CC BY
77
Анна Кушкова
Деревенские прозвища: к вопросу о характере, бытовании и социальных функциях
(по полевым материалам Белозерского р-на Вологодской области)
Анна Николаевна Кушкова
Европейский университет в Санкт-Петербурге [email protected]
Тема прозвищ возникла в нашей работе в связи с изучением деревенских конфликтов и различных способов их «внутреннего» регулирования (сплетен, обычно-правовых видов наказаний и под.) в относительно закрытом и компактном локальном сообществе деревни. Как мы постараемся показать в данной работе, индивидуальные прозвища могут иметь самое непосредственное отношение к конфликтам, а также к тем коммуникативным процессам, благодаря которым они сохраняются и актуализируются в «повседневной памяти» членов сообщества.
Материал для данной работы собирался в течение нескольких полевых сезонов (с 1998 по 2006 г.) в Шольском сельсовете Белозерского района Вологодской области — кусте из семи деревень, компактно расположенных по берегам р. Шолы и образующих достаточно замкнутую область проживания. Расстояние до ближайшего города (Белозерска) около 100 км. В 1960—1980 гг. в Шоле насчитывалось около пяти тысяч жителей, т.е. чуть менее того количества, при котором она могла бы стать поселком городского типа. В 1959 г. район, центром
которого была Шола, был упразднен, после чего она стала постепенно превращаться в деревню; колхоз и леспромхоз, обеспечивавшие жителей работой, все более приходили в упадок. Сейчас общее количество жителей Шолы — около 2300 человек, среди которых преобладают женщины пожилого возраста.
Как известно, прозвищные тексты — «явление многожанровое и кроссжанровое. [Они] являются подтипами многих жанров фольклора: от песен и частушек до преданий и анекдотов» [Дранникова 2000]. Прозвища в данной работе будут интересовать нас не с точки зрения пространства прозвищного фольклора вообще или привязки прозвищных текстов к определенным ритуальным ситуациям, или же в том смысле, в каком они отражают границы этнографических и географических групп. Наш выбор именно индивидуальных прозвищ обусловлен двумя основными соображениями. Во-первых, в рассматриваемой нами локальной традиции индивидуальные прозвища (в основном однословные или краткие прозвищные словосочетания) — это единственный в наибольшей степени сохранившийся фрагмент прозвищного континуума. Во-вторых, нам хотелось сделать акцент на той роли, которую играют прозвища в ежедневных ситуациях общения жителей деревни, в частности, как средство «политики деревенской репутации».
В начале работы мы кратко перечислим те элементы этого континуума, которые сейчас представлены лишь небольшим количеством примеров, — в первую очередь, чтобы показать, что индивидуальные прозвища, несомненно, представляют собой один из фрагментов гипотетически более развитой в прошлом системы прозвищных текстов. Во второй части работы мы непосредственно перейдем к рассмотрению некоторых особенностей природы и функционирования индивидуальных
прозвищ.
* * *
Итак, за все годы полевой работы было записано очень небольшое количество коллективных прозвищ жителей окрестных деревенских сообществ (так называемых катойконимов, см. [Дранникова 2000]).
1) «Кяндские налетушки»: Я вот знаю, что тех, кто с Кянды, так зовут всех «налетушками»... Кяндская налетушка. Кян-да. Есть такая [А почему «налетушка»?] А я не знаю. Налетушки — это, знаете, вот такие пирожки вот с картошкой. Калитки... их еще зовут калитки — там всякие... всякое... [Может, они их там пекли?] Наверно, я не знаю даже — но слы-
шала я вот такое выражение: «Кяндские налетушки» [смеется]. [То есть, любого с Кянды можно было так назвать?] Да-да-да. Ой, ты, кяндская налетушка! [Ве^ег_04. РБ-7. МНС]; также [Ве^ег_04. РБ-8. КСВ]1;
2) «Сотозерские творожники» (так называли парней с Сот-озера; без объяснения) [Там же];
3) «Дробинники» — о жителях села Городищ. Пива варили много, мололи на жерновах. Кроме того, они были плясуны, здорово дробили [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]; также [Ве1о2ег_01. РБ-10. КНА]; вариант: «Городищские дробильники» [Ве1о2ег_ 03. РБ-1.10. ВАН];
4) «Ершоеды» — о жителях Белозерска, «Белозерах». Получили такое прозвище не столько за приписываемые им пищевые предпочтения, сколько за то, что обменивали рыбу на различные товары [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП].
Видимо, на появление подобных коллективных прозвищ в свое время оказало влияние т.н. «затопление», когда при строительстве Беломоро-Балтийского канала часть деревень области была уничтожена, а население перемещено; к Шоле тогда были пристроены 1-й, 2-й и 3-й «поселки», которые, кроме цифрового обозначения, так и не получили никакого другого названия. Людям обещали здесь «временное» жительство, в связи с чем и они сами, и «местные» воспринимали их статус как промежуточный (понятно, что они и их дети живут там до сих пор). Для «старожилов» эти люди, по крайней мере первое время, были «чужими»2, в результате жанр коллективных прозвищ жителей других деревень как бы частично переместился внутрь собственной деревни: [А вот у пожилых людей есть какие-нибудь прозвища?.. Может, вот по тому месту, откуда они приехали?] Инф.: А вот эти, вот, например, были, бабушка-то, всех их... как бы звали, что... как бы там кто приехал со слободы-то, вот, поселение, и они как бы все были слободские <...> Здесь же поселок... [Ве^ег_04. РБ-6. МНС].
1 В ссылках на полевые материалы указываются: район записи, год записи (последние две цифры), номер полевой фонограммы (РР) и инициалы информанта. Более полная атрибуция материалов, включающая дату и место записи, а также год рождения информанта и фамилию собирателя, приводится в конце статьи. Лишь в нескольких случаях самых ранних записей указывается только дата и инициалы информанта.
2 Ср.: Инф.2: Ну, сколько там их переехало семей... много! Инф.1: С слободки, там этот... Шольский завод был... вот здесь же всё они... по затоплению <...> [То есть, все поселки — это как бы всё уже приехавшие, да?] Инф.1: Да, это здесь не это... не корен... коренные там, а мы здесь такие всякие с бору по сосенке. Инф.2: Тут дома-то такие как бы временные строились, что как бы... люди... должны как бы передвигаться, а тут... как осели, так и осели. Потому что там были такие ужасные... как бараки такие построены. Всё из картона [Ве1о7ег_ 04. РР-6. МНС].
Всего двумя текстами представлены в нашем собрании коллективные прозвища жителей других мест, по форме представляющие собой частушки:
1) Городищшские дробинники/Народ мастеровой/Зарабатывают деньги / На соломе яровой [Belozer_03. PF-1.13. БЛП]; и
2) Вологодские девчоночки / Малы да удалы. /До полуночи гуляют, /Не сломают головы [Belozer_03. PF-1.12. ВАД].
К тому же типу «экзонимов», т.е. к текстам, относящимся к жителям других мест1, можно причислить и прозвище «Питерцы», данное семейной паре из села Верховья, которая в свое время приехала сюда из Ленинграда (например: [Belozer_03. PF-1.14. ФЕИ]).
За исключением, пожалуй, последнего, все вышеперечисленные тексты известны сейчас лишь небольшому количеству пожилых (и наиболее «фольклорно настроенных») информантов и в реальном общении едва ли употребляются — ведь, скажем, в Городищах, некогда большом кусте деревень, расположенном в 20 км от Шолы, теперь остались лишь считанные пожилые жители.
В определенном смысле промежуточным между коллективными и индивидуальными прозвищными текстами были так называемые «уставления», то есть рифмованные речевые или песенные формулы, в которых по прозвищам «перебирались» или «перепевались» односельчане:
Вот помню, соберутся. Начнут у нас. Вот начинает один дурачок: «В деревне... У этой-то бабки есть веревка, / А там живет Маруся-воровка. У Маруси есть колтун / Там живет...» — такое-то слово, что этот Вася такой-то — с ма-тюком. И дальше пошел: «Эта такая-то, да такой-то», — пошел. И вот эта вся деревня на устах, а еще без прозвища почти никто не жил. У каждого было прозвище [Belozer_98. БЛП];
или:
Помнишь, тогда по деревням даже домам давали прозвища? Скажут: «С краю по порядку живет такая-то», потом дальше, дальше — вот у нас в Горском каждому дому было вот такое <...> Как-то даже не прозвище, а вот такое... стихотворное. вот такое было сочи... сочинено вот. <...> А у нас было в Горском. Начиная вот, с Кузьминых — помните вы их или нет?.. Вот с этого дома, и по порядку — и... «с краю,
Более подробно о противопоставлении экзонимов и эндонимов см. [Дранникова 2000].
с краю...» — знаю, что запомнила вот это... «с краю, с краю, по порядку, живет... там вот...» Забыла уже я, столько лет прошло [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. ВАД]; также [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП; Ве1о2ег_03. РБ-1.14. РВ, ЛВ].
С одной стороны, в таких текстах проговаривались индивидуальные прозвища каждого из «уставляемых», а с другой, в силу своеобразного кумулятивного эффекта, создавалось собирательное «лицо» всей деревни (ср.: Вся деревня была «уложена» [Ве1о2ег_03. РБ-1.8А. БЛП]). И хотя при этом комментарию могли подвергаться не обязательно лишь недостатки односельчан (ср.: «Висит картина — боец, а Ваньку Федорова зовут борец», — хорошо борется [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]), информанты вспоминают о таких «перепевах» как о своеобразных деревенских вечер[ах] юмора [Там же]. Относительно того, кто занимался подобными «уставлениями», первенство было отдано скорее женщинам. На этот вопрос были даны следующие ответы: 1) старушки (уставляли, решали, кому дать какое прозвище) [Ве^ег_03. РБ-1.5. ТНИ]; 2) просто женщины (они садились отдохнуть и начинали «уставлять». Мужчины работали на поле, на это время не было) [Ве1о2ег_03. РБ-1.5. ТНИ]; один раз были упомянуты 3) компании насмешников — молодые парни, играли в карты и сочиняли [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]; и один раз 4) молодежь [Ве1о2ег_03. РБ-1.14. ЛВ]. В остальных случаях употреблялось неопределенно-личное: соберутся, садятся... [Ве1о2ег_03. РБ-1.8А. БЛП]. Возможно, что женщин в первую очередь «записывают» в «уставщицы» по ассоциации женщины со сплетней1.
В одном случае информанты вспомнили, что тексты «уставле-ний» могли использоваться людьми и про самих себя — так, один человек, живший в Городищах, говаривал: Я живу в деревне Ново [или: Наша деревня Ново] /Первая изба моя, Ивана Цыганова [Ве^ег_03. РБ-3.6. ПАЕ, ТЗА].
Несколько слов о семантике глагола «уставлять». Согласно В.И. Далю, этот глагол имеет следующие значения: а) «наполнить место, ставя что, или расставить вещи в порядке, в должном числе, разместить»; б) «постановить, либо определить, назначить, дать правило, закон, порядок, учредить, узаконить» [Даль 1998, IV: 1077—1078]. Как выражение коллективного суж-
Ср.: «Если бы вы захотели спросить о каком-нибудь обычае, или узнать мнение о каком-нибудь предмете из бытовой жизни, то спросите женщину и она вам обстоятельно расскажет: как, что и почему; спросите мужчину о том же самом предмете — он вам не скажет ничего положительного. Он вам наговорит с три короба, но дела не скажет; потому что он сам его плохо знает и понимает. Чаще от него вы выслушаете такой ответ: спроси бабу — это ихнее дело, они у нас уставщицы. И, действительно, мужчине здесь некогда заниматься подобными вопросами (вопросами бытовой жизни)» [РГАЛИ. Ф. 586. Оп. 2. Ед. хр. 3. Л. 13-13 об.].
дения о каждом жителе села, так и последовательность «опева-ния» каждого деревенского дома, при которой происходит своеобразное внутридеревенское маркирование территории, в полной мере отвечают данной семантике. Хотелось бы, кроме того, обратить внимание на приводимое в словаре вологодское значение данного глагола: [уставить] — «кого, сев. одеть, убрать, нарядить. Кто уставлял вашу невесту? вологодск.»; «Невестауставно одета, нарядно, вологодск.» — не исключено, что в рассматриваемой традиции у данного глагола мог сохраниться оттенок значения «разукрасить», «приукрасить»; ср.: [во время «уставлений»] Со смеху катаемся, сулему всякую расписываем [Belozer_03. PF-1.8А. БЛП]. В этом случае напрашиваются определенные ассоциации с процессом циркуляции сплетни, когда ее содержание «творчески развивается» по мере пересказа одним человеком другому, чем, в частности, объясняется устойчивое отношение к сплетням как ко «лжи», «клевете». Особенно очевидным это сходство будет, видимо, в тех случаях, когда таким образом будут «преувеличиваться» те или иные негативные черты характера «опеваемого».
На основе собранных интервью складывается впечатление, что традиция «уставлений» была сильнее всего развита в Городищах — теперь уже исчезнувшей группе из одиннадцати деревень; выходцы отсюда до сих пор с точностью воспроизводят их названия и последовательность (например: [Belozer_06. PF-10. КЛФ; Belozer_04. PF-11. ГНИ; Belozer_03. PF-1.10. ВАН] и др.). Несколько забегая вперед, можно сказать, что и больше всего однословных индивидуальных прозвищ было записано о и от бывших жителей Городищ, причем часто с довольно обширным мотивирующим контекстом (например: [Ве^ег_03. 1.14. КЛЛ; Belozer_03. PF-1.4. ПЕФ; Belozer_03. PF-3.9. БЛА] и др.). Рассказ об «уставлениях» в самой Шоле был записан лишь от одного человека [Ве^ег_03. PF-1.13. БЛП]. Насколько такая статистика отражает реальное положение вещей, судить трудно, однако можно высказать предположение, возможно, объясняющее большую распространенность практики «уставления» в Городищах. На наш взгляд, здесь могут быть важны два фактора — структурный и количественный.
Во-первых, в Городищах не было своза «чужого» населения «по затоплению», т.е. структура входящих сюда деревень не испытывала каких-либо значительных искусственных потрясений, была более устоявшейся и в этом смысле более замкнутой. «Повседневная память» жителей Городищ, да и само понятие «местной идентичности», принадлежности локальному сообществу, должны были быть здесь иными, чем в «свезенной с бору по сосенке» Шоле.
Во-вторых, определенную роль должен был, видимо, играть и количественный фактор: если, как мы говорили выше, население Шолы в конце 1950-х гг. приближалось к 5000, то Городищи были значительно меньше — по оценке бывших жителей, чуть более тысячи человек во всех одиннадцати деревнях [Belozer_06. PF-10. КЛФ].
Количественный фактор нередко комментируется в работах, описывающих функционирование прозвищ. Так, в работе, посвященной коммуникативному анализу прозвищ в небольшой крестьянской общине на западе Испании, автор пытается установить нижний и верхний количественные пороги, в пределах которых создаются идеальные условия для функционирования прозвищ. Для деревень с незначительным населением, где большинство жителей связаны друг с другом узами родства, прозвища не имеют шансов на существование — в частности, в силу запрета произносить прозвища в присутствии родственников называемого. Нижним порогом автор считает 500 человек, а верхним, выше которого количество людей исключает наличие общего контекста местного знания и единства общественной оценки — 5—6 тысяч [Brandes 1975: 144— 147]. В нашем случае Городище как раз попадает в эти количественные рамки, в то время как Шола в целом, видимо, уже нет.
Как бы то ни было, даже если вывод о большей распространенности практики прозвищного «уставления» проистекает от неполноты наших материалов, в настоящее время этой практики уже нигде нет. Чем это можно объяснить? Видимо, главным условием бытования традиции «уставления» является полнота социальной структуры деревни, причем не только количественная, но и качественная (гендерная, возрастная, профессиональная), которая обеспечивала бы разнообразные коммуникативные типы взаимоотношений между членами местного сообщества. В настоящее время это условие едва ли выполнимо даже в деревнях, которые, в отличие от Городищ, можно назвать «живыми»: Тут еще теперь народу-то никого не оста-лося. Деревня-то была сплошная [Belozer_98. БЛП]. Если раньше у всех домохозяев были прозвища [Belozer_03. PF-1.4. ПЕФ], то сейчас исчезают эти самые «домохозяева» и их «хозяйства», которые в еще не столь отдаленном прошлом обеспечивали функционирование сообщества в его более «традиционном» варианте. Количественное сокращение и качественная гомогенизация социальной структуры приводят к распадению как внешних, так и внутридеревенских связей, и, на наш взгляд, именно этим объясняется снижение роли прозвищной номенклатуры как механизма референции, различения, оценки и социального контроля. При этом мы имеем в виду именно сис-
темность этой номенклатуры, т.е. существование в ней разнообразных по жанру и структуре прозвищных текстов. Несомненно, некоторые фрагменты прозвищного континуума продолжают сохраняться, если не в коммуникативных практиках, то, по крайней мере, в коллективной и/или индивидуальной памяти, однако они становятся изолированными, теряя системное противопоставление другим элементам прозвищно-го континуума.
Сказанное имеет отношение и к системе однословных индивидуальных прозвищ и кратких прозвищных словосочетаний, составляющих абсолютное большинство в записанных нами ин-тервью1. К ним мы и переходим далее.
Стандартной реакцией многих информантов на вопрос о том, были ли в их деревне какие-либо прозвища, является утверждение, что раньше прозвища были у всех (ср.: Без прозвища почти никто не жил. У каждого было прозвище [Ве^ег_98. БЛП] — в отличие от теперешнего времени [Ве1о2ег_01. РБ-10. КНА; Ве1о2ег_03. РБ-3.2. КСВ]). Однако при непосредственно следующей за этим просьбе вспомнить хотя бы десяток обнаруживается некоторый парадокс: как правило, воспроизводится не более двух-трех, «остальные» же оказываются «забытыми»: [из письма информантки собирателю] А деревенские прозвища бытовали вовсю, их было так много всяких и разных в каждой деревне. Я помню их мало и назову немного [Ве1о2ег_ 03. ПДА]. Образование прозвищ также относится информантами ко времени, лежащему вне их индивидуального опыта, так было «до нас»: Всем какое-то было прозвище <...> Так было раньше, в наше время уже не было. Всяко осмеивали друг друга [Ве1о2ег_03. РБ-1.5. ТНИ].
Представление о том, что «раньше» все «обязательно» имели то или иное прозвище, вписывается в универсальную оппозицию «раньше — теперь». Как правило, противопоставление прошлого и настоящего имеет четко аксиологический характер, комплексно ассоциируясь у информантов с воспоминаниями о «хорошей» и «плохой» жизни (чаще всего, с «прошлым» ассоциируются отсутствие воровства, дружная жизнь, совместное
Было зафиксировано лишь два исключения — насмешливые песни, по характеру напоминающие корильные. Первая была сочинена и исполнялась, по утверждению информантки, исключительно автором — женой, избившей любовницу мужа: На Ивановском на озере/ Качается паром /За Егорка чифилистную/ Наскребали ведром [Ве1.о7ег_03. РР-1.4. ПЕФ] («чифилистная» — от слова «сифилис»). Вторая, как нам сообщили, была сложена некими деревенскими «парнями» об односельчанке, которая волочилась с человеком по прозвищу «Кыш» — однако когда и с какой целью она исполнялась, осталось неясным: По деревне напролет/Кыш летит, как самолет. / Ирина в беленьких ботиночках / Херакает вперед [ВеЫег_03. РР-1.12. ВАД].
празднование праздников и т.д., а «настоящее» представляется как время, в котором отсутствует взаимопомощь, продукты дорогие, люди спиваются, деревня вымирает и т.д.; более подробно об этом см.: [Баранова 2000: 69]). Однако в нашем случае остается не вполне понятным, какую роль здесь играет декларируемая «всеохватность» прозвищной номенклатуры. Иными словами — «хорошо» это или «плохо», что раньше у каждого якобы было свое прозвище? А также — почему в какой-то момент «потом» прозвища перестали давать?
Всего в течение ряда полевых экспедиций нами было зафиксировано 110 индивидуальных прозвищ, выраженных одним словом или кратким словосочетанием (список всех прозвищ приводится в приложении к работе; далее — «Словарь...»). Какие наблюдения и выводы позволяет сделать собранный корпус текстов?
а) Среди записанных прозвищ — 68 мужских, 39 женских и 3 «гендерно неопределенных». Насколько такое соотношение сходно с ситуацией конца XIX — начала XX вв., сказать сложно, т.к. многие индивидуальные прозвища из дошедших до нас этнографических работ того времени грамматически относятся к общему роду и могут с успехом быть как мужскими, так и женскими1 (например: Базуля, Галаша, Курша, Отяпа, Распопа [Ярков 1902]; Зудйака, Кокованя, Моня, Трудна-копе-ечка, Шуба [Ярков 1899], Галиба, Кавача, Кезя, Окома, Шкеня [Прозвища крестьян 1898б]). В некоторых публикациях пол носителя прозвища указывается спорадически (например: Бридка, Пяхтила, Барана — женские; Смалина, Пакатила, Кастырка — мужские [Прозвища крестьян. 1898а]). В небольшом количестве работ имеются пояснения неопределенных с точки зрения «гендерной принадлежности» прозвищ (например: Рубец (женск.), Костылевка (женск.), Зобенька (мужск.), Серуха (мужск.) [М.Е. 1907]; Коровья кума, Утичий носок — женские, Ежона мышь, Малина в рот, Кислое молоко — мужские [Балов 1899]); и только в одной из работ Виноградова все приводимые прозвища разделены на две группы — женские и мужские [Виноградов 1901]. Мужских при этом — 121, женских — 45 (т.е. приблизительно 3:1). Этот же автор замечает: «У мужиков больше прозвищ, чем у баб, потому что бабы, ругаясь, употребляют общие ругательные названия.
Вопросы об индивидуальных прозвищах были включены, например, в этнографическую программу В.Н. Тенишева (см.: [Быт. 1993: 425], раздел «Семья. Обычный порядок жизни»). Н.Ф. Сумцов также упоминает «составленные в 1886 году харьковской губернской земской управой бланки для подворной описи сел: в бланки эти, между прочим, вошла рубрика: прозвища и почему даны прозвища» [Сумцов 1890: 28].
У мужиков прозвища приобретаются на сходках, в кабаке1, в артелях, а бабы сидят больше дома, поэтому у них прозвища получают только наиболее известные в каком-нибудь отношении <...> вывезет какой-нибудь мужик на сходке словцо, подхватят его, к кому-нибудь приложат — и пошла потеха впредь до нового: Шахир, Звяга, Одуй» [Виноградов 1901: 130].
В связи с последней цитатой примечательно утверждение одной информантки, что «раньше» женщинам прозвища не было [Ве1о2ег_03. РБ-1.10. ВАН], хотя какое время она имела в виду, установить не удалось2. С другой стороны, как мы покажем далее, сейчас три наиболее «живых» шольских прозвища принадлежат именно женщинам («Учительница», «Золушка» и «Вертелка»), да и соотношение 3:1 изменилось в сторону преобладания прозвищ именно женских3.
б) Далеко не во всех случаях информанты были в состоянии соотнести прозвище и конкретного человека, которому оно было дано4, — в связи с чем, в частности, в некоторых случаях нам приходилось рассматривать одинаковые по форме прозвища как потенциальные синонимы, возможно, принадлежащие разным людям (см. в «Словаре...»: «Бобер», «Самолет», «Ху-дяк»). В некоторой степени подобный подход оправдывается случаями, когда за разными людьми действительно закреплялись одинаковые прозвища (см.: «Помидор», «Сальник», «Чернобровый»).
За исключением одного (да и то несколько сомнительного) случая существования двух людей с совпадающими именами и фамилиями (у которых как раз не было прозвищ!) локальная прозвищная номенклатура едва ли призвана снизить риск перепутать одного человека с другим, носящим то же имя (т.е. нет ситуации «100 Иванов Ивановых»). Тем не менее, прозвища служили — и служат — альтернативной номинационной парадигмой, порой вытесняющей изначальную, основанную на реальном имени: Если Вы придете в деревню и будете спраши-
1 Ср.: «Однажды старик крестьянин на предложенный мною вопрос, почему в селе дают уличные прозвища, ответил: "А то старые люди в шинках понадавали"» [Сумцов 1890: 33]; «пьяницкие прозвища» [Там же: 34]. Кабак, как известно, был одним из главных публичных и преимущественно «мужских» мест в деревне.
2 Д. Гилмор в своей работе, посвященной прозвищам в традиционной средиземноморской культуре, отмечает, что они характерны, в первую очередь, для мужской части сообщества и передаются от отцов к сыновьям; используются прозвища также в основном мужчинами как средство борьбы за общественную репутацию (по подсчетам Д. Гилмора соотношение мужских и женских прозвищ приблизительно равно 10:1; см.: ^Нтоге 1982: 690-692]).
3 Ср. с тем, что мы говорили выше об «уставлениях» как жанре преимущественно женского «устного репертуара».
4 Чем, в частности, объясняется наличие в списке трех неопределенных в тендерном отношении прозвищ.
вать Андрея Смирнова, показать где его дом, то Вам скажут, что такого не знаем и никакого Смирнова в их деревне нет. А если спросите: — Где живет Андрей Бобер? — Вам сразу покажут его дом [Belozer_03. ПДА, из письма]; Жил старик Большаков Василий, по имени и фамилии его никто не звал во всем сельском совете [Там же]; А даже зовут ее как — я не знаю. Эту... зубовскую Золушку, я не знаю [смеется] [Belozer_ 04. PF-1. КМА]; также ^^^04. PF-10. ПЕА, ТЗА; Belozer_ 04. PF-11. ГНИ; Belozer_03. PF-3.2. ИЗА; Belozer_03. PF-1.6. ПДА]1. Не раз информанты рассказывали нам, как в той или иной ситуации не понимали, о ком идет речь, — пока человека не называли по прозвищу [Belozer_03. PF-1.10. ВАН; Belozer_ 03. PF-1.14. РВ; Belozer_03. PF-3.9. БЛА]2.
В связи с последним характерен сюжет, который можно было бы назвать «детская ошибка» или «ошибка новичка». В этом сюжете человек (ребенок или новичок, т.е. например тот, кто недавно приехал в данное сообщество, включая и антрополога) совершает коммуникативную ошибку, обращаясь к человеку по прозвищу, которое он считает настоящим именем. Вот несколько примеров: 1) в деревне была бабушка Лукия по прозвищу Торба. Однажды сосед послал к ней свою маленькую дочку за луком, и девочка обратилась к ней: «Бабушка Торба». Той страшно не понравилось: «Ах ты, змея!!!» [Belozer_03. PF-1.8A. БЛП]; 2) у одного деда было прозвище «Шило», и однажды маленький мальчик обратился к нему: «Дедушка Шило, дай мне...» — на что тот очень рассердился [Belozer_04. PF-10. ПЕА, ТЗА]; 3) в прошлый год, аль запрошлого года была женщина... приходит к ней за водкой и говорит: «Ты Золушка -то?» Ей, конечно, не понравилось, ну, в глаза нельзя так говорить... Ей, видимо, не понравилось... «Уйди отсюда, я тебе и водки не дам!» [Belozer_04. PF-8. КСВ]. Как видно из приведенных примеров, подобная коммуникативная ошибка, несмотря на то, что совершаться она может ребенком и в любом случае «не со зла», тем не менее вызывает сильную негативную реакцию; может быть, как раз то, что из подобного обращения
Ср.: «[Прозвища] настолько употребляемы в обыденной жизни крестьян, что <...> составля[ю]т в этом отношении, пожалуй, второе имя, или, в крайнем случае, заменяя[ю]т собою официальную фамилию. Так, многие обыватели неизвестны по фамилии, а популярны по прозвищу» [Ярков 1902: 127]. Создание, если можно так сказать, «дополнительной прозвищной идентичности» может быть одним из резервов «комического», используемого не только теми, кто осмеивает [Ве1.о7ег_03. РР-1.5. ТНИ] других, называя их про прозвищам (см. выше об уставлениях как «вечерах юмора»), но и самими носителями прозвища. Вот характерный пример: «Молодчик» — тоже у мужчины было [прозвище] <...> Так вот, был случай, значит, на работе, он чё-то, этот... загулял ли... так он и говорит: «Вчера выпивали, дак... этот... Тихомиров, да Молодчик, да я...» Это все в одном лице трое! [А! Это он сам и был Тихомиров, да?] Да! [А, на троих сообразили!] Ну вот, и погулял! [Ве1.о7ег_04. РР-9. КВВ].
становится ясно, что даже детей или тех, кто в деревне «без году неделя», уже «посвятили в прозвище», злит его носителя еще больше. Кроме того, подобная реакция может быть связана с тем, что за прозвищем может стоять что-то не делающее чести его носителю — о чем детям еще рано, а «чужакам» просто не положено знать ("group cryptic internal details" [Schindler 2002: 72]). Только в одном из записанных нами рассказов такая ошибка была «прощена»: Майдан. А муж-то ее... они в лес-то шли, и им чего-то понадобился... был у него взят один топор, он это... понадобилось ему еще чё-то... «Иди-ка, попроси... это... у Майдана топора». Она пришла, и думала, его так зовут. И грохнула эдак назвать его. Подошла, сказала: «Дяденька Майдан, дай, пожалуйста, топора». Он дал топора, но таким взглядом, говорит, на меня посмотрел... Она пришла и говорит: «Знаешь, чего?.. я подошла, — гыт, — ему сказала: "Дядя Майдан, дай топора"». — «Зачем ты!Ему же это прозвище!» <...>но он понял, человек, что она чужая, она только первое время живет, и вот... с Мартыновского, да в Сотозеро... другой сельсовет... вышла замуж-то [Belozer_04. PF-1. КМА].
В связи со сказанным следует подчеркнуть важность структурного аспекта при рассмотрении прозвищ. Степень принадлежности собеседника местному сообществу, степень его социализации в нем, степень владения контекстом «местного знания» — все это напрямую или опосредованно относится к параметрам структуры. На наш взгляд, когда уже цитировавшийся Д. Гилмор пишет, что люди "dislike being called after labels imposed by unrelated others, feeling that this 'cheapens' them" [Gilmore 1982: 691—692], он не совсем прав: дело как раз в том, что эти «другие», с одной стороны, действительно «чужие» ("unrelated") (т.е., например, не члены семьи), однако это «значимые другие», члены сообщества, «соседи» (в расширительном смысле слова).
в) Во многих случаях в записанном корпусе прозвищ заметно отсутствие мотивирующего контекста — почему и в какой ситуации то или иное прозвище было закреплено за тем или иным человеком (например: «Задрыга», «Заруба», «Кот», «Лимон», «Майдан», «Писарь», «Торба», «Шило» и др.). Или же мотивировки придумывались информантами ad hoc и вызывают определенные сомнения (например: «Белочка», «Борман», «Геббельс», «Енот»).
То же самое, в принципе, касается и подборок индивидуальных прозвищ конца XIX — начала XX вв.: большинство из них (см. например: [Виноградов 1901; Прозвища крестьян 1898б; М.Е. 1907; Ярков 1899; Ярков 1902]) представляют собой сплошной список слов, как правило, без каких-либо поясне-
ний. Несколько лучше обстоит дело в работах [Шустиков 1899; Балов 1899; Прозвища крестьян. 1898а], где иногда предпринимается попытка толкования, как возникло то или иное прозвище и что оно означает. Лишь Н. Сумцов в «Культурных переживаниях.» анализирует происхождение и мотивировку прозвищ и приводит некоторые примеры их функционирования, хотя часто его объяснения выдержаны в духе «наивной романтизации» (ср.: «Современный малоросс потерял некоторые симпатичные черты характера малоросса прошлых столетий и, прежде всего, огрубел в проявлениях общежития» [Сумцов 1890: 37]).
Поскольку любое прозвище так или иначе было дано по какому-то поводу, можно предположить, что оно обладает большей «инерцией», чем мотивирующий его контекст1. На наш взгляд, характерным подтверждением в этом смысле является практическое отсутствие «прозвищ по случаю», т.е. того, что можно назвать «персональным этиологическим нарративом», строящимся по формуле «событие Х — и с тех пор его стали звать»2. В таких нарративах единичный случай приобретает статус онтологического факта, определяющего «прозвищную идентичность» человека3. Кроме уже приводившихся выше «насмешливых песен» (см. сноску 1 на с. 9), пожалуй, под эту категорию попадает лишь три прозвища из нашего «Словаря.»: 1) «Гуляй Нога», 2) «Иконка» и 3) «Казнея». К последнему прозвищу мы еще вернемся в контексте разговора о прозвищах и конфликте.
Ср.: «Забвение основного значения прозвания» (Жиран — от «жирафа», но соотносят с жиром или жаром) [Сумцов 1890: 30].
Имеются в виду прозвища такого рода: «"Жаренник" (прозвище — когда он был небольшой, то ходил однажды в лес за грибами; увидав гриба, он закричал своей сестре: "бошадка (божатка — крестная мать), грип!" "Положи в зобеньку" (корзина)! "Бошадка, ошарил (ожарим), принесем домой, да на шаеннике и ошарим!" С тех пор и прозвали его жаренником» [АРЭМ. Ф. 7. Д. 100. Л. 2]; «"Сазан". Прозвище такое получил крестьянин вследствие того, что на базаре раз он украл сазана и был затем пойман с поличным; "Клеенка". Крестьянин попытался раз украсть в лавке клеенку, но кража не удалась и его в насмешку стали звать клеенкой» [Балов 1899: 281] (см. также: [Прозвища крестьян. 1898а: 423] — прозвище «Телятник»; [АРЭМ. Ф. 7. Д. 100. Л. 4] — прозвище «Косой»; [Балов 1899: 282] — прозвища «Шукал», «Паторы», «Матушкин»; [Сумцов 1890: 32, 34] — прозвища «Лыгеня» и «Пугачка»). Ср. также: «Народ не пропускает ни одного случая в жизни, чтобы за какой-нибудь проступок не заклеймить не только провинившегося лица на всю жизнь, но даже все его потомство» [Ярков 1902: 127]. Говоря об этиологических нарративах, можно отметить, что название села Зубова, самого большого в кусте деревень с общим названием Шола, мотивировано через прозвище его мифологического основателя: по сведениям из альбома «Тихая моя Родина», хранящегося в местной сельской библиотеке, «давным-давно жил в этих краях человек большого роста, жил сам по себе, отдельно от других. Однажды, когда мужчины ушли из деревни на охоту и остались только старики, женщины и дети, на селение напали новгородские ушкуйники. И тогда этот мужчина, по прозвищу Зуб, дал бой врагам на реке Китле. В честь его победы и закрепилось за селом название — Зубово».
Итак, понимание прозвища (а следовательно, и прагматики его употребления) невозможно без посвященности в контекст «местного знания», которое бы поддерживало соответствующие ему прозвищные нарративы, что, в свою очередь, требует определенной «плотности» и разнообразии социальной струк-туры1. Отсюда вытекает и основная методологическая задача при сборе прозвищ — узнавать стоящий за ними и эксплицирующий их контекст. В противном случае результатом работы будут списки немотивированных наименований (подобно тем, какие в изобилии встречаются в материалах второй половины XIX в.), значение и, следовательно, возможный характер бытования которых останутся совершенно неясными2.
В этом отношении наиболее показательными будут «бранные» прозвища, которые, как мы покажем, могут быть в полном смысле этого слова «ложным другом» антрополога.
г) В чем состоит «бранный» характер прозвища? В некотором смысле любое прозвище как квази-имя, как замена имени настоящего может вызывать, и чаще всего вызывает неприятие того, кому его дали: А. обижается, она и сейчас обижается, если назови... назовет... Да. Прошлый год — кто ее кликнул-то: «Шура Ломка!» — кааца, Зоя, дак... Дак она-то обидела-си — «У меня имя есь!» [Belozer_01. PF-10. КНА]3. Не исключено также, что прозвище может порождать ассоциации с кличками животных, хотя оно обычно не используется в качестве формы обращения. Похоже, однако, что существуют дополнительные факторы, сближающие прозвища с оскорблением — вплоть до полной их идентификации.
Во-первых, хотелось бы обратить внимание, что именно глагол «ругаться» наиболее часто употребляется нашими информан-
Ср.: [о прозвищах, относящихся к индивидуальным особенностям или особым событиям в жизни членов сообщества] "[They] attest to a high measure of mutual familiarity and concern for the lives and habits of others <...> Such labeling makes sense only in a culture in which people constantly confront each other personally and know each other's business" [Schindler 2002: 69].
Ср. мысль о том, что при изучении прозвищ следует сместить акцент с их формально-лингвистической стороны: "Some anthropologists, have argued plausibly that the denotative function is at best minimal or secondary" [Gilmore 1982: 689].
Об использовании прозвища вместо настоящего имени иногда говорят как о «вторичном крещении» или «краже» настоящего имени: "[a person gets] rebaptized with a nickname"; "theft of official family cognomen" [Gilmore 1982: 694, 695]. Впрочем, иногда люди могут не только не обижаться, но даже выражать приятие, когда к ним обращаются по прозвищу, — видимо, многое здесь зависит и от взаимоотношений говорящих, и от таких сопутствующих факторов, как интонация и пр. Так, по сообщению одного информанта, в соседнем селе жил человек, который в разговоре очень любил «преувеличивать», за что и был прозван Бухтиной, Бухтинушкой. Однако произносили прозвище ласково, прямо в лицо этому человеку; говорили: «Ты нам не бухти!» т.е. не придумывай того, чего нет [Be1ozer_03. PF-1.6. ПДА]. Одна из наших информанток рассказала, что обычно говорит своему соседу: «Здравствуй, хохол», — он не обижается. Это у него «как прозвище» [Be1ozer_03. PF-3.6. БЛП].
тами при ответе на вопрос о том, были ли в их деревне прозвища: [Ну, а может, когда Вы еще ребенком были, были у вас какие-нибудь прозвища?] Ругались всякими руганями. Ну, как сейчас матюгаются, так это в деревне тогда не было до войны [А разве прозвища — это ругань?] Дак... кому какое дадут прозвище [Ве^ег_04. РБ-1. КМА]; Ругала мужа «Жилин-Костылин» (т.к. был худой. — А.К.) [Ве^ег_04. РБ-3. ТЗА]; [Брата М.] ругали «Енотом» — пить рабочим не давал, за всем наблюдал, нос всюду совал (информантка просит у Бога прощения за то, что осуждает людей) [Ве1о2ег_04. РБ-10. ПЕА]; также [Ве1о2ег_03. РБ-1.3. ФГИ; Ве1о2ег_03. РБ-1.5. ТНИ; Ве1о2ег_03. РБ-1.8А. БЛП; Ве1о2ег_04. РБ-7. МНС; Ве1о2ег_03. РБ-1.9. КСВ; и пр.]1.
Кроме того, чтобы ответить на вопрос, что составляет «бран-ность» прозвища, следует делать различение между планом их содержания и выражения. Что касается первого, то «бранный» характер прозвища будет определяться, в первую очередь, лежащей в его основе пейоративной оценкой; при этом в плане содержания возможны, по крайней мере, два основных варианта.
С одной стороны, есть прозвища, сама языковая форма которых свидетельствует об их бранном характере, т.е. о том, что они, скорее всего, являются «нелицеприятным комментарием» в адрес человека — например: «Соплеватый» [Ве1о2ег_03. РБ-1.9. КСВ], «Геббельс» [Ве1о2ег_04. РБ-5. БТН], «Задрыга» [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]. С другой стороны, существуют прозвища, на первый взгляд не содержащие ничего негативного, однако подобная внешняя невинность может оказаться обманчивой: порой знание мотивирующего их контекста выявляет их истинный «бранный» характер2.
Одним из самых характерных примеров последнего является прозвище одной пожилой жительницы Шолы — «Учительница»; казалось бы, ничего отрицательного в нем не заключено и оно, наоборот, может свидетельствовать о признании профессиональных заслуг женщины, долгое время проработавшей в местном детском интернате. Именно так мы воспринимали это прозвище в течение довольно долгого времени, пока од-
Ср. пример («анекдот») из статьи Н.В. Дранниковой: «Идут навстречу две старушки. Одна говорит другой: — Здравствуй, Гусиха! — Здравствуй, Копачиха! Другая: — Ты что бранишься? Другая: — А ты что? В ходе разговора выяснили, что так зовут обитателей деревень, в которых они проживают. ("Гусиха" — от д. Гу-сево. "Копачиха" — от д. Копачево)» [Дранникова 2000].
Ср. предостережение принимать «прозрачность» подобных прозвищ на веру: "In general, though, we would do well to approach the extremely negative (as well as the especially positive) epithets with particular caution, since they all too often meant just the opposite of what they appeared to" [Schindler 2002: 64].
нажды нам не рассказали, что, собственно, за ним стоит. Оказалось, что эта женщина, оставшаяся после войны молодой вдовой, была деревенской притчей во языцех: Так уж я уж не... не посчитайте меня за злобу <...>но было. звали ее ребята «Учительницей» — то есть всех молодых ребят она учила вот этому промыслу [Ве^ег_01. PF-13. БЛП]. Сложилось это прозвище, как сообщила информантка, тогда, когда однажды так сказал один из этих «молодых ребят», т.е. «учеников» [Там же]. В дальнейших интервью — после просьбы никому не говорить (Ой, не надо... не надо говорить-то) — были сообщены дополнительные сведения, имеющие отношение к этому прозвищу: А у меня сватья-то <...> да? Была уж полная — девчонки, я уж как своим... говорю — проститутка уж полная. Дети от четырех мужей, да кроме мужей-то было [Ве^ег_
03. PF-3.6. БЛП]; Сто раз замуж вышла [Ве^ег_03. PF-1.13. БЛП]. Когда выяснилось происхождение и, следовательно, содержание прозвища «Учительница», особую, если можно так сказать, пикантность приобрело любимое занятие его носительницы — показывать хранящиеся в личном альбоме открытки от бывших подопечных из интерната с поздравлениями «Дорогой учительнице.»1.
Другим примером является прозвище «Золушка», которое было дано его носительнице не столько за трудолюбие вообще, сколько за ее неусыпную деятельность в ночной торговле алкогольными напитками — водкой и ее местным эрзацем, называемом в народе «Троя»2. Многие годы Золушка снабжала ими как односельчан, так и заключенных местного лагеря, в котором работала [Ве^ег_03. PF-1.7. ГАП; Ве^ег_03. PF-3.8. КИЯ; Ве^ег_03. PF-3.6. БЛА; Ве^ег_04. PF-1. КМА; Ве^ег_
04. PF-4. МС; Ве^ег_04. PF-5. БТН и др.]. Вообще мнение односельчан о Золушке не слишком высоко: Них... она, не... сказать по-русски, не понимает. Она врет только, да огребает [Ве^ег_03. PF-3.8. КИЯ]; Ну такая, проходимка, можно сказать, на всё [Ве^ег_03. PF-3.6. БЛА] и вдобавок вечно грязная [Ве^ег_03. PF-1.9. КСВ].
Таким образом, нередко «бранную» природу прозвища можно установить, только «развернув» его до мотивирующего его повествования о конфликтной ситуации, в которой оно сформировалось, а также учитывая то, с какой интонацией оно произ-
1 А также то, что теперь она старается всячески подчеркнуть тяготы своей «одинокой вдовьей жизни» и прилюдно высказывает свое возмущение тем, что деревенская молодежь загорает в бикини (кричит им, что они б... [Ве1.о7ег_03. РР-3.6. БЛП]).
2 Настоящее название — «Трояр», «средство для ванн тонизирующее», содержит 90% этилового спирта. Популярность «Трояра» велика — притом что в Шоле, насколько нам известно, нет ни одного дома с ванной.
носится1. Без этого невозможно понять, почему внешне «безобидные» прозвища могут быть особо табуированными при общении с их «носителями» и употребляться исключительно «заглазно»; а также почему, как и в случае сплетен, существует запрет на их передачу: [А у Вас было прозвище?] У меня? Не знаю чё-то дак... Моот [может], там на стороне где, и не знаю... а чтоб в глаза так — не слыхала [Ве1о2ег_01. РБ-10. КНА]; В глаза не скажут, конечно... обидно [Ве1о2ег_03. РБ-1.14. ФЕИ]; [А ты вчера говорил, что у нее прозвище «Вер-телка» — а еще какие-нибудь прозвища тут есть?] Вы только ей не скажите, что... [Не, мы знаем, что нельзя!] А я откуда знаю, какие... я вот у нее дак знаю — мы как переехали, ее все чё-то Вертелказовут. [Ну, не в глаза, а вот.] Не-ет, ты что! [Ве^ег_04. РБ-4. МС]; также: [Ве1о2ег_04. РБ-9. КВВ; Ве1о2ег_ 04. РБ-5. БТН; Ве1о2ег_04. РБ-12. БДА; Ве1о2ег_04. РБ-14. ТНИ; Ве^ег_04. РБ-8. КНА и др.]2.
Принцип «не называть по прозвищу в глаза» распространялся и на ближайшее окружение носителя прозвища, в частности на его родственников: уже упоминавшегося Енота один раз назвали так в присутствии его родственницы лишь потому, что не знали об их родстве [Ве1о2ег_04. РБ-10. ТЗА]; в другом случае жена, услышав, как ее мужа называют по прозвищу («Сальник»), обиделась и научила его сделать то же самое по отношению к обидчику [Ве1о2ег_03. РБ-1.2. ЕАК]; еще об одном прозвище («Шурка-Глиста») нам было сообщено только тогда, когда сестра этого человека вышла из комнаты, где проводилось интервью [Ве^ег_04. РБ-9. НВИ].
Отметим, что «семейная солидарность» — это один из типов «солидарности», проявляющийся как в назывании по прозвищам, так и в процессе передачи сплетен. «Заглазное» («по заглазью»3
Ср.: «Чтобы очернить кого-либо в глазах общества болтуны прибегают к своему излюбленному приему — придумывают этому человеку прозвище. Оно всегда отлично от тех кличек, которые молодые люди придумывают себе сами. Эти прозвища всегда уничижительны, но не в смысле тех слов, из которых они состоят, так как обычно выбираются слова нейтральные, не содержащие ничего обидного. Эти прозвища уничижительны в смысле того насмешливого тона, с которым они произносятся» [Ропзеса 1984: 2227].
Ср.: «Широко распространенная в крестьянской среде традиция давать прозвища, в первую очередь насмешливые или бранные: "Не всякий крестьянин имеет фамилию, но зато каждому дано бранное прозвище, которого он терпеть не может. Такими прозвищами крестьяне обзывают друг друга больше заглазно, а лично — только тогда, когда хотят оскорбить и рассердить. Прозвища осмеивают физические или нравственные недостатки людей[:] Митька-замотай, Ванька Свистун, Запешный, Чичикало... Чивонька, Тюфлей, Кубышка. Шарашка, Сочень, Беда, Козень, Пискун. Паук, Замурзай и т.д."» [РГИА. Ф. 1022. Д. 63. Л. 167]. Метафора «зрения» вообще очень интересна в контексте разговора о «знании» и его передаче: о некоторых вещах следует говорить исключительно «за глаза»; ср.: «За глаза и про царя говорят», «Заглазно и архиерея бранят» [Даль 1998: 1417]; «Позаочи и баба князя судит» [Михельсон 1994: 327] и пр.
[Ве1о2ег_04. РБ-2. КНА]) называние кого-либо бранным прозвищем коммуникативно «обыначивает» данного человека, выводит его за пределы коммуникативной ситуации говорящих. Обуславливается подобное коммуникативное исключение именно содержанием сообщаемого — информацией, «не делающей чести» тому, о ком идет речь, максимально развернутой в случае сплетен и предельно сжатой в случае бранного прозвища. Помимо сходства коммуникативной конфигурации содержания и образа бытования, сплетни и бранные прозвища можно рассматривать как взаимодополнительные механизмы поддержания повседневного «негативного» знания в отношении конфликта, вызвавшего их появление.
Проиллюстрировать сразу несколько отмеченных выше особенностей бытования бранных прозвищ хотелось бы на примере, пожалуй, самого распространенного в местной традиции прозвища — «Вертелка». В Шоле оно известно всем, и многие уже не помнят настоящего имени его носительницы, одной пожилой местной жительницы. В целом ряде интервью с разными информантами мы просили объяснить, что это прозвище значит и почему оно было дано. Полученные ответы можно приблизительно разделить на несколько групп.
В первой группе прозвище объяснялось общей манерой говорить, свойственной его носительнице, и, кроме того, ее склонностью к болтовне и сплетням: Говорит так быстро, вот поэтому и дали [Ве1о2ег_03. РБ-3.8. КИЯ]; пустомелка [Ве1о2ег_03. РБ-3.1. ТЗА, ПЕА]; любит сплетничать, осуждать [Ве1о2ег_03. РБ-3.3. КИЯ].
Ко второй группе относятся ответы, в которых информанты пытались связать прозвище с ловкостью его носительницы зарабатывать, причем не всегда дозволенными способами: Берет деньги и не отдает <... >Подешевле купит, подороже продаст [Ве1о2ег_03. РБ-1.7. ГАП]; на трех работах работала, она бойкая такая, вот и прозвали [Ве^ег_03. РБ-3.3. КИЯ]; всё ловчила, где обманом, где хитростью [Ве^ег_03. РБ-1.13. БЛП].
В третью входят попытки ассоциаций имени «Вертелка» с образами вращательного движения: Она туда и сюда, направо, налево [Ве^ег_03. РБ-3.3. КИЯ]; крутит-вертит. Вертел-ка — крученая [Ве^ег_03. РБ-1.7. ГАП]; проверни и выверни [Ве1о2ег_03. РБ-1.10. ВАН]; прозвище дано, что она молодая была, с мужиками вертелась много <...>а во-вторых — скажет одно, а делает другое, вот, вроде переворачивает всё. В другую сторону [Ве^ег_04. РБ-7. ЮЭГ].
Итак, данное прозвище, скорее всего, содержит нелицеприятный комментарий сообщества по отношению к своей односельчанке (в общении с ней его никогда не употребляют — в глаза не скажут... обидно [Ве1о2ег_03. РБ-1.14. ФЕИ]); при этом разброс объяснений прозвища достаточно широк и, видимо, представляет собой открытый список.
В этом смысле интересно, что многие информанты пытались связать смысл данного прозвища с колдовским искусством женщины, переданным ей, по общему убеждению, по наследству — как и само прозвище: У ёй был отец, он, как говорится, сумел... вернуть и вывернуть... вертел. И ёй так прозвище осталось — Вертелка [Ве^ег_03. РБ-3.6. БЛА]; [Она] вроде знает тут кой-чего; ходили тут, кой-чего она делала; разводила, сводила, говорят [Ве1о2ег_03. РБ-1.14. ФЕИ]; Она может спокойно обойти кругом — и до свидания. Вот я попадала к ней на руку. (далее следовал рассказ о том, как Вертелка «озыкну-ла» (сглазила) информантку, так что та заболела [Ве1о2ег_98. БЛП]; на основании этого случая информантка сделала обобщающий вывод: Вертелка обойдет — будешь болеть [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]). В том же интервью было поведано о том, как Вертелка, в полном соответствии с традиционными рассказами о мстительных колдунах, остановила поминальную процессию — машина с гробом не могла тронуться с места до тех пор, пока она не встала перед машиной и не раскинула руки (очевидно, сняв таким образом свои собственные чары) [Там же]. В тон этому рассказу прозвучала история о том, как, выходя из автобуса, где ехала информантка, Вертелка пожелала всем мягкой посадки, после чего в одном колесе прямо на ходу все гайки раскрутились и только молитва Господу и Богородице да профессиональное мастерство водителя помогли предотвратить неминуемую катастрофу. В конце рассказа информантка присовокупила: Я думаю, что это она [Ве1о2ег_03. РБ-1.14. РВ]. Вспомнили и о том, что Вертелка якобы сожгла соседский дом и грозилась сжечь еще, если на нее будут думать [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]. А местные церковные активисты абсолютно убеждены, что у ней тожо дьявольские заговоры, тожо от дьявола [Ве1о2ег_03. РБ-3.1. ТЗА, ПЕА].
Как уже отмечалось выше, мотивировка прозвища может «размываться» внутри сообщества, вплоть до ее полного забвения (некоторые информанты, хотя и прекрасно знали прозвище «Вертелка», отказывались его хоть как-то объяснять — может, впрочем, потому, что не хотели или боялись, например: [Ве1о2ег_03. РБ-1.4. ПЕФ; Ве^ег_03. РБ-1.9. КСВ]). Мы отмечали также, что подобный процесс может сопровождаться «реэтимологизацией» полузабытого или неяс-
ного прозвища. Похоже, что здесь мы имеем дело как раз с подобными процессами: жители деревни опасаются «колдуньи» по прозвищу «Вертелка» и «подверстывают» под ее прозвище все «плохое» / «опасное», что им известно о его носительнице. Прозвище, притом что оно сохраняет общую отрицательную коннотацию, оказывается «удобным» для такого расширительного толкования, «вбирая» в себя дополнительные негативные значения, изначально, скорее всего, ему не свойственные. То, что «колдовские способности» женщины вряд ли имеют отношение к ее прозвищу, в некотором смысле подтверждается тем, что сама Вертелка, не только не скрывающая, но и всячески подчеркивающая свое колдовское искусство1, обижается на свое прозвище: видимо, для нее эти два момента никак не связаны между собой.
it it it
И еще несколько заключительных наблюдений над соотношением прозвищ и конфликта.
1) Как мы уже говорили, закрепление бранного прозвища за человеком может отражать характер его участия в произошедшем конфликте или ряде конфликтных ситуаций. Именно в них поведение человека получает общественную оценку, которая, нарративизируясь, «кристаллизуется» в виде бранного прозвища. «Расшифровка», или «раскрытие» бранного прозвища не представляет большого труда для компетентных носителей традиции, владеющих контекстным знанием о социальных отношениях своего сообщества.
Иными словами, бранные прозвища можно представить как коммуникативные «коды», в которых «запоминается» конфликтная повседневность.
Приведем еще один характерный пример. В Шоле был записан рассказ о женщине по прозвищу «Казнея», скорее всего относящийся к 30-м гг. прошлого века. Инф.1: Да, у нас Казнею водили по деревне... Украла она у кого... подождите [неразб.]... суп. [Суп?!] Инф.1: Да![радостно смеется]. и вот ей привязали как-то тут это... по деревне водили. [В кастрюле, что ли?] Инф.1: Да... Инф.2: Так-то не пойдет, а ведут ей![А что, вся деревня собралась, смотрела?] Инф.1: Да. Воровала... Инф.2: Ее и проучили![Ве1о2ег_03. РБ-1.14. КАА, ЛВ].
Вертелка с удовольствием рассказывает, как общается с лешим, сводит и разводит, сажает смертные «килы» и проч. (например: [Ве1.о7ег_03. РР-1.8. ДАЯ; Ве1.о7ег_03. РР-3.4. ДАЯ]), поддерживая таким образом свой «рейтинг» «знающей» в глазах местного сообщества (более подробно об этом см.: [Жаворонок 2002: 281-282]).
Бранные прозвища обладают большой «инерцией» — возникнув раз, они обычно закрепляются надолго, так что потом от них бывает очень трудно, если вообще возможно избавиться: Прозвище это... пронесется долго [Ве^ег_03. РБ-3.6. БЛА]. В данном случае прозвище оказалось долговечнее своей героини: Казнея давно умерла, но прозвище ее живет1 и легко разворачивается носителями традиции до нарратива о совершенном ей когда-то проступке.
2) Приведенное описание представляет собой достаточно позднюю фиксацию широко распространенной в дореволюционной крестьянской России практики «позорящих наказаний», главным элементом которых было «вождение» провинившегося по деревне с привязанными «вещественными доказательствами» преступления (например, того, что он украл)2. Если в позорящем ритуале центральным объектом общественных санкций становится тело, то в словесных практиках социального контроля — имя человека. Это верно как в отношении сплетен (об этом см. [КшИкоуа 2004]), так и в случае называния по прозвищу, особенно если оно носит бранный характер в том смысле, в каком это было описано выше. Называние вообще, и называние по прозвищу в частности, является элементом социального контроля: человек всегда знает, что его прозвище существует и что его в любой момент могут употребить, за глаза или в глаза.
Прозвища как «минимальные единицы» общественного мнения являются составляющей категории «репутации», которая может быть определена как совокупность того, что находится в памяти членов сообщества о том или ином человеке и учитывается при взаимодействии с ним. Репутация, не являясь в строгом смысле слова «статусной» характеристикой, относится скорее к категории народного правосознания3 и важна, в первую очередь, именно в различных практиках обычно-правового регулирования.
3) Конфликт является «сильным контекстом» не только формирования, но и актуализации прозвища. Именно во время
С другой стороны, прозвище, особенно для впервые приехавшего в местное сообщество, например для антрополога, может предшествовать непосредственному контакту с человеком, «опережать» этот контакт — как не раз случалось в нашей практике.
См. об этом [Кушкова 2006] (особенно о смеховой составляющей позорящих наказаний и схождении в них «конфликтности» и «карнавальности» [Там же: 225226] в связи со смеховой реакцией информантки в приведенном выше тексте о воровке супа).
Ср.: "Nicknaming practice of plebian culture registers every deviation from its own norms and reacts with extreme sensitivity to any attempt to escape its control" [Schindler 2002: 75].
ссоры «заглазные» прозвища могут произносится в лицо: [А в глаза тоже зовут, или.?] Ну нет!В глаза кто на... это кто будет так просто. с злобы с какой назовет, а так, дак ну что ты! Это не дай боже ее назвать так. В глаза [Ве1о2ег_04. РБ-1. КМА]1. Будучи произнесенным, прозвище актуализирует знание участников коммуникации о конфликте, имевшем место в прошлом. Примером такой актуализации был рассказ о ссоре, произошедшей во времена Перестройки между Учительницей и ее сватьей. Первой показалось, что сватья получила в сельсовете больше талонов на продукты, чем она; последовала перебранка, в ходе которой Учительница упрекнула сватью в том, что та привела в дом женатого мужика — на что ей тут же было «напомнено» ее прозвище и детали ее «учительского» прошлого — был повод сказать; иначе бы не стала поминать [Ве1о2ег_03. РБ-1.13. БЛП]. Нам неизвестно, как развивалась эта ссора дальше, но сам по себе факт такого «припоминания» кажется значимым для иллюстрации того, как через бранное прозвище может воспроизводиться контекст прошлых конфликтов.
По самой логике конфликтной ситуации детали «неблаговидного» поведения соперника служат «аргументами», доказывающими его неправоту; чем большее количество этих деталей говорящий может привести, тем сильнее его позиция2. В этом смысле бранные прозвища идеально подходят в качестве подобного рода «аргументации». С другой стороны, как и любая форма словесной агрессии, обмен бранными прозвищами может выполнять компенсаторную функцию, предотвращая перерастание конфликта в более тяжкие формы: Разругаемся, но не деремся, а обзываемся [Ве^ег_03. РБ-1.3. ПДА].
В данной статье мы затронули только некоторые вопросы, касающиеся прозвищной номенклатуры и прагматики прозвищ в отдельно взятой локальной традиции. Мы постарались обозначить лишь основные моменты, поддерживаемые собранным нами материалом. В заключение хотелось бы подчеркнуть большой потенциал рассматриваемой здесь темы для изучения практик социального взаимодействия в небольших и относительно ограниченных сообществах.
Ср. о «бранных прозвищах»: «Такими прозвищами крестьяне обзывают друг друга больше заглазно, а лично — только тогда, когда хотят оскорбить и рассердить» [РГИА. Ф. 1022. Д. 63. Л. 167].
Отсюда и то, что можно назвать «лавинообразным» развертыванием текста ссоры, когда начинается обоюдное вспоминание «грехов» противоположной стороны — не только непосредственного соперника, но и его родных, близких и т.д. (см. об этом: [Кушкова 2000: 315, 319-320]).
Сокращения
АРЭМ — Архив Российского этнографического музея
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства
Библиография
Балов А. Материалы по народному языку, собранные в Пошехонском уезде, Ярославской губ. // Живая старина. 1899. Вып. 2. С. 287— 283.
Баранова В.В. Рассказы современных крестьян о прошлом и настоящем // Традиция в фольклоре и литературе. СПб., 2000. С. 68— 77.
Виноградов Н. Шишкинская волость, Костромского уезда // Живая старина. 1901. Вып. 3-4. С. 130.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / Ред. А.И. Бодуэн-де-Куртенэ. М., 1998.
Дранникова Н.В. Прозвищный фольклор: состав и проблематика изучения [электронный ресурс: Центр изучения традиционной культуры Европейского Севера. Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Архангельск, 2000] <Ийр:// fo1k.pomorsu.ru/index.php?page=booksopen&book=3&book_ 8иЬ=3_8>.
Жаворонок С. Знающие: мифологический персонаж и социокультурный статус // Традиционные модели в фольклоре, литературе, искусстве: Сб. в честь Н.М. Герасимовой. СПб., 2002. С. 266285.
Кушкова А. О некоторых коммуникативных аспектах крестьянской ссоры второй половины XIX в. // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. науч. работ. Вып. 2. СПб., 2000. С. 303-334.
Кушкова А. Позорящие наказания в системе обычно-правового судопроизводства российских крестьян второй половины XIX — начала ХХ вв. // Антропологический форум. 2006. № 5. С. 212242.
М.Е. [Едемский М.Б.] Прозвища в Кокшеньге, Тотемского у. // Живая старина. 1907. Вып. 1. Отд. 5. Смесь. М.Б. Едемского. С. 2.
Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. М., 1994. Т. 1.
Прозвища крестьян сельца Березовки Дмитровского уезда, Орловской губ. // Живая старина. 1898а. Вып. 3-4. Отд. 2. С. 421-423.
Прозвища крестьян Южной части Череповецкого уезда: Материалы лексикографические по Новгородским говорам. 1: Слова Череповецкие / Сообщ. М.К. Герасимов. 2: Слова Ладожские / Сообщ. Н. Кедров // Живая старина. 1898б. Вып. 3-4. Отд. 2. С. 399.
СумцовН.Ф. Культурные переживания. Киев, 1890.
Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (на примере Вла-
димирской губернии) / Сост. Б.М. Фирсов, И.Г. Киселева. СПб., 1993.
Шустиков А.А. Прозвища крестьян дер. Хмелевской, Бережок тож, Кадниковского уезда // Живая старина. 1899. Вып. 4. С. 526— 528.
Яркое В.П. Народные слова и прозвища, записанные в Сысертском заводе Пермской губ. Екатеринбургского у. // Живая старина. 1899. Вып. 4. Отд. 2. С. 529-530.
Яркое А. Прозвища крестьян южной части Череповецкого уезда, Новгородской губ. // Живая старина. 1902. Вып. 1. С. 126-128.
Brandes S.H. The Structural and Demographic Implications of Nicknames in Navanogal, Spain // American Ethnologist. (Feb. 1975). Vol. 2. No. 1: Intra-Cultural Variation. P. 139-148.
Gilmore D. Some Notes on Community Nicknaming in Spain // Man, New Series. (Dec. 1982). Vol. 17. No. 4. P. 686-700.
Fonseca C. La violence et la rumeur: le code d'honneur dans un bidonville bresilien // Les Temps Modernes. 40e annee. Juin 1984. No. 455. P. 2224-2235.
Kushkova A. Village Gossiping: Between Fear and Pleasure (some notes on economy of emotions in social interaction of one local tradition) // Etnolog. Glasnik Slovenskega Enografskega Muzeja (Bulletin of the Slovene Ethnographic Museum, Ljubljana). 2004. No. 14. P. 139— 175. (также <http://www.etno-muzej.si/eng_etnolog.php?e=Etnol og+14+(2004)>) (на англ. и словен.)
SchindlerN. Rebellion, Community and Custom in Early Modern Germany. Cambridge, 2002 (Chapter "The world of nicknames: on the logic of popular nomenclature". P. 48-93).
Архивные материалы
АРЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 100. Л. 2. Вологодская губ. Вельский у. Пешков П. 1899. На 33 листах.
РГАЛИ. Ф. 586. Оп. 2. Ед. хр. 3. Заметки Якушкина Е.И. по вопросам гражданского права. Крайние даты: 1887 г. и б.д. Собрание народных юридических обычаев. Л. 13-13 об.
Полевые материалы
1998 г.
Belozer_98. 07.08.98. д. Лукьяново. Инф.: ЛФФ, 1913 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Пономарева А.Ю.
Belozer_98. 07.08.98. д. Лукьяново. Инф.: ЗЕВ, 1914 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Пономарева А.Ю.
Belozer_98. 08.08.98. пос. Есино. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Пономарева А.Ю.
2001 г.
Belozer_01. PF-8. 03.07.01. д. Верховье. Инф.: ЕАК, 1921 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1огег_01. РБ-10. 04.07.01, д. Верховье, Инф.: КНА, 1924 г.р. Соб: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н.
Ве1огег_01. РБ-11. 02.07.01. пос. Зубово. Инф.: СЕА, 1922 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н.
Ве1огег_01. РБ-13. 06.07.01. д. Есино. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н.
2002 г.
Ве1о/ег_02. РБ-2. КЗВ. 07.07.02. д. Сосновый Бор. Инф.: КЗВ, 1931 г.р. Соб.: Жаворонок С.И, Славгородская Н.А.
2003 г.
Ве1о/ег_03. РБ-1.1. 06.07.03, д. Верховье. Инф.: ФГИ, 1939 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.2. 07.07.03, д. Верховье. Инф.: ЕАК, 1921 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.3. 08.07.03, д. Гаврино. Инф.: ПДА, 1928 г.р., Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.3. 10.07.03, д. Верховье. Инф.: ФГИ, 1939 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.3. 08.07.03, д. Гаврино. Инф.: Л., 1938 г.р. Соб.: Куш-кова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.4. 09.07.03, пос. Зубово. Инф.: ПЕФ, 1919 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.5. 15.07.03, пос. Зубово. Инф.: ТНИ, 1928 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.6. 15.07.03, пос. Зубово. Инф.: ПДА, 1928 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.6. 16.07.03, пос. Зубово. Инф.: РТА, 1924 г.р. Соб.: Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-1.7. 11.07.03, пос. Зубово. Инф.: ГАП, 1947 г.р., д. Верховье. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-1.8. 14.07.03, 1й поселок. Инф.: ДАЯ, 1926 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А..
Ве1о/ег_03. РБ_1.8А. 11.07.03, пос. Зубово. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.9. 13.07.03, пос. Зубово. Инф.: КСВ, 1951 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгород-ская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-1.10. 14.07.03, пос. Зубово. Инф.: ВАН, 1925 г.р., ВАД, 1932 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.11. 15.07.03, пос. Зубово. Инф.: ВАД, 1932 г.р.; Л., 1958 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.12. 17.07.03, пос. Зубово. Инф.: ВАД, 1932 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.12. 17.07.03, пос. Зубово. Инф.: ПАЕ, 1926 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.13. 17.07.03, д. Есино. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.13. 17.07.03, пос. Зубово. Инф.: ВАД, 1932 г.р., Л., 1928 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.14. 12.07.03, пос. Зубово. Инф.: ФЕИ, 1934 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгород-ская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-1.14. 16.07.03, пос. Зубово. Инф.: КАА, 1907 г.р., РВ, 1937 г.р., ЛВ, ок. 1942 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-1.15. 18.07.03. пос. Есино. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_03. РБ-3.1. 07.07.03, пос. Зубово. Инф.: ТЗА, 1930 г.р., ПЕА, 1926 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.2. 09.07.03. д. Сосновый Бор. Инф.: ИЗА, 1935 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.2. 09.07.03, пос. Зубово. Инф.: КСВ, 1951 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.3. 07.07.03. д. Митино. Инф.: КИЯ, 1910 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.4. 10.07.2003, 1й поселок. Инф.: ДАЯ, 1926 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.5. 11.07.03. пос. Зубово. Инф.: БЛА, 1918 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В.
Ве1о/ег_03. РБ-3.6. 11.07.03, пос. Зубово. Инф.: БЛА, 1918 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В.
Ве1о/ег_03. РБ-3.6. 12.07.2003, д. Есино. Инф.: БЛП, 1927 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Князькина Ю.В., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.6. 12.07.03, пос. Зубово. Инф.: ПАЕ, 1926 г.р., ТЗА, 1930 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. РБ-3.8. 14.07.03, д. Митино. Инф.: КИЯ, 1910 г.р., КВВ, 1934 г.р. Соб.: Жаворонок С.И.
Ве1о/ег_03. РБ-3.9. 15.07.03, пос. Зубово. Инф.: БЛА, 1918 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_03. ПДА, из письма: цитаты из письма информанта собирателю. Инф.: ПДА, 1928 г.р., Соб.: Кушкова А.Н.
2004 г.
Ве1о/ег_04. РБ-1. 20.07.04, пос. Зубово. Инф.: КМА, 1926 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-2. 20.07.04, д. Верховье. Инф.: КНА, 1924 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Век^ег_04. РБ-3. 21.07.04, пос. Зубово. Инф.: ТЗА, 1930 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_04. РБ-4. 21.07.04, пос. Зубово. Инф.: ВАН, 1925 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-4. 21.07.04, д. Верховье. Инф.: МС, 1979 г.р. Соб.: Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_04. РБ-5. 22.07.04, 3й поселок. Инф.: БТН, ок. 1954 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-6. 23.07.04, 2й поселок. Инф.: МНС, ок. 1935 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-7. 23.07.04, 2й поселок. Инф.: МНС, ок. 1935 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-7. 23.07.04, 1й поселок. Инф.: ЮЭГ, 1937 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-7. 23.07.04, 2й поселок. Инф.: Л., ок. 1935 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-8. 24.07.04, пос. Зубово. Инф.: КСВ, 1951 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_04. РБ-8. 24.07.04, д. Верховье. Инф.: КНА, 1924 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-9. 24.07.04, пос. Зубово. Инф.: КВВ, 1934 г.р., НВИ, ок. 1930 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-9. 24.07.04, пос. Зубово. Инф.: ПГ, ок. 1945 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-10. 25.07.04, пос. Зубово. Инф.: ПЕА, 1926 г.р., ТЗА, 1930 г.р. Соб.: Жаворонок С.И., Кушкова А.Н., Славгородская Н.А.
Ве1о/ег_04. РБ-11. 25.07.04, 3й поселок. Инф.: ГНИ, 1928 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-12. 26.07.04, 2й поселок. Инф.: БДА, ок. 1953 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-13. 26.07.04, 2й поселок. Инф.: АНА, 1952 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
Ве1о/ег_04. РБ-14. 27.07.04, пос. Зубово. Инф.: ТНИ, 1928 г.р. Соб.: Кушкова А.Н.
2006 г.
Ве1о/ег_06. РБ-10. 20.07.06, пос. Зубово. Инф.: КЛФ, 1933 г.р. Соб. Князькина Ю.В., Кушкова А.Н.
Приложение
Словарь индивидуальных прозвищ Шольского сельсовета
В словаре приводятся: а) само прозвище (иногда вместе с настоящим именем, если оно так употреблялось), б) указание на то, было оно женским или мужским (если известно) и в) мотивировка прозвища (если известна). В некоторых случаях предлагаются наиболее вероятные мотивировки.
1) Багор (М): Гришка Багор: долгий, сухощавенький [Ве1о/ег_03.
РБ-1.6. ПДА; Ве1о/ег_03. ПДА, из письма]
2) Балуй (М): по внешности, за белые волосы [Ве1о/ег_98. ЛФФ]
3) Барыня (Ж): воображалистая, не любила работать [Ве1о/ег_04.
РБ-10. ПЕА, ТЗА]
4) Белочка (М): боевой мужчина [Век^ег_03. РБ-1.8. ДАЯ]
5) Бич (М): драчун [Век^ег_03. РБ-1.1. ФГИ]
6) Бобер (М): Андрюха Бобер [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. ПДА]; он же: Бобер.
Андрей-Бобер: на шее был горб, за это он и получил такое прозвище [Ве1о/ег_03. ПДА, из письма]
7) Бобер [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ] (тот же, что и предыдущий?)
8) Бокушко (М): ходил немного боком, т.к. не было двух ребер (На зов
Бокушко всегда отзывался, не обижался никогда) [Ве1о/ег_03. ПДА, из письма]
9) Борман (М): по внешности: такой здоровый мужик-то, и усы...
[Ве1о/ег_04. РБ-5. БТН]
10) Брюквина (Ж) [Век^ег_03. РБ-1.5. ТНИ]
11) Булочка (Ж) (жена Попа — см.) [Век^ег_03. РБ-1.3. Л.]
12) Буржуй (М): по внешности: краснорожий, красивый, как список;
толстый, как буржуй [Век«ег_03. РБ-1.14. КАА]
13) Бухтина, Бухтинушка (М): любил преувеличивать, собеседники
ему часто не верили и говорили: «Ты нам не бухти!» [Ве1о/ег_ 03. ПДА, из письма]
14) Ветрелка (Ж) (о возможных мотивировках см. в статье) [Ве1о/ег_
03. РБ-1.4. ПЕФ; Век^ег_03. РБ-1.6. ПДА; Век^ег_03. РБ-1.7. ГАП; Век^ег_03. РБ-1.9. КСВ; Век^ег_03. РБ-1.10. ВАН, ВАД; Век^ег_03. РБ-1.10. ВАН; Ве1о/ег_03. РБ-1.11. ВАД; Век^ег_ 03. РБ-1.13. БЛП; Век^ег_03. РБ-1.14. ФЕИ; Век^ег_03. РБ-1.14. КАА, РВ, ЛВ; Век^ег_03. РБ-3.1. ТЗА, ПЕА; Ве1о/ег_03. РБ-3.2. ИЗА; Ве1о/ег_03. РБ-3.2. КСВ; Век^ег_03. РБ-3.3. КИЯ; Ве1о/ег_03. РБ-3.5. БЛА; Век^ег_03. РБ-3.9. БЛА; Ве1о/ег_03. РБ-3.8. КИЯ, КВВ; Век^ег_03. РБ-3.9. БЛА; Ве1о/ег_04. РБ-1. КМА; Ве1о/ег_04. РБ-2. КНА; Ве1о/ег_04. РБ-3. ТЗА, ПТФ; Век^ег_04. РБ-4. ВАН; Ве1о/ег_04. РБ-4. МС; Ве1о/ег_04. РБ-5. БТН; Век^ег_04. РБ-6. МНС; Ве1о/ег_04. РБ-7. ЮЭГ; Ве1о/ег_04. РБ-8. КНА; Ве1о/ег_04. РБ-8. КСВ; Ве1о/ег_04. РБ-9. КВВ, НВИ; Век^ег_04. РБ-9. ПГ; Ве1о/ег_04. РБ-10. ПЕА, ТЗА; Ве1о/ег_04. РБ-11. ГНИ; Ве1о/ег_04. РБ-12. БДА; Век^ег_04. РБ-13. АНА; Ве1о/ег_04. РБ-14. ТНИ]
15) Вака (Ж): Женя-вака: очень плохо говорит, вакает [Belozer_04.
PF-7. Л.]
16) Геббельс (М): возможно, по внешности [Belozer_04. PF-5. БТН]
17) Глиста (М): Шурка-Глиста: возможно, потому, что был худой
и много пил [Belozer_04. PF-9. КВВ, НВИ]
18) Голова (Ж): школьное прозвище — сообразительная [Belozer_03.
PF-1.13. БЛП]
19) Городовочка (Ж): приехала из Белозерска, была единственная го-
рожанка в Шоле [Belozer_03. PF-1.13. БЛП]
20) Грош (М): по фамилии Грошев (он же: Копейка — см.) [Belozer_04.
PF-9. ПГ]
21) Гуляй Нога (Ж): когда-то сломала ногу, возможно, потом хромала
[Belozer_03. PF-3.2. КСВ]
22) Гусиха (вар.: Гусыня) (Ж): по фамилии Гусева [Belozer_03. PF-1.7.
ГАП; Belozer_04. PF-9. ПГ]
23) Гусь (М): по фамилии Гусев [Belozer_03. PF-3.5. БЛА]
24) Долгоноска (Ж): Шура Долгоноска: по внешности [Belozer_03.
PF-1.13. БЛП]
25) Дорогавушка (Ж): обманывала много, уверяла, что «знала» [Belozer_
03. PF-3.8. КИЯ]; также [Belozer_03. PF-1.8. ДАЯ; Belozer_03. PF-1.9. КСВ; Belozer_03. PF-3.2. КСВ; Belozer_04. PF-8. КНА; Belozer_04. PF-8. КСВ; Belozer_04. PF-10. ПЕА, ТЗА]
26) Дюля (М) [Belozer_04. PF-12. БДА]
27) Енот (М): пить рабочим не давал, за всем наблюдал, нос всюду
совал [Belozer_04. PF-10. ПЕА, ТЗА]; он же Енот Енотыч [Belozer_03. PF-1.9. КСВ]
28) Еша-еша (?): прозвище сластены [Belozer_03. PF-1.1. ФГИ]
29) Жаба (Ж): очевидно, по каким-то чертам характера (воспитатель-
ница в интернате) [Belozer_03. PF-1.11. Л.]
30) Жилин-Костылин (М): худой, сухого телосложения (муж Зои-Сту-
почки — см.) [Belozer_04. PF-3. ТЗА]
31) Жулик (М): директор банка; кличка с детства [Belozer_03. PF-1.13.
БЛП]
32) Задрыга (?) [Belozer_03. PF-1.8A. БЛП]
33) Заруба (?) [Belozer_03. PF-1.4. ПЕФ]
34) Зауголыш (М): Был один мужик «пригуленный», его все ругали «за-
уголышем» [Belozer_03. PF-1.5. ТНИ]
35) Золушка (Ж): торгует (спекулирует) спиртным [Belozer_03. PF-1.4.
ПЕФ; Belozer_03. PF-1.7. ГАП; Belozer_03. PF-1.9. КСВ Belozer_03. PF-1.10. ВАН, ВАД; Belozer_03. PF-1.13. БЛП Belozer_03. PF-1.14. КАА, РВ, ЛВ; Belozer_03. PF-3.2. КСВ Belozer_03. PF-3.9. БЛА; Belozer_03. PF-3.8. КИЯ, КВВ Belozer_04. PF-1. КМА; Belozer_04. PF-4. МС; Belozer_04 PF-4. МС; Belozer_04. PF-5. БТН; Belozer_04. PF-6. МНС Belozer_04. PF-7. ЮЭГ; Belozer_04. PF-8. КСВ; Belozer_04 PF-9. КВВ, НВИ; Belozer_04. PF-10. ПЕА, ТЗА; Belozer_04
РБ-12. БДА; Ве1о/ег_04. РБ-13. АНА; Ве1о/ег_04. РБ-14. ТНИ]. Кроме того, вечно грязная [Ве1о/ег_03. РБ-1.9. КСВ]
36) Зуй (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
37) Иконка (М): за то, что однажды сказал другому мужику, что он сде-
лал ребенка его жене. За это тот обещал ему железным[и] граблям[и] наладить [Ве1о/ег_01. РБ-11. СЕА]
38) Казнея (Ж): публично водили по деревне с украденной кастрюлей
супа — в качестве позорящего наказания [Ве1о/ег_03. РБ-1.14. КАА, РВ, ЛВ]
39) Камбала (М): любил одну рыбу — камбалу, всегда покупал только
и ел только ее и никакую другую рыбу не признавал [Ве1о/ег_03. ПДА, из письма]
40) Каменистик (М): неразговорчивый, не сплетник (детей его тоже
называли Каменистики) [Ве1о/ег_04. РБ-11. ГНИ]
41) Карпатский (М): Шура Карпатский: был ранен в Карпатах в первую
мировую войну (его племянник, когда получал паспорт, записался под фамилией Карпатский) [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. ПДА]
42) Квашня (Ж): толстуха, неповоротливая женщина [Ве1о/ег_03.
ПДА, из письма]
43) КЕС (М): по инициалам [Ве1о/ег_04. РБ-4. МС]
44) Кирьянишна (Ж): по отцу, которого звали Кирилл [Ве1о/ег_03.
РБ-1.10. ВАН]
45) Кишка (М): длинный, тощий [Ве1о/ег_04. РБ-5. БТН]
46) Кока (Ж) [Ве1о/ег_03. РБ-1.11. ВАД]
47) Кокоука (Ж): Натаха Кокоука [Ве1о/ег_02. РБ-2. КЗВ]
48) Комиссар (М): воевал в гражданскую войну, фигура похожа на ко-
миссарскую [Ве1о/ег_03 . РБ-1.14. КАА, РВ, ЛВ]
49) Конопель (М): по фамилии Коноплев [Ве1о/ег_03. РБ-1.11. ВАД]
50) Копейка (М): по фамилии Грошев (то же, что Грош — см.) [Ве1о/ег_
04. РБ-9. ПГ]
51) Косолапа (Ж) (также говорили: Паши Косолапой девки) [Ве1о/ег_
03. РБ-1.8А. БЛП]
52) Кот (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
53) Красавчик (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. Л]
54) Куклятка (Ж): Ольгия Куклятка [Ве1о/ег_03. РБ-1.10. ВАН, ВАД]
55) Кукушка (Ж): пела много песен [Ве1о/ег_03. РБ-1.14. КАА, РВ,
ЛВ]
56) Кулик (М): Ваня Кулик [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
57) Кулябка (Ж): Динка Кулябка (вар.: Кулябка, Кулябка, Кулима,
Куляпишна) [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. ПДА]
58) Лимон (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.7. ГАП]
59) Ломка (вар.: Ломда) (Ж): приехала из поселка Ломда [Ве1о/ег_03.
РБ-1.2. ЕАК]
60) Майдан (М) [Ве1о/ег_04. РБ-1. КМА]
61) Манька Облигация (Ж): любила деньги [Ве1о/ег_04. РБ-12. БДА]
62) Марыч (М): по фамилии Марычев [Ве1о/ег_04. РБ-9. ПГ]; всю се-
мью называют Маровщина [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП] или Ма-рушня [Ве1о/ег_03. РБ-1.8А. БЛП]
63) Матрос (М): во время русско-японской войны служил в Японии,
плавал на корабле [Ве1о/ег_03. РБ-1.6. РТА]
64) Матюха (М): по фамилии Матюшин [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП;
Ве1о/ег_03. РБ-1.7. ГАП]
65) Мичурин (М): любитель косить [Ве1о/ег_03. РБ-1.1. ФГИ]
66) Молодчик (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. Л.]; также [Ве1о/ег_04. РБ-9.
КВВ; Ве1о/ег_04. РБ-9. КВВ, НВИ]
67) Мороз (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
68) Москвичка (Ж): ездила в Шолу из Москвы [Ве1о/ег_03. РБ-1.14.
ФЕИ]
69) Московская бандитка (Ж): была очень бойкой и жила в Москве,
прозвище дали в 17 лет [Ве1о/ег_03. РБ-1.10. ВАН; Ве1о/ег_03. РБ-1.11. ВАД]
70) Мустафа (М): по песне из к/ф «Путевка в жизнь»: «Мустафа до-
рогу строил / Мустафа по ней ходил / Мустафу жиган зарезал...» [Ве1о/ег_03. РБ-1.9. КСВ]
71) Окунь (М): Рыбак был, наверное [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. Л.]
72) Охотник (М): Только охоту одну и знал [Ве1о/ег_03. РБ-3.9. БЛА]
73) Писариха (Ж): местная начальница, заставляла приходить к ней по
нескольку раз за много километров [Ве1о/ег_03. РБ-1.2. ЕАК]
74) Писарь (М) [Ве1о/ег_03. РБ-3.9. БЛА]
75) Повитуха (Ж): Фекла Повитуха: собирала склоки со всей округи
и всем пересказывала, часто с искажением фактов [Ве1о/ег_ 03. ПДА, из письма]
76) Помело (Ж): Павла-Помело: сплетница [Ве1о/ег_03. ПДА, из
письма]
77) Помидор (М): Миша Помидор: толстый и краснощекий [Ве1о/ег_
03. РБ-3.2. КСВ; Ве1о/ег_01. РБ-10. КНА; Ве1о/ег_03. РБ-3.8. КИЯ, КВВ]
78) Помидор (М): Коля Помидор: толстый и краснощекий [Ве1о/ег_03.
РБ-3.2. КСВ]
79) Поп (М): носил длинные волосы [Ве1о/ег_03. РБ-1.3. Л.]
80) Ракета (Ж): быстро бегает [Ве1о/ег_03. РБ-1.5. ТНИ; Ве1о/ег_04.
РБ-14. ТНИ]
81) Рыжий (М): возможно, по внешности [Ве1о/ег_03. РБ-1.11. Л.]
82) Сарай (М): по фамилии Сараев [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
83) Сальник (М): Саша Сальник: отец посылал ему в армию сало
[Ве1о/ег_03. РБ-1.2. ЕАК]
84) Сальник (М): Киря Сальник: по отцу [Ве1о/ег_03. РБ-3.2. КСВ]
85) Самолет (М): дедка Миша Самолет (детей его тоже звали Самолетами)
[Ве1о/ег_03. РБ-1.9. КСВ]
86) Самолет (М): быстрый больно; кроме того, в телевизоре раз-
бирался неплохо: и разберет, и соберет — куча лишних
запчастей получается [Ве1о/ег_04. РБ-6. МНС] (тот же, что и предыдущий?)
87) Серый (М): возможно, по имени [Ве1о/ег_03. РБ-1.11. Л.]
88) Сиси (М): по особенностям речи: шепелявил, не мог выговорить
слова «сенник» [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
89) Солдатка (Ж): Анюта Солдатка [Ве1о/ег_03. РБ-1.10. ВАН, ВАД]
90) Ступочка (Ж): Зоя Ступочка: была маленькой и полненькой (жена
Жилина-Костылина — см.) [Ве1о/ег_04. РБ-3. ТЗА]; также [Ве1о/ег_03. РБ-1.12. ПАЕ]
91) Техник (М): разбирался в технике [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП]
92) Торба (Ж) [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП]
93) Трубка (М): Степа Трубка: курил трубку [Ве1о/ег_03. РБ-3.2. КСВ]
94) Учительница (Ж): гуляла с молодыми ребятами, обучала их этому
делу [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП; Ве1о/ег_03. РБ-1.8А. БЛП; Ве1о/ег_03. РБ-3.6. БЛА; Ве1огег_01. РБ-13. БЛП]
95) Хабаль (М): развеселый, разухабистый, на работу злой [Ве1о/ег_03.
РБ-1.14. КАА, РВ, ЛВ]
96) Химичка (Ж): Мария Химичка: работала в химучастке [Ве1о/ег_03.
РБ-3.6. ПАЕ]
97) Хозяин (М): был хозяйственным пареньком. Дали в подростковом
возрасте, с этой кличкой ушел в армию, на войну [Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП]
98) Худяк (М) [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
99) Худяк (М): Ванька Худяк [Ве1о/ег_03. РБ-1.14. КАА, РВ, ЛВ] (тот
же, что и предыдущий?)
100) Цыганка (Ж): проходимка; все выклянчит; всех людей учит, как
надо жить [Век^ег_03. РБ-3.9. БЛА]
101) Чернобровый (М): некий Миша, очень белобрысый [Ве1о/ег_03.
РБ-3.8. КИЯ, КВВ]
102) Чернобровый (М): Дима Устинов, белый-белый был [Ве1о/ег_04.
РБ-9. КВВ, НВИ]
103) Чеченка (Ж): за то, что много ругалась с соседкой [Ве1о/ег_03.
РБ-1.6. РТА]; также [Ве1о/ег_03. РБ-1.12. ПАЕ]
104) Чижик-пыжик (Ж): в детстве была очень маленькая [Ве1о/ег_03.
РБ-1.6. РТА]
105) Чубка (Ж): Дуня Чубка: зачесывала волосы чубом (дочь звали
Катька Дуни Чубки) [Ве1о/ег_03. РБ-1.12. ПАЕ]
106) Шавка (М) [Век^ег_04. РБ-4. МС]
107) Шаляпин (М) Ваня Шаляпин: пел, когда выпивал, имел очень
сильный и красивый голос [Ве1огег_01. РБ-8. ЕАК]
108) Шило (М) [Ве1о/ег_04. РБ-10. ПЕА, ТЗА]
109) Шипун (М): Федя Шипун: был ранен на войне, не мог нормально
дышать [Ве1о/ег_03. РБ-1.4. ПЕФ]
110) Шокоталка (М): расскажет, так уморит до смеху, все падут
[Ве1о/ег_03. РБ-1.13. БЛП]
