CC BY
134
181
УДК 101.1 : 316.323.72 (47) : 172.1/2.021.2
В. В. Кузнецов, В. Ю. Климов
Деятель советской эпохи: путь Вячеслава Молотова
Личность Молотова рассматривается в контексте аналитики советской эпохи. Достоинство человека советской эпохи является актуальной и болезненной темой для отечественного исторического сознания. Авторы стремились показать антиномизм, присущий антропологическому типу советского человека. Отношение к человеческому типу советского общества сейчас во многом определяет пути нашего будущего развития.
Molotov’s personality is considered in the analytical Soviet epoch context, personal dignity of the period being an actual and painful theme for Russian historical consciousness. The authors aspired to show the antinomy inherent to the Soviet anthropological type and prove that the present day attitude towards it in many respects defines ways of our future development.
Ключевые слова: Молотов, достоинство, честь, советская эпоха, советский человек, личность, элита.
Key words: Molotov, dignity, honour, the Soviet epoch, a Soviet man, a personality, the elite.
Отечественное образование традиционно обращалось к примерам великих свершений, в которых проявляли себя воинский героизм, научный гений, конструкторский талант, масштаб государственного деятеля. Сейчас для нас является актуальной задача создания новой российской элиты, действительно достойной изначального смысла этого имени. Поэтому необходимо исследование значимых личностных образцов в отечественной истории, во всей их сложности и противоречивости, в том числе - из истории советской эпохи.
Невозможно осмыслить советскую эпоху вне исследования антропологических оснований советского общества, проявившихся в образе советского человека. По масштабу великих достижений, по своему всемирно-историческому значению советский человек как социально-антропологический тип «вполне может быть сопоставим с человеком Эллады, человеком Рима, византийцем, человеком французского классицизма или современного Запада» [10, с. 6].
С нашей точки зрения, трудно говорить об особой советской цивилизации, так как период существования советского уклада оказался по историческим меркам слишком коротким. Правильнее было бы го-
© Кузнецов В. В., Климов В. Ю., 2015
182
ворить о советской эпохе как особом этапе существования российской цивилизации. Возможно, тем, что советская эпоха подобно тонущему кораблю медленно уходит, обусловлен интерес к советскому человеку как культурно-антропологическому типу [3, с. 5].
Данная тема является не просто актуальной, но чрезвычайно болезненной, пока живет поколение, которое помнит советскую эпоху. С одной стороны, становление советского уклада сопровождалось страшным и кровавым взрывом революционной стихии, обнажившим тёмную бездну человеческой души. Стихия языческого бунта была укрощена и обуздана планомерной жестокостью диктатуры победившей партии (А.С. Панарин), власть которой в силу этого не могла не быть тоталитарной. Нечеловеческий мир ГУЛАГа явился закономерным порождением этой власти и самой тоталитарной идеологии. ГУЛАГ явил стране и миру опыт абсолютного зла. Безмерные страдания испытали наиболее достойные люди. До сих пор ведутся споры о числе жертв репрессивной машины. Слишком многие человеческие судьбы попали под неумолимый каток «Красного колеса».
С другой стороны, было бы неправомерно всю отечественную историю XX века рассматривать как историю ГУЛАГа. Ещё живы представители великого поколения фронтовиков, связывающих самое святое, великую Победу, именно с советским укладом. Живо и поколение, по которому проехалось уже «Желтое колесо» (выражение А.И. Солженицына) становления «денежного тоталитаризма» (А.А. Зиновьев). Мы отдаём себе отчёт в том, что для объективной и беспристрастной оценки советского человека исследователя должно разделять с ним более длительное время: «большое видится на расстоянии». Этим, прежде всего, сильна бахтинская позиция «вненахо-димости». Но есть преимущества и у нашего подхода, который можно было бы назвать позицией «внутринаходимости». Существует исходная христианская точка зрения на познание, согласно которой истину нужно не просто знать, в ней надо быть. А наше поколение имеет неоценимый опыт жизни в условиях последнего периода существования советского жизнеустройства, и, наконец, на наших глазах произошло крушение советского уклада, которое обнажило его наиболее уязвимые точки, что помогает исследователю решить задачу реконструкции образа человека советского времени.
Советский человек - это российский человек ХХ в., существующий в условиях «смерти христианского Бога» и рождения нового абсолюта, становления красного варианта русской идеи. Причем окончание советской эпохи совпадает со смертью уже этого нового
183
абсолюта. Но что означает «смерть Бога» в нравственном смысле? Бог есть абсолютное основание всех нравственных ценностей. Если это основание убрать, то и все остальные нравственные ценности теряют свой безусловный характер, ставятся под вопрос. Убивать и красть нельзя в первую очередь потому, что на это существует безусловный запрет Бога. Это «нехорошо» именно в смысле наличия божественных запретов. Если «Бога нет», то рушатся нравственность, социальный порядок и всякая иерархия. Именно об этом говорит один из героев Достоевского: «Если Бога нет, то какой я после этого капитан?» Поэтому нам необходимо учитывать отмеченную А.С. Панариным диалектику внутренней и внешней власти: чем меньше мы способны самостоятельно обуздывать свои стихии изнутри, тем ближе для нас перспектива внешнего обуздания и подавления [7, с. 24].
В условиях «смерти Бога» должно произойти становление сверхчеловека. Жертвенность и воля к власти стали основными чертами сверхчеловека советской эпохи. У власти же существует важнейший глубинный подтекст. В своем экзистенциальном проявлении власть есть иррациональное начало, это одна из самых сильных страстей, присущих человеку. Именно в этом смысле власть является самоценной для сильных людей. Власть, по определению Х. Ортеги-и-Гассета, есть, прежде всего, проявление духовной силы. Слабый же человек обычно избегает власти: она представляет слишком тяжкое бремя, требующее постоянного напряжения от ее носителя. У М.Ю. Лермонтова есть поразительное определение чувства власти в самоисповедании Печорина: «возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли первый признак и величайшее торжество власти»? [4, с. 540]. В этой исповеди русского «лишнего человека» Лермонтов предвосхитил иное начало в культуре - начало ницшеанского «сверхчеловека». Именно таким сверхчеловеком должен был стать человек советской эпохи в соответствии с метафизической логикой красного проекта.
Одну из наиболее ярких персонификаций образ советского человека имеет в лице Вячеслава Михайловича Молотова. Его деятельность получила диаметрально противоположные оценки современников и исследователей. Его жизнь неотрывно связана с судьбой нашего Отечества в XX в. Он работал с Лениным и Сталиным, был членом Военно-революционного комитета по подготовке Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, заместителем Председателя Государственного Комитета Обороны в Великую Отечественную войну. Молотов сыграл большую роль в обеспечении фронта. Он занимал руководящие должности в партии и правитель-
184
стве, вел нашу внешнюю политику, был знаком едва ли не со всеми крупными деятелями XX в.
Во многих советских семьях Молотов был, пожалуй, наиболее уважаемым из всех тогдашних руководителей. Конечно, «ни по должности, ни в сердце» никого не было выше Сталина, такова была реальность того времени. Вторым был Молотов. Было заведено называть мальчишек Славками. Называли в честь Вячеслава Молотова. Таковы были его популярность и авторитет в стране.
Родился Вячеслав Михайлович 9 марта 1890 г. в слободе Кукарка Кукаркского уезда Вятской губернии, третьим ребенком в семье Скрябиных. Отец - Михаил Прохорович Скрябин, из бывших крепостных крестьян, сумел выбиться в приказчики. Дед - Прохор Наумович - крепостной крестьянин. Мать - Анна Яковлевна Небога-тикова - из состоятельной купеческой семьи. В семье родилось десять детей: Михаил, Виктор, Николай, Зинаида, Владимир, Вячеслав, Сергей. Еще трое умерли в раннем возрасте.
Он был одаренным ребенком: играл на скрипке и писал стихи в свои школьные годы. Потом учился в Казанском первом реальном училище. Здесь в общей радикально-революционной атмосфере Вячеслав увлекся марксистской литературой. Вскоре он вступил в РСДРП. Освободившись после вологодской ссылки, он сдал экстерном экзамены за реальное училище. В 1911 г. Вячеслав Скрябин поступил в Санкт-Петербургский политехнический институт и до 1914 г. был студентом экономического отделения [9, с. 494]. «Я очень мало занимался, но личная работа моя, внутри меня значила много», - вспоминал впоследствии Вячеслав Михайлович. Вел партийную работу в Петербурге и в Москве. Работал секретарем редакции большевистской газеты «Правда». Там он познакомился с И. В. Сталиным.
В 1915 г. арестован и сослан на три года в Иркутскую губернию, но в 1916 г. бежал. По собственному признанию, Молотов сидел во всех основных тюрьмах Российской империи. В том же году стал членом Русского бюро ЦК РСДРП и вошел в его руководящую тройку.
С 1915 г. Вячеслав Скрябин стал использовать партийный псевдоним «Молотов». Внук Молотова, историк и политолог В.А. Никонов, отметил, что взятие такого псевдонима было вызвано тем, что Молотов - это звучало вполне индустриально, что должно было нравиться рабочим. Пролетариат недолюбливал партийцев из интеллигенции. Вторая причина более банальна. Вячеславу Михайловичу было трудно произносить свою фамилию. В слове Скрябин три первых согласных звука заставляли его заикаться, особенно когда он волновался. Его внешность описывают так: «он был среднего роста,
185
крепко сбитый, с большим упрямым лбом, острыми карими глазами -яркими, не тускнеющими с годами».
Молотов стал одним из самых активных деятелей Октябрьской революции и последующего строительства Советского государства. На похоронах В. И. Ленина Молотов нес гроб вождя вместе с другими членами и кандидатами в члены Политбюро [6, с. 17]. Время нахождения Вячеслава Молотова на посту председателя Совета народных комиссаров СССР было периодом высокого роста экономики и оборонной мощи страны. Это была эпоха индустриализации первых пятилеток, сопровождавшаяся массовым энтузиазмом. Были
выработаны достаточно эффективные модели управления народным хозяйством. Индустриализация и коллективизация явились величайшей ломкой традиционного русского уклада и попыткой радикальной трансформации самого ядра русской культуры.
В силу своего статуса Молотов стал одним из организаторов репрессий. Тем не менее исключительный для биографии Молотова случай рассказал известный в прошлом футболист московского «Спартака» Николай Петрович Старостин: против братьев Старостиных наркомом внутренних дел СССР Л. П. Берия было выдвинуто обвинение в создании террористической организации среди спортсменов. Однако Молотов не подписал ордер на арест [6, с. 25]. Была арестована и находилась в заключении жена Молотова Полина Жемчужина.
Люди старшего поколения связывали с его именем самостоятельную и твердую внешнюю политику нашего государства, которая тогда очень импонировала, вызывала гордость за Отечество. Молотова отличала невероятная работоспособность [6, с. 23]. Он был одним из немногих, кто называл Сталина его первой партийной кличкой «Коба и на «ты» [5, с. 15].
История Великой Отечественной войны продолжает быть для нас одной из главных скреп национального самосознания, важнейшим основанием нашего исторического самоуважения. 22 июня 1941 г. на СССР напала не одна гитлеровская Германия. Фактически это был поход против СССР-России всей объединенной Европы, попавшей под власть нацистов. Это более 500 миллионов человек, работавших на гитлеровский рейх. Армия противника на первом этапе войны превосходила Красную армию в первую очередь качественно лучшей военной техникой.
Именно Молотов выступил с обращением к народу после начала Великой Отечественной войны. Ему принадлежат последние слова в этом тексте «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за
186
нами», ставшие главным лозунгом во время войны. Молотов сыграл выдающуюся роль в создании советского оружия Победы, в первую очередь, танков.
Молотов казался сухим при первом общении. Но он чувствовал поэзию, помнил волжские песни и народные частушки, обладал чувством юмора. Он умел общаться с людьми разного уровня образованности и развития. Собеседники Молотова невольно следили за своей мыслью и речью, приучаясь к дисциплине беседы, краткости, сжатости, точности формулировок. Любил в беседе доходить до самой сути обсуждаемых вопросов.
Как писал один из собеседников Молотова:
«поражала завидная быстрота его реакции, когда он отвечал на вопросы.
Обычно в начале беседы говорил мало, больше слушал и сам спрашивал. А
во второй половине встречи начинал рассказывать то, что нигде и не от кого не услышишь. Щеки его розовеют, глаза, щурясь, по-юношески блестят»
[11, с. 4].
Определяющим в Молотове было то, что он был человеком идеи. Он вовсе не был послушным «винтиком», а имел свое собственное мнение по любому вопросу. Он шел до конца в отстаивании своей позиции. Молотов был уверен, что нельзя сломать человека, имеющего твердые убеждения. За собственные убеждения готов был идти на любые жертвы. Не щадил других, но не жалел и себя, не раз рискуя жизнью. Чего стоит только его полет в Лондон и Вашингтон в 1942 г. над оккупированной немцами территорией.
Он дожил до нового курса партии на перестройку. Перевел 100 рублей в Фонд помощи жертвам Чернобыльской АЭС. Сохранилась почтовая квитанция от 18 июня 1986 г.
Молотов умер на 97-м году жизни 8 ноября 1986 г. Когда вскрыли его завещание, в конверте оказалась сберегательная книжка, 500 рублей на похороны, все, что он накопил за свою жизнь.
В образе этого политика проявились все величие и трагизм, создававшейся красной империи: она была сильна своей неумолимостью, несгибаемостью ее представителей, воплощавших волю истории. И каждый из них мог попасть под жернова этого страшного колеса с самых вершин власти. Но попав, они не роптали, до конца сохраняя верность своему делу.
Некоторые критики советского уклада полагают, что советский человек - очень неопределенное понятие в нравственном смысле: слишком велика была его зависимость от власти, начальства, коллектива, генеральной линии, поэтому обычный советский человек часто выступал как конформист, не имеющий собственных твердых мо-
187
ральных принципов: говорил одно, думал другое, делал третье. Ситуацию точно характеризует старый советский анекдот: партийный работник, заполняя анкету, пишет, что «колебался вместе с генеральной линией партии». С точки зрения современного исследователя, «закрытое общество» формирует человека с качествами социальной немоты, иждивенчества, индивидуальной покорности [1, с. 4]. Личное достоинство и инициатива часто приносятся в жертву коллективному спокойствию.
Среди исследователей советского общества существует также мнение, что вообще проблематично говорить о достоинстве советского человека, так как советская система всячески уродовала и подавляла личность. Исключение из многомиллионной массы «совков», рабов по своей природе, составляют лишь люди, не приемлющие советский уклад, ведущие с ним последовательную борьбу, т. е. фигуры типа А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына. Большинство же советского народа представляет якобы человек массы, толпы, даже стада, а эта масса в целом образует «агрессивно-послушное большинство» (Ю.Н. Афанасьев).
Данный подход представляется нам несправедливым и односторонним. Проблема на деле глубже и серьезнее. С нашей точки зрения, советский уклад по сути антиномичен по отношению к личности. С одной стороны, с первых лет советской власти действительно существовала тенденция тоталитарного подавления личности, всеобщей унификации. Определенный период само понятие «личность» старались не употреблять. В сознании большевиков оно ассоциировалось с частным, враждебным общему делу, индивидуалистическим, со всем тем, что в начальный период советского уклада обозначалось словом «буржуй». «Буржуй» - главный враг нового уклада и советского человека. Он паразит, хищник, эксплуататор, по крайней мере, эгоист и индивидуалист. С людьми подобного типа и особенно с подобными чертами в каждом советском человеке велась непримиримая борьба. Постепенно создавались дисциплинарные пространства культуры -советские коллективы, в которых буржуазная ментальность являлась знаком отверженности, если человека не удавалось перевоспитать. Было время, когда боролись не только с эгоистическим началом в человеке, но и с частным началом вообще. Оно было под подозрением, ибо уводило советского человека от великого общего дела.
Но, с другой стороны, советский уклад нуждался именно в личностях: власти был необходим человеческий тип, способный к жертвенному служению, которое приобрело в советскую эпоху поистине сверхчеловеческий характер. От советского человека часто требова-
188
лось выполнение невозможного. Героев всегда немного, но «когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой». В предельных ситуациях существования советского строя положение спасал не «новый человек», а скорее традиционный служилый человек «московского типа» (Г.П. Федотов), способный к безграничному терпению и жертвенности. На подобном человеческом типе держалась Россия в самые трагические периоды своего существования.
Новая эпоха дала большой простор энергии вчерашних обездоленных широких слоев российского общества. Для одаренных людей из народа появились реальные социальные лифты, возможности получить первоклассное образование и достойное человеческое развитие. Именно XX век отмечен феноменами великой советской русской науки, культуры и армии, становлением интеллигенции, великими свершениями.
Как отмечает Н.Н. Козлова, «социальный дискурс о народе как бы бьется в оппозиции между презрением к “совку” и защитной маской или щитом: мы не “совок” - мы великий народ» [3, с. 5]. Суть же заключается в том, что именно в качестве «совков» мы были подлинно великим народом, а Россия достигла пика своего могущества и являлась сверхдержавой именно в советскую эпоху. С другой стороны, именно советская эпоха отмечена трагедией ГУЛАГа. Негативные же качества «совка» были неотъемлемым атрибутом нашего великого народа в целом.
Тоталитарная идеология действительно во многом исходит из презумпции «механического порядка», из картины мира, где «человек умер». Именно в этом смысле можно интерпретировать знаменитый афоризм, что «незаменимых людей нет». В самом деле, если каждый человек заменим, то исчезает трагедия, связанная с потерей личности. С другой стороны, в этом афоризме выразился максимализм тоталитарной диктатуры - «надо», обращенный к каждому советскому человеку, от которого требовалось предельное духовное усилие во имя великой цели. Это относится к героизму и к самопожертвованию. В общественном сознании существовало убеждение, что каждый человек при необходимости может справиться с любой, даже самой трудной, отведенной для него целью. Поэтому лишь отчасти можно согласиться с суждением А.С. Панарина, что вожделенной целью тоталитарного мышления является автоматически действующий порядок, общество как «единая фабрика», которая действует с правильностью часового механизма. С нашей точки зрения, совершенно прав Джордж Оруэлл, характеризующий принципиальное отличие тоталитарного уклада от традиционного деспотизма:
189
«Формулой прежнего деспотизма было “Ты не смеешь”. Формула тоталитаризма “Ты обязан”»! [8, с. 95]. Это высшая ступень тоталитаризма: ты есть, следовательно, тебя нет. Ты есть только в той степени, в какой ты подчиняешься обязательному кодексу поведения, при условии, что ты стал молекулой единого миллиардного тела.
На Западе в ходе 400-летней модернизации создавался новый тип человека - точного, дисциплинированного, самостоятельного и ответственного. Создавался данный тип в соответствующих дисциплинарных пространствах культуры, которыми являлись храм и рынок, но, что также нельзя забывать, и тюрьма, которой посвящена большая работа М. Фуко «Надзирать и наказывать».
В СССР в течение первых 10 лет был создан тип современного человека, который характеризуется такими качествами, как точность, дисциплина и ответственность. Индустриализация, коллективизация и создание новой армии были частями большой программы модернизации.
Главным здесь было «превращение человека с крестьянским типом мышления, восприятием времени, стилем труда и поведением - в человека, оперирующего точными отрезками пространства и времени, способного быть включенным в координированные, высокоорганизованные усилия огромных масс людей. То есть в человека, сходного по ряду признаков с человеком современного индустриального общества, способного быть оператором сложной производственной и военной техники» [2, с. 385].
Советский уклад культивировал личность, способную к сверхчеловеческому служению, способную на предельное усилие во имя общего дела. Именно на такую личность опирается советский строй в самые критические годы своего существования: гражданская война, индустриализация и коллективизация, наконец, Великая Отечественная война и послевоенное восстановление в условиях начавшегося противоборства двух сверхдержав. Но человек, способный к сверхчеловеческому служению, по определению есть человек незаурядный. Он никак не может быть бездумным исполнителем, послушным «винтиком» государственного механизма. Человеческий тип, создавший страну, бывшую мировым лидером XX в., победивший в великой войне, пронесший в себе трагизм и величие своей эпохи, заслуживает безусловного внимания, интереса и уважения.
Список литературы
1. Белов В. А. В защиту индивидуальности. - М.: Магистр, 1997. - 40 с.
2. Кара-Мурза С. Г.Советская цивилизация. Кн. 1. - М: ЭКСМО-Пресс, 2002. - 640 с.
190
3. Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи. Голоса из хора. - М., 1996. - 215 с.
4. Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени // Соч.: в 2 т. Т. 2. - М., 1990.
5. Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. - М.: Прогресс, 1990, - 488 с.
6. Медведев Р. А. Они окружали Сталина. - М.: Политиздат, 1990. - 351 с.
7. Панарин А. С. Философия политики: учеб. пособие для политологических факультетов и гуманитарных вузов. - М.: Новая Книга, 1996. - 424 с.
8. Синявский А. Д. Основы советской цивилизации. - М.: Аграф, 2001. -464 с.
9. Смелов В. А. Санкт-Петербургский политехнический дореволюционный / под ред. Н. П. Шаплыгина. - СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2014. - 621 с.
10. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. -М., 1993. - 300 с.
11. Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. -М.: Терра, 1991. - 604 с.
