CC BY
52
ББК 83.3(2Рос=Рус)1-YAK 821.161.1
С.В. ГАЛЯН
S.V. GALYAN
«АЕРЖАВИНСКОЕ» СТИХОТВОРЕНИЕ ЮНОГО ТЮТЧЕВА
«DERZHAVIN» IN THE POEM OF YOUNG TYUTCHEV
В статье проводится анализ раннего стихотворения Ф.И. Тютчева «На новый 1816 год». Рецептивный характер стихотворения позволяет сделать вывод, что в ранний период творчества Тютчев испытывал влияние античной поэзии Горация и русской поэзии XVIII века, особенно творчества Г.Р. Державина.
Under analysis is the early poem of F.I.Tyutchev «On the new 1816». The receptive nature of the poem indicates that early Tyutchev's poetry period was influenced by ancient (Horace) and Russian poetry of XVIII century, especially by Derzhavin's one.
Ключевые слова: Г.Р. Державин, Ф.И. Тютчев, Гораций, рецепция.
Key words: G.R. Derzhavin, F.I. Tyutchev, Horace, reception.
22 февраля 1818 г. на заседании Общества любителей российской словесности было прочитано стихотворение «Вельможа. Подражание Горацию», принадлежащее перу юного Ф.И. Тютчева. К.В. Пигарев пишет: «Стихотворения под таким заглавием среди дошедших до нас стихов поэта нет. Однако имеются веские данные к тому, чтобы отождествлять стихи, прочитанные в Обществе любителей российской словесности, со стихотворением «На новый 1816 год»: более половины его (четыре строфы из семи) занимает обличение жестокосердого и развращённого вельможи» [7, с. 13]. Стихотворение было написано двумя годами ранее, когда Тютчеву было немногим более 12 лет. С этого события в тютчевоведении обычно принято начинать отсчёт времени.
Вопрос о рецептивной природе творчества Тютчева не поднимался вплоть до конца XIX века. «Мирискусник» И.И. Коневский назвал его «первоначальным русским поэтом», который «возник в жизни русского духа вне всяких предварительных воздействий» [6, с. 212]. Однако воздействия, разумеется, были, тем более что Тютчев получил замечательное классическое образование, и это непременно должно было отразиться на его творчестве, особенно раннем. Есть основания предположить, что в отроческом стихотворении «На новый 1816 год» Тютчев, ещё не имеющий поэтического опыта, находился под сильным влиянием русской поэзии XVIII века (М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина) и поэзии великих римлян - Горация и Вергилия.
То, что Тютчев с юных лет был хорошо знаком с русской поэзией XVIII века и творчеством Державина, в частности, не вызывает сомнения. Державин был, по-видимому, самым известным поэтом в конце XVIII - начале XIX веков. Я.К. Грот пишет: «После Ломоносова в русской литературе только и было два писателя, к которым так чутко и восторженно прислушивалось общество: Державин и Пушкин. Всякое новое произведение их переписывалось сотнями рук, быстро разносилось в отдалённейшие концы России и выучивалось наизусть» [3, с. 1027].
В 1813 году в семье Тютчевых в качестве наставника младшего сына Фёдора появился С.Е. Раич (Амфитеатров), который «был восторженным поклонником русской поэзии VIII века во главе с Державиным» [5, с. 43]. Сам Раич, будучи одарённым поэтом, весьма высоко оценивал успехи своего питомца. В автобиографии он вспоминал годы, предшествовавшие учёбе Тютче-
ва в университете: «Я успел приготовить ученика своего к университету, посещая с ним частные лекции А.Ф. Мерзлякова и слушая профессоров словесного факультета. Это время было одной из лучших эпох моей жизни. С каким удовольствием вспоминаю я о тех сладостных часах, когда, бывало, весною и летом, живя в подмосковной, мы с Ф.И. выходили из дому, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей, и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений поэзии» [10, с. 24].
Произведения Горация занимали особое место в кругу чтения юного Тютчева. Благодаря педагогическим талантам Раича, он прекрасно знал латынь, читал Горация и Вергилия в подлиннике, хотя переводов, различающихся степенью близости к оригиналу и таланта переводчиков, к началу XIX века было множество. В автобиографии Раич писал о своём ученике, что «по тринадцатому году он переводил уже оды Горация с замечательным успехом» [10, с. 25]. Одна из самых известных и часто переводимых - первая ода книги «Carmina III» «Odi profanum volgus et arceo»1. Тютчев, только начинающий осознавать себя поэтом (как и Пушкин, предпославший в качестве эпиграфа стихотворению «Поэту» стих «Энеиды» Вергилия «Procul este, profani»2, очевидно, причисляет себя к «посвящённым» в таинства поэзии и со смелостью неофита начинает осваивать богатства мировой культуры.
Известны четыре перевода этой оды Горация, появившиеся в печати до 1815 года (т.е. ко времени написания стихотворения «На новый 1816 год»): архаичный перевод Н.Н. Поповского, опубликованный в журнале Хераскова «Полезное увеселение» в 1760 г.; «Вольный перевод из Горация» И.И. Дмитриева, появившийся в 1805 г. в собрании его сочинений и переводов; перевод Державина под названием «О удовольствии», напечатанный во второй части его «Сочинений» в 1808 г.; и стихотворение «Ничтожество богатств» В.В. Капниста (который был другом Державина по львовскому кружку и в его же доме познакомился с И.И. Дмитриевым), в 1815 году появившееся в «Трудах Казанского общества любителей российской словесности» [1]. Текстовые схождения позволяют предположить, что «горацианский» фрагмент стихотворения «На новый 1816 год» Тютчев писал не только переводя с латыни оду Горация, но и находясь под влиянием державинского перевода этой оды.
Переводчик и комментатор од и эподов Горация М.М. Гринфельд определил смысл «Odi profanum...» следующим образом: «В оде этой Гораций прежде всего выставляет на вид, что над всеми молодыми властвует Юпитер и что все люди подчинены неумолимому закону смерти. В оде этой Гораций призывает читателей к умеренности, которая является залогом душевнаго спокойствия, говоря, что, если человек доволен малым, его никакия бури и непогоды не тревожат сильно, между тем как люди, незнающие предела своим прихотям, не освобождаются от страха и угроз» [2].
Тютчев, однако, опускает обращение Горация к молодёжи. Вполне понятно и то, что «умеренность», «душевное спокойствие» не входили в круг приоритетов двенадцатилетнего подростка, поэтому из всей оды Горация его внимание привлекли только размышления поэта о подвластности времени и смерти всего сущего.
Композиция стихотворения вполне укладывается в рамки классицистической традиции. Сначала обычный для «новогодних» од зачин о том, что «ново поприще в величии грядёт!» [12, т. 1, с. 3], напоминающий начало подобных произведений Державина, а иногда просто воспроизводящий цитаты из них. Сравним:
1«Презираю невежественную чернь и не допускаю её к себе» (лат.).
2«Прочь, непосвящённые» (лат.).
Тютчев
И се! Одеянный блистательной зарею, Пронзив эфирных стран белеющийся свод,
Слетает с урной роковою Младый Сын Солнца - Новый Год!.. Предшественник его с лица земли
сокрылся, И по течению вратящихся времен, Как капля в Океан, он в Вечность погрузился! [12, т. 1, с. 3].
(курсив мой. - С.Г.)
Державин
Занёс последний шаг - и, в вечность Ступя, сокрылся прошлый Год; Пожрала мрачна неизвестность Его стремленье, быстрый ход.
«На новый 1797 год» [4, т. 2, с. 16-17].
Младый сын солнца на подлунный Сей мир сошёл небес тропой. Кто весть, какие жребьи чудны, Их урны вынув роковой, Он бросит по лицу земному?..
«На новый 1798 год» [4, т. 2, с. 145-146]. (курсив мой. - С.Г.)
Урна - образ из Горация, повторенный во всех переводах: «omne capax movet urna nomen»1, а вот эпитет «роковая» встречаем только у Капниста и, в несколько изменённом виде, у Державина («урна рока»). Смысл этого образа - все равны перед вечностью, судьбой. Но юный поэт изменил горациан-ский образ, «приспособив» его к собственному замыслу: Новый Год, который «слетает с урной роковою», уже определил судьбу людей, как и его предшественник, который «с лица земли сокрылся».
Далее следует мысль о течении времени: «Сей Год равно пройдёт!.. Устав Небес священ» [12, т. 1, с. 3]. Обычное событие (приход Нового года) изображается как часть вселенского процесса, неумолимого ни к людям, ни к царствам («Что может избежать от гнева Крона злого?»). И - резкая смена интонации, поворот, ввергающий читателя в гневную инвективу, направленную против тех, кто забыл, что «...Сан, льстецы... и злато // От смерти не спасут!». Эта самая объёмная часть оды заканчивается пророчеством о мучительной смерти угнетателя «вдов и сирот» и забвении злодея:
Страдай, томись, злодей, ты жертва адской мести! -Твой гроб забвенный здесь покрыла мурава! -И навсегда со гласом лести Умолкла о тебе молва! [12, т. 1, с. 3].
Обвинительная интонация вовсе не характерна для зрелого творчества Тютчева. Но в первых поэтических опытах, находясь под влиянием старших современников (ср., например, державинское «А ты, второй Сарданапал» в стихотворении «Вельможа» [4, т. 1, с. 629] и тютчевское «А ты, Сын роскоши!» [12, т. 1, с. 3]), он с удовольствием использует инвективы.
Л.В. Пумпянский пишет: «.под инвективой разумелась ода (либо равнозначное ей стихотворение), направленная против определённого врага по определённому поводу. Таковы инвектива Державина против друзей турок в Измаильской оде (1790, 1, 54, строфы 29-31: «о вы, что в мыслях суетитесь» и пр.), обе антипольские оды Пушкина (1831), ода Тютчева против декабристов; все это пишется по совершенно определённому поводу» [8, с. 447-448]. Добавим: и в отношении совершенно определённых лиц. Я.К. Грот в своих комментариях к стихотворению Державина «Вельможа» писал: «Многие седые заслуженные генералы сиживали по нескольку часов в прихожей у Потёмкина, Безбородки и других вельмож, ожидая, пока они проснутся и выйдут к просителям» [4, т. 1, с. 630-631]. Но юный поэт не имеет пока конкретных адресатов для своей инвективы и заимствует их у знакомых и люби-
^Вместительная урна приводит в движение всякое имя» (лат.)
мых авторов. Это «сын роскоши», прямо пришедший из знаменитой траурной оды Г.Р. Державина «На смерть князя Мещерского». Этот образ несколько позже использовал и Пушкин в «Евгении Онегине»:
Но шумом бала утомлённый И утро в полночь обратя, Спокойно спит в тени блаженной Забав и роскоши дитя [9, с. 12].
Употребление слова «сын» в значении «порождение, результат» весьма характерно для Державина (см., например, «сын время, случая, судьбины!» из стихотворения «На счастие» или «сын вечности» из стихотворения «На Новый год»), и Тютчев активно пользовался этой метафорой, особенно в раннем творчестве: «громов сын» («Урания», 1820), «гармонии сыны» («Весна», 1822), «...на пиршество Природы / Певец, любимый сын ея...» («Друзьям при посылке «Песни радости», 1829) и т.д.
Композицию тютчевского стихотворения можно условно представить следующим образом: гармония - хаос - гармония. Действительно, повторяемость в Вечности круговорота времен, упорядоченность и неизбежность этого процесса приобретает вид закона. И даже падение царств, казавшихся вечными, вписывается в этот процесс «по течению вратящихся времен». Но человек, живущий так, как будто собирается жить вечно, нарушает этот порядок и тем самым ввергает себя в беззаконный Хаос, связанный у юного поэта с традиционными пороками: гордыней, сладострастием, жадностью, мздоимством, жестокостью по отношению к слабым. Здесь в юношеской оде Тютчева ощущается влияние ещё одного стихотворения Державина - «Гром» (1806). Гром для Державина не просто природное явление, но напоминание грешникам о Божьем суде:
О вы, безбожники! Не чтущи
Всевышней власти над собой,
В развратных мыслях тех живущи,
Что случай все творит слепой. [4, т. 2, с. 594].
У Тютчева:
А ты, Сын роскоши! о смертный сладострастный, Беспечна жизнь твоя средь праздности и нег!.. Спокойно катится!.. Но ты забыл, несчастный: Мы все должны узреть Коцита грозный брег!.. [12, т. 1, с. 3].
Но справедливость торжествует, порядок восстанавливается, поскольку мучительная смерть настигает злодея, и имя его стирается из памяти человеческой. Такой финал закономерен, он и не мог быть иным, поскольку беззаконие рождает возмездие, как из Хаоса возникает Космос.
Это отнюдь не профанация смысла того Хаоса, который стал частью онтологии творчества «взрослого» Тютчева. Трансформация Хаоса из социальной несправедливости, вносящей разлад в человеческое бытие, в то, что В. Соловьёв в статье о Тютчеве обозначил как «отрицательную беспредельность, зияющую бездну всякого безумия и безобразия, демонические порывы, восстающие против всего положительного и должного» [11, с. 194] напоминает развитие плода из семени, и второе не отменяет первого, а является закономерным результатом его развития.
В стихотворении Тютчева присутствуют образы, которых нет ни у Горация, ни в переводах Дмитриева и Капниста, но они есть в переводе Державина. Например, окружение царя, сановника: «льстецы твои» (Тютчев) и «ужасная стража» (Державин). И Державин, и Тютчев как будто «возвышают» владыку надо всеми, чтобы низвергнуть затем в инвективу, ср.: «Сидят на тронах возвышенны» [4, т. 2, с. 157] и «Возвышенный твой Сан» [12, т. 1, с. 3].
В юношеском стихотворении Тютчева оживает жанр торжественной оды XVIII века. Здесь мы найдём старославянизмы (вратящихся, ветр, злато, свершило), архаические речевые формулы (грядёт, чело, ужель, сколь, прияли, дланию), усечённые формы существительных, прилагательных и причастий (ново поприще, колючи, безотрадно, изощренну), а также свойственные классицистической традиции нормы произношения, характерные жанру оды, - сохранение предударного е перед твёрдым согласным (члены -раскаленны, свет - грядет), одические восклицания, призывы (И се! О время! О жертва Тартара!).
И в этом раннем тютчевском стихотворении впервые встречается сложное прилагательное «огнекрылатый», как будто пришедшее из держа-винской поэзии (ср., например, «огнепернатый шлем» из стихотворения Державина 1798 г. «На рождение великаго князя Михаила Павловича»). Таких прилагательных будет много в последующем творчестве Тютчева.
Итак, начало творческого пути Тютчева глубоко рецептивно: будущий великий поэт творчески осваивает культурное наследие, активно переводит произведения мировой поэзии. И в круге его поэтических интересов не последнее место занимает русская поэзия XVIII века и особенно творчество Г.Р. Державина.
Литература
1. Античная поэзия в русских переводах XVII-XX вв. : библиографический указатель / сост. Е.В. Свиясов. - СПб. : Дмитрий Буланин, 1998. [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.horatius.ru/ (Последнее обращение 20.03.2012).
2. Гораций Квинт Флакк. Избранныя стихотворения. Оды и Эподы / Гораций Кв. Фл. ; сост. М.М. Гринфельд. - Одесса : книгоиздательство М.С. Козма-на в Одессе, 1909. [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www. horatius.ru/ (Последнее обращение 23.03.2012).
3. Грот, Я.К. Жизнь Державина [Текст] / Я. Грот // Державин, Г.Р. Сочинения. С объяснительными прим. Я. Грота : в 9 т. / Г.Р. Державин ; Я.К. Грот. - СПб. : Издание Императорской Академии наук, 1866. - Т. 8. - 1043 с.
4. Державин, Г.Р. Сочинения. С объяснительными прим. Я. Грота : в 9 т. [Текст] / Г.Р. Державин ; Я.К. Грот. - СПб. : Издание Императорской Академии наук, 1866.
5. Кожинов, В.В. Тютчев [Текст] / В.В. Кожинов. - М. : Молодая гвардия, 2009. -471 с.
6. Коневский, И.И. Мистическое чувство в русской лирике [Текст] / И.И. Ко-невский // Ф.И. Тютчев: Pro et contra / сост. К.Г. Исупов. - СПб. : Изд-во Русской Христианской гуманитарной академии, 2005. - С. 212-229.
7. Пигарев, К.В. Жизнь и творчество Тютчева [Текст] / К.В. Пигарев ; АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. - М. : Изд-во АН СССР, 1962. - 376 с.
8. Пумпянский, Л.В. Поэзия Ф.И. Тютчева [Текст] / Л.В. Пумпянский // Ф.И. Тютчев: Pro et contra / сост. К.Г. Исупов. - СПб. : Изд-во Русской Христианской гуманитарной академии, 2005. - С. 434-474.
9. Пушкин, А.С. Сочинения : в 2 т. [Текст] / А.С. Пушкин. - М. : Художественная литература, 1982.
10. Раич, С.Е. Автобиография [Текст] / С.Е. Раич // Русский библиофил. - 1913. -№ 8. - С. 20-48.
11. Соловьев, В.С. Поэзия Тютчева [Текст] / В.С. Соловьев // Ф.И. Тютчев: Pro et contra / сост. К.Г. Исупов. - СПб. : Изд-во Русской Христианской гуманитарной академии, 2005. - С. 185-201.
12. Тютчев, Ф.И. Полное собрание сочинений и письма : в 6 т. [Текст] / Ф.И. Тютчев. - М. : Классика, 2003.
