CC BY
10УДК 1(091):11+5
А. А. Черняков
Действительное и мнимое в отношениях точных и неточных наук: становление физики XVII в. под влиянием античной философии
В статье предпринята попытка рассмотреть имеющую место в современной науке и университетском образовании проблему понимания действительных отношений точных и неточных наук на примере истории взаимодействия античной философии и физики XVII в. Рассматриваются действительные и мнимые различия между философией и физикой, неверная трактовка которых привела к констатации существования проблемы их взаимоотношений рядом ученых и преподавателей уже в XVII в. В связи с этим в статье сделан акцент на проблеме осознания реальной степени взаимной детерминации интуитивной физики (натурфилософии) и математической физики Нового времени. Делается попытка определить, что могло повлиять на кардинальный и противоречивый пересмотр в рамках физики и математики Нового времени статуса философии, существовавшей до этого момента в качестве единственной науки, обладающей универсальными возможностями познания мира. В связи с появлением резкой критики философии отмечается возникновение в этот период представления о максимальной независимости специальной науки от науки прежнего времени, которую и представляла философия. В статье делается вывод, что основанием подобного представления явилось создание физиками XVII в. дифференциального и интегрального исчисления, а также процедуры экспериментирования (прежде всего в виде идеального эксперимента Галилея). Эти методологические открытия позволили математической физике, имеющей количественный характер, добиться более высокой точности своих знаний, чем это было в философии - науке качественной и интуитивной. Отмечается, что использование в XVNI-XIX вв. математиками и физиками некоторых философских идей для развития точной науки доказывает наличие связи между философским и специально-научным типами мышления, исторически влияющими друг на друга. Приведен и проанализирован пример такой исторической связи - влияние философского принципа редукции, известного еще в Античности, на становление математической физики XVII в.
Ключевые слова: специальная наука, развитие, самостоятельность, философия, критика, статус наук, взаимосвязь, принцип редукции.
В современный период научное знание сохраняет положительную динамику развития, пусть и не всегда одинаковую в разных своих областях. В основе своей прогрессивные изменения в науке, проявившиеся более 60 лет назад, сохраняются, порождая различного рода открытия в специальных естественных науках, прежде всего в физике, химии и биологии. Технические науки развиваются вслед за специальными, создавая новые технологии, применяемые на практике (в машиностроении, строительстве и т. д.). Резонно возникает вопрос о причинах такого интеллектуального прорыва. Говоря в самом общем смысле, специальные науки эволюционируют не только благодаря внушительным внутренним резервам, но и потому, что в той или иной степени продолжают развиваться их отношения, при которых они явно и успешно взаимодействуют и взаимно обогащают друг друга. В результате их статус, авторитет и влияние на общество настолько высоки, что возникает уверенность в бесконечности прогресса науки как таковой. И подобная ситуация имеет под собой самые серьезные основания. Наиболее развитые, ведущие специальные науки хорошо осознают свою силу, возможности и
перспективы в отношении познания свойств окружающего мира. И это справедливо. Достаточно посмотреть на новейшие успехи в этих науках, чтобы убедиться в этом. Например, можно вспомнить Нобелевские премии за 2018 г., присвоенные за открытия в точных науках: по физике - за нахождение метода генерирования сверхкоротких оптических импульсов чрезвычайно высокой интенсивности, а также обнаружение средства манипулирования микроскопическими объектами с помощью лазерного света; по химии - за овладение управлением эволюцией энзимов (белков, которые ускоряют химические реакции), а также способом влияния на бактериофаги (вирусы, атакующие организм); по биологии - за обнаружение механизма использования иммунитета против мутировавших клеток, разрушающих организм. Таким образом, научно-технический прогресс продолжается, и конца этому качественному изменению пока не видно.
Одновременно с этим подобная, без сомнения, оправданная уверенность специальных наук в собственных силах породила заметное явное или неявное негативное отношение ученых к наукам нематематическим и неэкспериментальным, а потому менее точным в
их понимании. И с этим не поспоришь. И все же, вероятно, такое положение не дает права говорить о том, что любая наука, которая не пользуется математикой и экспериментом, не способна познавать мир и достигать положительных результатов в этом процессе. Можно предположить, что это психологическое, или субъективное, понимание прогресса специальной науки с самого начала с XVII в. породило проблему взаимоотношения между точными и неточными науками. Подобное предположение о негативном отношении точных наук ко всем остальным научным дисциплинам было бы неуместным и надуманным, если бы не имело место его вполне зримое практическое проявление, например в академической и в учебной средах. Так, явно или неявно подобный негатив проявляется и хорошо заметен в университетской программе по отношению к философскому знанию: уменьшение количества часов лекций и семинаров, отмена рефератов, замена экзамена на зачет и т. д. Это проявляется и в существующем сегодня преобладании числа преподавателей точных дисциплин, до сих пор смутно представляющих возможности философских знаний, а также в их нежелании познакомиться с этими возможностями. И это при том, что в большинстве своем все они обучались философии два семестра (сегодня это лишь один семестр, часто всего с 16 часами лекций). То есть возможность понять, в чем состоит полезность философии для специальной науки, у преподавателей была. Конечно, можно говорить о недостаточно высоком уровне преподавания, как, впрочем, и о неудовлетворительной работе самих студентов. Не стоит забывать и о специфике университета, его программы. Например, технический университет ориентирован на более углубленное изучение естественных и технических наук, чем гуманитарных дисциплин. Только саму философию трудно тут в чем-нибудь обвинить: то, что мы недостаточно верно воспринимаем философию и думаем о ней сегодня (за редким исключением), вовсе не определяет то, чем она действительно занимается и чего может достичь в науке как таковой. Словом, вероятно, в этой неопределенности по отношению к предмету и методу философии, в которой пребывает большинство ученых-специалистов (преподавателей, студен-
тов), особенно технических вузов, и заключается причина явного или неявного психологического отторжения ее академической и университетской средами.
В связи с этим имеет смысл рассмотреть объективную причину появления в науке указанной тенденции к максимальной самостоятельности специальных наук по отношению к философии, а также субъективную причину возникновения негативной психологической реакции при абсолютизации подобного обособления на примере физики. Тем более что эти причины всегда существовали (и существуют) одновременно. Затем хотелось бы сделать попытку показать всю неубедительность идеи о полной независимости физики по отношению к философии. Интересно, что практически с самого начала философия в той или иной степени неизменно взаимодействовала с физикой, оказывая последней посильную помощь в познании природы. Сначала это было в рамках самой философии, частью которой как раз и являлась физика (натурфилософия), а затем после выделения физики в самостоятельную науку в XVII в. Таким образом, было бы небезынтересно рассмотреть причину и результат подобного взаимодействия и влияния на частном примере принципа редукции, известного еще натурфилософам VI в. до н. э. и заимствованного у них физиками XVII в.
Тенденция обособления специальной науки по отношению к философии и осознания этого процесса через критику последней стала формироваться в XVII в. и была связана с революцией в математике, главным образом с созданием в конце XVII в. И. Ньютоном и Г. Лейбницем дифференциального и интегрального исчисления. Впервые стало возможно успешно познавать движение тел (т. е. их динамику), а не только их состояние покоя.
Г. Галилей первым поставил эту задачу в 1638 г. в своей работе «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки»: «Мы создаем совершенно новую науку о предмете чрезвычайно старом. В природе нет ничего древнее движения, и о нем философы написали томов немало и немалых. Однако я излагаю многие присущие ему и достойные изучения свойства, которые до сих пор не были замечены либо не были доказаны. Некоторые более простые положения нередко
приводятся авторами; так, например, говорят, что естественное движение падающего тяжелого тела непрерывно ускоряется. Однако в каком отношении происходит ускорение, до сих пор не было указано; насколько я знаю, никто еще не доказал, что пространства, проходимые падающим телом в одинаковые промежутки времени, относятся между собою как последовательные нечетные числа. Было замечено также, что бросаемые тела или снаряды описывают некоторую кривую линию; но того, что линия эта является параболой, никто не указал. Справедливость этих положений, а равно и многих других, не менее достойных изучения, будет мною в дальнейшем доказана; тем открывается путь к весьма обширной и важной науке...» [1, с. 278]. Речь идет именно о строгих математических понятиях, формулировках и доказательствах, чего в прежней физике не было. Для объяснения движения необходимо было сформулировать и символически выразить то, почему (причина) и как (механизм) тело перемещается, т. е. вывести закон движения, который мы знаем как основной закон динамики: сила, действующая на тело, равна произведению массы тела на сообщаемое этой силой ускорение ^ = та, где т - масса тела; а - ускорение движения тела). При этом понятие ускорения (лат. ассе1етНо) играло определяющую роль, так как показывало быстроту изменения скорости тела. Ускорение связало скорость и время, показав, насколько изменяется скорость тела при его движении за единицу времени: а = dv / dt (первая производная от скорости по времени) или более подробно: а = V - Уо / t (где V - конечная скорость тела; Уо - начальная скорость тела; t - время движения тела). Так была объяснена и поэтому стала понятна сама возможность движения тела. Прежняя математика (до XVII в.), не знающая дифференциального и интегрального исчисления, не могла этого сделать, несмотря на имеющийся искусственный формально-символический язык, логический по своей сути.
О подобной невозможности можно говорить и в отношении философии, пользующейся, наоборот, естественным описательно-словесным средством познания, интуитивным по своей природе. Можно вспомнить те трудности, с которыми столкнулись в V в. до н. э. древнегреческий философ Парменид и его
ученик Зенон, пытавшиеся понять, существует движение или нет. По мнению Парме-нида, помыслить можно только то, что есть, т. е. настоящее; движение же связано с возникновением и уничтожением, т. е. с тем, что было, или с тем, что будет; этого помыслить нельзя [2, с. 62-65]. Зенон Элейский, так же как и его учитель, вовсе не ставил себе целью опровергнуть наблюдаемое и устанавливаемое нашим опытом движение тел. Но он не мог доказать того, что тела движутся, и поэтому пришел к своим знаменитым апориям -неразрешимым проблемам, в основе которых как раз и лежало противоречие: действительное наличие движения исключалось невозможностью его объяснения. Например, в апории «Стадий» суть затруднения состояла в том, что если весь путь движения тела состоит из бесконечного числа точек, то за конечное время его преодолеть нельзя; движение возможно только в том случае, если время, как и путь, будет бесконечным [3, с. 34]. Однако установление идеи об абсолютной устойчивости мира не отменило дальнейшего интереса философов-физиков к изучению феномена движения.
Попытки более адекватно выразить причину движения тела были предприняты в Античности и позже. Например, в IV в. до н. э. Аристотель знал о скорости движения тел, их массе и силах, действующих на них, хотя и не выражал эти свойства математическими величинами и символами. Он пытался установить причину движения, находя ее в воздействиях на тело внешних сил: «Движущееся тело останавливается, если сила, его толкающая, прекращает свое действие» [4, с. 133]. Таким образом, именно скорость показывает, действуют на тело силы или нет. К такому выводу Аристотеля приводило наблюдение за природными процессами, на котором и основывался подобный интуитивный вывод. Что касается самой скорости, то ее он связывал с массой тела. Опираясь все на то же наблюдение, но уже за падением тел, Аристотель полагал, что скорость напрямую зависит от массы тела, т. е. прямо пропорциональна последней: V = у(т) - тяжелые тела падают быстрее, чем легкие. И это разнится с тем, о чем говорил Галилей, а потом и Ньютон. Они, наоборот, полагали, что установить, действует ли на тело
сила (силы), можно лишь в том случае, если мы наблюдаем изменение скорости, т. е. ускорение. Скорость не может быть характеристикой движения тела при воздействии внешних сил, так как она может существовать и тогда, когда силы (F) не действуют на тело (закон инерции: v = const при F = 0). Что касается падения тел, то их скорость зависит не от массы, но от времени: v = v(t). Философам не хватало подобного более точного познания движения, основанного на математике и экспериментировании, что было невозможно в силу интуитивности философского подхода и метода.
Таким образом, именно математики и физики - Галилей и Ньютон (а не Лейбниц, который был еще и философом) пересмотрели и «понизили» уровень познавательного потенциала философии, а следовательно и степень ее полезности. В свою очередь, у новой науки появилась возможность получать достоверные знания. Образованию специальной науки и ее отделению от философии способствовали успехи математики и экспериментирования, обнаруживающие познавательные границы последней. Развернувшаяся в XVII в. борьба возникающей математической физики с уже имеющейся интуитивной (умозрительной) физикой разделила понимание того, каким методом надо пользоваться, чтобы объективно понять мир [5, с. 46]. Вероятно, это и была главная, методологическая причина ав-тономизации специальной науки по отношению к философии.
Несмотря на то что Галилей и Ньютон являются математиками и физиками разных поколений, они едины в главном - в негативной оценке всей предыдущей физики, наиболее полно воплотившейся в философии Аристотеля. В их работах новая, символическая и количественная физика была противопоставлена описательной и качественной физике Античности IV в. до н. э. Интересно, что сам Галилей читал студентам физику Аристотеля в Пизанском и Падуанском университетах, тем не менее он стал впоследствии бескомпромиссным критиком аристотелевой механики. Ньютон же завершил этот исторический переход к новому, доказательному познанию законов природы. Все это, конечно, повлияло на возникновение уже в XVII в., в период появления специальной науки, сомнения в познавательных возможностях философии.
Итак, Галилей в 20-30-х гг. XVII в. написал несколько работ, суть которых заключалась в попытке сформулировать действительно научный подход, который бы давал более высокую степень точности знаний о мире, чем то, что прежде мог дать философский подход. Например, в своей работе «Пробирных дел мастер» (1623 г.) он назвал философский подход к познанию свойств, принципов и законов природы слишком неточным, тогда как действительная наука («пробирное искусство») использует весы, которые «по точности намного превосходят грубые весы философа» [6, с. 200]. Быть может, предчувствие возможностей и будущих свершений новой науки, глубокая уверенность в том, что существует только единственный подход и метод познания мира - математический, не позволили Галилею быть справедливым в оценке «нематематической» механики Аристотеля. К слову сказать, первенство открытия и формулировки закона рычага принадлежит именно Аристотелю, что Галилею все же пришлось признать в своей работе «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки» (1638 г.) [7, с. 218-219, 254]. Современник Галилея Ньютон подытожил усилия новых физиков, выведя все явления, ему известные, из существования силы тяготения - всеобщей причины вещей природы. Отличие Ньютона от Галилея состояло в том, что он, с одной стороны, сосредоточил свои усилия на поиске и изучении причин явлений, а Галилея интересовал больше метод их познания. С другой стороны, Галилей не отвергал предположение и дедукцию, тогда как Ньютон разрабатывал индуктивный метод [8, с. 662]. Но оба великих физика - математики и экспериментаторы, т. е. пользующиеся совершенно иными познавательными средствами, чем те, к которым прибегали Аристотель и его последователи, -интуицией и предположениями.
По большому счету новая физика не порывала с философией (старой физикой), она лишь хотела создать новую философию, которая бы действительно отражала свойства, принципы и законы природы, т. е. основывалась на логических и экспериментальных доказательствах. Поэтому и Галилей, и Ньютон сохранили понятие «философия» в названии своей науки [6, с. 41]. Галилей на титульном
листе работы «Пробирных дел мастер» пишет о себе как о «философе и математике великого герцога Тосканского», а Ньютон назвал свою работу «Математические начала натуральной философии» (1686 г.). Можно предположить, что это проявление античной традиции отождествления философии и специальных наук, сохранившейся и в XVII в. Историки философии XX в. полагали, что у древних греков подобное отождествление было оправдано. Дело в том, что ранние греческие математики-философы (Фалес, Пифагор, Демокрит и др.) стремились обосновать уже известные эмпирические правила измерения земли, создавая общие предположения - аксиомы и постулаты геометрии, которые потом использовались геометрами, уже не являющимися философами [9, с. 68]. И все же симптомы будущего разъединения философии и специальных наук прослеживались уже в XV в., например в работах Леонардо да Винчи, вышедших под единым названием «Суждения». Леонардо да Винчи едва ли не первый формулирует логику строго научного подхода и метода: осуществление опыта с явлением, затем его объяснение, т. е. нахождение причины этого явления [10, с. 157]. Но даже в этом случае философия сохраняла свои высокие позиции в познании мира. Можно предположить, что причина этого заключалась в том, что наука в виде философии и новая наука в виде физики занимались (и занимаются до сих пор) познанием природы, стремясь к постижению истины о ней, т. е. выполняли общую задачу. Философия продолжает быть вполне востребована в период высокого уровня и интенсивного развития специальной науки: «.уменьшая наше ощущение достоверности в отношении того, каковы вещи, философия увеличивает наше знание того, чем вещи могут быть» [11, с. 118]. В этом смысле интересно высказывание физиков А. Эйнштейна и Л. Инфельда в работе «Эволюция физики» (1938 г.): «Философские обобщения должны основываться на научных результатах. Однако, раз возникнув и получив широкое распространение, они очень часто влияют на дальнейшее развитие научной мысли, указывая одну из многих возможных линий развития» [4, с. 165].
Тем не менее разлом в науке, который Галилей и Ньютон спровоцировали, произошел:
наука преодолела философский этап развития, показав тем самым самостоятельную жизнеспособность и зрелость. Это и определило всю противоречивость дальнейших отношений между философией и специальной наукой, остающихся в таком состоянии до сих пор. Противоречие заключалось в том, что объективно философия утратила первенство в науке, оставаясь, как и раньше, на уровне предположений и рациональной веры, а специальная наука, наоборот, приобрела это первенство, но при этом субъективно была преувеличена автономность специальной науки и слабость философии. Как показывает история науки за период XVIII-XXI вв., в той или иной степени философия сохранила свою способность познавать мир и быть полезной в среде специальных наук, прежде всего взаимодействуя с математикой и физикой. Это можно подтвердить примером влияния известного уже в Античности метафизического принципа редукции на возникновение науки XVII в. - на представление о действительном строении мира и на реальные отношения между телами, приведшее к появлению математической и экспериментальной физики.
В уже упомянутой работе «Эволюция физики» А. Эйнштейн заметил: «Во всей истории науки - от греческой философии до современной физики - предпринимались постоянные попытки свести внешнюю сложность естественных явлений к некоторым простым фундаментальным идеям и отношениям. Это основной принцип всей натуральной философии. Он выражен уже в работе атомистов» [4, с. 166]. Очевидно, идея о том, что во всем сложном и разнообразном существует что-то одинаковое и устойчивое, является интуитивной. Ее нельзя вывести из опыта или логики, но лишь из наблюдения с помощью догадки. И действительно, в книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» первого историка философии II-III вв. Диогена Лаэртского есть упоминание о взглядах древнегреческих философов-атомистов Левкиппа и Демокрита: «Начала Вселенной суть атомы и пустота, все остальное лишь считается существующим. Миры бесконечны и подвержены возникновению и разрушению. Ничто не возникает из несуществующего, и ничто не разрушается в несуществующее. Атомы тоже
бесконечны по величине и количеству, они вихрем несутся во Вселенной и этим порождают все сложное - огонь, воду, воздух, землю, ибо все они соединения каких-то атомов, которые не подвержены воздействиям и неизменны в силу своей твердости» [12, с. 373]. Судьба подобной идеи атомного строения мира в физике вовсе не была легкой и триумфальной. Подобным упрощением начинают пользоваться в физике с конца XVII в. (Ньютон) и уже окончательно его принимают лишь с изобретением электронного микроскопа в 30-х гг. XX в. До XVII в. в физике основным ответом на вопрос о том, из чего состоит все, было другое упрощение, высказанное еще древнегреческим философом V в. до н. э. Эмпедоклом: в основе мира лежат четыре стихии - огонь, вода, воздух и земля. Эту идею еще в XVII в. поддерживал, например, физик и математик Р. Декарт.
Исследование отношений между телами также потребовало прибегнуть к упрощению. Галилей, занимаясь изучением падения тел, упростил реальный природный процесс, заменив его идеальным процессом (мыслительный эксперимент). Как уже говорилось, его интересовала сила тяжести и то, от чего она зависит. Он исследовал падения тел без учета сил (свободное падение), которые в природе действуют в противоположном направлении по отношению к силе тяжести: силы сопротивления воздуха = км, где к - коэффициент, учитывающий сопротивление среды и форму падающего тела; V - скорость падающего тела) и архимедовой силы = pgV, где р - плотность воздуха; g - ускорение свободного падения;
V - объем тела, погруженного в воздушную среду). Если бы Галилей учитывал эти реальные силы, препятствующие падению тела, то формула силы, действующей на тело при падении, выглядела бы не как Fт = та, но как Fт = та - Fс - Fа. Тем не менее Галилей вывел формулу и величину ускорения падающего тела - константу, реально возникающую при движении тел.
Очевидно, что метафизический принцип редукции позволил представить характеристики (свойства, принципы и законы) явлений любой сложности в виде характеристик самых простых явлений, раскрывая таким образом реально существующие свойства, принципы и законы явлений природы. Парадокс этого принципа по своей сути скорее мнимый, чем существующий в действительности: сложное через простое. Интуитивная мысль античных философов-ученых (натурфилософов) верно уловила то, что любое целое (явление, объект, предмет) состоит из частей, поэтому свойства этих частей могут в некоторой степени выражать (отражать, нести в себе) это целое. Применение математики и эксперимента уже в рамках новой физики доказало правоту этого предположения. Так, например, удалось выделить базовые элементы строения объектов независимо от их природы - атомы и связи (отношения) их существования - законы движения. Это практически дало возможность заложить такую основу физики, которая позволила ей стать фундаментальной наукой, обеспечив ее на 200 лет инструментом плодотворных исследований.
Библиографический список
1. Философия науки : Общие проблемы познания. Методология естественных и гуманитарных наук : хрестоматия / отв. ред.-сост. Л. А. Микешина. М. : Прогресс-Традиция : МПСИ : Флинта, 2005. 992 с.
2. Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическим и социальным условиями от античности до наших дней : [в 2 т. : пер. с англ.] / науч. ред., [авт. предисл.] В. В. Целищев. Новосибирск : Изд-во Новосиб. ун-та, 1994. Т. 1. 464 с.
3. Философский энциклопедический словарь / редкол.: С. С. Аверинцев, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Ильичев и др. 2-е изд. М. : Сов. энцик., 1989. 815 с.
4. Эйнштейн А. Работы по теории относительности / [пер. с нем. и англ. В. К. Фредерикса, Д. Д. Иваненко и С. Г. Суворова]. СПб. : Амфора, 2008. 330 с.
5. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса = Order out of Chaos : новый диалог человека с природой / пер. с англ. Ю. А. Данилов. Изд. 5-е. М. : URSS, 2005. 294 с.
6. Галилео Галилей. Пробирных дел мастер / пер. с итал. Ю. А. Данилова. М. : Наука, 1987. 270 с.
7. Галилео Галилей. Сочинения. Т. 1. Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки / пер. с итал. и лат. С. Н. Долгова. М. ; Л. : Гос. техн.-теорет. изд-во, 1934. 696 с.
8. Ньютон И. Математические начала натуральной философии / пер. с лат. и коммент. А. Н. Крылова. М. : Наука, 1989. 688 с.
9. Рассел Б. Введение в математическую философию. Избранные работы / пер. с англ. В. В. Целищева, В. А. Суровцева. Новосибирск : Сиб. унив. изд-во, 2007. 264 с.
10. Леонардо да Винчи. Суждения. М . : Изд-во Эксмо, 2006. 416 с.
11. Рассел Б. Избранные труды / пер. с англ. В. В. Целищева, В. А. Суровцева. Новосибирск : Сиб. унив. изд-во, 2007. 260 с.
12. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / пер. с греч. М. Л. Гаспа-рова ; общ. ред. и вступ. ст. А. Ф. Лосева. М. : Мысль, 1979. 616 с.
А. A. Chernyakov
The Real and Imaginary in the Relations between Science and Humanities: The Formation of Physics in the XVII century under the Influence of Ancient Philosophy
Abstract. The article attempts to examine the problem of understanding the relations between sciences and humanities, that exists in the sphere of modern science and university education, on the example of history of interaction between the ancient philosophy and the XVII century physics. The real and imaginary distinctions between philosophy and physics are considered in view of incorrect understanding of those distinctions back in the XVII century, which led to the formulation of the problem of their relationship by a number of scientists and university lecturers of that time. In this regard, the article focuses on the problem of understanding of the real degree of mutual determination between the intuitive physics within the philosophic thinking and the mathematical physics of Modern times. An attempt is made to identify the reasons that could affect the dramatic and controversial revision of the status of philosophy from the standpoint of physics and mathematics of Modern times, considering that up to that time philosophy was the only science capable of acquiring scientific knowledge about the world. Due to the appearance of sharp criticism of philosophy at that period, the emergence of ideas of maximum independence of the natural science from the science of earlier times represented by philosophy can be identified. The conclusion is made that the basis for such ideas was the creation of differential and integral calculus by physicists in the XVII century, as well as the new experimental procedures (primarily in the form of Galileo's ideal experiment). These methodological discoveries allowed mathematical physics, which has a quantitative character, to achieve a higher accuracy of knowledge than it was possible for the qualitative and intuitive philosophy. It is pointed out that the use of some philosophical ideas by mathematicians and physicists in the XVIII-XIX centuries for the development of natural sciences proves the connection between philosophical and scientific types of thinking that have influenced each other throughout the history. A particular example of such a relationship - the influence of the philosophical principle of reduction known back in Antiquity on the formation of mathematical physics in the XVII century - is analyzed in the article.
Key words: science; development; independence; philosophy; criticism; status of Sciences; interrelation; reduction principle.
Черняков Алексей Адольфович - кандидат философских наук, доцент кафедры «Философия и культурология» СГУПС. E-mail: nalex_68@ngs.ru
