CC BY
44
социальные и культурные границы все в меньшей степени ориентируются на национальные территориальные государства. Мы сегодня общаемся друг с другом быстро, невзирая на расстояния и границы, с помощью современных средств связи и телекоммуникаций. Отметим, что интегральное правопонимание, созвучно основным интенциям западной постклассической правовой мысли.
Со второй половины ХХ века идеи теоретико-правовой интеграции начинают постепенно проникать как в англо-американскую философию и теорию права (Г. Бергман, Р. Дворкин, Л. Фуллер, Г. Харт, Дж. Холл и др.), так и европейскую континентальную правовую мысль (П. Амселек, Ж.-Л. Бержель, Н. Луман, В. Май-хофер, М. Мюллер, Ю. Хабермас и др.).
Справедливости ради следует сказать, что российские дореволюционные ученые не только не отставали в процессе переосмысления традиционных теоретико-правовых построений, но и в отдельных аспектах задавали тон. Среди них следует назвать имена Я.П. Козельского, С.Е. Десницкого и др. Однако, несмотря на то что данный процесс был искусственно прерван в советский период развития нашего государства, переход к интегральному правоведению продолжает составлять основную тенденцию развития современной правовой науки. Один из основоположников современной философии права А. Кауфман характеризовал обозначенную выше тенденцию теоретико-правовой интеграции как неизбежный поиск «третьего пути». Этот путь он определял как путь «между» или даже «по ту сторону» естественного права и позитивизма. Другими словами, это не путь противопоставления классических вариантов понимания права, а путь интеграции. Такая интеграция имела и имеет место в различных правовых направлениях, в том числе применима и в политической юриспруденции.
--------♦-----------
УДК 301:371.671 А.В. Зберовский, Ю.А. Бондаренко
ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ШКОЛЬНЫХ УЧЕБНИКОВ КАК ОСНОВА
ДЛЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
В статье говорится о важности воспитания российского молодого поколения в духе приверженности к демократическим ценностям, как об основе для действительно глубокой модернизации общества.
Как известно, современное российское общество и его государственный аппарат настойчиво заявляют о своей приверженности таким демократическим идеалам, как «реальное народоправство», «гражданское общество», «права человека», «равенство прав и возможностей», «рациональный и светский характер государства» и т.д. Тем не менее, давно известно, что «основная проблема демократического общества не в том, чтобы провозгласить определенные, соответствующие демократии принципы или нормы, а в том, чтобы эти нормы и принципы были восприняты обществом и «работали» в его реальной жизни [1].
Так вот, по мнению известных российских историков и обществоведов А.Ф. Иванова и С.В. Устименко, «Оценивать ту или иную политическую систему или общество следует не по декларируемым ценностям или конституционным установлениям, а по сущности, реальности воплощения заявленных подходов в жизнь. И, например, участвуя в дискуссии на тему, какой же является современная Россия - смешанной полупрези-дентской моделью, или президенстко-парламентской республикой, следует отметить, что одновременно с этим российская государственность на самом деле что-то, если не абсолютно, но заметно иное» [2].
Это самое пресловутое российское иное постоянно отмечается специалистами по современной истории России. Так, Е. Гонтмахер, описывая ход административной реформы в России в 2005 году, отмечает, что многие вполне интеллектуальные и высокопоставленные реформаторы, начав реформу с перекраивания и «урезания» положения о министерствах, затем с удивлением и разочарованием выяснили, что в реальной жизни положения о министерствах ничего не значат, и они живут не по формальным, а по неформальным канонам и традициям [3]. И оценивая специфику и природу этого самого российского «иного», мешающего создать действительно демократическое общество, социолог О. Крыштановская, анализируя конфигурацию власти в современной России, считает, что оно (это иное) заключается в том, что Россия, как страна, по-прежнему относится к «моноцентрическому» государству, в котором властная пирамида едина, разделение властей отсутствует, что по своей сути соответствует «самодержавию» [4].
Фактически соглашается с ней и историк Ю.С. Пивоваров: «В нашей стране господствует «самодержавная политическая культура. Ее ключевая характеристика - властецентричность. Причем «власть» должна писаться с большой буквы - «Власть». Она - действующее лицо исторического процесса, в ходе которого она меняет свое наименование - царь, император, генсек, президент» [5]. Ввиду этого, по мнению обществоведа Р. Саквы, «главная дилемма на сегодняшний день заключается в том, является ли очевидный дефицит демократических традиций в царской и в коммунистической России приговором к авторитаризму, или же в этот раз России все-таки удастся выйти на «центральную магистраль развития мировой цивилизации» [6]. А некоторые маститые историки, например, А.А. Галкин, уже приходят к неутешительным выводам о том, что: «Наиболее вероятный путь развития современной России - установление умеренной авторитарной власти [7].
Тем не менее, возможности страны и российского общества преодолеть глубоко засевший в нас еще со Средневековья «синдром самодержавности и авторитарности», с нашей оптимистичной точки зрения, все еще имеются. Главное - своевременно сделать необходимые выводы, извлечь уроки из ошибок поколения «реформаторов 90-х», которые, ровно так же, как и большевики 1920-1930-х годов, были убеждены, что человеческую психологию, сложившийся здесь и сейчас конкретно-исторический менталитет можно с легкостью «перековать» и сделать ровно таким, каким он нужен - в настоящее время демократическим.
Представляется, что начало нового тысячелетия уже отрезвило самые смелые умы историков и обществоведов, заставило их осознать, что гораздо правильнее и в исторической перспективе успешнее не «гнуть и ломать» уже сложившуюся психологию и ментальность взрослого человека, а терпеливо и осторожно выращивать в нужном направлении еще только формирующееся мировоззрение человека юного, еще по сути ребенка.
В связи с данной парадигмой особое значение должно уделяться той учебной литературе, которая является доминирующей в общеобразовательных учебных заведениях. С нашей точки зрения, школьные учебники должны быть лучше вписаны в контекст мировых и современных проблем России, адекватно отвечать на имеющиеся исторические вызовы, например, такие, как:
- создание у подрастающего поколения не формальной, а действительно демократической ментальности, уважения к правам человечества;
- воспитание негативного отношения к самодержавной и авторитарной власти;
- выработка современных представлений о мире как о многополярном, а не однополярном - европо-или американоцентристком, в котором динамично развивающиеся государства Азии (с которыми России в обозримом будущем еще общаться и общаться) ничуть не хуже стран Европы и представляют собой не потенциальных врагов, но и коллег и, возможно, даже друзей.
Однако даже самый беглый анализ школьных учебников по истории для младших классов показывает, что, к сожалению, этого в настоящее время нет: некоторые учебники не только архаичны по своим ментальным и идеологическим установкам, но и формируют у школьников как антидемократические установки, так и враждебное отношение к государствам Азии (в широком смысле слова Востока).
Чтобы не быть голословными, проведем беглый анализ самого первого для школьников-младше-классников учебника древней истории. Базовым учебником для 5 класса общеобразовательной школы в России является учебник, написанный авторским коллективом из таких видных российских историков, как А.А. Вигасин, И.С. Свенцицкая, методическое редактирование которого проведено кандидатом педагогических наук, заслуженным учителем России Г.И. Годер. Данный учебник (А.А. Вигасин, Г.И. Годер, И.С. Свенцицкая. История древнего мира: учеб. для 5 класса общеобразовательных учреждений. - М., 2007.
- 287 с.) с 2001 года выдержал уже более 15 изданий, ежегодно издаваясь и переиздаваясь миллионными тиражами.
Не имея претензий и замечаний к изложению исторической фактологии, тем не менее, можно увидеть те несколько не совсем приятных «нюансов» (в ракурсе нашего разговора выше), которые, как нам представляется, имело бы смысл устранить или хотя бы заретушировать.
Вот самое начало раздела «Древний Восток»: от первобытности к цивилизации: «Более пяти тысяч лет назад появились государства. Во главе государства обычно (выделено нами) стоял царь. Власть он получал по наследству от отца, а затем, в свою очередь, передавал ее сыну. Каждое царство имело определенную территорию, во главе которой стояли города. Царю служило войско. В главном городе (столице) располагался дворец царя и находилась казна. Чтобы подсчитывать находящиеся в казне сокровища и записывать царские приказы, изобретена была письменность.
Люди научились строить оросительные каналы, осушать болота, выращивать обильные урожаи. Но не все в одинаковой степени пользовались результатами этих достижений: одни были богаты и свободны, другие испытывали тяготы бедности и порабощения» (с. 32.).
Представляется, что прямая связь между царской властью и изобретением письменности с ее обслуживающим характером именно для самодержавия не совсем корректна. Впрочем, также не совсем корректна, как и утверждение, что во главе государства обычно стоит царь. Ведь при такой ментальной установке, закладывающейся в сознание юного школьника, неудивительно, что демократизм довольно плохо приживается в обществе в целом, зато любовь к «царю-батюшке» просто расцветает.
Анализируя дальнейший текст и обращая внимание только на ключевые «рейперные» точки, то есть на обращающий на себя особое внимание текст, выделенный авторами учебника жирной линией (что по мнению творческого коллектива должно нести важнейшие мысли), можно вычленить следующее:
На с. 34 говорится: «Благодаря высоким урожаям земля Египта могла прокормить многочисленный народ, в том числе и тех, кто сам ее не обрабатывал - ремесленников, воинов, слуг и приближенных правителя Египетского государства», что может восприниматься школьниками как нормальность единоличной власти и жесткой иерархичности общества в периоды его общего финансового благополучия, становиться основой для восприятия пресловутой «стабильности» (как антитезе динамичности и развития) как единственно правильного состояния жизни общества.
Далее, на с. 35, в параграфе 7 «Как жили земледельцы и ремесленники в Египте» начало абзаца выделено жирным шрифтом и называется «Жители Египта: от фараона до простого землевладельца», что, на наш взгляд, подчеркивает не только иерархичность общества, но занижает социальный статус трудового населения страны.
На с. 39 в параграфе 8 «Жизнь египетского вельможи» первый абзац также выделен жирным шрифтом и называется «О чем могут рассказать гробницы вельмож». Дальнейший текст дословно звучит так: «Дома египетских земледельцев и ремесленников давно разрушились от времени. Их имена забыты и могилы занесены песком. Гораздо лучше мы знаем как жили вельможи». Нам видимся в этом пассаже пренебрежительное отношение к обычному рядовому жителю страны, который явно проигрывает элите общества.
Далее в рамках параграфа 10 на с. 52 жирным шрифтом выделено название абзаца «Египтяне обожествляли фараона и называли его сыном Солнца», а параграфе 11 на с. 54. выделенное название абзаца звучит так: «Храмы - жилища богов». В параграфе 12 на с. 61 выделенное название абзаца звучит как «Школа готовила писцов и жрецов». И рамках этого же 12 параграфа на с. 62 изучение истории древнего Египта завершается следующей самой последней фразой: «Многие знания в древнем Египте передавались из поколения в поколение только в узком кругу жрецов, чтобы тайну богов не узнали простые люди».
Можно предположить, что совокупность данных установок создает мифологизированное и сакрализи-рованное представление о единоличной власти, да и в некоторой степени нарушает светский характер подачи учебного материала в общеобразовательной школе.
Прокомментируем далее. В Новом разделе «Западная Азия в древности» в параграфе 14 (с. 66-67) жирным шрифтом выделен следующий абзац: «Вавилонский царь Хаммурапи утверждал, что получил власть от богов», что никак не поясняется и существует просто как констатация факта возможной божественности единоличной власти. Интересно, что дальше в абзаце «Законы о богачах и бедняках», где описываются законы, защищающие бедняков от чиновников, жирным шрифтом выделена следующая мысль: «Так царь Хаммурапи защищал своих подданных от обращения в рабство». И ниже, после сообщения о том, что продажа детей в семьях бедняков была нормальным явлением, жирным же выделена и такая мысль: «Ведь такой порядок тоже установили боги - есть люди свободные, а есть рабы, есть богатые, а есть нищие» (с. 70).
Представляется, что сакрализация единоличной власти в сумме с сакрализацией описанного вопиющего социального неравенства и подачей материала таким образом, что поставленный Богами единодержавный царь является единственным заступником простого народа, мало вписывается в контекст заявляемой российской демократизации.
Далее, в главе пятой (параграф 19), повествующей о древней Персии, описав разгром Персией Вавилонии, в конце главы подводится мысль, также выделенная жирным шрифтом: «Персидская держава поглотила почти все государства, о которых до сих пор шла речь. Недаром она именовалась «царство стран», а ее властитель носил пышный титул «великий царь, царь царей» (с. 90). Этот авторский пиетет перед агрессивным завоевателем, выходит, заслужено носившим титул «великий царь, царь царей», с нашей точки зрения, не совсем уместен.
Далее в параграфе 21 о древней Индии, в абзацах, озаглавленных как «Касты знатных воинов, земледельцев и слуг» и «Неприкасаемые», жирным шрифтом выделена следующая мысль: «Неравенство между кастами казалось индийцам естественным и вечным» (с. 98-99). С учетом отсутствия каких-то взвешенных комментариев, ее тоже можно признать мало демократичной, если не совсем антидемократической.
И хотя самый последний параграф в разделе «История древнего Востока», рассказывая о правлении китайского царя Цинь Шихуана, завершается вполне оптимистичным высказыванием: «Новым правителям пришлось пойти на уступки народу, облегчить его положение» (с. 108), тем не менее, общее впечатление от текста параграфов в разделе по истории древнего Востока (а по сути древней Азии), следующее:
- власть приходит от Богов;
- благосостояние всего общества зависит от мудрости царей;
- многие достижения человечества, такие, как письменность, ирригация, судебная система, технологии строительства и т.д., стали возможным только потому, что на земле существует единоличная власть;
- даже самая крайняя степень имущественного и социального расслоения (вплоть до кастового строя) является не только нормальным, но и единственно правильным способом устройства человеческого общества.
Удивляться после этого тому, что очень многие члены нашего общества уже с раннего детства обладают так называемым «авторитарным мышлением», о чем уже давно говорят специалисты, уже совершенно не приходится.
Рассмотрев первый из проблемных моментов, а именно заметную автократически-авторитарную составляющую учебника, самое время сказать и о второй проблеме - о формировании в учебнике древней истории «образа врага» современного европейского общества (к которому причисляет себя и Россия).
Создав у школьника обширное представление о странах Азии (Востока) как о самодержавных и социально конфронтационных, авторы логично сталкивают их с демократическим Западом в лице Афин. Так, в параграфе 30 «Зарождение демократии в Афинах» первый же абзац выделен как «Демос восстает против знати» (с. 137). Описав великолепия афинской демократии, в параграфе 34 авторы начинают с леденящего душу абзаца «Над греками нависла угроза порабощения» (с. 155), в котором, само собой разумеется, речь идет о начале греко-персидских войн. И приводя тот факт, что афиняне и спартанцы просто убили вестников-парламентеров от Дария, авторы совершенно не стали комментировать этот вопиющий для всех времен и народов поступок (демократам это простительно?). Завершение военной эпопеи описывается как то, что (выделено жирным шрифтом) «Греки в тяжелой и длительной борьбе отстояли свою независимость» (с. 163).
Говоря об этом, следует напомнить, что идентичность любого общества строится на двух основаниях. Первое основание составляют смыслы, или ценности, вокруг которых общество объединяется, второе - образ «другого», по отношению к которому оно самоопределяется [8]. Как точно заметил Б. Поршнев, «только ощущение, что есть «они», рождает стремление самоопределиться... обособиться от «них» в качестве «мы». Бинарная оппозиция «мы - они», есть «субъективная сторона всякой реально существующей общности» [9].
Значение «другого» для формирования групповой идентичности раскрывается в теории социальной идентичности, разработанной Г. Тэшфелом и Дж. Тернером. Согласно ее канонам, социальная идентичность есть самовосприятие индивида, которое выводится из знания о членстве в некой социальной группе и имеет ценностную и эмоциональную окраску. Такая идентичность возникает в процессе определения человеком своего места в мире и связана с осознанием наличия групп (категоризация) и отнесением себя к той или иной из них (идентификация) [10].
Важно отметить, что социальная идентичность может быть достигнута только через межгрупповое сравнение, которое усиливает значимость группового членства и стимулирует групповые чувства. Члены любой группы склонны рассматривать «ингруппу» («мы») как выгодно отличающуюся от «аутгрупп» («они»), что способствует повышению их самооценки и поддержанию позитивного самовосприятия. Отсюда так называемый эффект ингруппового фаворитизма, то есть тенденция к рассмотрению своей группы как «лучшей» по всем параметрам [11]. И следует отметить, что эта самая «лучшесть» как раз и является основой для конфликтности и агрессивности современного нами мира нового тысячелетия.
Итак, представления о «своих» и «чужих» группах являются результатом категоризации и идентификации. Будучи необходимой составной часть процесса восприятия реальности, категоризация, как правило, основывается не на личном опыте взаимодействия с членами различных групп, а уже на готовых схемах, существующих в групповом дискурсе [8].
Одной из важнейших составляющих описанных выше процессов категоризации и идентификации является стереотипизация «аутгрупп», члены которых «деперсонифицируются» и начинают восприниматься как воплощение некого группового «прототипа», то есть набора присущих соответствующей группе черт. Все это становится основой формирования устойчивых стереотипов [8]. В главах же о столкновении Азии (персов) и Европы (греков), на наш взгляд, как раз и производится стереотипизация всех «азиатов» и выведение их за пределы тех «своих» обществ, где действует гуманизм.
Важность же всего этого в современной политике (не только внешней, но и внутренней, социальной) невозможно недооценить! Ведь, по наблюдениям Г. Тэшфела, наличие данных стереотипов, как правило, негативных, о «других» имеет в том числе и такую функцию, как оправдания нашего поведения по отношению к иной группе и членам этой «другой» группы [10]. Как блестяще выразился Э. Эриксон: «Любая позитивная идентичность живет за счет унижения других» [12]. Особенно же значимо все это, по наблюдениям специалистов, тогда, когда наблюдается социокультурный кризис, когда происходит крушение «образа мира» и потери смыслов, вокруг которых члены общества привыкли выстраивать свою идентичность» [8].
Таким образом, представляется, что при фактологическом великолепии и исторической правдивости описание древневосточных, азиатских цивилизаций в учебнике «История древнего мира» для 5 класса страдает, на наш взгляд, не только слишком благосклонным отношением к единоличной власти, религии и социальному неравенству, но и определенным образом формирует из азиатских цивилизаций такой «образ врага» для российских школьников, который является весьма опасным в бурных реалиях XXI века. И, возможно, есть смысл (сохранив саму логику и материал авторского изложения) все-таки несколько изменить те нюансы в оценках власти и азиатских цивилизаций, что противоречат постулируемым в настоящее время в России установкам на демократию и многополярный мир.
В завершение стоит еще раз призвать отечественных историков-методистов писать учебники для массового читателя - ученика общеобразовательных школ - таким образом, чтобы они лучше соответствовали тем ценностным установкам, к которым стремится современное посткоммунистическое российское общество. И тогда (хочется на это надеяться) школьные учебники по истории или литературе уже не будут являться в какой-то степени «учебниками по авторитарности», а будут теми «учебниками демократизации», которые позволят нам воспитывать своих детей самостоятельно, без участия «советников по демократизации» из-за границы.
Литература
1. Ситников, А.В. Православие и демократия / А.В. Ситников // Полития. - 2004. - №4. - С. 95.
2. Иванов, А.Ф. Самодержавная демократия: дуалистический характер российского государственного устройства / А.Ф. Иванов, С.В. Устименко // Полис. - 2007. - №5. - С. 56.
3. Гонтмахер, Е. Административная реформа: все только начинается / Е. Гонтмахер // Профиль. - 2005; Об этом же: Гаман-Голутвина, О.В. Меняющаяся роль государства в контексте реформ государственного управления: отечественный и зарубежный опыт / О.В. Гаман-Голутвина // Полис. - 2007. - №4. - С. 44.
4. Крыштановская, О. Анатомия российской элиты / О. Крыштановская. - М., 2004. - С. 217.
5. Пивоваров, Ю.С. Русская власть и публичная политика. Заметки историка о причинах неудачи демократического транзита / Ю.С. Пивоваров// Полис. - 2006. - №1. - С. 15-16.
6. Саква, Р. Роль политической культуры в процессе ускоренных преобразований / Р. Саква // Полития. -2004. - №4. - С. 43.
7. Галкин, А.А. Россия: Quo Vadis? / А.А. Галкин, Ю.А. Красин. - М.: Ин-т социологии РАН, 2003. - 236 с.
8. Евгеньева, Т.В. Образ «врага» как фактор формирования национальной идентичности современной российской молодежи / Т.В. Евгеньева, А.В. Селезнева // Полития. - 2007. - №.3. - С. 83.
9. Поршнев, Б.Ф. Социальная психология и история / Б.Ф. Поршнев. - М., 1979. - С. 82; 108.
10. Taifler, H. Social Identity and Intergroup Relations / H. Taifler. - Cambridge, 1982.
11. Аронсон, Э. Общественное животное / Э. Аронсон. - М., 1998. - С. 159.
--------♦-----------
УДК 301:321.7 А.В. Зберовский
ПАРАДИГМЫ СОВРЕМЕННОГО ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
В статье анализируется ситуация, сложившаяся в мировых общественных науках в связи с явно обнаружившимся крахом концепции «транзитологической демократии».
Как считали древние эллины, объективно оценивать что-то можно только тогда, когда это самое «что-то» просуществовало уже достаточно долго, по сути дела уже отжило, проявив себя в ходе своего существо-
