CC BY
63. Карпов А.В. Эвакуация промышленных предприятий в Ульяновск в годы Великой Отечественной войны // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. - 2022. - № 2 (б2). - С. 95-102.
4. Государственный архив новейшей истории Ульяновской области (ГАНИ УО). Ф.Р.-1927. Оп. 1. Д. 15.
5. ГАНИ УО. Ф.Р.-1927. Оп. 1. Д. 103.
6. ГАНИ УО. Ф.Р.-1927. Оп. 1. Д. 27.
7. Мухамедов Р.А., Киселев К.В. Средства массовой информации и районные агитационные пункты как инструмент военно-патриотического воспитания в годы Великой Отечественной войны // Сборник научных трудов по материалам Всероссийской научно-практической on-line конференции. - Ульяновск, 2021. - С. 83-87.
8. Мухамедов Р.А., Пашкин А.Г. Формирование и деятельность комсомола в Симбирско-Ульяновском регионе в 1918-50-е годы // Вопросы национальных и федеративных отношений. - 2022. - Т. 12. - № 2 (83). - С. 324-330.
9. Государственный архив Ульяновской области (ГАУО). Ф. 13. Оп. 1. Д.1925.
10. ГАУО. Ф. 13. Оп. 1. Д.1927.
11. ГАУО. Ф. 919. Оп. 1. Д. 122.
References and Sources
1. Pashkin A.G. Komsomol'skaya organizaciya Ul'yanovskogo regiona: istoricheskij aspekt // Deutsche Internationale Zeitschrift für Zeitgenössische Wissenschaft. - 2022. - № 28. - R. 1б-18.
2. Muhamedov R. A. Zhizn' krest'yan i kolhoznaya povsednevnost' v gody Velikoj Otechestvennoj vojny (na primere sela CHertanovka Kuzovatovskogo rajona i lichnyh vospominanij kraeveda K.I. Noven'kova). Sbornik materialov Vserossijskih kraevedcheskih chtenij, posvyashchennyh 100-letiyu so dnya rozhdeniya S.O. Shmidta. - Penza: Institut regional'nogo razvitiya Penzenskoj oblasti, 2022. - S. 424-434.
3. Karpov A.V. Evakuaciya promyshlennyh predpriyatij v Ul'yanovsk v gody Velikoj Otechestvennoj vojny // Vestnik NII gumanitarnyh nauk pri Pravitel'stve Respubliki Mordoviya. - 2022. - № 2 (б2). - S. 95-102.
4. Gosudarstvennyj arhiv novejshej istorii Ul'yanovskoj oblasti (GANI UO). F.R.-1927. Op. 1. D. 15.
5. GANI UO. F.R.-1927. Op. 1. D. 103.
6. GANI UO. F.R.-1927. Op. 1. D. 27.
7. Muhamedov R.A., Kiselev K.V. Sredstva massovoj informacii i rajonnye agitacionnye punkty kak instrument voenno-patrioticheskogo vospitaniya v gody Velikoj Otechestvennoj vojny // Sbornik nauchnyh trudov po materialam Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj on-line konferencii. - Ul'yanovsk, 2021. - S. 83-87.
8. Muhamedov R.A., Pashkin A.G. Formirovanie i deyatel'nost' komsomola v Simbirsko-Ul'yanovskom regione v 1918-50-e gody // Voprosy nacional'nyh i federativnyh otnoshenij. - 2022. - T. 12. - № 2 (83). - S. 324-330.
9. Gosudarstvennyj arhiv Ul'yanovskoj oblasti (GAUO). F. 13. Op. 1. D.1925.
10. GAUO. F. 13. Op. 1. D.1927.
11. GAUO. F. 919. Op. 1. D. 122.
ЛАСТОЧКИН АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ - соискатель кафедры истории, Ульяновский государственный педагогический университет имени И.Н. Ульянова (rasit56@mail.ru).
LASTOCHKIN, ALEXEY A. - Candidate of the Department of History, Ulyanovsk State Pedagogical University named after I.N. Ulyanov (rasit56@mail.ru).
УДК 94(47)«194»:331.101.3 DOI: 10.24412/2308-264X-2023-1-126-132
ДАВЫДОВ С.Г., БАБАЕВА Е.В. ДЕВИАЦИИ В ТРУДОВОМ ПОВЕДЕНИИ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ СССР
В 1940-Х ГОДАХ
Ключевые слова: Главное управление трудовых резервов в СССР, культура труда, трудовое поведение, девиации в трудовой сфере, советской трудовое законодательство, трудовое дезертирство, трудовая мобилизация молодежи.
В статье, на базе документов центральных архивов, исследуется проблема девиантного трудового поведения молодых граждан СССР, работавших на предприятиях и обучавшихся в учебных заведениях системы трудовых резервов в 1940-е годы. Рассматриваются формы трудовых девиаций рабочей молодежи, показан их массовые характер. Проанализированы причины, толкавшие вновь поступавших на производство рабочих и учеников школ ФЗО и училищ на самовольное оставление учебных заведений и заводов, показано, что трудные бытовые условия жизни молодежи являлись доминирующим побудительным мотивом ее бегства с производства. На конкретных примерах демонстрируется бюрократическое - подчас бездушное -отношение к нуждам рабочей молодежи со стороны начальства, имевшее систематический характер. Отмечается, что оно обуславливалось подходом к трудовым кадрам, как к винтику производственной машины. Автор показывает, что во второй половине 1940-х годов государственная политика призыва молодежи в систему учебных заведений не отвечала возможностям населения; цифры призыва для него были «неподъемными». Проводившиеся мобилизационные мероприятия встречали пассивное сопротивление, а именно бегство с маршрута следования в школы ФЗО и училища, а также непосредственно из них, уклонение от призыва и пр.
DAVYDOV, S.G., BABAEVA, E.V. DEVIATIONS IN THE LABOR BEHAVIOR OF WORKING YOUTH OF THE USSR IN THE 1940S
Key words: General Directorate of labor reserves in the USSR, labor culture, labor behavior, deviations in the labor sphere, Soviet labor legislation, labor desertion, labor mobilization of youth. Э
The article, on the basis of documents from the central archives, examines the problem of deviant labor behavior of young citizens of the USSR who worked at enterprises and studied at educational institutions of the labor reserve system in the 1940s. The forms of labor deviations of working youth are considered, their mass character is shown. The reasons that pushed workers and students of FZO schools and colleges who were newly employed in production to leave educational institutions and factories without authorization are analyzed, it is shown that the difficult living conditions of young people were the dominant motive for their flight from production.
Concrete examples demonstrate the bureaucratic - sometimes soulless - attitude towards the needs of working youth on the part of the authorities, which had a systematic character. It is noted that it was conditioned by the approach to labor personnel, as to a cog in the production machine. The author shows that in the second half of the 1940s, the state policy of recruiting young people into the system of educational institutions did not meet the capabilities of the population; the call-up figures for him were "unbearable". The ongoing mobilization activities met with passive resistance, namely, flight from the route to the schools of the FZO and colleges, as well as directly from them, draft evasion, etc.
Задачи форсированного промышленного развития СССР уже с 1930-х гг. настоятельно потребовали обеспечения предприятий квалифицированными рабочими. Особенно острой данная проблема стала в условиях углубления Второй мировой войны. 2 октября 1940 г. Верховный Совет принял Указ «О государственных трудовых резервах СССР», в котором, в частности, указывалось: «Без непрерывного пополнения состава рабочего класса невозможно успешное развитие нашей промышленности» [1, с. 139].
Согласно принятому Указу, для подготовки квалифицированных кадров организовывались ремесленные и железнодорожные училища, а для подготовки рабочих массовых профессий создавались школы фабрично-заводского обучения (ФЗО). Ежегодно в эти учебные заведения проводилась мобилизация молодежи в возрасте от 14 до 17 лет. Училища и школы ФЗО стали самыми массовыми формами профессионально-технического образования в стране. За период с 1940 года по 1948 год в них было призвано 6 870 820 человек [2, л. 2].
Однако серьезную проблему для нормального функционирования промышленности представляли не только кадровые проблемы, но и текучесть кадров, а также состояние производственной дисциплины рабочих и служащих, напрямую влиявшее на результаты их труда. В конце 1930-х годов власти предприняли ряд важных мер по решению этих вопросов. Окончательный порядок были призваны навести Указы Президиума Верховного совета СССР от 26.06.1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» и «О запрещении самовольного ухода с работы трактористов и комбайнеров, работающих в машинотракторных станциях» от 17.07.1940 г. Нарушителей новых норм ждало тюремное заключение на срок от двух до четырех месяцев. В отношении же прогульщиков предусматривалось рассмотрение их дел в народных судах, которые имели полномочия приговорить виновного к исправительно-трудовым работам сроком до шести месяцев с удержанием 25 % заработной платы. Судебная практика показывала, что прогулом считалось опоздание более чем на двадцать минут. Два таких прогула считались уже самовольным уходом с работы.
С началом Великой Отечественной войны произошло дальнейшее ужесточение трудового законодательства. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий», дезертирство (так в военное время стали обозначать бегство с рабочего места) с предприятий военной промышленности каралось лишением свободы на срок от пяти до восьми лет. Дела дезертиров рассматривались военными трибуналами. Меры принимались решительные и жесткие, однако «ликвидации все еще имеющих место самовольных уходов рабочих и служащих», как того требовал указ, добиться не удалось. Трудовые девиации продолжали оставаться константой поведения рабочей массы, значительную часть которой составляли молодые люди. Самовольный уход с предприятий фиксировался повсеместно и носил массовый характер.
К примеру, из 1356 молодых рабочих, поступивших в 1942 году на завод № 112 Наркомтанкпрома, дезертировали 473 человека [3, л. 47]. В Челябинской области с завода № 259 из поступивших из учреждений трудовых резервов 1064 молодых рабочих дезертировали 745, а с Уральского алюминиевого завода из 605 рабочих сбежали 219 человек [3, л. 7]. Всего же, согласно отчету «Об использовании молодых рабочих, окончивших школы ФЗО, ремесленные и железнодорожные училища на предприятиях Челябинской области», составленному летом 1942 года, с 17 заводов региона ушли домой 5830 из 9500 переданных на производство после окончания учебы молодых рабочих [3, л. 6].
За один 1943 год промышленные предприятия Новосибирска потеряли 20 тысяч человек, самовольно оставивших свои рабочие места [4, с. 322.]. В основном это были 18-20 летние
граждане. На заводе им. Сталина, по данным за 1944 год, бегство с предприятия молодежи до 26 лет составило 28,6 % от всех случаев дезертирства. Примечательно, что в 9,4 % случаев нарушителями оказались члены ВЛКСМ [5, л. 41]. В том же году восстановительные работы в Сталинграде без разрешения начальства покинули более 7,5 тыс. юношей и девушек [6, л. 167]. Учитывая то обстоятельство, что подчас заводское начальство не знало точных данных о количестве беглецов можно предположить, что приводимые в отчетах цифры могут быть скорректированы в сторону увеличения (Более того, в отделах кадров иногда не имели точных сведений, о том, сколько конкретно молодых рабочих находится на предприятиях. Администрации заводов не утруждали себя точным учетом этого сегмента трудового контингента. Бытовало мнение, что текучесть молодой рабочей - это неизбежное зло). В.Н. Земсков считает, что за годы войны за самовольный уход с предприятий в стране были осуждены 1 970 186 человек [7, с. 111].
Впрочем, далеко не все сбежавшие попадали под репрессии. В.Н. Касимов на основе анализа региональных архивных данных указывает, к примеру, что «...количество дезертиров с предприятий военной промышленности Чувашской АССР в годы Великой Отечественной войны было намного больше, чем количество осужденных Военным трибуналом в 1942-1945 гг.» [8, с. 104].
Бегство с предприятий продолжалось и после окончания войны. Так, в 1946 году самовольно оставили рабочие места 180 трудящихся Тильзитского целлюлозно-бумажного комбината [9, л. 5]. За период с января 1948 года по март 1949 года с шахты «Ливенка-Заперевальная» «Сталиншахтстроя» сбежали 99 молодых рабочих [10, л. 146].
В тяжелых послевоенных условиях проблема, в принципе, лишь обострилась. Поэтому уже в 1946 году принимается ряд мер по закреплению трудящихся на местах их работы, ужесточается контроль за их переходом с предприятия на предприятие, что было связано со стремлением эвакуированных в годы войны вглубь страны трудящихся вернутся в места прежнего довоенного проживания. Среди самовольно уехавших домой нередко были молодые передовики производства - стахановцы и ударники. Власть, исходя из стратегических соображений, всячески этому препятствовала, пресекая попытки самовольной реэвакуации.
Обстоятельства войны и задачи послевоенного восстановления народного хозяйства могут служить оправданием столь жестких мер. Однако отметим, что самовольно оставляли рабочие места не избалованные излишествами юноши и девушки, а с детства привыкшие к трудностям жизни в СССР люди. На принятие решения о дезертирстве их толкали тяжелые, а нередко совершенно невыносимые условия содержания трудового контингента на заводах, фабриках, шахтах и стройках. На наш взгляд, это была основная причина, толкавшая молодежь на побег.
Быт рабочих оставлял желать лучшего. Их размещали в помещениях, именовавшимися общежитиями, но которые, по сути, очень часто представляли собой плохо приспособленные для проживания бараки, разбитые перегородками на секции, в каждой из которых размещалось по 4-7 и более человек. В общежитиях нередко царила антисанитария, фиксировались случаи педикулеза, имелись проблемы с водой и отоплением, что в условиях холодного времени года делало пребывание в них весьма проблемным. Например, в Молотовской области в общежитии № 5 завода им. Дзержинского молодые рабочие по этой причине предпочитали спать в цеху, около станков. Постельное белье было грязным, по нескольку дней люди не имели возможности получить кипяток и завтракали только сухим хлебом [11, л. 276].
В справке о работе среди молодежи Сталинградской области за первые два квартала 1945 года отмечались «Тяжелые бытовые условия молодых рабочих ж.д. узла Петров Вал. Более 250 человек молодежи живет в землянках. причем в землянках очень тесно...в общежитиях много клопов, постельное белье меняется редко...сушилок, камер хранения, бытовых комнат нет [12, л. 133]. В общежитии Сталинградстроя при ОСМУ № 1 «...постельное и нательное белье грязное. Вот уже три месяца рабочим не выдают мыла. Молодые рабочие «... спецодежды не получали. Талоны на промтовары выдают прежде кадровым рабочим, а только потом оставшееся и малоценное выдается молодым рабочим» [12, л. 142].
Сложившаяся порочная практика остаточного снабжения молодых рабочих спецодеждой, положенной по характеру производства, а также промышленными товарами в целом была одной из веских причин самовольного ухода с трудовых мест и в других регионах. Серьезные недостатки выявлялись в организации медицинского обслуживания. Лекарств, медицинских инструментов и
врачей не хватало, больные в изоляторах при общежитиях оставались без должного наблюдения со стороны медперсонала и не могли своевременно получить помощь. Все это приводило к печальным последствиям, том числе и к летальным исходам [3, л.л. 8-9].
Плохо обстояло дело и с организацией питания. В 1942 году Народный комиссар торговли СССР приказал обязательно кормить молодых рабочих полноценными завтраками, обедами и ужинами в заводских столовых, с ежедневной подачей на обед мясного блюда. Но гладко все выглядело только на бумаге. Проверки, проведенные в 1942 году в столовой Магнитостроя, выявили, что молодых рабочих кормили только раз в сутки плохо приготовленной, низкокалорийной пищей [3, л. 9].
В отделах рабочего снабжения и столовых процветало воровство. На заводе № 466 в 1942 году только за один день, выдав молодым рабочим пайки ниже установленной нормы, жулики от общепита украли 22 кг. сыра и 24 кг. хлеба [3, л. 50]. При этом надо учитывать, что рабочая молодежь, направленная на производство из ФЗО и училищ, была оторвана от своих родных, проживавших зачастую в других городах и сельской местности, и получение продуктов в заводских столовых являлось для нее жизненно важным, как и получение продуктовых карточек. Их потеря грозила голодной смертью. Так случилось с одним из рабочих завода им. Дзержинского. Он недоедал, «...приходя с работы плакал, хотел покончить жизнь самоубийством, а потом... так ослабел, что его положили в больницу, где он и умер [11, л. 277].
Руководство на местах, понимая всю серьезность сложившегося положения дел, принимало меры по исправлению положения. Рабочих старались снабжать за счет полного отоваривания карточек и продуктов из подсобных хозяйств, но ситуация продолжала оставаться непростой. Исследователь трудовой и общественно-политической деятельности уральской молодежи в годы войны У.Б. Гайсин отмечал: «К сожалению, для отдельных номенклатурных работников пренебрежительное отношение к человеку превратилось в норму жизни. Некоторые руководители предприятий, проявляя абсолютное равнодушие к рабочим. не обеспечили своевременное получение даже выделенных, гарантированных товаров первой необходимости для рабочих...» [13, с. 39-40].
Так обстояло дело не только на Урале. В сентябре 1942 г. секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву и заместителю председателя СНК СССР В.М. Молотову поступил отчет о работе бригад комсомольских работников, которые по заданию ЦК ВЛКСМ выясняли условия жизни и труда молодых рабочих на десятках предприятий. В отчете указывалось: «Руководители заводов проходят мимо ... вопиющих безобразий ... считают для себя зазорным заниматься вопросами быта рабочих» [18].
Думается, вышеизложенное позволяет утверждать, что будет корректнее говорить не об отдельных досадных фактах игнорирования нужд рабочих некоторыми ответственными лицами, а об общем подходе к этим нуждам, как к вопросу, имеющему второстепенное значение, по сравнению с задачей выполнения производственного плана. В пользу этого тезиса можно привести вывод В.Ю. Кладова, сделанный в результате анализа дезертирства трудящихся с оборонных предприятий Пензенской области в годы войны. По его мнению: «Попытки руководства Пензенской области улучшить положение рабочих на оборонных заводах носили эпизодический характер и не могли оказать существенного воздействия на повседневный быт трудящихся» [14, с. 59]. Отсюда совершенно правильным следует считать распространенное в исследовательских кругах мнение о том, что как инструмент профилактики дезертирства рабочих с предприятий меры по улучшению уровня жизни трудящихся были в целом недостаточно эффективны.
В качестве важной причины высокой текучести рабочей силы само руководство, в духе советской традиции, называло недостатки в пропагандистской работе с молодежью. Они действительно имели место быть, но вряд ли стоит преувеличивать их значение. Рабочая молодежь, каждодневно сталкивавшаяся с издержками своего положения, «усваивала» далеко не все предназначенные для нее коммуникационные сообщения воспитательно-идеологического характера и не обязательно в нужном властям ключе. Причем даже в тех случаях, когда с ней, как целевой аудиторией, вели активную работу с применением всего инструментария политической обработки масс и социального контроля.
Среди факторов, негативно влиявших на настроения рабочей молодежи, заметную роль играло ее использование на производстве не по полученным в ФЗО и училищах специальностям.
Станочники работали грузчиками, плотники - истопниками и проч. Довольно часто дирекции заводов волюнтаристски занижали молодым разряды, направляли молодежь на подсобные работы, не требующие вообще никакой квалификации. В Челябинской области, по состоянию на июнь 1942 года, 25 % из недавно поступивших из системы трудовых резервов рабочих выполняли трудовые функции, не соответствовавшие профилю их подготовки [3, л. 10]. Как следствие, молодые рабочие теряли навыки по специальности, получали низкую зарплату.
Следует также отметить порочную практику нарушения начальством трудового законодательства, в частности постановления СНК СССР от 21 мая 1942 года, и высокий уровень травматизма из-за плохой организации охраны труда. Например, на Кировском заводе «Красное Сормово» за 3 месяца 1942 года нарушения техники безопасности привели к травмированию 41 молодого рабочего, из них 7 человек погибли [3, л. 56]. Совершенно абсурдный случай произошел на заводе Наркомата боеприпасов № 78 с рабочим Гончаровым. В результате несчастного случая в цехе от потерял глаз и два месяца провел на лечении в больнице. По возвращении на завод он узнал, что за невыход на работу его приговорили на шесть месяцев к исправительно-трудовым работам с вычетом 25 % зарплаты. Три месяца Гончаров отбывал назначенное наказание. Конец беззаконию положило лишь вмешательство его коллег по бригаде, вступившихся за своего товарища [3, л.л. 47-48]. В то же время отмечались случаи, когда молодые рабочие неделями не появлялись на рабочих местах и это сходило им с рук. На стремлении молодых людей отлынивать от работы паразитировали целые преступные сообщества, помогавшие оформить липовые документы. Две такие группы, численностью 6 и 5 человек, соответственно, были вскрыты на заводе им. Дзержинского в 1942 году. Они снабжали желающих поддельными документами, на основании которых табельщики и мастера отмечали невыход на работу по уважительным причинам [11, л.л. 105-106].
Прогулы являлись типичной формой трудовой девиации. Низкую трудовую дисциплину отмечали в 1942 году среди вновь прибывших на производство рабочих завода им. Дзержинского. В цехе № 9 из осужденных за первую половину года за самовольный уход с работы и прогулы 154 рабочих 112 человек, или 72% были недавно вставшими к станкам молодыми людьми [11, л. 224]. Из «Стенограммы заседания партийного комитета завода № 10» от 15 июля 1942 видно, что проблема прогулов молодежи и здесь стояла остро. Признавалось: «С вопросом трудовой дисциплины на заводе дело обстоит не совсем благополучно. Мы имеем в среднем за месяц 120150 случаев прогула» [11, л. 25]. С течением времени ситуация менялась не сильно. Ю.Г. Белоногов в статье «Профилактика трудовых преступлений на «Пермской мотовилихе» в годы Великой Отечественной войны» приводит данные за 1944 год по заводу № 172, расположенному в городе Молотов, которые показывают, что 80 % всех прогульщиков составляли лица до 20 лет, проработавшие на производстве не более двух лет [15, с. 279]. Причины прогулов были разными, но часто они были связаны с теми же бытовыми условиями. Иногда на работу не выходили потому, что просто не в чем было пойти. Молодые рабочие, поступившие на производство из сельской местности, уезжали в деревню за продуктами питания и одеждой, после чего пропадали на дни, недели и даже месяцы.
Распространенными разновидностями нарушения трудовой дисциплины, которые также карались по всей строгости закона, являлись опоздания, отказ от работы, уход с работы раньше времени, нахождение на рабочем месте в нетрезвом состоянии и сон. Подчас молодой рабочий вроде бы и не нарушал явно порядка, но ничего не делал, праздно слоняясь целыми днями по цеху, так как его не обеспечили рабочим местом и инструментами.
Поскольку важным источником пополнения предприятий рабочей силой годы в 1940-е являлись выпускники школ ФЗО и ремесленных училищ, представляется необходимым рассмотреть положение дел с трудовыми девиациями в учебных заведениях, готовивших новые кадры для советской промышленности.
С началом Великой Отечественной войны от системы государственных трудовых резервов потребовалась в кратчайшие сроки восполнить убыль рабочей силы, связанную с уходом значительной части трудового контингента производственных предприятий на фронт, обеспечив рост выпуска военной продукции. Сроки обучения в ФЗО и училищах были существенно сокращены, а нормы призыва увеличены. В силу объективных обстоятельств, снизились требования к мобилизуемому на учебу контингенту. В ФЗО и училища попадали граждане младше
14 лет, имевшие инвалидность, больные туберкулезом, эпилепсией и другими серьезными заболеваниями, физически недоразвитые. Часто пренебрегали тем обстоятельством, что призывник являлся единственным трудоспособным человеком в семье. Тем не менее, цифры выпуска рабочих для народного хозяйства резко выросли. Если в 1940 году было подготовлено 439 тыс. человек, то в 1942 - уже 569 тыс. человек, а в 1943 - 598 тыс. человек [16, с. 220.]. Правда затем, в 1944-1945 годах, количество выпускников вернулось к уровню довоенных показателей.
С суровыми реалиями своего нового положения многие призывники трудового фронта сталкивались уже с момента отправки к месту учебы. Ехали голодными, без отопления, предоставленные сами себе. Обстоятельства толкали ребят на преступления имущественного характера, в том числе воровство и грабежи. Как результат, отмечался высокий процент отсева контингента еще в процессе доставки его в школы и училища. К примеру, летом 1942 года из Воронежской области в город Омск на учебу было отправлено эшелоном 1000 человек. До места доехали 66 человек, остальные разбежались [3, л. 40].
Призванная в школы ФЗО молодежь попадала в не менее тяжелые бытовые условия, чем рабочие на заводах. В Главное управление трудовых резервов регулярно поступали сведения о плохой организации встречи прибывшей на учебу молодежи, ненадлежащих условиях проживания и содержания обучающихся, проблемах с проведением воспитательной работы среди них. Ответной реакцией юношей и девушек было самовольное оставление школ и училищ. В 1942 году из ремесленных и железнодорожных училищ, школ ФЗО, по данным из 18 республик и областей, дезертировало 48 865 учащихся [3, л. 34].
По вопросу текучести ученического состава школ ФЗО и училищ проводились проверки, принимались постановления, но устранить материальные причины, порождавшие дезертирство, до конца так и не удавалось. Условиях их жизни оставались крайне тяжелыми. Так, в 1949 году в Казахской СССР учащиеся школы № 68 ФЗО в 1949 году были вынуждены из-за отсутствия питьевой воды употреблять воду, предназначенную для хозяйственных нужд [10, л. 119]. В школе № 90 ФЗО Молотовской области учащиеся размещались в общежитиях, где «...грязно, холодно, окна побиты, вместо горячей пищи выдавали сухой паек» [10, л. 44]. Кроме того, учащиеся подвергались запугиванию со стороны криминального элемента.
Политика призыва молодежи в систему трудовых резервов во второй половине 1940-х годов была ориентирована на достижение непосильных для обескровленного войной населения цифр. Компании по выполнению плана «поставок» учеников в школы ФЗО проходили трудно, несмотря на «массово-разъяснительную» работу. Молодежь старалась уклониться от явки на призывные комиссии, отказывалась ехать в школы, стремясь остаться дома. Имели место не единичные случаи противодействия родителей приходу их детей на призывные комиссии. Начальство на местах, стремясь любыми методами дать нужные показатели, широко использовало меры административного воздействия. Призывников вызывали повестками в милицию, отправляли на сборные пункты под конвоем, применяли в отношении их угрозы и обман. Молодым людям, например, говорили, что их мобилизуют в Советскую армию, куда призывники, в отличие от структур ФЗО, пойти были вовсе не против. В этом плане характерно высказывание учащегося одной из школ ФЗО Ускова, заявившего: «Жизнь моя неважная ... Вообще начинаю доходить. Как окончу школу, так убегу, чтобы прямо в армию забрали ...» [10, л. 119].
На самовольный уход молодежи из учебных заведений влиял возраст обучающихся, определявший особенности их психологии и поведения. Учащиеся, мобилизованные из сельской местности, дезертировали под влиянием родителей, остро нуждавшихся в рабочих руках при ведении хозяйства, и звавших своих детей вернуться. Призванный из Молотовской области в училище города Чусовой В. Смолячков откровенно заявлял: «Я ушел потому, что мне написал отец письмо, предложил бросить училище, лучше работать будем в колхозе, это гораздо для нас с тобой будет полезнее. Я отца послушал и ушел» [3, л. 37].
В 1947 году план мобилизации молодежи в ремесленные, железнодорожные, горнопромышленные и специальные училища, школы ФЗО и горнодобывающие школы был выполнен на 90,3 %, в 1948 году на 83,1 % [2, л. 153]. По итогам призыва 1949 план выполнили на 87,9% [35]. При этом в ряде регионов, таких как Волынская и Херсонская области, показатели составили менее 20 % от заданных [10, л. 42]. Отчасти такие результаты призыва объяснялись стремлением местных руководителей сохранить рабочую силу для себя, своих предприятий и
колхозов. Продолжалось бегство призывников из эшелонов по пути следования в учебные заведения. Из отправленных из Житомирской области в школы ФЗО Ворошиловоградской области трех тысяч четырехсот шестидесяти шести человек пятьсот одиннадцать не доехали до места назначения, самовольно вернувшись обратно [10, л. 41]. В 1950 году план призыва был выполнен на 100,7 %, что объясняется сокращением количества молодых людей, определенных к мобилизации в школы ФЗО и училища. Практика ежегодных призывов молодежи с учебные заведения системы трудовых резервов была отменена в сентябре 1953 года Указом Президиума Верховного Совета СССР. В связи с этим ушли в прошлое связанные с ней формы трудовой девиации молодых советских граждан.
Литература и источники
1. Указ Президиума Верховного Совета СССР «О государственных трудовых резервах СССР». Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного совета СССР. 1938-1944 гг. - М.: Ведомости Верховного совета СССР, 1945.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9507. Оп. 2. Д .420.
3. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д.107.
4. Савицкий И.М. Важнейший арсенал Сибири: развитие оборонной промышленности Новосибирской области в годы Великой Отечественной войны. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2005. - 448 с.
5. РГАСПИ. Ф.1. Оп. 8. Д. 251.
6. РГАСПИ. Ф.1. Оп. 8. Д.203.
7. Земсков В.Н. Организация рабочей силы и ужесточение трудового законодательства в годы Великой Отечественной войны // Международные отношения. - 2014. - № 1. - С. 104-114.
8. Касимов В.Н. Деятельность военного трибунала войск НКВД Чувашской АССР в 1942 году по рассмотрению дел о дезертирстве с оборонных предприятий // Актуальные проблемы отечественной и всеобщей истории. Материалы LVI конференции преподавателей и студентов ЧГПУ им. И. Я. Яковлева по итогам научно-исследовательской работы за 2015 г. -Чебоксары: Чувашский государственный педагогический университет им. И. Я. Яковлева, 2016. - С. 101-105.
9. РГАСПИ. Ф.1. Оп. 32. Д. 386.
10. РГАСПИ. Ф.1. Оп. 8. Д. 542.
11. РГАСПИ. Ф.17. Оп. 125. Д.108.
12. РГАСПИ. Ф.1. Оп. 8. Д. 249.
13. Гайсин У.Б. Молодежь Урала в годы Великой Отечественной Войны (1941 - 1945). Автореф. дис. ... докт. ист. наук. - Уфа., 2000. - 48 с.
14. Кладов В.В. Дезертирство с оборонных предприятий Пензенской области в 1942-1944 гг.// Альманах современной науки и образования. - 2015. - № 10 (100).
15. Белоногов Ю.Г. Профилактика трудовых преступлений на «Пермской Мотовилихе» в годы Великой Отечественной войны // Современный город: власть, управление, экономика. - 2021. - Т.1. - С. 274-292.
16. Великая Отечественная война. Юбилейный статистический сборник: Стат. сб. - М., 2020. - 299 с.
References and Sources
1. Ukaz Prezidiuma Verhovnogo Soveta SSSR «O gosudarstvennyh trudovyh rezervah SSSR». Sbornik zakonov SSSR i ukazov Prezidiuma Verhovnogo soveta SSSR. 1938-1944 gg. - M.: Vedomosti Verhovnogo soveta SSSR, 1945.
2. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii (GARF). F. 9507. Op. 2. D .420.
3. Rossijskij gosudarstvennyj arhiv social'no-politicheskoj istorii (RGASPI). F. 17. Op. 125. D.107.
4. Savickij I.M. Vazhnejshij arsenal Sibiri: razvitie oboronnoj promyshlennosti Novosibirskoj oblasti v gody Velikoj Otechestvennoj vojny. -Novosibirsk: Izd-vo SO RAN, 2005. - 448 s.
5. RGASPI. F.1. Op. 8. D. 251.
6. RGASPI. F.1. Op. 8. D.203.
7. Zemskov V.N. Organizaciya rabochej sily i uzhestochenie trudovogo zakonodatel'stva v gody Velikoj Otechestvennoj vojny // Mezhdunarodnye otnosheniya. - 2014. - № 1. - S. 104-114.
8. Kasimov V.N. Deyatel'nost' voennogo tribunala vojsk NKVD Chuvashskoj ASSR v 1942 godu po rassmotreniyu del o dezertirstve s oboronnyh predpriyatij // Aktual'nye problemy otechestvennoj i vseobshchej istorii. Materialy LVI konferencii prepodavatelej i studentov CHGPU im. I. Ya. Yakovleva po itogam nauchno-issledovatel'skoj raboty za 2015 g. - Cheboksary: Chuvashskij gosudarstvennyj pedagogicheskij universitet im. I. Ya. Yakovleva, 2016. - S. 101-105.
9. RGASPI. F.1. Op. 32. D. 386.
10. RGASPI. F.1. Op. 8. D. 542.
11. RGASPI. F.17. Op. 125. D.108.
12. RGASPI. F.1. Op. 8. D. 249.
13. Gajsin U.B. Molodezh' Urala v gody Velikoj Otechestvennoj Vojny (1941 - 1945). Avtoref. dis. ... dokt. ist. nauk. - Ufa., 2000. - 48 s.
14. Kladov V.V. Dezertirstvo s oboronnyh predpriyatij Penzenskoj oblasti v 1942-1944 gg.// Al'manah sovremennoj nauki i obrazovaniya. - 2015. - № 10 (100).
15. Belonogov Yu.G. Profilaktika trudovyh prestuplenij na «Permskoj Motovilihe» v gody Velikoj Otechestvennoj vojny // Sovremennyj gorod: vlast', upravlenie, ekonomika. - 2021. - T.1. - S. 274-292.
16. Velikaya Otechestvennaya vojna. Yubilejnyj statisticheskij sbornik: Stat. sb. - M., 2020. - 299 s.
ДАВЫДОВ СТАНИСЛАВ ГЕННАДЬЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, НИИ истории, экономики и права (Москва) (a105trk@yandex.ru).
БАБАЕВА ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА - кандидат педагогических наук, доцент, заведующая музеем истории Государственного технического университета МИРЭА (babaeva@yandex.ru).
DAVYDOV, STANISLAV G. - Doctor of History, Professor, History, Economics and Law Research Institute (Moscow). BABAEVA, ELENA V. - Ph.D. in Pedagogy, Associate Professor, Head of the History Museum of MIREA - Russian Technological University.
