CC BY
31
5. Там же.
6. Аагута О. Н. Логика и лингвистика. Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2000. 116 с. URL: http:// www.philology.ru/linguistics1/laguta-00.htm.
7. Аакофф Дж. Указ. соч. С. 63.
8. Там же. С. 64.
9. Там же. С. 66.
10. Фрумкина Р. М. Психолингвистика: учеб. для студ. высш. учеб. заведений. М.: Изд. центр «Академия», 2001. С. 102-103.
11. Аакофф Дж. Указ. соч. С. 70-71.
12. Там же. С. 79-80.
13. Там же. С. 80-81.
14. Там же. С. 98.
УДК 81''1-027.21
О. Н. Кушнир
ДИНАМИКА ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫХ КОНЦЕПТОВ, ВЕРБАЛИЗУЕМЫХ ЗАИМСТВОВАННЫМИ ПРЕФИКСАМИ (НА ПРИМЕРЕ МАКРОКОНЦЕПТА «ПРОТИВОБОРСТВО, ПРОТИВОСТОЯНИЕ»)
Лингвоконцептологическая реэтимологизация в аспекте динамической синхронии оказывается продуктивным методом при анализе макроконцептов, вербализуемых заимствованными префиксами. В предложенной статье такой анализ приведен на примере макроконцепта «противоборство, противостояние».
Linguoconceptological reetymologization in the aspect of dynamic synchrony appears to be an efficient method of analyzing macroconcepts verbalized by borrowed prefixes. Such analysis is presented in this article on the example of the macroconcept "confrontation, opposition".
Ключевые слова: динамическая лингвоконцепто-логия, лингвоконцептологическая реэтимологизация, сигнификативный концепт.
Keywords: dynamical linguoconceptology, linguoconceptological reetymologization, denotation al concept.
Появление и/или активизацию в современном русском языке многочисленных заимствований связывают по преимуществу с такими хорошо известными причинами, как потребность в именовании новых реалий, необходимость специализации понятий, тенденция к экономии языковых средств и т. п. (см., например, [1]). Однако развитие русской концептосферы связано не только с достаточно очевидными номинативными потребностями или лингвистическими закономерностями, но и с глубинными изменениями в сфере языкового сознания, которые и составляют основной предмет динамической лингвокон-цептологии.
© Кушнир О. Н., 2010
Трудности исследования этих глубинных изменений обусловлены самой природой концепта, находящего опору во внутренней форме вербализующих его ключевых слов, которая, выступая как «явленность этимона», - «всегда смысл, который направляет движение содержательных форм концепта», «инвариант, который приближается к концепту, но ... еще не есть концепт» [2]. Не только русское, но и заимствованное слово как средство вербализации концепта - это «свидетельство русской интуиции» [3], которая, как всякий объект научного исследования, исчерпывающим образом вскрыта быть не может, а сколько-нибудь ощутимые научные подвижки не могут быть достигнуты вне обращения лингвистики к смежным областям знаний о человеке и обществе, особенно в лингвокультурологии (ср., например, следующее замечание, с которым невозможно не согласиться: «Наука о русском языке (и лингвистика в целом) все более ощущает свою зависимость от наличия (или отсутствия) знаний из других, смежных наук о человеке» [4]).
Мы обратились к подвергающимся существенным изменениям сигнификативным концептам, вербализуемым заимствованными префиксами. Концепты, связанные с семантикой префиксальных и префиксоидальных морфем, в том числе заимствованных, остаются вне поля зрения исследователей (например, префиксальные и пре-фиксоидальные дериваты не отражены в основательной работе В. Г. Костомарова «Языковой вкус эпохи» [5]). Между тем изучение лингво-концептуального содержания таких концептов представляется особенно значимым в контексте динамической лингвоконцептологии, основывающейся на материале новейшего времени (рубеж ХХ-ХХ1 вв.), когда появилось множество новых лексем, включающих заимствованные префиксы и префиксоиды (и соотносительных с ними новых концептов), актуализацией, деактуализаци-ей или переосмыслением «старых» концептов.
Обращение к префиксам как средствам вербализации лингвокультурных концептов, рассматриваемых в динамике, позволяет усмотреть некоторые сдвиги в сигнификативном пространстве русской лингвокультуры. В этом смысле метод лингвоконцептологической реэтимологизации, хорошо известный русской концептологии (см., например: [6]), оказывается весьма продуктивным.
Обратимся в качестве примера к анализу макроконцепта «Противостояние, противоборство», который принадлежит к условно выделяемой нами группе векторных концептов (именование предлагается нами в соответствии с представлением о векторном типе антонимии).
Такие концепты, лучше всего просматривающиеся сквозь призму семантики дериватов с префиксом анти-, - одно из существенных средств уп-
Лингвистика
равления общественным сознанием, призванное задавать понятийные ориентиры, формировать отношение к текущим социальным процессам. Помимо анти- напрямую соотносятся с векторной антонимией заимствованный префикс контр- и собственно русская приставка противо--, в совокупности названные префиксы и включающие их дериваты образуют целостное морфосемантическое поле, вербализующее динамически изменяющийся макроконцепт «противостояние, противоборство».
Основное назначение префикса анти- в рамках этого морфосемантического поля и имплицируемого им макроконцепта - создавать образ врага и нацеливать на негативное к нему отношение и/или прямое противодействие. Однако содержание макроконцепта «противостояние, противоборство», рассматриваемого сквозь призму использования анти- и его синонимов в составе производных слов, в советские и постсоветские годы оказывается существенно различным.
Объекты противонаправленности, фиксированные мотивирующими в составе дериватов с префиксом анти-, по данным русского языка советских времен, связаны с теми идеологически «чужими», которые либо находятся за пределами страны (СССР), либо, находясь «внутри», представляют интересы чуждых внешних сил, ср.: антибольшевизм, антивоенный, антикоммунизм, антинаучный, антирабочий, антирасизм, антисемитизм, антифашизм. Семантическая абсурдность дериватов, образованных по такой модели, определяется тем, что конструирование любого понятия «от противного», на основе одного только отрицания или противопоставления чему-либо, является, с точки зрения логики конструирования понятий, не просто непродуктивным, но бессмысленным, поскольку не вскрывает сущности соответствующих явлений (ср.: «...в отрицательных понятиях происходит обобщение по отсутствию признаков. Но понятие, в котором мыслится лишь отсутствие признаков предмета, невозможно» [7]).
Зададим, к примеру, простой вопрос: антинаучный - это какой по номинативному или, тем более, референциальному своему содержанию? По словарному определению, сигнификативное содержание лексемы антинаучный - «чуждый науке». Но что «по жизни», в рамках обиходных представлений считать «чуждым науке»? Религию, мистику, любовь и сострадание, этику вне представлений о «разумном эгоизме»? Генетику и кибернетику, как было в советские времена? Художественное творчество во всех его проявлениях? Вопросы, очевидно, бессмысленные. Как видим, при кажущейся ясности сигнификата конкретное номинативное содержание понятия, стоящего за лексемой антинаучный, оказывается и неопределенным, и неопределимым.
То же самое и с другими приведенными выше примерами, и с производными на контр-, типа контрреволюция, контрреволюционер, контрпропаганда.
Любому квазипонятию (в современной философской терминологии - «пустому знаку», «си-мулякру» [8]), построенному через отрицание или противопоставление, как в случае с префиксом анти-, можно соположить практически любое произвольное номинативное и/или референциаль-ное содержание, что делает симулякры удобным средством манипуляции общественным сознанием.
Лингвокогнитивная и логическая абсурдность понятий, конструировавшихся в советские времена на основе дериватов с анти-, хорошо просматривается в поэтических текстах тех лет, строящихся на принципах языковой игры, ср.: «Взгляну на антилопу-гну / И потихонечку вздохну: / - Зачем, зачем везли в Европу / Такую антиантилопу?!!» (Б. Заходер); в поэме А. Вознесенского «Антимиры»: «Нет женщин - есть антимужчины, / В лесах ревут антимашины», далее пародирование этой поэмы А. Ивановым: «Нас постоянно гложет страх / И аргумент волнует веский: / Что если вдруг в антимирах / Живет и Антивознесенский?» (примеры из книги [9]).
В русском языке рубежа ХХ-ХХ1 вв. дериваты с префиксом анти- и синонимичными ему (а значит, и содержание макроконцепта «противостояние, противоборство») уже не носят характер лингвокогнитивного абсурда, приобретают конкретное номинативное и референциальное содержание. Прежде всего, это проявляется в сфере политики, ср. словарные данные Г. И. Ти-распольского [10]: прилагательные, связанные с именованиями тех политических лидеров, которые в восприятии носителей языка ассоциируются как с их «портретными» характеристиками, так и с ощутимыми для всех аспектами их деятельности: антигорбачевский (и антигорбаче-визм), антиельцинский, антисталинский (и антисталинистский, антисталинист); затем лексемы, образованные от названий политических партий и общественно-политических течений, событий общественно-политической жизни, в семантике которых наличествует конкретное номинативное содержание, в восприятии носителей языка отчетливо соотносящееся с теми или иными референциально ясными явлениями и событиями: антидемократический (и антидемократ), антизабастовочный, антизаконный, антизападный (и антизападничество), антииндивидуализм, антикоммерческий, антикоммунизм (и антикоммунистический, антикоммунист, антикоммуняка, в совершенно новых по сравнению с советскими временами смыслах, фиксирующих изменения в макроконцепте «Коммунизм»), антиконституционный, антикризисный, антима-
сонский, антимонопольный, антинародный, антиноменклатурный, антиперестроечный (и антиперестроечник, контрперестроечный, контрперестройка), антиправовой (и антиправо), антипрезидентский, антиреформатор (и контрреформа), антирыночный (и антирыночно, антирыночник, антирыночность - с очевидной актуализацией макроконцепта «рыночные отношения/рынок», особенно с учетом дериватов с другой морфной структурой - рыночный, контррыночный, нерыночный, внерыночный, по-рыночному), антисемитизм (и антисемитский, антисионистский, с очевидной актуализацией концепта «еврейство/евреи», перекрещивающегося с концептом «масонство/масоны», что отражается в деривате антимасонский), антитоталитарный (с очевидным переосмыслением макроконцепта «советский»).
Любопытно отметить, что дериваты с префиксом противо- в указанном словаре Г. И. Тирас-польского не представлены; в «Толковом словаре русского языка конца XX в.» [11] фиксировано лишь два деривата с противо- - противозаконный и противоправный; с контр- - только контркультура и контркультурный, контрперестройка и контрперестроечный, контрреформа и контрреформаторский.
Таким образом, префикс анти- нельзя рассматривать иначе, как основной морфосеманти-ческий префиксальный маркер динамических изменений, связанных с макроконцептом «противостояние, противоборство».
Семантически смежным с данным макроконцептом по параметру «противостояние/противоборство» является и сигнификативно-коннотатив-ный макроконцепт «мнимый», сигнификативное ядро которого хорошо репрезентируется русской морфемой около- и, соответственно, наречием около, как в деривате околонаучный и словосочетании около науки (ср. дериват паранаука), а коннотативное - прилагательным ненастоящий (ср. лженаука). Этот макроконцепт в рамках рассматриваемого заимствованного морфосеманти-ческого материала представлен дериватами на квази- и псевдо-. Семантические изменения в его рамках аналогичны, но нетождественны изменениям в макроконцепте «противостояние»: логико-семантическая диффузность образований советских лет типа квазинаучный, псевдоискусство, псевдонародный, псевдонаука, псевдореализм (диффузность - в силу неопределенности «науки» и «искусства», «народа» и «реализма» как
понятий, которые существуют в живом языковом сознании «рядовых» носителей языка и даже в сознании научном скорее не как сколько-нибудь строго определенные понятия, но как «свидетельства интуиции», как концепты) преодолевается за счет деактуализации семантических компонентов «противоположный», «противостоящий» (науке, народу и т. д.), при актуализации опорных компонентов «около» и «ненастоящий». Семантика новых образований отчетливо опирается именно на эти семы, ср.: квазиденьги, квазиперестройка, псевдодемократия, псевдопатриот и псевдопатриотизм, псевдорелигиозный, псевдосоциализм, псевдосуверенитет.
«Векторный» характер семантики приведенных новообразований проявляется в том, что именуемые ими феномены нацелены на дискредитацию того, что названо мотивирующим: квазиденьги дискредитируют деньги, псевдопатриотизм затрудняет возможность понять и реализовать патриотизм и т. д.
Примечания
1. Крысин Л. П. Иноязычное слово в контексте современной общественной жизни // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). М.: Языки русской культуры, 1996. С. 146-155.
2. Колесов В. В. Философия русского слова. СПб.: ЮНА, 2002. С. 52.
3. Колесов В. В. Русская ментальность в языке и тексте. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2007. С. 4.
4. Милославский И. Г. Наука о русском языке в постсоветской России // Мир русского слова. 2001. № 1. URL: http://www.gramota.ru/biblio /magazines/ mrs/mrs2001-01/28_204.
5. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи: Из наблюдений над речевой практикой массмедиа. М.: Педагогика-Пресс, 1994.
6. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. Изд. 2-е. М.: Академический проект, 2001.
7. Формальная логика: учебник для филос. фак. ун-тов / отв. ред. И. Я. Чупахин, И. Н. Бродский. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1977. С. 35.
8. Новейший философский словарь. 2-е изд. / сост. и гл. науч. ред. А. А. Грицанов. Минск: Интерпрес-сервис: Книжный дом, 2001. С. 810, 900.
9. Санников В. 3. Русский язык в зеркале языковой игры. 2-е изд. М.: Языки славянской культуры, 2002. С. 153.
10. Тираспольский Г. И. Словарь политической борьбы: Материалы 1988-1996 гг. Сыктывкар, 2006. С. 27-36, 152-153.
11. Толковый словарь русского языка конца XX в.: Языковые изменения / под ред. Г. Н. Скляревской. СПб.: Фолио-Пресс, 1998.
