CC BY
82
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 23 (352). Филология. Искусствоведение. Вып. 92. С. 132-138.
Ю. Ю. Даниленко
ДИАЛОГ С ГОРОДОМ В ПОЭЗИИ МОЛОДЫХ ПЕРМСКИХ АВТОРОВ
Исследование выполнено в рамках проекта 058-П Программы стратегического развития ПГГПУ.
Рассматриваются модели и формы территориальной идентичности на материале современной пермской поэзии. Предметом непосредственного анализа является рецепция пространства в творчестве молодого поколения пермских литераторов, прослеживается процесс формирования новых геопоэтических доминант, явленных в поэзии молодых авторов. Материалом исследования стали интервью и поэтические тексты пермских авторов. Методологическая база исследования: геопоэтический подход.
Ключевые слова: территориальная идентичность, диалог с пространством, геопоэтика, региональная литература, локальный текст.
Геопоэтический подход к изучению региональной литературы представляется весьма продуктивным в настоящее время, когда особенно актуальными становятся вопросы самоидентификации, в том числе региональной. С конца 1990-х гг. по настоящее время в постперестроечном пространстве России в длящемся процессе политического переустройства проблема территориального самосознания стоит особенного остро. В этом аспекте современный региональный текст может рассматриваться в качестве одного из самых информативных и наиболее показательных инструментов, формирующих и транслирующих уникальные модели саморепрезентации конкретного региона. Представляется, что именно эти модели и должны являться одними из главных предметов изучения в контексте обозначенной темы.
Изначально геопоэтика (термин К. Уайта, поддержанный и введенный в российский научный культурологический и филологический оборот И. Сидом) - особое направление в культурологи и других гуманитарных науках, подразумевающее особую практику восприятия ландшафта, диалога с пространством, возникает как понятие противоположное геополитике (Ю. Андрухович). Однако практика исследований в этой области показывает, что подчас именно геопоэтика формирует и моделирует механизмы геополитики [1]. Потому изучение региональной литературы через призму геопоэтики представляется стратегически необходимым для аналитики региональной культурной самоидентификации.
Региональная литература является уникальным «носителем информации» о конкретном
локусе: о его самобытности, произрастающих в нем смыслах, его жителях и их самосознании, «столкновениях с пространством», меняющихся представлениях о конкретном месте, явленных в нарративе, о культурных мифах, которые это пространство порождает, в целом - о прошлом и настоящем топоса.
В своем ставшем уже программным для изучения локальных текстов исследовании «Пермь как текст» В. В. Абашев описал механизмы мифологизации пространства на примере конкретного города. В исследовании литературоведа убедительно показано, как в нар-ративе проявляются символы и формируются мифы, ассоциируемые с городом, рисуются образы, мотивы, складывающиеся в устойчивый, цельный образ топоса. Только нарратив позволяет считывать истинную рецепцию городского пространства.
Осознанно или нет, авторы «проговариваются» о своих отношениях с окружающим их ландшафтом, выстраивают диалог с городом, выражают в тексте свои ощущения от восприятия конкретного места, называют его, то есть творят собственные мифы о нем. В. Абашев в исследовании высветил проекции «пермских смыслов» в местной поэзии 70-90-х гг. ХХ в., обозначив геопоэтические доминатны города Перми, сформированные в художественных системах поэтов. Так, одним из главных «геопоэтических конфликтов», отраженных в пермской поэзии поколения 70-х гг, является переживание резкого несоответствия древнего имени (Пермь Великая) и реального места - мрачного, серого, промышленного города: «Чахлая Пермь над озябшей рекой косо свое нахлобучила имя»
- В. Раков [9. С. 16]. Именно на основе этого противоречия выстраивается неоднозначное восприятие города. Так, в поэзии поколения 1970-1980-х гг. сформировался устойчивый негативный, мортальный образ Перми как места, несущего смерть и безысходность, обрекающего человека на вечное пребывание в нем. Ср.: Пермь - «косоносая сатрапка, бабка, бросившая внуков» (В. Кальпиди), «родовая ловушка», «человечья нора» (В. Раков). Такое драматическое переживание пространства формирует и особое мировоззрение, объединившее целое поколение. Так мотивы обреченности и безысходности стали ведущими, сюжетообразующи-ми в лирике поэтов целого поколения (В. Раков, В. Лаврентьев, А. Субботин, А. Колобянин). Ожиданием новых смыслов пермского текста, новых векторов геопоэтических доминант заканчивается исследование В. В. Абашева: «Возможно, Пермь небесная, «Пермь третья» как-то высветится в поэзии неизвестных нам пока авторов» [2. С. 408].
В настоящее время уже есть возможность говорить о новом поколении пермской поэзии, представленном такими авторами, как Павел Чечеткин, Антон Бахарев-Черненок, Юрий Ку-роптев, Иван Козлов, Дарья Тамирова, Георгий Звездин, Алексей Черепанов, Анна Пепеляева и др. Новая плеяда пермских авторов уверенно заявляет о себе, издавая собственные книги, публикуясь в авторитетных изданиях («Урал», «Новый мир», «Антология Уральской поэзии»). Пермские авторы не обойдены вниманием и профессионального сообщества. Так, лауреатами премии «Nova» всероссийского поэтического фестиваля «СловоNova», то есть поэтами, говорящими новое слово в русской поэзии, дважды были признаны пермяки: в 2011 г. победителем стал Иван Козлов, а в 2013 г. - Антон Бахарев-Черненок. Ранее А. Бахарев - победитель Международного фестиваля поэзии «Синани-Фест» (Ялта, 2009).
Представляется, есть основания и даже необходимость как с литературоведческой точки зрения, так и с культурологической, а возможно, и социологической, обратиться к изучению современного состояния пермского текста, представленного словесностью молодых авторов, с целью «сверки» геопоэтических координат с предшествующим поколением, возможно, обнаружения новых мифологем и геопоэтических доминант. Обращение к современному состоянию локального текста даст представление о взаимоотношении меняющегося в силу исто-
рических и политических переустройств города и его молодых жителях.
Современное состояние региональной, в частности, пермской литературы уже становится объектом исследований1.
Так, в рамках проекта «Литература Пермского края XXI в. : электронная энциклопедия» участниками творческого коллектива был собран материал (интервью и эссе молодых поэтов), позволяющий проанализировать модели взаимодействия нового поколения с городским пространством.
Вдохновляет ли вас пространство, в котором вы живете? Становится ли место героем вашего творчества? Ощущаете ли вы преемственность своего творчества с традицией уральских поэтов старшего поколения? Насколько инспирировано ваше творчество местом, в котором вы живете? Ощущаете ли вы себя локальным, пермским автором или место не влияет на ваше творчество?
Ответы на эти и другие вопросы, а также соотнесение информации из интервью непосредственно с основными мотивами и темами поэзии молодых авторов позволят проанализировать современное состояние пермских текстов: наследуют они традицию или отталкиваются от нее, как формируют и транслируют новые «пермские смыслы». Этот материал поможет составить представление о моделях и формах территориальной идентичности, характерных для нового поколения пермских поэтов.
Очевидно, что молодые пермские авторы, реализующиеся в новой социокультурной ситуации, в эпоху информационной и технической революции, по-новому будут ощущать и время и пространство. Потому важно понять, куда движется вектор территориального самопознания в настоящее время.
Восприятие пространства меняется во многом зависимости от политической, социокультурной ситуации. М. П. Абашева, изучая феномен территориальной идентичности уральских авторов поколения 1970-1980-х гг., приходит к выводу, что даже у одного поколения с течением времени происходит смена доминант самоидентификации. «Перемена в понимании пермскими поэтами-восьмидесятниками собственной земли, случившаяся в последнее десятилетие XX в., обнаруживает перемену в семиозисе территории и вызывает к жизни новые символы персональной идентичности, прямо связанные с местом жизни, в отличие от старшего поколения поэтов, рассматривающих
Урал как звено оппозиции «столица-провинция» [3. С. 332].
Потому, вероятно, молодые авторы (поколение 1980-1990-х), рожденные в новое время, в свою очередь, будут реализовывать новую модель диалога с пространством города.
Следуя логике и методу изучения смысловой матрицы локального текста2, попытаемся обнаружить новые модели и формы территориальной идентификации в творчестве молодых пермских поэтов.
Новая плеяда авторов - Павел Чечеткин, Антон Бахарев-Черненок, Юрий Куроптев, Иван Козлов, Дарья Тамирова, Георгий Звез-дин, Иван Колпаков, Алексей Черепанов, Анна Пепеляева, - это молодые люди, чье детство пришлось на восьмидесятые, юношество и поиски собственного пути - на девяностые годы, а профессиональное становление - на нулевые. Эти три этапа формируют особую оптику восприятия настоящего времени и пространства, а также ощущения себя в нем. Эта новая генерация авторов реализуется профессионально уже в новой социокультурной ситуации, когда центростремительный вектор движения провинциального писателя из региона в столицу уже не представлялся единственно возможной стратегией успеха3. Произошедшее в постперестроечный период переструктурирование социального и литературного поля, в частности, позволило молодым авторам становиться полноправными участниками современного литературного процесса, благодаря литературным премиям, фестивалям, новой политике книжных издательств, заинтересованных в открытии новых имен, возможностям интернета. Потому у молодых региональных авторов стирается ощущение «провинциальности», отдаленности собственного города от столицы, потому рецепция пространства в их творчестве постепенно приобретет новые смысловые доминанты.
В интервью (из десяти респондентов) ни один не обозначил город «провинциальным», ограничивающим творческие возможности. Скорее теперь авторы вносят за скобки значимость собственной территориальной принадлежности. «В данный момент Пермь мне особо не мешает, - отмечает Павел Чечеткин. - Если я когда-то и покину ее, это вряд ли будет продиктовано литературными соображениями» [8].
Денис Голиков: «Для меня нет никакой разницы в среде обитания в плане сочинительства. На мою творческую продуктивность
влияют обстоятельства, лишь опосредованно связанные с местом жительства. Уже будучи взрослым человеком, я жил в Москве и Петербурге, сегодня я опять обитаю в Перми. Наверное, определенные творческие ограничения, связанные с географией, могут быть у архитектора, режиссера, дирижера - людей, связанных с большими коллективами и финансированием. Для писателя же и поэта пределы творческих возможностей ограничены только его собственной черепной коробкой» [8].
Алексей Лукьянов: «Если место и влияет, то очень опосредованно. Мне нравится среда, в которой я живу, но это не пространство края или города, а пространство моей семьи» [8].
Более того, в свете последних событий в области культурной политики Перми, когда Пермь претендовала на статус «культурной столицы», антиномия столица-провинция в восприятии пермяков приобрела почти обратные коннотации. Хотя, конечно, многие отнеслись к эксперименту «культурного проекта» весьма скептически, стоит констатировать объективные факты: культурная и литературная жизнь Перми в этот период (2008-2013 гг.) заметно активизировалась. В частности, благодаря организации ежегодного поэтического фестиваля «Слово^уа», фестиваля видеопоэзии «Пятая нога» и множества других культурных событий молодое поколение пермских авторов оказалось включенным непосредственно в современный российский литературный процесс, получив возможность быть не только его участником, но порой даже лидером. Если раньше молодые пермские литераторы вынуждены были «вариться в собственном соку», то теперь они получили возможность заявить о себе на всероссийском уровне. Потому творческая активная молодежь охотно поддержала идею развития культурного потенциала региона. Значимым шагом стало создание пермского интернет-издания «Соль» под руководством поэта, журналиста И. Колпакова. Участник проекта, поэт Иван Козлов, с досадой вспоминает о нереализованной мечте: «У издания "Соль" была сверхзадача - мы работали в русле "Культурной революции". Нам хотелось подтвердить, что идея, которую продвигал и продвигает Марат Гельман - идея о необходимости децентрализации страны - жизнеспособна. Мы ведь были единственным в стране нестоличным изданием с федеральной аудиторией. И нам хотелось показывать людям - в Перми кайфово, за МКАДом любопытно, валите из Москвы,
она же скоро развалится, там же сгниет все и лопнет, а в провинции куча незанятных ниш и можно спокойно дышать. Но потом "Соль" кончилась, и инертность оказалась сильнее -все редакторы и многие журналисты сейчас живут в Москве, в Питере, в Екатеринбурге. Остальные ушли в сферы, никак с "Культурным проектом" не связанные. Так что я оказался сейчас в положении "отвечающего за базар". Стоило год с лишним доказывать всем необходимость валить в Пермь, чтобы потом слиться отсюда?» [8].
Так, потеряв негативную окраску провинциальности, Пермь не приобрела и статус столич-ности, успешности, состоятельности. Вопрос о самоидентификации Перми остался будто незавершенным. Потому процесс территориальной самоидентификации, с одной стороны, потерял в творчестве молодых авторов свою остроту. С другой стороны, возможно, что проблема пространственного самоопределения имплицировалась, ушла в скрытые, глубинные структуры текста, поскольку, как показывают исследования по геопоэтике, человеку свойственно «определять себя через место, а место через себя. Это одна из его фундаментальных онтологических, гносеологических, аксиологических потребностей» [4. С. 332].
Потому молодые авторы, возможно имплицитно, неосознанно, пытаются все-таки понять характер пространства, в котором они живут, почувствовать его геопоэтические доминанты.
Так, Павел Чечеткин ощущает пространство города как странный симулякр, фантом, как нечто не цельное, возможно, еще не до конца осмысленное, сокрытое:
«В Перми масса замечательных мест, имеющих для меня большую эстетическую и символическую нагрузку. Но ни одно из них не годится на роль интеграла, отдельные кусочки смысловой мозаики рассыпаются перед глазами, как частицы никем не собранного паз-ла. Один лишь образ может претендовать на эту роль. Это вечные заборы в центре Перми, те самые, о которых упоминал еще Чехов. За ними либо развалины, либо просто заросшие пустыри, а вокруг заборов кипучая суета и жаркие споры об эстетике. Одни хотят нарисовать на заборе "дружелюбный интерфейс" и понятную дидактику традиционного образа. Другие хотят мейнстрима и актуальности, провоцировать пермяков бескомпромиссной резкостью современного искусства. Третьи просто написали бы слово из трех букв
как квинтэссенцию русской культуры - и дело с концом. Вот этот забор вокруг пустыря и споры, что на нем рисовать, и есть для меня самый общий образ современной Перми. К сожалению» [8].
Иван Козлов, словно тая некую обиду на город, не позволивший реализоваться всем задуманным планам, демонстративно противопоставляет себя городу, размышляя о городской структуре как таковой, как о порождении губительной цивилизации, позиционируя себя «человеком природы»: «Я не городской человек, я ненавижу города и мой родной город в частности. Я остро нуждаюсь в открытых пустых пространствах, в каких-то природных ландшафтах. Город кажется мне чужеродным элементом в моей жизни, случайной занозой, досадным недоразумением. Наверное, именно это меня толкает постоянно его исследовать, переваривать, затягивать в стихотворную форму. Исследовать то, что не является враждебным, нет никакой особой нужды. При этом (или поэтому) город мне крайне интересен, с этим тоже глупо было бы спорить» [8].
В поэзии же лирический герой И. Козлова также непременно пытается понять причины своего «родового проклятия», однако предопределенность собственного пути герой ощущает как ловушку места.
Не отвлекаясь на мелочи, надо думать о том, что важнее:
Вроде ногти все время пострижены, зубы целы, карма чиста.
Но все равно колесо моих бесконечных перерождений
Вряд ли раскрутится за пределы Красавин-ского моста,
Здесь принято отрубать себе руку для постижения дзена,
Здесь ни одно направление никогда никуда не ведет,
Здесь вас готовы выслушать исключительно стены,
Здесь дребезжит костяной крошащийся небосвод.
Убранный снег самосвалы сгружают на снежной свалке,
Где снежная мафия держит бесправных снежных рабов.
Любой, кто находится здесь, - в какой-то степени сталкер.
Мне кажется, этот город решительно нездоров.
Его потроха вылеплены из кирпича и картона,
А у меня вообще пустота скрывается под пальто.
И один из нас реципиент, а другой, однозначно, донор,
Хотя я до последнего не смогу понять, кто есть кто [7. С. 149].
Герой, несмотря на «чистую карму», оказывается бессменным узником предопределенного и ограниченного, тотально замкнутого пространства. Пребывание внутри заданного хронотопа ощущается бессмысленным и бесперспективным, потому как пространство перестает быть конкретным, несмотря на упоминание реального топонима (Красивинский мост). Реальное пространство оборачивается фантомом, превращается в симулякр: «Здесь ни одно направление никогда никуда не ведет», одновременно оно мгновенно сворачивается, сужается до низкого «крошащегося небосвода» и стен, внутри которых оказывается одинокий герой. Герой оказывается в ловушке (вспомним, что этот образ был характерен для поэзии поколения 1970-х гг, «родовая ловушка» В. Раков) Несвободный, заключенный в тиски фантомного пространства, герой И. Козлова - не маргинал и аутсайдер, но сталкер - персонаж, способный преодолевать границы привычного и обыденного, способный сам выступить проводником в иные пространства и измерения. Фантомность города словно проникает в героя, наполняет его пустотой, превращая также в симулякр, то есть становится его сутью: «Его потроха вылеплены из кирпича и картона, А у меня вообще пустота скрывается под пальто».
Таким образом, лирический герой Козлова ощущает с городом странное неизбывное единство, герой сам превращается в город, становясь с ним единым целым («И один из нас реципиент, а другой, однозначно, донор,/Хотя я до последнего не смогу понять, кто есть кто»).
Попытка обрести внятную систему координат собственного пространства и вписать в нее себя у героя заканчивается крахом, полной дезориентацией в пространстве, во времени, в потере вектора самоидентификации. Не удивительно, что этот процесс распада реализуется через метафору болезни, («Мне кажется, этот город решительно нездоров»), которая очень ярко характеризует состояние героя - окончательную потерянность не только во времени и пространстве, но и в осознании себя самое.
В целом, лирический герой, житель изображаемого города Перми, часто предстает в художественной системе координат молодых авторов тотально несвободным: замкнутым, буквально заключенным в урбанистическом пространстве. К тому же он часто оказывается ведомым, лишенным свободы в ловушке автобуса или трамвая, которые следуют по строго заданному, кольцевому маршруту. Кольцевые дороги, тупиковые маршруты, семантика которых - бессмысленность и обреченность существования, пожалуй, становятся отчетливой геопоэтической доминантой, определяющей рецепцию города Перми в поэзии нового поколения. Этот образ встречается в текстах И. Козлова, Ю. Куроптева, А. Александрова, А. Баха-рева-Черненка.
Так, в тексте Антона Бахарева-Черненка герой оказывается в замкнутом пространстве холодного города, холодного автобуса, маршрут которого обречен на смерть: Холодно в Перми, холодно, Нет холоднее города. Нет холоднее автобуса, Чем пятьдесят четвертый. Где застыл на сидении Я в одеревенении; Не подает шофер голоса -Наверное, он мертвый [5]. Оказавшись в ловушке города-симулякра, лирические герои чувствуют себя тотально одинокими, словно потерявшимися, растворившимися в этом фантомном пространстве. Действительно, не названное, не познанное место не дает возможности человеку опознать себя. Потому представляется, что поэзия нового поколения обнаруживает кризис личной идентичности, так же как кризис территориальной самоидентификации. В подтверждение этого тезиса стоит отметить, что многие авторы в своих интервью отмечают именно состояние профессиональной разобщенности, одиночества, которое ощущают в городе.
Ю. Куроптев: «Мне кажется, что у молодого поколения пермских авторов практически нет взаимовлияния, поэтических перекличек друг с другом. Формально это прослеживается по отсутствию посвящений стихов друг другу, в отличие, например, от екатеринбургских или нижнетагильских поэтов. Вот в этом и есть, если хотите, специфика литературной ситуации: Пермь город одиночек» [8].
Той же точки зрения придерживается В. Кочнев: «Пермяки - аутисты и интровер-
ты. Екатеринбуржцы более открыты что ли, адекватны, но как ни странно пермяки, на мой взгляд, как писатели интереснее и сильнее. Ин-тровертность иногда помогает конденсировать энергию. В лучшем случае, конечно...» [8].
Итак, молодые литераторы, как показывает исследование, остро нуждаются в обретении внятных черт окружающего их пространства. Не проблематизируя тему диалога с городом в своем творчестве, даже намеренно дистанцируясь от нее, молодые поэты, тем не менее, стремятся разглядеть, распознать смысловую матрицу Перми. Пока же геопоэтической доминантой современного пермского текста является замкнутое кольцом дорог пустое пространство, внутри которого лирический герой ощущает себя тотально несвободным и одиноким.
Примечания
1 Проблемам региональной идентификации посвящаются специальные конференции (ряд семинаров и дискуссий «Поэт и место» в рамках фестиваля «Словопоуа» Пермь, 2012-2013, «Пермь как стиль» Пермь, 2013), публикуются коллективные монографии и сборники научных статей :«Региональные культурные ландшафты: история и современность» Тюмень 2004, «Геопанорама русской культуры: провинция и ее локальные тексты» Москва 2004 г. Также исследование регионального самосознания становится одним из приоритетных направлений грантовой политики. В настоящее время только в Перми уже реализовано ряд проектов, предметом изучения в которых становится современная пермская литература:«Культура молодежи в пространстве города и региона» (РГНФ,
2011-2012), «Региональная идентичность Пермского края в языках, текстах, образовательных практиках: исследование традиций и динамики (1990-2000-е гг.)» (ПСР ПГГПУ,
2012-2013), «Литература Пермского края XXI в.: электронная энциклопедия» (ПСР ПГГПУ, 2012-2013)и другие.
2 В. В. Абашев «Пермь как текст», 2000; А. Си-дякина «Литературная жизнь Перми 1970-80-х гг.: История поэтического андеграунда» 2004; М. П. Абашева «Писатель «здесь и сейчас» (территориальная идентичность современных уральских литераторов: пермяки и екатерин-буржцы) 2004.
3 Подробнее о смене стратегий профессиональной самореализации провинциальных авторов
в постперестроечное время см.: Абашева, М. П. Траектория успеха провинциального писателя: смена векторов / М. П. Абашева, Ю. Ю. Дани-ленко // Региональные культурные ландшафты: история и современность : материалы Всерос. науч. конф. Тюмень, 2004. С. 116-23.
Список литературы
1. Абашев, В. В. Геопоэтический взгляд на историю литературы Урала // Введение в геопоэтику. Антология. М., 2013. С. 202-218.
2. Абашев, В. В. Пермь как текст. Пермь в истории русской культуры и литературы XX в. Пермь, 2008. 496 с.
3. Абашева, М. П. Писатель «здесь и сейчас» (территориальная идентичность современных уральских литераторов: пермяки и екатеринбуржцы) // Геопанорама русской культуры: провинция и ее локальные тексты. М., 2004. С.329-350.
4. Абашева, М. П. Траектория успеха провинциального писателя: смена векторов/ М. П. Абашева, Ю. Ю. Даниленко // Региональные культурные ландшафты: история и современность : материалы Всерос. науч. конф. Тюмень, 2004. С. 116-123.
5. Бахарев, А. Стихи [Электронный ресурс]. URL: http://www.litsovet.ru/index.php/material. read?material_id=176367&fullscreen=1
6. Князева, Е. 20-летие: поиск собственной идентичности // Вещь. 2012. № 2 (6). С. 97-104.
7. Козлов, И. Современная уральская поэзия 2004-2011 гг. // Современная уральская поэзия 2004-2011гг. : антология / авт. проекта, гл. ред. В. О. Кальпиди; сост. Я. И. Грантс и др. Челябинск, 2011. 351 с.
8. Литература Пермского края XXI в. : электронная энциклопедия [Электронный ресурс] / отв. ред. Ю. Ю. Даниленко. Пермь, 2013. CD.
9. Раков, В. М. Пермь третья: рукопись. 1999. С. 16. Архив лаборатории литературного краеведения кафедры русской литературы Пермского университета.
10. Тамирова, Д. Молодая поэзия Перми : опрос // Вещь. 2010. № 1. С. 8-26.
References
1. Abashev, V. V. (2013). Geopoeticheskiy vzg-lyad na istoriyu literatury Urala (=A Geopoetical View of the History of Literature of the Urals) // Vvedeniye v geopoetiku. Antologiya (=Introduction to geopoetics. Anthology). Moscow. P. 202-218.
2. Abashev, V. V. (2008). Perm' kak tekst. Perm' v istorii russkoy kul'tury i literatury XX veka (=Perm as Text. Perm in the History of Russian Culture and Literature of the XX Century). Perm: Master Key, 2008. 496 p. ISBN 5-8241-0234-1
3. Abasheva, M. P. (2004). Pisatel' «zdes' i seychas» (territorial'naya identichnost' sovre-mennykh ural'skikh literatorov: permyaki i yekat-erinburzhtsy (=Writer «here and now» (territorial identity of modern Ural Writers: Permian and Yekaterinburg)) // Geopanorama russkoy kul'tury: provintsiya i yeye lokal'nyye teksty (=Geopanora-ma of the Russian Culture: the Province and its Local Texts). Moscow. P. 329-350.
4. Abasheva, M. P., Danilenko, Y. Y. (2004). Trayektoriya uspekha provintsial'nogo pisatelya: smena vektorov (=The Pathway of Success for a Provincial Writer: Change of Vectors) // Regional'nyye kul'turnyye landshafty: istoriya i sovremennost' (Regional Landscapes of Culture: Past and Present). - Materialy Vserossiyskoy nauchnoy konferentsii. Tyumen': Izdatel'sko-poligraficheskoye predpri-yatiye «Tyumen'». P. 116-123.
5. Bakharev, A. Stikhi (=Poems) [electronic resource]. URL: http://www.litsovet.ru/index.php/ material.read?material_id=176367&fullscreen=1
6. Knyazev, E. 20-letiye: poisk sobstvennoy identichnosti (=20th Anniversary: The Search
for its Own Identity) // Vesch: literaturny zhur-nal (=Thing: Literary magazine). Perm. № 2 (6), P. 97-104.
7. Kozlov, I. Sovremennaya ural'skaya poeziya 2004-2011 gg. : Antologiya(=Modern Poetry of the Urals 2004-2011: Anthology) [author project, general editor V.O. Kalpidi; comp. by: Y. I. Grants et al.]. Chelyabinsk: Izdat. gruppa «Desyat tysy-ach slov» (=Ten Thousand Words). 351 p. ISBN 978-5-87184-522-6.
8. Literatura Permskogo kraya XXI veka: ele-ktronnaya entsiklopediya (2013). (=Literature of Perm Krai of the XXI century: Electronic Encyclopedia): CD [Literatura Permskogo kraya XXI veka: elektronnaya entsiklopediya. Otv.reda-ktor Danilenko Y. Y. (=Ed. by Danilenko Y. Y.)]. Perm State Humanitarian-Pedagogical University, Dept. of Contemporary Russian Literature. Perm.
9. Rakov, V. M. (1999). Perm tretya (=Perm the Third) [Manuscript]. P.16. / Arkhiv laboratorii literaturnogo krayevedeniya kafedry russkoy lit-eratury Permskogo universiteta (=Archive of the Laboratory of the Local History of Russian Literature at Perm State University).
10. Tamirova, D. (2010). Molodaya poeziya Permi / Opros (=The Young Poetry in Perm / A Poll) // Vesch: literaturny zhurnal (=Thing: Literary magazine). Perm. № 1. P. 8-26.
