CC BY
104
УЕКВиМ 19
II. «Никомахова этика» в горизонте ветхозаветной и византийской мысли
Л. Г. Тоноян
Санкт-Петербургский государственный университет tonoyan2003@list.ru
ДЕСЯТЬ КАТЕГОРИЙ АРИСТОТЕЛЯ И ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ МОИСЕЯ1
Исследователи отмечают незначительное влияние «Никомахо-вой этики» Аристотеля в Античности и значительное влияние в Средние века, которое выразилось в многочисленных византийских и схоластических комментариях к трактату. Как совмещались в Средние века христианская и языческая этика? По-видимому, как и в случае с логикой, из античной культуры богословами был заимствован, прежде всего, категориальный аппарат греческой философии.
Аристотель применяет учение о категориях для решения отдельных вопросов этики. Вспомнив о десяти категориях Аристотеля, можно сопоставить их с десятью заповедями, данными Богом Моисею. Какие здесь аналогии, кроме числа 10? Сразу можно заметить исключительное значение первой категории (сущность) и, соответственно, первой заповеди («Аз есмь Сущий», или, в другом переводе, «Я есть то, что Я есть»). Остальные девять категорий, как и девять заповедей, без первой не имеют собственного существования, являются всего лишь свойствами или следствиями первой. Десять категорий Аристотеля в дальнейшем сводят к двум основным: субстанции и акциденции. В Новом Завете десять заповедей Моисея сводятся к двум главным: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всей крепостью твоей, и всем разумением твоим и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27).
Много ассоциаций возникает и при сравнении остальных категорий с заповедями.
Сопоставление таблицы категорий и заповедей позволяет лучше понять, почему средневековые богословы, разрабатывая христианскую этику, восходящую к древней ветхозаветной этике, не могли обойтись без категориального аппарата античной философии, без умения пользоваться разумом в достижении счастья (блаженства). Эту столь важную добродетель Аристотель в «Никомаховой этике»
Исследование проводилось в рамках гранта РГНФ, проект № 15-03-00138а «Античная логика и византийская интеллектуальная традиция: аспекты рецепции».
выделил в качестве так называемой дианоэтической (разумной) добродетели.
Ключевые слова: десять категорий Аристотеля, десять заповедей Моисея, категориальный строй этики.
Larisa G. Tonoyan
St. Petersburg State University
TEN CATEGORIES OF ARISTOTLE AND TEN COMMANDMENTS
OF MOSES
Researchers note a slight influence of Aristotle's "Nicomachean Ethics" in Antiquity and considerable influence in the Middle Ages, which has resulted in numerous Byzantine and scholastical commentaries on the treatise. How the Christian and pagan ethics were combined in the Middle Ages? Apparently, as in the case with the logic, theologians borrowed the categorical apparatus of Greek philosophy from the ancient culture.
Aristotle applies the doctrine of the categories to resolve specific issues of ethics. Having remembered the ten categories of Aristotle, it is possible to compare them with the ten Commandments given by God to Moses. What is similar in them, except the quantity of 10? Immediately you will notice the exceptional value of the first category (the essence) and, accordingly, the first commandment (I am Being, or, in another translation, I am that I am). The rest of the nine categories, as well as the nine Commandments, do not have a sense without the first one, they are only the properties or the conclusions of it. Ten categories of Aristotle were later reduced to two basic ones: substance and accidence. Ten Commandments of Moses are reduced in the New Testament to two main ones: "You shall love the Lord your God with all your heart, with all your soul, with all your strength, and with all your mind; and your neighbor as yourself" (Lk 10:27).
Many associations are arising during the comparison of the other categories and commandments.
Comparison of the table of categories and commandments lets us understand why medieval theologians, which have developed the Christian ethics that arised from the ancient ethics of Old Testament could not do without the categorical apparatus of ancient philosophy, without the ability to use the mind for achieving the happiness (blissness). Aristotle emphasized this so important virtue in his "Nicomachean Ethics" as a so-called dianoethic (reasonable) virtue.
Keywords: ten categories of Aristotle, ten Commandments of Moses, categorial order of ethics
VERBUM 19
Формирование христианской этики как доктрины происходило в рамках категориального аппарата греческой античной философии. В выработанную веками логическую форму, в систему понятий и категорий античной философии укладывалось содержание этики Ветхого и Нового Заветов. Хотя Моисей жил задолго до классической античности, иудейская письменная традиция складывалась примерно в ту же эпоху, когда возникла и сформировалась античная философия. В эту эпоху, которую К. Ясперс назвал «осевым временем» (I тыс. до н. э., преимущественно с VI по III вв.) сформировались основные учения древности, в том числе иудаизм и греческая философия.
Тацит называл Моисея законодателем иудеев. Такая слава закрепилась за Моисеем во всех культурах. Со временем Декалог Моисея стал универсальным этическим кодексом для многих народов. Аристотель, в свою очередь, законодатель этики как науки. Основные положения этой науки он изложил в своих трех «Этиках», выделив в результате из философского знания практическую дисциплину — этику. Термин, название науки этики также предложено Аристотелем. В настоящей статье мы попробуем сравнить этическое учение, известное как «Закон Моисея» (Десятисловие, Декалог) и учение о категориях Аристотеля, легшее в основание классической философии. Аристотель разработал теоретический аппарат философии, в частности, учение о категориях, которое применил в качестве метода в разных областях практического знания.
В «Никомаховой этике» Аристотель применяет учение о категориях для решения вопроса о том, к какой категории отнести главное понятие этики — благо. Обратимся к тому месту в трактате, где Аристотель противопоставляет свое учение, учение о категориях — учению об идеях Платона, учению, в котором высшей, всеобщей идеей является идея Блага. «Что же касается блага, то оно определяется [в категориях] сути, качества и отношения, а между тем [существующее] само по себе (то катп паито), т. е. сущность (ouata), по природе первичнее отношения — последнее походит на отросток, на вторичное свойство сущего (тои ovtoç), а значит, общая идея для [всего] этого невозможна».2 То есть, по мысли Аристотеля, если благо подпадает под разные категории, то идея блага не может охватывать все эти категории. Далее Аристотель разъясняет, что благо не может быть общей идеей по той же причине, по которой не может быть всеобщей идеей само бытие. «И вот если «благо» имеет столько же значений, сколько «бытие» (то ov) (так, в категории сути благо определяется, например, как бог и ум, в категории качества, например, — как добродетель, в категории количества — как мера
2 Аристотель. Никомахова этика. URL: https://www.civisbook.ru/files/File/ Aristotel_Nikomakhova.pdf (дата обращения 27.01.2017).
(то цетрюу), в категории отношения — как полезное, в категории времени — как своевременность (кафо^), в категории пространства — как удобное положение и так далее), то ясно, что «благо» не может быть чем-то всеобъемлюще общим и единым. Ведь тогда оно определялось бы не во всех категориях, а только в одной».3 Тем самым, по Аристотелю, благо, как и бытие, не может быть общей для всех идеей идей. В этой цитате отметим также мысль Аристотеля о том, что в категории сущности благо определяется как Бог и Ум.
Итак, мы видим, каким образом Аристотель применяет свое учение о категориях в «Никомаховой этике» с целью критики теории идей Платона, в частности, идеи Блага. Подобный логико-онтологический подход к этике продолжают Боэций, Фома Аквинский и некоторые другие философы. К примеру, в трактате «Об утешении Философией» Боэций использует положение «Бог есть благо» в качестве аксиомы, на основе которой строится завершенная этическая теория. А в трактате «О Троице», размышляя о том, могут ли сказываться десять категорий Аристотеля о Боге, Боэций приходит к выводу, что Бог как Сверхсущность не может быть грамматическим подлежащим, и не может быть ни одним из девяти грамматических сказуемых. Но все же он делает исключение для одной категории. Это — категория отношения, которая не создает инако-вости вещи. Категория отношения может применяться не только к разным вещам, но и к тождественному, поскольку «тождественное тождественно тождественному... То обстоятельство, что ни в одной другой вещи мы больше не можем найти такого же отношения, объясняется свойственной по природе всем преходящим вещам инаковостью».4
Подобные попытки применения логического аппарата к вопросам этики и богословия дали нам повод сопоставить десять заповедей Моисея с десятью категориями Аристотеля. Числовое совпадение — десять категорий и десять заповедей — выступает как первое, что призывает к сопоставлению. Совпадение чисел, конечно, не принципиально: хотя в итоге в списках остановились на числе 10, но и число заповедей в разных местах Библии разное, и число категорий у Аристотеля в разных трактатах тоже разное. Некоторые считают, что Аристотель искусственно подгоняет количество категорий под священное пифагорейское число 10.5 Не касаясь вопроса о сакраментальности чисел, возьмем это внешнее совпадение для сравнительного анализа Декалога Моисея и десяти категорий Аристотеля.
3 Там же.
4 Боэций. Утешение Философией и другие трактаты. М.: Наука, 1996. С. 126.
5 В «Никомаховой этике» число добродетелей у Аристотеля также равно десяти: мужество, благоразумие, щедрость, великолепие, величавость, честолюбие, ровность, правдивость, дружелюбие, любезность.
УЕКВиМ 19
Невозможно не заметить при сравнении, как уже было сказано, исключительное значение первой категории (сущность) и, соответственно, первой заповеди (Аз есмь Сущий). Бог — тот, кто существует Сам по Себе, вне каких-либо внешних причин. Все остальное существует благодаря воле Сущего. «Библейское буквосочетание JHVH, из сакрального благоговения не озвучиваемое иудеями и очень условно произносимое как Яхве, предположительно происходит от древнееврейского слова «иевех», т. е. «Он существует», и переводится как Сущий».6
Остальные девять категорий, как и девять заповедей, без первой не имеют собственного существования, являются всего лишь свойствами или следствиями, сказуемыми для первой категории. Десять категорий Аристотеля чаще всего сводят к двум основным: субстанции (сущности) и девяти акциденциям. А в «Новом Завете» десять заповедей Моисея сводятся к двум главным — любви к Богу и любви к ближнему. В Евангелии есть прямой ответ на вопрос книжника о том, какая первая из всех заповедей: «Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею кре-постию твоею, — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет» (Мк. 12:28-32).
То, что первая категория определяется через девять других категорий, а девять заповедей Декалога основываются на первой заповеди, по-видимому, не случайная конструктивная особенность. Перейдем к непосредственному сопоставлению таблицы десяти категорий (Аристотель. Категории, гл. 4) и таблицы десяти библейских заповедей (Исх. 20:1-17):
1. Сущность (например, человек) 1. Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.
2. Количество (сколько, например, длиною в два локтя) 2. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой.
6 Протоиерей Михаил Шполянский. Десять заповедей. Как выжить в современном мире. М.: Никея, 2016. С. 38-39.
3. Качество (какое, например, умеющее читать и писать) 3. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.
4. Отношение (например, большее по отношению к чему-то) 4. Помни день субботний, еже святити его: 6 дней делай и сотво-риши в них вся дела твоя, в день же седьмый, суббота Господу Богу твоему.
5. Место (где, например, в Ликее) 5. Почитай отца твоего и матерь твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.
6. Время (когда, например, вчера) 6. Не убивай!
7. Положение (например, сидит, лежит) 7. Не прелюбодействуй!
8. Обладание (например, обут, вооружен) 8. Не кради!
9. Действие (например, режет) 9. Не произноси ложного свидетельства!
10. Претерпевание (страдание) (например, его режут) 10. Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего.
Сущность. Первая категория и первая заповедь говорят о Сущем, о сущности, о Боге (Аз есмь Сущий). Можно отметить тенденцию латинских мыслителей IV века называть сущностью в подлинном смысле одного только Бога. Бог — это то, что есть. В соответствии с таким пониманием, в мире все субъективно, объективен только Бог.
Внесение Аристотелем категории сущности в философию превращает ее в стройную рациональную конструкцию. Первая категория Аристотеля (точнее — «сущность в самом основном, первичном и безусловном смысле») ни о чем не может сказываться, в то время как все остальные категории сказываются о ней (о субстанции сказываются девять акциденций).
Бог-Сущее также не может ни о чем сказываться, не может быть определением чего-либо. Соответственно, вера в Сущее, в Бога оказывается высшей, ничем не детерминируемой формой познания. Аналогично первой категории первая заповедь Декалога — основополагающая. Нарушая любую из девяти заповедей, мы нарушаем первую. Соблюдение какой-либо из остальных девяти заповедей
(например, не укради) без соблюдения первой заповеди не носит для верующего человека безусловного характера: если это заповедь не от Бога, то насколько обязательно ее соблюдать? Человек вправе применять это внешнее требование к другим, но не всегда к себе. Правильное понимание заповедей Августин Блаженный выразил в наиболее краткой форме: люби Бога и делай, что хочешь. Или, другими словами: если Бог на первом месте, то все остальное — на своем.
Говоря о сходстве категорий и заповедей, нам следует отмечать и их различия. Бог — не просто Сущность, Он — Сверхсущность, сущность всех сущностей, форма форм, как говорит Аристотель, поэтому о Сверхсущности, в отличие от просто сущности, не могут сказываться все остальные категории — место, время и пр. В «Метафизике» Аристотель, называя теологию высшей формой философии, определяет ее предмет как учение о вечной, неподвижной и существующей отдельно от материи сущности.7 Эти положения подробно разработаны Фомой Аквинским и другими богословами. В силу данного определения Аристотеля метод познания Сверхсущности — апофатический, и мы увидим ниже, почему остальные категории не могут сказываться о Боге. Впрочем, и сущности можно дать только отрицательное определение: сущность — это не количество, не качество и т. д.
Проведем разграничительную линию, подчеркивающую особое значение первой категории и первой заповеди.
Вторая категория: количество 1 Вторая заповедь: Не делай себе кумира и никакого изображения...
Аристотель говорит об этой категории применительно к числу, времени, месту. Но все же главная особенность количества — это то, что о нем говорится как о равном и неравном.
Кумиры — это копии Бога, все, что может быть поставлено на место Бога. Бог — един. Ему не присуще количество. Его нельзя разделить или умножить: 1 + 1 + 1 = 1 (тайна Троицы). Монотеизм, в особенности христианский, не позволяет применять к Богу категорию количества. Но тварное, сотворенное можно и нужно делить, применяя категорию количества, различая отдельные сущности.
Третья категория: качество 1 Третья заповедь: не произноси имени Господа напрасно.
По Аристотелю, качество допускает свою противоположность и большую или меньшую степень. Кроме того, качество допускает изменчивость сущности. К Сверхсущности категория качества не применима: в Боге не может быть перемены.
В третьей заповеди речь идет о высшем значении Слова в жизни человека. В Ветхом Завете был прямой запрет на употребление
7 Аристотель. Метафизика. 1026а 10-13. Пер. с др.-греч. А. В. Кубицкого / Аристотель. Сочинения: в 4 тт., Т. 1, М.: Мысль, 1975. С. 181.
имени Бога. После Боговоплощения имя Бога стало именем человека, однако и его не следует употреблять напрасно. По Библии при сотворении мира только человеку, Адаму, был дан дар, дано право давать имена, право владычествовать над остальным миром при помощи вещего языка. Назвать Бога — значит призвать Бога.
Четвертая категория: отношение 1 Четвертая заповедь: помни день субботний.
Отношение в «Категориях» разъясняется как то, что «есть в связи с другим». Вспомним, что слово религия означает связь, связь человека с Богом.
В четвертой заповеди, завершающей установление отношений человека с Богом, ясно выражено требование не забывать в суете связь с Богом: шесть дней работай, а седьмой — посвяти Богу.
Проведем еще одну разграничительную линию — между первыми четырьмя и последующими шестью категориями (а также заповедями). Немецкий философ и логик Ф. А. Тренделенбург (1802— 1872) отмечает, что порядок первых четырех категорий обоснован Аристотелем следующим образом: в основе их перечисления лежит принцип «первого по природе», а не «первого по познанию». Примечательно, что Аристотель в своем трактате «Категории» подробно и по отдельности излагает первые четыре категории, а остальные шесть лишь кратно и смешанно.
Заметим, в свою очередь, о Декалоге, что первые четыре заповеди говорят об отношениях с Богом, шесть остальных — об отношении к себе и к другим людям. Такое разделение заповедей на две группы иногда символически изображают в виде двух скрижалей Завета, надписанных римскими цифрами: I—IV и ^Х. Порядок расположения заповедей является далеко не произвольным. В светском сознании первые четыре заповеди остаются незамеченными, невостребованными, а перечисление обычно начинают с шестой заповеди «не убий». Это свидетельствует, прежде всего, о потери связи человека с Богом. Такой подход приводит к необоснованным заимствованиям отдельных заповедей Декалога в различные «моральные кодексы», будь то либеральные с их «правами человека», или коммунистические, куда отбирают то, что полезно пролетариату.
Пятая категория: место 1 Пятая заповедь: чти отца твоего и матерь.
Человек с самого рождения ищет свое место в природе и в обществе, в своем роду и в семье. Пятая заповедь предлагает человеку найти свое место, прежде всего, в семье. И далее искать его в физическом и в духовном пространстве: каждый человек — звено в длинной общей цепи поколений.
Шестая категория: время 1 Шестая заповедь: Не убивай!
Эта заповедь открывает вторую половину таблицы, состоящую из
пяти «не», пяти запретов, которые чаще всего и заимствуют из Дека-
г-» «-»«-» >-»
лога разные моральные учения. В связи с этой, самой упоминаемой заповедью стоит вспомнить о золотом правиле нравственности. Ветхозаветное (серебряное) правило гласило: не делай другому зла, если не хочешь зла себе. Новозаветное (золотое) правило говорит о том же отношении несколько иначе: делай другому то (доброе), что ты хотел бы, чтобы делали тебе. Разница здесь не только грамматическая: ветхозаветное «не делай зло» — запрет, новозаветное правило «делай добро» — призыв к проявлению любви, к свободе. Эту разницу можно проиллюстрировать такими простыми примерами: 1) при езде ты обязан не нарушать правила, чтобы самому не пострадать; 2) если ты увидел попавшего в беду путника, помоги ему — ведь ты же хочешь, чтобы и тебе при случае помогли. Как сказано в Евангелии от Луки: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6:31).
В нашей сравнительной таблице мы могли бы «подогнать» некоторые категории и заповеди друг под друга, например, поменять местами четвертую и шестую категорию (тем более, что в некоторых списках они так и даны). Тогда «время» соотнесено было бы с заповедью, указывающей на время — «помни день субботний», а «отношение» — с заповедью «Не убий». Но мы не стали этого делать, так как наша цель — идти от ассоциативных внешних совпадений к усмотрению более глубоких связей.
Седьмая категория: положение 1 Седьмая заповедь: Не прелюбодействуй!
У Аристотеля в качестве примера этой категории приводится физическое положение тела. Седьмую заповедь обычно тоже сводят к плотским связям, и на этом основании считают ее самой «устаревшей» в связи с кризисом семьи, распространением «свободной любви» и пропагандой гомосексуализма. Но христианская этика учит о целостности духа, души и тела. Обязательный, спасающий характер этой заповеди в христианской этике обусловлен тем, что она предостерегает человека не столько от разрушения тела, сколько от разрушения души, призывает к целостности человека. Целомудрие разрушается, прежде всего, словоблудием, заблуждением ума, блужданием души во тьме. Заповедь говорит о том, что, находясь в любом положении, следует сохранять целостное состояние души. Обстоятельства меняются, но целостность человека должна оставаться неизменной.
Восьмая категория: обладание. Восьмая заповедь: не кради!
Можем ли мы чем-то обладать? Блаженны нищие. Всем обладает только Сущий. Если мы крадем у другого человека, мы крадем у Бога.
Девятая категория: действие 1 Девятая заповедь: не произноси ложного свидетельства! (т. е. не лги).
Слово и дело. Сказать, значит, сделать. Тот, кто солгал — совершил действие. Дело и есть воплотившееся слово.
Десятая категория: страдание 1 Десятая заповедь: Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего...
Единственная заповедь, в которой запрещаются не действия, а желания, помыслы, страсти. Страдание и страсть — этимологически близкие слова. Десятая заповедь раскрывает смысл категории страдания: мы страдаем, потому что исполнены страстей. Действительно, душу человека «режут» страсти, не дают ему видеть благо, которым он обладает. И становится сердце человека полем, где добро борется со злом. Наверное, самая опасная, самая распространенная страсть — это зависть. К чужому богатству, к чужому таланту. Не она ли движущая сила многих войн и революций? «А исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15:18-19). Десятая заповедь призывает избавиться от зависти и других порочных страстей, из которых вырастают порочные действия.
Десятая заповедь — завершающая в конструкции заповедей. Она лежит как бы в основании пирамиды заповедей, ибо, как уже было сказано, ее нарушение является наиболее массовым. Не очистившись от страстей, трудно выполнять остальные заповеди, в особенности, «вершинные» заповеди о любви к Богу. «Десятая заповедь по сути своей становится связью между ветхозаветным Законом веры и послушания и новозаветным Законом любви, между Декалогом и евангельскими заповедями блаженства (Мф. 5:3-12, Лк. 6:20-2з)».8
В завершение обзора и сравнения двух таблиц добавим некоторый «грамматический» штрих: первая заповедь — утверждение, остальные — императивы, требования, из них две заповеди даны в форме утвердительных предложений и семь — в форме отрицательных, начинающихся с «не». Запреты, как видим, преобладают.
Если же говорить о списке категорий, то между первой и второй половиной списка тоже есть важные грамматические отличия: пять категорий либо существительные, либо определяют существительное, другие пять выражаются глаголами или формами речи, образованными от глаголов. Тем самым, таблица Аристотеля состоит из пяти категорий имен и пяти категорий глаголов.
Заключение
Сравнение Декалога Моисея и десяти категорий Аристотеля приводят нас, прежде всего, к выводу о том, что любая этическая система, тем более, этическое учение не может обойтись без категориального аппарата классической философии, которая предполагает
8
Прот. Михаил Шполянский. Ук. соч. С. 124.
УЕКВиМ 19
выделение в системе сущности и производных от нее категорий или положений. Закон Моисея соответствует такому построению. На протяжении веков и тысячелетий он остается цельной конструкцией: нельзя отбросить одну из заповедей, не разрушив всю конструкцию. Тем более, нельзя отбрасывать первую, краеугольную заповедь, ведь если заповеди «не убий», «не укради» и т. д. не основаны на Божественном авторитете, на первой заповеди как на аксиоме, они теряют свою обязательность.
Сопоставление таблицы категорий и заповедей позволяет лучше понять, почему средневековые богословы, разрабатывая христианскую этику, восходящую к древней этике Ветхого Завета, использовали категориальный аппарат античной философии. Законодатель науки этики Аристотель не представлял возможным достижение счастья (блаженства) без умения пользоваться разумом. Наряду с нравственными добродетелями Аристотель в «Никомаховой этике» выделил дианоэтические (разумные) добродетели. Дианоэтической является у Аристотеля не только добродетель, но и уклад души: счастлив тот человек, у которого добродетель и порок соотносятся в душе так же как истина и ложь. Формирование такого уклада души, где в согласии будут и разумные и нравственные добродетели, собственно, составляет главную цель и Декалога, и «Никомаховой этики». Видимо, поэтому «Никомахова этика» оказала значительное влияние на христианство, особенно, в Средние века, влияние, которое выразилось в многочисленных византийских и западноевропейских комментариях к этому выдающемуся трактату Аристотеля.
