CC BY
69
А.Ш. Кабирова
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан
Э.З. Багманова
кандидат исторических наук, научный сотрудник КЮИ МВД России
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННЫХ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ПО ОХРАНЕ ДЕТСТВА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (НА
МАТЕРИАЛАХ ТАТАРСТАНА)
Статья посвящена вопросам социальной политики в отношении детей и подростков в Татарстане в годы Великой Отечественной войны. Анализ архивных источников позволяет представить более целостную и объективную картину об основных направлениях социальной защиты подрастающего поколения в военный период.
Годы Великой Отечественной войны стали серьезным испытанием для всего советского общества. Жизнь многих миллионов людей в одночасье переменилась. Новые суровые военные реалии, связанные с такими явлениями, как мобилизация, эвакуация, резкое снижение уровня благосостояния граждан, коренным образом повлияли не только на взрослое население нашей страны, но в еще большей степени отразились на положении подрастающего поколения. Дети и подростки лишились привычной семейной атмосферы тепла, заботы и уюта, необходимой для формирования их физического и психологического здоровья.
В связи с новыми жизненными обстоятельствами государственные органы были поставлены перед задачей организации целостной системы социальной защиты несовершеннолетних, которая бы законодательно обеспечивала поддержание жизни и деятельного существования детей и подростков в условиях военного времени. Особенно
пристально вопросы охраны детства
ставились и решались в тыловых регионах, т.к. здесь помимо вопросов улучшения положения детей, проживающих в своей местности, руководящим инстанциям
приходилось также выполнять
значительную работу, направленную на социальную адаптацию эвакуированных
маленьких граждан.
Задачи сохранения жизни и здоровья детей, организации их обучения и воспитания, борьбы с беспризорностью и безнадзорностью чрезвычайно остро стояли и в тыловом Татарстане. В данной статье мы предлагаем рассмотреть основные направления проводившейся в республике социальной политики по
охране детства, причем с акцентом на рассекреченные архивные документы. Научная актуальность такого подхода диктуется необходимостью преодоления утвердившихся в советской историографии штампов и стереотипов. Ранее авторы многочисленных работ по проблемам социальной защиты детей в военное
лихолетье [1], скованные рамками идеологической конъюнктуры, освещали накопленный в годы войны исторический опыт исключительно в позитивном плане. Хотя в архивах хранились и долгое время оставались невостребованными материалы другого рода, раскрывавшие негативные явления в жизни детей и подростков, связанные с недоработками или упущениями в деятельности партийных и государственных органов. В постсоветский период расширение источниковой базы подвигло исследователей к
переосмыслению многих событий прошлого. В том числе были переоценены и «достижения» советского времени, связанные с осуществлением мероприятий власти по охране детства [2]. Включение в научный оборот неизвестных ранее материалов позволило во многом по-новому оценить уровень решенности изучаемых проблем и получить более полное и объективное представление о многомерности и неоднозначности происходивших в годы войны процессов.
Республика Татарстан, как и большинство восточных регионов, в военные годы являлась крупной тыловой базой страны. Сюда уже к середине августа 1941 г. прибыло 163 тыс. человек [3], а к весне 1942 г. число эвакуированных граждан достигло 266 тыс. человек [4]. Вместе со взрослыми эвакуировались и дети. Их число среди прибывших составляло 101432 человека [5]. 70%
приехавших были в возрасте до 12 лет [6]. Они прибывали как с родителями, так и с детскими учреждениями - детскими домами, садами, пионерскими лагерями и т.п.
Для детей дошкольного возраста большое значение имела организация сети детских садов и яслей. Согласно официальным данным, за период с 1939 по 1945 гг. количество детей в детских садах Татарстана выросло с 23510 до 31340, а на детских площадках - с 67,8 тыс. до 73 тыс. человек [7].
Наиболее значительные усилия в этом направлении предпринимала
администрация тех районов, где через открытие детских учреждений решался
вопрос о привлечении на производство дополнительной рабочей силы в лице женщин-домохозяек. Только за период летнеосенних работ 1942 г., по данным 48 районов, в республике дополнительно было создано 1314 яслей с охватом 51196 детей и 1352 площадки - на 53536 детей [8]. Такая же тенденция сохранялась и в последующие годы. Пресса военных лет охотно освещала подобного рода факты. Например, 18 июня 1943 г. «Красная Татария» писала: «В сельхозартели
«Ударник» Арского района открыты детские ясли. Инициативу в этом деле проявили колхозные активисты, жены фронтовиков. Ясли размещаются в 2этажном доме, оборудованы всем необходимым» [9]. Или 14 августа 1943 г. в заметке «Забота о детях фронтовиков» сообщалось: «В селе Березя Атнинского района открыт детский сад. Здесь воспитывается 30 ребят, отцы которых сражаются на фронте. Заведующая детским садом Манасыпова и воспитательница Садыкова с любовью ухаживают за малышами...» [10].
Вместе с тем далеко не все в этой сфере обстояло благополучно. Встречались и примеры обратного свойства. В отдельных районах республики состояние детских дошкольных учреждений не
соответствовало элементарным
гигиеническим и культурным нормам. Но факты негативного порядка средства массовой информации предпочитали не афишировать. Они отражались
исключительно в отчетах в вышестоящие инстанции под грифом «секретно» и «строго секретно». Так, в докладной записке в Президиум Верховного Совета ТАССР, датированной маем 1944 г.,
приводились сведения о том, что в некоторых детских учреждениях Атнинского и Высокогорского районов из-за отсутствия повседневного контроля со стороны местных Советов, районных отделов здравоохранения и РОНО наблюдался «полный развал» работы: материально-техническая база яслей оставалась крайне тяжелой, во многих из них остро ощущалась нехватка детской мебели и постельных принадлежностей.
Снабжение продуктами питания не выполнялось, часто выдавались заменители продуктов. Например, вместо полагающейся нормы жиров в 144 кг на квартал для всех детских садов Атнинского района в первом квартале 1944 г. было выдано лишь 105 кг, а во втором -123 кг [11].
Конечно, руководство республики реагировало на такие ситуации. По указанному и аналогичным случаям принимались соответствующие меры. В постановлениях партийных и советских органов, как правило, предписывалось: «улучшить», «организовать»,
«наладить». и т.п., но в условиях, когда у власти находились бюрократические структуры, положение исправлялось крайне медленно.
Не меньшего внимания требовали к себе и дети школьного возраста. Однако работа учебных заведений была затруднена в силу объективных обстоятельств. Уже в первые месяцы войны несколько десятков самых больших и лучших школьных зданий в Казани и в районах Татарстана были переданы под госпитали и эвакуированные предприятия и учреждения. В августе 1941 г. из 102 школьных помещений, имевшихся в Казани, в распоряжении городского отдела народного образования оставались лишь 58, из которых 14 до войны занимали средние и семилетние школы, остальные - начальные [12].
13 августа 1941 г. в целях обеспечения организованного начала нового учебного года Татарский обком ВКП(б) и СНК ТАССР разослали по районам республики директивное письмо, которым обязали райкомы ВКП(б) и исполкомы райсоветов депутатов трудящихся учесть всех детей школьного возраста, в т.ч. и эвакуированных. При недостатке школьных помещений рекомендовалось использовать для учебы здания клубов, домов культуры, изб-читален [13]. Но помещений все равно было недостаточно. Поэтому занятия нередко проводились в три смены, практически в не отапливаемых помещениях, в связи с чем дети часто и подолгу болели. По данным на 1 ноября 1941 г., по четырем районам
Казани (Бауманскому, Ленинскому, Молотовскому, Кировскому) 1279 школьников не ходили на учебу [14]. Эти цифры возрастали за счет отсева учеников, не посещавших школу по причинам бытовой неустроенности, отсутствия необходимой одежды. Например, в средней школе № 12 Сталинского района только за два месяца, прошедшие с начала 1941/1942 учебного года, 118 учащихся перестали ходить на занятия, в средней школе № 18 Молотовского района - 108 [15].
С целью улучшения материальнобытового положения школьников в Татарстане был осуществлен ряд мер: создан фонд всеобуча, средства из которого использовались для обеспечения учащихся одеждой и обувью. На промышленных предприятиях
организовывались воскресники, месячники помощи детям, открывались школьные столовые. Была возрождена традиция шефства над учебными заведениями. Значительное внимание уделялось укреплению здоровья детей в летний период. 12 мая 1943 г. было издано постановление СНК СССР о соответствующих мероприятиях, которое улучшило постановку отдыха детей в пионерских лагерях и увеличило количество отдыхающих в них. Для общей координации действий по этому вопросу в республике была образована специальная комиссия под председательством Б.С. Мулюкова.
Особой заботой руководства республики были эвакуированные дети. 27 августа 1941 г. Татарский обком партии обсудил постановление ЦК ВКП(б) от 22 августа 1941 г. «О детях, эвакуированных из Москвы и Ленинграда» и принял его к реализации. Горкомам и райкомам ВКП(б), председателям райсоветов депутатов трудящихся было поручено разместить детей в детских учреждениях и школах, снабдить их теплой одеждой, обувью, учебниками [16].
За время войны количество детских учреждений в ТАССР заметно возросло, преимущественно за счет эвакуированных детдомов и интернатов из других
регионов. Сразу по несколько детских учреждений приняли Бондюжский (4 детдома), Верхне-Услонский (3), Елабужский (3), Красноборский (3), Набережно-Челнин-ский (4) и другие районы республики. В целом, количество детских домов в Татарстане увеличилось на 96 единиц. Если в 1940 г. в республике было всего 17 детских домов с численностью 2250 детей, то к 1945 г. количество детдомов возросло до 113, контингент воспитанников в них составил 11686 человек [17]. В основном это были осиротевшие дети, дети фронтовиков и матерей-одиночек.
В целом, местные органы власти приложили немало усилий для размещения эвакуированных детских учреждений и детей. На содержание детдомов лишь в 1943 г. дополнительно было выделено 34906 рублей, на текущий и капитальный ремонт помещений эвакуированных детских учреждений - 430674 рубля, на строительство и приспособление бань при них - 800 тыс. рублей [18]. Силами колхозов создавались специальные фонды для поддержки детей-сирот,
организовывались подсобные хозяйства детских домов.
Условия содержания детей в детских домах были различными. В республике вполне успешно работали детские дома, где дети чувствовали себя в безопасности и находились в относительно благоприятных условиях. В качестве примера можно привести Займищенский детдом, «который благодаря активной работе директора практически полностью снабжался продуктами питания.» [19]. В заметке от 5 сентября 1944 г. центральная республиканская газета «Красная Татария» также как положительную характеризовала работу коллектива Кураловского детдома Верхне-Услонского района во главе с директором Москалевым, который «смог создать ребятам хорошие условия. Здесь семейный уют, дети ощущают отеческую ласку, ни в чем не нуждаются.» [20].
Но наряду с хорошо работающими детдомами в республике функционировали детские учреждения, в которых не соблюдались санитарные нормы, не
выполнялись обязательные предписания и правила. Так, из архивных источников, сохранившихся в фондах республиканских архивов, мы узнаем, что «большинство детских учреждений размещались в неприспособленных и непригодных для жизни детей тесных помещениях. Дети ютились в двух-трех комнатах площадью 1-1,5 кв. метра на ребенка вместо 4 кв. метров, установленных по нормативам». В связи с отсутствием мебели дети «вынуждены спать по двое и больше в маленькой кроватке», а из-за недостатка теплой одежды и валенок «не имеют возможности бывать на свежем воздухе в зимнее время». Во многих детских домах, домах ребенка и интернатах царила антисанитария, не было учебнопроизводственных помещений, бань. Не хватало белья, посуды. Например, в Заинском детдоме № 2 на 67 детей имелось всего 10 тарелок и 3 ложки, в детдоме № 50 Буинского района на 85 детей - 20 тарелок и 15 ложек [21]. И такая картина встречалась довольно часто.
Долгое время открытым оставался вопрос обеспечения детских домов и домов ребенка продовольствием. Однако благодаря целому ряду постановлений [22] он был решен. Детдома и интернаты должны были снабжаться по следующим месячным нормам: мясо и рыба - 1,5 кг, жиры - 500 г, крупа и макароны - 2 кг, сахар и кондитерские изделия - 750 г, молоко - 3 л, сыр - 200 г, картофель - 7,5 кг и яйца - 15 штук. Кроме того, предполагалась выдача дополнительных продуктов: 300 г сметаны, 300 г муки, 25 г чая, по 60 г кофе и какао, 400 г соли и 800 г сухофруктов. Но, несмотря на старания местных административных органов уделять снабжению детей в военный период первостепенное внимание, наряды на продукты отпускались с большим опозданием. Многие эвакуированные, а также местные детские учреждения месяцами не получали мяса, жиров и других продуктов. Например, из-за задержек и перебоев в снабжении продуктами питания детские учреждения Елабужского района в первом квартале 1943 г. недополучили 68% мяса и рыбы,
10% жиров, 52% круп и макарон, 44% сахара [23].
Существенным подспорьем для детских учреждений являлась помощь шефов. Так, в 1943 г. колхоз «Красный прибой» выделил в порядке шефства школьному детдому им. Тукаева 50 кг проса и 70 кг пшеницы, колхоз «Красный Дол» поставил 2 центнера картофеля. Значительную продовольственную помощь московскому интернату фабрики «Спартак» оказывали колхозы «Оборона» и «Красная Горка» [24]. И все же большинство детдомов и домов ребенка рассчитывали
исключительно на средства местного бюджета и собственное подсобное хозяйство.
Из-за голода и отсутствия должного внимания дети уходили из детдомов. Только за 7 месяцев 1944 г. из детдомов сбежало 116 детей. Из них 24 - дети местного населения, подавшиеся к родственникам, 8 человек уехали к родителям в Москву, более 30 человек убежали, совершив преступления [25]. Причиной побега остальных детей стала невыносимая психологическая атмосфера, царившая во многих детских учреждениях. Дети страдали от недостатка и неорганизованности воспитательной и педагогической работы. Во многих детских домах катастрофически не хватало воспитателей, как, например, в детдоме № 35 Кзыл-Юлдузского района, № 20 Больше-Тархановского района, в Новомировском детдоме Билярского района и др.
Убежавшие дети, как правило, становились беспризорниками. Борьба с такими явлениями, как беспризорность и безнадзорность, в военные годы была объявлена важной частью государственной политики в области защиты детства. На основе постановлений СНК СССР и ЦК ВКП(б) 1942 и 1943 гг., были созданы специальные органы, целью которых являлось решение вопросов, связанных с устройством детей, оставшихся без родителей. Комиссии, состоящие из представителей органов здравоохранения, народного образования, милиции и общественных организаций, должны были принимать меры по устройству
выявленных беспризорных и
остронуждающихся безнадзорных детей в детдома, в ремесленные училища и т.д. Кроме того, они занимались оказанием единовременной помощи, контролировали своевременное снабжение детских
учреждений продуктами питания и т.д.
В борьбе с беспризорностью и
безнадзорностью основную роль играла милиция. При отделениях НКВД
открывались детские комнаты и приемники-распре-делители, куда
временно помещали задержанных. По официальным данным, в 1944 г. в Татарстане имелось два таких приемника-распределителя: один - в Казани на 285 человек, другой - в Бугульме на 50 человек. Но фактически количество детей, временно в них размещаемых, доходило в Казани до 400, в Бугульме - до 200
человек [26]. После задержания
принималось решение о распределении ребенка. Если родителей, родственников или желающих усыновить ребенка не находилось, то младенцев из временных приемников направляли в дома ребенка. Дети от 3 до 14 лет передавались в детские дома, а подростков постарше устраивали на работу на производство, в школы ФЗО и ремесленные училища, правонарушители отправлялись в трудовые колонии [27]. В дальнейшем воспитанием и судьбой ребенка или подростка занималась та организация, куда он распределялся.
Состояние дел по борьбе с детской беспризорностью и безнадзорностью в республике характеризовалось
следующими данными: в первом
полугодии 1942 г. органами милиции было задержано 1224 ребенка, за тот же период 1943 г. - 1532, за 1944 г. - 8756 человек, из них беспризорных - 1061 и безнадзорных
- 7695 [28].
Увеличение числа беспризорных и безнадзорных в военный период порождало проблему детской
преступности. Дети из-за отсутствия надлежащего ухода и воспитания нередко попадали под влияние асоциальных элементов. Преступность среди несовершеннолетних в Татарской АССР оставалась высокой все годы войны. Так,
за четвертый квартал 1942 г. и первый квартал 1943 г. подростками было совершено 787 преступлений. К уголовной ответственности привлекли 993 человека, в основном в возрасте от 12 до 16 лет [29]. Наиболее характерными видами
преступлений являлись кражи, спекуляции и хулиганства. За семь месяцев 1944 г. по республике было задержано 615 подростков, в том числе за кражу- 346, за убийство - 23, за грабеж - 59, за хулиганство - 23 и за прочие преступления
- 164 [30].
В качестве основных причин детской преступности следует в первую очередь назвать социальные: экономический
кризис в обществе, низкий уровень жизни, эвакуация огромных людских ресурсов, массовая нужда и голод, а также ослабление воспитательной работы в школах и училищах.
Особенно много безнадзорных и беспризорных детей задерживалось на городских рынках. Многих сюда гнала нужда. На рынке Казани даже имелось специальное место, где торговали исключительно школьники, в основном тетрадями, книгами, карандашами, бумагой и т.д. Здесь же совершалось наибольшее количество краж. За один только день на городских рынках в руки милиции «попадало» около ста учащихся. Но, нередко из-за недостатка времени, даже в случае задержания нарушителей отпускали. К ним применялись в основном административные меры. Отсутствие более серьезных санкций со стороны правоохранительных органов приводило к тому, что подростковая преступность продолжала сохраняться [31].
Одной из самых эффективных форм предотвращения детской преступности и предупреждения беспризорности и безнадзорности детей в военные годы
стало возрождение института
патронирования, по которому дети передавались на воспитание в семьи. Государственные инстанции уделяли этому вопросу повышенное внимание. При исполкомах Советов создавались
соответствующие комиссии.
Комсомольские организации проводили беседы с детьми, занимались с ними. Благодаря таким мерам в 1943 году в Татарстане было усыновлено 200 сирот [32], в 1944 году - 245 детей и охвачено опекунством 507 человек [33]. Работа с беспризорниками проводилась весь военный период.
Таким образом, в годы Великой Отечественной войны социальная защита детей являлась весьма актуальной и насущной проблемой. Государственная
политика была направлена на улучшение воспитательных, учебных и
оздоровительных мероприятий,
касающихся несовершеннолетних.
Преодоление негативных тенденций, стабилизация положения детей и создание реальных предпосылок для дальнейшей положительной динамики - вот основные вопросы, которые приходилось решать в годы военного лихолетья. Благодаря совместной деятельности партийных и советских органов, представителей
милиции, отделов просвещения,
соцзащиты, общественных организаций поставленные задачи были в основном выполнены, однако отсутствие четкого распределения приоритетов при реализации в республике социальной политики по охране детства, а также несоответствие некоторых принятых постановлений реальным возможностям тылового региона не позволили в полной мере добиться разрешения так называемой «детской проблемы» в Татарстане.
ЛИТЕРАТУРА
1. Каплин В. О них заботится Родина (О шефской помощи детям погибших воинов). М., 1947; Ковригина М.Д. Забота государства о матери и ребенке. М., 1946; Краснопольский А.С., Свердлов Г.М. Охрана прав матери и ребенка в СССР. М., 1951 и др.
2. Зезина М. Без семьи // Родина. 2001. № 9; Нечаева А.М. Охрана детей-сирот в России. (Истории и современность). М., 1994; Рокутова О.А. Социальная защита детей и подростков в Среднем Поволжье в 1941-1950 гг.: автореферат дис. ... канд. ист. наук. Оренбург, 2008 и др.
3. НА РТ (Национальный архив Республики Татарстан). Ф. Р-128. Оп. 1. Д. 3635. Л. 26.
4. Народное хозяйство ТАССР: Стат. сб. Казань, 1957. С. 160.
5. Татарстан в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). Казань, 2000. С. 174.
6. НА РТ. Ф. Р-1296. Оп. 18. Д. 508. Л. 186.
7. 25 лет Татарской АССР (1920-1945). Казань, 1945. С. 87.
8. ЦГА ИПД РТ (Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан). Ф. 15. Оп. 5. Д. 623. Л. 96.
9. Красная Татария. 1944. 18 июня.
10. Красная Татария. 1943. 14 августа.
11. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 317. Л. 56.
12. ЦГА ИПД РТ. Ф. 15. Оп. 22. Д. 376. Л. 26.
13. Культурное строительство в Татарии: 1941-1970: Документы и материалы. Казань, 1976. С. 33.
14. Красная Татария. 1941. 7 декабря.
15. Там же.
16. ЦГА ИПД РТ. Ф. 15. Оп. 22. Д. 82. Л. 5.
17. 25 лет Татарской АССР. С. 86-87; НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 323. Л. 18.
18. ГА РФ (Государственный архив Российской Федерации). Ф. А-339. Оп. 1. Д. 882. Л. 2; НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 323. Л. 18.
19. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 425. Л. 35 об.
20. Красная Татария. 1944. 5 сентября.
21.НА РТ. Ф. Р-3959. Оп. 1. Д. 641. Л. 106 об.
22. См.: Постановление СНК СССР № 942 от 1 сентября 1943 г., приказ НКТ СССР № 427 от 16 сентября 1943 г., Постановление СНК СССР № 2744 от 27 октября 1945 г., приказ НКТ СССР № 415 от 12 ноября 1945 г.
23. НА РТ. Ф. Р-128. Оп. 2. Д. 60. Л. 58.
24. Там же. Д. 13. Л. 9-10.
25. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 425. Л. 34.
26. Там же. Л. 28 об.
27. Зезина М. Указ. соч. С. 83.
28. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 425. Л. 25 об. ; НА РТ. Ф. Р-128. Оп. 2. Д. 60. Л. 54.
29. НА РТ. Ф. Р-128. Оп. 2. Д. 60. Л. 55.
30. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 425. Л. 25 об.
31. ЦГА ИПД РТ. Ф. 15. Оп. 5. Д. 146. Л. 102-104.
32. НА РТ. Ф. Р-3610. Оп. 1. Д. 323. Л. 18.
33. НА РТ. Ф. Р-128. Оп. 2. Д. 60. Л. 52.
