CC BY
63
Вестник РУДН, сер. ВОПРОСЫ ОБРАЗОВАНИЯ: ЯЗЫКИ И СПЕЦИАЛЬНОСТЬ, 2005, №1
ДЕНОТАТИВЫ-СИМВОЛЫ В РУССКОЙ И ИСПАНСКОЙ ПОЭЗИИ.
М.В.Кутьева
Кафедра иностранных языков №3 факультета иностранных языков и общеобразовательных дисциплин Российский Университет Дружбы народов Ул.Миклухо-Маклая, б, 117198, Москва, Россия
В работе сопоставляются компоненты значения лексем-символов на материале испанской и русской поэзии XX века.
Легкость метафорического переосмысления мира природы заметна и в русской, и в испанской авторской речи. Русский и испанский языки в начале XX века дали миру выдающихся поэтов-символистов, имажинистов, акмеистов. Это С.Есенин, М.Цветаева, А.Ахматова, F.G.Lorca, A.Machado, M.Hemandez, J.R.Jimenez, которые населили мир поэзии самыми неожиданными образами, созданными на основе простых явлений и объектов, известных всем. Сама лексика языка, ее потенциальные возможности, особенности национального мышления, способа видения мира располагают к широкому варьированию коннотативных оттенков.
Слово, живя в языке коллектива, заряжается ассоциативно-образными, креативными возможностями, насыщается разнообразными семантическими нюансировками. Эта заряженность позволяет употребить слово в определенном контексте не так, как это было бы обычно для нейтральных форм его жизни.
Останавливаясь на поэтических строках, мы нередко сталкиваемся не с чисто словесными метафорами, а и с отголосками мифологического мышления. Дело здесь не в языковых метаморфозах, а в способе восприятия мира. Вот четверостишие из А.Ахматовой из сборника «Подорожник», написанное в 1919 г.:
«Еще на западе земное солнце светит И кровли городов в его лучах блестят.
А здесь уж белая дома крестами метит И кличет воронов, и вороны летят.»
[А.А. Ахматова, 1990, с. 138] Тот же образ встречаем у М.Цветаевой в противопоставлении другой птице - лебедю:
«Ветры - веяли, птицы - реяли,
Лебеди - слева, справа - вороны...
Наши дороги - в разные стороны»[М.И.Цветаева,1988, с.47] Предощущение смерти здесь не названо напрямую. Впечатление о ней создается дополнительными обертонами семантики слова «ворон», которое традиционно в рассматриваемых здесь культурах символизирует смерть: цвет ворона - черный, кладбище - излюбленное место этой птицы.
Национальное сознание прихотливо наделяет объекты нереальными, вымышленными свойствами. Ассоциативное представление о предмете далеко не всегда соответствует объективной реальности. Не действительность отражена в образной, поэтической номинации, а некоторое представление о ней. Иными словами, в лексической семантике закрепляется не совсем действительность, скорее - отражение действительности в человеческом сознании.
Поэтическая речь многозначна по своему существу. Нет многозначности - нет поэзии.
В поэзии диалектика формы и содержания особенно тонка и многогранна - «содержание оформлено, а форма содержательна». Стих не просто допускает множественность интерпретаций смысла и их субъективности, он требует такой множественности и вариативности. Задача поэзии сложнее, чем задачи других стилей речи: не сообщать информацию, а создавать образы, индивидуализировать их, вызывать в сознании представления.
«Спонтанное зарождение смыслов в естественном языке часто происходит внутри интуитивных представлений. Смысловые нюансы извлекаются
из мутной семантической среды», - считает Н.Д.Арутюнова [Н.Д.Арутюнова, 1979, с.149] . Символическое переосмысление появляется тогда, когда предмет относят к чужому классу - к которому он не принадлежит. Происходит, по сути, категориальная ошибка. И, благодаря ей, а не вопреки, рождается символ.
«Еще недавно ласточкой свободной Свершала ты свой утренний полет,
А ныне станешь нищенкой голодной,
Не достучишься до чужих ворот» [А.А.Ахматова, 1990, с. 138].
Или: «Там, на земле, мне подавали грош
И жерновов навешали на шею.
Возлюбленный, ужель не узнаёшь?
Я ласточка твоя - Психея!» [М.И.Цветаева,1988,с.101]
В поэзии за денотативом ласточка прочно закрепился символ - любовь, весна (Ср.”Ласточка с весною в сени к нам летит”).
Птицы вообще, по Словарю символов, соотнесены с душами людей и в большинстве своем наделены положительными качествами [Словарь символов, 1994, с.424-425]. Логичным представляется предположение о том, что в поэзии всё намного сложнее: символы претерпевают семантические приращения и сдвиги.
«Я знаю, что нежнейший май Пред оком Вечности - ничтожен.
Но птица я - и не пеняй,
Что легкий мне закон положен. ,.»[М.И.Цветаева,1988, с.126]
В этих строках птица как раз противопоставлена вечности и связана с ощущением мимолетности и легкомыслием мая. Таким образом, один и тот же акустический образ (птица) вызывает к жизни разные понятийные, сигнификативные образы.
В подобных контекстуально обусловленных преобразованиях денотатив (или денотативное значение) выступает в качестве строительного материала для создания символа. Не теряя при этом своего собственного значения, де-
нотатив предстает в преобразованном виде. Так создаётся «совмещенное видение двух картин» [В.Г.Гак,1977, с. 110] - иносказательное именование фрагментов действительности, при котором в сознании воспринимающего сохраняется и буквальное, и метафоричное значение слова. В народной испанской песне поется:
Eres pajaro diestro,
Pero no sabes
La diestreza que tienen
Las otras aves” [Cancionero, 1987, c. 333]
Истоки символизации животных связаны с тотемизмом и поклонением животным, уходят корнями в глубокую древность. В первобытном понимании человек - двуличное, замаскированное, непредсказуемое и сложное существо. В отличие от него животное - существо простое, понятное и однозначное. Его положительные и отрицательные качества ясны и неизменны. Авторские образы, естественно, возникают не из пустоты. Они опираются на национальное мироощущение. Вдохновение для создания новых образов носитель языка обычно черпает из окружающей его природы, а это, разумеется, мир животных и растений.
«Человек, сознавая, что биологически он связан с животными, не может не отдавать себе отчёта в том, что по своему вертикальному положению он ближе к деревьям, кустам и даже траве, чем к животным с их горизонтальной позой.» [ Словарь символов ,1994, с.434]
Группа растений в русском языке, по сравнению с испанским, больше загружена образными коннотациями. В русском сливовое дерево, подсолнух, кабачок, тыква, мальва, петрушка, не говоря уже о цветке апельсинового дерева, незнакомого носителю русского языка, не отягощены символическими переосмыслениями. В испанском calabaza, calabacin, ciruelo, naranjo объединены темой глупости. Ср. в русском - лопух, пень, дуб. Но это не единственная их роль. Например, calabaza, входя в состав фразеологизма ‘dar calabazas” - “отказать жениху” приобретает соответствующую окрашенность и участвует в игре слов куплета:
A todos les da claveles la morena de la plaza.
A todos les da claveles,
у a mi me da calabazas. [Cancionero,1987, c.220],
В данном контексте «гвоздика» противопоставлена «тыкве».
Легко поддаются переосмыслению в испанском языке лексические единицы семантического поля «цветы».
“Tu eres la rosa; Yo soy el lirio, Quien fuera cordon de oro De tu justillo!” [там же, 465].
В этом куплете народной испанской песни “Arrollo с1аго”задействованы излюбленные испанцами эмблемы - роза и ирис. По уже упомянутому словарю, роза - символ любви, a lirio (ирис) символизирует чистоту, робость, надежду на утешение, душевную муку. Параллельно, роза - это она, ирис - он.
“Esas tus mejillas blancas, coloradas, son, nina, azucenas con rosas raezcladas.
Esos tus dos labios Son clavel partido,
Que causan envidia
Al hermoso lirio”. Los mayos. [Cancionero ,1987 , c.349].
В испанском языке, по сравнению с русским, наблюдаются большие различия в метафоризации ( в частности, с помощью цветочной лексики) мужских и женских качеств. Испаноязычная языковая картина мира четче разделена на мужскую и женскую половины. Наименование «цветок», будучи в испанском языке словом женского рода, применимо только к женщине. Названия цветов - роза, лилия, мимоза - легко используются носителями языка в разговорной речи для обращения к женщине. Подобные комплименты не воспринимаются как высокопарные. На них порой не обращают вни-
мания. Свежесть метафоры стерта. Вспомним для сравнения стихи С.Есенина, где обыгрываются слова «цветок», «роза»:
«И песне внемля в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне,
Как о цветке неповторимом» [С.Есенин, 1985, 194].
Цветок символизирует человека с помощью развернутой, многоплановой метафоры:
«А люди - разве не цветы?
О милая, почувствуй ты,
Здесь не пустынные слова.
Как стебель тулово качая,
А эта разве голова Тебе не роза золотая?
И потому, что я пою,
Пою и вовсе не впустую,
Я милой голову мою
Отдам, как розу золотую»[С.Есенин,1985, 132].
Интересно, что в испанской поэзии символами любви выступают цитрусовые: апельсин, лимон, грейпфрут.
“El amor у la naranja se parecen infinito en que, por dulces que sean
de agrio tienen un poquito” [Cancionero, 1984, c.643] и
“Un limon me tirastes desde la torre,
en el alma me distes, sangre me corre.” [там же, 305].
Возможно, основа символа - в народной традиции, уходящей корнями в обычаи Индии, откуда, предполагается, пришли цыгане, оказавшие сильное влияние на испанский фольклор. По этой традиции влюбленный юноша дает девушке лимон. Она бросает лимон, если юноша ей не нравится, или оставляет себе, если отвечает ему взаимностью. В Испании символика
тайной и запретной любви впоследствии закрепилась за грейпфутом (toronja), возможно, из-за традиционной рифмы monja-toronja.
Подобная образность характерна в испанской культуре не только для поэтического, но и для разговорного языка. Такие обороты порой кажутся русскому человеку напыщенными и слишком цветистыми, испанцу или латиноамериканцу - нейтральными. Носители испанского языка в целом более темпераментны, обладают более богатым воображением и, как отмечал С.П.Мамонтов, «повышенным общенациональным тонусом». [С.П. Мамонтов, 1990, с. 14].
Образность и афористичноость входят в саму ткань и народной, и литературной речи носителей испанского языка. Кажущийся русским неестественным оптимизм сильно контрастирует с чувством трагического, которое «неимоверно у испанца, оно национально. Мальчишки от шести лет каждое воскресенье видят смерть шестерых полных сил и ярости быков, а иногда - и самих тореро.» [М.Кольцов, 1957, с.190].
La granada es la prehistoria «Гранат - предыстория крови,
de la sangre que llevamos, Той, что в себе мы носим,
la idea de sangre, encerrada Замысел крови, вмещенной
en globulo duro у agrio” В шар терпковатый и крепкий»
(F.G.Lorca) [Cancionero, 1987, 632].
Авторская речь основывается на общепринятой норме и питается ею. Какими бы нестандартными ни были поэтические вольности, они отражают объективную возможность возникновения побочных значений, заданных системой. Если бы автор был только субъективен, он был бы непонятен.
ЛИТЕРАТУРА
1 .Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика)// Лингвистика и поэтика,- М.: Наука, 1979.- С.141-152
2. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология,- М.: Международные отношения, 1977,- 264с.
3. Кольцов М. Избранные произведения в трех томах. Т.III. Испанский дневник,-М.: Гослитиздат, 1957,-С.160-199.
4. Мамонтов С.П. Единство в многообразии или многообразие в единстве?// Культура Латинской Америки.- М.: Наука, 1990,- С.5-17
5. Словарь символов. Керлот Х.Э.-М.:Refl-book, 1994.-608 с
6. Cancionero popular espanol. - М.: Raduga, 1987. - 670 с.
7. Ахматова А.А. Сочинения в двух томах. Т.1. - М.: Правда, 1990,- 449 с.
8. Есенин С. . Стихотворения. Поэмы. - Т.: Укитувчи, 1985.- 272 с.
9. Цветаева М.И. Сочинения в двух томах. Т. 1.-Минск: Народна света, 1988,- 542 с.
DENOTATIVE SYMBOLS IN RUSSIAN AND SPANISH POETRY
M.V.Kutieva.
Foreign languages Chair №3 Peoples’ Friendship University of Russia 6,Mikluho-Maklay Str., 117198 Moscow, Russia
In our work we consider the comparison between Russian and Spanish XX century poetry’s symbols.
