CC BY
233
DOI 10.24411/2499-9679-2018-10194
УДК 82-94
Е. М. Болдырева
https://orcid.org/0000-0003-2977-7262
Дифференциация фактуальных и фикциональных жанров автобиографической литературы
конца ХХ - начала XXI в.
Статья посвящена решению проблемы соотношения фактуальных и фикциональных жанров автобиографической литературы, подробно анализируется концепция автофикции, дискуссии о которой сорок лет назад начались во французском литературоведении и продолжались в течение более чем 30 лет. Понятие автофикции выдвинуто в 1977 г. С. Дубровским как определение жанрового статуса его романа «Fils» («Сын»): «повествование, характеристики которого соответствуют характеристикам автобиографии, но который провозглашает свое тождество с романом, признавая, что включает в себя реальные элементы в сочетании с мнимыми, вымышленными, сочетает в себе знаки автобиографического обязательства и чистые романные стратегии». В статье рассматриваются проблемы, которые пытались решить французские исследователи автофикции: соотношение правды и вымысла в автобиографии, выявление парадоксального и противоречивого характера понятия «автобиографический пакт», появление термина автофикция обосновывается как в высшей степени закономерное для французской теории литературы, поскольку он терминологически закрепил существующие литературоведческие тенденции. В статье рассматриваются две концепции автофикции: стилистический подход С. Дубровского (метаморфоза автобиографии в автофикцию как изменение типа языка, фикционализация самого процесса письма, точнее, рассмотрение автобиографии прежде всего как языкового феномена, как приключения языка, запись бессознательного, способствующего подлинной самоидентификации) и референциальный подход В. Колонна, постулирующий процесс трансформации в плане изменения соотношения текстовой и экстратекстовой реальности, когда фикционализации подвергается содержание, сами воспоминания, а также тождество автор - рассказчик - персонаж. Данные типы автофикции рассмотрены на примере различных произведений французской литературы (М. Пруста, П. Лоти, П. Модиано, А. Роб-Грийе, Н. Саррот, Ж. Перека и др). Автофикция позиционируется как особый жанр, точнее, модус письма, существующий в поле интерференции мемуарно-автобиографической и собственно романной, фикциональной жанровых систем.
Ключевые слова: жанр, автофикция, автобиографический пакт, автофикциональный текст, метадискурсивность, нарративная идентичность, художественное, документальное.
E. M. Boldyreva
Differentiation of Factual and Fictional Genres of Autobiographical Literature of the end of the XX - the beginning of the 21st century
The article is devoted to a solution of the problem on the ratio offactual and fictional genres of autobiographical literature, the concept of autofiction, discussions about which began in the French literary criticism forty years ago is analyzed in detail and proceeded within more than 30 years. The concept of autofiction is put forward in 1977 by S. Dubrovsky as determination of the genre status of his novel «Fils» («Son»): «the narration which characteristics correspond to characteristics of the autobiography, but which proclaims the identity with the novel, recognizing that it includes real elements in combination with imaginary, fictional, combines signs of autobiographical obligation and pure novelistic strategy». In the article problems which the French researchers of autofiction tried to solve are considered: the ratio of the truth and fiction in autobiographies, identification of paradoxical and contradictory nature of the concept «autobiographical pact», emergence of the term autofiction is proved as extremely natural for the French theory of literature as it terminologically enshrined the existing literary trends. In the article two concepts of autofiction are considered: a stylistic approach of S. Dubrovsky ( autobiography metamorphosis in autofiction as a change of a language type, fictionalization of the process of writing , more precisely, consideration of the autobiography first of all as a language phenomenon, as language adventures, record unconscious, promoting original self-identification) and a reference approach of V. Kolonn postulating the process of transformation in respect of change of the ratio of text and extratext reality when the contents, memoirs and also equivalence of the author - the story-teller - the character is exposed to a fictionalization. These types of autofiction are considered on the example of various French literature works (M. Proust, P. Loti, P. Modiano, A. Rob-Griye, N. Sarrot, Zh. Pereka and др). Autofiction is positioned as a special genre, more precisely, the mode of writing existing in the field of interference of memoirs and autobiographical and actually novelistic, fictional genre systems.
Keywords: genre, autofiction, autobiographical pact, autofictional text, metadiscourse, narrative identity, art, documentary.
© Болдырева Е. М., 2018
«Иногда лишь самая тонкая грань отделяет автобиографию от автобиографической повести или романа. Имена действующих лиц заменены другими - эта условность сразу же переключает произведение в другой ряд, обеспечивая пишущему право на вымысел» [5, с. 133] - эти слова Л. Я. Гинзбург затрагивают важнейшую проблему разграничения фактуальных и фикциональных жанров в рамках автобиографической литературы. Необходимо определить, каковы различия автобиографических и фикциональных текстов, по каким критерием может быть произведена их дифференциация, есть ли разница в стратегии читательской рецепции и, наконец, в каких категориях возможно рассматривать произведения, представляющие собой синтез фактуального и фикци-онального дискурсов? Проблема осложняется тем, что на основании внутритекстовых структурных параметров практически невозможно отличить автобиографию (в строгом смысле термина) от фикциональных жанров, воспроизводящих ее основные черты и обозначаемых в отечественном литературоведении терминами «художественная автобиография», «беллетризованная автобиография», «автобиографический роман» и т. п. Так, М. Маликова, рассматривая природу автобиографического письма В. Набокова, замечает: «Все интратекстуальные черты автобиографии легко имитируются в литературных мистификациях -„Марбот" Вольфганга Хильдесхаймера, притворяющийся биографией некоего воображаемого писателя, строго соблюдает все правила историографического дискурса... Не только фактуальные нормы легко имитируются в беллетристике, но и, напротив, характерные приемы фикционализации широко используются в современном фактуаль-ном повествовании» [8, с. 7-8]. Согласимся с М. Маликовой, что порой затруднительно отличить по интратекстуальным критериям аутентичную автобиографию от автобиографического романа, который ее полностью имитирует.
В отечественной литературоведческой традиции разграничение фактуальных и фикциональ-ных текстов litterature intime осуществлялось преимущественно в категориях «документальное» -«художественное». Не случайно в связи с этим появление термина «художественно-
документальные жанры» как одного из вариантов общеродового понятия наряду с «мемуарно-автобиографической литературой». Однако разграничение фактуальных и фикциональных жанров автобиографической литературы и рассмотре-
ние специфики «промежуточных жанров» должно производиться с учетом следующих критериев:
1. Авторская интенция (установка на факт или его художественную трансформацию).
2. Соотношение событийных единиц, топонимов и антропонимов с реальными коррелятами.
3. Принципы организации художественной реальности.
4. Стратегия чтения, характер «пакта», «соглашения» между автором и читателем.
Все эти проблемы, на наш взгляд, пытались разрешить французские литературоведы в продолжающихся более тридцати лет дискуссиях вокруг понятия «автофикция». Практически сразу после взлета популярности леженовской концепции автобиографического пакта в западноевропейском литературоведении началась активная «антиавтобиографическая» кампания, цель которой - не столько ниспровергнуть автобиографию как жанр, сколько подвергнуть сомнению саму ее способность адекватно воспроизводить биографическую реальность. Объектом деконструкции стали практически все аспекты жанровой номинации Лежена и его концепция автобиографического пакта в целом.
Прежде всего, значительной проблемой для исследователей является соотношение правды и вымысла в автобиографии. Основным парадоксом жанрового статуса автобиографии стал вопрос о принципиальной несовместимости установки автобиографии на искренность и правдивое изложение событий собственной жизни - и невозможность достигнуть этого при помощи ограниченных возможностей письма. Деконструкции подвергается категория истинности и правдивости, поскольку любая автобиография есть не адекватное отражение реальности, а ее семиотизация, концептуализация, реконструкция собственного бытия и самого себя с точки зрения определенной задачи. Литературоведы однозначно заявляют о том, что в автобиографии фактическая достоверность вторична и подчинена правде личности, правде сознания автора и что при запечатлении в слове фактическая правда неизбежно деформируется под воздействием языка. Многие писатели прямо заявляли о невозможности рассказа о собственной жизни, так как она либо не сохранилась в памяти, либо потому что собственное Я, так или иначе, все равно проявляется в качестве самого письма. В качестве аргументов, подтверждающих существование этой проблемы уже в литературе прошлых эпох литературоведы использовали высказывания многих писателей XIX и XX вв. О
fictionnalisation самого себя в тексте писали Флобер с его знаменитой формулировкой «Madame Bovary, c'est moi» («мадам Бовари - это я»), и А. Мальро [33, с. 247]: «ni vrai, ni faux, mais vеcu» («Это не правда и не подделка, а реально прожитое». Здесь и далее перевод мой - Е. Б.), и А. Жид [26, с. 280]: «Les Mémoires ne sont jamais qu'à demi sincères, si grand que soit leur souci de vérité: tout est toujours plus compliqué qu'on ne le dit. Peut-être même approche-t-on de plus près la vérité dans le roman» («Воспоминания являются всегда только наполовину искренними; как бы писатель ни заботился о правде, подлинная реальность всегда сложнее, чем мы о ней говорим. Может быть, большая правда содержится именно в романе?»). Очевидно, что известная формулировка А. Жида «Tityre, c'est moi et ce n'est pas moi» [25, с. 72] является подлинно автофикциональной задолго до появления самого термина.
Второй проблемой, связанной с критическим переосмыслением статуса автобиографии, стало выявление парадоксального и противоречивого характера понятия «автобиографический пакт». Уже в работе «Le pacte autobiographique» Ф. Лежен признает, что фикция, как ни парадоксально, оказывается надежнее, чем автобиография, поскольку она отражает значительные аспекты жизни писателя без явных претензий на правду и истинность и манифестирует подлинную правду личности, а не внешнюю правду событий и размышлений о них, определяя подобный феномен как фантазматический договор le pacte fantasmatique. Читатель приглашен действительно прочитать романы не только как фикции, отсылающие к правде «человеческой природы», а также как разоблачительные вымыслы индивида [30, с. 42]. Он должен понять в итоге, что любая фикция является неосознанной автобиографией. Ле-жен подчеркивает, наконец, что сторонники этого договора не стремятся действительно обесценивать автобиографический жест, который они сами осуществляют; а, напротив, пытаются извлечь из него дополнительный потенциал, открывая автобиографическое пространство и предлагая читателю автобиографическую стратегию чтения текста.
Понятие автофикции, таким образом, оказалось направленным против так называемой «наивной практики» автобиографии, когда возможность правды или искренности автобиографии оказалась радикально поставленной под сомнение, а определение жанрового статуса произведений автобиографического характера - не-
определенным и подвижным. Можно сказать, что именно Ф. Лежен навел французского писателя и критика Сержа Дубровского [21, с. 63] на мысль о парадоксальности автобиографического пакта, и тот заявил о своем желании занять то «вакантное место», которое до сих пор остается пробелом в жанровой системе мемуарно-автобиографической прозы: «.je ne suis pas sur du statut théorique de mon enterprise, ce n'est pas а moi d'en décider, mais j'ai voulu tms profondément remplir cette „case" que votre analyse laissait vide, et c'est un véritable désir qui a soudain lié votre texte critique et ce que j'étais en train d'écrire» («Я не уверен в теоретической значимости моего эксперимента, это не мне решать, но я хотел очень глубоко заполнить это место, которое ваш анализ оставлял пустым, и именно это желание вдруг связало ваш критический текст и то, о чем я стремился написать»). Именно отрицая реальное существование автофикции, автор «Автобиографического пакта» побудил Дубровского ввести и обосновать это понятие, реализовав автофикциональный проект в собственном творчестве. Так, в 1977 г. Дубровский выдвигает понятие «автофикция» как определение жанрового статуса своего романа «Fils» («Сын»), написанного «hors syntaxe du roman traditionnel et nouveau» («Вне синтаксиса традиционного и нового романа») [20]. «Сын», повествование в котором ведется от первого лица и героем которого является сам Дубровский, получает жанровое обозначение «роман». Кроме того, опыт литературного критика побуждает Дубровского акцентировать проблему истинности в литературе. Дубровский определяет таким образом свое собственное «предприятие»: «Fiction d'événements et de faits strictement réels; si l'on veut, autofiction, d'avoir confié le langage d'une aventure à l'aventure du langage, hors sagesse et hors syntaxe du roman, traditionnel ou nouveau» («Фикция событий и строго реальных фактов; если хотите, автофикция превращает языковой рассказ о приключениях в приключения языка, перемещает акцент с событий на способ рассказывания. Это свободное языковое пространство вне мудрости и вне синтаксиса романа, традиционного или нового») [20, с. 15].
Публикация «Сына», конвенциональная природа которого ускользает от «автобиографического пакта», вызвала благосклонность Лежена [31, с. 69]: «les ruses machiavéliques de Doubrovsky m'ont fasciné», потому что его эксперимент располагался «dans une zone frontiére, а cheval entre deux systémes de communication : celui de la vie réelle [...] et celui de la littérature de fiction» («Макиавел-
левские хитрости Doubrovsky меня очаровали, потому что его эксперимент располагался в пограничной зоне, между двумя системами: реальной жизни и литературы фикции»). «Сын» изначально совмещает два типа дискурса: референци-альный и фикциональный - и вводит в литературоведческий оборот новую теоретическую категорию автофикции, претендующую на право занять место в устоявшейся системе жанров автобиографической литературы.
Неологизм автофикция практически сразу же начинает активно обсуждаться в научных кругах, и постепенно вырисовывается три толкования этой категории, зафиксированных в Dictionnaire International des Termes Littéraires [17]. В узком смысле автофикция понимается как «Projection de soi dans un univers fictionnel où l'on aurait pu se trouver, mais où l'on n'a pas vécu réellement» («Прогнозирование самого себя в вымышленном, фикци-ональном мире, где автор мог бы оказаться, но не находился в действительности»). В широком смысле автофикцией стали называть «Tout roman autobiographique, en considérant qu'il y a toujours une part de fiction dans la confession» («Любой автобиографический роман, учитывая что в любой исповеди всегда есть доля фикции»). Наконец, согласно определению самого Дубровского, автофикция - «Récit dont les caractéristiques correspondent à celles de l'autobiographie, mais qui proclame son identité avec le roman en reconnaissant intégrer des faits empruntés à la réalité avec des éléments fictifs. Combinaison des signes de l'engagement autobiographique et de stratégies propres au roman, genre qui se situe entre roman et journal intime» («Повествование, характеристики которого соответствуют характеристикам автобиографии, но который провозглашает свое тождество с романом, признавая, что включает в себя реальные элементы в сочетании с мнимыми, вымышленными, сочетает в себе знаки автобиографического обязательства и чистые романные стратегии») [20, с. 11]. Попытка терминологической кристаллизации была реализована также в программной работе Жака Лекарма « L'Autofiction: un mauvais genre» («Автофикция, низкий жанр»): « Récit dont un auteur, narrateur et protagoniste partagent la même identité nominale et dont l'intitulé générique indique qu'il s'agit d'un roman» («Повествование, в котором автор, рассказчик и главное действующее лицо образуют то же формальное тождество, но заглавие которого указывает, что речь идет о романе») [29, с. 227].
Неологизм Дубровского довольно быстро приобрел большую популярность и стал активно использоваться критиками и литературоведами, однако попытка концептуализации вызвала разнообразные дискуссии, многочисленные интерпретации и породила множество определений, порой радикально отличающихся.
Автофикции были посвящены такие работы, как «Autobiographie / Vérité / Psychanalyse» Сержа Дубровского [18], «Le Golem de l'écriture. De l'auto-fiction au Cybersoi» Режины Робин [35], «Est-il je ? Roman autobiographique et autofiction» («Он - это я? Автобиографический роман и автофикция») Филиппа Гаспарини [23], «Autofiction et autres mythomanies littéraires» («Автофикция и другие литературные мифомании») Венсана Колонна [14], «Défense de Narcisse» («В защиту Нарцисса») Филиппа Вилена [37], «Qui dit je en nous?» («Кто нам говорит «Я»?») Клода Арно [11], «L'autofiction, genre litigieux» («Автофикция - спорный жанр») Мишеля Конта [16]. Кроме того, появилось множество интернет-публикаций, где в рамках рубрики «Autofiction en question» заинтересованные в утверждении нового термина литературоведы, аспиранты и студенты высказывали свои суждения.
Можно утверждать, что появление термина автофикция оказалось в высшей степени закономерным, особенно для французской теории литературы, поскольку он, по сути, терминологически закрепил существующие литературоведческие тенденции. Уже в «Нулевой степени письма» Ролан Барт высказывает свой интерес к чистому повествовательному устройству автофикции. В работе о Пьере Лоти [13, с. 171], упоминая его роман «Aziyadé» («Азиаде»), написанный в 1892 г. (который, кстати, впоследствии будет позиционирован одним из исследователей автофикции Лораном Жени как автофикциональный текст), Барт замечает, что тождество Лоти-автора, члена Французской Академии и Лоти-героя, умершего в молодом возрасте, разрушено. В работе «Le Grain de la voix» Р. Барт утверждает: «Celui qui dit «je» dans le livre est le je de ГеотШте...» («Тот, кто говорит «Я» в книге есть «Я» только письма») и что писатель мог бы справедливо сказать «c'est moi et ce n'est pas moi» («это я и это не я») [12, с. 267]. Можно утверждать таким образом, что Барт -один из редких критиков, который заговорил об автофикции до появления самого термина; он обнаруживает ее существование, терминологически не определяя данный феномен. К тому же очевидно сходство автофикции с тем, что он называет «наглядным изображением», где «в тексте может
появиться его собственный автор (Жене, Пруст), но, разумеется, не как реальное биографическое лицо» (Барт 1994: 598), он говорит о возвращении к автобиографии при помощи автофикции: «И вот тогда-то, быть может, перед нами вновь предстанет субъект, но уже не как иллюзия, а как фикция. Удовольствие возникает за счет того, что человек воображает себя индивидом, создает последнюю, редчайшую фикцию - фикцию самотождественности» [13, с. 514].
Абсолютно радикальную позицию против автофикции занял Ж. Женетт, не принявший автофикцию как конструкцию между фикцией и реальностью. Для него это понятие не является ни новаторским, ни существенным, насколько оно соответствовало бы одному из существующих видов фикции. В «Fiction et diction» Жерар Женетт абсолютно игнорирует технику Дубровского и предлагает точку зрения, абсолютно отличную от автофикции. Основываясь на формальной фиксации тройного тождества, Genette разграничивает две категории: он упоминает, с одной стороны, «les vraies autofictions dont le contenu narratif est, si je puis dire, authentiquement fictionnel» («настоящие автофикции, повествовательное содержание которых, если я могу сказать, подлинно фикцио-нально») [24, с. 87] и, чтобы иллюстрировать эту категорию, цитирует «Божественную комедию» Данте. С другой стороны, он выделяет «fausses autofictions» («неверные (ложные, искаженные) автофикции») в произведениях, которые, по его словам, «ne sont fictions que pour la douane: autrement dit, autobiographies honteuses» («являются фикциями только для таможни: иначе говоря, позорные автобиографии») [24, с. 87]. Женетт считает абсурдным колебания автора, бормочущего: «это я и это не я». Чтобы акцентировать гибридный статус этого «полумнимого, полуподлинного» договора, он говорит о «pro^se boiteuse» («хромом (нескладном) протезе» [24, с. 87]). Но в противовес скептикам и оппонентам, называющим автофикцию «un mauvais genre», низким жанром (Жак Лекарм), «genre litigieux», спорным жанром (Мишель Конта), и объявляющим ее «двусмысленным и опасным жанром», «дурным тоном» [16, с. 22], появилось значительное количество тех исследователей, у которых понятие автофикции вызвало неподдельный интерес. Термин пришелся по вкусу издателям, критикам, преподавателям, так как он позволял им акцентировать внимание на литературной природе текста. Теоретическая рефлексия французских литературоведов по поводу термина автофикция позволила выявить свя-
занные с ней проблемы и определить возможность «укоренения» термина в традиционном категориальном аппарате, степень его репрезентативности для исследования произведений автобиографической литературы и возможность его использования для дефиниции автобиографических текстов, созданных в предшествующей литературной традиции.
Прежде всего, рассматривая вопрос о том, является ли термин автофикция репрезентативным только для рассмотрения текстов автора неологизма Дубровского или он может быть использован для анализа других произведений автобиографической литературы, литературоведы закономерно осознали необходимость расширения границ понятия, чтобы определить его место в системе автобиографических жанров и установить его соответствие с другими жанрами. Термин активно стал применяться к произведениям, которые раньше определялись как автобиографии и автобиографические романы. Многие критики осознают, что с 70-х гг. французский роман буквально захвачен постоянно растущим количеством повествовательных текстов, где трудно отличить автобиографии от автофикций (таковы, например, романы Патрика Модиано) или где рассказчики (которые носят имена авторов) переживают фантастические и неправдоподобные приключения: «L'imprécateur» («Проклятый») Виктора-Рене Пиля (1974) или "W, ou le souvenir d'enfance» («W, или воспоминание детства») Жоржа Перека (1975). Поэтому появляется ряд работ, авторы которых применяют понятие автофикции к произведениям писателей как современных, так и прошлых эпох. Венсан Колонна, Жак Лекарм, Режин Робин и опять же Филипп Лежен пытаются объединять разнообразные типологически сходные тексты, позиционировав их как автофикции. Этим они преодолевают чересчур ограниченное и специфическое определение Дубровского. Филипп Гаспарини исследует автофикцию в произведениях Камю, Пруста, Селина, Лоти, Набокова, Сол-лерса, Модиано, Симона и Дубровского. С. Дубровский тоже применяет изобретенный им термин к произведениям писателей прошлых эпох, в частности к Прусту, даже до того, как он его терминологически обозначает.
Баптист Рукс разделяет концепцию Дубровского, утверждая, что двойственность автофикции обусловлена разнонаправленностью жанровой номинации и формального нарративного тождества: «Deux conditions doivent être remplies pour que le texte satisfasse aux critères de l'autofiction: le
livre doit être clairement désigné comme roman, c'est-à-dire comme histoire feinte ou fictive, et le même nom, de préférence conforme à l'état-civil, doit désigner l'auteur, le narrateur, le protagonist» («Чтобы текст соответствовал параметрам автофикции, необходимо два условия: книга должна быть жан-рово позиционирована как роман, то есть как вымышленная история, и в то же время сам автор являлся повествователем и главным действующим лицом») [36].
Элен Жакомар говорит об «оксюморонном пакте» в автофикции и разнонаправленности péritextuel (внетекстового) критерия, формирующего горизонт автобиографического ожидания, и критерия onomastique, актуализирующего противоположное движение: «l'autofiction - monstre hybride qui échappe а l'éprouvette du poéticien -comme rencontre paradoxale entre un «protocole nominal» identitaire et un «protocole modal fictionnel». Le dispositif autofictionnel, nous l'aurons compris, s'origine dans un «pacte oxymoronique». Ce qui permet de définir l'autofiction, c'est l'allégation romanesque du péritexte (roman ou fiction) faisant contrepoids au critére onomastique de la triple identité ( auteur = narrateur = personnage principal) («Автофикция - гибридное чудовище, которое отклоняется от поэтического образца как парадоксальная встреча между "самоопределяющим номинальным протоколом" и "фикциональным протоколом". Специфику и происхождение автофик-ционального устройства можно понять только через "оксюморонный пакт". Автофикцию позволяет определить жанровое обозначение текста (роман или фикция)», уравновешивающая ономастическое тождество (автор = рассказчик = главный персонаж) [28, с. 23].
В своей работе «Est-il je? Roman autobiographique et autofiction» [23, с. 26] Филипп Гас-парини рассматривает тексты с двойственной жанровой характеристикой. Он отмечает, что эти тексты отличаются двойственной индикацией чистых черт обоих жанров и предлагают читателю воспринимать и оценивать сложную семиотическую систему как результат противоположных авторских интенций. Он указывает на те аспекты, рассмотрение которых приоритетно для исследовательской интерпретации подобных текстов и которые демонстрируют специфику амбивалентного характера автофикции: способы ономастического и биографического соотношения героя и автора; жанровая номинация, данная автором, и прочие перитекстуальные элементы (заглавие, обращение к читателю, предисловие, вставные ком-
ментарии, критические заметки), внутренние фрагменты межтекстового и метадискурсивного характера; специфика повествовательных инстанций (нарратор, внутренний адресат, тип сообщения), временная организация и статус памяти и, наконец, пафос, предназначенный убеждать в искренности изложения (нейтральный, депрессивный, исповедальный, апологетический, разоблачающий, героизирующий). Подход Гаспарини во многом ориентируется на работы Жерара Женетта (относительно анализа соотношения текста и paratexte) и Филиппа Лежена (относительно специфичности автобиографической речи). Гаспари-ни, по сути, обосновывает метод прагматического изучения текстов, которые могут быть прочитаны на границе между фикцией и референциальной автобиографией.
Таким образом, очевидно, что во французском литературоведении конца XX - начала XXI в. отчетливо сформировалось два полюса, две концепции автофикции, по-разному интерпретирующие природу автофикционального синтеза. Определяя автофикцию как своего рода мутацию автобиографии под воздействием вымысла, литературоведы рассматривали эту трансформацию в двух аспектах. В плане стилистики, эта метаморфоза автобиографии в автофикцию есть изменение типа языка, фикционализация самого процесса письма, точнее, рассмотрение автобиографии прежде всего как языкового феномена. Референциальный же подход постулирует процесс трансформации в плане изменения соотношения текстовой и экстратекстовой реальности, когда фикционализации подвергается содержание, сами воспоминания.
Апологетом первой концепции стал создатель термина С. Дубровский. Он рассматривает автофикцию прежде всего как феномен исключительно языковой, для него автофикция - это автобиография, подчиненная не законам реальности, а законам языка. В статье, озаглавленной «Autobiographie / Vérité / Psychanalyse» («Автобиография / Правда / Психоанализ») [18], Дубровский дополняет свое определение данного жанра, которое он намеревается устанавливать, заявляя, что автофикция - это фикция, которой он решил в качестве писателя отдавать себя самого, инкорпорировав в полном смысле этого слова не только в плане тематики, но и в плане порождения текста. Этот пример наглядно демонстрирует различие определений автофикции, данных Венсаном Колонном и Дубровским, который постулирует свое собственное существование и свою собственную личность в тексте. Здесь заявлено о тождестве автора и рассказчика. Это очевидно в романах С. Дубровского, где повествователь появляется в тексте под ини-
циалами «J. S. D», затем под именами Julien Serge (Жюльен Серж), затем под именем Doubrovsky. Для Дубровского - как и для Барта, а также Фуко, Деррида и Лакана - Я есть не что другое, как продукт языка, существующий только в дискурсе, а если субъективная реальность существует только как продукт говорящего или пишущего субъекта, само понятие референциальности утрачивается, исчезает.
Еще А. Роб-Грийе высказывал свои претензии по отношению к формам и способам организации автобиографического материала, которыми вынужденно пользуется любой автор автобиографии, определяя автобиографическое письмо как фальсификацию. Повествовательный стиль автобиографии приводит к определенной редукции бытия. Ретроспективное видение и письмо, таким образом, неизбежно предстает перед нами как деформированное. Автобиографический рассказ не только отбирает необходимые элементы, но выстраивает прошлое согласно жесткой причинной логике, которая естественно не существовала во время событий, а была привнесена в материю извне. Именно в этом же направлении Дубровский критикует так называемый beau style, который используется в автобиографии для презентации эс-тетизированной версии своего бытия. Дубровский подвергает деконструкции «лживость» автобиографического письма, причем одновременно и его моделирование некоего жизненного образца-мифа, и выбираемые автором стилистические модусы. Автобиография - это всегда осознание тотальной условности вербализации, и создать автофикцию - значит отдаться логике языка, свободному лингвистическому приключению, вне романной логики и законов. Стилистически детерминированная автофикция - это свободное письмо, принципиально отказывающееся от существующих литературных условностей стиля. Но это отвержение формы влечет за собой проблемы с содержанием. Ассоциативное письмо с многочисленными бифуркациями, по мнению Дубровского, не может воспроизвести упорядоченный, связный рассказ о жизни автора, и напротив, традиционные языковые формы неспособны воссоздать все богатство и разнообразие психической жизни индивида с его заблуждениями и внутренними противоречиями. Обозначенная Дубровским оппозиция стиля автобиографии и автофикции проявляется и в двух антитетичных стратегиях повествующего субъекта. Если в автобиографии история своей жизни оказывается под контролем сознания, то автофикция, по сути, есть автобиография бессознательного, где автор отказывается от собственных намерений выстроить
свою жизнь и позволяет говорить об этом бессознательному голосу: «...le mouvement et la forme même de la scription sont la seule inscription de soi possible. La vraie trace, indélébile et arbitraire, entièrement fabriquée et authentiquement fidèle» («Движение и форма самого письма есть единственная запись самого себя, настоящий след, нестираемый и подлинно верный») [22, с. 188]; иначе говоря, оригинальность письма есть единственная гарантия индивидуальности субъекта. Роль психоанализа Дубровский видит в том, чтобы способствовать более полному и комплексному раскрытию «Я» пишущего свою автобиографию, чтобы уловить и зафиксировать неуловимые и рационально невербализуемые смыслы и грани собственной сущности и собственного бытия, поэтому автофикциональное письмо неизбежно приводит к фрагментации самого пишущего Я.
Таким образом, автофикция для Дубровского -это приключение языка, запись бессознательного, способствующее подлинной самоидентификации. Маркеры автотеоретизирования собственного письма, попытки найти универсальный код присутствуют во всех его романах и являются неотъемлемой частью его автофикционального проекта. Это исследование и поиск способа самопрезентации в письме, включение в текст разнообразных метадискурсивных фрагментов («Сын»), рефлексия на страницах собственного произведения над возможностью при помощи автофикции преодолеть проблему неистинности автобиографии, как говорит Дубровский в работе «Автобиография. Правда. Психоанализ». Писатель при помощи автофикции способен достигнуть эффекта самоумножения, используя многочисленные ресурсы языка. Дубровский в своем непрерывном поиске правды вводит аналитические размышления в собственные тексты, которые превращаются в анализ собственного письма.
Между тем концепция автофикции, разрабатывающаяся уже в начале XXI в., существенно отличается от той, которую предложил Дубровский. Французский литературовед Венсан Колонна представил автофикцию как фикционализацию прожитого опыта, не прибегая к стилистическим критериям, подобно Дубровскому. В. Колонна в работе «Autofiction et autres mythomanies littéraires» («Автофикция и другие виды литературной мифомании») встраивает автобиографическую литературу в парадигму различных фикцио-нальных традиций - от фантастической до биографической - и утверждает: «La généalogie de cet art de la mythomanie littéraire, né dans l'Antiquité et remis en lumière de manière partielle et ambiguë avec l'autofiction, restait à entreprendre» («Генеалогия
этого искусства литературной мифомании, рожденного в Древности и представшего в двусмысленном свете в связи с автофикцией, до сих пор недостаточно изучена») [14, с. 21]. Автофикция, по его мнению, играет своим сходством с романом от 1 лица, который никогда не заявляет о своей фикциональности, поскольку она есть априорное свойство жанра; автофикция же при этом представляется реальной историей, а не воображаемой, фактическим, а не фикциональным рассказом. Более точно было бы сказать, что автофикция - это автобиография, в которой автобиографический пакт искажен референциальными неточностями, которые касаются и событий реальной жизни автора, и нарративного тождества «автор - повествователь - персонаж», определенного Ф. Леженом в книге «Le pacte autobiografique». Можно выявить несколько типов автофикций в соответствии с теми инстанциями автобиографического пакта, которые подвергаются фикциона-лизации.
Прежде всего, фикционализации может подвергаться тождество автор - рассказчик-персонаж. В этом типе автобиографии персонаж-рассказчик дистанцируется от автора некоторыми аспектами истории своей жизни. Так, эпопею М. Пруста «В поисках утраченного времени» принято называть романом, но, согласно определению Колонна, его жанр мог бы быть определен как автофикция. Однажды произнесенное имя персонажа - Марсель -идентично имени автора - Пруста. Существование триады автор - нарратор - персонаж, на первый взгляд, неоспоримо. Кроме того, имеется значительное сходство между Прустом-автором и его персонажем: оба учились профессии писателя, посетили аналогичные места в Иль-де-Франс и на нормандском берегу, обоим свойственен особый тип чувствительности и эмоциональной неустойчивости, аналогичен и круг семьи. (несмотря на то, что в романе, вопреки реальности, у Марселя нет брата). Но Пруст и не пытается убедить читателя в референциальности своего повествования. Напротив, ему нравится изменять имена реальных мест, заменяя их выдуманными именами: Cabourg стал Balbec, а Illiers - Combray, в отсутствии которых на географической карте несложно убедиться. Пруст намеренно импортировал таким образом фикциональные элементы в реальную автобиографическую историю. Иногда становится очевидным, что Марсель-персонаж-рассказчик не может быть идентичным Марселю-автору в силу различных анахронизмов. Действие последнего романа проходит во время войны 1914-1918 гг., в это время Марсель-персонаж еще не начал писать,
а Марсель-автор уже опубликовал свой роман «По направлению к Свану» в 1913 г.
Кроме того, фикционализации может подвергаться тождество автора-персонажа и рассказчика. Можно обнаружить незначительное количество примеров данного типа, когда фикционализации подвергается фигура рассказчика. В 1933 г. Гертруда Стайн опубликовала книгу под заглавием «Автобиография Эллис Би Токлас». Название представляет текст как автобиографический, однако имя автора, Гертруды Стайн, отличное от рассказчицы, явно опровергает автобиографический статус текста. Эллис Би Токлас действительно существовала. Она была доверенным лицом и подругой Гертруды Стайн. Создавая автобиографию своей подруги, Гертруда Стайн воссоздала свою собственную за счет использования мнимо внешней точки зрения. Мы видим, что здесь автофикция не манипулирует мнимыми событиями, воспроизводя их довольно точно: фикционализа-ции подвергается не история, а иенно повествовательная перспектива.
Наконец, фикционализация может затрагивать тождество персонажа и автора-рассказчика. В 1878 г. Жюль Валлэ публикует книгу, озаглавленную «Жак Венгтра» (в позднейшей редакции «Ребенок»). Речь идет об автобиографии, ограниченной детством Жюля Валлэ, и большей частью книга сообщает подлинные воспоминания Жюля Валлэ, но персонаж имеет вымышленное имя. В случае рассказа Жюля Валлэ автофикция, изменяя имя персонажа, появляется как стратегия автоцензуры автобиографии, которая не осмеливается называть имя автора и героя ввиду своего слишком большого критического потенциала текста.
Таким образом, становятся очевидны различия в понимании категории автофикции С. Дубровским и В. Колонна. Можно констатировать, что автобиографический проект Дубровского более сосредоточен все же на «авто», чем на «фикции», и затрагивает механизм психоанализа. Автобиографический проект Колонна радикально отличается от Дубровского перемещением акцента с «авто» на «фикцию» и определением каузальных доминант автофикционального акта. Согласно Колонна, автофикция - это «une pratique qui utilise le dispositif de la fictionnalisation auctoriale pour des raisons qui ne sont pas autobiographiques» («практика, которая использует аукториальное фикциональное устройство по причинам, которые не являются автобиографическими») [15, с. 46].
Наконец, центральной проблемой дискуссий вокруг автофикции стал вопрос о возможности позиционирования автофикции в качестве нового, особого, самостоятельного жанра автобиографи-
ческой прозы и ее месте в жанровой системе ме-муарно-автобиографической литературы. Филипп Лежен не скрывает своего крайнего скептицизма по поводу жанропорождающего статуса автофикции: «Est-ce vraiment un genre? Comment peut-on englober sous le mËme nom ceux qui promettent toute la vérité (comme Doubrovsky) et ceux qui s'abandonnent librement а l'invention?» («Действительно ли это жанр? Как можем объединить под одним и тем же именем тех, кто обещают всю правду (как Дубровский), и тех, кто свободно предается изобретению?») [32, с. 8].
Большинство критиков склоняются к тому, что автофикция не может претендовать на то, чтобы называться самостоятельным жанром, по ряду причин. Прежде всего, это незначительное на сегодняшний день количество произведений, созданных авторами сознательно как автофикция. На это указывает Режин Робин, замечая: «Nous savons peu de choses de ce que serait l'autofiction» («мы знаем малое количество вещей того, что можно было бы считать автофикцией») [34, с. 76]. Во-вторых, это отсутствие собственной литературной генеалогии: так, для Венсана Колонна [15, с. 502] эта текстовая категория не образует нового жанра главным образом по следующей причине: она «n'est pas reconnue par les lecteurs, n'a pas sa place dans le paysage littéraire; elle n'a pas d'enracinement historique» («не признана читателями, не имеет своего места в литературном пейзаже; у нее нет исторического укоренения»). Заметим, возразив Колонна, что история литературных форм не замыкается на XX в. и что перечень литературных жанров никогда не был герметичен; несколько веков назад личный дневник тоже не существовал в качестве рода, и если какие-либо литературы не знают каких-либо жанров, то это не означает, что данные жанры не могут развиваться в других литературных пространствах. Во всяком случае, несмотря на то, что «французские литературоведы отмечали, что пограничный и гетеро-морфный характер автофикции препятствуют ее интегрированию в литературном пейзаже, неологизм, использованный Дубровским, может быть принят как удачная дефиниция для тех произведений, жанровое определение которых до настоящего времени остается нерешенной проблемой» [3, с. 87]. Успех термина обусловлен, с одной стороны, признанием тотальной фикциональности всей литературы, и автобиографической в том числе, и, с другой стороны, логикой эволюции современного романа, все более возвращающемуся к автобиографическому письму. Не случайно в последние несколько лет термин «автофикция» успешно применяется отечественными литературоведами
при анализе творчества как зарубежных авторов [1; 2; 4; 6; 9; 10], так и произведений новейшей отечественной литературы [7].
Библиографический список
1. Амирян, Т. Н. Графический роман: визуализация истории и фикционализация биографии в «Священной болезни» Давида Б» [Текст] // Художественное осмысление действительности в зарубежной литературе. Межвузовский сборник научных трудов. - М. : Изд-во МГОУ, 2016. - С. 197-203.
2. Амирян Т. Н. Автофикциональное письмо Аме-ли Нотомб. «Сверхголод» как нарративный код письма [Текст] // Вюник Дшпропетровського ушверситету iменi Альфреда Нобеля. - Серiя «Фшолопчш науки». - 2014. - № 2 (8). - С. 69-74.
3. Болдырева, Е. М. Memini ergo sum: автобиографический метатекст И. А. Бунина в контексте русского и западноевропейского модернизма [Текст] : монография / Е. М. Болдырева. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ,
2007. - 500 с.
4. Боруруева, Н. В. Автофикция в «литературе по-граничья»: автобиографические мотивы в романах Малики Мокеддем [Текст] // Известия Южного федерального университета. Филологические науки. -2014. - № 4. - С. 35-42.
5. Гинзбург, Л. Я. О психологической прозе [Текст] / Л. Я. Гинзбург. - Ленинград : Художественная литература. Ленинградское отделение, 1977. - 450 с.
6. Игнатьева, Д. Природа синтеза автобиографии, науки и вымысла в романе Ричарда Пауэрса «Галатея 2.2» [Текст] // Филология и культура. PHILOLOGY AND CULTURE. - 2016. - № 4 (46). - С. 193-198.
7. Кучина, Т. Г. Поэтика «я»-повествования в русской прозе конца XX - начала XXI века [Текст] : монография / Т. Г. Кучина. - Ярославль : Изд-во ЯГПУ,
2008. - 269 с.
8. Маликова, М. Э. В. Набоков: Авто-био-графия [Текст] / М. Э. Маликова. - СПб. : Академический проект, 2002. - 237 с.
9. Новикова, С. Ю. Особенности автофикциональ-ного письма Т. Бернхарда: к трактовке финала повести «Подвал» (1976) [Текст] // Филологические науки. Вопросы теории и практики. - Тамбов : Грамота, 2016. - № 2. - Ч. 1. - С. 52-55.
10. Погодина, И. С. Автофикция в романах Дани-еля Дефо [Текст] // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. - 2016. - № 36. - С. 134-143.
11. Arnaud C. Qui dit je en nous? / C. Arnaud. - París : B. Grasset, 2006.
12. Barthes R. Le Grain de la voix / R. Barthes. -París, Seuil, 1981.
13. Barthes R. Pierre Loti: «Aziyadе» // Nouveaux essais critiques. - Paris: Seuil, 1994. - Р. 161-185.
14. ColonnaV. Autofiction et autres mythomanies littéraires / V. Colonna. - Auch : Tristram, 2004.
15. ColonnaV. L'Autofiction. Essai sur la fictionnalisation de soi en ШегаШге, tese tedite, dirigеe par Gеrard Genette / V Colonna. - Paris : EHESS, 1989.
16. Contat М. L'autofiction, genre litigieux // Le Monde. - Samedi 5 avril. - 2003. - Р. 20-25.
17. Dictionnaire International des Termes Littéraires. Mode Article AUTOFICTION / Autofiction - Режим доступа: http://ditl.academia.edu/DITLDictionnairsIntsrnationaldesTerm esLittérairesDictionaryoflrternationanermsofLiterature
18. Doubrovsky S. Autobiographie / Vérité / Psychanalyse // Autobiographiques / S. Doubrovsky. - Paris : P. U. F, 1988.
19. Doubrovsky S. La place de la Madeleine. Ecriture et fantasme chez Proust / S. Doubrovsky. - Paris : Mercure de France, 1974.
20. Doubrovsky S. Fils / S. Doubrovsky. - Paris : Galilée, 1977. - 468 р.
21. Doubrovsky S. Lettre du 17 octobre // Lejeune P. Moi aussi. - Paris : Galilée, 1986. - Р. 56-65.
22. Doubrovsky S. Parcours critique / S. Doubrovsky. - Paris : Galilée, 1980.
23. Gasparini Р. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction [Texte] / Р. Gasparini. - Paris : Seuil, 2004.
24. Genette G. Fiction et diction / G. Genette. - Paris : Seuil, 1991.
25. Gide А. Paludes / А. Gide. - Paris : Gallimard, 1973.
26. Gide А. Si le grain ne meurt / А. Gide. - Paris: Gallimard, 1991.
27. Jenny L. L'autofiction. - URL: http://www.unige.ch/lettres/framo/enseignements/method es/autofiction/afintegr.html#afbiblio
28. Jaccomard Н. Lecteur et lecture dans l'autobiographie française contemporaine : Violette Leduc, Françoise d'Eaubonne, Serge Doubrovsky, Marguerite Yourcenar / Н. Jaccomard. - Genéve, Droz, 1993.
29. Lecarme J. L'Autofiction : un mauvais genre // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993.
30. Lejeune P. Le pacte autobiografique / P. Lejeune. - Paris : Seuil, 1975.
31. Lejeune P. Moi aussi / P. Lejeune. - Paris : Seuil, 1986.
32. Lejeune P. Piéce en cinq actes // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993. - Р. 7-18.
33. Malraux А. La Condition humaine / А. Malraux. - Paris : Gallimard, 1990.
34. Robin R. L'autofiction. Le sujet toujours en défaut // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993. - Р. 71-84.
35. Robin R. Le Golem de l'écriture. De l'autofiction au Cybersoi / R. Robin - Montréal, XYZ éditeur, 1998.
36. Roux В. Une Occupation revue par les lois de l'autofiction. - URL: http://www.uhb.fr/alc/cellam/soi-disant/01Question/Modiano/P-Modiano.html
37. Vilain P. Défense de Narcisse / P. Vilain. - Paris : Grasset, 2005.
Reference List
1. Amirjan, T. N. Graficheskij roman: vizualizacija isto-rii i fikcionalizacija biografii v «Svjashhennoj bolezni» Davida B» = Graphic novel: visualization of history and fictionalization of the biography in "A sacred disease" of David B" [Tekst] // Hudozhestvennoe osmyslenie dejst-vitel'nosti v zarubezhnoj literature. Mezhvuzovskij sbornik
nauchnyh trudov = Art judgment of reality in foreign literature. Interuniversity collection of scientific works. - M. : Izd-vo MGOU, 2016. - S. 197-203.
2. Amirjan T. N. Avtofkcional'noe pis'mo Ameli Notomb. «Sverhgolod» kak narrativnyj kod pis'ma = Auto-fictional letter of Amelie Notomb. "Superhungef' as a narrative code of the letter [Tekst] // Visnik Dnipropetrovs'kogo universitetu imeni Alfreda Nobelja. - Serija «Filologichni nauki». - 2014. - № 2 (8). - S. 69-74.
3. Boldyreva, E. M. Memini ergo sum: avtobio-graficheskij metatekst I. A. Bunina v kontekste russkogo i zapadnoevropejskogo modernizma = Memini ergo sum: the autobiographical metatext of I. A. Bunin in the context of the Russian and Western European modernism [Tekst] : monografija / E. M. Boldyreva. - Jaroslavl' : Izd-vo JaG-PU, 2007. - 500 s.
4. Borurueva, N. V. Avtofikcija v «literature pograni-chja»: avtobiograficheskie motivy v romanah Maliki Mokeddem = Autofiction in «border zone literature»: autobiographical motives in novels by Malika Mokeddem [Tekst] // Izvestija Juzhnogo federal'nogo universiteta. Filologicheskie nauki = News of Southern Federal University. Philological sciences. - 2014. - № 4. - S. 35-42.
5. Ginzburg, L. Ja. O psihologicheskoj proze = On psychological prose [Tekst] / L. Ja. Ginzburg. - Leningrad : Hudozhestvennaja literatura. Leningradskoe otdelenie, 1977. - 450 s.
6. Ignat'eva, D. Priroda sinteza avtobiografii, nauki i vymysla v romane Richarda Paujersa «Galateja 2.2» = The nature of synthesis of the autobiography, science and fiction in the novel by Richard Powers «Galatea 2.2» [Tekst] // Filologija i kul'tura. PHILOLOGY AND CULTURE. - 2016. - № 4 (46). - S. 193-198.
7. Kuchina, T. G. Pojetika «ja»-povestvovanija v russ-koj proze konca XX - nachala XXI veka = Poetics «I»-narrations in the Russian prose of the end of the XX - the beginning of the XXI century [Tekst] : monografija / T. G. Kuchina. - Jaroslavl' : Izd-vo JaGPU, 2008. - 269 s.
8. Malikova, M. Je. V Nabokov: Avto-bio-grafija = V. Nabokov: Autobiography [Tekst] / M. Je. Malikova. -SPb. : Akademicheskij proekt, 2002. - 237 s.
9. Novikova, S. Ju. Ocobennosti avtofikcional'nogo pis'ma T. Bernharda: k traktovke finala povesti «Podval» (1976) = Features of the autofictional letter by T. Bernhard: to interpretation of the final of the story "Cellar" (1976) [Tekst] // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki = Philological sciences. Questions of the theory and practice. - Tambov : Gramota, 2016. - № 2. -Ch. 1. - S. 52-55.
10. Pogodina, I. S. Avtofikcija v romanah Danielja Defo = Autofiction in novels by Daniel Defoe [Tekst] // Vestnik Nizhegorodskogo gosudarstvennogo lingvistich-eskogo universiteta im. N. A. Dobroljubova = Bulletin of Nizhny Novgorod state linguistic university named after N. A. Dobrolyubov. - 2016. - № 36. - S. 134-143.
11. Arnaud C. Qui dit je en nous? / C. Arnaud. - Paris : B. Grasset, 2006.
12. Barthes R. Le Grain de la voix / R. Barthes. -Paris, Seuil, 1981.
13. Barthes R. Pierre Loti: «Aziyade» // Nouveaux essais critiques. - Paris: Seuil, 1994. - R. 161-185.
14. ColonnaV Autofiction et autres mythomanies littéraires / V. Colonna. - Auch : Tristram, 2004.
15. ColonnaV. L'Autofiction. Essai sur la fictionnalisation de soi en littérature, these inedite, dirigee par Gerard Genette / V Colonna. - Paris : EHESS, 1989.
16. Contat M. L'autofiction, genre litigieux // Le Monde. - Samedi 5 avril. - 2003. - R. 20-25.
17. Dictionnaire International des Termes Littéraires. Mode Article AUTOFICTION / Autofiction - Rezhim dostupa:
http://ditl.academia.edu/DITLDictionnaireInternationalde sTermesLittérairesDictionaryoflntemationalTermsoiLiter-ature
18. Doubrovsky S. Autobiographie / Vérité / Psychanalyse // Autobiographiques / S. Doubrovsky. - Paris : P. U. F, 1988.
19. Doubrovsky S. La place de la Madeleine. Ecriture et fantasme chez Proust / S. Doubrovsky. - Paris : Mercure de France, 1974.
20. Doubrovsky S. Fils / S. Doubrovsky. - Paris : Galilée, 1977. - 468 r.
21. Doubrovsky S. Lettre du 17 octobre // Lejeune P. Moi aussi. - Paris : Galilée, 1986. - R. 56-65.
22. Doubrovsky S. Parcours critique / S. Doubrovsky. - Paris : Galilée, 1980.
23. Gasparini R. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction [Texte] / R. Gasparini. - Paris : Seuil, 2004.
24. Genette G. Fiction et diction / G. Genette. - Paris : Seuil, 1991.
25. Gide A. Paludes / A. Gide. - Paris : Gallimard, 1973.
26. Gide A. Si le grain ne meurt / A. Gide. - Paris: Gallimard, 1991.
27. Jenny L. L'autofiction. - URL: http://www.unige.ch/lettres/framo/enseignements/method es/autofiction/afintegr.html#afbiblio
28. Jaccomard N. Lecteur et lecture dans l'autobiographie fransaise contemporaine : Violette Leduc, Fransoise d'Eaubonne, Serge Doubrovsky, Marguerite Yourcenar / N. Jaccomard. - Genève, Droz, 1993.
29. Lecarme J. L'Autofiction : un mauvais genre // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993.
30. Lejeune P. Le pacte autobiografique / P. Lejeune. - Paris : Seuil, 1975.
31. Lejeune P. Moi aussi / P. Lejeune. - Paris : Seuil, 1986.
32. Lejeune P. Pièce en cinq actes // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993. - R. 7-18.
33. Malraux A. La Condition humaine / A. Malraux. - Paris : Gallimard, 1990.
34. Robin R. L'autofiction. Le sujet toujours en defaut // Autofictions & Cie. - Paris : Université de Paris-X, 1993. - R. 71-84.
35. Robin R. Le Golem de l'écriture. De l'autofiction au Cybersoi / R. Robin - Montréal, XYZ éditeur, 1998.
36. Roux V. Une Occupation revue par les lois de l'autofiction. - URL: http://www.uhb.fr/alc/cellam/soi-disant/01Question/Modiano/P-Modiano.html
37. Vilain P. Défense de Narcisse / P. Vilain. - Paris : Grasset, 2005.
Дата поступления статьи в редакцию: 24.08.2018 Дата принятия статьи к печати: 11.10.2018
