© Н.В. Кузнецова, 2004
ДЕНЕЖНАЯ РЕФОРМА 1947 г.
И НАСЕЛЕНИЕ НИЖНЕГО ПОВОЛЖЬЯ
Н.В. Кузнецова
После Великой Отечественной войны руководство СССР осуществило рдд крупных социально-экономических мер. К важнейшим из них относилась денежная реформа 1947 года. Она вызывалась прежде всего необходимостью финансового оздоровления экономики и укрепления рубля. К концу войны денежная масса в обращении примерно в
4 раза превосходила ее довоенную величину, а объем товарооборота резко сократился и составил в 1945 г. лишь 42 % по отношению к уровню 1940 года 1. Все это негативно сказывалось как в сфере производства, так и на потребительском рынке. Кроме того, без денежной реформы оказался невозможным переход к бескарточной торговле из-за ограниченности товарной массы в стране, в связи с чем они проводились одновременно.
По свидетельству бывшего министра финансов СССР А.Г. Зверева, разработка основных принципов денежной реформы началась еще в годы войны2. В 1946—1947 гг. создавались условия, необходимые для ее реализации. Во-первых, осуществлялась экономия государственных средств за счет уменьшения расходов на содержание административно-управленческого аппарата, увеличения норм выработки рабочих и снижения себестоимости продукции на предприятиях, сокращения или отмены отдельных выплат населению из госбюджета3. Во-вторых, возросли доходы от торговли в результате повышения пайковых цен в сентябре 1946 года. В-третьих, выросли налоговые поступления с предприятий с 207,5 млрд руб. в 1946 г. до 274,8 млрд руб. в 1947 году4. Все это обеспечило превышение государственных доходов над расходами.
25 мая 1947 г. Политбюро ЦК ВКП(б) создало комиссию для выработки двух проектов постановлений Совета Министров СССР о денежной реформе: одного — для оглашения перед гражданами и второго, пре-
дусматривавшего организационные меры, — для служебного пользования. В комиссию вошли руководители партии и правительства (за исключением Сталина) и лица, ответственные за функционирование финансовой системы страны 5. Таким образом, проведение денежной реформы стало одной из первоочередных задач советского руководства, причем решение об этом состоялось тогда, когда стали очевидными размеры будущего урожая в сельском хозяйстве.
Реформе предшествовала большая организаторская работа не только в центре, но и на местах, осуществлявшаяся в обстановке строгой секретности. В начале сентября 1947 г. управляющие областными конторами Госбанка получили указание председателя правления Госбанка СССР Я.И. Голева о подготовке специальных кладовых для размещения ценных бумаг КОНА и БОНА (так условно именовались в официальной переписке новые казначейские и банковские билеты)6. Вслед за этим поступили правила приема, хранения, транспортировки и учета КОНА и БОНА, подписанные заместителем председателя правления Госбанка А.К. Коровушки-ным еще 21 февраля 1947 г., с которыми был ознакомлен узкий круг лиц, имевших непосредственное отношение к этой работе в областях. Все они получили строгое предупреждение об ответственности за сохранение государственной тайны7.
Из всего этого следует два вывода. Первый — печатание новых денег завершилось задолго до денежной реформы (вероятно, она планировалась на более ранний срок). Второй — ответственные работники на местах узнали о предстоящем событии еще в сентябре 1947 года.
В октябре того же года Астраханская, Саратовская и Сталинградская областные конторы начали завоз банковских и казначейских билетов нового образца и после спе-
циального указания правления Госбанка с
1 по 10 декабря распределили их по районам 8. В этот же отрезок времени были организованы выплатные пункты при городских управлениях Госбанка, сберегательных кассах, почтовых отделениях или непосредственно на предприятиях и в учреждениях. Их количество определялось численностью взрослых жителей и предполагаемой суммой имевшихся у них наличных денег. Так, в Саратовской области было оборудовано 540 выплатных пунктов (в том числе 82 — в Саратове), в Сталинградской — 410 (в том числе 60 — в Сталинграде). Большинство из них предназначалось для обмена старых денег на новые, часть — для выплаты пенсий. Для работы на пунктах было мобилизовано в Саратовской области 2200, в Сталинградской — 1510 человек. Все они специально подбирались райкомами ВКП(б) и райисполкомами и проверялись органами госбезопасности9.
Несмотря на то, что подготовительная работа велась в условиях секретности, произошла утечка информации. Министр финансов А.Г. Зверев объяснял это так: «Документы о реформе, разработанные заранее, своевременно разослали на места, до районных центров включительно, в адреса учреждений государственной безопасности специальными пакетами с надписью: “Вскрыть только по получении особого указания”. В одном из документов, лежащих в пакете, говорилось: “Немедленно доставить первому секретарю областного комитета партии”. У отдельных местных сотрудников любопытство перетянуло служебный долг. Пакеты были вскрыты раньше времени. Кое-где пошли слухи о предстоящей реформе» 10.
В то же время в докладной записке заведующего Саратовским горфинотделом Долгова в Министерство финансов СССР сообщалось, что сберкассы города работали с огромным напряжением с момента получения телеграфного указания о подготовке и проведении денежной реформы. В первые три дня после этого (с 29 ноября по 1 декабря) объем денежных операций (сумма поступлений и выплат) возрос в 2,6 раза. При этом отлив вкладов превысил их прилив на 10,5 %. Со
2 декабря, когда слухи стали более определенными, положение изменилось. Во-первых, резко увеличился объем операций: 2 декабря — в 4,9; 3 декабря — в 7; 4 декабря — в
7,4 раза по сравнению с 29 ноября. Во-вторых, поступившая сумма была выше снятой со счетов 2 декабря — в 2,2 раза; 3 декаб-
ря — в 3,3; 4 декабря — в 5,2 раза. В дальнейшем объем денежных операций сократился, но оставался большим, чем до 2 декабря, причем приток вкладов преобладал над их оттоком. Всего со 2 по 14 декабря саратовские сберкассы приняли 46,8 млн руб., а выдали 16,3 млн рублей 11.
Предреформенная лихорадка охватила и население Сталинградской области. Как и в Саратове, она проявлялась в двух формах. Во-первых, люди приобретали товары длительного пользования. За 13—14 декабря швейная фабрика имени 8 Марта реализовала своей продукции на сумму 65 тыс. руб. (до этого — на 3—4 тыс. руб. в день), а обувная фабрика — на 41 тыс. руб. (в обычные дни — на 1,5—2 тыс. руб.). Во-вторых, общая сумма вкладов в отделениях Госбанка и сберегательных кассах области увеличилась за 1—14 декабря с 72,7 млн до 107,8 млн руб., в том числе в Сталинграде с 31,1 млн до 44,2 млн руб. (в 1,4 раза), а в сельских районах с
41,6 млн до 63,6 млн руб. (в 1,5 раза)12.
Движение вкладов в Нижнем Поволжье определялось не только местными слухами, но и информацией из столицы. В Москве уже
28 ноября объем денежных операций вырос в 3 раза, 29 ноября — в 7 раз, 30 ноября — в 10 раз. В общей сложности за две предрефор-менные недели вклады в сберкассах страны увеличились на 2,5 млрд руб., то есть более чем на 15 %13. Просочившиеся сведения были достоверными и сыграли на руку тем «спекулянтам», против которых, по замыслу И.В. Сталина, и была направлена реформа. Но это, по утверждению А.Г. Зверева, «не помешало мероприятию в целом»14. Основная масса населения не могла использовать слухи в своих интересах, так как имела средства лишь для обеспечения прожиточного минимума.
Механизм реформы начал действовать
14 декабря в 15 часов по московскому времени еще до правительственного сообщения. В этот момент во все отделения Госбанка, центральные районные сберкассы и РайФО поступили официальные инструкции о порядке проведения денежной реформы, изученные здесь же всеми участвовавшими в ее реализации, собранными к этому часу на совещания. Текст постановления Совета Министров и ЦК ВКП(б) был специально оглашен вечером 14 декабря (в воскресенье), когда граждане не имели возможности использовать наличные деньги, за исключением аптек, ломбардов и телеграфов, где и выстроились очереди. К утру 16 декабря все
подготовительные работы были в целом завершены.
Основными составными элементами реформы являлись обмен старых денег на новые в соотношении 10 : 1; переоценка сберегательных вкладов; сохранение в прежних размерах оплаты труда рабочих и служащих, доходов крестьян от государственных заготовок; неизменность всех видов налоговых платежей 15.
Главной, и в то же время самой жесткой и болезненной для населения, мерой был обмен наличных денег, означавший изъятие 90 % имевшихся на руках средств. В целях предотвращения массового недовольства людей в постановлении подчеркивалось, что «это будет последняя жертва», а установленный «порядок обмена ударит прежде всего по спекулятивным элементам, накопившим крупные запасы денег и держащим их в “кубышках”». Потери же подавляющего большинства трудящихся, связанные с обменом денег, будут кратковременны и незначительны и будут полностью перекрыты благодаря отмене высоких коммерческих цен и снижению существующих пайковых цен на хлеб и муку»16.
Обмен денег осуществлялся в областях Нижней Волги с 16 по 22 декабря. Очереди, образовавшиеся утром 16 декабря, были сравнительно быстро ликвидированы. Прилив населения в выплатные пункты нарастал в первые три дня, достигнув максимальной отметки 18 декабря в связи с прекращением в этот день приема старых денег торгующими организациями, а затем сократился в несколько раз. За неделю от жителей Астраханской области поступило 103,8; Саратовской — 430,3; Сталинградской — 259,8 млн руб. старых денег, выдано новых денежных знаков — в 10 раз меньше 17. Всего в стране было предъявлено к обмену 37,2 млрд руб., из них на городских выплатных пунктах — 14,6 млрд руб., сельских — 13,2 млрд руб., 9 млрд руб. — как выручка торговых организаций и учреждений 18.
Некоторые граждане, имевшие значительные накопления, обменивали их частями, причем иногда не лично, а через подставных лиц. В Нижнем Поволжье максимальное количество новых денег (37,5 тыс. руб.) получил в обмен на старые фотограф из г. Михай-ловки (Сталинградская область). Самые крупные суммы, выданные в выплатных пунктах Саратовской области, составили 15 тыс. руб. (Дурасовский район) и 12 тыс. руб. (Петровский район), а в самом Саратове — 7,5 тыс.
рублей. В других городах и районных поселках региона являлись редкостью выплаты от
1,5 до 7 тыс. рублей 19. В среднем же после посещения обменных пунктов от прежних запасов в семьях Астраханской области осталось по 15 руб., Саратовской — по 22 руб., Сталинградской — по 19 руб. наличных денег на человека20.
Существенной была разница в соотношении сумм, обмененных в городах и сельской местности. Если в Саратове на одного жителя пришлось 39 руб. новых денег, то в районах области всего 18 рублей21. Необходимо учитывать, что к концу года в крестьянских семьях обычно скапливались небольшие суммы. К тому же 1947 г. был урожайным, а в городах действовала карточная система. Из этого следует, что часть сельчан не смогла обменять свои накопления. В то же время на каждого жителя Сталинграда пришлось по 17 руб. обмененных денег, а в сельских районах области — по 20 руб.22, что свидетельствует о более низком уровне жизни сталинградцев по сравнению с саратовцами.
Заметными были и внутриобластные различия, обусловленные природно-климатическими условиями, степенью эффективности работы общественных хозяйств и другими факторами. Например, в Сталинградской области наибольшие средние суммы в расчете на одного взрослого человека получили в обменных пунктах жители районов: Среднеахтубинского (64 руб.), Еланского и Ленинского (по 52 руб.); наименьшие — Сарпинского и Тормосиновс-кого (по 16 руб.), Ждановского (14 руб.) и Малодербетовского (13 руб.)23.
Несмотря на очевидную разницу в материальном положении населения региона, в целом уровень жизни людей был низким. В связи с изъятием большей части наличных средств рабочим и служащим с 16 по 20 декабря выдавалась заработная плата за первую половину месяца, независимо от установленных ранее сроков, а крестьяне увеличили объем продаж сельскохозяйственной продукции на рынках.
Обмен денег привел к общему сокращению денежной массы, находившейся в обращении. Так, в Астраханской области она уменьшилась в 2,9, а в Саратовской — в 5,3 раза24. Однако из-за недостаточного развертывания государственной торговли, медленного поступления средств от других источников дохода, в январе, а потом повторно в феврале 1948 г. местные власти задействовали для покрытия расходов дополнительные суммы, что снижало первоначально полученный эффект.
Второй по значимости составной частью реформы явилась переоценка сберегательных вкладов населения. В отличие от обмена наличных денег, она осуществлялась на льготных условиях. Суммы до 3000 руб. переоценивались в соотношении 1:1, от 3001 до 10 000 руб. — 3:2, свыше 10 000 руб. — 2:1. Переоценка денежных средств, находившихся на счетах кооперативных предприятий и организаций, а также колхозов, проводилась из расчета 5 : 4 25. Причиной «доброжелательного» отношения правительства к сберегательным вкладам являлась прежде всего их незначительная величина. По данным Госбанка СССР, в 1947 г. в сберкассах страны хранилось всего 15 % денежных накоплений населения 26. К тому же различные условия обмена наличных денег и переоценки вкладов стимулировали граждан к сохранению и пополнению сберегательных счетов. Фактически деньги, находившиеся в сберкассах, не оказывали давления на продовольственный рынок, а это было тогда главным.
Ситуация в Нижнем Поволжье не отличалась от общесоюзной. Даже в самом крупном городе региона — Саратове — сумма вкладов составила к 16 декабря 1947 г. 137,2 млн руб. с учетом поступлений в предреформен-ные недели. Примерно столько же старых денег (146 млн руб.) саратовцы обменяли на новые27. В результате реформы пострадало всего
24,7 % вкладчиков, потерявших в общей сложности 18,9 % накоплений. Большинство же доверивших свои средства государству (75,3 %) имело на счетах не более 3 тыс. руб. и полностью сохранило их28.
Благодаря такой системе переоценки вкладов правительство в значительной степени нейтрализовало отрицательные эмоции, вызванные изъятием наличных рублей, обеспечило поддержку своей политики большей частью населения и в то же время привлекло граждан к хранению своих денег в сберкассах. Общая сумма, зачисленная на сберегательные счета жителей Нижнего Поволжья, превысила в 1950 г. предвоенную почти в три раза29.
В то же время с переоценкой вкладов были связаны самые серьезные нарушения в ходе денежной реформы. Хорошо сохранившиеся материалы о ситуации в Саратове позволяют сделать несколько интересных наблюдений. С первого дня работы с клиентами (18 декабря) по 23 декабря 1947 г. сберкассы города приняли 796 тыс. руб., а выдали 3616 тыс. руб., то есть в 4,5 раза больше 30.
Анализ движения вкладов в эти дни показал, что их отток произошел главным образом за счет поступивших в предреформенные две недели. Заведующий Саратовским горфи-нотделом Долгов имел все основания для вывода, что «для известной категории лиц сберкассы явились удобным местом обмена старых денег на новые с незначительной уцен-кой»31 . Учитывая пожелания саратовцев, он внес предложение в Министерство финансов СССР уценить все вклады на сумму более 3000 руб., поступившие в сберегательные кассы с 1 по 14 декабря, в соотношении
10 : 1 32, но оно осталось без внимания. И все же отток вкладов значительно уступал их притоку в предреформенные дни и составил 18—23 декабря 2,6 % к общей сумме, зачисленной на сберегательные счета к 16 декабря 33. Аналогичная картина наблюдалась и в других городах России 34.
В связи с поступлением сигналов о нарушениях правил денежной реформы Министерство финансов и правление Госбанка СССР 17 декабря 1947 г. направили руководителям обл- и горфинотделов, контор Госбанка, управлений гострудсберкасс, главным и старшим контролерам-ревизорам КРУ телеграфное распоряжение о проверке правильности переоценки вкладов. Однако последние ограничились формальными отписками или вообще не отреагировали на распоряжение. Поэтому министр финансов А.Г. Зверев 10 января 1948 г. отправил в адрес тех же организаций новое письменное указание о выявлении допущенных нарушений и наказании виновных35.
В Нижневолжском регионе к этой работе с самого начала подключились областные комитеты партии. Так, бюро Астраханского обкома ВКП(б) 20 декабря 1947 г. рассмотрело вопрос «О ходе денежной реформы», отметив, что при ее подготовке и проведении имели место серьезные нарушения: внесение руководителями и главными бухгалтерами личных денег на счета предприятий, учреждений и организаций; прием вкладов некоторыми заведующими сберкасс 15 декабря с оформлением их 12—13 декабря. При этом ни областная контора Госбанка, ни облфи-нотдел, ни управление сберкасс не пресекали подобные действия. Не вмешивались и органы милиции, суда и прокуратуры 36.
Вслед за этим заведующий Астраханским облфинотделом Багмутов 24 декабря 1947 г. издал приказ о переоценке незаконно принятых вкладов из расчета 10 : 1 и при-
влечении к уголовной ответственности работников сберегательных касс, допустивших нарушения постановления о денежной реформе 37. Однако, как показали последующие проверки в январе-феврале 1948 г., виновными в случившемся были не только и не столько они. Управляющий Астраханской конторой Госбанка Голованков и начальник областного управления сберкасс Павельев сами открыли новые счета после оглашения текста постановления правительства и ЦК партии (первый из них оформил два вклада на сумму 6 тыс. руб., второй — один вклад на 2,2 тыс. руб.)38. Особенно «отличились» ответственные работники Каспийского района. Начальник райотдела МВД Луконенко за несколько часов до правительственного сообщения о реформе вскрыл пакет с инструкциями. После этого заведующий районной сберкассой Богатов, несмотря на выходной день, вызвал на работу своих подчиненных для оформления вкладов руководящих работников, в том числе своего, Луконенко, прокурора Блакит-ной и др., а также их родственников. Общее число выявленных нарушителей правил денежной реформы составило в Астраханской области к середине февраля 1948 г. 294 человека, внесших вклады на сумму 726,6 тыс. руб., в том числе служащими сберкасс и отделений Госбанка — на 264,7 тыс. рублей 39.
Бюро Астраханского обкома исключило из рядов ВКП(б) наиболее «прославившихся» ответственных работников — Павельева, Блакитную и помощника районного прокурора Епанчина. Однако партколлегия Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) отменила это решение, объявив первому выговор с занесением в учетную карточку и переведя двух других из членов в кандидаты в члены ВКП(б), в то время как беспартийные служащие сберкасс понесли уголовную ответственность40.
Более тщательно работали проверочные группы, организованные обкомом партии и контрольно-ревизионными органами Сталинградской области. Самым громким и неприятным для местных партийных лидеров стало дело первого секретаря Краснослободского райкома ВКП(б) И.С. Инякина. После ознакомления с условиями денежной реформы он внес на три счета 19,1 тыс. руб., оформив их 13 декабря, обязал управляющего отделением Госбанка принять деньги из сберкассы с указанием той же даты. В свою очередь работники банка и сберкассы зачислили на свои счета 71,7 тыс. руб., а 16 декабря получили
вклады новыми деньгами. В ходе проверок были выявлены злоупотребления и других руководящих работников — управляющего областной конторой Госбанка, заведующих облфинотделом и облторготделом, начальника областного управления МГБ, замначальника городского управления милиции, секретарей Баррикадного, Ермановского и Сталинского райкомов ВКП(б), председателей Баррикадного и Тракторозаводского райисполкомов и т. д. Общая сумма незаконно принятых вкладов составила в сельских районах 853,6 тыс. руб., в г. Сталинграде — 2070 тыс. руб., из которых около 15 % принадлежало руководителям областных и районных организаций, служащим отделений Госбанка и сберкасс 41. По фактам злоупотреблений накануне и в период проведения денежной реформы областная прокуратура возбудила 97 уголовных дел в отношении 191 человека, в том числе
15 руководителей государственных учреждений, 3 управляющих и 26 сотрудников отделений Госбанка, 18 заведующих и 27 служащих сберкасс и т. д. К 15 июня 1948 г. суды рассмотрели 63 дела на 125 человек. 76 % подсудимых было приговорено к заключению в исправительно-трудовых лагерях на срок 7 лет и более42. Часть руководящих работников, незаконно вложивших в сберегательные кассы небольшие суммы, избежала уголовной ответственности, получив лишь партийные взыскания.
Аналогичная ситуация была и в Саратовской области, где в ходе проверок сберкасс 41 сельского района обнаружились вклады на сумму 2198 тыс. руб., оформленные в сроки, запрещенные постановлением от 14 декабря 1947 года. Они принадлежали в основном руководителям районных организаций и их родственникам43.
Партийные органы по-своему объяснили причины нарушений правил проведения денежной реформы. Согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 11 июня 1948 г. «О подборе и расстановке кадров в местных финансовых и банковских органах», при обкомах и райкомах ВКП(б) нижневолжских областей были созданы специальные комиссии из представителей партийно-советского актива. Они проверили уровень общеобразовательной и специальной подготовки всех работников финансовых органов, банков, сберегательных касс и системы госстраха, уделяя особое внимание наличию каких-либо компрометирующих данных. Комиссии нашли то, что искали. Так, второй секретарь Астраханского обкома доклады-
вал 22 сентября 1948 г. в секретариат ЦК ВКП(б), что «в финансовые органы проникли люди, не внушающие никакого доверия: длительное время находившиеся в плену у немцев, скомпрометировавшие себя в период немецкой оккупации связями с гестапо, судимые за антисоветскую деятельность, растраты и т. д.»44. В ходе работы комиссий по этим мотивам было освобождено от занимаемых должностей 23, намечено заменить 123 из 1355 проверенных. В то же время было отмечено, что «большинство финансово-банковских работников честно и добросовестно выполняют свой долг перед государством»45.
В изученных нами документах и материалах отсутствуют данные о нарушениях постановления от 14 декабря 1947 г. руководящим составом обкомов ВКП(б) и облисполкомов. Это дает основание предположить, что они были ознакомлены с содержанием денежной реформы заранее и либо приняли превентивные меры, либо, связанные партийной дисциплиной и ответственностью, не участвовали в «денежных играх». Возможно и иное объяснение принципиальности руководящих партийных и советских работников — они знали, что с 1 января 1948 г. вместо бесплатного отпуска продуктов и выдачи продовольственных и промтоварных лимитов вводится значительная денежная компенсация. Самую высокую прибавку к заработной плате (в размере трех должностных окладов ежемесячно) получали секретари обкомов ВКП(б), председатели облисполкомов и их заместители, самую «низкую» (два должностных оклада в месяц) — заместители заведующих отделами обоих руководящих учреждений 46. Такие доходы47 позволяли сохранять спокойствие и не участвовать в суете, вызванной обменом наличных денег и переоценкой вкладов.
Денежная реформа коснулась советских граждан еще одной стороной — конверсией всех ранее выпущенных государственных займов, кроме второго займа восстановления и развития народного хозяйства СССР выпуска 1947 года. Старые облигации подлежали обмену на новые с учетом их денежного наполнения в соотношении 3 : 148. Часть населения предпочла приобретение этих ценных бумаг обмену наличных средств на выплатных пунктах, надеясь на возврат своих денег в недалеком будущем.
Советское правительство уделило особое внимание экономическим последствиям денежной реформы и отмены карточной систе-
мы. В марте 1948 г. по заданию заместителя председателя Госплана СССР Г.П. Косяченко этот вопрос специально изучался на примере
6 ведущих заводов и 4 крупнейших строительных трестов г. Сталинграда. Было выявлено, что число рабочих, вновь принятых на предприятия и в организации, в январе-феврале 1948 г. возросло по сравнению с ноябрем 1947 г. в 2,5—3 раза. 51 % устроившихся на работу составляли горожане; 56,5 % — лица, нигде не работавшие или не занятые длительное время, в том числе 12,6 % — домохозяйки; 5,5 % — инвалиды; 3,5 % — подростки. Возрос удельный вес работников, прибыв-тих на предприятия и стройки из сельской местности — с 36 % в январе до 59,5 % в феврале 1948 года. Большинство из них (74 %) было привлечено путем оргнабора, а часть (26 %) устроилась на производство индивидуально 49. Следовательно, денежная реформа в сочетании с отменой карточной системы создала дополнительные стимулы для вовлечения в производство лиц, ранее не работавших, несмотря на тяготы первых послевоенных лет, и для перекачки рабочей силы из села в город.
В ходе проверки было установлено также уменьшение текучести кадров. Число уволенных со сталинградских предприятий и строек сократилось, по сравнению с октябрем 1947 г., в декабре на 17 %, в январе 1948 г. на 38 %, в феврале того же года — на 56 %. Количество самовольных уходов уменьшилось в январе-феврале 1948 г. по отношению к октябрю 1947 г. в 5 раз. Значительно снизилось и число прогулов, а также неявок на работу по уважительным причинам. На большинстве обследованных заводов в феврале 1948 г. поднялась производительность труда (от 6 до 23 % по сравнению с октябрем 1947 г.)50.
Подобные изменения происходили и на других предприятиях региона 51 и в целом по стране. В первом квартале 1948 г. производительность труда в промышленности СССР возросла на 21 % по сравнению с первым кварталом 1947 г., а прирост числа рабочих и служащих за 10 месяцев 1948 г. был в два раза больше, чем за тот же период 1947 года52.
Таким образом, очевидным являлся экономический эффект мер, принятых в декабре 1947 года. Однако денежная реформа имела рестрикционный характер по отношению к населению и в условиях высоких розничных цен (особенно на промтовары) не привела к улучшению материального положения жителей областей Нижней Волги.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Малафеев А.Н. История ценообразования в СССР (1917-1963 гг.). М., 1964. С. 241.
2 Зверев А.Г. Записки министра. М., 1973. С. 231.
3 См. также: Диденко К.А. Денежная реформа в СССР в 1947 г. и ее влияние на дальнейшее развитие народного хозяйства: Дис. ... канд. экон. наук. М., 1953. С. 113.
4 Там же. С. 115.
5 В комиссию были включены: В.М. Молотов, Н.А. Вознесенский, Л.П. Берия, А.А. Жданов, А.И. Микоян, Г.М. Маленков, Н.А. Косыгин, А.Г. Зверев, Г.П. Косяченко и Я.И. Голев. См.: Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). Ф. 17. Он 3. Д. 1065. Л. 26.
6 Государственный архив Астраханской области (далее — ГААО). Ф. 2018. Оп. 6. Д. 3. Л. 1.
7 Там же. Л. 2.
8 См.: ГААО. Ф. 2018. Оп. 6. Д. 3. Л. 25; Государственный архив Саратовской области (далее — ГАСО). Ф. 3682. Оп. 1. Д. 499. Л. 2—2 об.; Центр документации новейшей истории Волгоградской области (далее — ЦДНИВО). Ф. 113. Оп. 25. Д. 164. Л. 19.
9 См.: Российский государственный архив экономики (далее — РГАЭ). Ф 7733. Оп. 33. Д. 1788. Л. 89—90; ЦДНИВО. Ф. 113. Оп. 25. Д. 164. Л. 19; Центр документации новейшей истории Саратовской области (далее — ЦДНИСО). Ф. 30. Оп. 17. Д. 29. Л. 72; Ф. 594. Он 2. Д. 584. Л. 21.
10 Зверев А.Г. Указ. соч. С. 235.
11 РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 33. Д. 1788. Л. 9.
12 См.: ЦДНИВО. Ф. 113. Оп. 24. Д. 82. Л. 32—35; Он 25. Д. 164. Л. 20.
13 Аксенов Ю., Улюкаев А. О простых решениях непростых проблем // Коммунист. 1990. № 6. С. 82—83.
14 Зверев А.Г. Указ. соч. С. 235.
15 Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам: Сб. док. М., 1958. Т. 3. С. 255.
16 Там же. С. 256.
17 См.: Центр хранения современной документации Астраханской области (далее — ЦХСДАО). Ф. 325. Он 4. Д. 240. Л. 97; ЦДНИВО. Ф. 113. Он 25. Д. 164. Л. 19 об.; ЦДНИСО. Ф. 594. Он 2. Д. 584. Л. 21.
18 Данилов А.А., Пыжиков А.В. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. М., 2001. С. 107.
19 См.: ГАСО. Ф. 3682. Оп. 1. Д. 499. Л. 3 об.; ЦДНИВО. Ф. 113. Оп. 24. Д. 50. Л. 8; Оп. 25. Д. 83. Л. 5; ЦДНИСО. Ф. 594. Оп. 2. Д. 584. Л. 23.
20 Подсчитано по: Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. А-374. Он 11. Д. 475. Л 10—12; Д. 557. Л. 9; Ф. А-482 Он 47. Д. 6172 Л. 138; Государственный архив Волгоградской области (далее — ГАВО). Ф. 2672. Оп. 1. Д. 223. Л. 14; ГАСО. Ф. 2052. Он 9а Д. 43. Л. 2; ЦХСДАО. Ф. 325. Он 4. Д. 240. Л. 97; ЦДНИВО. Ф. 71. Оп. 6. Д. 76. Л. 100 об.; Ф. 113. Он 25. Д. 164. Л 19 об.; ЦДНИСО. Ф. 594. Он 2. Д. 584. Л. 121.
21 Подсчитано по: ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 6172. Л. 138; ГАСО. Ф. 2052. Оп. 9а. Д. 43. Л. 2; Ф. 3682. Оп. 1. Д. 499. Л. 4.
22 Подсчитано по: ГАВО. Ф. 2672. Оп. 1. Д. 223. Л. 14; ЦДНИВО. Ф. 71. Оп. 6. Д. 76. Л. 100 об.; Ф. 113. Оп. 25. Д. 164. Л. 19 об.
23 ЦДНИВО. Ф. 113. Оп. 25. Д. 164. Л. 19 об.
24 См.: ЦХСДАО. Ф. 325. Оп. 4. Д. 240. Л. 97; ЦДНИСО. Ф. 594. Оп. 2. Д. 584. Л. 22.
25 Директивы КПСС и Советского правительства... С. 259.
26 Аксенов Ю., Улюкаев А. Указ. соч. С. 81.
27 ГАСО. Ф. 3682 Он 1. Д. 499. Л. 4.
28 Подсчитано по: РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 33. Д. 1788.
Л. 93.
29 Подсчитано по: Народное хозяйство Волгоградской области за 50 лет: Стат. сб. Волгоград, 1967. С. 37; Народное хозяйство Саратовской области в 1960 г.: Стат. сб. Саратов, 1962. С. 304; ЦДНИСО. Ф. 594. Оп. 2. Д. 1323. Л. 76.
30 РГАЭ. Ф. 7733. Он 33. Д. 1788. Л. 93.
31 Там же. Л. 95.
32 Там же. Л. 96.
33 Подсчитано по: РГАЭ. Ф.7783. Оп. 33. Д. 1788. Л. 93.
34 См.: Аксенов Ю., Улюкаев А. Указ. соч. С. 83.
35 ГААО. Ф. 2018. Он 6. Д. 3. Л. 32.
36 ЦХСДАО. Ф. 325. Оп. 4. Д. 44. Л. 58.
37 Там же. Он 5. Д. 72. Л. 20-21.
38 Там же. Л. 18.
39 Там же. Л. 17—18.
40 Там же. Д. 78. Л. 23, 30, 31.
41 ЦДНИВО. Ф. 113. Он 25. Д. 3. Л. 42; Д. 100. Л. 2, 19; Д. 164. Л. 34.
42 Там же. Д. 101. Л. 9.
43 Подсчитано по: ЦДНИСО. Ф. 594. Оп. 2. Д. 521. Л. 10, 25; Д. 584. Л. 24.
44 ЦХСДАО. Ф. 325. Оп. 5. Д. 77. Л. 66.
45 Там же. Л. 65—66.
46 Там же. Оп. 4. Д. 44. Л. 127—135.
47 Должностной оклад первого секретаря обкома равнялся в тот период 1800 руб., второго и третьего — 1600 руб.; председателя облисполкома — 1800 руб., его заместителя 1400 руб., заместителей заведующих отделами от 900 до 1500 руб., а совокупный доход в зависимости от занимаемого поста в 3—4 раза больше. При этом среднемесячная зарплата рабочих и служащих в Нижневолжском регионе составляла около 500 рублей. См.: Там же; ГАРФ. Ф. А-374. Оп. 3. Д. 1210. Л. 25 об., 136 об., 139 об., 151 об., 154об.; ЦХСДАО. Ф. 325. Он 5. Д. 2. Л. 121; Оп. 6. Д. 1. Л. 5.
48 Директивы КПСС и Советского правительства... С. 259.
49 Подсчитано по: ЦДНИВО. Ф. 113. Оп. 25. Д. 69. Л. 1—3, 8.
50 Там же. Л. 5.
51 ЦДНИСО. Ф. 30. Он 17. Д. 29. Л. 10.
52 Светопольский А.П. Денежная реформа 1947 г. в СССР и ее народнохозяйственное значение // Киевский финансово-экономический институт. Научные записки. 1959. № 7. С. 75—76.