CC BY
64Наука за чашкой кофе
«Физика - это то, чем физики занимаются за чашкой чая», - говорил автор планетарной модели атома лорд Резерфорд. Юристы - другое дело, поэтому мы остановились на кофе...
Дети «капитана гранта»
Постоянные читатели нашего журнала заметили серию публикаций о возможности получения грантовой поддержки для проведения научного исследования в разнообразных сферах. В редакции возникла идея обсуждения такого опыта с теми, кто воспользовался этой возможностью. Для беседы были приглашены Сергей Николаевич Смердин, финалист немецкой программы ВААВ (Транспортная академия) и Михаэль Волраф, координатор немецких программ по Омской области. В разговоре также принимали участие Георгий Чонгарович Синченко, главный редактор журнала, и Анна Евгеньевна Веретенникова, финалист американских программ С1 (исследование современных вопросов) и ИЯЕР (региональный обмен учеными).
Ред.: Начнем с Сергея Николаевича. Как Вы узнали о программе?
С. С.: Я узнал об этой программе очень давно от своих коллег из Санкт-Петербурга. Существуют обширные контакты между Санкт-Петербургским университетом и рядом университетов Германии. Этими вопросами на основе договора о сотрудничестве преподавателей занимается международный отдел Санкт-Петербургского университета. Именно там мне сказали, что стажировка реальна.
Ред.: Почему Вы решили принять участие в этой программе?
С. С.: Я предполагал, что шансов победить в конкурсном отборе у меня практически нет. Однако в Петербурге меня убедили, что в программу включают больше участников из провинциальных вузов, чем из столичных.
Ред.: Михаэль, действительно есть какие-то квоты на участие в программе?
М. В.: Неофициальные, т. е. уделяют внимание тому, чтобы у всех были равные возможности. Заявленные материалы из Москвы и Санкт-Петербурга бывают лучше, чем из других городов. У столичных конкурсантов больше опыта, грамотнее составлено резюме, однако качественные заявки поступают и из других городов.
Ред.: Существуют ли какие-либо приоритеты, например специальность, возраст, пол, регион?
М. В.: По регионам и полу — нет, по возрасту — да, ограничения есть, если идея программы — поддержка молодых специалистов. Тем не менее есть программы и для состоявшихся доцентов. К рассмотрению конкурсной комиссией принимаются все специальности. Можно подать заявку на изучение английского языка. Есть последипломные программы. В этом году по такой программе была хорошая претендентка из Омска, но, к сожалению, она не попала в финал. На научные стажировки легче попасть, чем на последипломные. Это стажировки от полу-года до трех лет. Есть даже возможность докторскую диссертацию написать в Германии. Довольно высока вероятность попасть на новые совместные немецко-российские программы.
С. С.: Есть существенные моменты, я на себе это испытал. Важно, чтобы конкурсант имел поддержку немецкого вуза или научного руководителя. Если подобных контактов, а также формального приглашения нет, то шансы практически нулевые. В принимающем университете нужна поддержка будущего научного руководителя в ранге профессора.
Ред.: Понятно, что это начальный этап, и если вузы не имеют подобных научных контактов, связей — это большой минус. И эти заявки практически не имеют никаких шансов?
М. В.: Нет, не имеют. Участники, которые подают документы и думают, что все само собой произойдет, очень ошибаются. Но есть и другие. Например, в прошлом году омич по медицинской специальности в интернете нашел человека, который заинтересовался областью его исследований. Этот профессор написал 5 или 6 писем и убедил комиссию выделить грант молодому специалисту. Поиск контакта многих отпугивает, так как многие ученые в Германии очень загружены. Они заняты не только своими научными работами, но еще и студентами. Но есть ученые, не обязательно профессора, довольно контактные. Им надо написать несколько раз, чтобы четко сформулировать свои желания.
Ред.: Вернемся к программе DAAD. Что дала она Вам в плане научного, преподавательского и личного опыта?
С. С.: Я познакомился с другой культурой, посмотрел, как живут в Германии, сделал соответствующие выводы. У меня была научно-исследовательская программа, и со студентами я практически не общался, поэтому оценить преподавательский опыт не было возможности. Что касается науки, то я посмотрел, как это делается, как это должно быть в нормальных вузах и в нормальных ситуациях.
Ред.: Вы имеете некоторый опыт работы в исследовательском центре Санкт-Петербургского университета. В чем разница научного процесса там и в Германии?
С. С.: В Петербурге пытаются работать и при минимальном финансировании. В Германии тоже есть проблема с финансированием, однако развивается наука за счет грантов от больших фирм.
М. В.: В Германии, надо сказать, есть исследовательские центры, которые существуют отдельно от университетов. Есть 4-5 крупных организаций с собственными центрами, у них разные структуры, но и общее дело — дополнительное финансирование университетов. В России такого еще нет.
Ред.: Скажите, пожалуйста, каков идеальный портрет кандидата?
М. В.: Хороший вопрос. Кандидат должен преуспевать в научной сфере по своей теме и знать немецкий язык. Правда, в Германии рассматривают претендентов и со знанием английского языка. Поэтому научные исследовательские стипендии может получить человек, не знающий немецкого. Текст заявки пишется на немецком или английском языке. Но проблема в том, что и с английским у кандидатов слабо, а они должны раскрыть суть вопроса, показать, что у них интересная, актуальная исследовательская работа и что они преуспевают в учебе.
Ред.: Теперь политический вопрос: «Зачем те или иные фонды, в данном случае немецкие, вообще проводят такую политику и тратят деньги на исследования в России и странах бывшего Советского Союза?»
М. В.: Ученые из России, работающие у нас какое-то время, должны вернуться на родину. Для этого они подписывают необходимые бумаги. Смысл в том, что по возвращении в Россию контакты между немецкими и российскими научными сообществами продолжаются. Главное, не тянуть молодых российских ученых в свои центры (это невыгодно), а наладить научные связи, чтобы люди возвращались и дальше занимались наукой под руководством или в сотрудничестве именно с этим профессором, продолжая работу над проектом.
Ред.: Есть структуры за рубежом, которые дают деньги, но не всем, а только тем, кто умеет за них хорошо бороться; есть и те, кто оказался победителем в этой борьбе. Сергей, Вы в области получения грантов человек успешный. Не знаю, захотите ли Вы поделиться своими секретами, но спрошу: «Есть ли алгоритм успеха и в чем он заключается?»
С. С.: Алгоритм прост: нужно к указанной дате подать определенные документы, в них изложить необходимые данные, грамотно составить резюме, т. е. важны пунктуальность и грамотность.
Ред.: И, как я понимаю, надо предварительно наладить связь.
А. В.: Я также имею опыт составления заявок на гранты, поэтому считаю, что самое главное — в четком, грамотном, логичном обосновании своего исследования. Необходимо создать образ успешного, целеустремленного специалиста. Вы должны убедить тех, кто рассматривает ваши документы, что их деньги будут вложены в актуальное дело. Вот поэтому следует изучить, понять запросы адресата. Если вы сможете правильно скоординировать собственные цели и цели принимающей стороны, то успех гарантирован. Спонсоры заинтересованы в дальнейшем научном сотрудничестве.
Очень важно знание языка, потому что вы тогда будете независимы в своем научном исследовании. Например, я не только работала с оригинальной литературой по собственной теме, но и посещала учебный курс лекций для студентов, практические занятия некоторых преподавателей, обсуждала их с теми и другими, проводила анкетирование, принимала участие в конференциях и т. д.
Мне кажется, что в этих грантах побеждает действительно заинтересованный исследователь. Он знает, что ему нужно, поэтому четко, аргументированно объясняется. Вероятно, все это срабатывает. Как и Сергей, я считаю, что для успеха важна заинтересованность принимающей стороны, чтобы участие в программе было взаимовыгодным. Например, я проводила обширную работу, рассказывая студентам, школьникам, преподавателям о культуре России, нашего региона. Большую часть времени я была в Луизиане, одном из беднейших штатов Америки. Аудиториям, перед которыми я выступала, было интересно увидеть человека из Сибири, узнать, что Омск похож на некоторые американские города, что продукты у нас натуральные, а многие — вкуснее, и деньги у нас свои — рубли, а не доллары.
С. С.: Хочу добавить, что в Германии удивлялись, что 3% населения Омской области составляют немцы и у нас есть немецкий национальный округ. Это происходит потому, что в средствах массовой информации дается неполная, даже недостоверная информация, и поэтому представления о России находятся на уровне 80-х гг. прошлого столетия.
Ред.: Остановимся на специфике исследований ученых нашей академии. Есть ли особые программы для поддержки изысканий в области юриспруденции?
М. В.: Да, это научные стажировки. Однако, как уже говорилось, надо найти научного руководителя в Германии. Он должен иметь степень доктора наук. Можно выбрать программу DAAD или «Кант»,
которую финансируют немецко-российские стороны. Подобная программа действует в Красноярске. Студенты обучаются на немецком языке и получают второй диплом — немецкий, затем едут на стажировку на полгода в Германию.
Ред.: Что Вам больше всего запомнилось во время стажировки?
С. С.: Трудно сказать... Конечно, остался в памяти случай, когда с помощью карты я пытался найти университет в Магдебурге. У меня ничего не получилось, дорогу подсказали местные жители. Я боялся, что не смогу общаться на немецком, но жизнь заставила, и языковой шок прошел.
А. В.: Этот пример объясняет обязательность требования конкурсных комиссий в части знания языка принимающей страны. Он нужен, чтобы не потеряться и выжить.
У меня было много случаев, о которых я вспоминаю и рассказываю. Однажды я потерялась в Новом Орлеане, опоздала на самолет в Вашингтоне. Но знание языка всегда помогало мне в трудную минуту. Я убедилась на собственном опыте, что участник программы должен быть находчивым, способным принимать решение, найти выход из проблемной ситуации.
Хороший коллектив был в университете Луизианы в Лафаете (иКЦ. До сих пор я поддерживаю отношения с некоторыми преподавателями. В этом году совместно с профессором, который меня курировал, мы сделали один проект. Он уже представлен в электронном и бумажном варианте. Как видите, у меня самые лучшие впечатления и есть что вспомнить.
Ред.: Я ни разу не выигрывал грант, не ездил ни на стажировки, ни в командировки, оплачиваемые каким-либо фондом. Поэтому хочу спросить: «Можете ли Вы, положа руку на сердце, заявить, что победа в конкурсе — приобретение гранта и, соответственно, полученные возможности — действительно способствовали Вашему личному прогрессу? И правда ли, что Ваш статус как ученого повысился, или это некий вид туризма?»
С. С.: Для отдыха проще купить путевку, съездить в Турцию и получить массу удовольствий. Тут же для меня была работа — смена деятельности. Я преподаватель, а стал на два месяца научным сотрудником. Это была работа, я ходил в лабораторию к девяти часам утра, вечером шел домой. Кроме того, надо было общаться, воспринимать информацию на чужом языке. Для меня это было трудно. Каждый день я думал, что и как скажу по-немецки или по-английски.
Совместно с немецким академиком мы подготовили публикацию для московской конференции — доклад по итогам стажировки. Сейчас есть контакты, и я иногда думаю о тех вопросах, над которыми работают мои немецкие коллеги.
Ред.: Как, интересно, относятся к тем, кто выигрывает гранты? Нейтрально? Гордятся или завидуют, в конце концов, выказывают недовольство,
что приходится исполнять чужие обязанности. Как начальство реагирует на успех подчиненного?
С. С.: Думаю, отношение такое: 50%— «за», а 50% не хочет этого, потому что должны выполнять мою работу.
А. В.: Надо, наверное, сказать, что в этих программах действует принцип открытого конкурса. Каждый, кто находит время, силы и имеет достаточные знания, может принять в нем участие, тем самым повысив уровень самооценки и уверенности в себе. Это главный результат участия в программах. Не у всех хватает терпения завершить задуманное. И если кто-то побеждает, это его личная заслуга, а окружающие должны поддержать выигравшего. Я вхожу в ассоциацию выпускников обменных программ, которая объединяет участников академических, деловых, конкурсных обменов. Из бесед с ними можно заключить, что в лучшем случае после «возвращения оттуда» к ним относятся нейтрально.
Ред.: Михаэль, русские любят задавать некорректные вопросы. Русские участники Ваших программ разочаровывают или нет?
М. В.: Лично меня не разочаровывают, да и вообще, наверное, нет. В противном случае были бы сокращены денежные средства для России.
Ред.: Означает ли это, что грантовая поддержка расширяется?
М. В.: Нет, они практически не расширяются, они поддерживаются, насколько я знаю, на одном уровне, и Россия здесь на втором месте после Китая. Проблема с языковой политикой. В вашей стране в средней школе обязателен всего один иностранный язык. Чаще всего — английский, а немецкий, к сожалению, утрачивает свои позиции. Из-за плохого знания немецкого языка все меньше и меньше кандидатов подходит к нашим программам, даже с английским есть трудности. В Германии обязательно изучают два иностранных языка, а некоторые даже три. В России удивляются, когда я говорю по-английски, и хотя он у меня средний, общаться я могу свободно.
Хочу добавить. За границей существует правило: студент за время учебы один раз обязательно бывает за границей. Это финансируется вузом и делается для того, чтобы молодой человек познакомился с другой культурой, что очень важно в становлении специалиста. Мне кажется, надо продвигать эту идею — учиться не только здесь, но и за рубежом, а потом возвращаться домой обогащенным новым опытом. К сожалению, иногда студенты приезжают после программ, и потом ничего не делают. Это еще один негативный момент.
Ред.: Давайте пофантазируем. Ситуация перевернулась, и не ФРГ находится между США и Россией, а Россия между США и Германией, и не немецкие организации проводят грантовую политику в России, а Россия занимается этим в Германии. Как
Вы думаете, принесло бы это существенную пользу немецким ученым и студентам?
М. В.: В некоторых областях — да, например в атомной физике, экологии, химии. Из швейцарского университета в Томск приезжал аспирант. Он трезво оценил результаты стажировки и сказал, что было интересно, но до его вуза российским еще далеко. У вас можно многому научиться, но оборудование...
И еще. Германия дает грант для немецких студентов, чтобы они ехали именно в Россию учиться, но Восток мало интересует немецких студентов, потому что в научном плане им больше подходит США.
К вам стремятся единицы, чаще всего гуманитарии, им просто интересно посмотреть. Очень трудно убедить немецких студентов, что в России есть
что-то полезное. Едут в Москву и Петербург. До Сибири мало кто добирается. В Томске довольно много немцев-стажеров, потому что там есть более или менее стабильная программа. Массово приезжают специалисты в области техники, и переводчики приезжают, а здесь ничего нет или находится в зачаточном состоянии. Мне кажется, чтобы привлечь немцев в Омск, нужны мощные интеллектуальные программы. Они не смотрят на деньги, им нужно, чтобы была польза. Если предложить что-либо актуальное, не только изучение языка, то, возможно, поток иностранных студентов и преподавателей увеличится. У Омска серьезные конкуренты — Москва и Петербург, поэтому надо активнее бороться, стремиться выигрывать и строить сотрудничество.
Материал подготовлен к публикации А. Е. Веретенниковой
