1734 г. торгового договора, а в 1741 г. — союзного договора. Если история заключения торгового договора в исторической литературе освещена достаточно подробно, то союзный договор изучен поверхностно. Опираясь на анализ дипломатической переписки английского посла в России Эдварда Финча с госсекретарем лордом Гаррингтоном, автор статьи впервые рассматривает дипломатическую «кухню» подготовки и заключения союзного договора, а также стратегию и тактику британской дипломатии в переговорном процессе. Подготовка к заключению договора велась в условиях продолжительных и ожесточенных споров сторон. Российская сторона проявила хладнокровие, выдержку и умение лавировать в сложных ситуациях, хотя отдельные государственные деятели (Э.И. Бирон) защищали интересы скорее англичан, нежели своей страны. Британская дипломатия приложила немало усилий, чтобы добиться для себя максимальной выгоды при заключении союзного договора. длительная эпопея с подписанием российско-британского оборонительного договора завершилась в 1741 г., однако
Лабутина Татьяна Леонидовна, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник, руководитель Центра истории межкультурных коммуникации стран Запада и Востока Института всеобщей истории РАН.
Labutina Tatyana Leonidovna, Doctor in History. Professor, Chief Research Fellow, Head, Center "History of cross-cultural communications of the West and East", Institute of World History, Russian Academy of Sciences.
+7-916-149-97-85; tlabutina2007@yandex.ru
его претворение в жизнь было отложено из-за дворцового переворота в России, в результате которого к власти пришла Елизавета Петровна. Хотя английский король к тому времени ратифицировал союзный договор, Россия это сделать отказалась, поскольку Великобритания не выполнила одно из главных условий договора: не выслала эскадру кораблей в Балтийское море, когда Россия вступила в 1742 г. в войну со Швецией. Таким образом, договор, являвшийся камнем преткновений в дипломатической дуэли сторон, не был реализован на практике, а сохранился лишь на бумаге.
Ключевые слова: Великобритания, Российская империя, русско-английские отношения, дипломатия, лорд Гаррингтон, А.И. Остерман.
Abstract. After the restoration of diplomatic relations with Russia in 1731, Great Britain began to fight vigorously for the trading privileges lost under Peter the Great. The Russian government was interested in building a defensive alliance with the English during the Russo-Turkish War (1735-1739). To achieve these aims, British and Russian diplomats engaged in a complex and lengthy negotiation process that culminated in a trade treaty in 1734 and a treaty of alliance in
1741. While the history of the trade treaty has been covered in considerable detail in historical literature, the treaty of alliance so far has been studied superficially. On the basis of the analysis of diplomatic correspondence of British Ambassador to Russia Edward Finch and Secretary of State Lord Harrington, the author for the first time examines the diplomatic "kitchen" of the preparation and conclusion of the treaty of alliance, as well as strategy and tactics of British diplomacy during the negotiations. The preparation to the conclusion of the treaty took place in the context of prolonged and bitter disputes between the parties. The Russian side showed equanimity, restraint and ability to manoeuvre in difficult situations, although individual statesmen (E.I. Biron) defended the interests of the British rather than their own country. British diplomacy went to considerable lengths to ensure that the treaty was concluded with maximum advantage to Great Britain. The long duration of the negotiations concerning the Russian-British Defence Treaty ended in 1741, but its implementation was delayed by the coup d'état in Russia that brought Elizabeth Petrovna to power. Although the English king had ratified the treaty of alliance, Russia refused to do so, as Great Britain had failed to fulfill one of its main conditions: England did not send a squadron of ships into the Baltic when Russia entered into war with Sweden in
1742. Thus, the treaty, a stumbling block in the parties' diplomatic duel, was not implemented in practice, but survived only on paper.
Keywords: Great Britain, Russian Empire, Russo-English relations, diplomacy, Lord Harrington, A.I. Osterman.
* * *
В истории российско-британских отношений первой трети XVIII в. важное место занимают два трактата: торговый договор 1734 г. и оборонительный, или союзный договор 1741 г. После восстановления дипломатических отношений между государствами в
1731 г., прерванных в 1720 г. Петром I, англичане стали активно добиваться утерянных привилегий в торговле. В результате настойчивой и упорной борьбы британская дипломатия сумела добиться заключения выгодного торгового договора, обеспечивавшего английским коммерсантам ряд преференций. Поскольку торговый договор в полной мере устраивал Великобританию, ее правительство не торопилось заключать союзный трактат с Россией, не желая брать на себя каких-либо обязательств в то время, когда шла русско-турецкая война (1735-1739 гг.). Однако успешное завершение Россией войны с Портой при осложнившемся положении в Центральной Европе накануне борьбы за Австрийское наследство, а также назревавшая война с Испанией заставили британцев добиваться союза с Россией. Переговоры о заключении союзного, или оборонительного догово-ра1 начались в 1739 г. и продолжались на протяжении двух лет. О том, как это происходило, можно узнать, что называется «из первых рук», от британских дипломатов, непосредственно участвовавших в переговорах. Заметим, что в исторической литературе данная проблема в таком ракурсе рассматривается впервые.
Первые попытки обсуждения договора предпринял британский консул посол К. Рондо, однако довести дело до логического конца он не успел, скончавшись в октябре 1739 г. Его преемником при дворе императрицы Анны Иоанновны стал Эдвард Финч, прибывший в Россию в мае 1740 г. Выходец из аристократической семьи, опытный дипломат и политик, на протяжении многих лет избиравшийся в парламент, Финч рьяно взялся за порученное ему королем Георгом II Ганновером задание — подготовить союзный договор с Россией. Лорд Гаррингтон, ведавший международными делами, торопил посла, требуя от него скорейшего выяснения действительных намерений российского правительства в отношении договора. «Я ... был бы очень рад возможно скорее оправдать справедливые ожидания Его Величества, принявшись за главный предмет моей миссии и доведя ее до благополучного конца, — сообщал в ответном послании Финч. — Какой можно предвидеть конец, сказать не могу»2. И далее посол передавал свой разговор с вице-канцлером А.И. Остер-маном, состоявшийся накануне. Остерман упрекал английскую
1 Наряду с терминами «союзный» и «оборонительный договор» в литературе реже используется термин «Петербургский союзный договор». См.: Дипломатический словарь / Сост. А.Я. Вышинский, С.А. Лозовский. Т. 2. М., 1950.
2 Донесения и другие бумаги английских послов, посланников и резидентов при русском дворе с 1740 по 3 марта 1741 г. // Сборник императорского русского исторического общества. Т. 85. СПб., 1893. С. 85.
сторону «в медлительности и нерешительности», сетовал, что его предшественник консул Рондо не имел достаточных полномочий для окончания переговоров, им же предложенных. Финч отвечал, что подобные слова его приводят «в совершенное недоумение, так как в Петербург прислано было два нарочных курьера исключительно для ускорения переговоров.... Последний курьер так и проживает здесь уже около года в ожидании, когда ему доведется везти отсюда подписанный договор»3. Да и сам Финч прислан в Петербург исключительно ради переговоров о трактате. Тут вице-канцлер резко перебил посла, заявив, что «турецкие дела у него все еще на руках, и он должен покончить с ними раньше, чем приниматься за другие». На это Финч отвечал, что о турецких делах уже наслышан, и выразил надежду, что раз мир заключен и ратифицирован, они уже «не могут быть помехой» в деле, завершение которого должно обеспечить мир и спокойствие на севере Европы. Однако, несмотря на все эти речи, Финч «не мог сделать ни шагу .ни в тот день, ни в следующий», о чем и сообщал в Лондон4.
Спустя несколько дней, посол вновь обратился к Остерману, чтобы переговорить с ним о «главном предмете» своей миссии, Однако его ждало разочарование. «Слова мои имели единственным последствием воображаемый припадок колик, обыкновенно означающий, что графу разговор не по сердцу и что продолжать его напрасно», заключал посол5. Финчу ничего не оставалось, как обратиться за помощью к самому влиятельному лицу при дворе — герцогу курляндскому (Э.И. Бирону). В депеше от 17 июля 1740 г. лорд Гаррингтон сообщал Финчу, что королю было приятно слышать «об открытом, доверчивом тоне беседы герцога курляндского». Георг II не сомневался, что посол употребит все старания, чтобы и впредь поддержать «дружеское его расположение». Он также высказал пожелание, чтобы Финч не откладывал разговор с герцогом по делу о трактате на долгое время, и с нетерпением ожидал результатов решения вопроса. В то же время король недоброжелательно отозвался о графе Остермане. Он указывал на «недостаточное доверие, недостаток сердечности» в отношениях графа к послу, заметив, как «сухо и неприветливо» он держится с Финчем при беседах о трактате, который является не каким-либо новым предложением, «не просьбой со стороны короля, а только продолжением переговоров, уже начатых с русским двором» при консуле Рондо. Короче говоря, заключал лорд
3 Там же. С. 86.
4 Там же. С. 87.
5 Там же. С. 89-90.
Гаррингтон, поведение графа Остермана король не может признать «ни дружелюбным, ни правильным»6.
Дальнейшие беседы посла с вице-канцлером только подтвердили наихудшие оценки королем его позиции. Граф то обнадеживал Финча назначить ему встречу, то отменял ее, оправдываясь, что «слишком занят». Как описывал Финч одну из своих бесед с Остер-маном, он «был так нездоров, так страдал (действительно или притворно), что между охами и вздохами, я едва дождался прежних уверений в добром расположении русского двора, выражении надежды, что Его Величество вполне доверяет этому расположению, а также понимает настоящие обстоятельства, заставляющие несколько повременить договором»7. Тогда Финч предложил графу, ввиду его болезни, оставить проект договора, чтобы «его сиятельство мог ознакомиться с ним и обдумать его на свободе», и просил только поберечь этот документ, так как не имел с него копии. «Граф немедленно ухватился за мои слова, заметив, что лучше бы мне прислать ему другую копию. Ваше превосходительство легко поймете, — обращался Финч к лорду Гаррингтону, — что он желал только выиграть время, так как у него уже есть копия, полученная от Рондо»8. Тем не менее, посол приказал своему помощнику подготовить новую копию проекта договора.
Чем же объяснялась подобная позиция, занятая вице-канцлером Остерманом по отношению к договору? Сам Финч в депеше в Лондон от 9 августа 1740 г. высказывал предположение, что «в неожиданной и натянутой медлительности, с которой ведется дело», главную роль играет личное желание графа Остермана «предварительно присмотреться, на какую ногу станут друг к другу король. и его прусское величество»9. Не раскрывая «своих тайных побуждений», вызванных, на взгляд посла, симпатиями к Пруссии, Остерман сумел внушить герцогу курляндскому мысль о необходимости предварительно подготовить и составить группу держав, «плотно сплоченную против Франции». Как видно, вице-канцлер еще размышлял над тем, насколько выгоден для России может быть оборонительный договор с Великобританией.
Во время очередной встречи с Остерманом Финч посетовал на чрезвычайную медлительность уже со стороны российского двора в решении вопроса. Однако его речь незамедлительно вызвала силь-
6 Там же. С. 98.
7 Там же. С. 147-148.
8 Там же. С. 150.
9 Там же. С. 153.
ный припадок подагры у графа, и он тотчас сделался «очень нездоров». «А при таких припадках, — сообщал Финч Гаррингтону, — вести дальнейшие разговоры совершенно бесполезно». Впрочем, вскоре граф сменил гнев на милость, его настроение улучшилось, и он стал уверять посла, «что здесь (при дворе. — Т.Л.) все, и он в особенности, сердечно желают счастливого окончания . переговоров». Финч не сомневался в том, что граф «ничего не питает против самой мысли о союзе, хотя до сих пор и проявлял явное желание отсрочить его заключение», тем не менее, для усиления своей позиции он решил еще переговорить и с герцогом курляндским. дипломат хорошо понимал, что при разговоре с Бироном следует вести себя крайне осторожно, «дабы не проявить ничего похожего на жалобу, которая бы дурно расположила графа Остермана», требуя от него «поспешности», тем более противодействуя ему, что незамедлительно сделает его крайне упрямым10. Поэтому Финч решил не торопить вице-канцлера с принятием решения о договоре.
Между тем прошло несколько недель со дня приезда Финча в Петербург, а дело с договором не двигалось с мертвой точки. Посол ожидал, когда представленный им проект будет переведен на немецкий язык, а затем представлен императрице. А пока он продолжал встречаться с герцогом курляндским, который уверял «в самых любезных выражениях», что и он, и царица расположены к союзу с Великобританией. И вот, на очередной встрече с Остерманом Финч узнал, что проект договора лежит на столе у графа, а сам он на нем сделал свои пометы. Увидев это, посол удалился с низким поклоном. Он полагал, что теперь граф пришлет за ним и будет его «допекать», в свою очередь. «По моему мнению, — писал Финч Гаррингтону, — с этим человеком только так и можно держаться. Буду .ждать, пока меня позовут»11.
В ответном, зашифрованном письме лорд Гаррингтон 24 августа 1740 г. передавал Финчу инструкции короля о необходимости изменения тактики в переговорах. Анализируя результаты бесед посла с графом Остерманом, король пришел к выводу, что «взгляды русского двора значительно изменились, если не по вопросу о самом союзе. то, по крайней мере, по вопросу о его своевременности». Король полагал, что «сильная настойчивость», которая сначала требовалась от дипломата в беседах с Остерманом, теперь должна быть оставлена; «она скорее может замедлить, чем подвинуть дело, подав графу повод думать, будто союз с Россией мы признаем настолько для себя не-
10 Там же. С. 162.
11 Там же. С. 175.
обходимым, что она найдет нас ... всегда готовыми к союзу на каких бы то ни было условиях». «Потрудитесь при последующих беседах с вице-канцлером заявить, — наставлял Финча лорд Гаррингтон, — что король .не доволен медленным ходом переговоров», и приведенные объяснения такой медленности его отнюдь не удовлетворяют, но что он, тем не менее, расположен сохранить самые «дружеские отношения к царице и всегда готов вступить с нею в ближайший союз, если русский двор окажется и со своей стороны расположенным к такому союзу». И далее король приказывал более не настаивать на союзе. «Вам остается только ждать, когда русское правительство признает выгодным завершить дело», советовал король послу12. В заключение депеши государственный секретарь прибавил, что король предлагал более активно привлечь к делу о договоре герцога курляндского, принимая во внимание его постоянное расположение к англо-русскому союзу и к интересам Великобритании. «Вам следует всячески заботиться, дабы вызвать его (Бирона. — Т.П.) к содействию нашим целям у государыни, которое он обещал оказать вам, — советовал Гаррингтон. — Постарайтесь, чтобы он серьезно и деятельно занялся с вами этим вопросом»13. Судя по заключительной фразе лорда, покровительство англичанам, оказываемое герцогом курляндским, воспринималось уже как должное, и от Бирона чуть ли не требовали активного вмешательства в переговорный процесс в интересах Великобритании.
В начале сентября лорд Гаррингтон выслал очередное зашифрованное письмо Э. Финчу. В нем он сообщал о нежелании короля в случае подписания договора «нести расходы, равные с Россией». Положение России и Великобритании далеко не одинаково: опасность союза Швеции с Францией «преимущественно и непосредственно» касается России, а не Великобритании. Потому не следует ожидать, чтобы траты его величества были приравнены к тратам царицы. Тем не менее, король готов «возложить на себя часть бремени»14.
29 сентября 1740 г. переговоры о союзе наконец-то начались. Вести их вызвался сам граф Остерман. Поначалу предполагалось, что заседания будут проходить без протокола. Однако Финч настоял на ведении протокола, дабы избежать в будущем каких-либо недоразумений. Переговоры начались с обсуждения вопроса об императорском титуле государыни, который англичане все еще не желали признавать. Граф Остерман заговорил об этом вопросе «как
12 Там же. С. 177-178.
13 Там же. С. 178-179.
14 Там же. С. 188.
о важнейшем, и настаивал на нем с горячностью, как будто он является самым главным, — докладывал Финч лорду Гарринтону. — Он сказал, что большинство европейских дворов уже признало императорский титул, что его прежде признавала и Англия, как при короле Вильгельме, так и при королеве Анне; что покойный король (Георг I Ганновер. — Т.Л.) предлагал его Петру 1; что титул этот предлагается и Францией, которая в настоящее время готова предложить еще много другое, более значительное, лишь бы русский двор согласился принять ее предложения.»15. Однако Финч предпочел оставить в стороне данный вопрос как не являющийся первоочередным и не имеющий отношения к существу обсуждаемого дела. Тогда Остер-ман стал приводить возражения на основные статьи договора. Посол был вынужден просить разрешения дать письменное объяснение на каждое из них. Спустя неделю свои разъяснения по трактату Финч вручил Остерману.
Через несколько дней вице-канцлер и Финч встретились вновь. Их трехчасовая беседа, а, по словам посла, «трехчасовые пререкания», не привели к желаемому результату. Собеседники просмотрели весь проект, но, несмотря на разъяснения Финча, Остерман упорно продолжал стоять на прежних своих возражениях, и «чуть ли не при каждом существенном пункте настаивал на значительных изменениях», на которые посол согласиться не был уполномочен правительством16.
В это время при дворе произошли чрезвычайные события, которые на время прервали переговоры сторон. 17 октября 1740 г. императрица Анна Иоанновна скончалась. Согласно ее завещанию, императором России стал сын ее племянницы двухмесячный младенец Иоанн Антонович. Сама Анна Леопольдовна была объявлена при нем правительницей. Регентом при императоре назначили герцога курляндского.
Последнее обстоятельство явно было на руку англичанам. Финч не сомневался, что при Бироне, стороннике английских интересов, ему удастся быстро добиться заключения оборонительного договора. Об этом он откровенно писал Гаррингтону в депеше от 21 октября: «Доброе отношение (герцога) к королю хорошо известно и проявлялось постоянно». Послу явно импонировало, что Бирон «держит теперь всю Россию в своих руках». Граф А.П. Бестужев-Рюмин при встрече с Финчем даже шепнул ему, что переговоры «теперь пойдут
15 Там же. С. 221.
16 Там же. С. 231.
хорошо». «Верю, — заключал посол, — так как сближение с королем русским министрам теперь важнее, чем королю сближение с ними»17.
1 ноября Финч сообщал в Лондон о возобновлении переговоров с Остерманом. Примечательно, что из числа переговорщиков вице-канцлер устранил два других кабинет-министра — князя И.А.Черкасского и А.П. Бестужева-Рюмина, тем самым сосредоточив в своих руках решение всех вопросов. Каждая из статей договора обсуждалась самым тщательным образом. При обсуждении 4-й статьи, касающейся численности войск, которые каждая из сторон обязалась поставлять своему союзнику в случае необходимости, начались затруднения. Граф Остерман заявил, что от короля желательно получить не только предложенную помощь на море, но еще и корпус сухопутных войск, равный корпусу, который англичане требуют от России (10 тыс. пехоты и 2 тыс. драгун). Тут Финч не удержался и «взглянул на графа удивленными глазами». Заметив это, граф продолжал: «В подобных случаях необходимо стремиться к совершенному равенству, которого, пожалуй, не окажется, если принять во внимание, что помощь Великобритании может быть полезной России только в течение четырех-пяти месяцев в году . Между тем, сухопутная помощь России является полезной круглый год». Кроме того, продолжал Остерман, нельзя упускать из виду, что английский флот снабжается всем необходимым еще до выхода в море, и все затраченные на его снабжение деньги остаются в стране, тогда как деньги, которые идут на жалованье и продовольствие русских войск, расходуются за границей и не возвращаются в Россию, следовательно, «составляют чистый расход»18. Флот вообще может оказать пользу России разве что при войне со Швецией, и вряд ли им можно воспользоваться против Польши или Пруссии. Какой в таком случае помощи можно ожидать от союзника, помимо сухопутных войск, вопрошал вице-канцлер. Финч отвечал, что английский флот потребуется в случае непосредственной опасности для России (при нападении на нее или при ожидании такого нападения), русским же войскам, если в силу трактата и придется двинуться, то не для отражения нападения на Англию, а скорее «ради общей безопасности и свободы Европы, которые столь же настоятельно и постоянно нужны России, как и Англии»19.
Тогда граф напомнил послу, что в первоначальном проекте король, требуя 15 тыс. войска, предлагал эскадру в 800 орудий, но в
17 Там же. С. 246.
18 Там же. С. 258, 259.
19 Там же. С. 262-263.
окончательном варианте проекта речь шла о 16 тыс. человек и 610 орудиях. Финч сослался на расходы, которые король должен принять на себя по снабжению русских войск хлебом, фуражом и квартирами, тогда, как Россия не несет никаких расходов на английский флот. «Полноте, — отвечал граф, — или вы опять намерены торговаться, как купец, упуская из виду основное правило великих монархов — быть друг другу возможно полезными? Я не могу входить в эти тонкие расчеты, вывешивать на руке каждый лишний унций серебра в расходах двух великих держав. .Чтобы, однако, показать вам нашу сговорчивость, прибавлю, что Россия удовольствуется 14 линейными кораблями вместо 16. Что же касается фрегатов, у нас их и у самих достаточно, мы можем даже поделиться с вами, если пожелаете»20.
После этой речи Остерман представил послу список линейных кораблей, которые, как он надеялся, поставит Великобритания. В списке упоминалось о 14 кораблях, снабженных 840 орудиями, и экипаже в 5635 человек. на это посол заявил, что предъявленное требование превышает предложение на 3 корабля, 200 пушек и 1370 человек экипажа. «Боже мой! Какая ничтожная разница, да еще в вашу пользу, — отвечал граф, — стоит ли останавливаться над этим хотя бы минуту!»21.
Жаркие споры возникли у сторон также при обсуждении 5-й статьи, касающейся денежной суммы, которую каждый из союзников обязывался выплатить в случае замены ею военной помощи. Финч предложил обозначить 50-60 тыс. фунтов стерлингов. Остер-ман заметил, что подобные суммы не предлагаются и не принимаются в сношениях великих держав. Он полагал, что «лучше вовсе исключить статью, чем упоминать в ней о сумме столь ничтожной, не стоящей названия субсидии, не имеющей никакого отношения к помощи, предлагаемой сторонами»22. На это Финч заметил, что английская сторона может свободно удвоить сумму (вместо 200 тыс. проставить 400 тыс. руб.). Остерман заявил, что, когда речь идет о трактате, направленном к благу и выгоде обеих сторон, «необходимо заключать его в выгодном смысле» как для одной, так и для другой стороны, «иначе и говорить о нем не стоит». Заметим, что на этом этапе переговоров так и не удалось договориться об окончательной сумме оказываемой помощи.
Серьезные разногласия у сторон начались, когда перешли к обсуждению 15-й статьи, по выражению Финча, «гордиеву узлу воп-
20 Там же. С. 264-265.
21 Там же. С. 266.
22 Там же. С. 267.
роса». Граф Остерман обратил внимание на первые слова статьи: «Настоящий союз не распространяется на войны, ныне существующие...». Тут он сразу же заметил, что речь идет, вероятно, об исключении «настоящей войны короля с Испанией»23. Напомним, что поскольку проект договора составлялся в то время, когда еще шла война России с Турцией, последняя исключалась из договора, как и Испания. Теперь же англичане пожелали, чтобы договор о помощи со стороны России распространялся на Испанию, с которой Великобритания начала войну в 1739 г. Собственно говоря, это и было главной целью оборонительного договора, которую преследовали англичане.
Финч стал настаивать на включении Испании в сферу действия договора. «Поймите, как мало Россия выиграла бы, настояв на исключении настоящей англо-испанской распри, — утверждал посол, — и . какие неудобства такое исключение представило бы для Великобритании». Особенно посла беспокоило, какое впечатление данная статья произведет на членов парламента Великобритании при обсуждении договора. «Я до такой степени сознаю впечатление, которое бы ваше устранение от помощи в настоящей войне произвело при чтении договора в парламенте, — заявлял Финч, — мне до такой степени очевидно тяжелое чувство, которое это условие при настоящих обстоятельствах должно возбудить в палате, что подписать его. значило бы рисковать головой, и — что для меня особенно дорого — честью и добрым именем. . Я. вполне убежден, что Его Величество лучше откажется от всего договора, чем согласится на предложенное условие»24.
Подобные высказывания Финча глубоко задели графа Остерма-на. «Англия стремится исключить (из договора. — Т.П.) все народы, России же не позволяет исключить никого, — заявил он. — Турки и весь Восток вычеркнуты». Вице-канцлер попытался напомнить послу о предложениях Франции, которая гарантировала все завоевания России и даже «новые приобретения, где бы то ни было». Франция обещает «самые деятельные услуги» против нападений со стороны Турции; а в случае, если бы турки все-таки напали, то французы обещают выплачивать России три миллиона турецких лир в течение всей войны. «Эти предложения не вашим чета!» — с горечью заявил граф, а затем добавил, что Россия не боится нападения со стороны ближайших соседей (Польши и Пруссии. — Т.П.), а если одна из них начнет «неприязненные действия», то какую пользу в таком случае Россия извлечет из английского флота в войне против них?
23 Там же. С. 275.
24 Там же. С. 277-278.
Короче говоря, настаивал Остерман, пункт об Испании в договоре не должен упоминаться вовсе.
Финч возмутился подобной постановкой вопроса, вновь сославшись на мнение парламента. «Боже правый! — возразил граф, — и парламента вашего не забудем, и за вами останется слава хорошего дипломата». И далее Остерман изложил свой план: статья остается в указанном им виде, а в сепаратной и «секретнейшей статье» Россия обязуется признать полное действие трактата с момента его подписания в случае, если подвергнутся нападению королевские владения, за исключением Гибралтара и Порт-Магона.
На этом прения сторон по поводу 15-й статьи завершились. Граф Остерман от своего требования не захотел отказаться, а Финч не мог взять на себя ответственность, чтобы принять это предложение. В сущности, данные переговоры, как утверждал посол, — это его «пробный камень в трактатах такой важности», и он, чувствуя себя новичком, «рад, что, изложив факты, обязан выждать королевских приказаний»25.
1 ноября 1740 г. Финч направил Гаррингтону послание, в котором подробно осветил ход переговоров. Он признал, что Остерман не имел ничего личного против трактата, но только опасался, чтобы Россия не была «впутана, ввергнута в войну (с Испанией. — Т.Л.) именно в то время, когда ей нужен продолжительный мир»26. Вице-канцлер согласился, что сторонам понадобится взаимная военная помощь, а сумма ее замены должна составлять 100 тыс. фунтов ст.27
Послание было также дополнено пятью сепаратными статьями к договору. Первая из них касалась признания королем Великобритании императорского титула за правительницей России с условием, что ни она, ни ее наследники «в силу такого достоинства и такого титула никогда не заявят претензии ни на какие прерогативы, ни на какое первенство, по какому бы то ни было поводу»28. Вторая сепаратная и секретная статья, с одной стороны, подтверждала, что действие договора не распространяется на войны, которые могут произойти между Россией и Портой, а с другой — гарантировала помощь России королю в случае, если он в течение «настоящей войны с Испанией» подвергнется нападению других держав на его королевство и другие владения в Европе. Как видно, указанная статья была все-таки принята в редакции, предложенной англичанами.
25 Там же. С. 284.
26 Там же. С. 296.
27 Там же. С. 303.
28 Там же. С. 312.
Третья секретная статья обеспечивала гарантии герцогства курляндского под управлением герцога (Бирона), которого король обещал всегда поддерживать на его посту. Как видно, Георг II по достоинству оценил помощь Бирона в подготовке союзного договора.
Четвертая сепаратная статья подтверждала пролонгацию действия торгового договора от 1734 г. на 24 года вместо прежде установленных 15 лет. Наконец, последняя сепаратная статья приглашала курфюрста саксонского и короля польского присоединиться «к означенному договору или к тем статьям оного, которые они признают соответствующими своему положению, интересам и силам своих наследственных владений»29.
Казалось бы, на этом в истории с договором можно было поставить точку. Однако этого не случилось. Стоило графу Остерма-ну задать послу вопрос о возможности использования британской эскадры в помощь России в случае войны со Швецией, как Финч тут же заметил, что «дела еще не достигли положения, требующего соглашения такого характера». Более того, в своей депеше в Лондон посол предложил: если ход войны с Испанией не позволит его величеству прислать в россию эскадру, «условленную при наличности casus foederis (случай договора. — Т.Л.)», то следовало отказаться от ратификации договора и пожертвовать Финчем, заявив, будто тот не понял данных ему инструкций и превысил свои полномочия. Посол хорошо понимал, что Англия не сможет рассчитывать ни на какие выгоды от такого договора, если русские «с первого же раза обманутся в возлагаемых на него ожиданиях». «Ваше превосходительство легко поймете, — обращался Финч к Гаррингтону, — что мне после такого эпизода оставаться в Петербурге немыслимо ... Я действительно от всего сердца желаю выбраться отсюда .тем не менее. понимаю, что личное мое удовлетворение, даже восстановление моего здоровья, не может быть куплено такой дорогой ценой»30.
В депеше в Лондон от 20 июня 1741 г. Финч сообщал, что вынужден приготовить графа Остермана к известию о невозможности прислать английскую эскадру, как было заявлено в договоре, на помощь россии в преддверии войны со Швецией. Посол был также уверен, что граф не согласится на замену эскадры деньгами. Совершенно ясно, писал Финч, что «здесь принимают близко к сердцу именно
29 Там же. С. 318.
30 Дипломатическая переписка английских послов и посланников и при русском дворе (с 7 марта 1741 по 16 июля 1742 г.) // Сборник императорского русского исторического общества. Т. 91. СПб., 1894. С. 45-46.
вопрос о помощи на море, решаясь просить о ней даже прежде, чем война вспыхнула»31.
Дальнейшие беседы с Остерманом привели Финча в уныние. «Признаюсь, — писал он Гаррингтону, — договор наш является мне разрушенным, ратификации мы никогда не дождемся, а намеки, которые граф Остерман от времени до времени делает на Францию с целью встревожить нас, Россия может скоро осуществить ради своего спасения»32. К столь мрачным выводам посол пришел после того, как граф Остерман твердо заявил: «деньги здесь никогда приняты не будут», и что он сам признал бы себя изменником России, если бы посоветовал правительнице принять их. «Раз мы не получим эскадры, на которую было вполне рассчитывали, нам придется обойтись своими средствами. Если эскадра явится, наша война со Швецией будет кратковременна, без нее война может затянуться»33. Граф утверждал, что опасности для России эта война не представляет, но пока она ведется, Россия не сможет никому помочь. Из сказанного Финч заключал, что ратификация договора англичанами окажется излишней.
Между тем в Лондоне так не считали. 23 июня 1741 г. граф Ньюкасл, занимавшийся договором, направил Финчу депешу, в которой подробно изложил позицию короля по данному вопросу. Он отметил, что лорды юстиции рассмотрели присланный договор и сепаратные статьи и поручили сообщить послу следующее: несмотря на то что русское правительство мешкало с переговорами, продлевало их несколько месяцев, а затем внезапно согласилось на заключение трактата, скорее всего из-за опасения разрыва отношений со Швецией, они признают союз с Россией в настоящее время желательным и полезным, «как в интересах Великобритании, так и ради общего блага Европы». Тем не менее, король считает, что 6-я статья, которая требует от Англии отправить эскадру на помощь России, несмотря на войну с Испанией, затруднительна для исполнения. Однако, желая предоставить русскому двору явное доказательство своего дружеского расположения и устранить все препятствия к окончательному заключению союзного договора, король согласен, чтобы война с Испанией не признавалась основанием для отказа от условленной помощи, и готов, невзирая на эту войну, выслать, в случае требования, условленную эскадру, или выплатить соответствующие деньги. «Можете уверить русское правительство, — советовал Ньюкасл по-
31 Там же. С. 156.
32 Там же. С. 157.
33 Там же. С. 161-162.
слу, — что король предпочтет отправку эскадры, если только это окажется возможным без величайших затруднений, без опасности для собственных владений его величества»34.
Вскоре Остерман пригласил Финча к себе, чтобы сообщить об объявлении Швецией войны России. Посол запросил Лондон сообщить ему инструкции на этот счет. Финча интересовало, решится ли король принять на себя обязательство по высылке эскадры в Балтийское море в случае, если туда будет прислана французская эскадра. Кроме того, он хотел узнать, можно ли надеяться на завершение действия трактата, или же следует признать его «неудавшимся». В ответном зашифрованном послании лорд Гаррингтон, успокаивая Финча, выражал надежду, что король сможет прислать эскадру, «не обязываясь субсидией».
Полагая, что эпопея с оборонительным договором завершена, Финч напомнил лорду Гаррингтону, что пора подумать о вознаграждении лиц, участвовавших в его подготовке. На его взгляд, следовало предложить 1500 фунтов ст. графу Остерману, поскольку «он один нес на себе все заботы по переговорам», и по 800 фунтов двум другим министрам. 500 фунтов предлагалось выдать канцелярии35. Когда об этом стало известно Остерману, он заметил, что не может допустить «ни малейшего отличия в свою пользу в ущерб своим сотоварищам». «Во имя нашей дружбы, — продолжал граф, — прошу . и настаиваю на этой просьбе: поровняйте нас; и. убавьте предназначенное мне и увеличьте доли моих сотоварищей; дайте по тысяче фунтов на каждого из нас»36. Когда Финч спустя несколько дней встретил графа Остермана, тот заметил, что если бы король оказал ему честь, прислав свой портрет или перстень, то он принял бы это за «великую милость со стороны Его Величества, и хранил бы присланную вещь ... как свидетельство доброго расположения короля; от всякого же денежного подарка должен отказаться решительно»37. В конце концов, стороны пришли к соглашению: предназначенные на подарки фунты разменяют на русские деньги и выдадут каждому из участников переговоров по 5 тыс. рублей, а канцелярии 3 тыс. рублей.
В депеше от 7 ноября 1741 г. Финч докладывал Гаррингтону о своем очередном визите к Остерману и приятном известии, полученном от него. «Могу, кажется, наконец, поздравить ваше превосходительство с окончанием долгих переговоров, — писал посол, — так
34 Там же. С. 165-166.
35 Там же. С. 265.
36 Там же. С. 322.
37 Там же. С. 324.
как граф заявил, что еще до обеда пришлет мне статью, подписанную русскими уполномоченными, дабы и я подписал ее со своей стороны. Редактирована она слово в слово, согласно с текстом, присланным мне . герцогом Ньюкаслом, за исключением немногих. изменений в конце, касающихся обмена ратификаций, для которого ожидаем только изготовления серебряных ящиков, которые здесь заказали, увидев мои, и которые граф надеется получить в понедельник. Как только все формальности будут выполнены, поспешу, не теряя времени, переслать вам документы с нарочным»38. 8 ноября 1741 г. стороны обменялись ратификациями.
Так завершилась длительная эпопея с подготовкой и подписанием российско-британского оборонительного договора 1741 г., однако его претворение в жизнь замедлилось из-за очередного дворцового переворота. 25 ноября к власти пришла дочь Петра I — Елизавета Петровна. Английский король ратифицировал союзный договор еще в июне 1741 г., а его секретные статьи — в ноябре того же года. Россия же отказалась это сделать из-за нежелания Англии оказать помощь в начавшейся в августе 1742 г. войне со Швецией. По условиям договора стороны обязались в случае нападения на одну из них оказать военную помощь друг другу. Англия должна была выставить 12 кораблей, вооруженных 700 пушками, Россия — 10 тыс. пехоты и 2 тыс. конницы. Союзный договор исключал оказание помощи России в случае ее войны с Турцией, Ираном или крымскими татарами. Россия, в свою очередь, отказывала Великобритании в помощи в случае ее войны с Испанией, Португалией и на территории Италии. Отдельной статьей был продлен торговый договор 1734 г. на 20 лет Действие союзного договора устанавливалось первоначально также сроком на 20 лет39. Однако в 1742 г. российско-британские переговоры возобновились и завершились подписанием в Москве договора, воспроизводившего условия предыдущего трактата, и его ратификацией российской стороной. Новый договор был заключен на 15 лет. Его продлением британской дипломатии пришлось заняться уже в правление Екатерины II40.
Как мы могли убедиться, подготовка к заключению союзного договора Великобритании и России велась в условиях продолжительных и ожесточенных споров сторон. Британская дипломатия
38 Там же. С. 312.
39 Соколов А.Б. Навстречу друг другу. Россия и Англия в ХУ1-ХУШ вв. Ярославль, 1992. С. 229.
40 Подробнее о продлении российско-британских союзного и торгового договоров см.: Лабутина Т.Л. Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние. СПб., 2019. С. 73-139..
приложила немало усилий, чтобы добиться для себя максимальной выгоды при его заключении. Выдержку, хладнокровие и умение лавировать в сложных ситуациях проявила и российская сторона, хотя отдельные государственные деятели (Э. Бирон) защищали интересы скорее англичан, нежели своих сограждан. Между тем британское правительство так и не выполнило одно из главных условий союзного договора, отказавшись выслать эскадру кораблей в Балтийское море, когда Россия вступила в войну со Швецией. Таким образом, договор, являвшийся камнем преткновений в дипломатической дуэли сторон, не был реализован на практике, сохранившись, по сути дела, лишь на бумаге.
References
Diplomaticheskiy slovar' [D^loi/iatte Diction ary] / Comp. by A.Ya.Vyshinskiy, S.A. Lozovskiy. Vol. 2. Moscow: ¡гсЫеовйл) ро1Шс1^ыоу literatury, 1950. 955 p.
Labutina T.L. Britamkiye diplomaty i Yekaterina II. Dialog i protivostoyaniye [BritishDiplomats and Catherine II. Dialogue and Confrontation]. Saint Petersburg: Al^te^a^ 2019. 458 p.
SokolovA.B. NavsSrechu drugdmggu. Rossiya iAngliya vXVI-XV9H vv. [Meeting Each Other Half Way. Russia and England in the 16th — 18th Centuries]. Yaroslavl': Verkhne-Volzhskoye knizhnoye izdatel'stvo, 1992. 229 p.
Поступила в редакцию 18 апреля 2021 г.
