CC BY
96
С. В. Петров
ДЕНОТАТИВНАЯ СИТУАЦИЯ ТЕКСТА И ЕЕ СТРУКТУРА
(НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Ю. К. ОЛЕШИ «ЗАВИСТЬ»)
Сергей Валерьевич Петров
Аспирант кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета
Объектом исследования настоящей статьи является структура денотативной ситуации как базового содержательного компонента текста в двух основных аспектах: характеристика участников ситуации и решение вопроса, связанного с особенностями репрезентации действительности в дискурсе.
The test subject of the present article is the structure of denotatum situation as the basic text meaning component, which is considered in two principal aspects: description of situation participants and solution of the issue that deals with the features of representation of the reality in the discourse.
При анализе художественного текста важное место занимает событийная информация, которая вводит в сюжет и составляет фабулу. Последняя есть система событий. Сюжет — творческая переработка фабулы, включающая характеристику места и времени действия, характеристику персонажей, описания природы и пр., это то, как автор расположил события в произведении. Такое разграничение сюжета и фабулы было предложено представителями формальной школы в литературоведении (Б. В. Томашевский, В. Шкловский). Событие, таким образом, является центральной категорией содержательной стороны текста, прокладывающий путь к его смыслу.
Событие задает ту или иную денотативную ситуацию — ситуацию действительности, непосредственную или конструируемую на основе опыта автора. Как отмечает В. Г. Гак в статье под названием «К проблеме соотношения между структурой высказывания и структурой ситуации», «обозначаемая ситуация характеризуется некоторой структурой (предметы, их свойства, отношения и связи между ними)» [1: 67].
Задача настоящей статьи — проанализировать структуру ситуации через характеристику ее участников и выявление факторов, влияющих на отбор тех или иных компонентов действительности и их включение в описываемую ситуацию.
[С. В. Петров]
Центральным компонентом структуры ситуации являются ее участники. Этот компонент можно признать основополагающим в формировании ситуации, поскольку именно участники порождают в конечном счете главный фактор событийности — изменение. Их действия, поступки каузируют изменения, что создает предпосылки для возникновения ситуации. Поэтому можно с полным основанием утверждать, что этот компонент — практически неотъемлемая часть любой ситуации.
Когда речь заходит об участниках ситуации, то в первую очередь обычно имеют в виду определенных действующих лиц — людей, либо каких-то одушевленных существ (животные, птицы: На ветке мелькнула птица), либо фантастических персонажей (например, машина «Офелия» в «Зависти»). Действительно, чаще всего в качестве участника ситуации выступает именно агенс — «действующее лицо, обладающее (в оценке интерпретатора) волей и вследствие этого контролирующее те свои изменения и /или действия, которые могут быть расценены как преднамеренные» [3: 325]. Однако иногда ситуацией можно назвать событие, в котором не представлены действующие лица. Это, например, разного рода явления природы, но обязательно переданные в динамике, в развитии. Если динамика отсутствует, то это лишь описание природы, а значит, не изменение, не событие и, как следствие, не ситуация. Не являются событиями и потому денотативными ситуациями такие высказывания, как Светило солнце или По городу стелился туман, поскольку в них передано не изменение, не развитие, а состояние. Это застывшая, статичная картинка, в которой нет движения.
Решающим критерием в разграничении того, что является событием, а что — нет, считается фактор неожиданности относительно дальнейшего изложения. «Поскольку событие предполагает подтверждение или опровержение гипотез, — указывает В. З. Демьянков, — можно говорить о неожиданных и состоявшихся событиях, в отличие от объектов, состояний и процессов. Например, дом сам по себе не может быть неожиданностью, а появление дома, его разрушение,
пожар и т. п. — могут; следовательно, они могут составлять событие. Точно так же предложение Плавно текла река, описывающее процесс и взятое изолированно (скажем, в качестве грамматического примера), неожиданности не предполагает. Однако в определенном контексте это же предложение может представлять целое текстовое событие, ср.: Мы целый день строили дамбу. Наши труды увенчались успехом. Утром же, когда проснулись, увидели: плавно текла река... Однако это событие состоит в нашем обнаружении того, что имеет место процесс, как бы вложенный в капсулу, стенок которой (пропозициональной установки „обнаружения") мы не видим» [3: 323].
Денотативную ситуацию можно, таким образом, сравнить не с картинкой или фотоснимком, а с фильмом. Когда мы читаем текст, порожденные словами образы складываются в нашем сознании в определенные картинки, но эти картинки выстраиваются в определенной временной и логической последовательности, и получается своего рода кино, подобие кино. Это и есть ситуация.
Действительно, в романе «Зависть» есть примеры ситуаций, когда в качестве событий выступает какое-то явление природы, но эти текстовые фрагменты, тем не менее, не носят только описательного характера, а входят в нарра-тив. Вот эти примеры: Идет дождь. Дождь ходит по цветному бульвару, шастает по цирку, сворачивает на бульвары направо и, достигнув вершины Петровского, внезапно слепнет и теряет уверенность [6: 69]; День сворачивал лавочку. Цыган, в синем жилете, с крашеными щеками и бородой, нес, подняв на плечо, чистый медный таз. День удалялся на плече цыгана. Диск таза был светел и слеп. Цыган шел медленно, таз легко покачивался, и день поворачивался в диске. Путники смотрели вслед. И диск зашел, как солнце. День окончился [6: 92].
Здесь необходимо сделать важное уточнение, касающееся статуса описаний в денотативной структуре художественного текста. Дело в том, что особым компонентом художественного текста, особенно в литературе XX века, являются описания, которые ранее исключались из системы анализа. Примеры таких описаний приведе-
ны выше. Это описания метафорического плана, который переводит их в ранг динамических. Глагольная метафора, указывая на изменение, формирует ситуацию. На этой основе подобные ситуации могут включаться в систему денотативного анализа художественного текста.
Наряду с явлениями природы событиями могут быть и различного рода происшествия, которые также протекают без участия человека, например, обвал дома, падение дерева и т. п. По мысли В. З. Демьянкова, подобного рода события определяются таким признаком ситуации, как контролируемость / неконтролируемость. Происшествие — это неконтролируемое событие. В. З. Демьянков приводит следующие примеры: «Бутылка упала на пол (агенса не может быть), К земле приближается комета (комета может рассматриваться как агенс только в „одушевляющей" интерпретации), Петр упал под стол (при том истолковании, когда падение — непреднамеренное, не входящее в роль в спектакле и т. п.; ср. в противном случае Петр нарочно упал под стол, чтобы его не заметили)» [3: 325].
Несмотря на то, что существуют ситуации, подобные приведённым выше, в которых агенс отсутствует — явления природы, происшествия, — все же в большинстве своем участниками ситуаций являются действующие лица. Их количество в пределах одной ситуации может быть разным. Ситуация может быть представлена как одним лицом (Вечером дома Бабичев работает; С Тверской Кавалеров свернул в переулок; Кавалеров встретил утро на бульваре), так и несколькими (Все собрались на аэродроме; Бабичев стал беседовать с гостями; Вечером Бабичев, Шапиро и еще несколько человек устроили праздник по случаю открытия нового сорта колбасы; Выбежала советская команда). Но чаще всего в ситуации действуют 2 лица: Кавалеров пришел к Шапиро; Иван Бабичев привел Кавалерова на пустырь; Валя повернулась, Кавалеров увидел ее лицо; Кавалеров ударил Анечку).
Как указывает Ван Дейк, появление нового героя всегда сигнализирует о переходе к новой теме, а значит, служит и маркером новой ситуации [2: 62].
Итак, агенс денотативной ситуации может быть представлен:
1) антропонимом: Кавалеров покинул аэродром; Кавалеров и Иван завернули в пивную; Кавалерова ударили и выставили из дома Бабичева;
2) зоонимом: На ветке мелькнула птица;
3) именем сказочного персонажа («Офелия» из романа «Зависть»).
Безагенсные ситуации представляют собой либо явление природы: «Идет дождь. Дождь ходит по Цветному бульвару ... и, достигнув вершины Петровского, внезапно слепнет и теряет уверенность» [6: 69], — либо происшествие (обвал дома).
Второй аспект вопроса, связанного со структурой денотативной ситуации, заключается в том, какие аспекты, грани действительности становятся компонентами ситуации, находят в ней отражение, а какие — нет, и что влияет на их отбор и включение или невключение, а также что оказывается в фокусе денотативной ситуации. В этом вопросе необходимо иметь в виду то обстоятельство, что одно и то же событие может быть проинтерпретировано говорящими или пишущими по-разному, в зависимости от их целеустановок и интенций. В одном случае будут актуализированы одни стороны действительности, в другом — эти стороны, напротив, могут совсем выпасть из поля зрения автора, а в центре внимания окажутся совсем иные. Представим себе ситуацию, когда в университете идет лекция и в аудиторию по очереди заглядывают студенты и дают комментарий тому, что они увидели. Эти комментарии будут существенно розниться в зависимости от того, что в данный момент заглядывающему представляется важным, актуальным. Один из них может сказать: Там лекция. Для него актуальным будет то, что аудитория занята, там идет занятие. Другой может произнести сходную фразу, но эта фраза будет передавать другую ситуацию — Лекция еще не кончилась. Для него важным оказывается то, что лекция все еще продолжается. Очевидно, он уже заглядывал в аудиторию раньше, и, видимо, он ждет окончания этой лекции. Третий, заглянув в эту аудиторию,
[С. В. Петров]
скажет: Как там много студентов!; четвертый — Иван Иванович (преподаватель) уже выздоровел, пятый — Как там у них шумно! и т. д. И в каждом из этих случаев находит отражение тот аспект действительности, который в данный момент интересует говорящего больше всего в силу определенных причин.
Таким образом, решающим фактором в создании ситуации является целеустановка автора, речевая ситуация определяется тем, что для автора представляется актуальным в реальном положении дел. А это, в свою очередь, может быть обусловлено некоторой пресуппозицией, т.е. его возрастом, социальным статусом, мировоззрением и т. п. Иначе говоря, целеустановка определяется ценностными ориентирами, установками языковой личности. На это указывает, в частности, В. И. Карасик, который определяет языковую личность как «срединное звено между языковым сознанием — коллективным и индивидуальным активным отражением опыта, зафиксированного в языковой семантике, с одной стороны, и речевым поведением — осознанной и неосознанной системой коммуникативных поступков, раскрывающих характер и образ жизни человека, с другой стороны» [5: 84]. Как считает В. И. Карасик, «ценности лежат в основе оценки, тех предпочтений, которые человек делает, характеризуя предметы, качества, события» [5: 166]. Исследователь даже полагает возможным говорить о ценностной картине мира: «Мы исходим из того, что наряду с языковой картиной мира (в качестве ее аспекта), объективно выделяется ценностная картина мира в языке. Здесь уместно разграничить, по меньшей мере, этнокультурный и социокультурный планы, применительно к различным видам оценочных отношений, например, отношение к старшим и младшим, детям, женщинам и мужчинам, к животным, к собственности, к здоровью и болезням, к смерти, к состязаниям и играм, к труду и подвигу, к чуду и обыденности, к приватности, к жилищу, к земле и небу, к явлениям природы, ко времени и пространству» [5: 167]. В. И. Карасик выделяет различные группы ценностей: индивидуальные (персональные, авторские), микрогрупповые (например, в семье,
между близкими друзьями), макрогрупповые (социальные, ролевые, статусные и др.), этнические и общечеловеческие.
Обратимся к роману «Зависть», чтобы увидеть, как указанные положения реализуются в художественном тексте.
Для характеристики нарратива этого произведения важно иметь в виду, что роман строится как наблюдение одного героя за поступками другого, Кавалерова за поступками Бабичева, т. е. все события романа переданы глазами Кавалерова, даны в его восприятии и, как следствие, неизбежно окрашены его оценками. В этом смысле это произведение очень субъективно. Денотативный же анализ имеет своим предметом объективную действительность. Тем самым возникает некоторая условность интерпретации. Конечно, роман воспроизводит действительность, но степень ее объективности не может быть достоверной, поскольку она находится в зависимости от индивидуально-оценочного восприятия действительности одного героя. Объективная же картина может быть сложена из сочетания нескольких точек зрения, чего в романе мы не находим. Выход из сложившегося противоречия кроется в известном принципе референции в отношении художественного текста: в художественном тексте существует и — добавим от себя, является объективной действительностью — все, что названо. В связи с условностями интерпретации денотативного пространства художественного текста целесообразнее было бы говорить, что задачей денотативного анализа является представление действительности, преломленной через образ автора. С другой стороны, художественная литература всегда оптимально раскрывает весь потенциал языка, открывая тем самым широкое поле для обработки того, что называется реальным положением вещей.
Итак, «Зависть» начинается с главы, посвященной описанию утра Андрея Бабичева, переданного глазами Кавалерова: Бабичев совершает утренние процедуры, моется, одевается, сбрызгивает себя одеколоном. Все это наблюдает Кавалеров. При этом в каждой из названных ситуаций он фиксирует не все аспекты действитель-
ности, а лишь те, которые обращают на себя его внимание. А внимание это регулируется в данном случае не столько целеустановкой (Кавалеров не имеет здесь какого-то прагматического намерения), сколько пресуппозицией — его характером, взглядами на жизнь, системой ценностей, которая идет вразрез с системой ценностей Андрея Бабичева. Кавалеров наблюдает и сравнивает то, как проходит его утро и утро Бабичева. Поэтому в поле зрения, в фокус ситуации здесь попадают все отличия, которые Кавалеров обнаруживает в утренних процедурах Бабичева и своих: Бабичев поет в клозете, моется, как мальчик, разбрызгивая воду, вылил одеколон на ладонь и провел ладонью от лба к затылку и обратно, надел подтяжки и т. д.
Рассмотрим еще одну ситуацию — Иван Бабичев пришел к дочери (первая часть, глава 6). Эта ситуация снова передана глазами Кавалерова. Воспроизведем основные микроситуации этой главы: Кавалеров свернул с Тверской в переулок; Он заметил Ивана Бабичева; Они пошли вдоль изгороди; На ветке Кавалеров заметил мелькнувшую птицу; Иван Бабичев позвал Валю; Появилась Валя; Иван и Валя стали говорить; Иван побежал прочь; Валя кинулась за ним. Проанализировав эти ситуации, можно увидеть, что решающую роль в их создании играет не столько целеуста-новка и даже не пресуппозиция, как это было в предыдущем примере. Здесь главенствует иной фактор. Реализованные в рамках этих ситуаций аспекты действительности привлекают внимание Кавалерова по одной простой причине — в них содержится какое-то изменение на фоне уже сложившегося положения вещей. И Кавалеров фиксирует эти изменения: Шли вдоль изгороди, вдруг щебетнула птица, чем привлекла его внимание, не было Вали — появилась Валя.
Изменение, таким образом, можно признать основой формирования денотативной ситуации. Денотативная ситуация всегда есть некоторое изменение на фоне известного, устоявшегося положения дел. Как уже подчеркивалось, любое изменение всегда протекает во времени, т. е. оно динамично. А динамика предполагает развитие. Поэтому изменение — это всегда событие, а зна-
чит, ситуация. Именно так понимал ситуацию Т. А. ван Дейк. В своей работе, посвященной анализу дискурса, он приводит несколько маркеров смены темы, а значит, перехода к новой ситуации:
- изменение возможного мира: Х мечтал, делал вид, что . ;
- изменение времени или периода;
- изменение места;
- ввод новых участников;
- вторичный ввод уже известных участников средствами полных именных групп;
- изменение перспективы или точки зрения [2: 62].
Итак, в основе денотативной ситуации всегда лежит изменение.
Изменение — это всегда нечто новое, поэтому оно сопоставимо с понятием ремы в теории актуального членения. Однако в современной лингвистике понятия «тема» и «рема» применяются не только в отношении предложения, но и в отношении целого текста. Тема — рематическое движение рассматривается как один из основополагающих факторов текстообразования. Подобную трактовку можно найти, например, в Коммуникативной грамматике русского языка под ред. Г. А. Золотовой: «... рема предложения составляет то текстовое звено, в котором осуществляется взаимодействие лексики и грамматики. Рема внутри предложения, противопоставленная теме, соединяет исходную и коммуникативно значимую информацию. За рамками предложения рема вступает в смысловые отношения с ремами соседних предложений; при этом она создает рематическую доминанту текстового фрагмента, сигнализирующую его семантическую общность и способствующую членению текста» [4: 388].
Ситуация, таким образом, это всегда рематическая доминанта.
Внутренняя структура ситуации неоднородна. Внутри нее можно выделить различные пласты или области. В настоящее время в лингвистике для описания и представления лексики активно применяется метод поля. Думается, что в виде поля можно представить и денотативную ситуацию. Тогда в ее структуре необходимо выделить ядро и периферию (фон). Что касается
[С. В. Петров]
ядра ситуации, то им, очевидно, следует признать собственно событийный компонент высказывания, характеризующийся экзистенциальной семантикой, т.е. указывающий на сам факт того, что событие имело место. В таком случае фоном ситуации можно считать все модусные, т. е. субъективно-оценочные характеристики, которыми обладает ситуация. Особенностью фоновых компонентов ситуации является то, что они могут быть опущены без существенной потери смысла. Ядро ситуации изъять без потери смысла невозможно. Это обязательный компонент любой ситуации.
Попытаемся разграничить ядерные и фоновые компоненты в рамках ситуации, переданной в следующем сложном синтаксическом целом (ССЦ) из романа «Зависть» (часть первая, глава III):
Вечером дома, он сидит, осененный пальмовой зеленью абажура. Перед ним листы бумаги, записные книжки, маленькие листочки с колонками цифр. Он перебрасывает странички настольного календаря, вскакивает, ищет в этажерке, вынимает пачки, становится коленями на стул и — животом на столе, подперши толстое лицо руками, — читает. Зеленая площадка прикрыта стеклянной пластиной. В конце концов что же особенного? Человек работает, человек дома, вечером работает. Человек, уставившись в лист, ковыряет в ухе карандашом. Ничего особенного [6: 22].
Это ССЦ передает ситуацию, которую мы можем определить так: Бабичев работает вечером дома. Собственно, эта ситуация уже названа в самом ССЦ в аналогичном высказывании. Ядро этой ситуации — констатация того, что Бабичев работает. Фон ситуации — это то, как работает Бабичев: он перебрасывает странички, вскакивает, что-то достает, что-то ищет.
Другой пример — Он моется, как мальчик, дудит, приплясывает, фыркает, испускает вопли. Воду он захватывает пригоршнями и, не донося до подмышек, расшлепывает по циновке. Вода на соломе рассыпается полными, чистыми каплями [6: 16].
Здесь передана ситуация — Он моется, как мальчик. База, ядро ситуации — Бабичев моется. А в качестве фона, периферии выступает здесь оценочная характеристика — как мальчик.
В ситуации может быть представлено только ядро и может не быть фона, как, например, в таких ситуациях, как: Бабичев построил столовую «Четвертак»; Кавалеров покинул аэродром; Кавалеров подошел к уличному зеркалу. Но таких ситуаций крайне мало. В большинстве случаев в ситуации представлены оба компонента — и ядро и фон.
Подведем итоги. Итак, как мы установили, отбор элементов, деталей, организующих денотативную ситуацию, зависит от целеустановки автора, его интенций, а также от пресуппозиции, определяющейся ценностными установками языковой личности. Фокус ситуации — это всегда какое-то изменение на фоне существующего положения дел. Структура ситуации включает в себя обязательные (ядро) и необязательные (фон, периферия) компоненты. Описанные в данной работе основы денотативного анализа разрабатывались с целью структурировать содержательный пласт текста. В этом отношении можно говорить, что денотативный анализ направлен на описание того, что составляет объективную действительность произведения, открывая подступы к экспликации некоего объективного смысла, т. е. смысла, конструируемого на основе не столько авторских интенций, сколько смысла событий. Иначе говоря, денотативный анализ стремится к постижению не того, что хотел (имел в виду) сказать автор, создавая текст, а того, что было сказано всей логикой повествования и содержанием событий на основании только того, что прямо названо (эксплицировано) в самом тексте.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гак В. Г. К проблеме соотношения между структурой высказывания и структурой ситуации // Психологические и психолингвистические проблемы владения и овладения языком. М., 1969. С. 67-79.
2. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / Пер. с англ. М., 1989.
3. Демьянков В. З. «Событие» в семантике, прагматике и в координатах интерпретации текста // Изв. АН СССР. Серия литературы и языка. 1983. Т. 42. № 4. С. 320-329.
4. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
5. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М., 2004.
6. Олеша Ю. К. Зависть: Роман. Рассказы. Дневник. Екатеринбург, 2002.
