CC BY
103
УДК 947(571.1)
В. П. ВАСИЛЕВСКИЙ
Омский государственный технический университет
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРГАНОВ ГПУ-ОГПУ ОМСКА В ОТНОШЕНИИ БЫВШИХ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ БЕЛОЙ АРМИИ
Статья посвящена исследованию форм и методов деятельности органов ГПУ-ОГПУ Омска в отношении бывших военнослужащих белой армии. На материалах разработок омских чекистов, выделены этапы репрессивной политики в отношении бывших белогвардейцев. Раскрывается значение Омска как центра репрессивной политики Советского государства.
Ключевые слова: органы безопасности (ОГПУ), Омск, репрессивная политика, белогвардейцы, офицеры, казаки.
14 ноября 1919 г. в Омск вошли части Красной армии — столица белой России пала. Историк советских органов безопасности А. Г. Тепляков справедливо отмечает, что после победы над А. В. Колчаком «богатая Сибирь воспринималась как завоеванная территория, население которой подлежало масштабной чистке» [1, с. 114]. Несмотря на наличие работ историков посвященных репрессивной политике Советского государства, деятельность органов ГПУ-ОГПУ Омска в отношении бывших военнослужащих Белой армии до сих пор не являлась предметом специального исследования. Цель данной работы — восполнить этот пробел.
В Омске остались десятки тысяч военнослужащих колчаковской армии, сибирские казаки, принимавшие активное участие в вооруженной борьбе против большевиков. Известный партийный деятель
А. Н. Дианов в своих воспоминаниях отразил обстановку в Омске 1920 г.: «Омск был переполнен бежавшими с запада и с востока буржуями, офицерством, населением окрестных казачьих станиц, настроенным монархически, враждебно к Советской власти» [2, л. 1]. Большевики всегда помнили значительную роль офицерских подпольных организаций в свержении Советской власти в Сибири в 1918 г. По их оценкам и после окончания Гражданской войны бывшие офицеры продолжали оставаться антисоветски настроенной силой, способной организовать и возглавить антикоммунистическую борьбу. В то же время офицеры в большинстве являлись квалифицированными специалистами, которые были крайне необходимы государственной власти для укрепления Красной армии и других государственных институтов. В 20-е годы эти противоречивые обстоятельства влияли на деятельность советских органов безопасности в отношении бывших белогвардейцев.
С первых дней восстановления Советской власти в Сибири бывшие военнослужащие колчаковской армии выявлялись, проверялись органами ВЧК — ГПУ-ОГПУ, и по ним индивидуально принималось решение. Особенно внимательным было отношение к сотрудникам белогвардейских спецслужб и офицерам. Отдельные, наиболее одиозные белогвардейцы, за антибольшевистскую деятельность расстреливались. Но большинство военнослужащих
белой армии отбывало небольшие сроки и ставилось на специальный учет. Доводя задачу по учету противников Советской власти до сотрудников на местах Омский губотдел ГПУ в 1922 г. разослал всем уездным уполномоченным распоряжение, в котором подчеркнул, что «одной из очередных задач по работе КРО является выявление и постановка негласного учета, поэтому необходимо наблюдение и учет наладить таким образом, чтобы каждое лицо, так или иначе совершившее преступление против Советской власти, принадлежащее к определенной категории, которая по существу своему никогда не примирится с существующим положением, все время находилось в нашем поле зрения. Каждое его передвижение должно быть известно нашим органам» [3, с. 293]. Учет бывших белогвардейцев и наблюдение за ними проводились различными методами: попавшие в плен белогвардейцы допрашивались на предмет установки личностей сослуживцев, они выявлялись путем изучения белых архивов, попавших в руки к чекистам, использовались показания антиколчаковски настроенных жителей Сибири. Чекистами вербовалась агентура из числа бывших белогвардейцев и лиц, общавшихся с ними. Это позволяло контролировать их образ мыслей и деятельность.
Исходя из масштаба и характера в деятельности в отношении бывших белогвардейцев органами ГПУ-ОГПУ в Омске четко просматриваются два этапа: репрессивная деятельность органов в годы Новой экономической политики (НЭП) и репрессии в годы коллективизации и индустриализации.
На первом этапе (в период НЭП) преобладают дела по обвинению граждан, бывших белогвардейцев, в контрреволюционной борьбе против Советской власти, которая выражалась в их участии в Гражданской войне на стороне белых и в совершении ими конкретных преступлений. В Сибири органы ГПУ-ОГПУ постоянно занимались выявлением и учетом бывших офицеров, розыском колчаковских контрразведчиков, старались собрать сведения о репрессиях белогвардейцев в отношении противников режима А. В. Колчака и мирного населения. Причем в этот период, как правило, следователи старались собрать убедительные доказательства преступлений (обычно это были показания свидетелей),
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013
часто обвинения снимались за недоказанностью, несмотря на то что у чекистов имелись косвенные данные о совершенных преступлениях. Органами безопасности учитывалась профессиональная компетентность бывшего белогвардейца, его готовность сотрудничать с государством и возможная польза от такого сотрудничества.
Особенно интенсивно в 20-е гг. чекисты отрабатывали бывших сотрудников колчаковской контрразведки. В этой связи сотрудниками ОГПУ Томска в Омск был отправлен И. Н. Лихачёв, который весной 1923 г. явился к томским чекистам и сознался в том, что являлся бывшим агентом охранки и сотрудником колчаковской контрразведки. И. Н. Лихачёв в ходе следствия дал подробнейшие показания о структурах, методах и формах работы охранного отделения и контрразведки. Несмотря на то что у сотрудников ГПУ имелись письменные показания свидетелей, утверждавших, что И. Н. Лихачёв «принимал деятельное участие в порках и расстрелах рабочих», он был завербован органами ГПУ, освобожден и устроился на работу в областной военкомат. Сотрудники ГПУ выпустили своего агента, вынеся по делу следующее решение: «1923 2 июля нач. КРО ОМГоПу, Тариков, рассмотрев дело 143 Лихачёв Иван Николаевич служил в охранке в качестве осведомителя по принуждению и в контрразведке служил делопроизводителем и ничего особенного, кроме чисто технической работы, Лихачёвым не проявлено, и для придания Лихачёва суду не имеется достаточных материалов. ПОСТАНОВИЛ: Следствие по данному делу прекратить. Арестованного Лихачёва Ивана Николаевича из под стражи освободить за прекращением дела. Лихачёва как политически неблагонадежного взять под негласное наблюдение» [4, л. 54].
Несмотря на сотрудничество И. Н. Лихачёва с органами ОГПУ, в связи с его службой в контрразведке были получены указания из Новосибирска об его повторном аресте, и 31 мая 1926 г. он был арестован. Омские чекисты пытались спасти своего агента. В деле имеется характеристика о его сотрудничестве с органами ОГПУ, в ней говорится: «Лихачёв Иван Николаевич (кличка Рутенберг) был завербован в 1923 г. при его полном согласии и работал в качестве осведомителя с целью заслужить снисхождение Советской власти за его прежние поступки. К работе относился вполне добросовестно и аккуратно, был дисциплинирован, конспиративен и инициативен. Работал почти всю жизнь в охранных отделениях, знает великолепно структуру последних. Это все истрепало его до такой степени, что в данное время является полным инвалидом (смотря по заключению врачей), страдает неврастенией в резко выраженной форме и органическим поражением центральной нервной системы. Находился продолжительное время в психиатрической лечебнице и нуждается в стационарном лечении. Продолжал свою работу осведомителя вплоть до 1925 г., когда был отстранен по циркулярному распоряжению СО ОГПУ № 6331 от 30 октября 1925 г.» [4, л. 91 — 92]. По решению коллегии ОГПУ от 25 октября 1926 г., он 10 ноября 1926 г. был расстрелян. В 1993 г. И. Н. Лихачёв был реабилитирован.
Пример И. Н. Лихачёва показателен в отношении готовности органов безопасности использовать опыт противников большевиков в интересах обеспечения безопасности Советского государства. Он также свидетельствует об относительной мягкости правоохранительной системы первой половины 20-х гг. в условиях которой бывший колча-
ковский контрразведчик долгое время оставался на свободе.
Для работы ОГПУ в отношении бывших белогвардейцев в период НЭП, весьма характерно следственное дело бывшего штабс-капитана С. С. Солдатова. Он был арестован на основании материала, полученного сотрудником особого отдела 35-й дивизии от информатора, который ранее служил в белой армии и сообщал, что служивший вместе с ним штабс-капитан С. С. Солдатов расстреливал рабочих. В деле имеется письменное заявление бывшего добровольца белой армии Начинкина Михаила, который, по-видимому, и являлся информатором, давшим показания против С. С. Солдатова. Он утверждал, что в конце июня 1918 г. у станции Кемчук по приказу С. С. Солдатова был расстрелян 21 рабочий. По его словам: «Бойня была произведена по личному усмотрению капитана Солдатова и вызвала в полку возмущение своей жестокостью и беззаконностью» [5, л. 10]. Для установки личности С. С. Солдатова понадобились данные учета. В деле сохранилась справка о том, что «бывший белый офицер Солдатов Савва Савич на учете состоит и проживает в городе Омске» [5, л. 2].
С. С. Солдатов в 1918 г. командовал офицерским батальоном, участвовавшим в боях против Красной гвардии в Восточной Сибири, а затем занимавшийся подготовкой кадров для колчаковской армии в городе Томске. Несмотря на активное участие в белом движении, до ареста С. С. Солдатов, будучи ценным военным специалистом, преподавал военные дисциплины в военно-специальных учебных заведениях Омска: на артиллерийских курсах, в школе командного состава ЧОН (частей особого назначения), в Сибирской школе по подготовке сотрудников ТО ОГПУ (транспортных отделов ОГПУ).
На допросах в ОГПУ С. С. Солдатов признал свое участие в вооруженной борьбе против большевиков: «Я не отказываюсь, что действительно был в боях, но был не добровольно, а как мобилизованный. Агитацией я не занимался, но сознаюсь в том, что я не соглашался с идеологией большевиков и возможно, что я в частной беседе высказывал свои убеждения. Иначе я не мог, ибо служил в белой армии. Обвинение упирает на «стойкость моих убеждений». Я прежде всего был отличным офицером, т.е. тем офицером, который отлично знал военное искусство и был дисциплинированным и, следовательно, настойчивым. Если бы я был по убеждению стойким, то не сдался бы в плен Красной армии со своей женой и, наверное, в дальнейшем не служил бы в ней» [5, л. 79].
В деле С. С. Солдатова представляют интерес постановление помощника прокурора Омской губернии и судебный приговор. Обвиняя арестованного С. С. Солдатова, помощник прокурора указывал: «Солдатов, будучи на командной должности в армии Колчака, не раз высказывал свою стойкость и убежденность в свержении Советской власти, ставя себя примером другим, ведя антисоветскую агитацию среди своих подчиненных за активную борьбу с Советской властью. В деле имеются достаточные улики в совершении содеянного преступления. В отношении же предписанного обвинения Солдатову о расстреле 21 человека рабочих и крестьян, за отсутствием достаточных улик и невыяснения постоянного местожительства главного свидетеля Начинкина выделить и приостановить до выяснения местонахождения главного свидетеля» [5, л. 63]. Постановление помощника прокурора свидетельствует о том,
что в годы НЭП власть, проводила репрессивную политику в отношении бывших белогвардейцев (поэтому С. С. Солдатову были предъявлены обвинения в антисоветской деятельности», но при этом власть стремилась действовать в рамках действующего законодательства (поэтому обвинения в расстреле рабочих как не доказанные были сняты).
Судебное решение по делу С. С. Солдатова, принимавшего активное участие в Гражданской войне на стороне белых, было типично для периода НЭП. Суд решил: «Подвергнуть лишению свободы со строгой изоляцией сроком на 5 лет, понизив в правах. Принимая во внимание прочность Советской власти в настоящее время, что совершить в дальнейшем подобные преступления подсудимому не представляется возможным, что подсудимый совершил подобные преступления, являясь лишь слепым орудием в руках буржуазии, что, вследствие своей политической неразвитости, он, сам того не зная, был использован для преступных целей, суд находит справедливым Солдатова наказанию в части лишения свободы не подвергать» [5, л. 107]. В 1991 г. С. С. Солдатов был реабилитирован.
Второй этап прослеживается с начала свертывания НЭП, коллективизации и индустриализации. В обществе стали расти антикоммунистические настроения, что привело к изменению характера дел в отношении белогвардейцев. Наряду с делами в отношении отдельных бывших белых военнослужащих, чекисты стали «разоблачать массовые белогвардейские антисоветские организации», которые «организовывались» ими самими при помощи оперативных комбинаций (создание легендированных организаций, использование осведомителей, склонявших граждан признать свою вину и т.п.). Зачастую для того, чтобы придать масштаб делу, чекисты связывали между собой организации, существовавшие в разных сибирских городах. По таким делам проходили сотни, а иногда и тысячи обвиняемых. Обвинения, основывались на признании подследственных, к которым применялись меры психологического и физического воздействия для получения признательных показаний, которые в результате, как правило, успешно добывались.
После свертывания НЭП сотрудники ОГПУ продолжали проводить оперативные мероприятия и следственные действия в отношении граждан служивших в белой армии в случаях, если об их антисоветских высказываниях имелась оперативная информация. Так, в 1929— 1930 гг. Омским ОГПУ расследовалось дело в отношении бывшего белого офицера В. Ф. Быковского, который в числе других офицеров в 1922 г. был в административном порядке выслан с территории Дальне-Восточной Республики (ДВР) в Омск, где около года отбыл заключение в концентрационном лагере, выпущен на свободу и был взят органами ОГПУ на учет как бывший белый офицер.
Имеющийся в уголовном деле меморандум КРО Омского окротдела ОГПУ раскрывает методы и формы работы органов ГПУ—ОГПУ в отношении бывших белогвардейцев, он позволяет понять значение учета для последующих репрессий. В документе говорится: «Проживая в городе Омске, Быковский поддерживал связь с бывшими белыми офицерами Богатуровым, Соболевым и др. бывшими белыми офицерами, высланными в 1922 году из ДВР. Быковский свою связь с Богатуровым при допросе скрыл, тогда как по агентурным данным Богатуров и Быковский часто у друг друга бывали, занимались
выпивкой, вели разговоры, что их Советская власть притесняет, не дает служить и т.д. Быковский несомненно является врагом Советской власти и является социально опасным элементом» [6, л. 17].
В деле В. Ф. Быковского имеются показания свидетелей о его антисоветских разговорах. Так, П. Г. Шеляев показал: «Открыто, в резкой форме высказывался против коммунистов, заявлял «скоро придет время, когда мы с оружием в руках будем бороться с коммунистами. Подобные заявления он делал в присутствии некоторых лиц. После захвата КВЖД Быковский выражал крайнее удовлетворение этим событием, торжествовал и Советскую власть называл не иначе как мерзостью, ожидая ее падение. Однажды в разговоре со мной Быковский заявил, что он при Колчаке работал в уголовном розыске. Мне известно, что на квартире у Быковского регулярно собирались неизвестные лица под прикрытием игры в карты... Изредка приходил к нему Богатуров. Разговор происходил шепотом» [6, л. 4 — 4 об.]. Особая тройка при ПП ОГПУ по СК во внесудебном порядке вынесла решение, что
В. Ф. Быковский «наговорил» на пять лет заключения в концентрационный лагерь. В 1992 г. он был реабилитирован.
С началом свертывания НЭП появились крупные дела в отношении офицерских и казачьих антисоветских организаций, члены которых «занимались шпионажем, готовили восстания против Советской власти, осуществляли вредительство и вели контрреволюционную агитацию». Появление таких дел объясняется ростом антикоммунистических настроений в обществе, вызванным свертыванием НЭП и коллективизацией. В таких условиях органы ОГПУ, проводя государственную политику, стремились ликвидировать в обществе социальный слой, способный организовать недовольных на вооруженную борьбу и возглавить их. Этим объясняется фабрикация подобных дел. По ним с конца 20-х годов началось массовое уничтожение бывших белогвардейцев, достигшее своего апогея к 1937 году. В делах на участников крупных контрреволюционных организаций нет былой тщательности в сборе доказательств. Большинство решений выносилось на основе самооговора подследственных и их показаний друг на друга, получаемых в результате незаконного психологического и физического воздействия сотрудников ОГПУ.
Так, весной 1933 г. в Омске и казачьих станицах была ликвидирована контрреволюционная повстанческая казачья организация во главе с группой бывших казачьих офицеров штаба Сибирского казачьего войска. Из чекистких справок следовало, что сотрудникам ОГПУ удалось вскрыть 15 повстанческих ячеек этой организации, состоявших в большинстве своем из активных белогвардейцев, реэмигрантов, возглавлявшихся бывшими атаманами, казачьими офицерами. Возникновение организации якобы относилось к 1930 году. Создана она была полковником Шайтановым по заданию резидента японской разведки, бывшего штабс-капитана колчаковской армии Ридзеля, завербовавшего для контрреволюционной работы Шайтанова. По версии сотрудников ОГПУ Ридзель насадил повстанческие и шпионские кадры по иртышским станицам, по линии железной дороги Омск—Петропавловск — Челябинск, по Турксибу. Сотрудники ОГПУ «установили», что организация являлась филиалом крупной белогвардейской контрреволюционной организации на территории Западно-Сибирского края, воз-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (121) 2013
главляемой генералом Болдыревым, действовавшим по заданию японской разведки [7, л. 19].
В 1956— 1957 гг. по данному делу была проведена проверка. Ее результаты раскрывают методы работы сотрудников ОГПУ, фабриковавших это и подобные массовые дела. По результатам проверки было установлено, что «обвинение осужденных по данному делу лиц в антисоветской деятельности обосновано в основном на признательных показаниях самих осужденных, причем не конкретных, противоречивых и не подкреплены никакими другими объективными доказательствами» [8, л. 480].
В ходе проверки было установлено, что следователи обманывали осужденных и применяли к ним угрозы. «Так, осужденный Шевко при допросе от 27 декабря 1956 г. показал, что он дал в 1933 году несоответствующие действительности показания в результате обмана его следователем Панасенко и угроз со стороны следователя Попова» [8, л. 481].
Кроме того, сотрудники ОГПУ подключали к добыванию признательных показаний своих агентов. Они подсаживали их в камеры, и те склоняли граждан давать признательные показания. Агенты ОГПУ по указанию своих кураторов давали следователям ложные показания о виновности обвиняемых. В ходе проверки по данному делу было установлено, что «сотрудник ОГПУ Постаногов, узнав о том, что среди арестованных в Тевризском районе лиц, оказались четыре секретных работника ОГПУ Шалаев, Ольшанский, Антипин и Рыбьяков, предложил последним уговорить арестованных подписать сфабрикованные работниками ОГПУ фиктивные протоколы допросов. После выполнения Шалаевым и др. секретными работниками ОГПУ указаний По-станогова все они были освобождены из под стражи, предварительно дав ложные показания об антисоветской деятельности ряда лиц» [8, л. 481].
В результате проверки только по этому делу из 287 осужденных было реабилитировано 285. С этим делом был тесно связан еще целый ряд дел, по которым результаты реабилитации были аналогичны. Не были реабилитированы: осужденный И. Н. Растре-пин, который в 1919 г. публично казнил председателя Черлакского ревкома А. Е. Мельникова, и П. И. Гри-бановский, который во время Гражданской войны служил в отряде атамана Анненкова и принимал участие в арестах и конвоировании на расстрел сочувствующих Советской власти граждан [8, л. 482].
Таким образом, Омск в годы Гражданской войны, будучи столицей белой России, административным центром Сибирского казачьего войска, стал одним из основных центров репрессивной политики Советского государства в отношении бывших белогвардейцев. Если в период НЭП органы ГПУ—ОГПУ
собирали материал и на его основе проводили репрессивную политику индивидуально, то с началом индустриализации и коллективизации начались массовые политические репрессии, в ходе которых доказательства не имели значения. Чекисты фабриковали дела, выполняя политический заказ. В советском обществе в 1920—1930 гг. продолжалось острое идейное противостояние красных и белых. Белые потерпели поражение в Гражданской войне, но бывшие белогвардейцы, по меркам того времени, самим фактом своего существования в обществе продолжали сохранять потенциальную опасность для коммунистического режима. Удаляя их из общества, органы государственной безопасности выполняли задачу законно существовавшей власти, в то время легитимной в глазах большинства населения. В этой связи думается, что историк должен не судить чекистов или их обвиняемых на основе моральных ценностей и современных юридических норм, а, руководствуясь принципом историзма, понять состояние общественного сознания и политические условия, сделавшее возможным массовые политические репрессии и, соответственно, последующие массовые кампании по политической реабилитации.
Библиографический список
1. Тепляков, А. Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК — ОГПУ в Сибири, 1918-1929 гг. / А. Г. Тепляков - М. : АИРО-ХХ1, 2007. - 288 с.
2. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Ф. 87. Оп. 3. Д. 1596.
3. Плеханов, А. М. ВЧК-ОГПУ. Отечественные органы государственной безопасности в период Новой экономической политики. 1921- 1928 / А. М. Плеханов. — М. : Кучково поле, 2006. - 704 с.
4. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Архивно-следственное дело П-13973.
5. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Архивно-следственное дело П-13083.
6. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Архивно-следственное дело П-13197.
7. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Ф. 87. Оп. 3. Д. 292.
8. Архив Управления ФСБ России по Омской области. Архивно-следственное дело П-101300.
ВАСИЛЕВСКИЙ Виталий Петрович, соискатель по кафедре отечественной истории.
Адрес для переписки: [email protected]
Статья поступила в редакцию 16.01.2013 г.
© В. П. Василевский
