CC BY
59
УДК 930.26
О. А. Митько
Новосибирский государственный университет ул. Пирогова, 2, Новосибирск, 630090, Россия
E-mail: [email protected]
ДЕРЕВЯННЫЕ ОГНЕВЫЕ ПРИБОРЫ В ПОГРЕБАЛЬНЫХ ПАМЯТНИКАХ НАРОДОВ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Как бы банально ни звучало, но величайшее достижение человеческой цивилизации - умение добывать огонь - связано с использованием простейших приспособлений. Инстинктивное, бессознательное стремление подчинить своей воле разрушающую и созидающую силу огня наряду с прямохождением, способностью к совершенствованию орудий труда и речью выделило праче-ловека из животного мира, а возникновение обычая хоронить своих умерших сородичей, сделало его «Человеком» в полном смысле этого слова. Очень точное определение дал наш современник М. К. Мамардашвили, сказавший, что человек начинается с плача по умершему [29].
Научная логика позволяет считать, что костер, зажженный «человеком умелым», является такой же репродукцией природной стихии, как и обработанный камень. Априори, по аналогии с изготовлением, а затем и применением вещественных орудий труда, выделяется три этапа его освоения: эпизодическое использование естественного огня; поддержание естественным образом возникшего огня; искусственное получение огня различными способами [2. С. 73]. Считается наиболее вероятным, что впервые огонь был получен человеком из природных источников. К их числу можно отнести вулканы, последствия ударов молний в деревья, степные пожары, ставшие следствием самовозгораний, «вечные огни» на местах естественных выходов газа [3; 49. С. 174]. Еще А. Кун, исследуя древние мифы и эпос, в которых присутствует образ огненной стихии, отметил, что в ее описании, в основном, исполь-
зуются глаголы, связанные с такими понятиями как «трясти», «сотрясать» и «тереть», «добывать что-либо трением». Это позволило немецкому ученому сделать заключение о том, что в архаичных мифологических сюжетах объединены два явления: использование огня от удара молнии и огня добытого с помощью огневых приборов [62. S. 14-15]. Однако вряд ли удастся точно определить, когда и в каком именно месте нашей планеты впервые был выработан и закреплен в практическом опыте последовательный ряд технологических приемов сохранения природного огня, а затем и его получение искусственным путем. Вероятно, эта проблема относится к числу тех, что не имеют однозначных решений, как собственно и вопрос о том, насколько это открытие связано с заимствованиями или с самостоятельным творческим актом отдельных человеческих коллективов.
Археологически зафиксированные следы древнейших костров в восточной части африканского континента датируются 1,6 миллиона лет, а участок обугленного грунта на стоянке у оз. Туркана в Кении имеет возраст 2,5 миллиона лет [39. С. 135]. Судя по этим датам, огонь, возможно, был знаком уже австралопитекам, и с определенной долей вероятности можно предполагать, что Ното егеСш начал систематически и целенаправленно использовать огонь, поддерживая его постоянно. Однако многие специалисты, анализируя имеющиеся материалы, склонны видеть в них лишь следствие естественных пожаров и относят дату использования человеком огня к гораздо более позднему периоду [33. С. 94].
^БЫ 1818-7919. Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2006. Том 5, выпуск 3: Археология и этнография (приложение 2)
© О. А. Митько, 2006
К настоящему времени стоянок, на которых люди более 100 тыс. лет назад разводили костры, открыто чуть более десяти [39. С. 134]. В Азии первые (хотя, по мнению ряда ученых, и не бесспорные) свидетельства постоянного применения человеком огня обнаружены на стоянке Чжоукоу-дянь под Пекином, где зафиксированы угли, обожженные камни и зола. Причем на одном из участков мощность отложений в слое кострища достигала более 6 м. Анализ углей показал, что огонь на нем поддерживался мелкими ветками [9. С. 41-42]. В Европе, по данным раскопок в пещере Эскаль во Франции, наиболее ранний возраст очагов и других следов огня определяется в 700 тыс. лет, но не исключено, что и эта дата не самая ранняя. Не вызывают сомнений у исследователей и остатки очагов, приуроченных к жилым площадкам на стоянках Вертешсёл-лёш и Терра-Амата [31. С. 350]. На Ближнем Востоке израильские археологи обнаружили следы использования огня, датируемые периодом 690-790 тыс. лет назад. Расположение обгоревших остатков древесины (ива, тополь, ясень и оливковое дерево) на стоянке Джешер Бенот Яаков на берегу р. Иордан свидетельствует о том, что жившие в то время древние люди уже могли поддерживать огонь в очагах [44].
Бесспорных фактов искусственного способа добывания огня на ранних этапах человеческой истории археологами открыто не много. В Ля Ферраси на четырех перекрывавших погребение известняковых плитах были зафиксированы выбитые попарно небольшие ямки округлой формы. По аналогии с деревянными приборами их интерпретировали как приспособления для деревянного стержня, используемого при добывании огня сверлением. Это открытие позволило предположить, что получать огонь путем трения люди научились, предположительно, в позднеашельское время, на рубеже ашеля и мустье [9. С. 87; 1. С. 158]. По мнению П. П. Ефименко, подобные плиты уже в следующую, ориньякскую, эпоху «составляли обычное явление» [28. С. 293]. В пещере Крапина в Югославии среди каменного инвентаря обнаружена веретенообразная палочка из букового дерева длиной до 35 см. Она закруглена и обожжена на одном конце, что является характерным признаком огневого сверла. Также на таких памятниках
каменного века, как Эйзи и пещера Гиены в Арси-сюр-Кюре во Франции и Тру де Шале в Бельгии, были обнаружены куски железной руды (пирита), которые могли быть связаны с добыванием огня [9. С. 86].
Возможно, овладение технологическим процессом искусственного получения огня оказалось растянутым во времени, но нельзя исключить и того, что этот период не был столь длителен, как нам представляется. Любая гипотеза по этому поводу не достигает уровня полной достоверности. Будучи единожды постигнутой, технология получения огня могла распространяться относительно быстро, что делает невозможной локализацию ее исходной точки археологическими средствами, опирающимися на современные методы датировки. Многое зависело от климатических условий, прежде всего влажности воздуха, а также наличия подходящих пород дерева и каменного материала. По мнению известного исследователя первобытной техники С. А. Семенова, человечество в ходе развития своей истории выработало три технических варианта искусственного получения огня: трением (сверлением) дерева о дерево, пилением дерева о дерево и высечением ударами камня о камень [50. С. 180-181]. П. И. Борисковский, основываясь на этнографических материалах, приводит данные еще о двух способах -выскабливание (огневой плуг) и получение огня сжатым воздухом (огневой насос). По его мнению, последний из этих двух способов является довольно простым, но мало распространенным и зафиксирован лишь в некоторых района Индии и Индонезии [9. С. 83, 85; 10]. По наблюдениям Ч. Дарвина, выскабливание огня, применяемое обитателями о. Таити, по времени занимало всего лишь несколько секунд. Огонь добывался с помощью деревянной палочки, которую водили, сильно нажимая, по лежащей на земле деревянной дощечке. В результате скобления получались тонкие стружки или древесный порошок, которые от трения начинали тлеть. Чаще всего этим способом пользовались на островах Полинезии, изредка он встречался у папуасов, австралийцев, тасманийцев и у некоторых примитивных племен Индии и Центральной Африки [9. С. 83-84].
Вплоть до этнографической современности просуществовал архаичный способ получения огня с помощью огневой пилы,
напоминающей огневой плуг, но при его использовании деревянная дощечка пилилась или скоблилась не вдоль ее волокон, а поперек. При пилении, как и скоблении, также получался древесный порошок, который начинал тлеть. Выпиливание огня было распространено у австралийцев, на Новой Гвинее, на Филиппинских островах, в Индонезии и в некоторых местах Индии и Западной Африки. Иногда дерево пилилось не ножом из твердого же дерева, а гибким растительным шнуром [9. С. 84]. Этот прием напоминает известный из русской этнографии способ добывания огня, при котором вокруг сухой палки «крутили» веревку, когда же она загоралась, принимали огонь на смоляную спицу и от нее разводили костер [40. С. 297].
В России долгое время с помощью огневой пилы добывали огонь, который называли «живым». С. В. Максимов сообщает, что на русском Севере крестьяне в одном случае для его получения использовали два сухих бревна, к одному из которых крепились рукояти, как у пилы. В еще одном описываемом случае маленький брус был положен на порог избы, а другим, большим, пилили, как пилой, пять человек; добытый огонь принимали на трут, «а с него уже на сернички» [Там же. С. 298-299]. В Нижегородской губернии существовали даже постоянные приспособления в виде машины для «вытиранья живого огня». Она называлась «верхушок» и представляла собой два врытых в землю столба, скрепленных наверху перекладиной. В середине ее находился брус, концы которого были просунуты в верхние отверстия столбов таким образом, что могли свободно вертеться, не меняя точки опоры. К поперечному брусу одна напротив другой крепились две ручки, к которым привязывали крепкие веревки [Там же].
Для получения огня трением при помощи деревянных приспособлений требуется соблюдение таких важных условий, как максимальная сухость древесины, обеспечение трения на малой площади и концентрация продукта трения (порошка) в одной точке, непрерывность движения, постоянный приток воздуха, доведение температуры на рабочем участке до 250° и защита его от охлаждения [49. С. 175]. Наиболее полно этим условиям соответствует технологический способ получения огня сверлением. Простейшее сверло состоит из деревянной палочки, которой
сверлили лежащую на земле деревянную же палочку или дощечку. В результате сверления в углублении на нижней дощечке появлялся дымящийся и тлеющий древесный порошок, который высыпался на трут и раздувался в пламя. По этнографическим данным, у многих племен Азии, Африки, Америки и Австралии добывание огня подобным путем производилось сменявшими друг друга двумя или тремя мужчинами. Значительным усовершенствованием явилось присоединение к сверлу упора сверху и ремня, охватывающего его древко. Ремень попеременно тянули за оба конца, приводя сверло во вращение. Использование деревянного или костяного лука привело к появлению улучшенного лучкового сверла. Считается, что его использовали племена с относительно развитой техникой и находившиеся, как правило, на ступени неолита и палеометалла [9. С. 84].
Получение огня выскабливанием, трением и сверлением являются, вероятно, древнейшими. Их возникновение было подготовлено как развитием техники обработки дерева, так и накопленным опытом использования и сбережения огня, полученного при лесных пожарах или вулканических извержениях. Важнейшую роль в получении огня сыграло применение трута, с помощью которого можно было раздуть в пламя слабо тлеющие стружки и опилки, образующиеся при обработке дерева. На мустьерской стоянке Зальцгиттер-Лебенштедт в Нижней Саксонии вместе с кремневыми орудиями и костями животных были обнаружены остатки древесного гриба Ро1уроти ^оте8) йэтеп1апш, известного под названием «трутовик». По данным современной этнографии, его вываривали в зольной воде, а затем сушили. В Сибири подобными трутами пользовались вплоть до XX в., а у народов Севера при разведении праздничных костров от «живого огня» использовался и сухой мох [37. С. 281-282].
На мезолитической стоянке Стар-Карр в Англии остатки древесного гриба тополя были найдены вместе с кусками пирита [9. С. 85]. Считается, что высекание огня предшествовало его добыванию с помощью трения, а находки кусков пирита на стоянках позволяют предполагать распространение этого способа в позднем палеолите, а может быть, даже и в мустьерскую эпоху [Там же. С. 87]. Кремни и кусочки пирита
обнаружены на мезолитических памятниках Северной Европы, а орудия из кремня с характерными особенностями ударного края встречаются в погребальных памятниках эпохи неолита в Дании. В это же время на ее территории получают распространения миниатюрные кремневые «кинжалы», использовавшиеся для высекания огня с помощью кусочка пиритовой руды и трута. По мнению европейских археологов, кремневые «кинжалы» бытовали вплоть до конца бронзового века [61].
К интересным выводам пришел Ю. Б. Сериков, считающий, что каменные орудия для добывания огня представлены в коллекциях всех эпох - от палеолита до средневековья, и только отсутствие внимания со стороны исследователей мешает их выделению [51; 52; 53]. Анализ археологической коллекции раннего железного века и средневековья со святилища на вершине горы Голый Камень на Урале позволил выделить три типологические группы орудий для высекания огня ударным способом: «оружейные» кремни, скребки и камни нуклевидной формы. Как правило, они изготавливались из материала, подчеркивавшего их функциональное и сакральное назначение, и на всех их присутствует набор признаков, аналогичный тем, что и на кресальных кремнях этнографического времени [53].
Многочисленные факты позволяют говорить о широком распространении получения огня ударным способом. Вместе с тем эксперименты, дополненные этнографическими наблюдениями, свидетельствуют, что получить огонь ударами камня о камень гораздо сложнее, чем сверлением дерева. С. А. Семеновым были использованы различные рудные минералы: пирит, марказит, халькопирит, сфалерит, а также самые разнообразные породы кремня, кварцита, кварца, включая горный хрусталь, но с их помощью добыть огонь удавалось крайне редко [49. С. 180-181]. Оказалось, что возникающая при ударе короткая искра чувствительна к состоянию уровня влажности атмосферы, и для возгорания разжигаемого материала необходимо дополнительное усиление его горючих свойств [46; 47. С. 7-28]. Возможно, именно поэтому, способ добывания огня ударом камня о камень уже в этнографическое время получил крайне ограниченное распространение
и был известен лишь у небольших охотни-чье-собирательских племен Южной Америки и африканских пигмеев. Более эффективным был способ высекания огня ударом железа о кремень, что относится уже к развитой технике [9. С. 85].
В эпоху раннего железа был открыт и освоен еще один эффективный способ получения огня. До наших дней дошла легенда, повествующая о том, что во время осады римлянами Сиракуз в 212 г. до н. э. Архимед поджигал их корабли с помощью системы зеркал, в качестве которых использовалась полированная бронза. Казалось бы, сообщение античных авторов довольно легко опровергается теоретическими построениями и логическими рассуждениями. Однако студентам и преподавателям Массачусетского технологического института удалось в ходе эксперимента поджечь макет деревянного судна с расстояния 30 м, доказав тем самым, что с точки зрения законов физики это удивительное историческое событие могло быть вполне реальным [41]. Те же римляне в день Нового года заново разжигали огонь в храме Весты трением дощечек из «счастливого дерева» или при помощи сфокусированного зеркалом света солнца, и от него затем зажигались огни в очагах курий [59. С. 58]. В Британии жрецы-друиды также разжигали жертвенные костры с помощью солнечной энергии и специальным образом вырезанного горного хрусталя или аквамарина. Как пережиток, связанный с различными культами и обрядами, способ получения огня посредством концентрации солнечной энергии, вместе с трением и сверлением сохранился в Европе вплоть до конца XIX в., и в данном случае мы можем говорить о существовании чрезвычайно длительной и семантически насыщенной традиции получения «живого огня». Возможно, отголоски этой традиции прослеживаются и в мифологических представлениях якутов о боге огня, метавшем семигранный хрустальный трезубец [57. С. 145].
В Сибири и Центральной Азии деревянные приборы для добывания огня трением впервые встречаются в памятниках железного века, причем все находки связаны с погребениями. Анализируя имеющиеся материалы можно говорить о существовании по крайней мере четырех исторических типов приборов, которые весьма условно можно
назвать «скифским», «хуннским» и «древнетюркским», у народов крайнего Северо-Востока Евразии - чукчей, коряков и эскимосов, бытовал «палеоазиатский» деревянный огневой прибор, доживший до нашего времени.
Одно из наиболее ранних свидетельств существования огневого прибора у скифов было обнаружено в кургане Аржан. Его нижняя часть зафиксирована в могиле 6 «за спиной» положенного в деревянную колоду на левый бок в «сильно скорченном положении» мужчины 60-летнего возраста. Количество лунок на узком деревянном бруске и их размеры (более 14 и разного диамет-
ра) свидетельствуют о длительном использовании прибора (рис. 1, 1). Вместе с костяным трехгранным втульчатым наконечником стрелы, фрагментами древков стрел и кончиком клинка бронзового ножа он входил в состав погребального инвентаря, достаточно традиционного для скифских памятников [20. С. 197; 19. С. 21, рис. 11, 9].
Вторая находка также была сделана на территории Тувы в коллективном захоронении в кургане 9 могильника Саглы-Бажи II. Деревянный прибор для добывания огня трением был положен мужчине (возраст умершего 55-60 лет). Он представляет собой длин-
Рис. 1. «Скифские» деревянные огневые приборы:
1 - курган Аржан, могила 6, б/м (по М. П. Грязнову); 2 - могильник Саглы-Бажи II, курган 9, б/м (по А. Д. Грачу); 3-4 - Памирская I, курган 10 (по А. Н. Бернштаму)
ную узкую «планку-основу» с обожженными лунками и орнаментальными символами в виде кружков с точкой в центре, нанесенных как на «рабочей», так и на обратной стороне огневого прибора, где приложение лучкового сверла не предполагалось (рис. 1, 2) [18. С. 28-32; 17. С. 35, 114, рис. 38, 26].
Еще один огневой прибор скифского времени был найден на Памире в сакском кургане 10 на памятнике Памирская I, датируемом У-ГУ вв. до н. э. Среди предметов этого «богатого» на погребальный инвентарь захоронения воина-охотника (более 40 наконечников стрел, железный акинак, литые бронзовые украшения, бронзовые удила и ряд других вещей) была и деревянная плашка с лунками. Она сохранилась частично - прослеживаются всего лишь два углубления (рис. 1, 4). С ней же находилась и круглая палочка длиной 12 см и толщиной 1 см. Один ее конец, как и дно углублений плашки, затерт и покрыт черным нагаром от огня (рис. 1, 3) [5. С. 313-314, рис. 138, 1].
Находки деревянных огневых приборов в памятниках скифского времени не многочисленны, что, возможно, связано с плохой сохранностью изделий из органических материалов. География их распространения (Алтай, Тува, Памир) позволяет считать, что в эпоху раннего железа в южно-сибирском и центрально-азиатском регионах народы «скифского круга» для получения огня пользовались простейшим деревянным прибором. «Скифский» огневой прибор состоял по меньшей мере из двух элементов: из нижней части, представленной длинной деревянной палочкой или узким бруском с намеченными на поверхности местами для лунок и сверла.
Древние историки приписывали изобретение огнива Анахарсису, выходцу из скифского царского рода и одному из мудрейших людей своего времени. Однако данных, свидетельствующих о существовании более эффективных способов добывания огня с применением лучка или высеканием ударом железа о кремень, для скифского времени пока нет. В тагарских памятниках сарагашен-ского и тесинского этапов довольно часто встречаются деревянные палочки, в том числе обернутые берестяными полосками и с заостренными концами, которые можно было бы интерпретировать как сверла. Во всяком случае С. И. Вайнштейн счел возможным от-
нести к частям комбинированного сверла палочки с выемкой в расширяющейся нижней части и маленькие деревянные стерженьки, найденные в курганах казылганской культуры [11. С. 323]. Однако тагарские находки, вероятнее всего, относятся к имитациям стрел или «крепежным элементам разложившихся трупов», нельзя исключить и их возможное культовое назначение [8. С. 25, 44, рис. 9, 1-3, 4, 6-9].
Не встречаются железные огнива и в археологических памятниках, датируемых хунно-сарматским временем 1. С. И. Руденко отметил, что хуннам хорошо было известно железо, они сами плавили руду и изготовляли различные железные предметы, но кресала или огнива не знали, а огонь добывали трением, точнее сверлением одного куска дерева другим [48. С. 51]. Полный комплект огневого прибора был найден в кургане № 6 на могильнике Ноин-Ула (рис. 2). Хорошо сохранилась деревянная дощечка размером 3,4 х 17 см, на обоих ее концах имелось по паре просверленных отверстий. В отверстие узкого верхнего конца дощечки была продета шелковая материя, а на одном из продольных ребер на нижней поверхности дощечки, ближе к середине, сделан вырез - вероятно, знак владельца данного прибора. На верхней слегка выпуклой поверхности имеется ряд обугленных лунок - следствие неоднократного добывания на ней огня. Круглые деревянные сверла имеют длину от 12 до 13,2 см, диаметр 1,2-1,5 см, они обуглены с одного или с обоих концов. В некоторых из них просверлены отверстия для тетивы лучка. Лучки вырезались из ветви дерева с отходящим от нее сучком. Длина лучка - 14 см, на концах прорезаны квадратные отверстия для ремешка тетивы. В качестве лучка использовались также плечевая кость барана или ребро быка с высверленными на их концах отверстиями для тетивы [Там же. Табл. XXV].
Остатки огневого прибора в виде роговых и костяных накладок на деревянный стержень были зафиксированы и в рядовых погребениях хуннов в Ильмовой пади и на Суджин-ском могильнике. Они имели луночки на од-
1 Исключение составляет железное огниво из погребения Куркутского комплекса в Прибайкалье, датируемого И. В. Асеевым началом I тыс. н. э. [4. С. 128-129, табл. XII. 10, 12]. Появление огнива калачевидной формы в памятнике столь раннего времени пока не находит объяснений.
ной из сторон, размером, соответствующим размерам верхнего конца деревянного стержня-сверла и отверстия для привязывания их к дощечке для добывания огня (рис. 3, а-в). Иногда для этой цели использовались астрагалы быка [Там же. Рис. 46, а-в]. Астрагалы крупных животных (быка или коровы) с отверстиями для подвешивания и круглыми сферическими ямками для упоров, высверленными на брюшках посередине костей, были обнаружены в женском погребении № 41 и мужских погребениях № 43, 44, 53 в Ильмовой пади и № 7 и 48 в Черемуховой пади. Астрагал из могилы № 7 имел отверстие и был еще дополнительно подработан: одна из боковин аккуратно вырезана и обточена [34. С. 209].
Астрагалы животных являются одним из древнейших ритуально-сакральных знаковых артефактов, обладающих широким семантическим полем. В силу своей полисемантичной природы они легко вписывались в самые различные обрядовые и культовые системы, порой существенно расширяя их внутреннее содержание. Стоит отметить, что после того как деревянные приборы вышли из бытового употребления и были заменены кресальным камнем и огнивом, астрагалы стали использоваться в комплекте нового прибора, но их функциональное назначение кардинально изменилось. Так, в этнографическое время у тувинцев, носивших огниво за широким матерчатым поясом, бараньи астрагалы с отверстиями употребля-
Рис. 2. «Хуннский» огневой прибор (курган 6, могильник Ноин-Ула, б/м) (по С. И. Руденко)
лись «в качестве своеобразных “держалок”: в отверстие пропускается и завязывается ремешок, на конце которого висит... огниво» [38. С. 141].
Племена, проживавшие в первой половине I тыс. н. э. в Туве, так же как и хун-ны Забайкалья, широко применяли деревянные огневые приборы, об устройстве которых можно судить по многочисленным находкам на Кокэльском могильнике. Комментируя их, С. И. Вайнштейн отметил, что приспособления для добывания огня сопровождали, как правило, только мужчин, лишь в одном случае такой прибор найден в женском погребении. Это могила 17 в кургане 26, в которой остатки деревянной дощечки были зафиксированы между бедрами погребенной женщины (рис. 4, 6) [12. С. 27, рис. 36, 4. С. 78]. Стоит добавить, что чаще всего огневые приборы встречаются среди «мужского» погребального инвентаря вместе с деревянными моделями оружия дальнего и ближнего боя. Небольшие размеры деревянных дощечек, отсутствие следов нагара в лунках и на сверлах («веретенах» - по терминологии В. П. Дьяконовой), устройство самих сверл со шляпками на концах позволяют предположить, что вместе с усопшими, как и в случаях с оружием, в захоронения могли помещать не только реальные огневые приборы, но и их модели. Они фиксируются, как правило, в районе левой бедренной ноги или левой кисти погребенных. Очевидно, мужчины носили огневые приборы в кожаных либо матерчатых мешочках, подвешенных к поясу с левой стороны. В могиле 13 в кургане 26 не-
большой фрагмент дощечки для добывания огня находился у левой бедренной кости умершего (рис. 4, 5) [12. С. 23, рис. 25, 10]. В могиле II кургана 11 дощечка и «веретено» для добывания огня трением лежали вдоль левой руки погребенного с многочисленным инвентарем мужчины (рис. 4, 2) [25. С. 85, рис. 13, 2, 3]. В могиле III этого же кургана у кисти левой руки захороненного мужчины зафиксированы остатки кожаного мешочка с дощечкой для добывания огня (рис. 4, 4) [Там же. С. 88, рис. 13, 6]. Возможно, матерчатый мешочек был и в погребении мужчины, похороненном в могиле XVI. У кисти его левой руки находились обломок железной пряжки и дощечка для добывания огня длиной 2,5 см [Там же. С. 96]. Также у кисти левой руки обнаружены дощечка и «веретено» для добывания огня в погребении мужчины, захороненном во «втором гробу» в могиле СП (рис. 4, 3) [Там же. С. 137, рис. 13, 4, 5].
С курганом 39 Кокэльского могильника также связаны находки огневых приборов. При раскопках погребенного в могиле XLIV мужчины с богатым набором погребального инвентаря «вдоль запястья левой руки» зачищено орудие для добывания огня. Такое же по составу инвентаря погребение было исследовано и в могиле XLI, где дощечка и «веретено» лежали вместе с моделью лука «вдоль левой ноги» умершего [Там же. С. 176, 177]. Еще в одном мужском захоронении с моделями оружия дощечка для добывания огня и «веретено» находились под бедренным суставом левой ноги (рис. 4, 11) [26. С. 225, табл. II, 24].
Рис. 3. Костяные накладки (а-б) и астрагал быка (в) из хуннских погребений в Ильмовой пади и Суджинском могильнике, б/м (по С. И. Руденко)
Возможно, к мужскому погребению следует отнести и захоронение, совершенное по обряду трупосожжения, довольно редкому для могильника Кокэль. В могиле L (курган 1) в одном из гробов находились кальцинированные кости, сконцентрированные в три отдельные скопления, с приуроченными к ним предметами погребального инвентаря, включавшего и модели оружия. Под одним из деревянных сосудов была обнаружена дощечка для добывания огня [25. С. 115].
В трех случаях огневые приборы были зафиксированы на деревянных перекрытиях могильных ям и крышках гробов. Так, на крышке одного их трех гробов (среднего, с мужским погребением), помещенных в могильную яму кургана 32, был обнаружен фрагмент лаковой чашечки и фрагмент де-
ревянной дощечки из тополя с отверстиями для добывания огня трением и два сверла (рис. 4, 7-9) [13. С. 222, рис. 51, 1-3]. Орудие для добывания огня и трубчатый предмет были выявлены на перекрытии деревянного настила над могильной ямой Б в кургане 173, в котором, судя по инвентарю, была захоронена женщина [26. С. 215]. И третья аналогичная находка была сделана на настиле, перекрывавшем погребение взрослого и ребенка в могиле X, сооруженной в кургане 11. Размеры дощечки для добывания огня составили 7,5 см в длину и 2,2 см в ширину (рис. 4, 1) [Там же. С. 91, рис. 13, 1].
Еще в одном случае орудие для добывания огня найдено в парциальном захоронении в могиле LII (курган 11). Вместе с двумя
I
0 2 см
I 8
2 см
0 2 см
11
0 2 см
2
1
7
0
Рис. 4. Огневые приборы из погребений Кокэльского могильника: 1 - курган 11, могильная яма X;
2 - курган 11, могильная яма II; 3 - курган 11, могильная яма СП; 4 - курган 11, могильная яма III; 5 - курган 26, могила 13; 6 - курган 26, могила 17; 7-9 - курган 32; 10 - курган 133; 11 - курган 145 (по С. И. Вайнштейну и В. П. Дьяконовой)
кистями рук в погребении находился разнообразный инвентарь, в том числе наконечники стрел и дощечка для добывания огня с четырьмя железными пряжками [25. С. 116, рис. 47]. Дощечка со следами длительного использования и сверло для добывания огня вместе с моделью лука находились и в кенотафе могилы LVШ [Там же. С. 119; 27. Рис. 3]. Последняя находка прибора для добывания огня из кокэльского могильника связана с курганом 133, содержавшим погребение «плохой сохранности» (рис. 4, 10). Судя по останкам моделей оружия, в нем был захоронен мужчина [26. С. 221]
Возможно, близкие по составу наборы могли быть и в таштыкских склепах, где в большом количестве встречаются сгоревшие деревянные резные предметы, форму и назначение которых установить трудно. В материалах раскопок таштыкских памятников встречается краткое упоминание о находке лишь одного деревянного огневого прибора. «Обугленный прибор для добывания огня» был обнаружен среди деревянного инвентаря в склепе № 2 Косогольского могильника в Кемеровской области, но его описание авторами публикации не приводится [15. С. 31].
С учетом всех находок можно говорить
о том, что «хуннский» деревянный огневой прибор мог состоять из нижней дощечки для сверления, верхнего деревянного или рогового упора, сверла и лучка, изготовленного из дерева, рога или кости. Носили его, судя по обнаруженным «кокэльским» моделям, подвешенным к поясу с левой стороны.
Из аналогичного набора состоял и «древнетюркский» огневой прибор, представление о котором также можно составить по находкам из захоронений. Фрагменты деревянного прибора найдены в могиле 5 могильника Кудыргэ. С правой стороны от тела погребенного в сопровождении коня мужчины находилась нижняя сосновая дощечка и березовая накладка-упор, лучок и сверло отсутствовали [16. Табл. XII, 5, 6]. На дощечке просверлено отверстие для подвешивания к поясу, с обеих ее сторон имеются лунки для сверла, разной формы: округлые, иногда глубокие, со следами огня от сверления с одной стороны и ромбические, подготовленные к сверлению - с другой. От углублений отходят желобки, предназначенные для подсыпания горючего вещества, на упоре заметно обуглившееся углубление от лучкового свер-
ла (рис. 5). А. А. Гаврилова высказала предположение, что «кудыргинский прибор» мог применяться в ритуальных целях, поскольку железные кресала были уже известны и встречаются в памятниках катандинского типа [Там же. С. 37].
б
0 2 см
0 2 см
Рис. 5. «Древнетюркский» огневой прибор (могила 5, могильник Кудыргэ) (по А. А. Гавриловой)
Остатки двух приборов обнаружены в Туве в средневековых захоронениях человека с конем. На могильнике Улуг-Бюк II среди погребального инвентаря находился деревянный стержень, напоминающий наконечник от приборов для добывания огня [23. С. 180, рис. IV, 6]. Фрагмент нижней дощечки, вместе с наконечниками стрел, берестяным колчаном, срединной накладкой на лук и рукояткой камчи, был найден в потревоженном погребении человека в сопровождении коня на погребально-поминальном комплексе Мугур-Саргол [22. С. 221-222].
Еще три находки, позволившие провести детальную реконструкцию «древнетюркского» прибора для добывания огня, были зафиксированы С. И. Вайнштейном в погребальных памятниках могильника Кокэль. В кургане 13 на спинной части костяка одного из двух погребенных с человеком коней сохранились остатки деревянного седла - фрагмент задней луки и правая полка с несколькими лунками, образовавшимися в результате использования дерева седла для добывания огня (рис. 6, 2) [11. С. 297, табл. X, 6]. С ними была найдена часть составного деревянного (березового) сверла
для добывания огня и дощечка из хвойного дерева, на которой имелись обожженные лунки. В комплект входила и круглая дощечка с ручкой (в ручке имелось отверстие для подвешивания) и одной лункой, которая служила упором для сверла (рис. 6, 1) [11. Табл. III, 12; IV, 5, 6]. Найден также обломок палочки, по-видимому, лучка, к которому привязывался кожаный ремешок для вращения сверла. В кургане 22 у кисти правой руки погребенного с конем взрослого мужчины также была найдена деревянная дощечка для добывания огня с отверстием для
подвешивания (рис. 6, 4) [Там же. С. 302, табл. V, 13].
Чрезвычайно информативным оказался материал, полученный при раскопках погребения человека в деревянной колоде в сопровождении верхового коня в кургане 23. На спинной части костяка животного частично сохранилось деревянное седло, на котором зафиксирована деревянная дощечка для добывания огня с отверстием для подвешивания и три вставных маленьких деревянных стержня от комбинированного сверла (рис. 6, 6-9) [Там же. С. 302-303, табл. VI, 1, 2]. Вторая
10 см
0
Рис. 6. «Древнетюркские» огневые приборы из погребений могильника Кокэль: 1 - курган 13; 2 - курган 13 (фрагмент седла); 3 - курган 13 (верхняя часть сверла, кость); 4 - курган 22;
5 - деревянная дощечка (курган 23); 6-9 - курган 23 (по С. И. Вайнштейну)
дощечка была обнаружена у черепа человека (рис. 6, 5). У края его левой подвздошной кости найден обломок поясной бляхи и остатки шелкового мешочка. В нем находилась костяная пластинка с отверстиями, роговой гребень, зуб человека и деревянные стержни, вставлявшиеся в «веретено» для добывания огня [11. Табл. VII, 11].
По мнению С. И. Вайнштейна, характерной особенностью «древнетюркского деревянного огневого прибора стало комбинированное сверло, позволявшее менять деревянные стержни. В погребении кургана 13 обнаружена верхняя часть сверла, изготовленная из трубчатой кости животного, а в погребении кургана 23 нижние стержни из мягкого тополевого дерева длиной от 4,3 до 7 см (рис. 6, 3). Не исключено, что вместо них вставлялись металлические сверла-развертки, и тогда лучковое сверло могло использоваться в производственной практике. На нижних дощечках, как и на приборе из могилы 5 на могильнике Кудыргэ, имелись параллельные неглубокие прорезные канавки.
С. И. Вайнштейн предложил графическую реконструкцию «тюркского» прибора
для добывания огня, состоящую из пяти частей: 1) верхняя часть сверла, представленная длинной палочкой, расширяющейся в нижней части, где имелась глубокая выемка;
2) маленький сменный деревянный стерженек, вставлявшийся в верхнюю часть сверла;
3) дощечка, в лунках которой «высверливался» огонь; 4) деревянное или костяное приспособление - упор для прижимания сверла во время работы; 5) лучок с ремешком для вращения сверла (рис. 7). При этом ремешок мог использоваться и без лучка, в таком случае огонь добывали вдвоем. Один человек вращал сверло, а другой его держал. Параллельные прорезные бороздки, отходящие от бокового желобка, предназначены для отвода образующихся при сверлении опилок. Они также были необходимы для закрепления положения сверла до образования лунки. Причем лунку можно было использовать несколько раз, но когда ее размер значительно превышал диаметр стержня, необходимо было делать засверлины в новом месте. Отработанные лунки, начинаясь у желобка на краю дощечки, смыкались между собой и образовывали цепочки вдоль бороздок [Там же. С. 321-322, рис. 38].
Рис. 7. Графическая реконструкция «древнетюркского» огневого прибора, выполненная С. И. Вайнштейном
В комплект прибора для добывания огня входили, по-видимому, и рожки для хранения трута. На археологических памятниках Чуйской долины встречаются как заготовки в виде отрезанной и частично зашлифованной части рога теке, так и готовые изделия, около устья которых проделаны друг против друга дырочки для подвешивания. Особый интерес вызывает рожок из Сукулукс-кого городища. Он сделан из целого рога длиной в 16 см и имитирует фантастическое животное (дракон). Вся его поверхность покрыта «выемчатым» орнаментом, характерным для согдийской керамики. По мнению А. Н. Бернштама, орнамент позволяет датировать поделку согдийским периодом, хотя аналогии этому предмету восходят к скифосарматским сериям [6. С. 125, табл. XLVII, 5; XXXIX, 1].
Не исключено, что использование рожков для хранения трутов имеет очень длительную историю. Обнаруженные в археологических памятниках, они чаще всего интерпретируются как рукояти для ножей или плетей. В то же время подобные рожки можно легко герметизировать и сохранять в них от сырости мелкие вещи, включая и трут. В очаге селища в с. Верхний Кобан на Северном Кавказе, датируемом неолитическим временем, была обнаружена орнаментированная «рукоять», сделанная из рога козы или косули. Широкая часть рога полая и имеет сквозное отверстие для подвешивания. Изделие орнаментировано крупноточечным орнаментом, поверхность хорошо заполирована, верхняя заостренная часть обломана. Вместе с ним в очаге находились зуб медведя, две костяные проколки и фрагменты керамики [35. С. 24, рис. 1, 4]. Стоит отметить, что с изобретением огнестрельного оружия в рожке хранили порох и фитиль, а впоследствии пороховой рожок (натруска) был обязательным элементом снаряжения охотника.
Судя по материалам раскопок погребений, «древнетюркский» деревянный огневой прибор в большей степени был принадлежностью мужского набора, который «тюрки», в отличие от «кокэльцев», носили в мешочках, подвешенных к поясу с правой стороны.
Об этой характерной черте древнетюркского костюма свидетельствуют расположение находок железных огнив с остатками шелковых мешочков в погребениях с конем и изображения на более чем 50 каменных изваяниях
с территории Горного Алтая, проанализированных В. Д. Кубаревым [32. С. 527, табл. LI; 36. С. 43-44, рис. 9]. В техническом отношении конструкция «древнетюркского» прибора близка к хуннскому и представляет собой эволюционное развитие более простого «скифского» прибора.
На протяжении всей второй половины
I тыс. н. э. трение и высекание огня в равной степени сосуществовали, но в дальнейшем, так же как и в Европе, второй из этих способов стал преобладающим в жизни народов Сибири и Центральной Азии, постепенно вытеснив деревянные огневые приборы в область культовой практики. В этой связи интерес представляет набор предметов из Западного Забайкалья. В могиле 19 на могильнике VI, входившем в Тапхарский комплекс, было обнаружено не потревоженное мужское захоронение. Около левой руки погребенного, «чуть ниже кисти», был обнаружен железный нож с сохранившимися остатками деревянной рукоятки. Ниже его у головки левой бедренной ноги находилась прямоугольная пластинка из рога с двумя прорезными отверстиями на концах и циркульным орнаментом на одной из плоско с-тей, а рядом с ножом сломанный пополам роговой изогнутый стержень с продолговатым отверстием на одном конце (рис. 8, 1-3). По мнению Е. А. Хамзиной, по форме он напоминает крупную изогнутую иглу с обломанным острием. Рядом с ним лежало изделие из рога косули со срезанными отростками; на его нижнем конце прослеживается небольшое углубление с двумя поперечными отверстиями, а в центре - крупная железная клепка [54. С. 58, табл. V, 1, 8, 7]. Анализируя материалы могильника, Е. А. Хамзина обнаружила в нем черты, характерные для алтайских могил кудыргинско-го типа позднего периода и сочла возможность датировать памятник X-XII вв. В то же время назначение предметного комплекса из могилы 19 осталось не выясненным [Там же. С. 115, 121]. На наш взгляд, он имеет все признаки огневого прибора (циркульный орнамент на пластинке, упор, фрагмент лучка), который по «хуннской» традиции носили подвешенным к поясу с левой стороны. Если говорить о его функциональности, то необходимо допустить, что деревянная дощечка для добывания огня и сверло могли не сохраниться. В противном случае речь может идти
лишь о символической роли огневого прибора в погребении. В пользу последнего предположения свидетельствуют преднамеренное помещение в могилу сломанного лучка и символическая «замена» деревянной дощечки на роговую пластину.
В то же время, о существовании деревянных огневых приборов у монголо-язычных кочевников, обитавших в конце I - начале
II тыс. н. э. в восточной части Центральной Азии, свидетельствуют материалы раскопок коллективного погребения в кургане 3 на могильнике Цогт-Хиргист-Хоолой в Гобийском Алтае. При скелете 3 были обнару-
жены остатки волос, вероятно, косы, оплетенных спирально накрученным кожаным ремешком, бусины, четыре бронзовых браслета и деревянная пластинка с коническими углублениями - планка для добывания огня (рис. 8, 4). По мнению авторов публикации, в Гобийском Алтае этническая группа, оставившая этот памятник, могла оказаться, будучи вовлеченной в западный поход остатков киданьского войска под предводительством Елюй Даши в начале XII в. [58. С. 175, 176, рис. 2, 5].
Со второй половины I тыс. н. э. в Сибири и Центральной Азии наряду с деревянны-
© © © О-
0ОФ
ООО
о © о о^о © ©©
3 см
4 см
3
Рис. 8. Находки из могилы 19 (могильник VI, Тапхарский комплекс) и кургана 3 (могильник Цорт-Хиргис-Хоолой): 1 - верхняя накладка; 2 - орнаментированная пластинка;
3 - фрагмент лучка (1-3 - по Е. А. Хамзиной); 4 - планка для добывания огня (по Ю. С. Худякову и Д. Цэвээндоржу)
3
2
0
о
ми приборами появляются железные огнива и кремни, а с ними и мода на сумочки-огнива, с богато украшенными массивными пластинами-оправами и нижним краем-ударни-ком. Дольше всех традиция добывать огонь с помощью трения сохранилась у амурских народов Дальнего Востока и у палеоазиатов на крайнем Северо-Востоке Евразии, где вплоть до недавнего времени она отмечалась этнографами в среде оленеводов [55]. Возможно, железное огниво вошло в быт этих народов достаточно поздно. Так, у чукчей существовали представления о том, что русские произошли из огнива, что, вероятно, ассоциировалось с их огнестрельным оружием [42. С. 23].
По сведениям этнографов, в каждой чукотской яранге имелось несколько деревянных приборов, иногда от 2 до 6. Чаще всего огнивные доски были сделаны грубо, в тех случаях, когда они изготавливались в виде фигуры человека, вырезались только голова и плечи, иногда ноги. Черточками или углублениями передавались глаза, нос и рот. На «туловище» небольшими вырезами обозначались лунки для сверления. В редких случаях огнивную доску заменяла рукоять деревянного скребка [37. С. 271-272, 275]. В 1963 г. Н. Н. Диковым на побережье Чукотского моря был найден прибор, изготовленный из тополя, в виде бруска, имеющего антропоморфный облик. Верхняя часть туловища оформлена в виде овальной «головы», которая переходит в перемычку-шею и «туловище», удлиненной, зауженной к нижнему концу формы; черты лица, руки и ноги не обозначены. На «туловище» имеется
15 круглых лунок, расположенных в три продольных ряда. В 1972 г. на месте покинутого стойбища был найден еще один аналогичный прибор. По форме и размерам он близок к предыдущему, но изготовлен из березы. Удлиненный брусок оформлен двумя боковыми выемками у верхнего конца, обозначающими плечики, шею и овальную голову. Черты лица лишь слегка намечены, двумя круглыми точечными ямками обозначены глаза, а прямым коротким желобком - рот. На туловище прибора расположены два продольных ряда углублений, по четыре в каждом, со следами обугленности [55. С. 541]. По наблюдениям И. С. Гурвича, первое добывание огня на новой доске производилось в лунке возле головы, а затем они делались
ниже. Огонь добывали только с лицевой стороны прибора, из старых лунок было запрещено это делать [21. С. 101]. С наступлением отела оленей «шею» огнивной доски обвязывали сухожилием, изображающим аркан для ловли оленей. Он не снимался вплоть до осени и лишь на втором осеннем празднике убоя оленей сжигался на костре. Иногда к прибору привязывали маленькое костяное кольцо, имитирующее кольцо на пастушеском аркане [7. С. 56-57].
Существовало несколько различных способов обращения с прибором для добывания огня. Так, у эскимосов, в случае его получения одним человеком, лежавшую на земле дощечку приходилось придерживать левой рукой, а правой двигать лучок, тетива которого охватывала сверло. Сверху сверло в таких случаях прижималось палочкой или костяным упором, на которую человек давил зубами или подбородком. При получении огня вдвоем один человек удерживал руками лежавшую на земле дощечку и накладку сверла, а другой вращал сверло с помощью охватывающего его ремешка или веревки, на концах которой привязывались деревянные или костяные палочки [11. С. 323]. Чукчи, добывая огонь в одиночку, пользовались сверлом с лучком, причем дощечка удерживалась на земле ногой, верхний конец костяной пластинки держали левой рукой, а лучок вращали правой [37. С. 271-272].
Данных об использовании полеоазиата-ми деревянных огневых приборов в погребальной обрядности нет. Известно лишь, что в современном похоронном обряде коряков к ремню или поясу умершего пришивали мешочек со спичками, заменявшими собой деревянный огневой прибор, возможно, входивший в прошлом в набор погребального инвентаря [30. С. 130]. Погребальный костер они также поджигают спичками с нескольких сторон [56. С. 270]. Вместе с тем этнографически зафиксировано, что и нивхи при похоронах в гроб умершим клали коробок спичек, предварительно переломав их [45]. Совсем не так давно они при сожжении умерших поджигали помост «со всех сторон», «раздобыв священный огонь посредством трения» [60. С. 77].
По данным лингвистики, еще до ура-ло-алтайцев Сибирь населяли отдаленные предки чукчей и коряков, имевших ряд общих типологических связей с енисейскими
народами, а антропологические исследования свидетельствуют о наличии у палеоазиатов примеси байкальского типа [24. С 31; 14. С. 117]. Согласно принятой еще во второй половине XIX в. гипотезе Л. И. Шренка, их предки были оттеснены на северо-восток продвижением с юга тунгусо-маньчжуров и тюрок [30. С. 5]. Это не могло не привести к изоляции и ослаблению связей с народами таежной и степной зон Сибири и Дальнего Востока, а вместе с этим и к консервации культурных традиций, среди которых к числу наиболее архаичных можно отнести ведущую роль женщины в ритуалах, связанных с использованием огнивных досок. Чаще всего это происходило во время праздников и обрядов, связанных с осенним и зимним забоем животных. Во время их проведения «новый огонь» добывали с помощью деревянного огнива и кормили его свежим мясом забитых животных. Забота об огне и огнив-ных досках входила в обязанности женщин, что обеспечивало благополучие оленьих стад. Не случайно оленные чукчи называли женщину «хранителем очага». Хозяйки «угощая», огнивную доску, смазывали ее «лицо» костным мозгом, жиром и кровью оленей, поили водой из чашки [37. С. 289, 326; 30. С. 128]. Зимой, после зимнего солнцестояния, коряки-оленеводы устраивали праздник «Возвращения солнца», накануне которого обязательно кочевали на новое место, а утром женщины разводили костер с помощью деревянного прибора [30. С. 128].
Особенностью «палеоазиатского» деревянного прибора, отличающей его от приборов степных скотоводческих народов, является форма, схематично передающая человеческую фигуру. В корякском и чукотском языке известно около десяти его наименований, в основе которых лежат такие собирательные слова, как «зверь» и «отец». Одно из названий огнивной доски - «каа-мэлгыммэл», означает «олени» и «огнив-ная доска», что отражает более позднее переосмысление этого сакрального предмета. Оленеводы рассматривали огнивные доски как помощников человека, пасущего и охраняющего стада [7. С. 56-58]. В то же время у коряков сохранилось, возможно, наиболее архаичное название огнив-ной доски - «огонь-женщина» [28. С. 422]. На наш взгляд, характерная для культуры палеоазиатов «ответственность» женщи-
ны за поддержание и сохранение ритуального огня и огневого прибора относится к пережиточным явлениям, свойственным самым ранним этапам человеческой истории. Особенно много подтверждений того, что деревянное огниво первоначально входило в женский вещный мир, можно обнаружить в мифах и преданиях аборигенов Австралии, сохранивших к моменту появления на этом континенте европейцев систему мировоззрения людей синполитейного палеолита [43. С. 40-51]. Стоит подчеркнуть и то, что на огнивной доске палеоазиатов лунки располагались лишь на одной, «лицевой» стороне, что, вероятнее всего, связано с ее семантикой.
В традиционном мировоззрении народов Сибири и Центральной Азии деревянный огневой прибор обладает чрезвычайно высоким семиотическим статусом. Анализ его семантической нагрузки и сакрального смысла выходит за рамки данной статьи. Стоит лишь отметить, что кремень и железное огниво, сменив в повседневной жизни деревянный прибор и вытеснив его в сферу ритуалов и обрядов, восприняли его многообразную смысловую символику.
Список литературы
1. Алексеев В. П. Становление человечества. М., 1984.
2. Андреев И. Л. Происхождение человека и общества. М., 1982.
3. Анучин Д. Открытие огня и способы его добывания. М., 1922.
4. Асеев И. В. Прибайкалье в средние века. Новосибирск, 1980.
5. Бернштам А. Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая // МИА. М.; Л., 1952. № 26.
6. Бернштам А. Н. Труды Семиреченской археологической экспедиции «Чуйская долина» // МИА. М.; Л., 1950. № 14.
7. Богораз В. Г. Чукчи. Л., 1939. Ч. 2: Религия.
8. Боковенко Н. А., Красниенко С. В. Могильник Медведка II // Памятники археологии в районах мелиорации Южной Сибири. Л., 1988.
9. Борисковский П. И. Древнейшее прошлое человечества. М., 1980.
10. Борисковский П. И. Освоение огня // КСИИМК. 1940. Т. 6.
11. Вайнштейн С. И. Памятники второй половины I тысячелетия в Западной Туве // Тр. ТКАЭЭ. М.; Л., 1966. Т. 2.
12. Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль в 1962 году // Тр. ТКАЭЭ. М.; Л., 1970. Т. 3.
13. Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль конца I тысячелетия до н. э. - первых веков нашей эры // Тр. ТКАЭЭ. М.; Л., 1966. Т. 2.
14. Васильевский Р. С. Периодизация древнекорякской культуры и проблема этногенеза северо-восточных палеоазиатов // Материалы конференции «Этногенез народов Северной Азии». Новосибирск, 1969.
15. Власов В. В., Иванчук В. В. Новые материалы северной периферии таштыкской культуры // Материалы по археологии и этнографии Сибири и дальнего Востока. Абакан, 1993.
16. Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.; Л., 1965.
17. Грач А. Д. Древние кочевники в центре Азии. М., 1966.
18. Грач А. Д. Новое о добывании огня, происхождение и семантика циркульного орнамента // КСИА. 1966. Вып. 107.
19. Грязнов М. П. Аржан. Царский курган скифского времени. Л., 1980.
20. Грязнов М. П., Маннай-оол М. Х. Курган Аржан - могила царя раннескифского времени // УЗТНИИЯЛИ. Кызыл, 1974. Вып. 16.
21 . Гурвич И. С. Новые материалы о традиционной культуре чукчей // СЭ. 1979. № 2.
22. Длужневская Г. В. Исследование погребальных памятников в Саянском каньоне Енисея // АО 1978 г. М., 1979.
23. Длужневская Г. В. Комплекс древнетюркского времени на могильнике Улуг-Бюк II // Памятники древнетюркской культуры в Саяно-Алтае и Центральной Азии. Новосибирск, 2000.
24. Дульзон А. П. О древних связях енисейских народов с чукотско-камчатскими по данным языка // Материалы конференции «Этногенез народов Северной Азии». Новосибирск, 1969.
25. Дьяконова В. П. Археологические раскопки на могильнике Кокэль в 1966 г. // Тр. ТКАЭЭ. М.; Л., 1970. Т. 3.
26. Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища на могильнике Кокэль // Тр. ТКАЭЭ. М.; Л., 1970. Т. 3.
27. Дьяконова В. П. Заметки к погребальному обряду «кокэльцев» // Евразия сквозь века. СПб., 2001.
28. Ефименко П. П. Первобытное общество. Л., 1938.
29. Зинченко В. П. Страсть стать человеком // Родитель. гц. //parent.fio.ru/
30. История и культура коряков. СПб., 1993.
31. История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогене-за. М., 1983.
32. Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951.
33. Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка. М., 1977.
34. Коновалов П. Б. О погребальном обряде хунну // Этнографический сборник. Улан-Удэ, 1974.
35. Крупнов Е. И. Материалы по археологии Северной Осетии докабанского периода (опыт периодизации памятников эпохи энеолита и бронзы) // МИА. М.; Л., 1951. № 23: Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа.
36. Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск, 1984.
37. Кузнецова В. Г. Материалы по праздникам и обрядам амгуэмских чукчей // Сибирский этнографический сборник. М.; Л., 1957. Т. 35.
38. Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М., 1960.
39. Ламберт Д. Доисторический человек. Кембриджский путеводитель. Л., 1991.
40. Максимов С. В. Крестная сила, Нечистая сила, Неведомая сила: Трилогия. Кемерово, 1991.
41 . Массачусетские архимеды сожгли триеру римлян светом Солнца // '^^№. membrana.ru/articles/global/
42. Мелетинский Е. М. Палеоазиатский мифологический эпос. М., 1979.
43. Митько О. А. Кремация и ритуальное использование огня в ранних преднамеренных погребениях // Вестн. Новосиб. гос. унта. 2005. Серия: История, филология. Т. 4, вып. 5.
44. Огонь и человек дружат 800 тысяч лет // www.sati/aгchaeology.nsc.гu/sibiгica/news
45. Орлова Е. П. Религиозные пережитки у нивхов (гиляков), сохранившиеся в обря-
дах погребения // Этнография народов СССР. Л., 1971.
46. Поршнев Б. Ф. Новые данные о высекании огня // КСИЭ. М., 1955. Вып. 23.
47. Поршнев Б. Ф. О древнейшем способе получения огня // СЭ. 1955. № 1.
48. Руденко С. И. Культура хуннов и нои-нулинские курганы. М.; Л., 1962.
49. Семенов С. А. Очерк развития материальной культуры и хозяйства палеолита // У истоков человечества (основные проблемы антропогенеза). М., 1964.
50. Семенов С. А. Развитие техники в каменном веке. Л., 1968.
51. Сериков Ю. Б. К вопросу о высекании огня в древности // XIII Уральское археологическое совещание. Уфа, 1996. Ч. 1.
52. Сериков Ю. Б. Каменные орудия для добывания огня // Северный археологический конгресс. Екатеринбург, 2002.
53. Сериков Ю. Б. К вопросу об орудиях для высекания огня // Петербургская трасологическая школа и изучение древних культур Евразии: в честь юбилея Г. Ф. Коробковой. СПб., 2003.
54. Хамзина Е. А. Археологические памятники западного Забайкалья (поздние кочевники). Улан-Удэ, 1970.
55. ХаховскаяЛ. Н. Огнивные доски северо-восточных палеоазиатов // Культурология и история древних и современных обществ Сибири и Дальнего Востока. Омск, 2002.
56. Хаховская Л. Н., Курэбито М. Современный похоронный обряд коряков //
II Диковские чтения: Материалы науч.-практ. конф., посв. 70-летию Дальстроя. Магадан, 2002.
57. Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа. Л., 1969.
58. Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Средневековое впускное коллективное захоронение из могильника Цогт-Хиргист-Хоолой в Гобийском Алтае // Древности Алтая. Изв. лаборатории археологии. Горно-Алтайск, 1999. № 4.
59. Штаерман Е. М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987.
60. Штернберг Л. Я. Гиляки. М., 1905.
61. Koch E. Fire // home3/inet.tele.dk/ evakoch/ild-uk.htm
62. Kuhn A. Mythologische Studien. Gutersloh, 1886. Bd. 1.
Материал поступил в редколлегию 15.11.2006
