CC BY
73
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ, 202 0, №45
ДЕТСКАЯ АГЕНТНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ДИСКУССИИ И ПРАКТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА (АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ) Ангелина Юрьевна Козловская
Европейский университет в Санкт-Петербурге 6/1А Гагаринская ул., Санкт-Петербург, Россия ange.zhuko.yur@gmail.com
Анна Владимировна Козлова
Европейский университет в Санкт-Петербурге 6/1А Гагаринская ул., Санкт-Петербург, Россия yeklopozhka@gmail.com
Аннотация: Статья предваряет подборку материалов семинара «"Глазами детей": субъектность ребенка в социальных исследованиях и в публичной сфере», который прошел в Европейском университете в Санкт-Петербурге 21-22 декабря 2018 г. Авторы очерчивают историю направления «новая социология детства», основоположники которого задавались целью сделать представление о ребенке как полноценном социальном акторе концептуальным основанием Childhood Studies. Наблюдение за развитием теоретической мысли показывает, что для привлечения исследовательского интереса к действиям детей была использована не только собственно исследовательская, но и политически окрашенная аргументация, что привело к применению «универсальной» модели рационального субъекта для описания детских практик и детского опыта и игнорированию их специфики. Также рассматриваются попытки преодоления кризиса направления через выработку более рефлексивного понимания детской агентности. Тематическая подборка включает в себя ряд этнографических кейсов, в которых отражаются смысловые противоречия в истолковании детской самостоятельности в советских педагогических дискуссиях (во многом изоморфных дискуссии теоретической), а также исследуются формы, которые детская агентность принимает на практике, в естественной коммуникации детей.
Ключевые слова: детская агентность, новая социология детства, социальные исследования детства, рациональный субъект, советская педагогика, детская культура.
Для ссылок: Козловская А., Козлова А. Детская агентность как предмет теоретической дискуссии и практическая проблема (антропологический комментарий) // Антропологический форум. 2020. № 45. С. 11-25. doi: 10.31250/1815-8870-2020-16-45-11-25
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/045/kozlovskaya_kozlova.pdf
ANTROPOLOGICH ESKIJ FORUM, 2 0 2 0, NO. 45
CHILDREN'S AGENCY AS A THEORETICAL PROBLEM AND A PRACTICAL CONCERN (AN ANTHROPOLOGICAL REMARK) Angelina Kozlovskaya
European University at St Petersburg 6/1 А Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia ange.zhuko.yur@gmail.com
Anna Kozlova
European University at St Petersburg 6/1 А Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia yeklopozhka@gmail.com
Abstract: The introduction opens the proceedings for the conference on childhood studies "'Through Children's Eyes': The Child's Subjectivity in Social Studies and in the Public Sphere" (December 21-22, 2018, EUSPb, St Petersburg). The paper traces the history of the New Social Studies of Childhood, a research paradigm which has put forward the notion of children as competent social actors and has made claims for its universality as a conceptual framework for studying children. A close examination of the discipline formation shows that—in an attempt to draw attention to the worthiness of childhood as a research subject—proponents of the new paradigm have used politically informed arguments and have drawn on the "adult" model of rational subjects for the conceptualization of children's practices. These, in turn, have led to the loss of specificity in the accounts of childhood experiences. Several theoretical efforts made both within and outside the "new sociology of childhood" to overcome the conceptual crisis are considered. The present collection consists of four ethnographic studies related to the issue of children's agency. Two of these examine the sov'et pedagogical disputes on the meaning of children's independency (which in many ways are congruent to the theoretical discussion of children's agency) and the two others explore the different forms and formats agency takes in natural settings within peer interaction.
Keywords: children's agency, the new sociology of childhood, social studies of childhood, rational subject, soviet pedagogics, children's culture.
To cite: Kozlovskaya A., Kozlova A. 'Detskaya agentnost kak predmet teoreticheskoy diskussii i prakticheskaya problema (antropologicheskiy kommentariy)' [Children's Agency as a Theoretical Problem and a Practical Concern (an Anthropological Remark)], Antropologicheskij forum, 2020, no. 45, pp. 11-25. doi: 10.31250/1815-8870-2020-16-45-11-25
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/045/kozlovskaya_kozlova.pdf
Ангелина Козловская, Анна Козлова
Детская агентность как предмет теоретической дискуссии и практическая проблема (антропологический комментарий)
Статья предваряет подборку материалов семинара «"Глазами детей": субъектность ребенка в социальных исследованиях и в публичной сфере», который прошел в Европейском университете в Санкт-Петербурге 21-22 декабря 2018 г. Авторы очерчивают историю направления «новая социология детства», основоположники которого задавались целью сделать представление о ребенке как полноценном социальном акторе концептуальным основанием Childhood Studies. Наблюдение за развитием теоретической мысли показывает, что для привлечения исследовательского интереса к действиям детей была использована не только собственно исследовательская, но и политически окрашенная аргументация, что привело к применению «универсальной» модели рационального субъекта для описания детских практик и детского опыта и игнорированию их специфики. Также рассматриваются попытки преодоления кризиса направления через выработку более рефлексивного понимания детской агентности. Тематическая подборка включает в себя ряд этнографических кейсов, в которых отражаются смысловые противоречия в истолковании детской самостоятельности в советских педагогических дискуссиях (во многом изоморфных дискуссии теоретической), а также исследуются формы, которые детская агентность принимает на практике, в естественной коммуникации детей. Ключевые слова: детская агентность, новая социология детства, социальные исследования детства, рациональный субъект, советская педагогика, детская культура.
В западной академии интерес к детству как отдельной сфере социальной жизни наметился еще в конце 1970-х гг. и постепенно привел к формированию самостоятельной междисциплинарной области исследований, известной как Childhood Studies. Важной вехой в развитии этого направления, как и его своеобразной визитной карточкой, стало провозглашение социологами Аланом Праутом и Эллисон Джеймс в 1990 г. новой парадигмы в исследованиях детства (названной ими «новая социология детства», или "new social studies of childhood") и издание ее манифеста [Prout, James 1990]. Основной постулат этой программы состоял в требовании признания ребенка полноценным социальным агентом1. А слово «новое» в названии дисциплины было призвано подчеркнуть размежевание с предшествующим этапом развития социальной мысли, в котором детство и дети не являлись самостоятельным предметом изучения, а мыслились
Ангелина Юрьевна Козловская
Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия ange.zhuko.yur@gmaU.com
Анна Владимировна Козлова
Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия yekl.opozhka@gmaiL.com
1 Термины «агент» и «субъект» (и соответственно «агентность» и «субъектность») относятся к разным исследовательским традициям, но в данной подборке, как и в программных статьях «новой социологии детства», они используются в качестве синонимов.
во многом как аналитические производные и/или отражения более фундаментальных социальных процессов и закономерностей (в первую очередь это касается функционализма и теорий социализации и инкультурации), а также как объекты влияния взрослого мира и социальных сил, направленных на превращение детей из социально и когнитивно неполноценных индивидов (social becomings) в развитых полноценных членов общества (social beings). Основную слабость существующей парадигмы исследователи видели в том, что отношения между детьми и взрослыми в ней понимались как однонаправленные и линейные, где первым отводилась лишь пассивная роль культурных реципиентов (и это в равной степени было характерно как для социологии и антропологии, так и для психологии развития). Таким образом, дети исключались из общественной жизни, а следовательно, и из области рассмотрения социальных наук. (Критике также было подвергнуто эссенциалистское понимание детства как естественного, а не социально сконструированного этапа жизни индивида.) Авторы манифеста, как и многие другие исследователи, обращавшиеся к теме детства в 1980-е и 1990-е гг., преследовали цель ввести детей в социальные науки в качестве самостоятельного объекта изучения, требующего новой концептуализации, которая не сводилась бы к их сравнению со взрослыми, как это было ранее, когда дети понимались в первую очередь как их будущие или недоразвитые версии. Другими словами, исследователи осознавали необходимость дать детям и детству не негативное, а позитивное определение.
Для усиления аргументов в пользу признания самоценности детей как социальных акторов, занимающих свое уникальное место в социальной жизни и культуре и, как следствие, имеющих право стать полноценной частью поля социальных исследований, авторы манифеста среди прочего прибегали к политически окрашенным доводам, которые после принятия в 1989 г. Конвенции о правах ребенка звучали особенно актуально и убедительно. В частности, они предложили посмотреть на предшествующее положение детей в социальных науках как на положение группы «с низким статусом» (low-status group) [Prout, James 1990: 14-15], который может быть преодолен силами «критики доминирующей парадигмы структурно-функционального подхода» [Prout, James 1990: 15]. Одновременно с этим та же классовая логика была применена к описанию положения детей в социальной структуре, где они рассматривались как меньшинство, угнетаемое и зависимое от взрослого большинства, наделенного, в свою очередь, властью и ресурсами (так называемый "minority-group approach" [James, Jenks, Prout 1998; Mayal 2002]).
По-видимому, именно такое смешение политической и исследовательской аргументаций способствовало тому, что методом утверждения детей в социальных науках стало их концептуальное уравнение со взрослыми. Это отразилось в формулировке центрального постулата программы о детях как социальных агентах и, что самое важное, в содержательном наполнении самого понятия детской агентности, которое было предложено в качестве единого концептуального основания для объединения разрозненных исследований культурных и социальных аспектов детской жизни. Убеждая коллег в том, что дети являются «активными в построении и определении своей собственной социальной жизни, жизни тех, кто их окружает, и обществ, в которых они живут» [Prout, James 1990: 8], основоположники нового направления словно забыли прояснить, в чем заключается специфика этой «активности», и, призывая к самоценности изучения детского опыта, парадоксальным образом стали использовать для его определения модель взрослого «рационального субъекта» — знающего, компетентного, самостоятельного. Именно такое понимание агентности применительно к детям, как и универсальность самой модели либерального субъекта, на момент публикации манифеста уже оспоренной в рамках феминистской и пост-структуралисткой теорий, стали основными объектами критики и триггерами многочисленных дискуссий о степени детской автономии и способности к действию, которые происходили как внутри, так и за пределами «новой» дисциплины и продолжаются до сих пор (см., например: [Ryan 2011; Lancy 2012; Oswell 2013; Spyrou 2018]).
При этом уже сами авторы, публикуя установочную статью, обращали внимание на «ряд особых проблем», связанных с внедрением новой парадигмы. В частности, они выражали сомнения в возможности полной независимости концепции детства как социального конструкта от категорий биологического роста и зрелости [Prout, James 1990: 24] или признавали, что «жизнь детей почти всегда определяется и/или в значительной степени ограничивается взрослыми», а также обращали внимание на то, что ситуаций, «когда дети организуются на низовом уровне, чтобы представлять себя независимо», не так много [Prout, James 1990: 28]. Тем не менее современные исследователи отмечают нерефлексивный характер использования модели рационального индивида в Childhood Studies: отстаивая наличие агентности у детей, апологеты «новой социологии детства» никак не пытались дать этому заявлению теоретическое обоснование [Holloway et al. 2018: 3].
Несмотря на то что на уровне формулировок исследователями постулировались необходимость рассматривать детей как
полноправных «участников» социальной жизни, вступающих в активное «взаимодействие» с окружающим миром и населяющими его людьми, а также понимание детей «не только» как объектов социализации, «но и» как одновременно вносящих свой «вклад» в производство и изменение культуры и общества [Prout, James 1990] (т.е. осознавалась сложная связь детей с взрослым миром и их двойственное положение в социальной системе), фокус смещался в сторону их однобокого описания с точки зрения креативности и самостоятельности. Социально-освободительный пафос, подкреплявший обоснование новой дисциплины, привел к тому, что авторы, работающие в рамках нового направления, стали строить свою работу, обращаясь главным образом не столько к полноценному и комплексному этнографическому описанию и анализу детской повседневной жизни, сколько к поиску ситуаций, неоспоримо подтверждающих способность детей действовать «как взрослые». Популярным стало изучение случаев привлечения детей к работе на регулярной основе (см., например: [Mizen et al. 2001; Klocker 2007; Bourdillon et al. 2010]), а также их участия в маркированных как особенно «взрослые» видах деятельности, таких как «уличная жизнь» (см., например: [Young, Barrett 2001; Bordonaro 2012]), проституция (см., например: [Montgomery 2007; Van Blerk 2011]) или война (см., например: [Rosen 2007; Denov 2012; Douglas, Poletti 2016: 63-117]). Именно политический пафос уравнения миноритарных групп и необходимость повышения значимости детей в глазах взрослых (за счет придания им взрослых черт), на наш взгляд, стали основной преградой, которая помешала многим последователям подхода «новой социологии детства» (по крайней мере на первом этапе) увидеть и осознать инаковость, специфику детей как социальных акторов, признать равенство в разности.
Между тем в 1980-1990-е гг. появился ряд социологических и антропологических исследований, авторы которых, не всегда эксплицитно причисляя себя к последователям нового направления, также настаивали на самоценной роли детей в социальной жизни и необходимости ее теоретизации, но при этом пошли по пути признания неоднозначности положения ребенка относительно взрослого мира и амбивалентной природы детства (см., например: [Bluebond-Langner 1978; Corsaro, Eder 1990; Corsaro 1992; Thorne 1993; Adler, Adler 1998]). Понимание детской агентности здесь во многом было инспирировано «теорией структурации» Энтони Гидденса, которая представляет собой попытку примирить большие теории, описывающие функционирование социальной системы как целого, и концепции микроуровня, рассматривающие индивидуальную креативность. Социальная жизнь понимается в ней как принци-
пиально дуальная: действуя в мире, акторы воспроизводят существующий социальный порядок, но одновременно и способствуют его изменениям [Giddens 1984]. Уильям Корсаро обратил внимание на то, что индивидуальная агентность ребенка реализуется (или ограничивается) не только в контексте взрослой культуры и в отношениях «ребенок — взрослый», но и в отношениях с другими детьми в контексте детской культуры, которую они коллективно производят в процессе общения. Корсаро подчеркивает, что ребенок всегда одновременно принадлежит к обеим из них [Corsaro 2003: 5]. Детская культура самоценна, обладает значительной автономией и не является простым отражением или производной культуры взрослых, но при этом существует в тесной взаимосвязи с последней (а вовсе не изолированно, как полагали Питер и Иона Опи, создавшие образ детской культуры как закрытой тайной страны и детей как отдельного народа, ее населяющего [Opie, Opie 1959; 1969]). Дети заимствуют элементы взрослого мира (механизм, который Корсаро именует культурной апроприацией) и переосмысляют их, создавая свои уникальные смыслы и значения, а также связи между ними. Взрослая культура, таким образом, создает условия и поставляет ресурсы для реализации детской креативности [Corsaro 2009]. Тот же механизм касается соотнесения поведения детей с правилами, установленными для них взрослыми: дети в своей повседневной жизни демонстрируют богатый репертуар форм избегания, обхода и нарушения взрослых правил и запретов, которые могут быть устроены гораздо сложнее структурно и организационно, чем сами эти правила (этот процесс обозначается термином «вторичное приспособление», или "secondary adjustment") [Corsaro 1985]. Но поскольку такое сопротивление часто происходит не в открытую, а в скрытой форме, эти тактики одновременно способствуют воспроизводству существующего порядка. Показательно, что апологеты «новой социологии детства» также считали теорию Гидденса хорошим объяснительным инструментом [James 2009], но при этом противопоставили агентность детей структуре взрослого мира, а не анализировали комплексные отношения между ними. Корсаро же удалось преодолеть не только бинарность в осмыслении этих отношений (ребенок vs взрослый, агентность vs структура, новаторство vs ригидность), за которую часто критиковали сторонников «новой» парадигмы, но и индивидуализм, встроенный в понятие агентности.
Другие сторонники «новой социологии детства», в числе которых был и один из ее основоположников Алан Праут, также стали рассуждать о необходимости ухода от дихотомических оппозиций модерности уже на раннем этапе развития направления [Lee 2001; Alanen 2001; Prout 2005]. Во второй половине
2000-х — начале 2010-х гг. наиболее привлекательным путем, способным освободить детскую агентность из тисков бинар-ности, для них (как и для многих критиков направления) оказалась акторно-сетевая теория, вследствие чего в Childhood Studies появилась «новая волна» реляционного и постгуманистического понимания агентности ([Prout 2011; Ryan 2011; Kraftl 2013] и др.). Онтологический поворот в исследованиях детства помог преодолеть детоцентризм и увидеть детство в контексте социальной структуры в целом [Esser 2016; Spyrou 2018: 15-51]. В то же время, обращаясь к акторно-сетевой теории, авторы в каком-то смысле «обнулили» все противоречия, накопившиеся за время критики парадигмы (а вместе с ними и само знание о детской агентости), рассредоточивая свой фокус внимания, что грозит, на наш взгляд, очередной потерей специфики предмета исследования («детскости» детства).
* * *
В декабре 2018 г. на факультете антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге прошел междисциплинарный семинар «Глазами детей: субъектность ребенка в социальных исследованиях и публичной сфере». Задумывая это событие, мы ставили перед собой несколько задач. Во-первых, нам хотелось проблематизировать множественные наполнения понятий «дети» и «детство», существующие как в академической среде, так и в самых разных сферах общественной жизни. Во-вторых, мы вдохновлялись желанием инициировать диалог между российскими исследователями, который был бы направлен на поиски подходов, предоставляющих возможность получить доступ к детским свидетельствам и практикам, а также методологических инструментов, позволяющих их успешно анализировать. Наконец, собирая вместе представителей разных дисциплин, мы предполагали прояснить концептуальные основания, способные объединить российские исследования детства, пока что остающиеся разрозненными, в единое академическое поле (редкие примеры проблематизации теоретических оснований дисциплины в рамках российской академии — работы Ирины Дуденковой [2014; 2019] и Светланы Бардиной [2019]). Одной из центральных проблем, вынесенных на обсуждение, стал вопрос о релевантности постулатов «новой социологии детства», в частности идеи о ребенке как социальном акторе и ее возможностях быть принятой в качестве фундамента данной области знания. В ходе круглого стола, завершающего семинар, были затронуты многие проблемные точки, как, например, степень влияния структуры взрослого мира на действия ребенка, определяющей пределы его самостоятельности, возможность доверия исследователей к самобытности детских
свидетельств, попытки разведения политического и академического определений детской агентности, напряжение между вертикальным взглядом на детскую жизнь как на последовательность этапов развития и горизонтальным, синхронным взглядом, пытающимся ухватить «самость» ребенка в коммуникации со сверстниками, — словом, все те проблемы, на которые приходилось обращать внимание и западным ученым. Но центральным нервом обсуждения оказалась все та же непроясненность понятия детской агентности. Отсутствие у участников консенсуса в отношении наполнения этого термина влекло за собой и разногласия в интерпретации большинства положений «новой социологии детства», что еще отчетливее обозначилось в ходе «поисков детской субъектности» на страницах «Антропологического форума» и о чем нам уже приходилось писать [Форум 2019: 91-106].
Публикуемая по итогам семинара подборка статей представляет собой ряд этнографических кейсов, в которых проявляется сосуществование разных пониманий и перспектив в отношении детской агентности в конкретных локусах ее реализации — в школе, пионерском лагере и на игровой площадке. Авторы анализируют столкновение разных, часто противоречащих друг другу взглядов на детскую самостоятельность, креативность и компетентность, ставших предметом спора среди педагогов, общественности и даже самих детей (старших школьников), и тех форм, которые детская агентность принимает на практике в горизонтальной коммуникации.
Статьи Кирилла Маслинского и Анны Козловой показывают, что дискуссия о том, обладают ли дети агентностью и какое значение стоит вкладывать в это понятие, началась в педагогических кругах задолго до того, как этими вопросами заинтересовались исследователи. В Советском Союзе, где идея о полноправном участии детей в строительстве нового мира являлась частью идеологии, дебаты среди педагогов, на чью долю выпало проверить провозглашенный лозунг на практике, были особенно актуальны. Исследование Кирилла Маслинского демонстрирует неудачную попытку освобождения «угнетаемых» школьников от дисциплинарного надзора учителей, заключавшуюся в передаче в детские руки взрослых полномочий — поддержания контроля в классе и вершения суда над нарушителями порядка. Понимание детской агентности как уравнения в правах детей и взрослых, характерное для педагогов советских школ 1920-х гг., уже в этом эксперименте проявило свою несостоятельность, вследствие чего учителям приходилось либо «дирижировать детьми», фактически осуществляя декларируемое «самоуправление» за них, либо обвинять детей в неспособности добросовестно справляться с возложенными на их плечи
обязанностями, оправдывая тем самым возвращение к привычной расстановке сил. Автор показывает, что «реализация детской агентности во "взрослых" институциональных формах» не могла быть успешной, поскольку, с одной стороны, воспринималась учителями как «наступление на традиционный авторитет взрослого», а с другой — по причине того, что способности к эффективной организации коллективного взаимодействия и вынесению взвешенных и последовательных решений относятся к полю взрослых профессиональных компетенций: «детей в конечном итоге критикуют за то, что они не имеют педагогических соображений — получая агентность, они не становятся при этом педагогами ни в психологическом плане, ни в организационном». Эта ситуация оказывается типологически схожей с концептуальным решением «новой социологии детства», использовавшей для понимания детей «взрослую» модель рациональной субъектности. На этом историческом примере мы можем увидеть, что происходит, когда такая трактовка детской агентности переносится из теоретической плоскости в прикладную.
Анна Козлова анализирует рефлексию педагогов «Артека» и «Орленка» все о том же воспитании детской «инициативы и самостоятельности», которое вновь обрело актуальность в советской образовательной политике с приходом оттепели. Проблема, поднимаемая в работе, на первый взгляд очень схожа с той, что рассматривается в статье Маслинского, однако решения, которые принимали педагоги в новую эпоху и в новых условиях, оказались иными. Несмотря на то что оттепельная повестка провозглашалась как возрождение идеи о самостоятельности пионеров 1920-х, в рассуждениях работников «витринных» лагерей СССР попытки воспитать детскую самостоятельность демонстрируют иное понимание агентности, оставляющее в стороне необходимость овладения в совершенстве взрослыми компетенциями и способность к рациональному действию. Так, концепция «косвенного руководства», получившая в дискуссиях школьных педагогов 1920-х гг. негативную оценку как «манипуляция» (в частности, потому что она «не удовлетворяла детей» в силу своей «игрушечности»), в условиях лагеря подверглась пересмотру. Вожатые значительно расширили круг детских паттернов поведения, в которых они видели потенциал для проявления детской инициативы (включив туда сферу творчества, общения и даже детского стремления к сопротивлению взрослым), вследствие чего (насколько об этом можно судить на основании ретроспективных интервью) техника «мягкого управления» обрела больший успех. В интерпретации вожатых позднесоветской эпохи воспитание детской самостоятельности подразумевало в первую очередь внимание
к индивидуальным особенностям детей. Их методы были направлены главным образом на создание условий для «раскрытия» детского потенциала и подбор подходящих для этого инструментов, а не на подгонку под образцы взрослой самостоятельности. Можно даже предположить, что вожатым «Артека» и «Орленка» удавалось обеспечить детям «чувство автономии и контроля», которое Корсаро и Эдер считают универсальной чертой горизонтальной детской культуры [Corsaro, Eder 1990: 215], за счет внедрения контролируемых форм сопротивления взрослым правилам и авторитету. Благодаря почти исследовательскому вниманию к детской горизонтальной культуре педагогам удалось инкорпорировать ее элементы в педагогические методики, что помогало нивелировать напряжение между процессом институционального воспитания и детской агентностью (так тревожащее исследователей) и добиваться таким образом реализации своих задач.
Представленные в настоящей подборке статьи, затрагивающие тему рефлексии педагогов о детской самостоятельности, показывают, что как постановка некоторых проблем, так и поиски их решения в практической плоскости опережали теоретическую дискуссию. Если некоторым исследователям по-прежнему не дает покоя вопрос, можно ли признать детей полноценными субъектами, то в педагогической мысли уже в позднесоветское время наблюдается смещение дискуссии в сторону определения круга компетенций и сфер социальной жизни, где детская агент-ность способна проявиться, а также оптики, которая позволяет ее увидеть взрослым. Этнография удачных и неудачных экспериментов, отражающих поиски путей воспитания детской самостоятельности, может внести вклад в развитие социальной теории.
В исследованиях Ангелины Козловской и Александра Лярского рассматриваются практики детей, пользующиеся популярностью в культуре сверстников, к которой взрослые либо не проявляют особого интереса, либо не имеют доступа (в случае если такие практики осуществляются втайне от старших), а потому не регулируются ими. Ангелина Козловская в своей работе показывает, что вопреки расхожим представлениям о пассивности детей как потребителей продуктов массмедиа, созданных для них взрослыми производителями контента, появление в жизни детей интерактивных цифровых игр способствует расширению возможностей для реализации детской агентности и креативности, а не их ограничению. Анализ коммуникации детей во время спонтанной игры показывает, что ситуация переноса виртуальной игры с цифрового устройства в физическое пространство игровой площадки является не воспроизводством, но «перепроизводством» и творческим переосмыслением
готового продукта детским коллективом. Осваивая медиапро-дукт в процессе воображаемой игры, младшие школьники оказываются «одновременно модераторами, режиссерами игры и исполнителями ролей, актерами», в то время как виртуальный мир, придуманный разработчиками, сводит возможности игрока к ограниченному перечню действий, зависящих от игрового движка. Эти выводы подтверждают идею Корсаро о характере связи между детской и взрослой культурами: за счет присущей детям способности к интерпретации и переработке поступающей к ним информации «сверху» в горизонтальной коммуникации со сверстниками взрослая культура становится ресурсом, который дети креативно используют для реализации индивидуальных и коллективных целей и задач.
Александр Лярский обращается к анализу практики издания рукописных журналов, пользовавшейся популярностью среди старших школьников начала XX в. Автор реконструирует процесс, который сами дети (не без подражания идеям авторитетных для них взрослых современников) определяли как необходимый для выработки последовательной и непротиворечивой системы взглядов («мировоззрения», или, иными словами, становления того самого субъекта, способного к рациональному действию) и который сводился главным образом к обсуждению «проклятых вопросов» русской интеллигенции в кругу товарищей на страницах школьного самиздата. В описанном кейсе можно увидеть пример того, как традиционная логика теории социализации, предполагающая однонаправленную передачу норм и ценностей от взрослых к детям, нарушается, поскольку дети начинают стремиться «самосовершенствоваться» и просвещать друг друга, апроприируя взрослую культурную форму — издание журналов, но делают это втайне от уполномоченных трансляторов знания — учителей. Тем самым исследование Лярского подтверждает тезис Корсаро о том, что дети являются активными агентами собственной социализации [Corsaro 2003: 5].
Библиография
Бардина С.М. «Дети, идиоты и сумасшедшие»: Томас Гоббс и проблемы современной социологии детства // Социология власти. 2019. № 1. С. 14-29.
Дуденкова И.В. «Детский вопрос» в социологии: между нормативностью
и автономией // Социология власти. 2014. № 3. С. 47-59. Дуденкова И.В. Что значит быть несовершеннолетним? // Социология
власти. 2019. № 1. С. 30-50. Форум: В поисках детской субъектности // Антропологический форум.
2019. № 42. С. 9-106. Adler P., Adler P. Peer Power: Preadolescent Culture and Identity. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1998. 255 p.
Alanen L. Explorations in Generational Analysis // Alanen L., Mayall B. (eds.). Conceptualizing Child-Adult Relations. L.: Routledge Falmer, 2001. P. 11-22.
Bluebond-Langner M. The Private Worlds of Dying Children. Princeton:
Princeton University Press, 1978. 282 p. Bordonaro L.I. Agency Does Not Mean Freedom: Cape Verdean Street Children and the Politics of Children's Agency // Children's Geographies. 2012. Vol. 10. No. 4. P. 413-426. Bourdillon M., Levison B., Myers W., White B. Rights and Wrongs of Children's
Work. New Brunswick: Rutgers University Press, 2010. 320 p. Corsaro W.A. Friendship and Peer Culture in the Early Years. Norwood, NJ: Ablex, 1985. 336 p.
Corsaro W.A. Interpretive Reproduction in Children's Peer Cultures // Social
Psychology Quarterly. 1992. Vol. 55. P. 160-177. Corsaro W.A. We're Friends, Right? Inside Kids' Culture. Washington, DC:
Joseph Henry Press, 2003. 248 p. Corsaro W.A. Peer Cultures // Qvortrup J., Corsaro W.A., Honig M.-S. (eds.). The Palgrave Handbook of Childhood Studies. L.: Palgrave, 2009. P. 301-316.
Corsaro W.A., Eder D. Children's Peer Cultures // Annual Review of Sociology.
1990. Vol. 16. P. 197-220. Denov M. Child Soldiers and Iconography: Portrayals and (Mis)Representations //
Children and Society. 2012. Vol. 26. No. 4. P. 280-292. Douglas K., Poletti A. Life Narratives and Youth Culture Representation, Agency
and Participation. L.: Palgrave Macmillan, 2016. 267 p. Esser F. Neither "Thick" Nor "Thin": Reconceptualizing Agency and Childhood Relationally // Esser F., Baader M.S., Betz T., Hungerland B. (eds.). Reconceptualizing Agency and Childhood: New Perspectives in Childhood Studies. N.Y.: Routledge, 2016. P. 48-60. Giddens A. The Constitution of Society. Oxford: Polity Press, 1984. 438 p. Holloway S.L., Holt L., Mills S. Questions of Agency: Capacity, Subjectivity, Spatiality and Temporality // Progress in Human Geography. 2018. Vol. 43. No. 3. P. 458-477. James A. Agency // Qvortrup J., Corsaro W.A., Honig M.-S. (eds.). The Palgrave
Handbook of Childhood Studies. L.: Palgrave, 2009. P. 34-45. James A., Jenks C, Prout A. Theorizing Childhood. N.Y.: Teachers College Press, 1998. 247 p.
Klocker N. An Example of Thin Agency: Child Domestic Workers in Tanzania // Panelli R., Punch S., Robson E. (eds.). Global Perspectives on Rural Childhood and Youth: Young Rural Lives. L.: Routledge, 2007. P. 81-148. Kraftl P. Beyond "Voice", beyond "Agency", beyond "Politics"? Hybrid Childhoods and Some Critical Reflections on Children's Emotional Geographies // Emotion, Space and Society. 2013. Vol. 9. P. 13-23. Lancy D.F. Unmasking Children's Agency // AnthropoChildren. 2012. Vol. 1. No. 2. P. 1-20.
Lee N. Childhood and Society: Growing Up in an Age of Uncertainty. Buckingham, UK: Open University Press, 2001. 157 p.
AHTPono^or^HECKMM oopym 2020 № 45
22
Mayall B. Towards a Sociology of Childhood: Thinking from Children's Lives. Buckingham: Open University Press, 2002. 217 p.
Mizen P., Pole C., Bolton A. Hidden Hands: International Perspectives on Children's Work and Labour. L.: Routledge Falmer, 2001. 208 p.
Montgomery H. Working with Child Prostitutes in Thailand: Problems of Practice and Interpretation // Childhood. 2007. Vol. 14. No. 4. P. 415430.
Opie I., Opie P. The Lore and Language of Schoolchildren. Oxford: Clarendon Press, 1959. 417 p.
Opie P., Opie I. Children's Games in Street and Playground. Oxford: Clarendon Press, 1969. Vol. 1: Chasing, Catching, Seeking. 371 p.
Oswell D. The Agency of Children. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 305 p.
Prout A. The Future of Childhood: Towards the Interdisciplinary Study of Children. L.; N.Y.: Routledge Falmer, 2005. 180 p.
Prout A. Taking a Step Away from Modernity: Reconsidering the New Sociology of Childhood // Global Studies of Childhood. 2011. Vol. 1. No. 1. P. 4-14.
Prout A., James A. (eds.). Constructing and Reconstructing Childhood. L.: Falmer Press, 1990. P. 7-33.
Rosen D. Child Soldiers, International Humanitarian Law, and the Globalization of Childhood // American Anthropologist. 2007. Vol. 109. No. 2. P. 296-306.
Ryan K.W. The New Wave of Childhood Studies: Breaking the Grip of Bio-social Dualism? // Childhood. 2011. Vol. 19. No. 4. P. 439-452.
Spyrou S. Disclosing Childhoods Research and Knowledge Production for a Critical Childhood Studies. L.: Palgrave Macmillan, 2018. 241 p.
Thorne B. Gender Play: Girls and Boys in School. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1993. 237 p.
Van Blerk L. Negotiating Boundaries: The Sex Work Identities of "Bar Girls" in Nazareth, Ethiopia // Gender Place and Culture. 2011. Vol. 18. P. 217-233.
Young L., Barrett H. Issues of Access and Identity: Adapting Research Methods with Kampala Street Children // Childhood. 2001. Vol. 8. No. 3. P. 383-395.
Children's Agency as a Theoretical Problem
and a Practical Concern (an Anthropological Remark)
Angelina Kozlovskaya
European University at St Petersburg
6/1 А Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia
ange.zhuko.yur@gmail.com
Anna Kozlova
European University at St Petersburg
6/1 А Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia
yeklopozhka@gmail.com
The introduction opens the proceedings for the conference on childhood studies "'Through Children's Eyes': The Child's Subjectivity in Social Studies and in the Public Sphere" (December 21-22, 2018, EUSPb, St Petersburg). The paper traces the history of the New Social Studies of Childhood, a research paradigm which has put forward the notion of children as competent social actors and has made claims for its universality as a conceptual framework for studying children. A close examination of the discipline formation shows that—in an attempt to draw attention to the worthiness of childhood as a research subject—proponents of the new paradigm have used politically informed arguments and have drawn on the "adult" model of rational subjects for the conceptualization of children's practices. These, in turn, have led to the loss of specificity in the accounts of childhood experiences. Several theoretical efforts made both within and outside the "new sociology of childhood" to overcome the conceptual crisis are considered.
The present collection consists of four ethnographic studies related to the issue of children's agency. Two of these examine the soviet pedagogical disputes on the meaning of children's independency (which in many ways are congruent to the theoretical discussion of children's agency) and the two others explore the different forms and formats agency takes in natural settings within peer interaction.
Keywords: children's agency, the new sociology of childhood, social studies of childhood, rational subject, soviet pedagogics, children's culture.
References
Adler P., Adler P., Peer Power: Preadolescent Culture and Identity. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1998, 255 pp.
AHTPono^orMHECKMM «OPYM 2020 № 45
24
Alanen L., 'Explorations in Generational Analysis', Alanen L., Mayall, B. (eds.), Conceptualizing Child-Adult Relations. London: Routledge Falmer, 2001, pp. 11-22.
Bardina S. M.,'"Deti, idioty i sumasshedshie": Tomas Gobbs i problemy sovre-mennoy sotsiologii detstva' ["Children, Fools, and Madmen": Thomas Hobbes and the Problems of the Sociology of Childhood], Sotsiologiya vlasti, 2019, vol. 31, no. 1, pp. 14-29. (In Russian).
Bluebond-Langner M., The Private Worlds of Dying Children. Princeton: Princeton University Press, 1978, 282 pp.
Bordonaro L. I., 'Agency Does Not Mean Freedom: Cape Verdean Street Children and the Politics of Children's Agency', Children's Geographies, 2012, vol. 10, no. 4, pp. 413-426.
Bourdillon M., Levison B., Myers W., White B., Rights and Wrongs of Children's Work. New Brunswick: Rutgers University Press, 2010, 320 pp.
Corsaro W. A., Friendship and Peer Culture in the Early Years. Norwood, NJ: Ablex, 1985, 336 pp.
Corsaro W. A., 'Interpretive Reproduction in Children's Peer Cultures', Social Psychology Quarterly, 1992, vol. 55, pp. 160-177.
Corsaro W. A., We're Friends, Right? Inside Kids' Culture. Washington, DC: Joseph Henry Press, 2003, 248 pp.
Corsaro W. A., 'Peer Cultures', Qvortrup J., Corsaro W. A., Honig M.-S. (eds.), The Palgrave Handbook of Childhood Studies. London: Palgrave, 2009, pp. 301-316.
Corsaro W. A., Eder D., 'Children's Peer Cultures', Annual Review of Sociology, 1990, vol. 16, pp. 197-220.
Denov M., 'Child Soldiers and Iconography: Portrayals and (Misrepresentations', Children and Society, 2012, vol. 26, no. 4, pp. 280-292.
Douglas K., Poletti A., Life Narratives and Youth Culture Representation, Agency and Participation. London: Palgrave Macmillan, 2016, 267 pp.
Dudenkova I. V., '"Detskiy vopros" v sotsiologii: mezhdu normativnostyu i avtonomiey' [The "Children's Question" in Sociology: Between Norma-tivity and Autonomy], Sotsiologiya vlasti, 2014, vol. 31, no. 3, pp. 47-59. (In Russian).
Dudenkova I. V., 'Chto znachit byt nesovershennoletnim?' [What Does It Mean to Be a Minor?], Sotsiologiya vlasti, 2019, vol. 31, no. 1, pp. 30-50. (In Russian).
Esser F., 'Neither "Thick" Nor "Thin": Reconceptualizing Agency and Childhood Relationally', Esser F., Baader M. S., Betz T., Hungerland B. (eds.), Reconceptualizing Agency and Childhood: New Perspectives in Childhood Studies. New York: Routledge, 2016, pp. 48-60.
'Forum: V poiskakh detskoy subyektnosti' [Forum: Children as Subjects], Antro-pologicheskij forum, 2019, no. 42, pp. 9-106. (In Russian).
Giddens A., The Constitution of Society. Oxford: Polity Press, 1984, 438 pp.
Holloway S. L., Holt L., Mills S., 'Questions of Agency: Capacity, Subjectivity, Spatiality and Temporality', Progress in Human Geography, 2018, vol. 43, no. 3, pp. 458-477.
James A., 'Agency', Qvortrup J., Corsaro W. A., Honig M.-S. (eds.), The Palgrave Handbook of Childhood Studies. London: Palgrave, 2009, pp. 34-45.
James A., Jenks C., Prout A., Theorizing Childhood. New York: Teachers College Press, 1998, 247 pp.
Klocker N., 'An Example of Thin Agency: Child Domestic Workers in Tanzania', Panelli R., Punch S., Robson E. (eds.), Global Perspectives on Rural Childhood and Youth: Young Rural Lives. London: Routledge, 2007, pp. 81-148.
Kraftl P., 'Beyond "Voice", beyond "Agency", beyond "Politics"? Hybrid Childhoods and Some Critical Reflections on Children's Emotional Geographies', Emotion, Space and Society, 2013, vol. 9, pp. 13-23.
Lancy D. F., 'Unmasking Children's Agency', AnthropoChildren, 2012, vol. 1, no. 2, pp. 1-20.
Lee N., Childhood and Society: Growing Up in an Age of Uncertainty. Buckingham: Open University Press, 2001, 157 pp.
Mayall B., Towards a Sociology of Childhood: Thinking from Children's Lives. Buckingham: Open University Press, 2002, 217 pp.
Mizen P., Pole C., Bolton A., Hidden Hands: International Perspectives on Children's Work and Labour. London: Routledge Falmer, 2001, 208 pp.
Montgomery H., 'Working with Child Prostitutes in Thailand: Problems of Practice and Interpretation', Childhood, 2007, vol. 14, no. 4, pp. 415-430.
Opie I., Opie P., The Lore and Language of Schoolchildren. Oxford: Clarendon Press, 1959, 417 pp.
Opie P., Opie I., Children's Games in Street and Playground, vol. 1: Chasing, Catching, Seeking. Oxford: Clarendon Press, 1969, 371 pp.
Oswell D., The Agency of Children. Cambridge: Cambridge University Press, 2013, 305 pp.
Prout A., The Future of Childhood: Towards the Interdisciplinary Study of Children. London; New York: Routledge Falmer, 2005, 180 pp.
Prout A., 'Taking a Step Away from Modernity: Reconsidering the New Sociology of Childhood', Global Studies of Childhood, 2011, vol. 1, no. 1, pp. 4-14.
Prout A., James A. (eds.), Constructing and Reconstructing Childhood. London: Falmer Press, 1990, pp. 7-33.
Rosen D., 'Child Soldiers, International Humanitarian Law, and the Globalization of Childhood', American Anthropologist, 2007, vol. 109, no. 2, pp. 296-306.
Ryan K. W., 'The New Wave of Childhood Studies: Breaking the Grip of Biosocial Dualism?', Childhood, 2011, vol. 19, no. 4, pp. 439-452.
Spyrou S., Disclosing Childhoods Research and Knowledge Production for a Critical Childhood Studies. London: Palgrave Macmillan, 2018, 241 pp.
Thorne B., Gender Play: Girls and Boys in School. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1993, 237 pp.
Van Blerk L., 'Negotiating Boundaries: The Sex Work Identities of "Bar Girls" in Nazareth, Ethiopia', Gender Place and Culture, 2011, vol. 18, pp. 217-233.
Young L., Barrett H., 'Issues of Access and Identity: Adapting Research Methods with Kampala Street Children', Childhood, 2001, vol. 8, no. 3, pp. 383395.
