CC BY
75
УДК 111.8:141.112:530.545
В.Г. Мушич -Громыко, аспирант, (3832)271-72-58, cosmology@cosmologia.ru (Россия, Новосибирск, НГУЭУ)
ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ГУМАНИТАРНЫМ ВОСПРИЯТИЕМ ПРИНЦИПА ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ Н. БОРА:
ПРОБЛЕМА ПОВЕРХНОСТНОГО ПРОЧТЕНИЯ
Ставится вопрос о поверхностном восприятии принципа дополнительности гуманитариями и философами, а также о его поверхностном трактовании. Когда физики говорят с философских позиций о принципе дополнительности, многое остается подразумеваемым (т.е. ясным только для них). Философам необходимо преодолевать это подразумеваемое.
Ключевые слова: дополнительность, принцип дополнительности, репрезентация, оператор, метафора, эквивалентность, эстафета, куматоид (волна).
В самом названии темы статьи уже обозначены проблемы и вопросы, которые мы намерены обсудить. Будем исходить из следующих констатаций: гуманитарное теоретическое мышление не проникает глубоко в содержание указанного принципа; разбивает его на отдельные части и механистически-схоластично дает этим частям чаще и больше превратное объяснение; поверхностное прочтение принципа. Н. Бора влечет за собой путаные объяснения, а далее уже и неверные выводы, при этом претензия велика, и оставляет чувство недоумения при прочтении таких материалов. В Гейзенберг в свое время отмечал, что квантовая механика: «... представляла собой не только однозначные правила объяснения экспериментов, но и язык, на котором можно было говорить о природе в атомном масштабе, а следовательно, относилась к философским. Действительно, размышления Бора об атомных явлениях, начиная с 1912 года, всегда лежали до известной степени между физикой и философией» [1, с. 28]. Обратим внимание на такие слова Гейзенберга, как «однозначные правила объяснения экспериментов». Другими словами, об этом можно сказать следующим образом: противоречивые репрезентации какого-либо исследуемого объекта взяты к рассмотрению и благодаря особым математическим формализмам, особым абстракциям, особым представлениям сведены к некоторому единству, которое и определяет адекватность, а значит, и однозначность правил объяснения противоречивых репрезентаций исследуемого объекта. Конечно, сразу же встает вопрос о том, что подразумевается под этими формализмами, особыми абстракциями, особыми представлениями? Перечислим их, не давая объяснения им ввиду того, что это потребовало бы, наверное, двух или трех подобных статей: волновая функция; коммутирующие и некоммутирующие операторы; принцип суперпозиций; принцип соответствия; собственное значение оператора; экспериментально измеряемое сред-
нее значение величины; дополнительные операторы; дополнительные величины; принцип дополнительности; соотношение неопределенностей; вероятностный смысл квадрата волновой функции; невозможность в некоторых случаях одновременного определения дополнительных величин; пропадание информации в репрезентациях изучаемых объектов об одной из измеряемых дополнительных величин; отличие квантовой концепции вероятности от классической; собственные функции операторов; спектр собственных значений оператора; принцип сопоставления динамической переменной классической механики с определенным линейным оператором; между линейными операторами существуют те же тождественные соотношения, которые существуют в классической механике между соответствующими величинами; при установлении вида операторов пользуются выражениями в декартовых координатах; изучаемые системы могут находиться в состояниях, когда при измерениях получается не одно число, но несколько различных чисел, каждое со своей вероятностью; и т.д.
Рассмотрение всех этих и других перечисленных позиций в совокупности может помочь сформулировать принцип дополнительности следующим образом: смысл принципа, дополнительности заключается в том, чтобы определить те теоретические подходы и формализмы, с помощью которых бы удавалось противоречивые репрезентации сводить к некоторому единству, обеспечивающему адекватное объяснение изучаемого явления или объекта, но обязательно при условии, что в изучаемом объекте найдены дополнительные измеряемые величины, которые существеннейшим образом характеризуют этот изучаемый объект, а операторы, соответствующие этим дополнительным величинам, не коммутируют между собой. Последние два обстоятельства обеспечивают понимание того, почему возникают противоречивые репрезентации. Получение одной или другой репрезентации исследуемого объекта может сопровождаться тем, что информация об одной из измеряемых дополнительных величин сворачивается в этой репрезентации, и тогда возникает ущербное представление об исследуемом объекте. Репрезентации такого рода нужно поместить в поле новых и особенных теоретических представлений и формализмов, которые бы позволили узнать: где и почему информация о дополнительных величинах пропадает; далее наметить те операционные процедуры с соответствующей опорой на новые идеализации, которые бы позволяли извлекать свернутую информацию о дополнительной измеряемой величине в репрезентации через определенное сопоставление этих двух репрезентаций; затем наметить ряд мероприятий, позволяющих получение третьей (по возможности) репрезентации, которая бы наглядно, зримо объясняла механизм возникновения дуальных репрезентаций; на заключительном этапе все три репрезентации сводятся к единому целому, позволяющему создать умозрительную картину истинных превращений изучаемого объекта с од-
новременной интерпретацией его уже «объемных» или целостных характеристик.
В гуманитарных аспектах прочтения принципа дополнительности ничего решительно не меняется. Операторы как преобразователи текста, смыслов тех или иных текстов, их композиционности и структурности, по-прежнему будут оставаться операторами в тех или иных своих качествах. Дополнительные, гуманитарным способом определяемые величины (как характеристики гуманитарных объектов), как пропадали в гуманитарных репрезентациях так и будут пропадать. Дуальность не отменяется ни в языковой, ни в лингвистической среде. В поведенческой среде отношений субъектов все, о чем мы говорили, своей многократной значимостью только усиливается.
Квантовая механика сложна в своем формальном выражении, но в сущностно-аксиоматическом виде она достаточно проста, требуя, тем не менее, тщательного философского осмысления.
Определив для себя некоторые философско-рефлексивные ориентиры, перейдем к конкретному рассмотрению проявлений поверхностного прочтения принципа дополнительности, а также его поверхностных интерпретаций.
Обратимся к статье В.В. Налимова, помещенной в сборнике статей под общим названием «Принцип дополнительности и материалистическая диалектика». Статья называется: «О некоторой параллели между принципом дополнительности Бора и метафорической структурой обыденного языка». В качестве примера В.В. Налимов «берет» психически больного человека, который на вопрос «Что значит выражение «золотые руки»?» отвечает: «Ну что же - человеку после ампутации сделали руки из золота». Вывод указанного автора заключается в следующем: «Психически больной человек воспринимает только одну - прямую логическую нить рассуждений. Неспособность воспринимать метафоры - это один из диагностических признаков нарушения психики» [2]. Чуть ранее в статье можно прочитать: «В нашем обыденном языке к метафоре сходятся две логические нити суждений. В приведенном выше примере одна нить связана с представлением о золоте как о драгоценном металле, другая - с представлением об умельце-человеке, умеющем делать своими руками удивительные вещи». Далее в анализируемой статье приводятся многочисленные примеры, показывающие как к тем или иным понятиям сходятся две логические линии суждений. Окончательный вывод В.В. Налимов осуществляет, ставя в один ряд принцип дополнительности и механизм возникновения метафоры: «К метафоре мы привыкли и поэтому оказались психологически подготовленными к восприятию принципа дополнительности Н. Бора... В нашем представлении, принцип дополнительности - это просто дальнейшее расширение или, если хотите, усиление и возведение в принцип того приема, который в меньшем масштабе повседневного применяется в на-
шем речевом поведении (речь идет опять о метафоре - примечание наше)» [2].
Наш протест сразу возникает в связи с тем, что Налимов не выделяет объект, от которого могут быть получены противоречивые репрезентации. Исследуемый электрон - это один исследуемый объект, и он имеет две противоречивые репрезентации (в виде волны и частицы). Больной человек и человек-умелец - это разные объекты. И вообще, нашему вниманию предлагают только одну репрезентацию: «Ну что же - человеку после ампутации сделали руки из золота». Где же второе суждение больного человека, которое мы могли бы противопоставить первому суждению?
Принцип дополнительности не везде и не всегда может иметь место. Во-первых, он восходит к парадигмальному уровню представлений, а во-вторых, должен быть известен факт пропадания информации в соответствующих репрезентациях, чтобы возникла проблема создания принципа дополнительности (он не возникает сам собой, так сказать, автоматически). Возьмем метафору «бронза мускулов». Слияние качеств «бронзовитости» и «эластичности мускулов» происходит в каждой отдельной голове субъекта. При этом важны индивидуальные пропорции этих качеств. Следовательно, метафора - многозначна; являет собою индивидуальное смешение субъектом определенных качеств объектов; зависит от степени воображения субъекта и есть троп, или употребление слова не в прямом значении. Стороны метафоры принадлежат разным объектам, а не одному, как это имеет место в квантовой механике. Попытка найти единство чего-либо через опору на ассоциацию, означает погружение в субъективность и забвение, одновременно, научной объективности (или объективности в общепринятом смысле).
Из обозначенного выше сборника статей выделим еще одну: «Дополнительность и эквивалентные описания». В самом начале статьи авторы (Э.М. Чудинов и В.И. Золотарёв) пишут: «Понятия «дополнительные» и «эквивалентные» описания являются в некотором смысле альтернативными. Дополнительные описания - это такие, которые содержат информацию о разных сторонах явлений. Напротив, эквивалентными описаниями называются описания одних и тех же эмпирических данных, различающихся лишь характером используемого языка. Спрашивается, существуют ли точки соприкосновения между указанными видами описаний? (...) Могут ли два описания, считающиеся дополнительными, рассматриваться как эквивалентные? Во-вторых, содержат ли описания, признанные эквивалентными, черты, свойственные дополнительным?» [3].
Прежде чем размышлять над смыслом извлечений из статьи авторов, обратимся к пояснению понятий «альтернатива», «эквивалентность», «дополнительность» через обращение к словарю: «альтернатива - каждая из исключающих друг друга возможностей; эквивалентность - равноценность, равнозначность, когда одно можно заменить другим» [4]. В словаре
С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой понятие «дополнение» объясняется как «то, чем что-нибудь дополнено». Такое определение дополнения мыслится как суммирование с чем-то другим (механистическая процедура).
Обратим внимание на второе предложение в цитате Чудинова и Золотарева. Это предложение выражает неопределенность: то ли имеются в виду две разные стороны одного явления, то ли просто две стороны (конечно, разные) двух явлений. Неопределенность указанная «идет» дальше в текст, - смыслы перемешиваются. Путаница усиливается еще ввиду и того, что не учитывается разница между понятием «дополнение» (дополнительность) и принцип дополнительности (в начале статьи мы давали определение принципа дополнительности). Понятие «эквивалент» не допустимо применять к различным репрезентациям одного и того же исследуемого объекта (они не взаимозаменяемы). Э.М. Чудинов и В.И. Золотарев завершают статью выводом: «В то же время «истинные» эквивалентные описания (!? - примечание наше) в некоторых случаях могут удовлетворять обобщенному (? - прим. наше) принципу дополнительности». Вопросов больше нет.
Мы не проводим детального анализа, мы только обозначаем проблему с одновременным указанием на то, что принцип дополнительности обеспечивает (должен обеспечивать) адекватное объяснение противоречивого, касающегося одного и того же объекта или процесса, когда исследователь убеждается в формальном единстве противоречивого и сущностно различного (онтологически различного) противоречивого одновременно. В рамках «обобщенного» (?) принципа дополнительности не может быть допустимо (здесь мы возражаем Чудинову и Золотареву), чтобы дополнительные описания просто различались (т.е. просто взятые вместе, они не дополняют друг друга).
Подтверждением выдвигаемых нами положений в начале статьи являются и некоторые философские позиции М.А. Розова, которые мы принять не можем: «.как соотносятся друг с другом описание феноменологии деятельности и ее механизма? Эстафетная модель позволяет показать, что это соотношение не столь уж тривиально и является некоторым аналогом принципа дополнительности Н. Бора» (это относится к подзаголовку «Принцип дополнительности в гуманитарных науках») [5]. М.А. Розов разъясняет смысл понятия «социальная эстафета»: «Теория социальных эстафет выросла из проблем эпистемологии или, точнее, из глобальной проблемы способа бытия знания и семиотических объектов вообще... Гуманитарные науки и эпистемология в их числе имеют дело с текстом, а последний выступает как бы в двух ипостасях: с одной стороны, это некоторое материальное, вещественное образование, представленное звуковыми колебаниями, пятнами краски на бумаге и т.п., а с другой - нечто несущее смысл, значение, нечто нами понимаемое... Знание безразлично в широких пределах к материалу своего воплощения, к характеру звуков, красок, бу-
маги и т.д. Его содержание не зависит от того, записали мы наши мысли на камне или на папирусе, произнесли вслух, или занесли в электронную память вычислительной машины... Что образует «тело» знания, его социальную «субстанцию», в рамках каких социальных «сил» текст как чисто вещественное образование становится знанием?». М.А. Розов, таким образом, ставит вопрос о дуализме материала текста и его смысла, а далее способах устранения этого дуализма (мы предполагаем, что данный автор надеется на методологию принципа дополнительности, как он его понимает, для того, чтобы объединить знаковую форму и содержание) [5, с. 167-177]. Розов продолжает: «вся наша Культура в конечном итоге живет и передается от поколения к поколению на уровне постоянного воспроизведения непосредственных образцов поведения (через механизм подражания, в том числе социального, по М.А. Розову - примечание наше). Рассуждая таким образом, мы и приходим к представлению о социальных эстафетах как о некоторых исходных, базовых механизмах социальной памяти. Все мы, например, являемся участниками эстафеты курения, актуальными или потенциальными. Для более полного понимания того, что такое социальная эстафета, полезно сопоставить ее с волной (куматоидом)». Далее М.А. Розов объясняет, что Московский университет сменил свое здание; каждые пять лет сменяется состав студентов; каждые три года - состав аспирантов; меняются преподаватели и администраторы, но мы по-прежнему говорим о Московском университете. Разве не напоминает он волну по признаку постоянного обновления материала? (по М.А. Розову). «Все сказанное можно повторить применительно к любому социальному институту» [ 5].
Розов поясняет рисунком смысл эстафеты.
Рисунок на первом квадрате - содержание образца, т.е. некоторый акт деятельности. Последовательность квадрантов - это механизм воспроизведения образцов. Если мы будем смотреть прямо, мы ознакомимся с содержанием эстафеты. Если мы будем смотреть слева, мы увидим конвейер смены образцов. А теперь вернемся к тексту в том месте, когда мы
Схема социального эстафетирования
стали говорить о философии М.А. Розова в соотношении с принципом дополнительности Н. Бора.
Делаем выводы: Описание феноменологии деятельности в простом (механическом) соединении по тексту и механизм передачи этой деятельности по эстафете не имеют никакого отношения (в смысле аналогии) к принципу дополнительности Н. Бора потому, что: а) не выявлен тот объект (явление), который репрезентируется двумя противоречивыми репрезентациями (т.е. описанием феноменологии деятельности, механизмом передачи этой деятельности) постоянно и неукоснительно только в двух формах (т.е. ставится вопрос «А к чему, собственно, мы будем «прикладывать» методологию принципа дополнительности?»). Вопрос о многозначности репрезентаций куматоида как проецирование (последовательности) картинок слева снимает вопрос о возможности аналогизирования социальной эстафеты с принципом дополнительности Н. Бора (проецирование слева не выявляет никакого смысла кроме одного: что-то движется и что-то передается); б) для того, чтобы выявить ту социальную реальность, которая позволяла бы устранение дуализма материала текста и его смысла, опять же нужно ставить вопрос о том, какой объект, собственно, дает репрезентации под именем «материал текста» и «смысл текста». Для первого случая таким объектом является человек - он рождает смыслы текстов. Как видим, опять отпадает вопрос об использовании или опоры на принцип дополнительности, потому что искать дополнительность к разнородным объектам через их противоречивые репрезентации бессмысленно; в) «Что образует «тело» знания, его социальную «субстанцию», в рамках каких социальных «сил» текст как чисто вещественное образование становится знанием?» (так спрашивает М.А. Розов). Мы на этот вопрос ответим, рассмотрев ряд простых примеров: курящему задают вопрос «Вы знаете, что курить нельзя?»; в ста процентах ответов на такие вопросы мы получим одно: «Да, знаю». Субъект же просто информирован о том, что курить нельзя. То, что субъект знает о вреде курения, мы поймем только в том случае, когда увидим его «включенность» в борьбу против зависимости от никотина. Субъект, информированный о вреде курения для себя, окружающих людей, подрастающего поколения и т.д. и одновременно желающий блага многим людям и предпринимающий усилия для достижения этого блага - есть знающий человек. Именно это соединение (информированности и активной деятельности для достижения блага не только себе) -и есть та «субстанция», т.е. «силы», о которых говорил Розов. Но человек в своем мышлении, на уровне мировоззренческого плана пропозиционален. Репрезентируясь в мир, субъект, желающий блага, или нежелающий блага, и выражает своим существованием постоянную проблему дуализма знания и квазизнания. Поиски осуществления принципа дополнительности для решения подобных противоречий составляют формуляр более глубокого
освоения содержания принципа дополнительности, в его квантовом выражении, а также (что более важно) в его гуманитарном приложении.
Таким образом, переосмысление гуманитарных текстов в части их соотнесенности с принципом дополнительности насущно необходимо. Насущно необходимо приостановить поток ментальных клише и ментальных скольжений гуманитарных относительно принципа дополнительности, которые, не вникая глубоко в сущность, скользят по поверхности явлений, совсем не безобидно внося сумятицу в умы и восприятие по поводу отношений в социальных процессах.
Библиографический список
1. Гейзенберг В. Развитие интерпретации квантовой теории // Нильс Бор и развитие физики. М., 1958. С. 23-45.
2. Налимов В.В. О некоторой параллели между принципом дополнительности Бора и метафорической структурой обыденного языка // Принцип дополнительности и материалистическая диалектика. М.: Наука, 1976. С. 121-123.
3. Чудинов Э.М., Золотарев В.И. Дополнительность и эквивалентные описания // Принцип дополнительности и материалистическая диалектика. М.: Наука, 1976. С. 193-207.
4. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. М.: Азбуковник, 2002. 944 с.
5. На теневой стороне: материалы к истории семинара М.А. Розова по эпистемологии и философии науки в Новосибирском Академгородке: сборник научных статей. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2004. 410 с.
6. Мушич-Громыко В.Г. О «дуализме» парных категорий, о принципе дополнительности Н. Бора, о возможности в языковой области знания найти нечто сходное с понятиями «волна», «частица» // Вестник Тюменского государственного университета: научный журнал. 2008. №5. С. 237241.
7. Мушич-Г ромыко В.Г. К вопросу об использовании квантовых представлений для разрешения гуманитарно-этических проблем // Вестник Ставропольского государственного университета: научный журнал. 2008. Выпуск 56(3). С. 174-178.
8. Мушич-Г ромыко В.Г. Осмысление принципа дополнительности в отношении проблем познания в биологии // Известия Российского гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена: Аспирантские тетради: научный журнал. 2008. №34(74). С. 355-360.
9. Мушич-Громыко В.Г. Принцип дополнительности и начертательная геометрия // Вестник Челябинского государственного университета. научный журнал. 2008. №28. С. 125-130.
10. Мушич-Г ромыко В.Г. Принципы дополнительности Н. Бора в его применении к геометрическим объектам // Вестник Оренбургского государственного университета: научный журнал. 2008. №7(89). С. 92-96.
V. G. Moushich-Gromyko
Differentiation of Niels Bohr’s complementarity principle by humanitarian perception: The problem of superficial reading
The question raised in the article is concerning superficial perception of the complementarity principle by scholars and philosophers and superficial treating of it. When physicist speak about the complementarity principle from a philosophical point of view a lot is left only implicated (i.e. comprehensible only by them). Philosophers should avoid implication.
Получено 01.09.2009 г.
УДК 130.2:8
И.Н. Петракова, канд. филос. наук, ассистент, (4872) 56-66-74,
minepochta@rambler.ru (Россия, Тула, ТулГУ)
О МЕНТАЛЬНОСТИ РУССКОЙ И ЕВРОПЕЙСКОЙ: НЕКОТОРЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ И ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
Рассматриваются черты сходства идей, взглядов и биографий русского философа конца XIX - начала XX века В. В. Розанова и нидерландского писателя второй половины XX века Герарда Реве.
Ключевые слова: персоналии, Розанов, Реве, современная литература, нидерландская литература, философия пола, сексуальность, религия.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский философ, писатель, публицист, критик, одна из самых скандальных фигур своего времени, в советский период забытый, а в последние десятилетия «возвращенный» и снова ставший популярным.
Герард Реве (1923-2006) - нидерландский писатель, на родине признанный классиком, «алкоголик, гомосексуалист, фанатичный католик, параноик и истерик, садомазохист и эксгибиционист» (из рецензии издательства), которого сравнительно недавно начали переводить на русский язык.
С одной стороны, неизмеримо далекие друг от друга, а с другой -почти двойники.
Первое, что приходит в голову, когда речь заходит о возможном сходстве В.В. Розанова и Г. Реве, это, конечно, главная для них обоих тема - пол (терминология скорее розановская, можно сказать «сексуальность», «Любовь», сути это не изменит, тем более что понимание пола Розановым динамическое, для него пол - не факт наличия анатомических особенностей, а именно влечение, процесс).
