CC BY
47
нальную компетентность сотрудников; организационную культуру персонала; условия труда сотрудников; способ организации работы персонала.
Понятие социального потенциала организации, которое характеризует как способности сотрудников осуществлять какую-либо деятельность, так и способность самой организации эффективно распорядиться способностями работников, в большей мере отвечает современным потребностям управления, кроме того, дает возможность задействовать профессиональную компетентность, организационную культуру, условия труда и способ организации работы персонала на основе экспектации его поведения благодаря взаимным обязательствам и договоренностям для достижения поставленных целей.
В современных условиях управление социальным потенциалом из рядовой второстепенной функции превратилось в сложную, многофакторную и многоаспектную деятельность, от которой во многом зависит успех организации.
Библиографический список
1. Вавилов, С. В. Психологическое пространство управленческих решений [Текст] / С. В. Вавилов // Социологические исследования. - 2006. - № 5. - С. 93-101.
2. Карпов, А. В. Психология принятия управленческих решений [Текст] / А. В. Карпов. -М., 1998.
3. Петров, В. В. Принятие управленческих решений в когнитивной перспективе [Текст] / В. В. Петров // Системная аналитика и проблемы принятия решений. - М., 1999.
4. Неймар, Ю. Л. Сплоченность как характеристика первичного производственного коллектива и ее социологическое измерение [Текст] / Ю. Л. Неймар // Социологические исследования. -1975. - № 2.
5. Шибутани, Т. Социальная психология [Текст] / Т. Шубитани. - М., 1969.
6. Пригожий, А. И. Методы развития организаций [Текст] / А. И. Пригожий. - М., 2003.
М. Б. Васильев,
аспирант Саратовского государственного технического университета
ДИНАМИКА СОЦИАЛЬНОГО КАПИТАЛА В ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ПРАКТИКАХ СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ: МЕТОДОЛОГИЯ И РЕЗУЛЬТАТЫ ПОЛЕВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
ля анализа динамики социального капитала целесообразно опираться на социологическую парадигму Ф. Тённиса. Именно в его работах заложен, на наш взгляд, надежный фундамент исследования эволюции любых исторических типов социальности. В центре концепции два понятия: «ОетеіпзсИаІЧ»
и «ОезеПБсИа^» [1]. ОететвсИаТ! - способ организации общества, где социальные связи носят органический, основанный на близости субъектов характер. ОезеНзсИаЙ - иной тип. Здесь «чистый контракт становится базисом всей системы» [2, с. 244]. Люди сцеплены интересами, имеющими индивидуалистическую, эгоистическую подоплеку. Эти понятия - теоретические конструкции. Но автор называл их «объективными», способными быть «встроенными» в социальную реальность.
Объективное понятие реагирует на социальный мир, отбирая из него новые моменты и идеи. Такого рода понятия были впоследствии названы идеальными типами. Они обладают свойством «двойной аналитической оптики». Во-первых, они позволяют обозревать общественную структуру в целом. Во-вторых, наиболее корректно они могут употребляться в их взаимодополняющей связке. Целесообразно применить их в анализе динамики социального капитала, который включает отношения между людьми, каналы, по которым циркулируют ресурсы или информация о ресурсах. Социальный капитал не является исключительно характеристикой индивида, он описывает отношения между социальными субъектами, сети отношений, в которые включен данный индивид [3; 4]. В качестве конкретного материала используются нарративы, записанные в рамках крестьяноведческого проекта [5]. Всего было опрошено 490 человек в регионах, репрезентирующих сельскую Россию.
Исторические рамки, в которых исследуются формы динамики социального капитала в хозяйственных практиках сельчан, достаточно широки. Самые ранние свидетельства относятся к началу XX века. Время записи последнего текста -осень 2006 г. Это столетняя история трансформации межсемейных связей, динамики социального капитала. В анализе эволюции социального капитала важно видеть не только систему совершаемых социально-экономических действий, но и понимать схему намерений, замыслов, жизненных планов и мечтаний [6, с. 11].
Важен уровень сельского поселения как системы дворов, связанных сетью многообразных отношений. Эти отношения (т.е. социальный капитал) профилируют облик, характер и специфику каждого конкретного села.
О значении сети соседских отношений хорошо сказал крестьянин Софрон Любимов (ситуация доколхозного двора).
«Есть такая пословица: «Сосед - это семьянин!» «Если чуть что надо, соседи просят: «Ты посматривай тут, в случае чего». Замок - замком, а соседский догляд нужен». (Атамановка Волгоградской области.)
Хотя респондент говорит здесь лишь о необходимости соседского «догляда» за крестьянским домом, постройками, можно полагать, что взаимораскрытость крестьянских дворов как автономных жизненных миров - это трансисторическая норма деревенской повседневности.
Каковы каналы взаимодействия крестьянских семейных хозяйств, формирующие базисную структуру социального капитала? Наиболее насыщенной «зоной контактов» доколхозных крестьянских дворов были дела и заботы, которые можно обозначить как «хозяйственно-экономические». Речь идет об отношениях дворов по поводу сложившейся в селе практике выживания как отдельно-
го двора, так и крестьянского сообщества. Эпицентр междворовых отношений -это система совместных крестьянских действий по распределению главного «инструмента выживания», земли. Рассказывая об этом, респонденты вспоминали мелкие детали процесса наделения семейного хозяйства землей. В этой дотошности проявилось коренное свойство крестьянской натуры - стремление владеть и распоряжаться обозримыми и посильными для хозяйственного присвоения фрагментами биосферы. Нарративы выразительны: «азарт владения» встряхивает и мобилизует как рациональные, так и эмоциональные стороны крестьянского существа, воспоминания наполнены точной «статистикой», окрашены острыми переживаниями.
«Пахотной земли было мало. Землю вместе распределили. Я помню, как землей менялись, делились. Размеряли на всех. Если мальчик родился, прибавляли. Раз в десять лет, потом через пять лет. Бывало, соберутся летом на улице. Палка, - полтора-два метра, - называлась душник. Если ты первый получал, то на следующий год будешь последний получать долю. Колесом все шло». (Кобелево Архангельской области.)
В крестьянских рассказах о практиках доколхозного двора освещается не только порядок распределения земли, но и реконструируются важные детали организационно-хозяйственного механизма использования земельных наделов. Дворы умели соразмерять свои хозяйственно-технологические возможности и физические силы с количеством и качеством труда, необходимого для получения продукции. Если этих возможностей недоставало, налаживалась система компенсационных отношений, которая являлась не только экономически взаимовыгодной, но и психологически комфортной для данного села.
«Я помню, у нас был один единоличник. Он купил молотилку. Но одному она зачем? Он обрабатывал и других. Мы свозили снопы, потом организовывалась помощь в десять - пятнадцать дворов. Говорили: «Сегодня молотим у вас. Завтра переходим к другим». Помню, когда молотилка должна прийти к нам. В доме тревога: «Надо готовиться! Надо людей напоить-накормить». Косилку ведь не каждый имел, объединялись. К этому сейчас стремятся - возродить то, чтобы объединение произошло не сверху, а снизу. Ты крестьянин, я крестьянин. Что нас может объединить? Интерес, стремление, чтобы жить, прокормить семью». (Шабаново Кемеровской области.)
К сфере повседневных организационно-экономических контактов относятся сети, развивающиеся вокруг строительства, эксплуатации и ремонта общедеревенской инфраструктуры (изгородей, плотин, водопоев). Эти отношения при всей их ответственности могли быть неформальными. Они строились на взаимном доверии, простирающемся за пределы данного села.
«Нет, не страдали мы об еде до колхозов! И мясо у нас было без конца. Только вот середь лета мяса не было. Но у нас в Гремячке был один мужик хороший, он мясом торговал. Овец накупит в Петровске, нарежет их и едет по деревням. Подойдет к окошку, постучит.
- Кто?
- Мосолов! Идите, мяса возьмите.
Отец выйдет, скажет: «Да у нас еще свое мясо есть!» А Мосолов отцу говорит: «Ты свое-то скоро съешь, а моего уже не будет. Я его продам. И ты будешь просить, а я тебе не дам!» Шутит он так, Мосолов-то! Отец ему говорит: «Да вот, деньжонок нет - жалованья еще не получил». А Мосолов: «Деньги-то я не прошу. Я тебе говорю: мяса возьми. Деньги потом отдашь». (Красная Речка Саратовской области.)
Иная группа поводов деревенских междворовых контактов связана с «празднично-досуговой» сферой крестьянской повседневности. Деревенское существование было устроено так, что праздник являлся облегченным, более разнообразно украшенным и сытным вариантом будничного порядка жизни. Вот одно из типичных воспоминаний:
«Собирались летом на гульбище. Ходили то до одной улицы, то до другой. Скандалов не было. Праздники были по три дня. На Пасху нарядные выходят, поют, веселятся. Качели. Весело было. Обеды хорошие были. Колядовать ходили: «Сею, сею, по-севаю, с Новым годом поздравляю!» Молодежь - саночки возьмут и гурьбою ходят. Дают всё: и сало, и колбасу, и хлеб. Потом молодежь соберется, и гуляют до утра -водку пьют, пиво. На Масленицу коней украшают, катаются по улицам. В Троицу березы привозят. Самогону богато гнали, целые лагуны. Но раньше пьяных меньше было, по улицам не валялись». (Александровка Алтайского края.)
Дворы были соединены заботой о внешней и внутренней безопасности деревенской повседневности. Эта забота носила форму не столько реализации писаного закона, сколько воспроизведения привычного порядка вещей. Староста и поп не «мельтешили» по мелочам, а решали принципиальные вопросы. Они своим авторитетом обозначали направление правовой самодеятельности отдельных дворов и деревни. Эта самодеятельность нередко принимала форму не очень разборчивого в средствах, но оправданного традицией самосуда.
«Был в деревне сотник. Помню, подъезжает и кричит: «Сегодня будем разбирать вора!» Украла старуха ведро. Надели это ведро ей на шею и повели по деревне. Заставили кричать: «Больше воровать не буду!» Вот такое было наказание. Воров ловили лучше, чем милиция. Был самосуд. Даже убивали воров. Ведь конь - это жизнь для человека. Дороже коня ничего не было для крестьянина. Ехали мужики мимо, и каждый бил этих воров. Так и забивали насмерть. Одного вора убили, у него девочка осталась. Ее общество воспитывало. Каждый двор должен был ее пятидневку кормить». (Плот-никово Новосибирской области.)
Картина, характеризующая нравственно-психологические доминанты отношений дворов, более сложна и противоречива. Сумма повседневных дел, выполняемых крестьянскими дворами сообща, далеко не всегда «параллельна» и равна сумме переживаний, сопровождающих общедеревенские дела. Довольно велик объем моментов взаимопонимания и гармонии в междворовых отношениях. Труд (забота о выживании) и отдых (забота о физической и психологической очистке тела и души) - две сферы деревенской повседневности, где крестьянские дворы примерялись один к другому, сдерживали амбиции, шли на компромиссы, были терпеливыми не только в отношении соседей, но и сельского мира в целом.
«Сейчас молока в деревне не купишь. А раньше, у кого коровы нет, молока тащат ему. Ему столько нанесут - у хозяина столько нет. Вот бы сейчас старые люди встали и сказали: «Да как же вы живете сейчас? Да разве эдак можно жить?!» А тогда какая-то была в жизни желанность! (Красная Речка Саратовской области.)
Отношения современных крестьянских дворов свидетельствуют о значительном сокращении тех запасов социального капитала, который был воплощен в сетях межсемейной поддержки. Современные крестьяне говорят, по существу, о распаде нравственности, об утрате традиций соседского общения и взаимопомощи, о злобе и зависти, прочно разгородившей крестьянские дворы. Под-
черкнуто отрицательная оценка новейшего времени отмечается во всех краях, где записывались крестьянские рассказы. Зная о процессах межсемейной поддержки, наблюдая сельс^ю повседневность в различных регионах России, можно утверждать, что норма все-таки уравновешивает патологию, что участливость, сердечность и доброта не исчезли из деревенского обихода. Хотя многое услышанное от крестьян обескураживает.
В негативизме крестьянских оценок картины отношений новейших дворов прорисовывается как реальность, так и состояние сознания сельского населения, оказавшегося в необычной социально-экономической ситуации. В этой жизни - все немило. И деревенские старики хорошо понимают, что из этой тяжелой ситуации им уже не выбраться, их жизненный ресурс на исходе. Волнуются они за судьбу своих детей и внуков. Отсюда и постоянные срывы в невротическую раздраженность, и систематическое приукрашивание минувших жизненных порядков, и недоумение, и растерянность перед жесткой новизной рыночных отношений. Разорванность нынешних соседских связей - вот что более всего обращает на себя внимание.
«Раньше люди дружнее жили. И не только соседи, а весь хутор был дружный. Сей-час-то все богатые стали. И все злые и ненавистные! А когда люди победнее были, они друг друга уважали и друг другу помогали. Сейчас никто друг к другу не ходит. А раньше всю зиму дома не бываешь: всё по людям ходишь, разговариваешь. А сейчас? Чуть солнышко закатилось, скорей-скорей двери закладываешь. Да еще телевизоры завелись. Зажгут их и сидят как пеньки. А раньше ходили друг к другу. Уступали друг другу, помогали. Все поломки, все ремонты вместе делали. А сейчас?! Один на другого косится! Зачем ругаться, когда человек один раз на свете живет? Сейчас в деревню выйдешь ночью - ни-ко-го нету! Прямо робость берет. И никуды со двора не шагнешь, вдруг какие-нибудь дурачки нападут! Вот такая настала жизнь!» (Атамановка Волгоградской области.)
Весьма отрицательно характеризуется членами сегодняшнего крестьянского двора обстановка, в которой происходят контакты односельчан.
«Ссор сейчас много! Придешь в магазин, аж уши вянут - что люди друг про друга болтают. Я им говорю: «Замолчите, надоели!» Мы у магазина собираемся - делать-то нечего. Вот и пересуды пошли. Бывает, что годами друг с другом не разговаривают». (Свищево Тверской области.)
В отношения новейших дворов все больше начали входить криминальные моменты. В этом проявляется такая степень отчуждения дворов, за которой вполне может последовать развал деревни как крестьянского микрокосма. Это реальная опасность, миновать которую можно не путем укрепления правопорядка, а лишь с помощью новой схемы кооперирования дворов, включения их в систему рыночных связей сначала на микрорегиональном, а впоследствии и на более высоком уровне.
Крестьянское семейное хозяйство хорошо работает тогда, когда оно открыто внешнему миру, когда в нем нуждаются. Когда же оно направлено на путь самовыживания, когда оно игнорируется властями как самостоятельная производственная единица, неизбежны «выбросы» инстинктивного негативизма, в форме воровства, невосприимчивости к нуждам и бедам соседей, систематических словесных перепалок и жестокого рукоприкладства.
«Раньше у нас судьи не было. И милиций не было. Один урядник. И мужики сами распоряжались, наказывали тех, кто озоровал. А сейчас?! Какие там соседские отношения, о чем ты калякаешь?! Это стыд-позор! Я вот ему (кивает на соседский дом за забором)... не доверяю. Ведь мы с ним только и знаем, как бы чего-нибудь спереть друг у друга! Что это за гадость такая! А ведь это из колхоза пошло, милый мой! Ведь в колхозе работают те, которые воруют. Потому что нам в колхозе ничего не дают. Вот и приходится воровать. Жить-то надо! Кормиться надо! Воруем». (Тепловка Саратовской области.)
Такова общая картина. Ее основные детали указывают на существенные сдвиги, происшедшие в нынешней деревенской жизни. Человеческие связи рвутся, распадаются.
«Сейчас - нехорошая жизнь! Сейчас все чего-то дожидаем плохого. Сейчас старух много в селе. Сидим, сидим, да кто-нибудь возьмет и догадается: «Давайте складёмся да выпьем!» Тотчас одного за водкой посылаем, а другие бегут до дома за стряпками. Вот так и живем, так и дружим». (Александровка Алтайского края.)
Методологический итог состоит в том, что изложенный материал может анализироваться в различных социологических проекциях. Однако в связи с его характером адекватную аналитическую процедуру целесообразно начинать с учетом понятий, обоснованных Ф. Тённисом. Крупномасштабная координатная сетка тённисовских социологических категорий не может быть заменена даже самыми подробными картами неоклассических и постмодернистских концепций.
Кроме того, в условиях нормальной эволюции именно отношения дворов есть ключ к пониманию того, насколько село жизнеспособно и продуктивно, как оно, живя здесь и сейчас, порождает новую волну людей и поколений, вписанных в один и тот же регион и пейзаж. Именно в этом и состоит историческая крестьянско-деревенская норма. Эволюционная патология действует в этом плане негативно. Сеть междворовых отношений систематически рвется, искажается. Отношения дворов приобретают характер скандальности и завистливости, и судьба сельского поселения становится непредсказуемой.
Аналитический итог заключается в том, что нами была зафиксирована системная картина постепенной, растянутой на десятилетия трансформации междво-ровых отношений в направлении их частичного или полного распада. Иначе говоря, наблюдается не что иное, как трансформация социальных Gemeinschaft-связей преимущественно в Gesellschaft-связи. Но в пределах данного социальнотерриториального сообщества остаются некие связи, неуничтожимые и функционально специализированные. Эти сетевые структуры, воплощающие основной корпус социального капитала, являются результатом возникшего дефицита социальных организаций и институтов, - дефицита, явственно обнаружившегося на стыке советской и постсоветской эпох. Именно подобного рода социальные трансформации позволяют ставить и исследовать проблему функционирования социального капитала и сетей поддержки как его центрального элемента.
Библиографический список
1. Toennis, F. Gemeinschaft und Gesellschaft [Текст] I F. Toennis. - Leipzig, 1935.
2. EinfUhrung in der Soziologie [Текст]. - Stuttgart, 1965.
3. Бурдье, П. Формы капитала [Текст] / П. Бурдье // Экономическая социология. - 2002. -Т. 3. - № 5. - С. 60-74.
4. Коулман, Дж. Капитал социальный и человеческий [Текст] / Дж. Коулман // Общественные науки и современность. - 2001. - № 3. - С. 122-139.
5. Виноградский, В. Г. Российский крестьянский двор: Эволюция повседневного существования [Текст] / В. Г. Виноградский // Мир России: Социология. Этнология. Культура. - 1996. -№ 3. - С. 3-76.
6. Шанин, Т. Понятие крестьянства. Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире [Текст] / Т. Шанин. - М., 1992.
О.Н. Дмитриева,
ст. преподаватель Саратовского государственного медицинского университета
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ КОНФЛИКТА И КОНСЕНСУСА ВО ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ ВРАЧА И ПАЦИЕНТА
МЛ едицинское обслуживание удовлетворяет как биогенные, так и социогенные потребности человека. В отличие от других социальных институтов, здравоохранение обязано оказывать услуги по поддержанию оптимального уровня здоровья независимо от того, какими материальными возможностями располагает человек [1; 2]. В Конституции РФ (ст. 41) указано: «Медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов по обязательному медицинскому страхованию, других поступлений» [3]. Следовательно, в отличие от представителей многих других профессий врач не является собственником, оказывающим пациенту услуги; он выполняет свой долг перед конкретным больным и перед обществом в целом [4].
В СССР медицинское обслуживание было бесплатным, причем в сознании бывшего советского человека прочно утвердилась уверенность в том, что если он заболеет, то врачи должны сделать все, чтобы его вылечить. Рыночные отношения ставят в равные условия всех, в том числе и работников здравоохранения. Однако здесь мы неизбежно сталкиваемся с противоречием, в соответствии с которым цена услуги, выставленной на рынке здравоохранения, не может складываться по тем же законам, по которым складывается цена других социальных услуг. Приобретая ту или иную вещь, покупатель исходит не только из собственных потребностей, но и сообразуясь со своими финансовыми возможностями. Если бы данный принцип применялся к услугам здравоохранения, то, исходя из финансовых возможностей, для некоторых потребителей лечение серьезной болезни могло бы оказаться недоступной роскошью [5].
