CC BY
22УДК 821.111
ДИАЛОГ РУССКОЙ И АНГЛИЙСКОЙ КУЛЬТУР: об одном аспекте рецепции творчества Энтони Троллопа в России
Борис Михайлович Проскурнин
д.филол.н., профессор, зав.кафедрой мировой литературы и культуры Пермский государственный национальный исследовательский университет 614990. Россия, г.Пермь, ул. Букирева, 15. [email protected]
Автор статьи размышляет о своеобразии рецепции творчества одного из классиков английской литературы XIX в. в русской культуре тогдашнего времени как своеобразном диалоге литератур и культур двух стран. В статье представлена попытка объяснить, почему, в отличие от многих других стран, почти половина произведений Троллопа была переведена на русский язык, а переводы были опубликованы солидными тиражами. Доказывается, что феномен благоприятной переводческой рецепции троллоповских произведений, в особенности его «Паллизеровских» (парламентских) романов, в 1860-1870-е гг. был связан с поисками русской интеллигенцией и думающей читающей публикой путей развития России и ее политических и гражданских институтов.
Ключевые слова: Энтони Троллоп, Россия, Англия, рецепция, роман, политика, образ политика, диалог литературы и культуры, русский либерализм, парламентаризм.
О диалоге русской и английской культур и литератур в широком историческом контексте в свое время писали многие исследователи: М.П. Алексеев, Н.П. Михальская, Л.Ф. Хабибуллина, С.Б. Королева и др. [см. Алексеев 1982; Михальская 1995; Хабибуллина 2010; Королева 2012]. В отечественной англистике имеется значительное количество публикаций о разного рода перекличках, взаимодействиях и связях, типологических схождениях, взаимной рецепции и т.п. транскультурных и транслитературных контактах английской и русской литератур.
В самом деле, трудно не заметить постоянного взаимного интереса Англии и России, начавшегося еще в Средние века. Как пишут исследователи, первые упоминание Руси в английской средневековой литературе случились в 1Х-ХШ вв., причем поначалу это были
© Проскурнин Б.М., 2015
историко- и географо-этнографичесие зарисовки или упоминания вскользь, как произошло в «Кентерберийских рассказах» Дж. Чосера, когда в общем прологе об одном из паломников, рыцаре, говорится:
... был гостем в замках прусских,
Ходил он на Литву, ходил на русских.
[Чосер1988: 30]
Самые яркие этнографические зарисовки Руси в средневековой английской литературе даны в «Великом сочинении» Роджера Бэкона и «Великой хронике» Матфея Парижского, а первый художественный образ России был создан в «Романе о Трое» Бенуа де Сент-Моро [см. более подробно об этом: Алексеев 1982; Королева 2012].
Как известно, поворотными моментами во взаимной рецепции двух стран стали XVI в., когда в Москву прибыло первое английское посольство, и XVII в., когда состоялось Великое посольство Петра I в Европу и в Англию в том числе. Эти события повернули культуры и литературы к менее мифологизированному восприятию стран. Более того, союзничество Англии и России в борьбе с наполеоновской экспансией и духовная революция в России в конце XIX - начале XX в., а также участие обеих стран в антигитлеровской коалиции во второй мировой войне приводили к преодолению, казалось бы, перманентной английской «русофобии» на какое-то время [см. об этом подробнее: Михальская 1995, Хабибуллина 2010, Королёва 2012].
Английская литература, и роман в первую очередь, всегда интересовали российских интеллектуалов, деятелей культуры, политиков разного направления и толка, писателей и читателей. Особенно это внимание возросло в XIX в. - как до Крымской войны -1856 гг., так и после нее.
Любопытно, что именно в это время в культурной жизни средних и высших классов Росси происходит любопытное явление: смена галломании, т.е. увлечение всем французским, которое господствовало в России с XVIII в., англоманией. Об этом очень интересно размышляет М.В. Цветкова в статье «Образы помещиков-англоманов в русской литературе XIX века» [Цветкова 2015].
Вместе с тем, в истории рецепции английской культуры и литературы в России есть примеры того, что можно было бы назвать прямым диалогом английского и русского романов. Один из них - роль английских образчиков жанра в становлении русского романа: широко известно влияние байроновского «Дон Жуана» (1819-1824) на пушкинского «Евгения Онегина» (1823-1832), а Скотта и его
исторического романа «Уэверли» (1814) - на «Капитанскую дочку» (1836) Пушкина. Столь же широко известно, что английский социально-бытовой роман и произведения английского сентиментализма очень сильно повлияли на Н.М. Карамзина и его «Бедную Лизу» (1792) как одно из первых по-настоящему глубоко психологических произведений русской литературы. Нельзя не заметить, что Н.М. Карамзин был едва ли не первым в истории российского травелога (литературы о путешествиях), давшим подробное и весьма оригинальное описание своего путешествия по Англии и ее восприятия [см.: Карамзин 1980].
Отдельная глава в этом диалоге принадлежит влиянию английского романа середины XIX в., уже приобретшего классические черты «хорошо сделанного романа», на становление русского социально-психологического романа, а может быть - и русского романа в целом. Об этом оригинально и очень доказательно размышляет томский исследователь И.А. Матвеенко в книге «Восприятие английского социально-криминального романа в русской литературе 1830-1900 гг.» [Матвеенко 2014]. И.А. Матвеенко справедливо пишет также и о том, что переводческая рецепция - еще один важный и показательный уровень бытования другой литературы в принимающей культуре [Матвеенко 2014: 80]. Относительно английского романа и его переводческой рецепции исследователь подчеркивает расширение «круга фигурантов этого уровня рецепции по сравнению с числом романистов, интересовавших русскую критику» [Матвеенко 2014: 80]. И в самом деле, если посмотреть на круг английских писателей, например, XIX в., чьи произведения удостоились перевода (не будем комментировать сейчас качество этих переводов), то он весьма и весьма широк: Годвин, Бульвер-Литтон, Эйнсворт, Коллинз, Рид, Мередит, и др. писатели, так сказать, не первого ряда (по меркам того времени), не говоря о произведениях уже тогда признанных классиков английской литературы Диккенса, Теккерея, Ш. Бронте, Гаскелл, Дж. Элиот, Гарди, чьи произведения удостаивались нескольких переводов и многотысячных тиражей. А если к этому добавить значительное количество переводов французской, немецкой, американской, итальянской литератур, то рисуется весьма интересная картина: большое, если не сказать, огромное, количество переводной литературы на одного читателя (если учесть ограниченное количество возможных читателей, в силу того, что безграмотность еще была достаточно значительной в России второй половины XIX в.). Этот факт требует особого изучения, но уже на этом этапе можно сказать, что (вне зависимости от знаменитого спора славянофилов и западников в
середине века) русская общественная мысль искала в зарубежной литературе, в том числе и английской, идеалы социального, политического, нравственного мироустройства, а русская литературная критика «толстых журналов», вплоть до 1917 г. выступавших едва ли не законодателями моды в области общественной мысли, размышляя о романах Диккенса, Дж. Элиот, Т. Гарди, на самом деле размышляла о проблемах своей страны.
В этом отношении любопытна рецепция, в том числе и переводческо-издательская, такого крупного английского писателя как Энтони Троллоп (Anthony Trollope, 1815-1882), двухсотлетие со дня рождения которого отмечалось в конце апреля 2015 г.
Здесь представляется важным обозначить одно весьма веское с точки зрения особенностей рецепции Троллопа в дореволюционной России обстоятельство. Как известно, Троллоп создал 47 романов, и добрая их половина была переведена и издана в России с 1863 по 1900 гг. отдельными книгами: двадцать два произведения. Некоторые из них переводились и публиковались даже не по одному разу. Так, например, примечательно двукратное издание русского перевода романа «Клеверинги» ("The Claverings", 1867) - в 1867 (Санкт-Петербург, типография И.И. Глазунова) и в 1871 (Санкт-Петербург, типография Е.Н. Ахматовой) годах, двукратное же издание перевода романа «Он знал, что был прав» ("He Knew He Was Right", 1869) - в 1871 году в Санкт-Петербурге в типографии В.Н. Майкова и в 1873 году в типографии Е.Н. Ахматовой. Е.Н. Ахматова дважды с интервалом в два года опубликовала перевод романа «Наследник Ральф» ("Ralph, the Heir", 1871) в 1871 и 1873 гг. При этом обращает на себя внимание факт одновременного появления романа в Англии и его перевода в России. Помимо указанных выше, такая же история случилась, например, с романами «Сэр Гарри Готспур» ("Sir Harry Hotspur", 1871), «Леди Анна» ("Lady Anna", 1873), «Бриллианты Юстэсов» ("The Eustace Diamonds", 1873), «Как мы теперь живем» ("The Way We Live Now", 1875), «Не Попенджой ли он?» («Is He Popenjoy", 1878).
При этом в список переведенных на русский язык произведений писателя входят все политические романы, оставляющие знаменитую серию так называемых «Паллизеровских» (или парламентских) романов, в который сам Троллоп, помимо «Бриллиантов Юстэсов», включил романы «Можете ли вы простить ее?» ("Can You Forgive Her?", 1864), «Финиас Финн, ирландский член парламента» ("Phineas Finn, the Irish Member", 1869), «Финиас возвратившийся» ("Phineas Redux", 1876), «Премьер-министр» (The Prime Minister", 1876), «Дети
герцога» ("The Duke's Children", 1879), Это кажется тем более удивительным, поскольку хорошо известно, как российская цензура того времени жестко пресекала или тормозила публикацию произведений на политические темы.
Когда удивляешься количеству романов Троллопа, переведенных на русский язык, то необходимо осознавать: они были лишь частью, причем не самой значительной по количеству, общего интереса русской читающей публики к западной романистике в то время: невозможно назвать «толстый журнал» или солидное издательство XIX в., которое не публиковало бы западных авторов - от классиков XVI-XVIII вв. до писателей-современников. Обращает на себя в связи с этим фраза Д.И. Писарева из его статьи «Реалисты»», которая хотя и посвящена связи естественных наук и литературы и была адресованы начинающим писателям, по сути обращена ко всем мыслящим людям страны того времени:
«Поэтому каждый последовательный реалист видит в Диккенсе, Теккерее, Троллопе, Жорж Занде, Гюго замечательных поэтов и чрезвычайно полезных работников нашего века. Эти писатели составляют своими произведениями живую связь между передовыми мыслителями и полуобразованной толпою всякого пола, возраста и состояния» [Писарев 1866: 208].
Включение Троллопа в этот ряд и обозначение его как писателя, несущего передовые идеи, весьма примечательно с точки зрения восприятия его творчества в России того времени и решительно противоречит трактовке его как писателя-консерватора и апологета буржуазного мещанства, утвердившейся в советские времена.
Представляется, что одним из «ключиков» к пониманию феномена массированной публикации зарубежных романов (только в 1873 г. отдельными книгами в России были изданы шесть романов Троллопа) могут стать размышления П.Н. Ткачева о героях ряда переводных произведений, развернутые им в статье «Люди будущего и герои мещанства», опубликованной в 1868 г. в журнале «Дело»:
«В последнее время наша безжизненная и бессодержательная беллетристика, - пишет известный критик-демократ, - предлагаемая читающей публике как последнее и самое действительное средство усыпления ее умственных отправлений, оживилась несколькими переводными романами, вызывающими на размышления. В романах этих затрагиваются интересы современной жизни и, наряду с обыденными мещанскими сценами, представляют в полусвете картины иной семейной и общественной обстановки; романы эти рисуют нам в своих героях и героинях не только те знакомые личности, с которыми
мы имеем дело каждый день и каждый час, но и те, которые нам вовсе незнакомы, - одним словом, мы видим из этих романов не только современного человека таким, каким он есть, но и каким он должен быть по понятиям мыслящего большинства нашего времени» [Ткачев 1868: 77].
Правда, затем П.Н. Ткачев делает литературно-аналитический (эксплицитно) и пропагандистский (имплицитно) акцент на романе Дж.Элиот «Феликс Холт, радикал» ("Felix Holt, the Radical", 1867) и его весьма смелом по тогдашним российским меркам пафосе социальных изменений и роли личности в них, мысль критика о том, что переводные произведения заставляют читателя размышлять, думать, искать идеалы в жизни настоящей и думать о будущем, может вполне быть перенесена и на произведения Троллопа (к 1868 г. переводы трех романов писателя уже были опубликованы отдельными книгами - «Оллингтонский малый дом» ("The Small House at Allington", 1863), «Рэйчел Рэй» ("Rachel Ray", 1864) и «Клеверинги».
Думается, что переводы и издание Паллизеровских романов (а Паллизер-политик появляется уже в первом переведенном на русский язык романе - «Оллингтонский малый дом»), равно как и других романов Троллопа о жизни людей среднего класса и о представителях поместного дворянства и провинциальной интеллигенции, были интересны демократизирующейся русской читающей публике в шестидесятые - семидесятые годы своеобразной постановкой и решением темы и проблемы значимости и важности всякой отдельно взятой личности, сильной своей индивидуальностью, внутренними нравственными терзаниями, обретением своего места в меняющемся социуме, не говоря уже об интересе к другому быту, нравам, обычаям, местам, иной культуре. Этот интерес отвечал острым необходимостям русской общественной жизни второй половины XIX в., в особенности
- в связи с общей политизацией российской действительности (и литературы в том числе), в послереформенный период, со становлением нового гражданского общества в России после так называемого «дворянского периода». Понятно, что когда Н.Г. Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы» призывает литературу быть прежде всего «выразительницей народного самосознания» [Чернышевский 1947: 177
- 178], он имеет в виду русскую литературу своего времени, но, уверен, мы можем в контексте таких требований трактовать в том числе и переводческую политику большинства русских «толстых» журналов в особенности - либерального и демократического толков,
т.е. в контексте проблем становления российского гражданского общества, как известно.
И в этих условиях обращение к проблемам личности, в том числе личности самоопределяющейся в социуме в целом и той его части, которая связана с властными отношениями, а то и определяющей свою нравственно-политическую позицию, было как нельзя актуальным и для либералов, и для демократов России того времени. Романы Троллопа о нравственно-психологических проблемах политика (парламентария) и избирателя очень хорошо вписываются в контекст подобных ожиданий от литературы. Поэтому когда П.Д. Боборыкин, размышляя о современнице Троллопа Дж. Элиот, говорит о тех изменениях, которые произошли в английской литературе в 18601870-е годы и акцентирует прежде всего возросшее в ней внимание к «опыту разносторонне развитой и чувствующей личности, которая сохранила очень мало иллюзий» [Боборыкин 1890: 532], он обозначает, пожалуй, главный «измеритель» социальной значимости литературы в целом и переводной в том числе.
Известно, чтоТроллоп чуть ли не во всех своих романах так или иначе обращался к вопросам политики. Сцены парламентских выборов, например, играют свою роль в воспроизведении английской реальности и обрисовке характера англичанина середины XIX в., помимо указанных шести, в таких романах, как «Доктор Торн ("Dr.Thom", 1858), «Три клерка» ("Three Clerks", 1858), «Рэйчел Рэй» ("Rachel Ray", 1863), «Сэр Гарри Готспур», «Наследник Ральф» (1871), «Как мы теперь живем». Образы политиков появляются, правда, не как основные, хотя и играющие важную «фоновую» роль в романах «Американский сенатор» ("The American Senator", 1877), «Не Попенджой ли он?». Примечательно, что семь из этих не политических романов были переведены на русский язык и изданы отдельными книгами. Наконец, в известной степени борьбой за власть, пусть и в пределах одного епископата, озабочены герои ряда романов «Барсетширского» цикла, в особенности персонажи единственного переведенного в советское время романа «Барчестерские башни» ("Barchester Towers", 1857; рус. пер. И. Гуровой 1970). Нельзя также забывать, что политико-футурологический характер носит сюжет одного из самых поздних романов писателя «Установленный период» ("The Fixed Period", 1882). Весьма политизирован и сюжет опубликованного посмертно последнего «ирландского» романа -«Борцы за землю» ("The Landleaguers";1883).
Но политика по-особому вводится Троллопом в сюжеты романов «парламентского» цикла, что отличает его от других романистов-
современников, создававших политические романы, - Дизраели и Элиот, например. Воссоздаваемые Троллопом картины парламентской и политической жизни: дебаты в обеих палатах, политические споры в домах политиков и клубах, предвыборные речи, - лишь относительно точны и практически не имеют прямых аналогий с реальной политической обстановкой в Англии того времени. Политическое моделирование и фантазии Троллопа имеют свою меру: особенности функционировании политического начала в сюжетах его произведений необходимо рассматривать в связи с политическими взглядами писателя. А они гораздо отчетливее выражены в романах и путевых очерках, чем даже в его предвыборном обращении и программных речах в период проигранной им избирательной кампании 1868 г., когда писатель неудачно баллотировался в Парламент от местечка Беверли. Понятно, что он либерал, как и большинство английских интеллигентов. Но писатель называл себя «передовым консервативным либералом» (ТшПоре 1996: 188). За этой нетрадиционной формулировкой - его общая политическая платформа, построенная на критическом отношении к политическим схваткам вигов, тори и радикалов, которые чаще всего выливались в борьбу за обладание большим куском «парламентского пирога». Поэтому идеальные троллоповские политики, показанные обычными людьми с противоречиями и недостатками, пытаются встать над ортодоксальными политическими программами партий и служить идее широкого демократизма в его либеральном выражении. Отсюда и теория парламента как зеркала нации одного из ведущих политиков цикла Монка, сформулированная им в «Финиасе Финне», и мечта главного переходящего героя цикла Плантадженета Паллизсра о «благостном тысячелетии», эре всеобщего благоденствия в романе «Премьер-министр». Однако как умеренный либерал Троллоп страшился доступа широких народных масс к политической жизни, перекликаясь здесь с М. Арнольдом и идеями, высказанными тем в знаменитой «Культуре и анархии» (1869). Троллоп тоже полагал, что народ еще не воспитался внутренне, чтобы осознанно и умело включаться в управление страной, и поэтому ему нужны мудрые, честные и благородные лидеры. Человек, избравший политику сферой своей жизни, полагал Троллоп, должен руководствоваться высокими нравственными помыслами; его честолюбие, неизбежное для всякого молодого политика, должно быть бескорыстным, он должен искренне желать быть полезным народу и быть способным отдать всего себя трудной, не всегда приносящей только политические лавры, напряженной каждодневной работе во имя благородных целей.
Все это перекликается с пафосом русской литературной либеральной и демократической критики 1860-1880-х гг., требовавшей от литературы, правда, исходя из разных оснований, подобного духовного воздействия на читателя: достаточно пролистать тогдашние выпуски спорящих друг с другом «Современника», «Русского слова», «Дела», «Вестника Европы» или «Искры».
Очевидно, что чаяниям русской интеллигенции того времени отвечала и мысль Троллопа, особенно отчетливо звучавшая в конце романа «Финиас Финн, ирландский член парламента», когда герой Троллопа находит успокоение после тяжелой внутренней борьбы и удовлетворение в честном «делании» своего дела, служа интересам своей малой родины. (Перекличка с «теорией малых дел» Чернышевского совершенно очевидна.)
В современных условиях, по Троллопу. важно сохранить желание работать, не отчаиваясь от того, что желанная цель труднодостижима и что стремительно меняющаяся отнюдь не к лучшему (его ориентация на прошлое очевидна) действительность выдвигает на авансцену «новых» людей, исповедующих эгоистические цели, искусно скрываемые за демагогическими декларациями о служении народу. Роль лидеров Троллоп отдавал просвещенным и осознающим свои» ответственность аристократам с их благородными политическими традициями, оцениваемыми с позиций среднего класса (дилогия о Финиасе Финне», романы «Премьер-мниистр», «Дети герцога»).
В связи с этим, мы вправе трактовать высокую популярность политических романов Троллопа в России 1860-1870-х гг и в контексте институализации русских либеральных идей в том числе. Это тоже может стать предметом интересного анализа. Один из крупных специалистов в области генезиса и эволюции русского либерализма К.И. Шнейдер пишет: «В [российском. - Б.П.] раннелиберальном дискурсе присутствовали и сакрализировались ценности классического западного либерализма. Свобода, индивидуализм, собственность сами по себе играли эталонную роль в моделировании идеально-типической картины мира в интеллектуальной риторике отечественных либералов» [Шнейдер 2013: 43].
Однако для Троллопа сугубо политические взгляды и идеи не суть важны, гораздо важнее морально-нравственные позиции политика, и исходя из этих позиций, писатель создает образы своих политических идеалов Монка, Паллизера, Финна, а в последних романах - образы молодых политиков: Сильвербриджа, Тригира и др., в которых по-особому соотносятся вымысел и реальность. Он сделал акцент на «человеческой» стороне политики, на нравственно-бытовых сторонах
жизни парламентариев; читая романы серии, мы близко знакомимся с политиками, вникая не только и не столько в их политические верования и идеалы, но входим в их дома, в круг их личных переживаний и проблем, их быт, каждодневную жизнь, а самое главное - постигаем бытование политического начала в структуре их характеров. Причем и то, и другое сосуществует в романах цикла: где-то («Можете ли вы простить ее?», «Бриллианты Юстэсов», «Дети герцога») ощущается больший акцент на нравственно-социальных и психологических проблемах, а где-то (дилогия о Финиасе Финне, «Премьер-министр») политическое, социальное, бытовое оказываются равнозначными компонентами объемно-пластического воспроизведения жизни.
Мысль, что всякая политическая программа проводится людьми, а не политическими «машинами», часто звучит в «Автобиографии»: «Любого человека, лелеющего в своей душе какую-либо политическую доктрину не как средство улучшения условий жизни окружающих людей, я воспринимаю как политического интригана, шарлатана и фокусника» [ТшПоре 1976: 188]. Характерологический угол зрения совпадал с его осмыслением политической деятельности, в которой Троллоп отдавал явное предпочтение нравственно-гуманистической стороне, что и отразилось в сюжетной и повествовательной структурах его Паллизеровских романов. В «Автобиографии», оценивая свою неудачную попытку войти в парламент в 1868 г., Троллоп пишет, акцентируя «человеческую» сторону выбора, что «люди становятся тори или вигами, либералами или консерваторами частью в силу воспитания, следуя за отцами, частью, когда открываются вакансии, частью в соответствии с наклонностями ума ... по мере политических битв уходят дальше и дальше от первоначальных причин...» [ТшПоре 1976: 188-189]. Парламентские романы Троллопа нацелены как раз на исследование характеров политиков в совокупности проявлений их сторон, без нарочитой политической «специализации», умаляющей сложность и «поточность» характера. При этом политическое заостряет, драматизирует эту внутреннюю комплексность характера героя.
«Человеческий» акцент многое дает Троллопу при изображении политической жизни, и наоборот, политическое у Троллопа оживляет картину воспроизводимого. Прежде всего достигается удивительный эффект правдоподобия. Один из критиков, например, даже писал, что «троллоповские страницы пахнут Палатой общин» [Cockshut 1955: 109]. И в самом деле, трудно найти еще одно такое точное по форме и по духу воспроизведение парламентской обстановки, обычаев, нравов,
привычек, традиций английского законодательного органа и «коридоров власти».
Писатель пытался не только показать, каким не надо быть политику - Добени, Тернбулл, Дрот, Бисквакс. а каким должно - Монк, Финн, Паллизер, но и предположить, каким должен быль английский парламент. Цикл, особенно роман «Дети герцога», демонстрирует приверженность Троллопа идее конституционной монархии, заложенной в британской политической машине, что, как мы знаем из истории, было центральным в русской либеральной мысли того времени [см.об этом: Российский либерализм 2009]. Наверное, еще и поэтому политические романы Троллопа стали практически фактом русской культуры во второй половине XIX в. Писатель, конечно, не раз показывал несовершенство этой машины, видя основную причину подобных «сбоев» не в ней самой, а в людях, ею управляющих. Он пытался предложить, принципы, которые должны лечь в основу поведения британского политика, хотя на примере Финна и Паллизера показал драматический исход следования им в современных условиях. Именно поэтому, рисуя парламентские сцены, политические дебаты, живописуя раздумья и сомнения политиков, писатель уделял главное внимание личности человека, связавшего свою судьбу с политикой, и его психологии: не забудем, что как писатель-викторианец Троллоп был весьма озабочен дидактичностью воссоздаваемых ситуаций. Герои-политики Паллизеровского цикла выступают как обычные люди, порою нарочито усредненные, но максимально приближенные к читателю, который благодаря этому органично «вводится» в слои, казавшиеся недоступными и социально-далекими представителю среднего класса - основному адресату писателя. Здесь очевидно влияние программы сближения политиков и народа в либеральном понимании его социальной природы, теории парламента как зеркала нации, образовавших политическую основу цикла.
Такой поход к политике и политикам не мог не встретить одобрения в России 1860-1870-х гг., когда страна трудно, порою мучительно, шла к парламентаризму, переживала период резкого подъема общественной жизни во второй половине XIX в., прежде всего в условиях реформ Александра II и становления новой социально-политической парадигмы российской жизни, в условиях обостренной борьбы консерваторов, либералов и радикалов в определении путей развития российского общества и страны в целом. И голос Троллопа тут не кажется лишним, хотя писатель скорее всего и не подозревал, насколько его идеи оказались созвучны представлениям и чаяниям многих его российских современников.
Список литературы
Алексеев М.П. Англо-русские литературные связи (XVIII век -первая половина XIX века). М.: Наука, 1982. 863 с.
Боборыкин П.Д. Европейский роман в XIX столетии: Роман на Западе за две трети века. СПб.: типография М.М. Стасюлевича, 1890. 644 с.
Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М.: Правда,
Королева С.Б. Миф о России в британской культуре и литературе (до 1920-х годов). Нижний Новгород: Радонеж, 2012. 384 с.
Матвеенко И.А. Восприятие английского социально-криминального романа в русской литературе 1830-1900-х гг. Томск: Изд-во Томск. политех. ун-та, 2014. 315 с.
Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе IX-XIX вв. М.: МПГУ, 1995. 151 с.
Писарев Д.И. Сочинения. СПб.: тип. А. Головачёва, 1866. 315 с.
Российский либерализм. Идеи и люди. Антология. М.: Новое издательство, 2009. 904 с.
Ткачев П.Н. Люди будущего и герои мещанства // Дело. Современное обозрение. 1868. № 4. С.77 - 110.
Хабибуллина Л.Ф. Миф России в современной английской литературе. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2010. 206 с.
Цветкова М.В. Образы помещиков-англоманов в русской литературе XIX века // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2015. № 2. С. 106-111.
Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: в 15 т. М.: Гослитиздат, 1947. Т. 3. С.5- 309.
Чосер Дж. Кентерберийские рассказы / пер. с англ. И. Кашкина и О. Румера. М.: Правда, 1988. 560 с.
Шнейдер К.И. Между свободой и самодержавием: история раннего русского либерализма: автореф. дисс. ... докт. ист. н. Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 2013. 45 с.
Cockshut A.O.J. Anthony Trollope: A Critical Study. London: Collins, 1955. 159 p.
Trollope A. An Autobiography / Edited with an Introduction by D.Skilton. London: Penguin, 1996. 297 р.
THE DIALOGUE OF RUSSIAN AND ENGLISH CTLTURES: On one aspect of Anthony Trollope's reception in Russia
Boris M. Proskurnin
Professor of World Literature and Culture Department Perm State University
614990. Perm, Bukirev Street, 15. [email protected]
The author of the essay argues on some peculiarities of the reception in Russian culture and literature of the 1860s - 1870s of one the leading English writers of the XIX century. In the essay there is an attempt to explain why, unlike in other countries, about a half of the Trollope's novels were translated into Russian at that time and published in great numbers and it marked great popularity of the writer in Russia. It is shown in the essay that the favourable translation reception of Trollope's works, and his 'Palliser' novels in particular, was connected with both liberal and democratic Russian intellectuals' search for ways of the development of the country and its political and social institutions.
Key words: Anthony Trollope, Russia, England, literature, culture, reception, novel, politics, the image of politician, Russian liberalism, Parliamentarism.
