CC BY
43
ПУТЬ К ЧИТАТЕЛЮ
удк 331
Прусс И.В. ДИПЛОМ И РУБЛЬ
Статья представляет собой развернутую рецензию на сборник «Российский работник: образование, профессия, квалификация (редакторы В. Гимпельсон и Р. Капелюшников*).
Ключевые слова: Российский рынок труда, соотношение образования и уровня зарплаты. Структура рабочих мест.
Сколько стоит ваш диплом о высшем образовании - не тот, который можно купить в подземном переходе, а ваш, заработанный честным трудом в университетской библиотеке, лекционной аудитории и на семинарах?
Непривычно и даже неприлично измерять рублем столь возвышенную ценность, как знание. А развитие личности? А польза родному государству и обществу, которая благодаря учебе возросла многократно? Вот государственную пользу у нас считают. Правда, как дикари или люди, которым есть что скрывать, обходятся неопределенным «много»: тебя пять лет учили одному, а ты занимаешься совсем другим из личных корыстных соображений. Знаешь, сколько государство на этом потеряло? Много! Тебя бесплатно учили, а ты утек за границу вместе со своими мозгами - знаешь, сколько на этом потеряло государство? Очень много! И ты сразу должен чувствовать себя виноватым, но почему-то не чувствуешь. Я вам ничем не обязан, мои родители платили налоги - в том числе и на мое образование. Если я вам нужен как специалист, почему у этого специалиста такая нищая зарплата и такие условия труда?
Но ведь есть и другой счет - личный. Стоило ли учиться в вузе? Во сколько мне обошелся каждый год обучения? Сколько я выиграл и сколько проиграл?
Ответ - в деньгах - прост. Вычтите из своей годовой зарплаты зарплату человека с общим средним образованием (по международной классификации среднее специальное входит в понятое «третичное образование» вместе с высшим, хотя почему - мне объяснить трудно) - и вы получите «отдачу» каждого года обучения в вузе (и техникуме). Издержки, которые, разумеется, тоже надо учесть, состоят не только из прямых расходов (плата за обучение, например), но и из потерянного заработка - того, что человек мог бы получить, если бы пошел не учиться, а работать.
Утверждают, что у нас слишком много специалистов с дипломами, нам столько не нужно, а нуж-
ны квалифицированные рабочие, которых ужас как не хватает. Навыпускали множество экономистов и юристов, приличное место не найдешь, а производство стонет без хороших инженеров. Значит, надо идти не в экономисты, а в инженеры...
Не верьте. Верьте в «невидимую руку рынка», ибо именно она распоряжается на нашем рынке образования. Тысячи, десятки тысяч выпускников средних школ, не сговариваясь, принимают согласованное решение - поступать в вуз, причем не на инженерные специальности. Знаете, почему? Потому что это - самое выгодное вложение средств. Не для всех. Но об этом - отдельно.
Охотники за дипломами
Вам скажут, что советская власть накопила для нас человеческий капитал (говорим только об образовании) немыслимых размеров и что мы на этот капитал живем, но, что еще хуже, неумело, преступно его растрачиваем.
В том, что касается высшего образования, - опять не верьте. Доступ к нему в стране Советов был ограничен: вузов было не так много; конкурс в лучшие доходил до 20-50 человек на место, но расширяться им все равно не разрешали. И структура высшего образования была диковинной. Вузы планово обслуживали запросы российской экономики: раздутый промышленный сектор и недоразвитая сфера услуг, на производстве доминировали тяжелая промышленность и оборонный комплекс, а потребительские товары, фармацевтика, бытовая электроника оставались на вторых-третьих ролях. Короче говоря, мы все время готовились к войне, сидя в своем осажденном социалистическом лагере, как на бивуаке, где не до комфорта. Наши вузы с начала индустриализации производили множество инженеров, педагогов и врачей, потом их планово расставляли по местам и платили им копейки. В конце концов, профессия инженера девальвировалась настолько, что стыдно было признаться девушке в своей к ней принадлежности, а провинциальные старшеклассницы описывали свое будущее безнадежной формулой «в пед, в мед или замуж».
Бум высшего образования начался в трудное время трансформационного кризиса: в 90-е годы. Именно тогда впервые среднее число накопленных лет обучения в России составило 12 - она попала в первую десятку мирового рейтинга, оставив далеко позади страны БРИК, опередив Великобританию, Францию, Польшу (но все же отстав от мировых лидеров: Чехии, Новой Зеландии, Норвегии, США, Австралии, Германии - на 1,5-2 года). Доля выпускников вузов и техникумов в России примерно вдвое больше, чем в Великобритании, Германии и Франции. При ВВП на душу населения примерно в три раза меньшем, чем в этих странах.
Это сопоставление делает ситуацию особенно впечатляющей. «Стран со столь парадоксальным сочетанием показателей душевого ВВП и охвата третичным образованием мировая практика почти не знает», - замечают авторы сборника по материалам исследования. Мы бедные, но умные.
С 1989 по 2002 годы в стране сократилось число людей, закончивших только полную общеобразовательную школу, практически полностью исчезли работники, ограничившиеся неполной средней школой, но значительно выросло число выпускников вузов и техникумов: они составили две трети работников. За годы кризиса образовательная структура населения улучшилась.
Что за страсть к знаниям на обломках страны, в шоковые годы всеобщей перестройки?
Сам по себе повышенный спрос на работников с высшим и средним специальным образованием именно в такие времена - дело самое нормальное и естественное: он наблюдался во всех постсоциалис-тических странах. Как и все они, Россия столкнулась с новой проблемой: структура экономики менялась, накопленные профессиональные знания стремительно обесценились, резко подскочил спрос на новые профессии, по которым массовой подготовки прежде не было за ненадобностью. Каждому новому предприятию сферы услуг, торговли и легкой промышленности нужны были экономисты, чтобы направлять производство к прибыли или хотя бы уводить от банкротства, маркетологи, чтобы «продвигать» продукцию, юристы, чтобы отстаивать интересы фирмы в бесконечных арбитражных спорах. За 1991-1998 годы более 40% российских работников сменили профессию, из них две трети - в первые годы реформ. Специалисты заговорили о «великой революции человеческого капитала».
Всюду теперь ценились люди с высшим образованием, иногда с любым: они гибче, легче адаптируются к новым условиям, способны к более сложному и более производительному труду, обычно первыми начинают осваивать новые технологии и продукты в повседневной работе и жизни. В сфере услуг и торговле ценились еще два качества человека с дипломом: вежлив с клиентами и менее скло-
нен к воровству Российская система высшего образования, освобожденная от административных ограничений, быстро подстроилась под требования рынка.
Есть некоторые сомнения в одном из аргументов авторов сборника: что люди с высшим образованием толкают вперед инновационный процесс на производстве. Разумеется, они более способны к этому, чем выпускники начальной и даже полной средней общеобразовательной школы, но «более способны» еще не значит, просто способны. А главное - нет у российских предприятий и у российского рынка труда в целом спроса ни на инновации, ни на специалистов, на них «заточенных». Преувеличены, мне кажется, и представления о коренной перестройке нашей экономики: она, конечно, сильно изменилась, но столько неэффективных предприятий из прошлого коллективными усилиями всяческого начальства держатся на плаву Исследователи и сами удивляются: в других постсоциалистических странах, когда новая структура экономики стабилизировалась, спрос на спецов с вузовскими дипломами тоже стабилизировался, а то и снизился - но только не у нас. Число выпускников вузов за 90-е годы резко выросло, а спрос на них вырос еще больше и продолжал расти все относительно благополучные годы. И даже во время экономического кризиса конца нулевых.
И чем больше появлялось специалистов с высшим образованием, тем выше задиралась планка требований рынка: мало одного диплома, надо два; мало высшего образования, нужны люди с учеными степенями, получившие образование за границей, приносящие оттуда дипломы самых престижных университетов мира.
Все это в высшей степени необходимо нашей сырьевой экономике с придуманным инновационным процессом? И почему это нужно нам с вами?
Потому, например, что отдача наших вложений в высшее образование практически такая же, как в развитых странах.
Но сначала не о рублях, хотя тоже о практическом: о безработице. «Если в 1992 году уровень безработицы среди обладателей высшего образования «отставал» от общего уровня лишь в 1,6 раза, то в 2008 - уже; в 2,3 раза. Вопреки тому, что можно; было бы ожидать, ничто не свидетельствует о начавшемся вытеснении выпускников вузов из занятости в безработицу; скорее можно говорить об обратном процессе - об их «вытягивании из безработицы в занятость».Теперь об интимном - о зарплатах. В 2003 году окончание полной средней школы по сравнению с неполной увеличивало заработки работников почти на 25-35%. По сравнению с выпускниками средних школ закончившие ПТУ зарабатывают на 10%, техникумов и колледжей - на 2025%, а выпускники вузов на 60-80% больше. К 2009
году мужчины с дипломом вуза получали на 70%, а женщины - на 90% больше, чем обладатели только аттестата о полном среднем образовании. (Женщины низкой квалификации или вообще без нее получают гораздо меньше мужчин на тех же работах; образование не уничтожает, но хотя бы смягчает это различие). «Премии» за высшее образование в развитых странах составляют обычно 50-100%.
Высшее образование поможет вам пережить время кризиса: в 2009 году относительные заработки его обладателей (по сравнению с заработками выпускников средних школ) увеличились довольно существенно, тогда как относительные заработки остальных групп остались практически без изменений.
Правда, и тут есть своя российская странность: по сравнению со странами ОЭСР работники с наименьшим уровнем образования зарабатывают больше, а выпускники ПТУ оказываются в худшем, средних специальных учебных заведений - в намного худшем положении, чем выпускники таких же учреждений в развитых странах (относительно, разумеется). То есть на российском рынке труда лучше других чувствуют себя наиболее и наименее образованные и квалифицированные работники, а те, кто «по серединке», проигрывают по сравнению со своими западными коллегами.
«На халяву»
Главный «халявщик» у нас - государство: оно хорошо усвоило уроки советской власти, которая двигалась от одной блистательной победы к другой усилиями работников, которым всегда и сильно недоплачивала. Раньше все это происходило под фанфары и барабанный бой идеологических призывов и похвал, под вдохновенное вранье о благополучии «кубанских казаков», под туманные рассуждения о нашей немыслимой духовности, которая не позволит сознательному гражданину обращать внимание на низменные материи. Теперь недоплачивают, пугая инфляцией, банкротством родного предприятия, необходимостью заново вооружаться (и на новом, современном уровне), а также прямыми упреками: «сами виноваты, как работаете, так и зарабатываете». Исключая, разумеется, себя из круга виноватых в низкой производительности труда в бюджетной сфере из-за плохой организации, в непомерных расходах на содержание себя и чиновников всех уровней, на армию, в неспособности или нежелании справиться с коррупцией и некомпетентностью управленцев.
Итак, позвольте маленький счетец. Занимая почетное место в рейтинге стран с наиболее образованным населением, мы тут же скатываемся в аутсайдеры, как только речь заходит о государственных расходах на образование. Советская власть тратила на него 3,6-3,7% ВВП. Сначала в 90-е годы мы размахнулись аж на 4-4,5%; в первой половине 2000-х
(годы экономического роста и благополучия с высокими ценами на нефть) скатились до 3%, потом, очевидно, не без влияния собственной риторики об инновациях и модернизации, вернулись к 4%. Однако и такой грандиозный скачок не изменил ситуации в целом: мы тратим по этой статье меньше, чем Индия и Бразилия. Мы «ниже линии тренда» - то есть на цели образования Россия тратит меньшую долю ВВП, чем страны того же уровня экономического развития. Казалось бы, французское государство направляет на эти нужды не настолько уж больше: 5,5%, а США и вовсе 5% (своего ВВП, что в абсолютных цифрах выглядит совершенно иначе) - но к государственным расходам прибавляются частные: во Франции 5,9%, в США - 7,4% ВВП. Мы тоже платим за образование своих детей из собственных карманов, добавляя к государственным расходам громадную сумму в 1% ВВП. Я не шучу - цифра действительно для нас очень большая, если иметь в виду наши зарплаты. Но вот для образования - мягко говоря, маловато. Соотношение между долей ВВП на душу населения и расходами на одного учащегося у нас одно из самых низких в мире. Это же только счетная единица - душевой доход, мы с вами этих денег в руках не держали и не мы решаем, куда их потратить.
Зато у нас меньшее, чем в среднем даже для стран ОЭСР, количество учащихся на одного преподавателя. Как вы догадываетесь, особенно в малокомплектных сельских школах. Очевидно, учителям в них платят такие копейки, что это обходится государству дешевле, чем возить детей в большие школы, как это делают во всем мире (ни один шофер не выйдет на работу за учительскую зарплату).
Интересно, что мы сохраняем преимущество маленьких классов и аудиторий и в средней, и в высшей школе. Экономисты объясняют это «действием двух основных факторов - раздутой занятости в системе образования и ограниченных финансовых возможностей государства». Второе звучит несколько странно: представьте себе ферму, хозяин которой от бедности берет все больше и больше работников. Но система образования всегда использовалась и по-прежнему используется для решения социальных задач: чем беднее регион, чем выше там безработица, тем больше учителей. Их зарплата, как и пенсии стариков, помогают семьям выжить. А это позволяет властям не предпринимать других мер для вытягивания региона.
До начала реформ заработная плата в образовании составляла примерно 70% от средней во всей экономике; с появлением большого частного сектора зарплаты бюджетников стали заметно отставать и составили в начале 2000-х 55% от средней по экономике. В большинстве стран мира (а не только в развитых странах) соотношение средних зарплат в образовании и в экономике в целом находится в
интервале 95-115%.
Ну и как вы думаете, хорошие у нас преподаватели? Представьте себе: намного лучше, чем могли бы быть на таких хлебах. Поразительно, но лучше всего мы показываем себя в межстрановых обследованиях по результатам работы именно начальной школы, где зарплаты ниже низкого: российские дети младших классов лучше читают, считают, больше знают, чем их ровесники за рубежом. Неплохо выглядят в некоторых обследованиях ученики средних классов. Плохо - и с каждым разом все хуже - проходят тестирование известной PISA старшеклассники 15 лет: в 2000 году Россия заняла 28-е место из 41, в 2003 - 32-е из 40, в 2006 - 39-е из 56, в 2009 - 43-е из 65. P1SA устроена особым образом: ее тесты проверяют не столько академические знания, сколько умение применять их на практике.
По интегральным оценкам всех обследований школьное образование у нас, весьма посредственное, чуть ниже среднего. Слишком велика доля аутсайдеров (больше она только в Бразилии и в Польше) и слишком мало лидеров, без которых невозможно никакое развитие (меньше, чем у нас, их только в Бразилии и Индии).
Плач по загубленному высшему образованию, как считают авторы исследования, имеет некоторые основания: «По имеющимся косвенным данным, в пореформенный период российская система высшего образования испытала резкую эрозию академических стандартов обучения». На то много причин самого разного свойства. Самая объективная -превращение системы из относительно элитарной в массовую: ни одна система не может пройти такое превращение без потери качества.
К этому можно добавить сохранение советских стандартов внутренней бюрократизации и жесткой иерархичности системы, консервацию лекционного в основном преподавания в ущерб самостоятельной работе студентов, наконец, дозволительность простой халтуры в труде преподавателя, не стесняющегося десятилетиями повторять в своих лекциях одно и то же одними и теми же словами, и много других грехов. Но я хотела бы обратить ваше внимание на другое.
В отличие от школы, студенты вуза - взрослые люди, которые могут сами выбирать, учиться им или не учиться и насколько серьезно учиться. И наши молодые люди показывают себя настоящими «халявщиками». Точнее, они вполне адекватно поняли спрос будущих работодателей: опросы социологов показали, что тех интересовало только наличие диплома, почти никто не смотрел в его вкладыш с перечнем изученных наук и оценками. Следовательно, нечего ходить на лекции, пропадать в библиотеках, тесниться в общежитии, если можно получить диплом, не сходя с рабочего места - то есть заочно. За 1990-2009 годы студентов-заочников стало боль-
ше в три раза, очников - чуть больше, чем в два раза. Во всем мире диплом заочника «стоит» куда меньше, чем диплом выпускника очного отделения, и вполне заслуженно - у нас эти дипломы на рынке труда равны. В странах ОЭСР заочников в среднем 20%, у нас теперь - 54%. Понятно, что издержки такого образования (которые надо вычесть из «премии») минимальны.
Минимизируют их и другим способом: 50-80% старшекурсников совмещают учебу с работой, фактически превращаясь в заочников и получая высшее образование по дешевке. «Можно утверждать, - пишут ученые, - что «цена» российского высшего образования вполне соответствует его «качеству».
Сторонники мифа о высоком качестве нашего образования указывают на то, как легко устраиваются наши выпускники, оказавшись в эмиграции. Исследователи замечают в ответ: высшее образование у нас очень неоднородно, и действительно хорошо оно лишь в узком сегменте.
Авторы выделяют «инновационные» формы человеческого капитала: владение компьютером и знание иностранных языков. С первым у нас все в порядке, особенно если говорить о молодежи. С языками катастрофическая советская ситуация исправляется крайне медленно. Среди 15-19-летних иностранные языки знает 40%; в каждой последующей 10-летней когорте их число уменьшается на 10%. Из «знающих языки» о свободном владении ими заявило 6%, о «полусвободном» - 19, о слабом - 75%.
Но о каких инновациях, о какой модернизации можно говорить, если мы по-прежнему отгорожены от мира языковым барьером? Если наши специалисты не читают профессиональную литературу сразу, как только она появляется, на языках оригинала и, следовательно, выпадают из профессионального контекста?
Кто не сидит за праздничным столом
Как всякое беспрепятственное движение потоков на рынке, мобильность из одной профессии в другую помогает установиться наиболее эффективной структуре экономики. Но. «Повсеместное распространение работы не по специальности может рассматриваться как сигнал того, что эффективное взаимодействие между системой образования и рынком труда нарушено и что значительная часть издержек на образование (как общественных, так и частных) затрачивается впустую».
Лишь половина обладателей дипломов о высшем образовании (не ставших руководителями любого уровня) работает по специальности - это если трактовать ее широко, как принято во всем мире; по нашей узкой и дробной классификации -не больше трети. Мировая статистика таких цифр не знает; в развитых странах с их широким пониманием про-
фессии верными вузовскому образованию остаются 80%. Но самое удивительное: одна из немногих стран, отличающаяся близкой нам дробностью специальностей, - Швеция - тоже дает совсем иные, чем наши, цифры: 61% мужчин и 71% - женщин работают по специальности, полученной в вузе, еще 16% мужчин и 10% женщин - по смежным или близким специальностям (получаем то же, что и во всех развитых странах, 80%-ное соответствие работы и профессии, которой люди обучались в вузах и колледжах). И дробность этим шведам не помешала.
Если до сих пор мы говорили только о росте в зарплате, который дает вузовский диплом, то теперь будем говорить исключительно о потерях Иногда абсолютных, чаще - относительных: соответствие уровня квалификации и полученной специальности рабочему месту повсюду, и у нас в том числе, увеличивает заработок.
У нас чаше остаются на работе высокой квалификации математики, специалисты по компьютерам и преподаватели средней школы. Верность выбранной специальности хранят более других врачи, математики и компьютерщики. Уходят из своей специальности чаще всего выпускники сельскохозяйственных и инженерных вузов. При прочих равных условиях инженеры гораздо чаще трудятся на рабочих местах, где не требуется высшего образования, чем юристы и экономисты - это к мифу о перепроизводстве последних и жуткой нехватке инженеров. Общая численность занятых в промышленности -главном потребителе труда инженеров - сократилась за двадцать лет почти вдвое, это теперь лишь пятая часть всех работников, а самих инженеров -45% выпускников вузов (мужского пола, женщин чуть меньше).
Структура специальностей в среднем профессиональном образовании еще более не совпадает со структурой рабочих мест. И опять хуже всех приходится обладателям технических специальностей: почти 2/3 из них «съезжают вниз», туда, где их подготовка явно избыточна, а треть просто становятся рабочими средней и низкой квалификации. «Фактически среднее специальное образование оказывается невостребованным ни в качестве запаса знаний и умений, ни в качестве поддерживающего со-
циального лифта». Как правило, верность полученному диплому сохраняют лишь средний медицинский персонал и работники дошкольного обучения.
Мобильность «вниз» везде штрафуется: человек теряет по сравнению с тем, что получают «правильно» образованные и занятые работники, от 8% заработка в Португалии до 27% в Великобритании.
«Если одни не работают по специальности, потому что их специальность не востребована, то многие работают по своей специальности только потому, что у них отсутствует альтернативный выбор, -резонно замечают авторы. - При этом проигрывают в терминах заработной платы и те, и другие».
Но мы все равно хотим высокой зарплаты!
И потому - поскольку выгоды высшего образования пока неоспоримы - молодежь будет стремиться в вузы. Когда выгоды эти уменьшатся, тогда и в семьях начнут считать, стоит ли тратить время и силы на образование, которое очень может не пригодиться.
Чтобы ускорить отрезвление и оздоровить ситуацию в вузах, исследователи предлагают резко поднять цену, которую надо платить за высшее образование. Разумеется, не буквально в рублях и копейках. Вернуть студентов в аудитории могут резкое сокращение масштабов заочного обучения и резкое увеличение отсева на всех курсах (что почти равносильно запрету совмещать учебу с работой). Государству придется раскошелиться на стипендии, чтобы на них можно было жить. Но и студенту придется грызть гранит науки, а не отдыхать в общежитии или аудитории от трудовых будней в другом месте. К этим вполне здравым предложениям я бы кое-что еще прибавила. Но мне резонно возразит внимательный читатель: даже нынешний выпускник, как выясняется, избыточно образован - а что будет тогда? Дисбаланс только вырастет, со всеми вытекающими неприятностями...
Внимательный читатель будет прав, но я не знаю, как можно усовершенствовать структуру рабочих мест в нашей экономике. Ясно, что речь идет о модернизации производства и об инновациях не только в сфере технологий, но и в сфере организации труда и производства.Однако пока все призывы двигаться по этому пути ровным счетом ни к чему не привели.
Pruss I.
CERTIFICATE AND RUBLE
Paper presents a detailed review of the book «The Russian worker: education, occupation, qualification (eds B. and R. Gimpelson Kapelyushnikov *).
Keywords: Russian labor market, value education and salary levels. The structure of jobs.
