CC BY
20
Общество: философия, история, культура. 2021. № 7. С. 19-26. Society: Philosophy, History, Culture. 2021. No. 7. P. 19-26.
Научная статья УДК 291.1
https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.2
Девиантные проявления квазитрадиционной религиозности как особенность российской постсекулярности: к проблеме применения методологии системно-коммуникационного подхода
Вадим Яковлевич Розенфельд1, Рида Ирековна Зекрист2
■^Башкирский государственный педагогический университет имени М. Акмуллы, Республика Башкортостан, Уфа, Россия 1varo63@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-7276-323X 2okashirina@mail.ru, https://orcid.org/0000-0003-2116-1375
Аннотация. В данной статье говорится об особенностях развития девиантных религиозных культов в XXI в., раскрываются понятия религии, постсекулярности, перечисляются и характеризуются примеры девиантных религиозных движений. Авторы полагают необходимым исследовать проблему религиозной девиации с позиции религиозной коммуникации в контексте социально-системных отношений, что, по сути, приводит к обновлению понимания данного сложного феномена. В результате применения системно-коммуникационного подхода к исследованию пестрой картины религиозной девиации российского общества можно установить вполне очерченные контуры личностного девиантного религиозного восприятия и его места в социальной системе религиозной коммуникации. Ее девиантные формы напрямую связаны с множеством различных проявлений социальной коммуникации, которые изменяясь, приводят к трансформации последних. Определение коммуникационного кода религиозных связей дает возможность предвидеть перспективы развития религиозной девиации в многообразии форм.
Ключевые слова: религия, девиация, культ, постсекулярность, трансформация религиозного сознания, религиозный институт, системно-коммуникационный подход, религиозная коммуникация
Для цитирования: Розенфельд В.Я., Зекрист Р.И. Девиантные проявления квазитрадиционной ре-лиг иозности как особенность российской постсекулярности: к проблеме применения методологии системно-коммуникационного подхода // Общество: философия, история, культура. 2021. № 7. С. 19-26. https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.2.
Original article
Deviant manifestations of pseudo (quasi) traditional religiosity as a feature of Russian post-secularity: to the problem of applying the methodology of the system-communication approach
Vadim Ya. Rosenfeld1, Rida I. Zekrist2
12Bashkir State Pedagogical University named after M. Akmullah, 1varo63@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-7276-323X 2okashirina@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-7276-323X
Abstract. This article discusses the peculiarities of the development of deviant religious cults in the XXI century, reveals the concepts of religion, post-secularity, lists and characterizes examples of deviant religious movements. The authors consider it necessary to investigate the problem of religious deviation from the position of religious communication in the context of socio-systemic relations, which, in fact, leads to an updated understanding of this complex phenomenon. As a result of applying a system-communication approach to the study of the motley picture of religious deviation in Russian society, it is possible to establish well-defined contours of personal deviant religious perception and its place in the social system of religious communication. Its deviant forms are directly related to many different manifestations of social communication, which, changing, lead to the transformation of the latter. The definition of the communication code of religious ties makes it possible to foresee the prospects for the development of religious deviation in a variety of forms.
Keywords: religion, deviation, cult, post-secularity, transformation of religious consciousness, religious institution, system-communication approach, religious communication
For citation: Rosenfeld V.Y., Zekrist R.I. Deviant manifestations of pseudo (quasi) traditional religiosity as a feature of Russian post-secularity: to the problem of applying the methodology of the system-communication approach // Society: Philosophy, History, Culture. 2021. No. 7. P. 19-26. (In Russ.). https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.2.
В современном мире происходят масштабные, глубинные изменения, связанные с развитием и распространением религии как социокультурного явления. Процесс, начавшийся на рубеже 1980-1990-х гг., набирает силу, религия овладевает сознанием многих людей, становится органической частью общественной и личной повседневной жизни. Основной причиной этого является динамичное развитие явлений религиозности в современном мире, их усиливающиеся влияние на все сферы общественной жизни. Факт подъема религиозного сознания масс и, соответственно, включения религиозного фактора в систему общественных отношений не может не встречать повсеместного признания. Но возрождение религиозной значимости зачастую ошибочно принимается за спонтанный всплеск «нового средневековья», однако это не отражает реального положения вещей.
Религиозность ХХ-ХХ1 вв. имеет иные предпосылки и средства влияния на государственные отношения относительно средневековья. События в мире в конце XX - начале XXI вв. заставляют говорить о феномене «постсекулярного религиозного ренессанса». Причины и параметры последнего трактуются с различных точек зрения, но сам факт его наличия неоспорим. Современная интеллектуальная элита, все еще зачарованная именами Хокинга и Докинза, признав «религиозный ренессанс» де-факто, не спешит с признанием его де-юре. Аналогичные тенденции обнаруживаются и на государственном уровне. Во многих странах официальная доктрина воспринимает ликвидацию религии как основу формирования современного общества. Идея Бертрана Рассела об отсутствии значимого места для религии в развитом социуме до сих пор является для европейского истеблишмента догматом. Таковым упорным нежеланием принимать постсекулярные явления как данность вызван политический кризис во Франции и ряде других стран. Принимая религиозное возрождение в качестве временного явления, как спонтанную реакцию на секуляризм ХХ в., обуславливая его «эффектом маятника», еще меньшее значение официальное мнение придает религиозной девиации. Последняя ошибочно сведена исключительно к «исламскому терроризму», а ее причины - к действию экономических и политических факторов, в результате чего утрачивает религиозную природу.
Современная наука располагает более актуальными данными, но в силу известных причин они не используются в качестве официальной концепции. Несмотря на ряд достаточно интересных исследований, на сегодняшний день не существует не только школы, но и единой теории, дающей более или менее внятное описание действия религиозных факторов в современном обществе. Наука не только не в силах исследовать в полном объеме актуальную ситуацию, но подчас вынуждена переосмысливать прежние постулаты под влиянием новых фактов. Следовательно, дальнейшее исследование данной проблематики с учетом произошедших изменений является более чем актуальным.
На постсоветском пространстве постсекулярный период отнюдь не ограничивается реабилитацией конституционной свободы отправления культовых потребностей населением. После определенного итсизма 90-х гг. XX в. наблюдается возрождение доминанты «традиционных религий», распространяющей влияние на многие сферы общественных отношений. Декларативная конгруэнтность тандема «религия - государство» заставляет говорить едва ли не о восстановлении принципов шестой новеллы Юстиниана «О симфонии». Нарратив о культурно-исторической миссии «традиционных религий» подчас приводит к отрицанию равенства с иными конфессиями. Данное мнение долгое время доминировало в сфере не только меж-, но и государственно-конфессиональных отношений, что не могло не наложить отпечаток на осознание новыми религиозными движениями своей «второстепенной роли» в социуме. Это сформировало у последних специфический характер и форму осуществления религиозной деятельности, основные черты которых - агрессивность, скрытность, неразборчивость в способах вовлечения новых адептов, что обусловило ответную негативную реакцию со стороны традиционных религий.
Но, принимая во внимание и анализируя внешние девиантные факторы, необходимо учитывать и то, что Н. Бердяев именует «религиозной точкой зрения», находясь, таким образом, до известной степени в контексте религиозности. В соответствии с концепцией М. Хайдеггера «онтология - слово о том, что всегда уже есть прежде, чем человек начинает свою работу осознания». Следовательно, говоря о религиозных институтах, в первую очередь необходимо определить их базовый уровень, которым, без сомнения, является религия.
Религия (от лат. геНдю - благочестие, святость) - это общественный институт, сформированный как конгломерат отдельных верований, определенным образом выстроенных из поведенческих функций субъекта. Группа людей представляет некую общность, объединенную не только верой в существование сверхъестественного, но и особенностями поведения. Именно совокупность указанных факторов имела решающее значение при моделировании разного рода социальных связей на протяжении значительного отрезка человеческой истории. Именно религия была первоначальным средством самоидентификации и сохранения общественного устройства.
Как подчеркивал О. Конт, религия воспроизводит в самой себе дифференциацию природы человека: порождая единство, она должна одновременно обращаться к разуму и действию, т. е. ко всем способностям человека.
Определенные постулаты для анализа понятия «религия» пытаются дать не только философы, но представители ряда других наук - от Фрейда, назвавшего религию «детским неврозом человечества» [1], до оппонирующего ему Э. Фромма. Последний пишет: «Можно трактовать невроз как личную форму религии или, точнее, как регрессию к примитивным формам религии, находящимся в конфликте с официально признанными формами религиозной мысли» [2].
Но «возрожденная религиозность» XXI в. не является «чистой религией» в классическом смысле этого слова. Испытав в определенный временной период коммуникативное влияние социальных, политических, этнических, коммерческих, деструктивных и квазитеологических постулатов, постсекулярная религиозность стала, в известной степени, их компиляцией. Соответственно, она не может не исполнять функции латентного либо эксплицитного носителя указанных идей; под влиянием последнего происходит неизбежная девиация религиозного сознания масс, что в свою очередь коммуницируется на сферу общественных отношений.
Современное религиозное сознание в значительной степени насыщено как мифологическими, так и светскими характеристиками восприятия мира. Понятийной основой для этого вместе с сакральными образами выступают сугубо светские постулаты, прошедшие теологическую обработку и адаптацию в религиозной среде. Соответственно религиозное сознание размывает свои границы, которые пересекаются с границами иных объектов общественного сознания.
Аналогичную трансформацию претерпевает и религиозный институт, испытывая влияние государственных формаций. Происходит реформирование управленческого аппарата по административному принципу, территориальное структурирование по государственным стандартам, исполняется государственный заказ на сакрализацию определенных форм политического устройства. Следствием указанных факторов является вовлечение религиозного института в процессы внешней и внутренней политики, его становление в качестве носителя определенной государственной «идеи». По выражению Ю. Хабермаса, «церкви и религиозные организации все в большей мере берут на себя роль "интерпретирующих сообществ", действующих на публичной арене в секулярной среде. Они могут оказывать воздействие на формирование общественного мнения и общественной воли, внося свой вклад в обсуждение ключевых тем - независимо от того, насколько убедительны их аргументы» [3].
Именно трансформационным возрождением религиозности характеризуется в первую очередь период, получивший в философии, религиоведении, социологии название «постсекулярного».
«Постсекулярность - это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных» / секулярных явлений [4]. Вводом в научный обиход термина «постсекуляризм» мы обязаны Юргену Хабермасу, положившему начало коммуникативному подходу к факторам исторического развития. Философ разработал данное понятие в ответ на упадок идей секуляризма. Его труды, собственно, и положили начало новому научному направлению, по теме которого на тот момент не проводилось исследований [5].
Сторонникам теории «спонтанного маятника» следует возразить, что «постсекуляризм» XXI в. есть объективный процесс, обусловленный следующими факторами:
- репродукцией религиозных течений;
- появлением большого количества новых религиозных движений (НРД), бытового оккультизма;
- глобализацией (в частности, созданием единого информационного пространства);
- замещением части государственной идеологии сакральными постулатами;
- политизацией религиозных движений;
- сакрализацией ряда политических моделей государственного устройства.
Влияние указанных факторов на религию и религиозные институты несомненно. В результате явления коммерционализации религиозных культов и религиозации бизнеса, политики и пр. становятся типовыми, что следует считать проявлениями религиозной девиации.
Собственно девиация, трактующаяся как «отклоняющееся поведение», появилась в социологии и стала исследоваться позднее в философии под влиянием усложнения развития общества, в том числе его религиозной составляющей.
Еще Э. Дюркгейм рассматривал девиацию как социальную проблему, происходящую из «анормальных» или «патологических» форм социальной солидарности. Основная идея исследователя и заключается в том, что в основе незыблемого существования общества имеется некий феномен «социальной солидарности», а всякие отклонения от него, так называемые «дезорганизации», и есть девиантное поведение [6].
В современную эпоху вопрос существования девиантных форм предполагает рассмотрение его с философских позиций. Гуманитарное знание, основываясь на философских теориях лучших мыслителей человечества, соотносит «норму» с категорией «абсолютных ценностей».
Люди и социальные группы различаются в своих установках степенью значимости для них тех или иных ценностей. Может варьироваться также приложение ценностей к реальности, готовность выстраивать свою жизнь сообразно избранной ценностной системе, но сами ценности при этом сохраняют тождественную смысловую значимость [7]. В данном аспекте «норма» трактуется как «святость», но не в религиозном смысле, а лишь в соотнесении с ним. Святость как освобождение от зла - это не что иное, как приобретение индивидом определенных качеств через выстраивание жизненной позиции в соответствии с высшим замыслом, формирование личности через его реализацию. В этом плане норма не статичный акт, но постоянное движение, развитие. Это, собственно говоря, онтологическая норма, относительно которой формируется бытие. Отклонение от нее является онтологической девиацией, из которой проистекает всякая иная девиантность.
Религиозное сознание в основе своей также содержит понятие о норме и девиации. Поверхностные характеристики данных явлений различаются в зависимости от конфессиональных и культурно-этнических особенностей. В целом, можно сделать вывод о том, что признающееся для религии полезным и составляет норму, все ненужное либо представляющееся вредным возводится в ранг абсолютного зла. Принцип конфессионального подхода «свой - чужой» неизбежно приводит ситуацию к априорному предубеждению против всего, что хоть в малой степени отличается даже не от канонов, а от личных убеждений религиозных лидеров. Результатом этого является конфликт - как меж-, так и внутриконфессиональный. Если первый возможно нейтрализовать благодаря посредничеству либо прямому вмешательству третьей стороны (государства), то второй разрешить гораздо сложнее. В ряде мировых религий (ислам, православие) в силу отсутствия единого лидера существует множество течений, направлений, характеризующихся разнообразием догматики, что затрудняет определение того, где норма, а где - девиация. Ситуация усугубляется созданием целого класса «депрограмматоров-сектоведов», готовых с помощью около- и псевдонаучных методов отстаивать интересы определенной религиозной группы по критерию «свой - чужой».
В силу указанных обстоятельств понятие девиации может быть распространено на достаточно широкий спектр религиозных течений, не отвечающих данному критерию.
Неприкрытые религиозные девиации, такие как экстремизм, терроризм и иные деструктивные формы сознания, признанные с помощью государственной экспертизы имеющими в своем содержании стремление нанести явный, либо потенциальный ущерб человеческой личности, могут быть устранены с помощью силовых структур. Начавшаяся зачистка религиозного поля (ликвидация в 2016 г. Сайентологической церкви Москвы, в 2017 г. - организации «Свидетели Иеговы», задержание и арест лидера «Церкви последнего завета» С. Торопа, бывшего настоятеля Среднеуральского монастыря С. Романова и пр.) - характерный пример политического решения вопросов религиозной девиации.
Следует отметить, что «...сегодня, совершив круг и в новом качестве, вопросы свободы совести и вероисповедания остаются важными и порой болезненными как для России, так и для ее граждан. Регулирование их всегда было связано с политикой, и в России в большей степени определялось политическими подходами и административными методами, чем законодательными актами» [8].
Одним из методов снижения девиантной напряженности считается некое «повышение культурного уровня населения» в целом, в частности, за счет увеличения культурологических дисциплин, предназначенных для изучения подрастающим поколением. Не говоря о методологической утопичности данного проекта (увеличение учебной нагрузки в школах), стоит принять во внимание следующее.
Девиантные культы, как правило, работают не с интеллектом, а с комплексом примитивных суеверий, сформированных на уровне базовых потребностей человека. Но именно это делает их тактику беспроигрышной. А суевериям в той или иной степени подвержены почти ВСЕ люди вне зависимости от их социального и интеллектуального статуса. Соответственно, можно сколько угодно увеличивать уровень и количество культурологических дисциплин, преподаваемых в образовательных организациях, но это слабо защитит людей от девиантного влияния подобных структур.
Можем ли мы сейчас делать ставку на внутренний мир и духовный опыт наших сограждан, когда они абсолютно религиозно дезориентированы? Крайне неприятный парадокс - почти 30 лет полной религиозной свободы и даже поощрения распространения религиозности привели к почти поголовной неграмотности населения в данной сфере, следствием чего стало повышение
уровня бытового оккультизма. Не религиозность, а комплекс примитивных суеверий является питательной средой для распространения деструктивных культов.
Кроме того, сфера образования, которой до сего времени удавалось сохранять строгую светскость, является желанным объектом для реализации «миссии» многих религиозных культов. Существует некая двойственная ситуация: с одной стороны, образование является объектом агрессивного маркетинга новых религиозных и оккультных движений, с другой - подвержено не менее агрессивному воздействию со стороны отдельных представителей традиционных религий, желающих вмешаться в процесс обучения. Таким образом, под угрозу становится сам принцип светского образования, и говорить о некой антидевиантной культурологической профилактике в этом случае довольно утопично.
Современное религиозное сознание в значительной степени насыщено как мифологическими, так и светскими характеристиками восприятия мира. Понятийной основой для этого вместе с сакральными образами выступают сугубо светские постулаты, прошедшие теологическую обработку и адаптацию в религиозной среде. Сегодня насчитывается достаточное количество светских мировоззренческих установок, приобретших в результате подобного пересечения сакральную окраску. В частности, к ним можно отнеси так называемое антицифровое, антивакци-наторское движение и антиювенальное движение. Адепты первого из указанных протестуют против сугубо светских на первый взгляд вещей, принадлежащих технологической сфере, говорят об этом в религиозной парадигме. Социальный протест облечен в религиозную форму, но не в каноническую, а в мифотворческую. Отсылка к священному тексту является в достаточной мере искусственной. Данному движению не оказывается официальной поддержки со стороны религиозных институтов, оно возглавляется и идеологизируется частными светскими лицами.
Активисты антицифрового движения не пытаются аргументировать свои действия на высоком богословском уровне, но их мнение сводится к неприемлемости принятия цифровых технологий именно по религиозным соображениям. Необходимо отметить, что в качестве средств борьбы за «религиозную чистоту» используются исключительно политические технологии: сбор подписей, митинги, шествия, пикеты. Орудиями борьбы со злом служат не церковные, а государственные структуры и личная протестная деятельность. Таким образом, в данной системе отсутствует понятие Бога, что делает ее псевдорелигиозной, девиантной.
Антиглобализационные процессы, в частности, движение «против ИНН», проецировались именно на религиозную почву. Ключевую роль в пропаганде подобных убеждений сыграли газеты «Русь православная», «Русский вестник», интернет-сайты «Стояние за истину» (www.zaistinu.ru) и «Благословение» (www.blagoslovenie.ru), радиопередача Жанны Бичевской «От сердца к сердцу». Людям, не искушенным в религиозной политике, трудно разобраться, где официальная точка религиозных институтов, а где - мнения отдельных светских девиантных групп. В православной среде культ «АнтиИНН» по-прежнему крайне популярен. Его можно охарактеризовать с нескольких позиций:
- как массовое религиозно-апокалиптическое движение с элементами массового психоза;
- как движение, имеющее ярко выраженную оппозиционную и антигосударственную направленность;
- как часть общемирового движения левых сил, имеющую очевидную связь с его политическими структурами.
Необходимо отметить, что за почти два десятилетия ни со стороны религиоведческих, ни со стороны церковных кругов не было сделано серьезных попыток данную проблему решить или должным образом исследовать. Соответственно, в обществе сформировался значительный пласт личностей с заложенной в их сознание идеей «религиозного сопротивления». По утверждению профессора Диего Алонсо ЛасЭрес (Григорианский университет), «единственной стратегией верующих против "вымирания религии" становится сопротивление. Стратегия прямого сопротивления редко бывает удачной» [9].
Аналогичное описание можно дать движениям против закона «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации», ювенальной юстиции, дистанционного обучения, за почитание «царя-мученика». Во всех них в качестве объекта зла выступает какое-либо светское начинание, противодействие которому организуется посредством применения современных по-литтехнологий. Попытки церковного руководства пресечь подобную деятельность встречают ярко выраженную агрессию со стороны активистов такого рода движений. Известная история с настоятелем Среднеуральского монастыря экс-схиигумена Сергия является наглядным примером того, что протестное религиозное движение приобретает все более внекультовый характер. Это связано не столько с падением авторитета институциональных руководителей, сколько с растущей политической активностью лидеров протестных движений. Резкие изменения произо-
шли в форме и сути таких псевдорелигиозных структур. Их политизация уже не сводится к абстрактным формулировкам, а преследует конкретные цели - вплоть до призывов к смене действующей власти. Большую популярность приобретает так называемая концепция «общественной безопасности». В русле этой теории активистов волнует якобы имеющаяся перспектива потери государственного суверенитета, враждебные действия иностранных государств, мировой заговор против России. Собственно религиозные аспекты окончательно отступили здесь на второй план. Если некое направление, возникшее в конце прошлого века как «духовная безопасность», было агрессивно по отношению только к западным религиозным ценностям, то спустя 20 лет оно распространилось и на вопросы национальной безопасности. В данном случае не обошлось без влияния Русской православной церкви, так как последняя активно лоббировала эту теорию и добилась успеха. В трактовке Ж. Остбо данный процесс именуется «секьюритизацией духовно-нравственных ценностей» [10, с. 153]. В качестве обоснования своих действий активисты таких движений занимаются аналитикой правовых актов, в социальных сетях активно публикуют виды заявлений и ходатайств.
Отношение к информационным технологиям характерно иллюстрирует двойственную политику девиантных сообществ. Религиозные движения последних лет отличаются все более значительной интеграцией в информационную сферу. Активно задействуются СМИ, интернет. В разрезе данной публичности оказывается все большее давление на государственные структуры. В качестве информационной площадки используются, как правило, не традиционные масс-медиа, а интернет-порталы, социальные сети, whatsApp, web-связь, Instagram, Youtube, Twitter, Telegram, онлайн-вещание. Данные каналы распространения информации имеют приоритет не столько в силу своей пресловутой автономности и неподконтрольности государству, сколько именно по причине наличия возможностей для идеальной коммуникации, обусловленных мгновенной обратной связью, широким охватом аудитории для изучения спроса или обмена мнениями. Стандартная социальная сеть позволяет донести информацию до адресата, получить его комментарий, вступить с ним в переписку, наладить телефонную и видеосвязь, провести социальный опрос с целым рядом возможных неофитов, совершить или получить денежный перевод, то есть поддерживать непосредственную коммуникативную связь с общественностью.
Перевод отправления культов в дистанционный формат воспринимался в религиозной среде как ограничение прав и свобод граждан, как нарушение, в частности, закона о свободе совести. Разница состояла лишь в том, что в православных консервативных кругах ориентиры противодействия были смещены в сторону правозащитной риторики. Фундаменталисты, не принимавшие ранее понятий прав, свобод совести и личности, вынуждены были теперь апеллировать именно к этим ценностям. Сторонники же демократии, которые традиционно ориентировались на западный мир, к ограничениям отнеслись более лояльно. Интересен факт апелляции православных активистов к западному законодательству (Англии, Франции, Германии). Было принято во внимание даже Постановление Совета Европы по поводу ограничения прав и свобод граждан и Положение Европейской конвенции о защите прав человека. Данный факт говорит о том, что, оттолкнувшись от сугубо религиозных истоков своего движения, активисты такого рода движений в своих протестах вообще утратили какое-либо сакральное содержание.
В итоге мы можем говорить о наличии девиантных и деструктивных форм как у НРД, так и в культовой среде традиционных религий. В условиях религиозного плюрализма у конфессий два пути: либо противостояние влиянию сект на уровне бытового оккультизма, либо помощь государству в повышении религиозной грамотности граждан с одновременным упрочением, и это очень важно, своего социального статуса.
Сейчас люди могут выбрать различные формы проявления религиозности. Защищая свои ценности, традиционные религии должны учитывать, что у них нет монополии на веру. В таких условиях, не меняя линии поведения, мы в ближайшем будущем можем стать свидетелями расширения количества традиционных религий, полной их ликвидации или естественной секуляризации - «процесса, посредством которого религиозное мышление, практика и религиозные институты утрачивают свое социальное значение» [11].
Трансформированное религиозное сознание диктует субъекту новую линию поведения, теперь это не служение Благу, а противостояние Злу в понимании нового религиозного сознания. Ситуация является девиантной даже с теологической точки зрения, так как принуждает субъекта существовать в парадигме дуалистической картины мира, вечном противостоянии добра и зла. Смещенные ценностные ориентиры уже не оставляют Богу, Абсолюту, прежнего места в картине мира человека. Бог не всемогущ, он не в состоянии справиться со злом, вся тяжесть борьбы падает на субъекта. Для его поддержки создается пантеон «второстепенных богов», святых, бод-хисатв, в качестве которых используются исторические персонажи - Иван Грозный, Распутин,
певец Игорь Тальков и др. Для квазирелигиозных, экстремистских сообществ основным инструментарием становится политика - достижение власти. Она сакрализируется в негативном смысле, становится «священной», требующей особого отношения к себе, почти религией, но не «святой». Главное в «священном», по выражению М. Элиаде, - это то, что оно противопоставлено мирскому [12], окружающему. «Святость» же, понимаемая как «свобода от греха», следование божественным заповедям, из новой системы исключена, как и традиционное понятие Бога, Абсолюта, поскольку они не вписываются в новое религиозное сознание.
При выявлении признаков девиации следует учитывать, что религия считает земной, эмпирический мир не самостоятельным объектом, а творением всемогущего Бога. Только он является для верующего человека высшей религиозной ценностью. Бог - творец всего сущего, объект веры и высшего поклонения, бесспорный и безусловный авторитет.
Существование девиантного религиозного сообщества также находится в парадигме теологии, но теологии, по трактовке Милбанка, «извращенной» относительно религиозной догмы [13]. Ее основной постулат следует свести к самоуправлению мира, к бытию последнего etsi Deus non daretur [если бы Бога не было]. Хотя наличие Абсолюта не отрицается, но низводится почти до природного явления, своего рода «Большого взрыва», породившего этот мир и наделившего его определенными критериями существования, в том числе морально-этическими. В дальнейшем Абсолют никак не проявляет участия в земном бытие, не защищает данных им ценностей, более того, сам нуждается в защите. В подобной ситуации основные функции «защитника и управленца» переходят к «уполномоченному» лидеру религиозного сообщества как «наследнику» и представителю высших сил на земле. Исключив Бога, вернее, поставив его в опосредованное положение, «самоуполномоченный» лидер приобретает властные и управленческие прерогативы - как духовные, так и светские. Несмотря на звание «представителя», лидер девиантного сообщества в глазах адептов в чем-то даже выше Бога, Абсолюта, так как они не в силах защитить себя и свои ценности, лидер же эти функции принял и исполняет. Все эти постулаты должным образом оформлены, изложены в соответствии с правилами догматики и являются своего рода теологией. Таковая, в различные временные отрезки принимала многообразные формы. Милбанк указывает на «еретическую» и «неоязыческую» теологии, мы же можем говорить о девиантной.
Интервенция в схему «Бог - бытие - человек» принципов светского общества приводит к трансформации религиозного сознания и критической ее точке - религиозной девиации, выраженной, в том числе, в экстремизме и терроризме.
Таким образом, предложенный краткий экскурс в проблему религиозной девиации показал, что для формирования системной картины требуется обновление определения религии, что возможно лишь при условии применения новых подходов к ее трактовке. Рассмотренная концепция постсекуляризма предлагает использовать коммуникационные способы теоретического осмысления религии, в которой «понятие духовной связи как формы коммуникации является ключевым».
По мнению А.К. Аликберова, под религией в этом случае понимается не столько особая форма мировосприятия, обусловленная верой в сверхъестественное, сколько идеологически целостная и институционально оформленная система догматических и морально-этических норм и категорий, взглядов, предписаний и установок, обрядов, ритуалов и культовых действий, культурных кодов и символов, обращенных к высшим силам и способных к самовоспроизводству, адаптации и самостоятельному развитию.
Между религией и верой нередко ставят знак равенства, что не всегда правомерно, поскольку религия отличается от индивидуальных убеждений тем, что представляет собой публичный, то есть общественный аспект жизнедеятельности социума [14].
Один из основоположников системной теории религии - Никлас Луман - исследует религиозную коммуникацию и ее типологию в контексте социальных систем. Для мыслителя реальный смысл социальных действий основан на физическом восприятии жизни, которое отражается в сознании, но этот смысл также является частью последовательности, требующей понимания и осознания его другим. Как раз этот процесс и определяется коммуникацией [15, p. 175].
В результате применения системно-коммуникационного подхода к исследованию пестрой картины религиозной девиации российского общества мы можем определить вполне оформившиеся характеристики личностного девиантного религиозного восприятия и его места в системах «вера - суеверия», «интраперсональное - интерсубъективное», «бисубъектное - полисубъектное», «монолог - диалог - полилог», «реальное - виртуальное».
Однако серьезного исследования с новых позиций требует проблема типологии личной веры девиантов, ее структурно-функциональный анализ с выявлением содержательного стержня и периферического поля. В связи с этим по-новому будет выстроена система социальных связей
и взаимоотношений индивидуальной веры Ego в контексте религиозной коммуникации - реальной, виртуальной, дополненной, смешанной. Меняется в корне также иерархия духовных ценностей и религиозных идеологических приоритетов в системе информационного общества.
Поскольку религиозная коммуникация реализуется через систему социальной коммуникации, то и ее девиантные формы напрямую связаны с множеством проявлений социальной коммуникации, которые изменяясь, приводят к трансформациям последних. Примеры таких причинных связей можно изучить в предлагаемых исследованиях [16]. Так возникают разнообразные аспекты религиозной девиантной жизни, которые требуют своего осмысления в фокусе системно-коммуникационного подхода. Фактически, определив коммуникационный код религиозных связей, можно выяснить перспективы развития религиозной девиации в различных формах. Для изучения данной проблемы нужны новаторские идеи, с помощью которых удастся сгенерировать альтернативные решения, в том числе касающиеся будущего религиозной девиации в российском обществе.
Список источников:
1. Фрейд З. Будущее одной иллюзии. М., 2013. 160 с.
2. Фромм Э. Психоанализ и религия. М., 2010. 160 с.
3. Хабермас Ю. Против «воинствующего атеизма». «Постсекулярное» общество - что это такое? [Электронный ресурс] // Исламский портал. Оперативно о вечном. URL: http://www.islam-portal.ru/communication/stat/100/1411/ (дата обращения: 01.04.2021).
4. Узланер Д. Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке. М., 2020. 416 с.
5. Habermas J. Secularism's Crisis of Faith: Notes on Post-Secular Society // New perspectives quarterly. 2008. № 5. Р. 17-29.
6. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии. М., 2018. 736 с.
7. Федорова Н.В. Девиация и норма как проблема философии // Вестник Омского государственного педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2014. № 2 (3). С. 27-30.
8. Себенцов А.Е. Двадцать пять лет на пути свободы совести : доклад на конференции РАРС «Двадцать пять лет на пути свободы совести», посвященной 25-летию принятия союзного закона о свободе совести // Радонеж. ру. URL: https://radonezh.ru/analytics/dvadtsat-pyat-let-na-puti-svobody-sovesti-137420.html (дата обращения: 02.07.2021).
9. Лункин Р. От Ватикана до «Сорок Сороков». Эксперты и религиозные деятели о защите религиозных ценностей [Электронный ресурс] // Религия и право. URL: http://www.sclj.ru/news/detail.php?SECTION_ID=484&ELEMENT_ID=7693 (дата обращения: 02.07.2021).
10. Кнорре Б.К., Мурашова А.А. «В начале было Слово...», а в конце будет число? Православие и антицифровой протест в России: с 1990-х до коронавируса» // Мир России. 2021. Т. 30. № 2. С. 146-166.
11. Узланер Д.А. Неоклассическая модель секуляризации в западной социологии религии второй половины XX - начала XXI вв. : дис. ... канд. филос. наук. М., 2009. 209 с.
12. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994. 144 с.
13. Radical Orthodoxy: A New Theology / ed. J. Milbank. L., 1998. 285 p.
14. Аликберов А.К. Современные теории религии в призме системно-коммуникационного подхода // Minbar. Islamic Studies. 2019. № 12 (1). С. 15-33. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-1-15-33.
15. Luhmann N. Social Systems. Stanford, 1995. 627 p.
16. Frissen T. Internet, the Great Radicalizer? Exploring Relationships Between Seeking for Online Extremist Materials and Cognitive Rad-icalization in Young Adults // Computers in Human Behavior. 2021. Vol. 114. Р. 106549. https://doi.org/10.1016/j.chb.2020.106549 ; Hamrah S.Z. Ontological Investigation of the Role of Internet in Religious Education // Procedia - Social and Behavioral Sciences. 2011. Vol. 29. P. 1740-1749. https://doi.org/10.1016/j.sbspro.2011.11.420.16.
Информация об авторах В.Я. Розенфельд - аспирант Башкирского государственного педагогического университета имени М. Акмуллы, Республика Башкортостан, Уфа, Россия. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1001121.
Р.И. Зекрист - профессор Башкирского государственного педагогического университета имени М. Акмуллы, Республика Башкортостан, Уфа, Россия.
Information about the authors V.Ya. Rosenfeld - PhD student, Bashkir State Pedagogical University named after M. Akmullah,, Republic of Bashkortostan, Ufa, Russia.
https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1001121.
R.I. Zekrist - Professor, Bashkir State Pedagogical University named after M. Akmullah, Republic of Bashkortostan, Ufa, Russia.
Статья поступила в редакцию / The article was submitted 10.06.2021; Одобрена после рецензирования / Approved after reviewing 17.06.2021; Принята к публикации / Accepted for publication 08.07.2021.
