CC BY
56
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
А.М. Анохин*
Девиация в структуре социальной адаптации
К постановке проблемы
Социальная адаптация, изначально представляющая собой проблему социальной психологии, до недавнего времени оставалась в рамках психолого-педагогических теорий и практики. Однако проблема социального приспособления оказалась столь значительной, что потребовались средства социальной философии, социологии, политологии, юриспруденции и др. наук для попытки нахождения более адекватных моделей взаимного приспособления общества и человека.
По мнению Н.М. Римашевской и И.А. Дискина, контуры новой социальной структуры общества задает степень адаптированности людей к новым экономическим и социальным реалиям. С точки зрения этих авторов, социальная структура «в первом приближении» выглядит следующим образом:
1) «элитно-олигархические группы», обладающие собственностью в размерах, сопоставимых с крупнейшими западными корпорациями, и средствами властного влияния на общероссийском уровне;
2) «региональные и корпоративные элиты», обладающие значительными по российским масштабам состоянием и влиянием на уровне регионов;
3) «российский верхний класс», обладающий собственностью и доходами, обеспечивающими высокие западные стандарты потребления, а также притязаниями на повышение своего социального статуса и ориентациями на сложившуюся практику и этические нормы хозяйственных взаимоотношений;
4) «российский средний класс», обладающий доходами, обеспечивающими удовлетворение среднероссийских и более высоких стандартов потребления; относительно высокой адаптированностью, значительными социальными притязаниями и мотивацией; социальной активностью и ориентацией на легальные способы ее проявления;
5) «аутсайдеры», характеризующиеся низкой адаптацией и социальной активностью, невысокими доходами и ориентацией на легальные способы их получения;
6) «маргиналы», характеризующиеся низкой адаптацией, асоциальными и антисоциальными установками в своей социально-экономической деятельности;
7) «криминалитет», обладающий высокой социальной активностью и адаптацией и вполне рационально действующий вопреки легальным, сложившимся нормам хозяйственной и социально-экономической деятельности.
Проводя социологический анализ, применительно к выделенным стратам, необходимо отметить ряд расхождений предложенных характеристик с практикой. Остановимся на основных несоответствиях, которые нам видятся в предлагаемой характеристике трех групп: «аутсайдеры», «маргиналы», «криминалитет». Традиционное понимание данных «граничных» или, в нашей терминологии, маргинальных страт сегодня может служить источником достаточно серьезных просчетов при моделировании и реформировании социальной системы, организации ее функционирования и защите прав ее членов.
Подход к проблеме структурирования общества, основанный на идее идентичности, как нам кажется, является более адекватным. Так, Кастельс1 выделяет три основных типа идентичности, на основании особенностей властных отношений: 1) «легитимирующая идентичность», которая поддерживает системы власти; 2) «сопротивляющаяся идентичность», которая отражает борьбу маргиналов с данными системами; 3) «проектная идентичность», которая включает в себя конструирование новых идентичностей и подразумевает трансформацию всей социальной структуры. С его точки зрения, эти три типа идентичности формируют соответствующие формы коллективности:
* Кандидат педагогических наук, доцент кафедры педагогики гуманитарных факультетов Стерлитамакской государственной педагогической академии.
1) гражданское общество, состоящее из рынка и легитимирующих его институтов;
2) «общности» (communities), созданные за счет коллективного сопротивления процессам маргинализации, связанным с рыночными отношениями;
3) «субъекты», которые стараются держаться в стороне от рынков и «общностей», создавая коллективный социальный актор, посредством которого индивидуумы способны достичь в своем опыте целостного смысла.
Данные формы коллективности могут сосуществовать дифференцированно в одном социуме, структурируя определенным образом отношения между своими членами. Для иллюстрации приведем пример Л.В. Корель2, которая вспоминает любопытный феномен, отмеченный писателем-диссидентом В. Максимовым (редактор знаменитого парижского журнала «Континент») в одном из телевизионных интервью 1995 г. «Как правило, восторженный прием за рубежом всемирно известных деятелей культуры из СССР (режиссеров, писателей, художников) резко менялся на прохладный и даже уничижительный в тех случаях, когда они заявляли о своем отказе вернуться на родину и оставались за границей. В чем же причины столь резкой перемены отношения? По всей видимости, утрата гражданского статуса, положение иммигранта резко снижают в глазах иностранного сообщества, каких бы либеральных принципов оно ни придерживалось, социальные позиции человека, делая его уязвимым и слабым». Институциональная структура начинала оказывать сопротивление проявленной тенденции к маргинальности субъектов, которые в свою очередь начинали объединяться в локальные сообщества эмигрантов, меняя тем самым социальный конструкт. При восходящей мобильности, пишет Л.В. Корель, человек теряет старых друзей, но не успевает обзавестись новыми. При нисходящей - со старыми друзьями он чувствует себя потерпевшим поражение, а новыми обзаводится неохотно. В том и другом случае он оказывается в положении маргинала, к которому также надо приспосабливаться».
Э. Гидденс3 также признает, что политические условия высокой модерности, которой характеризуется современная действительность, в равной мере продуцируют как маргинализацию, так и самоактуализацию. Пренебрежение факторами, влияющими на этот процесс, и, как следствие, отсутствие разработанных государственных программ управления приспособительными процессами в социуме ведёт к усилению нестабильности, связанной с криминализацией общественных отношений, маргинализацией значительной части населения. Кроме того, представляет интерес и проблема «плавающей», неоднозначной идентификации, когда один актор (коллективный или индивидуальный) может одновременно идентифицировать себя разным образом и не соотносится ни с одной из перечисленных страт. Это также попадает под определение девиации, но задающей собой иную концепцию социального представления субъекта в обществе.
Девиация и делинквентность в контексте социальной адаптации
Социальная действительность имеет сложную природу, и интерес для исследования представляют не только нормы, но и разнообразные проявления отклонений4, естественным образом включенные в нее. Изучение социальных явлений осложнено тем, что определенная их часть описываться эволюционной теорией изменения, в то время как часть социальных процессов не попадает под закономерности данной парадигмы, а проявляется скорее скачкообразными, резкими переменами. Для обобщенного социума, организуемого в рамках определенных норм и законов (права) функционирование становится затруднительным или вообще не поддается линейной логике. Это приводит к потребности в разработке теории самоорганизации сложных социальных структур, основываясь на синергетической парадигме. С другой стороны, сложная природа социальных процессов «разобщает» целостную структуру, делает ее еще более неоднородной; в обществе проявляются скрытые социальные (в т.ч. с экономическими, политическими и иными составляющими) потоки и разнообразные группы (они объединяют различное количество субъектов, по-разному влияют на общество и неодинаково «заметны» в социальном профиле). Обе эти тенденции способствуют самоорганизации (не самоотделению) особенных групп, групп риска, которые с одной стороны могут быть идентифицированы как легитимные группы (отдельные их субъекты, например, могут находиться в состоянии временного соблюдения общественных
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
норм), а с другой стороны, одновременно пониматься как девиантные, имеющие потенциальную тенденцию к асоциальному проявлению и реализующие эти девиаций на практике в виде делинквентности. Эти субпространства имеют свою структуру, определенным образом нормированы, а их акторы носят, как правило, маргинальный характер5 и соответствующую субкультуру. К такому достаточно протяженному в социуме маргинальному слою можно отнести преступников; лиц, так называемого «социального дна»
- бродяг, нищих, бомжей; определенную часть эмигрантов; гастарбайтеров и др.
Известно, что в социологии категория «маргинальная личность» была введена Р. Парком в 1920-е гг. для обозначения социально-психологических последствий неадаптированных мигрантов к требованиям нового урбанизма как образа жизни6. Тогда же были установлены факторы7, которые в расширительной трактовке являются основными проявлениями маргинальности: утрата привычных для индивида способов адаптации в новых условиях, разрыв традиционных социокультурных, национальных и профессиональных связей с референтной группой, низкий уровень образования и общей культуры, несбалансированная социально-экономическая политика, социальные и экономические потрясения и т. п. В итоге маргинальная личность характеризуется такими качественными свойствами, которые характерны для аномии. Последняя, по Р.К. Мертону, представляет собой результат конфликта или рассогласованности между культурной и социальной структурами, связанных с невозможностью достичь «определяемых культурой целей» законными средствами и побуждением к поиску альтернативных (зачастую незаконных) способов удовлетворения адаптивных потребностей - девиаций и делинквентности. Как известно, Р.К. Мертон выделяет пять способов «аномического приспособления»: конформность, инновация, ритуализм, ретреатизм и мятеж8. Все пять способов стратегий относятся к девиантным вариантам индивидуальной адаптации. Именно рассогласование между навязываемыми социокультурной средой целями и взятыми на вооружение маргиналом средствами, подчеркивает М.В. Ромм9, приводит индивида к необходимости поиска адаптивных стратегий. Т. Парсонс отмечает, что «“приспособленческая активная” ориентация ведет к инновации, “приспособленческая пассивная” - к ритуализму. “Отчужденная активная” ориентация - к “мятежу”, “отчуждённая пассивная” - к “ретреатизму”...»10.
В узком смысле маргиналы - это часть населения, не участвующая в производственном процессе, не выполняющая общественных функций, не обладающая социальным статусом и существующая на средства, которые добываются в обход общепринятых установлений либо предоставляются из общественных фондов. Такого рода «продукт» катастрофических адаптации широко представлен в современной России отмечает Л.В. Корель11.
Возникающие объективные противоречия и системные конфликты вынуждают акторов создавать локальные области, имеющие отличающуюся от общего социального массива природу. Это становится точкой социального изменения, источником которого выступает активное меньшинство («власть меньшинства» по теории Москвичи) и конфликт стилей поведения. Это отражается в выработке стратегий социальной адаптации, требующей соответствующих изменений конструкции социальной реальности. В этих областях более гибко реализуются связанные как с постепенными, так и с быстрыми изменениями стратегии, постоянным приспособлением, происходит поляризация общества. Характер отношений определяется специфической социальной инноватикой, а «ценой эксперимента» зачастую становится здоровье или даже жизнь его активных «участников». Маргинал прокладывает путь по границе двух культур и должен реализовать свой творческий потенциал, чтобы в одиночку преодолеть их социальное столкновение. Если же социальная структура слишком жесткая и устойчивая, он так и остается на обочине жизни, полагает Р. Мертон.
Субъектам данного субпространства предъявляются требования, обеспечивающие их пребывание в структуре, вписывающие их в нее. Не случайно в данных субкультура существует так называемая «прописка», дающая возможность новичку идентифицировать себя с членами группы и включающая его в круговую поруку, в новую систему ценностей и новую структуру отношений. Эту проблему можно проанализировать с позиции А. Шюца, рассматривавшего устойчивость, долговечность социальных связей как конституивный признак отношений между «чужими» и «своими». Больше всего его интересовали
психические процессы преодоления чуждости, нового культурного окружения. «Чужой» для А. Шюца12 - человек, переживающий личный кризис и стремящийся проникнуть посредством изменения системы ценностей в новую структуру. Однако его видение проблемы чужого, как и у многих социологов, представлено в классическом варианте: представление чужого как входящего в стабильную структуру, не подвергая сомнению прочность последней. Необходимо учитывать, что реальное социальное пространство претерпевает трансформацию при любом изменении структуры группы; отношения между его участниками не являются стабильными, ввиду того, что их прочность определяется динамическим равновесием. Эти сентенции имеют на наш взгляд, по крайней мере, два вектора развития.
Специфика первого направления связана с общественным реагированием на асоциальность или на ее возможное проявление. Социум может не замечать (игнорировать) маргиналов и активизироваться с момента, когда их делинквентное поведение превысит определенный уровень (зачастую эти пределы отличаются от уровня, устанавливаемого законом. или уровня, удерживаемого для обычных членов социума и который интерпретируется не только с точки зрения права). С другой стороны, социум старается отделиться от данных маргинальных сообществ оставаясь «большинством», дифференцируя себя по различным основаниям (например, через самоидентификацию или дистанцирование за счет увеличения потребительских расходов, поддержания такого явления, как мода). Это в социальной структуре требует дополнительного «территориального» конструкта, который сразу же заполняется людьми, для которых он выделяется, парадоксально увеличивая тем самым маргинальный слой. Расширение криминальных структур и рост криминализации общества в целом, с нашей точки, зрения вызван теми же причинами расширения социально нейтрального слоя общества. Данные стратегии приводят к адаптационной стабилизации, имеющей временный характер, но вместе с тем и ослабляют регулятивную функцию этим слоем социального конструкта. Возникающее состояние неопределенности требует нового витка отчуждения и соответствующего усложнения регулятивных функций. Тем самым создается возможность перехода к стратегии присоединения большей части субъектов социума к инновационному действию меньшинства или созданию социального механизма, делающего из чужого (маргинала) врага, что указывает на дестабилизирующие следствия социального неравенства, на сужение рынка ресурсов и способов их освоения. Последняя тенденция в жестких или тоталитарных системах может от подавления пограничных (маргинальных) групп, перейти к давлению на элитарные и срединные социальные слои, идентифицируя их соответствующим образом - «клеймо врага».
Вторая тенденция характеризуется тем, что маргинальные слои стремятся к активному освоению ресурса социума (как через легитимное, так и преступное поведение). Это требует от маргинальных слоев большего адекватного понимания социальной реальности, знания функциональных особенностей социальных институтов, психологии людей для осуществления манипулятивного вмешательства и жесткой, безапелляционной трансформации социума с учетом своих потребностей. Адаптация делинквента, как правило, носит активный преобразующий характер и нуждается в «понимании» общества. Поэтому активные маргинальные акторы инвестируют время, энергию и деньги в свои цели и добиваются высоких результатов. Не случайно в современных условиях различными средствами (в частности, СМИ
- в рамках информации о делинквентах и их преступлениях; телевидением - кинофильмами, передачами заданной тематики о криминальной хронике и др.; радио - например, программами так называемого «шансона») происходит настойчивая экспансия делинквентных групп: находят место постоянная популяризация, массовое тиражирование понятий, ценностей, сленга, атрибутики, «романтики, полной опасностей», «насыщенности жизни» и др. Язык низших слоев общества (сюда в т.ч. относится жаргон и ненормативная лексика - мат), утверждают Б. Тизард и М. Хьюз, не менее сложный и абстрактный, чем язык среднего класса, хотя и имеет свои особенности: данные сообщества становятся понятными, их ценности разделяются все большим количеством субъектов общества (включая представителей правоохранительных структур, коммерции, образовательной системы и т.д.) и подкрепляются его статусом в качестве доминирующего языка «современной» культуры. В результате язык маргинальных групп все более становился «нормальным», «естественным» языком, а другие языки - маргинализованы. Консервативная общественная практика сегодня строится на селекции определенного типа
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
коммуникаций и изменяется под влиянием большого числа «типовых» отклонений. Они становятся обыденными, само собой разумеющимися, перестают идентифицироваться обществом, а затем и специальными службами как отклонение. Сформированные социальные представления выступают символическими продуктами социального мышления и формируются посредством процесса объективации, интегрирующего маргинала в индивидуальную или групповую социальную реальность. Нам видится эта тенденция как серьезная проблема.
Девиация в структуре социальной адаптации представлена еще более массово. Это объясняется тем, что в дифференцированном сообществе сосуществует множество норм, имеющих право на существование. Множественность обеспечивает сохранение динамического развития социальной реальности и в целом носит конструктивный характер. Одномоментное сосуществование множества норм приводит к тому, что часть из них для определенной части социума является нормой, а другая отклонением. Для другой части социума это может проявляться в иных оценках. То же самое можно сказать, исходя из временной перспективы: то, что вчера было отклонением, сегодня признается большинством (с отвержением устоявшейся нормы). Производя отход от принятых норм, личность, оставаясь в правовом поле и регулируя степень «отклонения», имеет возможность осуществлять творческую деятельность, воссоздавать культуру в новых реалиях, что является необходимым условием социальной адаптации. Однако в ситуации быстрой трансформации общественного сознания и социальной реальности процессы оценивания нового, придания полученному статуса «нормы», «восстановление» системы после инновации и др. отходят на второй план. Значимым становится создание нового ради нового. Но в то же время для определенного количества субъектов становится значимым движение в символах девиации. А т.к. это принимается большинством, то возможны ситуации образования локальных меньшинств со «старыми» нормами, которые парадоксальным образом наделяются статусом маргиналов. Этот процесс происходит до того времени, пока девиация не становится нормой и к ней не приспосабливается и присоединяется (добровольно или принудительно) подавляющее большинство.
Роль приграничных (маргинальных) слоев имеет и положительное значение. Это прежде всего связано с возможностями стабилизации социума в его границах. Существование маргинального слоя в любом обществе, на наш взгляд, определяется необходимостью в социальных образованиях, играющих роль своеобразного буфера. В сложной ситуации, когда социум не может управлять и обеспечивать себя полностью, большая или меньшая его часть перемещается в своеобразный «резерв» - маргинальный слой, сохраняя относительную целостность и номинальность большего. Субъекты этого слоя, относительно общего социума, обладают своеобразной «свободой» и полноценно не поддерживаются (во всяком случае, экономически и политически) социальными легитимными институтами. С усилением общества, с его укреплением, с появлением ресурса и т.д. из маргинального слоя начинают «выбираться» то или иное количество социальных элементов, которым статус маргинала заменяется имеющим идентифицирующие признаки. Это больше укрепляет социум ввиду того, что субъекты маргинального слоя, как правило, довольствуются меньшим, приходят со своим ресурсом и не требуют социальных гарантий и обеспечения, «принятых» как норма. Это можно проиллюстрировать на примере широкого использования в современном обществе дешевого труда рабочих из слаборазвитых стран, жителей провинции и села; частичного решения демографической проблемы за счет взятых на попечение из-за рубежа нуждающихся, брошенных детей. В российском обществе это проявляется и в такой форме легитимной «трудовой» социализации бомжей, как деятельность по переработке вторичного сырья (посуда, бумага, пластик, металл и др.). «Возвращая» определенную долю потенциально утраченного ресурса (выброшенного) они практически не изменяют своего статуса, не имеют выхода на новые социальные уровни и остаются депривированными в замкнутом субпространстве. Такая же замкнутость наблюдается и у выпавших из своей культуры рабочих. Даже повышая квалификацию, они, как правило, остаются чужими, не имеют возможности карьерного роста и полноценной социализации, будучи ограниченными не только культурными или языковыми рамками, но и теми субъектами, которые организуют их деятельность (сегодня этот контроль зачастую ведут представители тех же стран, откуда прибывают работники). Уровень жизни в этих своеобразных колониях поддерживается на достаточно низком уровне, средства, заработанные рабочими, направляются на родину или
туда, где остаются семьи, и не направляются на преодоление потенциального барьера социального порога. На следующей стадии, при создании достаточных условий (как правило, это связано с увеличенным объемом численности выборки или ассимиляции «проводников», зачастую имеющих криминальный характер - после перераспределения контролируемых рынков) для кардинальной трансформации субкультуральной группы ресурс направляется на ближайшую социальную окрестность. При использовании зарезервированного внешнего ресурса (как материального, так и человеческого) происходит трансформация общественной структуры. Квазидевиантная форма становится значимой и даже доминирующей. В этом случае также происходит вытеснение «аборигенов» с их нормами и ценностями на периферию, в приграничную (маргинальную) зону.
При анализе маргинальных сообществ необходимо рассмотреть и их квазимаргинальные формы. К ним относятся интеллектуалы и студенческая молодежь.
Определение интеллектуала как нежелательного эксперта в обществе вслед за Мангеймом, называют П. Бергер, Т. Лукман13. «В любом случае его социальная маргинальность выражает отсутствующую теоретическую интеграцию в универсум его общества. Он оказывается контр-экспертом в деле определения реальности. Подобно “официальному” эксперту, он делает проект общества в целом. Но если первый делает это в соответствии с институциональными программами и его проект служит их теоретической легитимации, то проект интеллектуала существует в институциональном вакууме, его социальная объективизация в лучшем случае происходит в подобществе таких же интеллектуалов. Насколько подобное общество способно к выживанию, зависит, конечно, от структурных конфигураций общества в целом. Можно прямо сказать, что необходимым условием здесь является некая степень плюрализма». Ученые показывают, что наличие такого эксперта реально, поэтому необходима консолидация с данным маргинальным слоем. В противном случае мы можем потерять его, удалившегося в свое «интеллектуальное сообщество», которое может служить «социальным базисом его девиантных определений реальности». «В подобществе он находит других, которые рассматривают его концепции в качестве реальности. Затем он разрабатывает различные процедуры защиты этой хрупкой реальности подобщества от угроз ее уничтожения извне». П. Бергер и Т. Лукман отмечают сходство такого подобщества с религиозной сектой, в которой «даже самые дикие девиантные концепции обретают характер объективной реальности»14. И далее: «Подобно тому, как удаляющийся от общества интеллектуал нуждается в других для помощи в поддержании его девиантных определений реальности в качестве реальности, так и революционному интеллектуалу требуются другие для подкрепления его девиантных концепций. Это требование гораздо фундаментальнее того очевидного факта, что ни один заговор не может удаться без организации. Интеллектуал-революционер должен располагать другими, которые просто поддерживают для него реальность (то есть субъективную достоверность в его собственном сознании) революционной идеологии»15. Эти другие и есть свободный маргинальный состав, продуцируемый самим обществом.
1 См.: Бендл М.Ф. Кризис «идентичности» в эпоху высокого модерна // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11. Социология. 2003. № 2. С. 61-62.
2 Корель Л.В. Социология адаптации: вопросы теории, методологии и методики. Новосибирск, 2005. С. 26.
3 См.: Гидденс Э. Социология М., 1999.
4 См. там же.
5 См.: Фреске К. Социальная маргинальность: за пределами принципа взаимности // Социальные и гуманитарные науки. Сер. 11. Социология. 2003. № 3. С. 90-94.
6 См.: Попова И.П. Маргинальность: Социологический анализ. М., 1996.
7 См.: Ромм М.В. Адаптация личности в социуме: Теоретико-методологический аспект. Новосибирск, 2002.
8 См.: Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социс. 1992. № 2. С. 118-125; № 3. С. 104-115; № 4. С. 91-97.
9 См.: Ромм М.В. Указ. соч.
10 Цит. по: Феофанов К.А. Социальная аномия: обзор подходов в американской социологии // Социс. 1992. №
5. С. 88.
11 См. Корель Л.В. Указ. соч. С. 200.
12 См.: Шюц А. Мир, светящийся смыслом: Избранное. М., 2004.
13 См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. М., 1995. С. 205.
14 Там же. С. 206.
15 Там же.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 4 (32) 2006
