Демократизация и парламентаризм в Восточной Европе: Монография Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

Центр научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем

ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ И ПАРЛАМЕНТАРИЗМ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

Москва -

2003

ББК 66.2 (45); 67.400 (6) Д31

Серия

Проблемы общественной трансформации в странах Восточной Европы и России

Центр научно-информационных исследований глобальных и региональных проблем

Отдел Восточной Европы

Монография подготовлена при поддержке РГНФ проект № 00-03-00184

Демократизация и парламентаризм в Восточной Европе: Монография / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. гло-Д31 бальных и регион. проблем. Отд. Вост. Европы; Отв. ред. Игриц-кий Ю.И. - М., 2003. - 265 с. (Сер.: Пробл. обществ. трансформации в странах Восточной Европы и России).

ISBN 5-248-00177-3.

В данной книге рассматриваются парламентские традиции в странах Восточной Европы, формирование новых государственных институтов после коллапса систем советского типа, функции парламентов в политической жизни посткоммунистических стран, распределение полномочий и отношения между законодательной и исполнительной ветвями власти, программы политических движений и партий, их фракционная деятельность в парламентах, оценка нового парламентаризма общественным мнением восточноевропейских стран.

Монография рассчитана как на специалистов, так и на всех интересующихся проблемами переходных обществ в Восточной Европе.

Among the problems comprising the core of this work are parliamentary traditions in the the East European countries, formation of new state institutions after the collapse of the Soviet type systems, functions of the parliaments in the post-communist politics, division of powers and relationship between the legislative and executive authorities, programs of political movements and parties, the activities of factions within the parliament, public attitudes toward new parliamentarism in East Europe.

The monograph is intended for both specialists and all who take interest in the transitional problems of the East European societies.

ISBN 5-248-00177-3 © ИНИОН РАН, 2003

Содержание

Введение..........................................................................................4

Глава I. Демократический процесс и парламентаризм в Восточной Европе...........................................................................................6

Глава II. Парламентаризм как элемент политической культуры в Болгарии......................................................................................23

Глава III. Истоки и развитие венгерского парламентаризма.............50

Глава IV. Проблемы становления и развития польского парламентаризма........................................................................................82

Глава V. Российский парламентаризм как зеркало российского общества.....................................................................................114

Глава VI. Парламентаризм и политические реформы в Румынии.....................................................................................150

Глава VII. Развитие парламентаризма в Чехии и Словакии.............186

Глава VIII. Парламентаризм в Югославии......................................225

Заключение...................................................................................260

Введение

Предлагаемая вниманию читателей коллективная монография написана сотрудниками Отдела Восточной Европы Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН, получившими грант РГНФ по данной теме на 2000-2002 гг.

В круг проблем, рассматриваемых авторами, входят парламентские традиции в странах изучаемого региона; формирование новых государственных институтов после коллапса систем советского типа (ССТ); взаимосвязь между процессами демократизации и становления нового парламентаризма; функции представительно/законодательных учреждений в политической жизни посткоммунистических стран; распределение полномочий и отношения между законодательной и исполнительной ветвями власти; избирательные системы и парламентские выборы в 1990-х годах и начале XXI в.; программы политических движений и партий, участвующих в выборах; партийный состав парламентов и деятельность фракций; оценка нового парламентаризма, политической и социальной роли парламентов общественным мнением и аналитиками в странах Восточной Европы.

Источниковой базой создания монографии послужили прежде всего научные работы, документы, материалы средств массовой информации тех стран, которые находились в фокусе исследования - Болгарии, Венгрии, Польши, России, Румынии, Чехословакии (Чехии, Словакии), Югославии. Наряду с этим выборочно использовались публикации на основных европейских языках, посвященные процессам трансформации в этих странах. И, само собой разумеется, были учтены исследования и выводы российских ученых, относящиеся к развитию посткоммунистической Восточной Европы.

Употребление наименования «Восточная Европа» ни в малейшей мере не продиктовано стремлением сознательно противопоставить его другим определениям изучаемого ареала (Центрально-Восточная Европа, Центральная и Восточная Европа, Центрально-Восточная и Восточная Европа, Юго-Восточная Европа, Центральная и Юго-Восточная Европа). Эти определения также использовались авторами глав. Термину «Восточная Европа» было отдано предпочтение (как и в случае с названием отдела ИНИОН, в котором сотрудничают авторы) ввиду его краткости, а также с учетом традиционных представлений массового российского читателя.

В порядке дискуссии и выражения мнения нашего исследовательского коллектива считаем нужным заявить, что, строго говоря, все эти дефиниции в настоящее время можно принять или оспорить как условные, отражающие либо географические реалии (причем не всегда точно), либо политические и идеологические преференции; они неспособны соответствовать всем возможным критериям. Наиболее точным было бы именовать тот регион Европы, где свершились системные изменения в конце 1980-1990-х годов, Центрально-Восточной, Юго-Восточной и Восточной Европой (ЦВЮВВЕ) - но это, скорее всего, чрезмерно напрягло бы воображение читателей, а исследователей поставило бы перед искушением ввести в оборот аналогичные конструкции в отношении других частей Европы (например, вместо «Западная Европа» писать: «Центрально-Западная, Юго-Западная и Западная Европа»).

Не претендуя на исчерпывающее освещение заявленной темы, авторы приносят благодарность РГНФ за возможность собрать и обобщить исследовательский материал в виде данной книги.

Вклад авторов в создание монографии распределяется следующим образом: главы I, V и заключение написаны Ю.И.Игриц-ким, глава II -Л.С.Светлорусовой, глава III - Л.Н.Шаншиевой, глава IV -Л.С.Лыкошиной, глава VI - Т.Г.Битковой, глава VII -Ю.А.Щербаковой, глава VIII - Е.Ю.Гуськовой.

Глава I

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС И ПАРЛАМЕНТАРИЗМ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

При всей разноречивости и условности трактовок демократии современное ее понимание исходит из оценки института парламентаризма как наиболее важного и незаменимого элемента той формы правления, которую политики, политологи и широкие слои общества привыкли считать демократической. Даже минимум демократичности государственной системы не может быть обеспечен без наличия представительной ветви власти, разрабатывающей нормы и кодексы жизнедеятельности социума в виде конституций и законодательных актов. Такой ветвью власти в условиях неосуществимости прямого правления народа является парламент, независимо от его структуры (однопалатной или двухпалатной) и названия (народное собрание, национальное собрание, федеральное собрание либо ассамблея и т.д.).

Мировая история парламентаризма как социального (сословного) представительства в высших органах власти восходит к деятельности английского парламента XIII в., Генеральных Штатов во Франции XIV в., а превыше всего палаты лордов и палаты общин в Англии, образовавших первый двухпалатный парламент в середине XIV в. С конца этого же века английский парламент получил право законодательной инициативы, став прообразом современных законодательных собраний, но только после принятия «Билля о правах» 1689 г., лишавшего короля права отменять или приостанавливать законы без согласия выборных представителей, он превратился в полнокровный высший законодательный орган. В этом классическом парламенте зародились принципы оппозиции верховной государственной власти, двухпартийная система и лоббирование, превратившиеся в неотъемлемые атрибуты современной европейской политической культуры.

Представительная функция парламента как ключевого демократического института по необходимости выдвигает на передний план процедуру выборов, призванную обеспечить подлинную и максимально воз-

можную в данных конкретных условиях представительность социальных, этнических, профессиональных и иных слоев и групп населения. Поэтому так называемая электоральная демократия, демократия посредством всеобщих выборов, является минимально необходимой предпосылкой демократичности общественного устройства. Минимальной в силу того, что уже в момент своего возникновения и утверждения (конец ХVIII - первая половина ХК в.) она подвергалась критике вследствие неузаконенности всеобщего избирательного права, распространявшегося на все более широкие категории населения стран Европы и Америки постепенно, в течение десятилетий. Да и принятие соответствующих законов не гарантировало не только действительного участия этих категорий в принятии политических решений, но даже их вовлечения в политический процесс. Иными словами, электоральная демократия не становится механически демократией участия, социально-партиципаторной формой демократии.

Эти азы демократической практики заставляли напоминать о себе неоднократно на протяжении и ХХ в., когда поднимались пресловутые «волны демократизации», описанные десятками современных исследователей. В последние полтора десятилетия «уроки демократии» пытаются усвоить государства, возникшие на руинах системы, которую именовали коммунистическим тоталитаризмом или авторитаризмом. В оценке их опыта следует исходить прежде всего из неодинаковых стартовых условий преодоления прошлого, в которых они находились. Даже будучи объединенными принадлежностью к общей системе (ССТ - системе советского типа), эти государства не были однородными и одинаково развитыми по критериям системы; после ее слома в полной мере проявилась их политическая, экономическая и социокультурная гетерогенность (разумеется, при наличии многих гомогенных характеристик).

Для россиян естественно оценивать все процессы, протекающие в постсоветских и посткоммунистических странах через призму своей, российской трансформации. СССР первым во имя торжества демократии начал радикальные реформы сверху, затрагивающие основы существующей системы. Но минуло полтора десятка лет, а Россия, правопреемница Советского Союза, так и не дождалась этого торжества. Демократизация пошла, демократия не пришла. В другие постсоветские государства (кроме республик Балтии, составляющих особую группу) - тем более.

Естествен вопрос: как обстоят дела в тех странах, которые втянулись в процесс трансформации по стопам горбачевской «перестройки», но затем обогнали СССР и быстрее осуществили демонтаж ССТ? Суммарный вердикт мировой политологии, отражающийся в разных таблицах и шкалах демократии и свободы, ставит Россию и другие постсоветские страны ниже стран ЦВЕ в этих выкладках. Соответственно, следует вывод, что страны ЦВЕ в процессе демократизации продвинулись дальше России.

Но здесь не обойтись без постановки другого, ключевого вопроса: а что, собственно, такое - демократия? В чем ее сущность и каковы ее критерии?

Политическая наука давно выяснила, что непреложного ответа на этот вопрос нет и, вероятно, быть не может в силу крайней условности понятия «демократия», абсолютной невозможности его буквального понимания (исходя из перевода греческих слов «демос» - народ и «кратос»

- власть). Буквальный смысл этого понятия еще более расплывчат, чем смысл понятия «свобода», которое имеет как абстрактное, так и конкретное измерения и во втором измерении по крайней мере позволяет уточнить: свобода чего или кого (человека, группы, организации)? Свобода делать что? От кого свобода? У кого больше свободы в определении собственного жизненного пути - Иванова, Петрова или Сидорова? Понятие «демократия» не содержит коннотации с реальными субъектами, с каким-либо конкретным и наглядным явлением, если только мы не пожелаем придать ему такую коннотацию в соответствии со своими ценно -стями и интерпретациями действительности.

Всем известны слова Черчилля: демократия - плохая форма правления, но лучше ничего не придумано. Это афористично, но не по сути.

Крайне привлекательна формула Линкольна: власть народа (of the people - родительный падеж: принадлежащая народу), власть народом (by the people - творительный падеж: осуществляемая народом, и неверны предлагаемые иногда истолкования «посредством народа» или «от имени народа»), власть для народа (for the people - тут все ясно). Формула красивая, зовущая, но утопичная.

Руссо считал, что истинная демократия предусматривает отказ от частных интересов во имя общего интереса, реализуемого единой волей

- звучит идеально-гармонично, однако это уже сверхутопия, причем

опасная, что подтвердили якобинцы в Великой Французской революции, а в ХХ в. левые и правые тоталитарные движения и режимы.

Алексис де Токвиль заземлил и конкретизировал понятие демократии как ситуации, когда граждане совместно оказывают влияние на государство, а государство учитывает их требования. Такая интерпретация подразумевает условность и относительность совместности, влияния и учета, и именно она дала толчок к тому, чтобы позднее политики, социальные философы и политологи, отвлекаясь от содержания термина, да и просто забывая о нем, сосредоточились на формализации условий, способствующих так называемому народному волеизъявлению. В наши дни один из наиболее авторитетных политологов Сэмюэл Хантингон в работе, опубликованной уже после его знаменитой «Третьей волны демократизации» и посвященной уточнению параметров этой волны, перечисляет 27 переменных величин или условий, при которых функционирует демократическое государство1. Но некоторые из этих условий исследователями воспринимаются как критерии демократии. Основные среди них - разделение властей при их выборности, сменяемости и подотчетности на основе конституционных актов, недискриминационность избирательного права, обеспечивающего представительный характер законодательной власти, многопартийность как гарантия состязательности и представи-тельности, обеспечение личных прав и свобод граждан (включая право избирать и быть избранным). Наличие демократических институтов само по себе сплошь и рядом отождествляется с демократией, хотя ключевой вопрос состоит в том, насколько эффективно они приближают демократию, осуществляя волю либо всего народа (что утопично по определению), либо подавляющего большинства народа, либо его абсолютного большинства, либо относительного большинства, либо просто волю многих людей (известная градация другого крупнейшего политолога ХХ в. Джованни Сартори2). Если отвлечься от этого ключевого вопроса, то демократические институты уподобятся газовой плите - вещи крайне необходимой и полезной, но абсолютно ненужной, если нет газа и спичек.

При всей относительности содержания терминов, связанных с концептом демократии, в процессе посткоммунистической демократизации нет иного выхода, кроме принятия в качестве самого общего ориентира декларированные ценности развитых капиталистических государств западного мира; в противном случае политологический дискурс будет оторван от жизненных реалий и заведет в тупик. Но признавая, что

на Западе демократические институты работают более эффективно, чем в остальном мире, необходимо подчеркнуть, что и там демократическая традиция и демократическая практика время от времени испытывают серьезные кризисы, и один из таких кризисов наблюдается сейчас. Этот кризис прежде всего выражается в несовпадении ценностных критериев внутриполитической и внешнеполитической практики ведущих стран Запада. Не рассматривая этот вопрос подробно как выходящий за рамки данного труда, отметим лишь, что не может быть полноценной демократия национальных государств, если не обеспечиваются или нарушаются демократические нормы и суверенитет в межгосударственных отношениях, причем нарушения все регулярнее принимают характер необъявленных войн в нарушение Устава Организации Объединенных Наций и в обход самой ООН.

Говоря о странах Центрально-Восточной Европы, нужно исходить прежде всего из того, что демократические институты (а они всюду созданы) находятся в процессе отладки и развития, причем в его срединной стадии. Это вполне соответствует представлениям о прохождении посткоммунистическими обществами стадии транзита перед сколько-нибудь завершенным формированием новых социальных систем, в которых либерально-демократические институты и ценности Запада образуют устойчивое единство с социально-исторической практикой региона, лежащего восточнее нуклеарных стран европейской цивилизации. Один из ключевых вопросов будущего региона заключается в недопущении рецидивов авторитарного правления, а главным фактором решения этой задачи стала проблема оптимального сочетания парламентской (потен-ци-ально демократической) и президентской (потенциально авторитарной) власти3.

Известный прогресс в этом отношении достигнут, о чем свидетельствует, например, эволюция развития политической системы Польши в сторону парламентской демократии. Если на рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века в стране царило фактическое двоевластие президента Ярузельского, коммуниста и генерала, и «Солидарности» в лице премьер-министра Мазовецкого (причем Ярузельский опирался на Сенат, а у «Солидарности» был полный контроль над Сеймом), то позже, при Валенсе, установилось сначала почти неограниченное президентское правление, а затем - после 1992 г. - более мягкое президентское правление (ограниченное так называемой «малой конституцией», регулирующей отношения между главою государства и парламентом). После же

проигрыша Валенсы Квасьневскому на президентских выборах 1995 г. в Польше постепенно установился парламентско-президентский режим с усилением роли парламента в принятии политических решений.

В большинстве посткоммунистических стран ЦВЕ в рамках института многопартийности сложилась фактическая двухполюсная партийная система с одним полюсом в виде движений, блоков, партий социал-демократической направленности и таким же полюсом либерально-демократической направленности (правда в последние годы все явственнее проявляет себя, как и во всей Европе, третья сила, но об этом позже). В Польше перетягивание политического каната происходит между Союзом демократических левых сил (СДЛС) и современной «Солидарностью», т.е. блоком, именующим себя «Избирательная акция Солидарность». В Чехии две основные партии - Гражданская демократическая партия (ГДП) и Чешская социал-демократическая партия (ЧСДП), в Болгарии - Союз демократических сил (СДС) и Болгарская социалистическая партия (БСП), в Румынии - Партия социальной демократии Румынии (ПСДР) и Национал-либеральная партия, в Венгрии - Венгерская социалистическая партия (ВСП) и либеральный блок ФИДЕС (Союз молодых демократов и Венгерская гражданская партия).

Однако справедливо расценивая формирование двухполюсной партийной системы как движение в сторону западноевропейских традиций и практик, нельзя не видеть, что оно совпадает с ситуацией в Западной Европе и Северной Америке только по форме. Если на Западе происходит диффузия идеологий и партийных программ, то в Восточной Европе после краха ССТ (систем советского типа) начала утверждаться классическая шкала левых и правых политических сил, характерная для политической жизни континента в начале ХХ в.

С точки зрения места демократических институтов в жизни общества текущую фазу можно определить как фазу их укоренения, адапта-тивной легитимизации, на которой население начинает воспринимать демократические нормы и ценности как естественные и адаптируется к ним. Но это - процесс нелинейный, идущий зигзагообразно, с откатами назад. Приведу наиболее характерный феномен, кажущийся парадоксальным. По опросам «Нью Юэроп Барометер», проведенному в 2000 г. в 16 посткоммунистических странах, 79% населения этих стран считают, что получили больше личных свобод, чем раньше; в то же время 62% из них считают, что их благосостояние снизилось4. В достаточно благополучной - по восточноевропейским меркам - Венгрии более 50% рес-

пондентов в ходе одного из опросов заявили, что старая система была лучше новой. Даже если учесть, что при коммунистах они сравнивали себя с самими собой год, два, три назад, а сейчас сравнивают с открывшейся для них Западной Европой, этот феномен требует расшифровки. Думается, дело прежде всего в том, что после «бархатных революций» в конце 1980-х - начале 1990-х годов восточноевропейцы получили прежде всего свободу от государства, от которого ранее целиком зависели во всех смыслах - иными словами получили «негативную свободу», по терминологии Исайи Берлина5. Позитивной же свободы, т.е. свободы реа-лизовывать свой потенциал и открывающи-еся возможности у них пока нет. Нет как потому, что приобретение навыков инициативности, самодостаточности - длительный процесс, требующий изменения менталитета, так и потому, что новое государство не способствует этому. От него ждут помощи, превышающей его возможности, а оно оказывает помощь гораздо ниже своих возможностей. Россия также в полной мере пережила и переживает эту ситуацию, особенно после кризиса в августе 1998 г.

Не приходится удивляться, что граждане европейских посткоммунистических стран считают, что их возможности влиять на государственную политику остались теми же, что и при старых режимах - таких в среднем 46% при 31% полагающих, что эти возможности увеличились; правда, отвечая на во многом аналогичный вопрос об одобрении новых политических систем, утвердительно ответили 47%6. Данный пример показывает, что ясного понимания роли и задач современного государства у «новых восточноевропейцев» нет, и само по себе это свидетельствует о незрелости демократии в Восточной Европе по сравнению с Западной Европой (с учетом сказанного выше термин «демократия» употребляется условно).

Как гражданское общество невозможно без демократических институтов, так и функционирование демократических институтов невозможно без наличия граждан, разбирающихся в политике, осознающих свое место, свои права и обязанности в обществе. Западная Европа училась этому на протяжении двух веков, Восточной Европе еще только предстоит. Предстоит глубже понять связь между экономикой и политикой, между предвкушаемым и реально достижимым, между порядком и свободой в рамках парламентской демократии. Но достижению такого понимания колоссальным образом мешают экономические трудности, растущая социальная поляризация, невысокий по сравнению с ориентиром - Западом уровень жизни, неэффективность, а порой просто невы-

разительность программ и действий политических партий, всеобщая коррумпированность чиновничества и депутатского корпуса. Политический центризм, ставший традицией Западной Европы, отсекающий политический экстремизм как левого, так и правого толка и сближающий крупнейшие действующие партии в большей мере, чем разделяющий их (по очень точному выражению Режи Дебрэ, советника покойного президента Франции Ф.Миттерана, европейские социалистические партии ставят целью «осуществлять политику правых, но более тонко и в более рациональной манере»7), стал в Европе интегрирующим началом и так и воспринимается большинством населения. В Восточной же Европе движения партий навстречу друг другу прочитываются избирателями как прежде всего оппортунизм и беспринципное вихляние - что на самом деле нередко имеет место, особенно в России. Стоит ли удивляться, что в России по одному из опросов Института социологического анализа 20% населения готовы (были готовы в 1996 г.) отказаться от многопартийности ради обеспечения порядка8. Но и в странах, стремящихся интегрироваться в Европейский союз, наблюдаются схожие явления. В Венгрии, например, только у 20% относительно стабильная партийная идентификация. В Болгарии в 2001 г. 47% избирателей не хотели голосовать ни за одну из двух основных политических сил и партий - СДС и БСП, а 75% признались, что у них возникло чувство политической беспомощности. Последнее закономерно ввиду замедления темпов производства и тяжелой экономической ситуации в стране (в частности, поголовье скота сократилось в три раза с момента начала реформ, виноделие и табаководство, традиционные импортно-ориентированные отрасли, - в два - два с половиной раза)9.

Таким образом, формально рассуждая можно говорить о том, что в странах Восточной Европы прививается электоральная демократия (одна из градаций демократии по принципу обеспечения прав граждан на участие в выборах органов власти). Однако каковы реальное содержание и реальная роль электоральной демократии, если даже в Чехии, стране с самой старой и стабильной демократической традицией во всем посткоммунистическом пространстве, в выборах Сената принимают участие только 30% избирателей10?

Разумеется, политическая жизнь не ограничивается участием граждан и партий в выборах. В странах Восточной Европы, как и во всем мире, существуют разного рода неправительственные, общественные организации (включающие и политические партии), а также такие инст-

рументы и каналы политизации и социализации, как использование масс медиа, митингов, маршей, петиций и т.д. И, как ни парадоксально, в этой, внеэлекторальной деятельности активность граждан Чехии приближается к уровню развитых европейских стран (если в ФРГ вне выборов активно проявляют себя 69% граждан, то в Чехии - около 60%п). А вот в Польше, Венгрии, Словении, Эстонии, России только 30% граждан принимали участие в политической и общественной жизни помимо выборов12.' Интересно, что в Венгрии старшее поколение (в возрасте более 60 лет) больше участвует в выборах и меньше в неэлекторальной деятельности; молодежь, наоборот, чаще игнорирует выборы, но более ак-

13

тивна в самоорганизации13.

Парадоксы вообще стали одним из элементов политической жизни практически всех восточноевропейских социалистических стран. Например, в Польше - один из самых низких уровней партийной идентификации граждан (всего 17%) и вовлеченности граждан в религиозные организации и профсоюзы14. И это в стране с сильными католическими традициями и самой высокой религиозностью среди государств ССТ, в стране, где «Солидарность» впервые в советском блоке вывела профсоюзы на арену политической борьбы, объединив в рядах антикоммунистической оппозиции рабочий класс и интеллигенцию! Но как раз в том-то, видимо, и дело, что сказался разрыв между надеждами, которые в начале 1990-х годов возлагались на роль церкви и «Солидарности» в системной трансформации как защитников интересов народа, и их неспособностью смягчить социальные последствия шоковой терапии. Итог - разочарование, фрустрация. Другой польский парадокс - демократическая «Солидарность» породила авторитарного правителя - Валенсу, а бывшая коммунистическая номенклатура - действительно демократически мыслящего президента Квасьневского.

Здесь необходимо отметить еще один характерный для всех посткоммунистических стран ЦВЕ феномен - маятникообразность электоральных предпочтений населения. Вот краткий хронометраж смены парламентских элит в результате выборов, отразивших переменчивость доверия избирателей.

Болгария. 1990 г. - победа социалистов (БСП). 1991 г. - победа демократов (СДС - Союз демократических сил). 1997 г. - возврат власти БСП. 2001 г. - победа монархистов (но об этом чуть позже).

Венгрия. 1990 г. - правоцентристское правительство, образованное Венгерским демократическим форумом и проводившее умеренно -

либеральные реформы. 1994 г. - левое социалистическое правительство, сформированное Венгерской социалистической партией (ВСП) и принявшее курс на более радикальные и, следовательно, более болезненные для масс реформы. 1998 г. - снова у власти с очень небольшим перевесом правоцентристский блок ФИДЕС. 2002 г. - фактическое равенство сил правых и левых, но ВСП обыграла ФИДЕС, вступив уже в парламенте в коалицию с более мелкими партиями и получила право на формирование правительства (перевес всего в семь голосов). Венгры шутят: у нас либо капитализм с экс-коммунистами, либо «реальный социализм» с антикоммунистами.

Румыния. Сразу после свержения режима Чаушеску румыны выбирают президентом опального коммуниста Илиеску, руководителя Фронта национального спасения, который правит с 1990 по 1995 гг. Затем на пять лет выбирают либерала Константинеску (1995-2000). А в 2000 г. снова на выборах побеждает Илиеску, будучи лидером Партии социальной демократии.

Польша. Уже говорилось о ротации президентов, дополним картину парламентской чехардой, усугублявшейся более длительным, чем в других посткоммунистических странах, временным разрывом между президентскими и парламентскими выборами и более острым, в этой связи, противостоянием исполнительной и законодательной ветвей власти. Еще при «живом» Валенсе в 1993 г. в Сейме получил большинство мест Союз демократических левых сил (СДЛС). А в президентство Квасьневского, в 1997 г. победу на выборах завоевала уже упоминавшаяся правоцентристская «Избирательная акция Солидарность». Наконец, в прошлом году идейно-политический окрас президентской и парламентской властей обрел гармонию - снова на выборах победил СДЛС, получив больше мест в Сейме, чем в предыдущем цикле имела «Солидарность». Итак, Польша вступила в НАТО и вступает в ЕС при левоцентристском президенте и левоцентристском парламенте. Но в этом нет ни парадокса, ни польской специфики - это веяние времени во всем немаленьком политическом пространстве Центральной и Восточной Европы, где особняком стоит одна Россия.

Правомерен вопрос: а проявляются ли вообще в ЦВЕ особенности исторически складывавшейся политической традиции? На мой взгляд, пертурбации в политической жизни Польши отчасти объясняются как раз политической традицией, в которой сами поляки с иронией усматривают экспрессию «шляхетско-марксистского этоса»15. Действительно,

как в шляхетской Польше не было согласия в сеймах, так и сейчас там конфронтируют социал-демократы, либерал-демократы, правые националисты, католики, крестьянские партии. Польша была первой европейской страной, принявшей конституцию в один год с Францией (1791), но чуть раньше (правда к этому времени во Франции уже существовала Декларация прав человека и гражданина, принятая в 1789 г., на которую равнялась франкофильская Польша). Известно, что Франция в период Великой революции и до провозглашения Наполеона императором меняла конституцию шесть раз. Польша не то чтобы меняла, но радикально изменяла свою конституцию четыре раза только за полтора года в 19901991 гг. (так называемая новелизация основного закона страны). За первые десять лет реформ там сменилось восемь правительств. Но, может быть, это и есть настоящая демократия?

Свои традиции блюдет Чехия, традиционно считающаяся наиболее демократической страной в Восточной Европе. Хотя население этой страны не более активно на выборах, чем в Польше, и менее склонно к интеграции в ЕС, там не было фигур типа Валенсы и 75% жителей отвергают авторитаризм во все его формах (в Польше - 67%, а в Болгарии - 56, в Литве - всего 40%16 - вспомним эти цифры, когда перейдем к рейтингу посткоммунистических государств по шкале свободы и демократии).

Касаясь авторитаризма, уместно указать, что в европейском и мировом общественном мнении, социальных и гуманитарных науках давно утвердилось представление о ЦВЕ как регионе с сильными авторитарными традициями, во многом объясняющимися исторической зависимостью этих стран от больших империй, необходимостью ориентироваться на сильные личности и подавлять внутренние разногласия ради единства в национально-освободительной борьбе. Это редко удавалось, но традиции были живучими и ими постоянно пользовались приходящие к власти политические элиты, поддерживая авторитарные фигуры (Пилсудский, Хорти, в период власти коммунистов Тито, Чаушеску, Живков). После краха ССТ появился Валенса, добившийся принятия закона о праве президента вносить поправки в статьи конституции, уже одобренные и Сеймом, и Сенатом Польши, а также распустивший Сейм в 1993 г. из-за того, что он бойкотировал праволиберальное правительство Ханны Су-хоцкой. О Валенсе хорошо сказал бывший его сподвижник по еще гдань-ской «Солидарности» Адам Михник: «крестный отец свободы Польши и непреднамеренный разрушитель этой свободы»17. В Словакии появился

Мечиар, стремившийся к сильной правительственной власти, вынужденный уйти, но осенью 2002 г. вернувшийся на авансцену политической жизни во главе победившей на выборах партии. И, конечно же, появились Милошевич в Югославии и Туджман в Хорватии.

Рассматривая эти фигуры в ряду других влиятельных политиков Восточной Европы последних полутора десятков лет, мы должны признать, что они обладали определенной харизмой, как и положено авторитарным лидерам. Но мы также видим, что этот же самый посткоммунистический опыт ЦВЕ свидетельствует: авторитаризм и харизма - не одно и то же. Президент Чехии Гавел несомненно обладал харизмой, однако это не авторитарная, а либеральная, демократическая харизма.

На этапах крутых перемен естественным образом оказываются востребованы сильные государственные руководители, а утверждают ли они себя в качестве правителей сильной руки, подавляющих либо стремящихся подавить оппозицию, зависит как от текущей ситуации, политической и экономической конъюнктуры и конфигурации политических сил, так и от национальных традиций. Гавел сформировался в лоне чешской неавторитарной традиции. У Милошевича перед глазами зримо стоял образ Тито, а, возможно, сербские правители из исторических династий Карагеоргиевичей и Обреновичей, рубившие головы друг другу.

Я не отношусь к тем, кто предвкушает новые постоянные рецидивы авторитаризма в Восточной Европе. При текущей мировой конъюнктуре, в отсутствие мировых войн и катаклизмов крайне маловероятно возрождение левоавторитарных политических режимов. Вряд ли уже потребуется авторитарный режим и правым социально-политическим силам, прошло время вспышек «антикоммунизма с большевистским лицом» (А.Михник)18 в виде чисток и люстраций. Либеральный поворот необратим, да и Европа не потерпит отката к прошлому. В отношении политического развития можно согласиться с точкой зрения российского политолога Г.И.Вайнштейна (ИМЭМО): «Подавляющее большинство поставторитарных стран находится не на некоей «промежуточной станции» своего пути трансформации, а в конечном пункте того развития, на которое они оказались способны»19. Иными словами возможное и даже неизбежное дальнейшее маятникообразное движение между социально лево- и правоориентированными силами не превысит уже имеющийся уровень конфронтации, не выльется в новые социальные революции. Как не выведет оно страны ЦВЕ на экономический уровень Западной Европы в обозримом будущем.

Но есть одно «но», и оно заключается в общеевропейской тенденции смещения оси конфликтности из социально-классовой сферы в сторону этнонациональных и этноконфессиональных отношений. С правыми силами в Европе все больше ассоциируются ультранационализм, шовинизм, культурный национализм; с левыми - культурно-национальная демократия, интернационализм, интеграционизм (хотя и с оговорками). Однако поскольку эти новые правые используют и либеральные лозунги экономической свободы, и левопопулистские лозунги социального обеспечения, а стержнем своей идеологии делают национальные отношения, их все чаще относят к «третьей силе», которая стремится занять свою нишу в политической жизни и рвется к власти в борьбе как с традиционными левыми, так и с традиционными правыми. Эта волна, проявления которой мы давно видели во Франции (Ле Пэн), а недавно в Австрии (Йорг Хайдер) и даже в Швейцарии, не обошла и Восточную Европу. Россиянам это знакомо с момента возникновения ЛДПР. Однако и в других европейских посткоммунистических странах давно есть свои ЛДПР и свои Жириновские. В Венгрии это Партия венгерской справедливости и жизни, руководимая писателем Й.Чуркой и не попавшая в парламент в 1994 г. (набрав всего 2% вместо 5% голосов), но затем перешагнувшая этот барьер. Идеология этой партии - антикоммунизм, антисемитизм, обещания лучшей жизни; электорат - 150-200 тыс. человек, и для Венгрии это не так уж мало. В Румынии партия «Великая Румыния» на выборах 2000 г. уступила по числу голосов только Партии социальной демократии Илиеску, а ее лидер Корнелиу Вадим Тудор проиграл в президентской гонке Илиеску только во втором туре. В Польше давно действует Конфедерация независимой Польши, правда не столь громко и скандально проявляющая себя как названные выше партии.

Особый, можно сказать уже подзабытый, подвид «третьего пути» мы наблюдаем в Болгарии. Но этот подвид - победоносный, что наводит на невеселые мысли о том, что все возвращается на круги своя. На парламентских выборах 2001 г. там победила коалиция «Национальное движение Симеон Второй», собрав 43% голосов под лозунгами национального возрождения и при поддержке женской части болгарского электората, поскольку с «Симеоном П» блокировалась Партия болгарских женщин. (Симеон Второй - сын царя Бориса Третьего, умершего в 1943 г., был коронован малолетним, но низложен правительством народной демократии и в возрасте девяти лет был увезен в Испанию, где и жил вплоть до последнего времени).

Все сказанное выше показывает, насколько разнородные и разнонаправленные процессы и события протекают в ареале посткоммунистической Центрально-Восточной Европы.

Эти процессы и события также приводят нас к необходимости понимания относительности и условности наших категориальных и терминологических поисков. Приведу не очень давний пример. По оценке организации «Фридом Хаус», проводящей опросы и экспертный анализ изменений в мире, в 2000 г. на земном шаре наличествовало 85 свободных стран, 60 - частично свободных и 47 - несвободных20. Это подкрепляет доминирующий в западной политологии тезис о необратимости демократизации, а именно, все более неукоснительном соблюдении политических прав и гражданских свобод в незападном мире. К свободным странам среди всех посткоммунистических причислены страны - кандидаты на вступление в ЕС первой и второй волны, а также Хорватия и Монголия. Босния-Герцеговина квалифицируется как частично свободная страна, а Белоруссия как несвободная (все бывшие советские республики Центральной Азии - также). Насколько эвристична такая оценка? Во всяком случае, напрашивается вывод, что она в первую очередь зависит от того, кто находится у власти в той или иной стране, кто приходит во власть и кто уходит из власти. Хорватия быстро-быстро вошла в круг свободных стран после смерти Туджмана и избрания президентом западника Стипе Месича. Ясно, что Белоруссия «несвободна» только из-за Лукашенко. Вне Восточной Европы Мексика, к примеру, только в 2000 г. вошла в разряд свободных стран по той простой причине, что там после 70 лет правления Институциональной революционной партии пришла к власти оппозиционная партия Национального действия, а ее лидер Висенте Фокс был избран президентом.

В чем можно быть уверенным, так это в том, что в начале ХХ1 в. демократические институты стран Центральной и Восточной Европы получили наиболее благоприятную почву для развития, чем когда бы то ни было Хотя в этих странах, за исключением Чехословакии и, отчасти, Словении, не сложилась демократическая культура, выражающаяся прежде всего в общественном понимании необходимости демократических институтов как таковых (как бы плохо они ни функционировали на начальной стадии) и готовности граждан активно участвовать в их развитии, первые шаги на пути формирования такой культуры уже сделаны. Останутся ли эти шаги только первыми или первыми и последними, покажет будущее. Ведь приведенная выше точка зрения о конечности той

стадии, которой достигли посткоммунистические государства, относится к их политическим системам, которые могут совершенствоваться, но не будут кардинально меняться. Общественное восприятие перемен всегда будет колебаться в зависимости от жизненных реалий, в первую очередь экономических. Но слабая (гораздо более слабая, чем в Западной Европе) связь между электоратом и партиями, обществом и представительными учреждениями, социальными ожиданиями и политическими результатами еще длительное время будет определять политическую культуру в регионе, включая парламентскую культуру и роль парламентаризма.

Один из выводов, который напрашивается по итогам анализа развития стран ЦВЕ в последние полтора десятилетия, таков: на этапе кардинальных системных изменений существует резкое несоответствие между политологическими концепциями и выкладками, с одной стороны, и пониманием протекающих процессов рядовыми гражданами - с другой. Это видно на примере практически всех стран ЦВЕ и ВЕ, но особенно в странах «замедленной демократизации», где сильнее фрустрация и «усталость от демократии». Когда-то, в конце 1970-х годов, премьер-министр Франции Раймон Барр призывал своих соотечественников «изменить общество, не сменив общества»21. В рамках традиционной европейской левоцентристской политики казалось возможным (и до известной степени было и остается реальным) воплотить в реальность принципы социальной справедливости и прав человека, не слишком ограничивая экономический либерализм. Современная Центрально-Восточная и особенно Восточная Европа столкнулась с обратно противоположной задачей - сменив революцией сверху общественный строй, изменить само общество, его сознание, привычки, ритм и отчасти образ жизни. Эта задача оказалась неизмеримо более масштабной и сложной.

Итак, демократия даже в западном понимании - некий идеал, журавль в небе. Синица же в руках - медленный процесс демократизации, который, повторим еще раз, является фактом.

Примечания

1. Huntington S. After twenty years: The future of the third wave // Journal of democracy. — Wash., 2000. — Vol.11, No.1. — P.4.

2. См.: Sartori G. Democrazia e definizioni. — 4® ed. — Bologna, 1972; Idem. The theory of democracy revisited. — Chatham (N.J.), 1987.

3. В современной политической науке все чаще можно встретить предупреждения об «опасности президентства» для стран, которые еще не окончательно преодолели авторитарное прошлое (Lintz J.L. The perils of presidentialism // Journal of democracy. — Wash., 1990. - Vol.1, No 1. - P.52-69; Stepan A., Skach C. Constitutional framework and democratic consolidation: Parliamentarism vs. Presidentialism // World politics. — New Haven, 1993. - Vol.46, No.1. - P.1-22).

4. Rose R. A diverging Europe: How people view democracy // Journal of democracy. -Wash., 2001. - Vol.12, No 1. - P.96.

5. Berlin I. Two concepts of liberty. - Oxford, 1958. - P.6-8.

6. Rose R. Op. cit. - P.47-48.

7. Debray R. What's left of the left // New perspectives quarterly. - Spring 1997. - P.27.

8. См.: Пантин В.И. Волны демократизации и перспективы развития демократических институтов в России // Демократия и демократизация на рубеже веков / Отв. ред. Холодковский К.Г. - М., 2000. - С.128.

9. См. главу о Болгарии в данной монографии.

10. См. главу о Чехии в данной монографии.

11. Kluegel J.K., Mason D.S. Political involvement in transition: Who participated in Central and Eastern Europe? // International journal of comparative sociology. - Toronto-Leiden,

1999. - Vol.10, No 1. - P. 48.

12. Ibid. - Р. 50.

13. Ibid. - P.52-55.

14. См.: Новые демократии Центральной и Восточной Европы: Проблемы политической трансформации (сводный реферат) // Политическая наука. - М., 2002. - № 2: Динамика политического сознания и поведения. - С.113.

15. См. главу о Польше в данной монографии.

16. Rose R. Op. cit. - P.99.

17. Michnik A. Reflections on the collapse of communism // Journal of democracy. - Wash.,

2000. - Vol.11, No 1. - P.123.

18. Ibid. - P.125.

19. Вайнштейн Г. И. Российский транзит на фоне глобальной демократизации // Демократия и демократизация на рубеже веков. - М., 2000. - С.145.

20. Piano A., Puddington A. The 2000 Freedom House survey: Gains offset losses // Journal of democracy. - Wash., 2000. - Vol.11, No.1. - P.90-91.

21. Цит. по: Garnier J.-P. Le marxisme lenifiant ou la politique au poste de commande. - P., 1979. - P.76.

Глава II

ПАРЛАМЕНТАРИЗМ КАК ЭЛЕМЕНТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В БОЛГАРИИ

Опыт парламентской демократии в Болгарии невелик, он был прерван, едва начав накапливаться. Небольшой исторический экскурс поможет понять сложность становления парламентаризма в Болгарии. Отсчет парламентской деятельности ведется в Болгарии с 1879 г., когда была принята Тырновская конституция, заложившая основы государственности: Болгария была объявлена наследственной конституционной монархией с народным представительством. Такой тип политической системы сохранился в этой стране до 1946 г.

Приходится признать, что в политической истории Болгарии преобладали традиции недемократического правления на протяжении как Х1Х, так и ХХ вв. Тем не менее демократические идеи были присущи болгарскому обществу со времен национально-освободительного движения второй половины Х1Х в., а один из его лидеров - В. Левский, сторонник республиканского строя, остается почитаемой харизматической фигурой для болгар до наших дней. Однако особого различия между республиканской и монархической идеями для массового сознания болгар конца Х1Х в. не было, важнее был сам факт создания национального государства как такового (17, с.121).

В межвоенный период последние парламентские выборы, проведенные в демократических условиях, состоялись 21 июня 1931 г. После переворота 19 мая 1934 г. конституция была отменена, все политические партии оказались под запретом, а Народное собрание - парламент Болгарии, было распущено, новые парламентские выборы состоялись в 1938 г.

Хотя первая конституция Болгарии была принята в 1879 г., в стране была установлена не парламентская, а конституционно-монархическая форма правления. Институт монарха занимал центральное место в политической системе страны и сохранился до начала Вто-

рой мировой войны. Становлению парламентаризма в Болгарии мешали такие факторы, как конституционная нестабильность (действие конституции приостанавливалось), политическая нестабильность (государственные перевороты), отсутствие правовой культуры как среди болгарского населения, так и среди болгарской бюрократии (6, с.47).

В межвоенный период авторитаризм как форма правления воплощался в установлении «личных режимов» болгарских правителей. Конституционные принципы часто не соблюдались. Противостояние между ветвями власти приводило к негативным для парламента последствиям. Постоянные конфликты законодательной и исполнительной властей, за которыми стояли различные политические и партийные интересы, приводили к парламентским кризисам. Как известно, парламентское правление основано на взаимодействии политических партий, и слабость партий обуславливает слабость парламента как института. Это утверждение можно отнести к политической истории Болгарии межвоенного периода. Слабость парламента, в свою очередь, усиливала роль органов исполнительной власти, способствовала расширению и укреплению единоличной власти главы государства. Отсутствие сильных партий с широкой социальной поддержкой в межвоенный период приводило к частой смене кабинетов. Усиление или ослабление роли парламента в политической жизни Болгарии происходило в зависимости от того, насколько отношения, сложившиеся внутри парламента, соответствовали отношениям в болгарском обществе (6, с.47).

В период до Второй мировой войны отсутствие стабильных партий с ясной программой, фракционность, междоусобная война группировок осложняли деятельность болгарского парламента. В болгарском обществе росла потребность в приходе к власти правительственных кабинетов, сформированных на базе хорошо организованных партий, которые смогли бы обеспечить устойчивое парламентское правление. В политической жизни тех лет, однако, преобладали партии, преследовавшие узкопартийные интересы в ущерб общественным интересам.

Слабая парламентская оппозиция, нестабильное парламентское большинство, коалиции мелких партий были озабочены преимущественно усилением своих позиций в парламенте.

С 1935 г. после отставки правительственного кабинета К.Георгиева в стране утвердилась монархическая диктатура фашистского типа. В условиях эскалации угрозы фашизма в Европе болгарские правящие круги декларировали нейтралитет, проводя в действительно-

сти профашистскую политику. На выборах 1940 г., проводившихся в сложных условиях, далеких от демократических, прогерманское большинство пришло к власти, а кабинет Б.Филова подписал 1 марта 1941 г. договор о присоединении Болгарии к фашистскому «пакту трех». Болгария стала союзником Германии во Второй мировой войне.

Поражение вермахта и вступление советских войск в Болгарию в 1944 г. изменили ход болгарской истории. В октябре 1944 г. Союзная контрольная комиссия (СССР, США, Англия) заключила перемирие с Болгарией. Власть в стране перешла к правительству Отечественного фронта. В ноябре 1945 г. был избран новый состав парламента, который признал законными все декреты правительства Отечественного фронта.

После 1944 г. в Болгарии был установлен режим советского типа, и парламентаризм принял формальный, фасадный облик в последующие полвека. Власть на всех уровнях оказалась в руках одной организации -Болгарской коммунистической партии. То позитивное, что содержалось в опыте довоенного парламентаризма, оказалось утраченным надолго.

15 сентября 1946 г. после проведения референдума о форме государственного устройства (93% болгар проголосовали за ликвидацию монархии) 15 сентября Болгария была провозглашена республикой. В октябре 1946 г. был избран новый парламент. В нем доминировал Отечественный фронт - коалиция демократических партий при верховенстве Болгарской рабочей партии, который собрал на выборах 70% голосов избирателей. В социалистический период развития Болгарии многопартийность только декларировалась. Номинально в политической жизни страны были сохранены партия БЗНС - земледельческий союз, в качестве союзника коммунистов, а также Отечественный фронт, как общественное движение. Однако многопартийность была мнимой, властные рычаги находились в руках коммунистической партии (БКП). Начиная с 50-х годов ХХ в. политическая оппозиции в Болгарии отсутствовала.

ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

Процесс формирования гражданского общества в Болгарии начался только в начале ХХ в. Однако болгарское гражданское общество оставалось сравнительно слабым на протяжении всего ХХ в. В первой половине прошлого века это проявлялось в запаздывающем развитии демократической политической культуры и в неокрепших демократиче-

ских традициях. Для Болгарии, так же как и для других стран Юго-Восточной Европы в первой половине ХХ в., характерна неоднократная «смена демократических режимов авторитарными и диктаторскими режимами и наличие необоснованно большой власти государства за счет расширения и углубления автономии соответствующего гражданского общества» (18, с.72).

Поскольку развитие гражданского общества и индивидуальное самосознание тесно взаимосвязаны, для понимания современных демократических процессов в Болгарии важно отметить, как эта взаимосвязь прослеживается в истории страны.

Болгария, как и другие страны Юго-Восточной Европы, с Х1У в. на протяжении четырех-пяти столетий развивалась в условиях отличных от западноевропейского христианского мира. Повседневное соседство с мусульманами укрепляло традиции общинности, заложенные в православном христианстве и ставшие жизненно необходимыми для выживания болгар в условиях турецкого окружения. Эти обстоятельства препятствовали возникновению и упрочению принципа индивидуализма среди болгар. Как справедливо замечает Г.Фотев, «гражданское общество не могло возникнуть без разрушения глубоко усвоенной консервативной жизненной парадигмы устойчивого традиционализма» (18, с.74).

Проблема модернизации Болгарии также связана с преодолением традиционализма и формированием гражданского общества. По наблюдению Г.Фотева, социокультурный феномен модернизации возникает там и тогда, где и когда устраняется традиционализм как препятствие для дальнейшего развития социума, историческая же память превращается в инструмент, способствующий развитию общества, а не тормозящий таковой (там же). Попытки первой модернизации Болгарии относятся к межвоенному периоду, вторая волна модернизации протекала в рамках системы советского типа после Второй мировой войны и закончилась неудачей. В 80-90-е годы болгарское общество оказалось перед проблемой новой модернизации страны, третьей по счету.

Особенности упрочения демократизации в Болгарии обусловлены отличиями протекания исторического процесса в этой балканской стране по сравнению с западноевропейскими странами. Так, европейский модернизм тесно связан с возникновением национальных государств, ставших качественно новой ступенью в развитии государственности. Для болгар создание национального государства было национальной идеей, связующей общество в условиях турецкого порабощения. Запоздалое

оформление государст-венности, ставшее реальностью лишь в конце Х1Х в., наложило отпечаток на общественное сознание болгар, проявляющееся и в ХХ1 в. в ощущении незавершенности процесса национального объединения болгарских земель (в связи с этим до сих пор периодически возникают научные дискуссии). Идея самосохранения нации была и остается до сих пор доминантой в массовом сознании болгар, она подпитывает этатистские умонастроения, укоренившиеся в болгарском обществе со времен социалистического государства. Национализм, как объединяющую идеологию, пытался использовать режим Т.Живкова в конце 80-х годов (кампания по массовому изменению мусульманских имен на болгарские, получившая широкий негативный резонанс в мире).

Новая правящая элита 90-х годов отвергла тактику поиска легитимности в националистической идеологии. Постепенно приходит понимание того, что для становления гражданского общества важно, чтобы человек осознавал себя гражданином. Это принципиально меняет его роль в обществе, ибо гражданин получает автономию, невозможную в рамках семьи, традиционного общества, тоталитарного и патерналистского государства. Сложность становления демократии и парламентаризма в Болгарии связана с подавлением принципа индивидуализма в последние два столетия. По мнению болгарских исследователей, индивидуализм является «главным конструктивным элементом гражданского общества» (18, с.77). Таким образом, сложные, во многом противоречивые, процессы в политической жизни Болгарии обуславливаются недостаточной пока еще степенью развития общества и самосознания его граждан.

После Второй мировой войны развитие Болгарии по советской модели не способствовало становлению гражданского общества. Мнимая, фасадная многопартийность, сохранявшая лишь видимость политической значимости земледельческой партии (БЗНС) и Отечественного фронта, привела к тому, что в болгарском парламенте, политике и всех социальных структурах господствовала БКП. Слияние государства и компартии исключало автономность личности.

Посткоммунистическая эпоха вновь поставила перед Болгарией проблему ускоренной модернизации и необходимости развития гражданского общества для вывода страны из социально-экономического кризиса. Если до 1989 г. предреформенный социальный порядок держался на отсутствии гражданственности, политической демократии и осуществлялся в рамках централизованной плановой экономики, то демократиза-

ция болгарского общества в начале перестройки виделась как формирование гражданственности, политической демократии, новых институциональных норм и рынка (11). Однако ожидания быстрых перемен были иллюзорными, они не учитывали предшествующий исторический опыт.

С конца Х1Х в. Болгария несколько раз приступала к осуществлению радикальных реформ, которые должны были привести к кардинальному ускорению развития страны. Все подобные попытки заканчивались неудачно. По наблюдению ряда болгарских исследователей, в Болгарии, в отличие от передовых европейских стран, не удалось преодолеть противоречие между усилением антагонизма социально-экономических интересов, свойственных ранним этапам модернизации, и необходимостью представительства различных социальных слоев во власти, без которого невозможна политическая демократия (5, с.27).

Тем не менее современный парламентаризм призван смягчить социальную конфронтацию, расширить цивилизованные формы взаимодействия разных социальных слоев. В определенной степени эта задача проявляется в работе болгарского парламента.

Наконец-то в конце ХХ в., впервые в болгарской истории, права личности, ее достоинство, безопасность провозглашены в качестве высшей государственной ценности в новой конституции, принятой 12 июля 1991 г. Однако от провозглашения цели и задач до их практической реализации немалый путь. Спустя десятилетие многие болгарские исследователи достаточно скептически оценивают приближение к решению этих задач.

ПЕРЕХОД К ПАРЛАМЕНТСКОЙ МОДЕЛИ УПРАВЛЕНИЯ

Как уже подчеркивалось, в начале трансформации (1989) в Болгарии гражданское общество еще не сложилось. Общество было социально однородным, так как социальная дифференциация только начала возникать, а групповая идентификация отсутствовала. В этой связи болгарские исследователи отмечают, что революционные перемены происходили в стране, в которой не сложились революционные условия, но наступил кризис легитимности, переросший в политический кризис, в процессе которого сформировались новые политические правила игры.

К концу 80-х годов в болгарском обществе усиливалось недовольство в отношении некоторых членов политбюро БКП и правительства, а

не режима в целом. По мере нарастания экономического кризиса для болгар становилась все более очевидной несостоятельность косметических реформ, осуществлявшихся режимом Живкова, и неспособность правящего режима выдержать этот кризис (14, с.135).

Социально-экономическую трансформацию, как революцию сверху, проводила высшая партийная элита в собственных интересах. Именно партийная элита оказалась единственной группой с ясно обозначенным групповым сознанием, сложившимся на базе сохранения привилегированного статуса (4, с.45). Сам социальный перелом проходил под знаком размена бывшей болгарской коммунистической элитой своей политической власти на ведущие экономические позиции и привилегии, что могло быть осуществлено лишь в слабом обществе, в котором еще не успели оформиться специфические групповые интересы. Митинговая волна первых лет реформирования Болгарии выражала стремление изменить политическую систему страны. В этом отношении возникновение института демократического парламента позволило заменить мало конструктивную уличную конфронтацию борьбой социальных и политических интересов в новых институциональных рамках представительной власти.

Задача трансформации на начальном этапе состояла в ослаблении абсолютного контроля однопартийной группы, стоявшей у власти, и в создании сбалансированной власти различных социальных групп (12, с.118).

Принятию новой конституции (1991), узаконившей социально-экономические преобразования в стране, предшествовали переговоры складывавшихся оппозиционных сил и БКП на заседаниях «Круглого стола» (первая половина 1990 г.). 26 оппозиционных политических образований и движений включились в создание новых правил политического взаимодействия. Во время проведенных переговоров были достигнуты соглашения между элитой БКП (впоследствии БСП) и окрепшей в дискуссиях оппозицией в лице Союза демократических сил (СДС) относительно принципов будущей демократической системы, а также даны гарантии сохранения старой элиты БКП. Многие участники переговоров от СДС вскоре стали известными в стране политиками. Проект закона о признании многопартийности под давлением болгарской оппозиции был разработан уже тогда, весной 1990 г., в процессе заседаний «Круглого стола». Политический плюрализм в Болгарии был закреплен Конститу-

цией 1991 г., а затем были приняты законы о политических партиях и возвращении собственности БКП государству.

С течением времени роль «Круглого стола», стоявшего у истоков демократизации страны, все больше привлекает внимание болгарских исследователей. Его работа оказалась возможной не только благодаря позиции БКП, но также в связи с растущей гражданской напряженностью в болгарском обществе и начавшимся процессом складывания молодых демократических сил в стране, длительное время лишенных возможности иметь оппозицию.

С самого начала процесс трансформации в Болгарии шел в направлении демократизации и парламентаризма как такой системы управления, которая предполагает наличие многопартийности в обществе и оппозиции правящему большинству в законодательном органе, что закладывает фундамент переговорного процесса в качестве будущего инструмента управления. Еще до законодательного оформления нового режима через принятие конституции на заседаниях «Круглого стола» шел поиск принципов функционирования будущей демократической системы. Разразившийся политический кризис вслед за падением правительства, возглавляемого социалистом А. Лукановым в конце 1990 г., получил разрешение на заседаниях следующего «Круглого стола». В качестве механизма разрешения политических кризисов практика «Круглых столов» оказалась позже закреплена болгарской конституцией: был создан Консультативный совет по национальной безопасности, который возглавляет президент страны. Опыт, накопленный весной-летом 1990 г. в ходе переговоров между политическими элитами, был использован в дальнейшем в парламентской практике (14, с.142-143).

Последующее развитие демократических процессов было во многом обусловлено тем, что ряд болгарских исследователей называют сделкой между высшей партийной элитой и политиками-демократами. С самого начала между ними сложилось разделение труда: политический язык развивали интеллектуалы, а структурные реформы приводила в движение старая политическая элита, не забывавшая о своих интересах в новых социально-экономических условиях. П. Кабакчиева обращает внимание на то обстоятельство, что, хотя на заседаниях «Круглого стола» была достигнута договоренность по фундаментальным идеологическим вопросам, механизмы по их поддержанию не были разработаны, и именно это обусловило замедленный темп реформ, особенно в экономике Болгарии (5, с.55).

Расширенный состав парламента, названный Великим народным собранием, учредил парламентскую республику в Болгарии в соответствии с Конституцией 1991 г. Болгарский парламент наделен законодательной властью, правительство осуществляет исполнительную власть, а президент выступает в роли посредника между политическими институтами. Болгарский правовед Г. Близнашки подчеркивает, что проблема достижения равновесия между разделенными властями является ключевой не только для Болгарии, но и для любой нормально работающей парламентской системы, а история парламентаризма представляет собой поиск магической формулы для достижения и поддержания стабильного равновесия между правительством и парламентом. Поиск этой формулы осложняется тем, что на практике центр тяжести при определении государственной политики постоянно меняется и необходимо тесное взаимодействие всех ветвей власти в обеспечении правового регулирования об-щест-венных процессов (1, с.37)

РОЛЬ ПАРЛАМЕНТА В СИСТЕМНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ

По замыслу представительная демократия является формой посредничества между гражданским обществом и государством, а деятельность народных представителей должна быть подчинена идее достижения общего блага. Реальность в Болгарии значительно отличается от идеальной модели.

Болгарская парламентская демократия, возродившись в конце ХХ в., проходит этап становления, когда партийные структуры еще не стабилизировались окончательно, и внутрипартийные размежевания остаются актуальными как для исторических партий, так и для ведущих партий переходного периода - СДС и БСП. Все это отражается на парламентской деятельности в целом в силу того, что партии пока не стали представителями интересов широких слоев общества, а «служат преимущественно запросам элит и части средних слоев, обеспечивая остальным лишь стабильность новой, более демократической системы» (13, с.49)

Болгарский парламент - Народное собрание - является однопалатным, он избирается раз в четыре года и насчитывает 240 депутатов, которые представляют различные политические партии, прошедшие 4%-ный барьер на выборах. Контроль за деятельностью парламента как законодательного органа осуществляется президентом с помощью права

вето и Конституционным судом, который может отменить принятый закон.

Парламент играет ключевую роль в образовании, структурировании и смене правительств, принятии решений по проведению национальных референдумов, одобрении государственных займов, ратификации и денонсировании важнейших международных договоров, объявлении военного положения. При формировании правительства парламент избирает председателя Совета министров. Парламентское большинство предлагает своего кандидата на эту роль, затем председатель Совета министров формирует правительственный кабинет. Поскольку правительство должно пользоваться доверием парламента, оно избирается в целом списочным составом также путем парламентского голосования. Последнее обстоятельство ограничивает возможности главы кабинета менять состав правительства.

В парламентской системе Болгарии нашла отражение идея рационализации парламентаризма, когда конституционная система имеет юридические техники, направленные на сохранение стабильности и власти правительства при отсутствии постоянного парламентского большинства. Взаимоотношения правительства и парламента выражаются как в сотрудничестве по осуществлению функций каждой из сторон, так и в контроле за работой друг друга. Болгарский парламент осуществляет контроль за деятельностью правительства с помощью классических техник запросов и вопросов. Вместе с тем, если время, отводимое на депутатские вопросы и запросы, ограничено, а реплики депутатов сведены к кратким заявлениям по поставленной проблеме, то для ответов министров не предусмотрено ничего подобного. Данное обстоятельство позволяет последним иметь преимущество в процессе дискуссии. Существующая техника работы парламента предусматривает переход к общему рассмотрению после конкретного запроса при наличии 1/5 состава депутатов. Право парламентской оппозиции по обсуждению проблем, связанных с работой правительства, крайне ограничено тем, что поставлено в зависимость от воли большинства, и позиция всех парламентских фракций не учитывается.

У парламентской оппозиции в болгарском парламенте есть возможность добиться роспуска правительства через механизм по голосованию недоверия правительству. Право инициативы для голосования по вопросу о недоверии правительству может получить 1/5 болгарских депутатов, т.е. 48 человек. Для снятия правительства необходимо набрать

квалифицированное большинство при голосовании. В случае выражения парламентом недоверия председателю Совета министров и Совету министров происходит прекращение полномочий правительства. В соответствии с конституцией, если вопрос о недоверии правительству отклонен в парламенте, то новое голосование по этому вопросу может быть проведено лишь по истечении шести месяцев. Данная норма позволяет защитить правительство от постоянных парламентских нападок. Народное собрание может поставить на голосование как проводимую правительством политику в целом, так и его программу или отдельный конкретный случай. При голосовании в парламенте правительству достаточно получить простое большинство, чтобы решение было принято в его пользу.

Вместе с тем, хотя по конституции парламент является высшей властью в стране, исполнительная власть в лице правительства периодически оказывается средоточием всех властных полномочий, что, по мнению ряда политологов, наносит ущерб полномочиям парламента, но не меняет общую модель власти (13, с.49).

Основной функцией парламента является законотворчество. Каждый депутат наделен правом законодательной инициативы. Такое же право имеют Совет министров как коллективный орган, а также президент Болгарии.

Деятельность каждого состава парламента после 1989 г. имеет свои особенности, но среди них можно выделить работу 36-го Народного собрания (1992-1994). Усиление правых сил, либерально настроенных политиков из оппозиционного СДС привели к активизации работы парламента по принятию законов, способствующих кардинальным изменениям в жизни болгарского общества. Результаты выборов не гарантировали парламентского большинства ни одной из политических сил. Политическая конфронтация БСП и СДС продолжилась после предвыборных баталий в стенах болгарского парламента, в результате которых за указанный период было принято 220 законов и 272 решения. Среди них выделяется ряд законов, способствовавших ускорению процесса изменения политической и экономической системы страны. Данный состав парламента принял Закон о преобразовании и приватизации государственных и общинных предприятий, а также ряд реституционных законов: закон о восстановлении права собственности в сфере торговли (на магазины, мастерские, склады, ателье), а также закон, по которому движимое и недвижимое имущество, имущество БКП, БЗНС, Отечественного фрон-

та и комсомола, профсоюзов и др., полученное ими после 9 сентября 1944 г., было возвращено государству.

В Болгарии как в парламентской республике прерогативы президента имеют четкие пределы. Взаимоотношения болгарского парламента и президента строятся таким образом, чтобы гарантировать независимость законодательного органа. Дата созыва парламента точно зафиксирована в конституции. Болгарский президент не может досрочно прекратить работу парламента. Правом роспуска Народного собрания он может воспользоваться лишь в том случае, когда исчерпаны все конституционные возможности по созданию правительства, пользующегося доверием парламента. Причем, согласно конституции, он обязан в этом же акте указать дату проведения новых парламентских выборов. Для того чтобы избежать опасности перерастания правительственного кризиса в общеполитический кризис, не допускается роспуск парламента в последние три месяца действия президентского мандата. Подобная защищенность парламента имеет отрицательную сторону, она чревата ситуацией, при которой состав и работа парламента не удовлетворяют избирателей, а эффективно работающее правительство не может быть сформировано (1, с.76).

Институт президента является объектом споров и противоречивых интерпретаций. Конституционный статус главы государства предполагает его активную роль в политической жизни страны. В качестве высшего должностного лица он играет роль объединителя, своеобразного республиканского монарха (1, с.71). В теоретических разработках наделение президента функцией арбитра является объектом острой критики из-за ее неопределенности и двусмысленности. Арбитражная функция президента трактуется следующим образом: 1) глава государства - верховная инстанция, принимающая окончательное решение; 2) глава государства занимает нейтралитет, он не вмешивается в политическую игру до тех пор, пока не нарушаются правила игры. Именно последняя трактовка приближается к идее, заложенной в конституции Болгарии. В соответствии с ней не допускается возможность авторитарной власти президента. В целом эффективность вмешательства президента в политику зависит от его личного авторитета и стиля поведения в большей степени, чем от конституционных полномочий.

Институт президента оценивается болгарскими исследователями по-разному: одни считают его слабым и лишенным реальной власти, другие расценивают президентские полномочия как умеренные, соответст-

вующие месту президента в парламентской республике. В большинстве случаев вмешательство главы государства в решение тех или иных проблем имеет юридические основания, но в целом его власть носит моральный характер, позволяющий ему давать рекомендации и предъявлять требования к другим органам и властям, в частности, обращаться в Конституционный суд. Активное участие президента в формировании политики обеспечивается также такими политическими актами, как обращения к народу и к парламенту.

Взаимоотношения президента и парламента в болгарской парламентской республике строятся таким образом, чтобы гарантировать независимость парламента. Дата созыва парламента точно зафиксирована в конституции. Вновь избранный состав парламента созывается президентом не позднее, чем через месяц после выборов. Если этого не происходит, то достаточно согласия 1/5 части депутатов, чтобы созвать парламент. Согласно болгарской конституции в случае, если не достигается согласие по формированию правительства, то президент назначает временно функционирующее правительство и распускает парламент, определив дату выборов нового парламента (9). Это единственный случай, позволяющий болгарскому президенту распустить парламент. Считается, что подобная защищенность парламента замедляет процедуру выхода из политического кризиса, поэтому в поправках к конституции необходимо предусмотреть возможность процедур, позволяющих быстро обновить парламент (1, с.76).

Взаимоотношения болгарского президента и правительства обострялись при преобладании как левых, так и правых сил в высшем законодательном органе. В 1992 г. критике президента Ж. Желева подвергся кабинет Ф. Димитрова. Оба политических лидера вышли из Союза демократических сил, Ж. Желев был первым главой СДС, а Ф. Димитров позднее также занимал этот пост. Став главой государства, Ж. Желев проводил политику, направленную на поддержание баланса между различными социальными группами и достижение национального согласия. Кабинет правых сил создал определенную напряженность в стране своим экстремизмом, который вызвал острую критику внепарламентской оппозиции профсоюзов.

В 1995 г. противостояние властных институтов достигло особого накала, когда правительственный кабинет социалистов стремился ограничить президентские полномочия. Ж. Желев предлагал внести изменения в конституцию, которые расширили бы президентские полномочия, и

был обвинен в стремлении к диктатуре. Ему вменяли в вину вмешательство в работу правительства и парламента, а также то, что он поставил работу Конституционного суда под свой контроль. Борьба, захватившая болгарский парламент, отразилась на работе над законами. Президент воспользовался своим правом возвращать законы на доработку. Президентские поправки касались тех законов, которые вели к рекоммуниза-ции страны. Парламентское большинство, в то время представленное социалистами, проигнорировало все поправки Ж. Желева.

После десятилетия президентства правых политиков (Ж.Желев, П.Стоянов) в 2002 г. президентом страны стал социалист Г.Пырванов. Новый президент выступает за прекращение войны между властными институтами. По его мнению, стабильность возможна, если будет достигнуто разделение властей, а не их разъединение или противостояние. В стабилизации государственных институтов заключена гарантия укрепления государственности (14). Взаимная угроза утраты своих полномочий всеми ветвями власти должна поддерживать равновесие между ними, создавая предпосылки конструктивного сотрудничества.

ПАРТИЙНАЯ БОРЬБА В ПАРЛАМЕНТЕ

Разрешенная в начале 90-х годов многопартийность привела вначале к невиданному ранее росту партийных образований в болгарском политическом пространстве. Так, к моменту первых парламентских выборов 1990 г. их насчитывалось около 200. Выборные кампании последнего десятилетия в определенной мере упорядочили этот процесс. Появившиеся партии - фантомы постепенно стали исчезать, не пройдя барьер необходимых для парламентской деятельности 4% голосов избирателей. Вторые парламентские выборы 1991 г. показали, что оформилась новая структура политического пространства.

Расстановку сил в болгарском парламенте до 2001 г. определяли три партии - Болгарская социалистическая партия (БСП), Союз демократических сил (СДС), преобразованный позднее в Объединение демократических сил (ОДС), и Движение за права и свободы (ДПС). Выборы в болгарский парламент проводились в 1990, 1991, 1994, 1997 и 2001 гг.

Противоборство БСП и СДС в течение прошедшего десятилетия привело к образованию своеобразной двухполюсной модели политического развития Болгарии. Биполярная модель противостояния двух наиболее крупных парламентских сил, поначалу воспринимавшаяся болгар-

ским обществом как возможность для эффективного управления, особенно если ориентироваться на успешные модели западных двухпартийных систем, со временем утратила свою привлекательность.

Парламентские выборы в 1990 г. привели к победе социалистов, а в 1991 г. впервые избирательный марафон выиграли демократы. Однако в парламентской жизни Болгарии по-прежнему ведущую роль после выборов продолжали играть наследники коммунистической партии, входившие в парламентскую фракцию БСП. Это стало возможным из-за незначительного перевеса демократов в парламенте (в 18 мест). Утрата парламентской фракцией СДС этих 18 депутатских кресел после кризиса правительственного кабинета Ф. Димитрова, по сути, изменила результаты выборов в пользу социалистов. Большинство мест в парламенте оказалось вновь в руках коалиции политических сил во главе с БСП.

На соотношение сил в болгарском парламенте оказывает особое влияние партия Движение за права и свободы (ДПС). Эта небольшая партия, получающая от 6 до 10% мест в парламенте, была создана в начале 1990 г. Столкнувшись сначала с обвинениями в этнической, а не политической идентификации (ДПС представляла болгарских турок), она сумела добиться признания своей легитимности Конституционным судом Болгарии. От того, к какому парламентскому блоку примыкает ДПС, зависит формирование парламентского большинства в болгарском парламенте, поэтому за этой партией закрепилась роль балансира между крупными парламентскими силами. Так, большой интерес общества и активное обсуждение в прессе после выборов 2001 г. получил вопрос о том, в коалиции с кем станет действовать новая парламентская партия «Национальное движение Симеон Второй» (НДСВ). Союзником нового парламентского большинства по традиции вновь стало Движение за права и свободы.

Парламентская деятельность в первые годы трансформации носила особенно острый характер в связи с противоборством старой и складывающейся новой элит. На первый план выступала законодательная деятельность политического характера. Несмотря на острую политическую борьбу, были приняты законодательные акты о приватизации предприятий и земли, что ускорило развитие рыночных отношений и процесс реального изменения экономической системы. Под давлением парламентариев - демократов были приняты законы, кардинально меняющие развитие Болгарии: закон о возврате собственности бывшим владельцам, закон о возврате партийного имущества БКП государству, о декоммуни-

зации государственных структур Болгарии. Реституция способствовала восстановлению в известном смысле связи времен. По данным за период с 1999 по 2000 г. среди возвращенных объектов преобладают земельные наделы - 36,2 %, жилье составляет 24,8 %, а магазины - 18,4% (15, с.7).

С 1991 г. в болгарской политической жизни началась «война компроматов». Предметом сражений стали досье болгарских политиков и высшего чиновничества, показывающие их связь и сотрудничество с органами государственной безопасности в период до 1989 г. С приходом к власти кабинетов правых сил (в 1991 и 1996 гг.) и обретения ими доступа к архивам компрометирующие материалы стали сильным оружием в борьбе с неугодными политиками разного уровня. В предвыборной борьбе 2001 г. «война компроматов» развернулась вновь с такой силой, что после выборов лидер победившего движения Симеон II выступил со специальным заявлением о прекращении публичного использования архивных данных.

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ 17 ИЮНЯ 2001 г.

Феномен парламентских выборов 17 июня 2001 г. заслуживает подробного рассмотрения. В нем проявились особенности, свойственные болгарской политической жизни последних лет.

12-летний цикл политического развития Болгарии после 1989 г. завершился сенсационной победой на очередных парламентских выборах движения, возглавленного бывшим монархом Болгарии Симеоном Вторым. Так называемая царская коалиция «Национальное движение Симеон Второй», созданная за два месяца до выборов в Народное собрание Болгарии, набрала 43% голосов избирателей и получила 120 мест из 240 в парламенте страны. Объединение демократических сил (ОДС), наследник СДС, бывшее на тот момент правящей политической силой после парламентских выборов 1997 г. в течение последних четырех лет, добилась получения лишь 31 места в болгарском парламенте (для сравнения: в 1997 г. СДС имел 152 места). Оппозиционная БСП сумела занять 48 парламентских кресел, ДПС завоевала 21 мандат. В целом в выборах приняло участие 36 политических партий, образовавших несколько блоков и коалиций, за которые в день выборов пришло голосовать 67% от общего числа болгарских избирателей.

Таким образом, более чем десятилетний опыт демократических выборов привел к тому, что при наличии двух неоднократно сменявших друг друга у кормила власти партий в конечном счете на болгарскую политическую сцену в начале XXI в. вернулся монарх. Царь Симеон II является потомком древнего немецкого рода. Имя свое он получил в честь болгарского князя, незаурядного дипломата и военачальника - Симеона I, правившего в X в. и ставшего первым болгарским царем. После неожиданной кончины своего отца Бориса III летом 1943 г. малолетний Симеон II был коронован. В это время шла Вторая мировая война и существование болгарской монархии близилось к завершению. Оккупация Болгарии осенью 1944 г., а затем приход к власти коммунистов в 1946 г. привели к низложению царя Симеона II.

Любопытно, что новый болгарский политик - Симеон Сакско-бургготский от болгарского престола не отрекался. В 1947 г. в возрасте девяти лет его изгнали из страны пришедшие к власти социалисты, и в дальнейшем он жил в Испании, где стал успешным бизнесменом.

Царственный экономист, по выражению одного болгарского журналиста, появился в болгарской политической жизни по инициативе лидеров СДС (с 1996 г. коалиция называется Объединение демократических сил - ОДС, а СДС является одной из партий коалиции. В ОДС также входит партия «Болгарский земледельческий союз - Народный союз», «Демократическая партия», «Болгарская социал-демократическая партия» и «Национальное движение за права и свободы»). В конце 90-х годов правые политики предприняли ряд шагов по введению Симеона II в общественную жизнь реформируемой Болгарии, с намерением усилить тем самым собственные позиции и подкрепить проводимый курс на реставрацию развития, прерванного годами социалистического строительства. Однако когда Симеон II заявил о своем участии в выборах, две ведущие партии СДС и БСП, почувствовав угрозу собственным позициям на выборах, стали дружно критиковать новое движение НДСВ. СДС в своей предвыборной тактике делало особый акцент на критике сторонников Симеона II, обвиняя их в некомпетентности. У нового политического образования возникли трудности и с допуском к политическому марафону, связанные с регистрацией царской партии. В результате Симеон II выступал на выборах в качестве главы коалиции, в которую вошли мало известные до выборов «Партия болгарских женщин» и «Движение за национальное возрождение "Обориште"». В предвыборной борьбе был даже задействован особый способ регистра-

ции и участия в выборах фантомных «псевдоцарских политических сил», не имеющих отношения к НДСВ, с использованием имени Симеона II. Эти партийные образования на выборах набрали 5% голосов избирателей, которые, по сути, были отобраны у НДСВ (16).

Следует отметить, что последние десять лет монархическая идея пользовалась нарастающим успехом у болгарского населения. Однако результаты голосования 17 июня 2001 г. оказались сверхнеожиданными и вызвали опасения в политических кругах Болгарии. Большинство голосовавших болгар отдали предпочтение человеку, который по существу был неизвестен болгарскому обществу, пришел к победе с командой разнородных советников, с неясной программой и политическими намерениями.

После выборов Симеон II заявил о своих планах достигнуть поворота к лучшему за 800 дней, а также о будущих принципах управления страной. Им были выделены следующие пять принципов: стабильный экономический рост, ускоренное вступление Болгарии в ЕС и НАТО, победа над коррупцией, усиление ответственности управленцев высшего звена, стабильное законодательство, приведенное в соответствие с европейскими стандартами.

Новое движение сразу изменило расстановку политических сил, вытеснив две ведущие парламентские партии на периферию политической сцены. Сложившаяся и устоявшаяся двухполюсная модель болгарского политического развития оказалась внезапно разрушена результатами парламентского голосования. Подобное волеизъявление называют протестным, и причины его коренятся в недовольстве болгарских избирателей деятельностью ведущих парламентских партий СДС и БСП.

На страницах партийной газеты БСП - «Дума» причины поражения партии рассматривались как неудача предвыборной кампании (мало популизма, мало новых политиков в избирательных списках БСП). Партийные аналитики признавали и то, что голосование стало поколенче-ским: за левую коалицию на последних парламентских выборах голосовали преимущественно пожилые избиратели, которых можно назвать твердым ядром социалистической партии. Потеря голосов молодых избирателей (БСП набрала лишь 6% голосов людей в возрасте до 28 лет) свидетельствует о кризисных явлениях в партии, которой не удалось справиться с задачей омоложения своих рядов за прошедшее десятилетие. Другой проблемой стало то, что в рядах БСП оказалось мало ярких личностей, которые могли бы принести партии голоса избирателей.

После проигрыша на выборах «Дума» и партийная газета СДС - «Демокрация» писали о том, что за каждую из партий голосовало только твердое ядро избирателей. На стоявший в то время у власти СДС обрушилась критика, что в качестве предвыборных методов он применял шантаж противников из БСП и ДПС, используя информацию об их связи со службой безопасности. Годы правления СДС пресса сравнивала с большевистским и сталинским режимами. Однако основной шквал критики вызвал стиль правления СДС и ее лидера Ивана Костова, приведший партию к поражению. Особое внимание пресса сосредоточила на личности премьер-министра И. Костова. Упоминались его амбициозность, самомнение, нетерпимость, авторитаризм, лидер СДС сравнивался с Берия и Абакумовым. Партия поделилась на сторонников Костова -«костовцев» и его противников - «антикостовцев». Мэр Софии, член СДС Стефан Софиянский обвинил Костова в сектантском вождизме и потребовал отставки Костова и всего политбюро СДС. В результате произошла смена главы СДС, и партию возглавила ставленница Костова Екатерина Михайлова.

ОТНОШЕНИЕ ОБЩЕСТВА К ПАРЛАМЕНТАРИЗМУ

Для политической ситуации Болгарии характерна нестабильность. В обществе преобладает неудовлетворенность деятельностью всех правительств после 1989 г. 52% респондентов считает, что они не жили хорошо ни с одним из правительств. Почти 63% болгар выразили готовность к участию в демонстрациях против правительства, если условия их жизни ухудшатся, однако лишь 11% респондентов верят, что они смогут повлиять на политику с помощью протестов (4). 90% болгарских респондентов согласны с утверждением, что законы следует выполнять, даже если они не безупречны. Одновременно болгары выражают недоверие законодательной системе: 54% опрошенных полностью не доверяют судам.

Характер преобразований в стране в последние 12 лет был связан с переделом собственности и сфер влияния всякий раз после очередных выборов, вне зависимости от того демократы или социалисты приходили к власти. Если в начале преобразований надежды болгарского общества возлагались на политическую демократию как такую форму правления, которая предполагает, что во власти представлены максимально различные социальные интересы, то результаты демократизации вызывают

разочарование социума. Политический плюрализм, казавшийся главным завоеванием первых посткоммунистических лет, оказался средством по обслуживанию интересов корпоративных кругов, а не широких слоев населения. Экономические реформы, приватизация, реституция также проводились не в интересах всего болгарского населения, а в интересах узкого круга лиц (13, с.43). Череда правительственных кабинетов, многократно сменявших друг друга в рамках парламентской республики, и реформы, проводимые то левыми, то правыми политическими силами, в глазах болгарского общества выглядят как затянувшийся кризис.

Надежды на сильную власть в качестве возможности успешного разрешения кризисной ситуации и выхода из порочного круга проблем периодически возникают в болгарском обществе. Как уже отмечалось, болгарские политологи рассматривают переломные события 1989 г. как революцию сверху. Известно, что судьба подобных революций часто завершается диктатурой. Авторитаризм в качестве средства трансформации не вызывает доверия у болгар, но повседневная жизнь в переходный от социализма к капитализму период пока убеждает их в неэффективности демократических институтов. Как пишет политолог П. Кабакчиева, эта неэффективность воспринимается населением как недостаток самой демократии (5, с.55).

Болгарские исследователи отмечают, что политическая демократия в стране не имеет адекватных экономических и социальных основ. За последние сто лет страна не смогла отойти от традиций элитарного управления и не создала механизм, ограничивающий безусловную власть элиты, не сумела ввести хотя бы минимальный контроль снизу над этой властью (11).

Голосование болгар на парламентских выборах 2001 г. за кандидатуру царя Симеона II, вероятно, можно рассматривать как протест общества против парламента, в недрах которого не нашлось политических сил, адекватных общественным ожиданиям. За годы трансформации социальные проблемы крайне обострились. Ни левые, ни правые правительственные кабинеты не смогли снизить социальное напряжение в болгарском обществе. Конечно, появление царя в болгарском политическом пространстве не сделало болгар монархистами. Среди болгарских избирателей сегодня преобладают республиканцы. Если поддержка личности монарха и партии, возглавляемой им на парламентских выборах, была убедительной, то восстановление монархии, согласно проведенным в то же время опросам, поддержали только 8% болгар (3, с.53-54).

Исследования электорального поведения болгар показывают, что на исход голосования влияет не политическая программа, не идеология, а психологическая, неосознанная идентификация партий (5, с.52). 56% болгар заявляют об отсутствии интереса к политике. 33% утверждают, что они отчасти интересуются политикой, 11% очень интересуются. Чувство политической беспомощности преобладает у 75% респондентов, которые считают, что они не могут повлиять на государственную политику. 56% опрошенных считают, что от них ничего не зависит (4). Приходится признать, что пока болгарский парламент не стал выразителем всего многообразия интересов, существующих в обществе. Победа монархической партии на последних парламентских выборах 2001 г. со всей очевидностью свидетельствует о разочаровании общества в деятельности как левого, так и правого парламентского большинства и правительственных кабинетов, формируемых на их основе. И это неудивительно. Переходный период в Болгарии характеризуется резким ухудшением всех важнейших экономических показателей. Промышленное производство уменьшилось в два с половиной раза. Во столько же раз сократилось производство традиционных для Болгарии земледельческих культур: зерна, табака, винограда, фруктов. Некогда лидер по производству табачных изделий, страна ныне сократила объем этой отрасли в три с половиной раза. От двух с половиной до трех с половиной раз уменьшилось поголовье сельскохозяйственных животных. О состоянии пищевой промышленности свидетельствует спад производства консервов в 23 раза, снижение мясопереработки в шесть раз, а виноделия в два раза. К 2001 г. товары и услуги подорожали в Болгарии более, чем в 1600 раз по сравнению с 1989 г. (8).

После длительного противостояния БСП и СДС, неоднократного правления кабинетов социалистов и либералов болгарские избиратели перестали связывать с ними свои надежды на лучшее будущее. Опросы показывали, что к началу 2001 г. протестный электорат составлял 47% болгарского населения, которое не хотело голосовать ни за СДС, ни за БСП. Партия Симеона II, не имея запятнанного политического прошло -го, оказалось в более выгодном положении, которое усиливалось хариз-матичностью личности царя (его человеческим обаянием, деликатностью и мягкостью поведения, выражением сопричастности болгарским проблемам). Популистские обещания НДСП (нулевой бюджетный дефицит, стабильный курс лева, повышение зарплат и пенсий, оживление деятельности промышленных предприятий), даже при отсутствии экономи-

ческой программы, подогрели угасшие было электоральные ожидания болгар и обеспечили новой партии кредит доверия избирателей. Новая политическая фигура вызвала некоторое смятение в болгарской политической элите неясностью политических притязаний. Первые недели после выборов было непонятно, на какой пост претендует Симеон II - президента или премьер-министра. Президент Болгарии П.Стоянов разъяснил, что президентский пост для царя не положен, так как он не проживал последние пять лет в стране, как предусмотрено в конституции. Оценивая новое соотношение сил в болгарском политическом пространстве, политолог А. Бунджулов отметил, что в действии существовавшей политической модели произошла радикальная перемена, так как появилась третья сила, давно ожидаемая аналитиками в качестве альтернативы двуполюсной модели и называемая центром в классической политологии. Однако болгарская политическая ситуация не вписывается в классические рамки, она не гарантирует стабильности или монополии нового центра в политической жизни страны. Напротив, возникает крайняя неопределенность отношений не только между партнерами по правящей коалиции, но и между властью и оппозицией. Иными словами, после парламентских выборов 2001 г. сложился не безраздельно господствующий политический центр, а центр, зависимый от своих партнеров и оппонентов. Ключ к стабильности находится в руках у небольших политических образований левее или правее центра. «Стабильность, которую создает новый центр, - пишет А. Бунджулов, - является в определенной степени обманчивой, потому что она является продуктом нового настроения сверхнадежд и относительно неустойчивой социальной базы, возникшей на основе двойного отрицания как СДС, так и БСП» (2, с.11). Действительно, успех «Национального движения Симеон Второй» выглядит скорее психологическим, чем идеологическим феноменом, порожденным разочарованием в традиционной политической элите и сверхнадеждами на некое чудо. Политическое будущее НДСВ зависит, по мнению болгарских исследователей, от того, сумеет ли оно остаться двойной альтернативой как СДС, так и БСП.

Кризис парламентаризма и партийной системы является, по существу, кризисом всего посткоммунистического политического пространства Болгарии, в которое стала внедряться демократия без собственных традиций и собственной философии. Субъекты политики, имевшие власть после 1989 г., выглядят в глазах избирателей как узурпаторы, занимающие пустующее место власти и проявляющие некомпетентность

в распоряжении властью, предоставленной им во временное пользование. Очевидно, пишет И. Знеполски, что предпочтения болгар на последних выборах являются выражением отказа от символического якобинства болгарского перехода, усталости от некомпетентности, коррупции, демократической возни и ситуации, в которой пустующее место

власти превратилось в отсутствие власти (7, с.11).

***

Переход к парламентскому правлению провозглашался в 90-е годы прошлого века как возможность преодоления сложившейся при социализме системы срастания государственного и партийного аппаратов. Прошедшие годы трансформации показывают, что вновь происходит своеобразное восстановление подобной системы. О срастании экономической и политической власти свидетельствуют учащающиеся случаи вхождения бизнеса в структуры политических партий и вхождение политических элит в бизнес.

Болгарские исследователи Д. Минев и М. Желязкова полагают, что сам этот процесс обретает статус основной доходогенерирующей деятельно -сти, противопоставленной нормальной схеме получения дохода. Доступ к механизмам принятия выгодных политических решений, к бюджету, к монопольным позициям в экономике, а также влияние на иные стороны политической и экономической деятельности оказываются основным каналом извлечения дивидендов (12, с.128).

Функционируют распределительные коалиции, которые являются своеобразными вертикальными структурами, включающими менеджеров и собственников предприятий, представителей местных и центральных органов управления и политических партий. Эти коалиции связывают центральную и государственную власть, особенно исполнительную и законодательную, с экономическим микроуровнем. Все это существенно меняет не только схему принятия решений, но и рациональность поведения актеров в целом. Возникает специфическая система, которая связывает прочными организационными связями социальные институты, которые по определению должны быть автономными и независимыми. Главную роль в распределительных коалициях неизбежно начинают играть организационные структуры: государственная администрация и структуры основных политических партий. Подобная ситуация приводит к постоянному и устойчивому переплетению государственных и партий-

ных структур, что является ничем иным, как вариантом восстановления старого партийно-государственного начала (12, с.127).

В силу сказанного, несмотря на преобладание частной собственности, вряд ли можно говорить о рыночной ориентации изменений в Болгарии. Приватизация протекает как скрытый, селективный и политически организованный процесс, в котором основную роль играют национальные распределительные коалиции. Такой характер приватизации изолирует национальную экономику от европейских и иных экономических структур. Общий вывод Д. Минева и М. Желязковой, с которым следует согласиться, сводится к тому, что Болгария являет собой пример такой социальной трансформации, которая выражается скорее в персональных изменениях и поверхностных преобразованиях социального порядка, чем в социальном развитии (12, с.144). Сохранение базисной конфигурации социального порядка предопределяет траекторию экономической трансформации в стране. Безусловный групповой контроль над обществом превратил распределительвую коалицию в основного экономического агента трансформации. В результате налицо аномия общества, низкая гражданственность его членов, слабая эффективность демократических политических институтов.

Тем не менее, констатируя кризис партийной и парламентской систем в Болгарии, нельзя категорически утверждать, что жизнеспособность данной системы исчерпана, хотя бы в силу того, что она еще не прошла длительного испытания временем. Относительно старые партии, такие как БСП и СДС, претерпевая внутренние неурядицы, приливы и отливы членской массы, все же остаются политически значимыми структурами. Как они будут реагировать на действия НДСВ, сумеют ли вместе с другими партиями извлечь уроки из более чем десятилетнего опыта низкой дееспособности парламента, покажет время.

Список литературы

1. Близнашки Г. Парламентарното управление в България. — С., 1995. — 146 с.

2. Бунджулов А. Есента на Симеон Сакскобургготски. — Режим доступа: http: www.bg. 1.9.2002

3. Велехов Л. Симеоново решение // Итоги — М., 2001. — 17 апреля — С.53—54.

4. Vladimirov G., Todorov T., Catsarsky J. Bulgaria in the circle of anomie // Comparative anomie research. — Brookfield, 1999. — P. 47—71.

5. Dimitrov G., Cabakchieva P., Keosev G. Russia and Bulgaria: Farewell Democracy. — Sofia. - 1996. - P.110.

6. Енчева Т. Кабинетът и синята партийна номенклатура притискат червената власт // Сега. - С.,1997. - Г.2. Бр.47. 4-10 дек. - С.16-17.

7. Знеполски И. Завръщане на монархическия дискурс // Култура. - С., 2002. - Бр.6. -15 февр. - С.10-11.

8. Койчев Н. Трансформация в Болгарии: результаты, ошибки, перспективы. - Режим доступа: http://www.bg 2002.

9. Конституция на Република България //Държавен вестник. - С., 1991. - Бр.56. - 13 юл. - С. 42.

10. Луков А. Предизборната платформа на Първанов - скъпа колекция от забравени обещания. Аналитика и новости. - Режим доступа: http://www.bg. Dnesplus.com

11. Минев Д. Преход - илюзии и реалност // Преходът в България през погледа на соци-алните науки. - С., 1997. - С.65-80.

12. Минев Д., Желязкова М. България: раждането на капитализма и на икономическа рационалност // Социол. проблеми - С., 2000. - Бр.№3-4. - С.118-147.

13. Митева Л. Развитие партийных систем в странах Центральной Восточной Европы в переходный период // Вестник Московского университета. - М., 2000. - №6. -С.30-50. - Сер.12: Полит. науки.

14. Пеева Р. Ролята на Българската Кръгла маса в процеса на преход към демокра-ция // Социол. проблеми. -С., 1999. - С.125-143.

15. Реституция в Република България / Нац. Стат. Ин-т. - С., 2001. - 172 с.

16. Сачко В., Толкачов И. Парламентские выборы в Болгарии - информация к размышлению. - Режим доступа: http://www.ru. (Наша газета плюс).

17. Семов М. Добродетели на българина - С., 1999. - 296 с.

18. Г. Фотев Смисъл на политиката. - С., 1999. - 150 с.

Глава III

ИСТОКИ И РАЗВИТИЕ ВЕНГЕРСКОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА

Парламентаризм в Венгрии имеет богатые традиции и многолетнюю историю, его формирование происходило на протяжении столетий. Начиная с XV в. король мог осуществлять власть только совместно с Государственным собранием, и сословная конституция вплоть до XIX в. была выразителем независимости государства.

В результате буржуазной революции 1848 г. сословная монархия преобразовалась в конституционную монархию. На основании статьи III Закона 1848 г. законодательную власть в стране осуществляли совместно парламент и король. Конституция обеспечила целый ряд политических прав, избирательное право, свободу печати, право на образование, свободу вероисповедания. Таким образом, впервые в венгерской истории был введен в практику принцип народного представительства.

После достижения соглашения между Австрией, Венгрией и династией Габсбургов, которое часто называют «компромиссом 1867 г.», сформировался так называемый «ограниченный парламентаризм». В течение столетия он представлял собой конституционную основу управления страной. Суть дуалистической системы в Австро-Венгрии заключалась в наличии двух независимых друг от друга и ответственных перед своими парламентами правительств и третьей структуры, созданной для урегулирования общих вопросов («общеимперских» дел). Своеобразная черта конституционности Австро-Венгрии проявлялась в наличии еще одной парламентской структуры, называвшейся делегациями. Два парламента выделяли делегации численностью по 60 депутатов, которые заседали раздельно и общались исключительно с помощью переписки. Делегации созывались монархом для утверждения бюджетов общих министерств и контроля за их работой. Чтобы определить долю участия Австрии и Венгрии в общих расходах, оба парламента выделяли так на-

зываемые квоты-депутации. Например, австрийская квота составила в 1867 г.70%, венгерская - 30% (7, с.221).

Функционирование дуалистической системы осуществлялось сложно, вызывая недовольство и возражения среди народов обеих стран. Так, при голосовании в венгерском парламенте за вышеназванное соглашение, которое принималось как ст. XII Конституции, против него было подано 89 голосов, за - 209.

Но была и позитивная сторона развития парламентских институтов в Австро-Венгерской империи, поскольку они обусловили «возникновение там полного спектра политических организаций и партий - националистического, монархического, буржуазно-демократического и социал-демократического направлений - раньше, чем во многих других европейских странах» (10, с.32-33).

В зависимости от отношения к дуализму выделились три основных политических течения. Самой многочисленной, но очень пестрой по своему составу была правящая партия Ференца Деака, получившая свыше 200 депутатских мест в Государственном собрании. Ей противостояли две оппозиционные партии, имевшие 120 мандатов: умеренная, левоцентристская партия, возглавляемая Калманом Тисой, и «крайне левая», немногочисленная партия Кошута (переименованная впоследствии в Партию сорок восьмого года, а еще позже в Партию независимости).

В этот период в Венгрии под сильным влиянием германской социал-демократии получило развитие социалистическое рабочее движение, оформившееся организационно в 1868 г. как Всеобщий рабочий союз. Однако он просуществовал недолго. После восторженной реакции на провозглашение Парижской Коммуны и призывов об «учреждении коммуны в Венгрии» венгерские власти арестовали лидеров союза, а сама организация была практически распущена. Новые попытки создать и зарегистрировать социал-демократическую партию завершились успехом лишь в конце 1890 г.

Усиление левых настроений в венгерском обществе происходило на фоне обострения австро-венгерских противоречий, в результате чего парламентам и правительствам обеих сторон не удалось договориться об условиях соглашения на следующее десятилетие. Под давлением императора-короля, главы двух правительств, нарушая Конституцию, приняли решение о сохранении статус-кво до 1903 г.

Прошедшие в начале 1905 г. всеобщие парламентские выборы в Венгрии закончились сокрушительным поражением либералов. Впервые

за сорок лет существования дуалистической системы они оказались в проигрыше, набрав 159 мандатов (их главный противник - Партия независимости получила 166 депутатских мест). Дуалистическая конституционность переживала острый кризис. Законы парламентаризма требовали формирования правительства из числа победивших оппозиционных партий, образовавших коалицию. Тем не менее король не отважился на этот шаг. В течение полугода Венгрия не имела своего правительства, а последовавшая затем по инициативе короля передача управления страной в руки незаконного кабинета министров вызвала протест депутатов и их отказ сотрудничать с правительством, не обладавшим конституционными полномочиями.

Затянувшийся политический кризис 1905-1906 гг. удалось преодолеть после длительных переговоров лишь к концу 1907 г. путем заключения нового экономического соглашения между Австрией и Венгрией сроком на десять лет (при этом венгерская квота была увеличена на 10%).

Характерной формой политического действия и осуществления правительственной политики в Венгрии в ХХ в. была коалиция. Коалиционные правительства формировались с 1906 по 1910, с 1910 по 1922 гг., после 1945 г. до выборов 1947 г. и, наконец, после смены системы в 1990-е годы.

Несмотря на исторически короткие периоды своего существования, коалиционная система как таковая все-таки оказала заметное воздействие на венгерскую политику и общество. Поэтому после свержения профашистского хортистского режима в конце Второй мировой войны очень быстро возникли политические силы, представляющие разные социальные слои и интересы, но готовые сотрудничать под лозунгами демократического развития страны и восстановления разрушенной экономики.

2 декабря 1944 г. в Южной Венгрии (в г. Сегед) сформировался Венгерский национальный фронт независимости (ВНФН). В него вошли: Венгерская коммунистическая партия, Социал-демократическая партия, Национально-крестьянская партия, Независимая партия мелких хозяев, Буржазно-демократическая партия и свободные профсоюзы. За основу своей деятельности ВНФН принял программу, выдвинутую компартией. 21 декабря 1944 г. в Дебрецене состоялось заседание Временного национального собрания, которое сразу объявило себя «единственным представителем венгерского государственного суверенитета». Вре-

менное национальное собрание избрало Временное правительство, членами которого стали три коммуниста, два социал-демократа, один представитель Крестьянской партии и два - Партии мелких хозяев. Кроме них в работе правительства участвовали и четыре беспартийных политика.

В результате проведенных 4 ноября 1945 г. выборов в Национальное собрание, как и можно было ожидать, пост главы государства и премьер-министра достались входившей в состав фронта и отстаивавшей консервативную, националистическую, христианскую платформу Партии мелких хозяев, которая добилась абсолютного большинства на выборах. После подсчета всех бюллетеней мандаты распределились между

партиями следующим образом:

Независимая партия мелких хозяев (НПМХ) - 245

Венгерская коммунистическая партия (ВКП) - 70

Социал-демократическая партия (СДП) - 69

Национальная крестьянская партия (НКП) - 23

Буржуазно-демократическая партия (БДП) - 2.

В сформированное после выборов правительство вошли семь представителей Партии мелких хозяев, по три - от коммунистической и социал-демократической партий и один представитель крестьянской партии. Новый премьер-министр Золтан Тилди представлял Партию мелких хозяев. По результатам выборов эта партия требовала также пропорционального представительства в государственном аппарате.

Государственный строй в стране официально был определен только в начале 1946 г. До тех пор Венгрия была королевством, хотя с начала

1945 г. определение «королевская» больше не фигурировало в официальном названии страны. В соответствии с 1 статьей принятого 31 января

1946 г. Основного закона Венгрия стала республикой, а Президентом -Золтан Тилди. 25 июля 1947 г. он принял решение о роспуске Национального собрания, а 31 августа были проведены выборы в новый парламент - Государственное собрание. Эти выборы отразили наметившееся социально-политическое расслоение в стране и возникшее «двоевластие», выражавшееся в существовании легального превалирования в органах власти мелкобуржуазных политических сил и фактическом переходе рычагов реальной политики в руки левых партий и движений. В результате выборов формирование правительства было поручено Лайошу Диннешу (НПМХ). В состав правительства вошли пять коммунистов, по четыре места досталось НПМХ и СДП, два места получила крестьян-

ская партия. Таким образом, спектр политических сил, осуществлявших легитимное управление страной, заметно сместился влево. Дело шло к замене буржуазно-парламентской формы правления (так называемой народно-демократической). Важной вехой на этом пути стало произошедшее 12 июня 1948 г. объединение Венгерской коммунистической партии и Социал-демократической партии в Венгерскую партию трудящихся (ВИТ).

В 1949 г. были вновь проведены выборы в Государственное собрание. Это были последние за истекшие четыре десятилетия многопартийные выборы, они проходили под определяющим влиянием ВПТ. В выборах приняли участие 96,04 % всех избирателей, и 96,27 % из них отдали свои голоса Венгерскому национальному фронту независимости. Из 402 избранных депутатов 285 были членами ВПТ. Оппозиционная Национально-буржуазная партия фактически сохранила свое прежнее представительство (34 мандата вместо 36), а Буржуазно-демократическая партия вообще лишилась мест. Тем самым упрочилась тенденция формирования однопартийной системы.

Хотя в Венгрии многопартийную систему и отдельные партии никакие юридические нормы или судебные решения никогда не запрещали, после 1949-1950 гг. партии практически не действовали, за исключением октября-ноября 1956 г., когда в период известных событий возобновили свою работу существовавшие до 1949 г. партии.

Несмотря на существование однопартийной системы в период социализма, определенные элементы политического плюрализма в венгерском обществе все же имели место. В общественном сознании сохранялась надежда на воссоздание многопартийности. Руководство ВСРП придерживалось мнения, что ликвидация многопартийной системы в конце 1940-х годов была ошибкой, однако в сложившихся исторических условиях настаивать на ее восстановлении было бы неправильно. На рубеже 1970-1980-х годов процесс плюрализации, начавшийся с экономической реформы, коснулся и сферы внутрипартийных отношений в ВСРП. В 1984 г. был принят новый избирательный закон, в соответствии с которым прошли выборы 1985 г. Требование обязательного выдвижения на одно место двух и более кандидатов в депутаты на выборах в Государственное собрание и в местные советы было в тех условиях прогрессивным изменением в избирательной системе (особенно в сравнении с другими странами социализма). Отныне избирателям разрешалось делать выбор за пределами единого списка Национального фронта.

То есть, условно говоря, существовали параллельно список «официальных» кандидатов и «неофициальных» кандидатов, выдвижение которых происходило в низовых общественных организациях.

Всего было выдвинуто 873 кандидата в депутаты парламента и 89 796 - в местные советы. Избранным считался получивший более 50% голосов, а набравший 25% становился резервным кандидатом.

По новому закону помимо выборов в округах избирался общий список по всей стране из 35 кандидатов в депутаты Государственного собрания, в который включались руководители ВСРП, государства, общественных организаций, церквей. В итоге в парламент были избраны 386 депутатов и 326 резервных депутатов; из них 81 женщина, 282 человека с высшим образованием (7, с. 526). Количество избранных «неофициальных» депутатов парламента составляло лишь 1/6 часть от общего числа депутатов, но это было качественно новым шагом в развитии демократии и установлении новых отношений между властью и обществом.

Это решение вызвало сильный резонанс как внутри страны, так и за рубежом. По оценке одного из западных экспертов, новый избирательный закон следовало рассматривать как «успешную попытку мобилизовать население, оживить деятельность парламента, продемонстрировать стремление к либерализации - все это без какого-либо риска для существующей системы» (15, с.45).

И все же, проводя политику плюрализации общественно-политической жизни Венгрии, руководство правящей партии на том этапе ориентировалось на развитие плюрализма в рамках однопартийной политической системы. При этом предполагалось, что свобода мнений и развитие внутрипартийной демократии сделают ненужным наличие других партий и создания «нескольких центров политической власти». Однако в конце 1980-х годов ВСРП была вынуждена признать, что вопрос о дальнейшей демократизации и формировании многопартийной системы становится безотлагательным. Это объективное требование было высказано одним из лидеров ВСРП К.Гросом: «Партии, исходя из существующих реалий, необходимо считаться с общественной оценкой и потребностями. Не будем, следовательно, выступать против многопартийной системы, а лучше рассмотрим вопрос о том, как можно оказать влияние на процесс ее формирования, что необходимо сделать для того, чтобы ВСРП сохранила свою руководящую роль и в этих условиях» (1, с.123).

Вместе с тем попытки ВСРП придать контролируемый характер общественно-политическим процессам закончились тем, что эта партия сама, в конце концов, была вынуждена принять решение о самороспуске.

В новых общественных условиях конституционные вопросы должны были решаться не одной политической силой, а в рамках национального «круглого стола», среди участников которого были представители партии власти - ВСРП, оппозиции и общественных организаций. Переговоры привели к успешным результатам. В итоге родился Закон 1989 г. о внесении изменений в Конституцию, практически ставший новой Конституцией, которая декларировала и определяла форму парламентского правления, политическое устройство и структуру государства, обеспечивала политические и гражданские права, а также возможность существования правового государства.

Активизация политической жизни ВНР предопределила дальнейшее развитие демократии, а разрешенная свобода платформ и фракций внутри ВСРП ускорила процесс ее размежевания. Заметно выросло число людей, вышедших из ее состава, возникла опасность раскола. ВСРП была вынуждена изменить свою прежнюю позицию относительно воссоздания многопартийной системы в Венгрии. Весной 1989 г. был представлен на широкое обсуждение «Проект закона о политических партиях», послуживший основой для возрождения многопартийности и демократизации общества. Переговорный процесс между правящей партией и оппозицией завершился принятием компромиссного решения - проведением свободных парламентских выборов по «смешанной» системе. В 1989 г. ВСРП оставалась крупнейшей политической партией Венгрии, располагавшей широкой сетью местных парторганизаций. «В этих условиях руководство ВСРП имело все основания надеяться, что мажоритарный элемент избирательной системы увеличивал его электоральные шансы. С точки зрения оппозиции, в свою очередь более подходящей была бы «чистая» пропорциональность, но политических ресурсов для реализации этого варианта было недостаточно.

Выборы были назначены на март 1990 г. и за недолгий промежуток времени на политической сцене страны произошли коренные перемены, обусловленные, прежде всего фактическим распадом бывшей правящей партии. Результаты выборов явно продемонстрировали как степень ее организационного упадка, так и рост политического влияния оппозиции. Роль, на которую рассчитывали лидеры ВСП при составлении избирательного закона, фактически отошла к Венгерскому демократиче-

скому форуму, в наибольшей степени выигравшему от мажоритарного элемента системы. Элемент пропорциональности оказался выгодным прежде всего Союзу демократических сил и - в прямую противоположность рациональным ожиданиям «электоральных инженеров» - самой ВСП, выигравшей выборы лишь в одном (!) одномандатном округе» (4, с.72-73).

Большинство аналитиков придерживается мнения, что смена общественной системы Венгрии в результате учредительных выборов была следствием длительной политической эволюции страны, основные черты которой проявились еще во времена правления Я.Кадара. В этой связи особо подчеркивается роль и влияние политико-культурного наследия в формировании многопартийности и развитии демократии в Венгрии.

Анализируя влияние смешанной избирательной системы на характер представительства, венгерский ученый Г.Тога отмечает, что задача, стоявшая перед разработчиками закона - усилить представительство в парламенте партий, перешагнувших 4%-ный барьер, за счет голосов, поданных за остальные партии, могла быть решена более успешно при введении пропорциональной системы (см: 8). Надежды некоторых политических сил укрепить собственные позиции путем введения такой системы не оправдались. «Благодаря правилам электоральной игры в результате выборов не сформировалась идеологически гомогенная правительственная коалиция, что способствовало выработке более консенсус-ного стиля политических отношений в Венгрии» (там же, с.171-172).

Проведенные в 1990 г. первые свободные выборы в условиях многопартийности основывались на новых законодательных актах и принципах государственности.

РОЛЬ ПАРЛАМЕНТА И ВЕНГЕРСКАЯ ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА

В соответствии с Конституцией Государственное собрание - высший орган государственной власти и народного представительства в Венгерской Республике. Права парламента определяют три государственно -правовых документа: Конституция, закон об избирательном праве и регламент. Это означает, что венгерский парламент избирается в рамках демократической избирательной системы, его компетенция защищена конституционно, а его организационные формы и условия деятельности гарантируются демократическими правилами и нормами. В Венгрии -

как в каждой строящейся на разделении властей системе правления -правомочия парламента определяются конституционными рамками. Непосредственным демократическим институтом, ограничивающим правомочия парламента, являются выдвигаемые населением инициативы и общенародный референдум, а рамками правомочий парламента служит международное право, ибо принимать противоречащие ему законы в Венгрии не разрешается. Но самым строгим ограничителем правомочий парламента является Конституционный суд, решение которого в случае определения антиконституционности аннулирует принятые законы.

Венгерское Государственное собрание играет важную роль в структуре власти: оно избирает Президента республики, премьер-министра, членов Конституционного суда, спикера национальных и этнических меньшинств (на практике до сих пор омбудсмэн не избирался), председателя Верховного суда и Генерального прокурора. За период 1990-1994 г. Государственное собрание разработало и приняло 219 новых законов и 213 изменений в законы; 354 постановления, которые послужили основой формирования демократического правового государства и рыночной экономики (12,с.3).

Формой, контролирующей функции Госсобрания, являются запрос и интерпелляция, а также деятельность парламентских комиссий.

Государственное собрание заседает постоянно, две его обычные сессии проходят с 1 февраля до 15 июня и с 1 сентября до 15 декабря. Естественно, могут созываться и внеочередные сессии. Заседания открытые, но при голосовании с квалифицированным большинством могут назначаться и закрытые заседания. Для кворума необходимо присутствие в зале не менее половины от общего числа депутатов. Для внесения изменений в Конституцию и принятия решений наиболее по важным вопросам требуется квалифицированное большинство в две трети голосов, что обеспечивает права в законотворчестве и представителям оппозиции.

Венгерский парламент - однопалатный, состоит из 386 депутатов, избранных на четыре года. (До 1945 г. парламент состоял из двух частей: палаты представителей и верхней палаты.) Учредительную сессию Госсобрания в течение одного месяца после выборов созывает и открывает глава государства. Должностные лица Государственного собрания -председатель, заместители председателя и секретари. Председатель парламента по своим государственно-правовым функциям близок к главе государства. В случае досрочного аннулирования полномочий главы государства или невозможности выполнять им свои функции председатель

парламента временно осуществляет права главы государства. Председатель следит за соблюдением прав Государственного собрания, контролирует соблюдение регламента и обеспечивает порядок его внутренней работы.

Срок полномочий парламента может быть сокращен в соответствии с Конституцией либо путем прекращения деятельности, либо путем роспуска. Парламент имеет право принять решение о прекращении своей деятельности до истечения срока полномочий. Это возможно в случае кризиса легитимности или коренных политических перемен (как это произошло 16 марта 1990 г., когда были аннулированы полномочия парламента 1985-1990 гг.). Распустить парламент имеет право глава государства. В случае чрезвычайного положения существует законодательное право для продления полномочий парламента.

Депутаты по своему юридическому статусу являются конституционно свободными представителями нации, т.е. имеют с точки зрения государственного права свободный мандат. Поэтому избранный депутат может менять партийную фракцию, не нарушая закон.

Определение принципов избирательного права и избирательной системы является основополагающим конституционным вопросом, который тесно взаимосвязан с формами осуществления власти. В Венгрии действует избирательная система, основанная на демократических принципах: всеобщем характере, равенстве избирательного права, осуществлении прямых и тайных выборов. Каждый совершеннолетний венгерский гражданин - за исключением так называемых естественных исключаю -щих причин - имеет право участвовать в выборах, таким образом, избирательное право является всеобщим. Каждый имеющий право участвовать в выборах имеет равное избирательное право. Венгерское избирательное право не признает применяемую в других странах электоральную систему, венгерские избиратели голосуют непосредственно за кандидатов.

Одной из особенностей венгерской избирательной системы является так называемая система выдвижения, в отношении которой идут дискуссии по поводу соблюдения тайных выборов. Система выдвижения означает, что участвующие в выборах в индивидуальном порядке кандидаты должны собрать определенное количество бюллетеней в свою поддержку, а в этих бюллетенях указываются личные данные подписавших их граждан.

В Венгрии действует смешанная избирательная система. Из 386 депутатов парламента 176 депутатов выбирают в индивидуальных избирательных округах, 152 депутата избираются по областным (будапештскому) спискам, а 58 депутатов получают мандаты в соответствии с долей голосов, отданных по всевенгерским партийным спискам (13, с.4). (Из-за изменения величины этой доли может меняться и пропорциональное распределение мандатов в двух последних категориях.) В 1994 г. 85 депутатов получили мандаты по всевенгерскому списку, а 125 - по территориальным спискам.

Таким образом, выборы в Венгрии проводятся по такой системе, когда каждый избиратель имеет два голоса, один из которых он может отдать за какого-либо кандидата, выступающего по индивидуальному избирательному округу, а другой - за один из территориальных партийных списков.

Венгерские выборы проводятся в два тура. Выборы в индивидуальном избирательном округе считаются действительными, если в них приняли участие более половины всех имеющих избирательное право граждан. И уже первый тур может оказаться результативным, если за одного из кандидатов подано более половины голосов всех участвовавших в выборах. Но такое абсолютное большинство встречается достаточно редко.

Если первый тур признан действительным, но не привел к результату, во втором туре принимают участие лишь те кандидаты, которые в первом туре получили не менее 15% голосов. Если таких не оказывается, во второй тур входят три кандидата, набравшие наибольшее количество голосов. Во втором туре побеждает тот кандидат, который набрал наибольшее количество голосов, при условии, что в выборах приняло участие не менее % всех имеющих право голоса граждан.

В Венгрии каждая область и столица (Будапешт) образуют по одному избирательному округу. В 20 избирательных округах партии решают, кого они выдвигают по своим территориальным партийным спискам. Формировать территориальные списки имеют право лишь официально зарегистрированные партии, но только в том случае, если в данной области (столице) они могут выдвинуть кандидатов в одной четверти индивидуальных избирательных округов области (столицы) или, по крайней мере, в двух из них.

Голосование по спискам проводится в один тур, ибо не может не принести результата, ведь партии получают мандаты пропорционально

количеству поданных за них голосов. Нижним порогом для прохождения в парламент является показатель 5% . В 1990 г. этот порог устанавливался на уровне 4%, но и тогда его смогли преодолеть лишь шесть партий. Не набравшие 5% голосов партии не получают мандаты ни по территориальным, ни по всевенгерским спискам, но, естественно, это требование не касается получения мандата депутатом, выступавшим по индивидуальному избирательному округу при поддержке той или иной партии.

Всевенгерские списки имеют дополняющие функции, избиратели не голосуют по этим спискам. Формировать всевенгерский список имеют право только те партии, которые смогли составить территориальные списки не менее чем в семи областях. Мандаты по всевенгерским спискам делятся пропорционально между партиями в соответствии с долей поданных голосов.

В период социалистического развития венгерский парламент -Государственное собрание строил свою работу на основе Конституции 1949 г. и принятых позже поправок к Основному закону. Первые изменения были внесены на основе подготовленного комиссией Государственного собрания проекта новой редакции Конституции, который был направлен на обсуждение в общественные организации: Всевенгерский совет Отечественного народного фронта, Центральный совет профессиональных союзов, ЦК комсомола, Всевенгерский совет женщин, Президиум Венгерской академии наук, Президиум Союза юристов, Всевен-герский кооперативный совет и в исполкомы областных советов. Доработанный текст был окончательно принят в апреле 1972 г. единогласно Государственным собранием в качестве новой редакции Конституции. Согласно Конституции верховным органом государственной власти и народного представительства в ВНР являлось Государственное собрание. Характерной особенностью избирательной системы было избрание прямыми выборами только депутатов Госсобрания и членов местных советов; члены столичного совета избирались районными советами столицы, а члены областных советов - городскими и сельскими советами соответствующих областей. В действующую Конституцию в 1975 г. было внесено одно изменение: увеличивался срок полномочий представительных органов с четырех до пяти лет, т.е. фактически приведен к соответствию с периодичностью съездов ВСРП и цикличностью пятилетних планов. Выдвижение кандидатов в ГС проходило на собраниях избира-

телей по избирательным округам открытым голосованием, для выдвижения была необходима поддержка кандидата 1/3 участников собрания.

В ВНР уже с 1967 г. практиковалось выдвижение в избирательных округах более одного кандидата. Однако число таких округов было невелико: на выборах в Государственное собрание в 1967 г. их было 9, в 1971 г. - 59, в 1975 г. - 34, в 1980 г. - 15 (из общего числа 349-352) (2, с. 17).

Венгерский парламент, в отличие от высших представительных органов других социалистических стран, не имел постоянной мандатной комиссии, она работала лишь в период учредительной сессии. По сравнению с этим периодом парламенты, избранные в 1994, 1998 и в 2002 гг. в условиях многопартийности на демократической основе, имели более широкий круг полномочий и, соответственно, свыше 20 комиссий по разнообразным вопросам.

ФОРМИРОВАНИЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ ПАРТИЙ В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД КОНЦА 1980-х - НАЧАЛА 1990-х ГОДОВ

В Венгрии процесс формирования политического плюрализма имел свою специфику, обусловленную прежде всего двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что, в отличие от Польши, Чехословакии, Болгарии, эта страна была однопартийной не только по существу, но и формально. Во-вторых, тем, что начатые в 60-х годах экономические реформы, приведшие к созданию так называемой «венгерской модели социализма», давали возможность плавного, менее взрывного перехода к посткоммунистическому обществу. Реформаторское крыло в самой ВСРП было достаточно сильным. В недрах этой партии вызревали и представления о новой системе общественного устройства, и сами зародыши новых партий, сыгравших впоследствии роль оппозиции ВСРП и получивших большинство голосов на первых после 1947 г. демократических парламентских выборах.

Кроме того, в Венгрии, располагающей многолетним опытом проведения реформ, а также наиболее демократическим политическим режимом по сравнению с другими странами «реального социализма», была подготовлена соответствующая почва для развития новых общественных и экономических структур. Благодаря этому процесс демократизации

начался здесь раньше и проводился постепенно, не выливаясь во взрывоопасные конфликты.

Тем не менее этот процесс постепенно вышел из-под контроля партийной элиты: начались раскол ВСРП и формирование других партий. Согласно оценке венгерского политолога Л.Кери, все нынешние парламентские партии родились и сформировались как продукт распада «на конечной фазе эпохи Кадара». Это означает, что они самоорганизовались в первую очередь во имя отрицания прошлого и его преодоления.

Фактором, сближающим развитие событий в Венгрии с событиями в Чехословакии и Болгарии, было создание еще в сентябре 1987 г. Венгерского демократического форума, вобравшего в себя либерально настроенную творческую и научную интеллигенцию, а также представителей сильного реформаторского крыла ВСРП, поначалу выступавшего за постепенность преобразований и возрождение национальных традиций. ВДФ сыграл значительную роль в 1989 г. на переговорах за «круглым столом», решения которого и привели к принципиальным изменениям в конституции страны.

В июне 1989 г. Форум был преобразован в партию, в рамках которой доминирующие позиции заняли сторонники так называемого «третьего пути развития». В основу политических воззрений ВДФ легли идеи «народных писателей» о приоритете национальных ценностей и прогрессивных традиций, специфической, чисто венгерской модели демократии.

Что касается других политических партий Венгрии, то наибольшее влияние в политической жизни страны в конце 80-х - начале 90-х годов играли Союз свободных демократов, Союз молодых демократов, Венгерская социалистическая партия, Независимая партия мелких сельских хозяев и аграрных рабочих, Христианско-демократическая народная партия.

Союз свободных демократов (ССД) был создан в ноябре 1988 г. группой интеллектуалов, активных участников полулегальной радикальной оппозиции предыдущего периода. В основе политических воззрений ССД лежал тезис о «недееспособности и крахе социализма как системы идеологии», «очевидном преимуществе буржуазной демократии», базирующейся на принципах правового государства, обеспечении гражданских прав и свобод рынка. В ССД вошли представители различных взглядов - от буржуазного либерализма до социал-демократии.

Союз молодых демократов (СМД или ФИДЕС - аббревиатура венгерского названия партии) был образован в марте 1988 г. группой радикально настроенных студентов ряда столичных и провинциальных вузов как организация, альтернативная существовавшему тогда Венгерскому коммунистическому союзу молодежи. В своей деятельности СМД исходил из необходимости полного демонтажа ранее существовавшей общественно-экономической системы и создания новой модели государства, базирующегося на основных ценностях буржуазной демократии, широком обеспечении гражданских прав и свобод. СМД занимал крайне радикальные позиции, оказывая давление на официальные власти.

Венгерская социалистическая партия (ВСП) была основана в октябре 1989 г., когда внеочередной съезд действовавшей с 1956 г. ВСРП принял решение о переименовании партии, утвердил новое программное заявление и устав. Хотя эта партия, по сути, была правопреемницей ВСРП, но оценивала себя как новую партию, ориентирующуюся на общечеловеческие ценности и не претендующую на руководящую роль в обществе. С самого начала социалисты пытались отмежеваться от прошлого, о чем свидетельствует и тот факт, что ее руководители приняли деятельное участие в демонтаже коммунистической партии и формировании многопартийного парламентаризма.

Независимая партия мелких сельских хозяев и аграрных рабочих (НПМХ) была восстановлена в ноябре 1988 г. В ее программных документах значилась цель - продолжить политический курс и традиции существовавшей в 40-е годы одноименной партии. Партия мелких хозяев выступала за коренную смену всей общественно-экономической системы и построение государственной модели типа западных буржуазных демократий. Во главу своих политических взглядов она ставила вопросы обеспечения гражданских прав, свободы рынка и предпринимательства.

Христианско-демократическая народная партия (ХДНП) ориентируется на христианское мировоззрение, но не является религиозной партией. Она была создана в марте 1989 г. инициативной группой бывших парламентских депутатов существовавшей в послевоенные годы Демократической народной партии. Ее основополагающими принципами провозглашались приверженность христианским ценностям, гуманизму и демократии. В центре внимания ХДНП находились вопросы нравственности и морали, обеспечения равенства социальных возможностей, укрепления семьи, особой заботы о бедных. Она имеет свою социальную базу прежде всего среди верующих сельских жителей. Будучи политиче-

ской организацией, объединенной на мировоззренческой основе, ХДНП всеми имеющимися в ее распоряжении средствами намерена поддержать ту роль, которую играет церковь в обществе. По мнению руководства этой партии, христианская демократия означает такую политическую, экономическую и общественную структуру, в которой верующие и неверующие могут себя в равной мере хорошо чувствовать и обрести благополучие. В соответствии с этой посылкой ХДНП занимает умеренные позиции на венгерской политической арене.

Своеобразие возникновения многопартийной системы в Венгрии заключалось в том, что так называемые исторические партии в тот момент не играли никакой практической роли. По оценке венгерского социолога Аттилы Вебера, на пороге переломного этапа развития общества в начале 1990-х годов «избиратели были очарованы западной моделью» и отвергали какие-либо проявления национализма и радикализма со стороны политических партий (17). Но начавшиеся в стране социально -экономические изменения, темпы и методы приватизации усилили дифференциацию в обществе, ускорили раскол в партийных рядах. И уже в августе 1992 г. праворадикальная партия заявила о себе и собственной идеологии в памфлете «Несколько слов о смене системы». Усиление подобных политических настроений повлияло на объединение венгерских интеллектуалов вокруг движения «Демократическая хартия». Но поскольку на парламентских выборах 1994 г. подавляющее число избирателей проголосовало за социалистов, радикалы не сумели перешагнуть 5%-ный барьер и набрали всего 2% голосов.

Таким образом, основу новой парламентской системы в Венгрии образовали шесть наиболее влиятельных партий, созданных в конце 1980-х годов. Они, как правило, определяют себя в качестве лево- или правоцентристских партий. Это, считает Желицки, «говорит о достаточно высоком уровне политической зрелости как самих партий, так и венгерского общества в целом» (5, с. 93). В то же время венгерский политолог Д.Маркуш отмечает, что анализ общественно-политического содержания деятельности современных политиков и партий в сравнении с их самооценкой дает противоречивую картину. К примеру, правоцентристское правительство Венгрии 1990-1994 гг. проводило скорее половинчатую политику перехода к капиталистической рыночной экономике. Было сохранено немало «социалистических завоеваний» периода так называемого «гуляш-коммунизма» (15) и приостановлено развитие в направлении социального неравенства. Это немногое было воспринято населени-

ем одобрительно, что позволило социалистам одержать победу на выборах 1994 г. Но уже весной 1995 г. «левое» правительство заявило о неолиберальной шоковой терапии. В это время оказавшиеся в оппозиции партии «правого» и «правоцентристского» толка живо обсуждали социальные последствия такой политики. Накануне следующих парламентских выборов - в мае 1998 г. - социалисты и социал-либералы проводили избирательную кампанию под лозунгом «Так держать, Венгрия!». Выступая в публичных дебатах, лидер ФИДЕС В.Орбан, сделавший ставку на анти-(пост)-коммунистическую и национально-христианскую карту, пообещал, что его партия будет проводить в жизнь прежнюю, невыполненную программу Д.Хорна 1993-1994 гг. (Эта программа ставила своей целью социальное перераспределение и была подвергнута критике за демагогию даже в руководстве ВСП.) Для полноты картины достаточно напомнить, что министр финансов (кандидат от ФИДЕС) вскоре после победы на выборах дистанцировался от обещания своей партии держать курс на построение социального государства. Таким образом, значение самих понятий «право» и «лево» как в Венгрии, так и в других восточноевропейских странах зачастую приобретало новое содержание. Поэтому распространенная оценка результатов парламентских выборов по принципу «левый» и «правый» поворот является упрощенной и поверхностной. Скорее складывается впечатление, будто в период между 1990 и 1998 гг. в Венгрии голосовали за одну и ту же партию - партию, выступающую за государство благосостояния, но эта партия появлялась в трех различных формах и под тремя разными вывесками. Вместе с тем, как шутливо характеризуют ситуацию политологи, у избирателей все же была альтернатива: «капитализм с экскоммунистами или реальный социализм с антикоммунистами».

В этой связи возникают дискуссионные вопросы теории и практики новых демократий. Речь идет о представительстве партий и характере партийных систем. Классический тезис политологии гласит: ядром современной демократии является многопартийная система. Венгерские политологи считают, что ее стабильность зависит от того, насколько партии привязаны к осевым линиям социально-экономических и культурных разногласий в обществе.

Последние десять лет венгерской истории подтверждают вывод о том, что в этой стране партийная система, как и раньше, структурирована в соответствии с тремя политическими осевыми конфликтами.

Первая ось раскола уходит корнями в тысячелетнюю историю формирования венгерского государства и нации и связанными с этим противоречивыми процессами модернизации. В этом смысле одну часть группы политиков данного направления представляют прозападно настроенные политические силы, выступающие за модернизацию, мульти-культурную диверсификацию общества, секуляризацию, принцип состязательности, универсальные человеческие и гражданские права. Им противостоят традиционалисты, отстаивающие идею последовательного исторического развития, выступающие за христианские ценности, приоритет сохранения особой идентичности народа, страны, нации и государства, а также за этно-центристскую солидарность.

Вторая линия осевого раскола порождена недавним прошлым. Она отражает дуалистическую структуру экономики реального социализма, которая находит продолжение в дуализме современного переходного общества, в сочетании элементов неокапитализма и остатков (пережитков) позднего социализма. Показательно, что при опросе общественного мнения в 1998 г. свыше 50% венгерского населения ответили, что старая система была лучше новой. Политическое отражение этого раскола имеет множество проявлений: 1) идеологическое, которое отмечено противоречием между коммунизмом и антикоммунизмом; 2) политическое, которое просматривается в отношении к социалистической партии как к наследнице прежней правящей партии; 3) ценностное, проявляющееся в различии ценностных ориентаций и противоборстве элитных групп.

Если две выше упомянутые группы разногласий привнесены в политическую культуру общества субкультурными элитами или элитами, близкими к старому истеблишменту, то третья группа отражает конкурентную борьбу партий и несет признаки амбивалентности. Уместно напомнить, что так называемая «социал-демократическая ось разногласий» длительное время являлась центральной линией партийных противоречий в странах Западной Европы. Она касалась присущего капитализму противоречия между силами, выступающими за распространение логики рыночных отношений на все общество, и силами, ратующими за ограничение сферы рыночных отношений.

Благодаря эффективной политической пропаганде принципов гражданского общества, переросшего в общество благоденствия, удалось найти согласие между равенством, присущим либеральным демократиям, и неравенством, свойственным капиталистическому способу произ-

водства. Если эту ось разногласий вывести за скобки партийной системы, то возникнет ощутимый дефицит легитимности и демократии.

«Именно здесь заложена основа того, что, несмотря на стабилизацию осевых политических разногласий (или именно из-за нее), остаются нестабильными не только партии, их идентичность и их существование, но не возникли прочные связи между партиями и избирателями. Только у 1/5 части венгерских избирателей развивается относительно стабильная партийная идентификация. Протестное голосование или голосование с меняющейся ориентацией, а также эмоциональные мотивы определяли манеру политического поведения вкупе с возрастающим недовольством партиями. Существует пропасть между выраженной культурно-идеологической политизацией партий и большинством избирателей, настроенных материалистически и государственно-социалистически» (15, с.686).

Значительное недовольство снижающимся уровнем жизни и ростом неравенства способствовало провалу национально-христианских партий на парламентских выборах 1994 г. Содержание политики находившихся у власти в 1994-1998 гг. социалистов было также привязано к трем осевым группам разногласий. В этом смысле социалисты стали ведущей силой радикального прозападничества, опиравшейся на бывшую кадаровскую технократию как на экономическую элиту венгерского общества. В контексте экономического принуждения и давления со стороны международных финансовых институтов они выполняли требования радикальной вестернизации и проводили услужливую политику.

Вместе с тем у оппозиционных партий отсутствовала соответствующая контрпозиция. Они вели своего рода культурную борьбу, соединяя социалистические требования с отстаиванием национальной идентификации, приоритета христианских ценностей и, как ни парадоксально, борьбу с коммунизмом и посткоммунизмом. На этом фоне правые силы постепенно преодолевали раздробленность и неуверенность и переходили в наступление. Через полтора года после введения социалистическим правительством «шоковой терапии», когда ее социальные последствия ощущались наиболее сильно, мелкие сельские хозяева выступили как антилиберальная, антикоммунистическая и антиэлитарная партия протеста. Лишь после того, как социально-экономическое положение в определенной мере стабилизировалось, а эмоционально-агрессивные выпады со стороны фермеров прекратились, социалисты, как и ФИДЕС, получили передышку.

В то время как социалисты традиционно являются партией среднего и старшего поколений, прочно связанной со старой и новой элитами, ФИДЕС может быть охарактеризована скорее как стратегическая партия со слабыми социальными связями. Только в мае 1998 г. она сумела семикратно увеличить свои места в парламенте по сравнению с прежними выборами.

Эта альтернативная в момент создания молодежная партия сочетала присущий ей антикоммунизм с либерализмом и радикальной рыночной позицией, поддержав свободных демократов. Начиная с 1994 г. лидер ФИДЕС В.Орбан все больше становился, по выражению политолога Маркуша, «реинкарнационным воплощением» покойного президента Анталла, придерживавшегося национально-христианских взглядов. Партия сформулировала свою позицию на принципах социального государства, сочетая это с политикой представительства интересов среднего класса, снижения налогов, более жесткой линией поведения на переговорах с ЕС. Поскольку «антипосткоммунистические» взгляды сопрягались с требованием смены элит, ФИДЕС сумел увлечь избирателей, разочаровавшихся в свободных демократах, идеей вестернизации. Таким образом, ФИДЕС выиграл выборы прежде всего потому, что объединился с другими политическими силами под лозунгом «антипосткоммуниз-ма» и взял курс на «бархатную» вестернизацию. Некоторые группы и личности, находящиеся в поле притяжения этой партии, имеют явные контакты с националистической партией, возглавляемой венгерским писателем И.Чуркой (Партия венгерской справедливости и жизни).

Примечательно, что в современных условиях глобализации и создания информационного общества тот, кто оказался вытеснен на периферию общественной жизни, уже не оценивает свое положение в социальных категориях. Он выражает свое неприятие нынешней жизни и протест посредством национальных лозунгов. Венгерские исследователи приходят к выводу, что политические успехи национал-социалистических партий неразрывно связаны с дефицитом стратегии социал-демократов.

Выборы 1990 г.

Накануне выборов 1990 г. было зарегистрировано 65 партий (сегодня их число удвоилось), но лишь 12 партий смогли выполнить усло-

вия, необходимые для формирования и утверждения всевенгерских партийных списков. 4%-ный нижний порог смогли преодолеть по результатам выборов шесть партий, которые и оказались в парламенте.

25 марта и 8 апреля 1990 г. были проведены два тура первых свободных выборов после смены общественной системы. Их результаты оказались следующими:

Таблица 1

Состав Государственного собрания 1990 г._

Партии Кол-во мандатов %

Венгерский демократический форум 165 42,75

Союз свободных демократов 94 24,45

Независимая партия мелких хозяев 44 11,40

Венгерская социалистическая партия 33 8,55

Союз молодых демократов 22 5,70

Христианско-демократическая народная партия 21 5,44

2 мая 1990 г. состоялось учредительное заседание нового парламента. 8 мая 1990 г. президент Венгерской Республики поручил председателю самой крупной парламентской партии - Венгерского демократического форума - сформировать новое правительство. 23 мая 1990 г. парламент избрал премьер-министром Й.Анталла, который до последовавшей 12 декабря 1993 г. кончины занимал пост главы коалиционного правительства Венгрии.

Парламентское большинство участвовавших в коалиции партий в момент формирования правительства составляло около 60%, к концу срока, однако, пропорции значительно изменились. Коалиционное правительство в 1990 г. включало в себя 17 членов: 9 из них представляли ВДФ, 4 - НПМХ, 1 - ХДНП и 3 - независимые политики.

В соответствии с Конституцией Венгрии через четыре года после учредительных выборов были проведены очередные выборы в Государственное собрание в два тура 8 и 29 мая 1994 г. Своих кандидатов выставили более 20 партий. 15 партий смогли сформировать всевенгерские списки. В конечном итоге, в парламент прошли те же шесть партий, которые прошли в него в 1990 г., но пропорции значительно изменились. Сокрушительное поражение потерпел ВДФ. Большинство голосов получила Венгерская социалистическая партия (ВСП).

Таблица 2

Состав Государственного собрания 1994 г._

Партии Число мандатов %

ВСП 209 54,14

ССД 69 17,88

ВДФ 38 9,84

НПМХ 26 6,74

ХДНП 22 5,70

СМД 20 5,18

Аграрный Союз (АС) Либеральный Гражданский 1 0,26

Союз — Партия предпринимателей (ЛГС-ПП) 1 0,26

Победившая на выборах Венгерская социалистическая партия, имевшая возможность самостоятельно сформировать правительство, предложила, учитывая общественные настроения, коалицию второй по силе партии, Союзу свободных демократов (ССД). В результате продолжавшихся несколько недель напряженных переговоров родилось коалиционное соглашение двух партий, а затем и основанная на этом правительственная программа. После утверждения парламентом 15 июля 1994 г. приняло присягу коалиционное правительство ВСП-ССД, председателем которого стал Д. Хорн, председатель ВСП.

Выборы 1998 г.

10 и 24 мая 1998 г. в Венгрии состоялось два тура очередных выборов в Государственное собрание. С результатами этих выборов знакомит нижеследующая таблица.

Таблица 3

Состав Государственного собрания 1998 г._

Партии Число мандатов %

СМД-ВГП-ВДФ

(Общие от двух партий) 50 12,95

СМД-ВГП 113 29,27

НПМХ 48 12.44

ПВСЖ 14 3,63

ВСП 134 34,72

ВДФ 2 0,52

ССД 24 6,22

Независимые депутаты 1 0,25

Всего 386 100,00

Лидировавшая на выборах партия Союз молодых демократов-Венгерская гражданская партия сформировала коалиционное правительство во главе с В.Орбаном, в которое вошли представители НПМХ и ВДФ.

Выборы в венгерский парламент весной 2002 г. проходили в условиях острой конкурентной борьбы двух партий: правительственной правоцентристской ФИДЕС (Союз молодых демократов) во главе с В.Орбаном и главной оппозиционной силой - Венгерской социалистической партией с ее лидером Петером Медьеши. Обе партии имели достаточно большую поддержку среди населения, так что в определенном смысле общество перед выборами было расколото надвое. При такой расстановке сил дать определенный прогноз результатов выборов было чрезвычайно трудно. Согласно проведенным накануне выборов опросам общественного мнения за Союз молодых демократов были готовы проголосовать 44% избирателей, за ВСП - 39% (20). По подсчетам Института Гэллапа СМД выходил на рубеж 45%, а его главный соперник - ВСП - 37% (18). Практические результаты первого тура были следующими: социалисты получили 42,1%, ФИДЕС (вместе с поддерживавшим его Венгерским демократическим форумом) - 41,3%; третьей партией, преодолевшей барьер, стал Союз свободных демократов - 5,4%. Пять объединений и партий, включая ультраправую Партию венгерской справедливости и жизни, оказались за пределами парламента. Всего в первом туре из 386 парламентских мест было распределено только 185 (ВСП получила 98, ФИДЕС - 87). Судьба еще 201 мандата решалась во втором туре выборов. Голосование проходило как по партийным спискам, так и по мандатным округам. В выборах принял участие 71% избирателей.

Победа социалистов в первом туре 7 апреля 2002 г. стала настоящей политической сенсацией как для самой Венгрии, так и для зарубежных наблюдателей. Накануне второго тура обе ведущие партии вели активную пропагандистскую борьбу. ФИДЕС призвала своих сторонников выйти на улицы и продемонстрировать силу. Социалисты и либералы ответили на это проведением небольших дискуссионных встреч. «Мы -тихое большинство, мы - спокойная сила», - сказал П.Медьеши во время последнего предвыборного митинга. В заявлениях обеих партий говорилось о необходимости снижения налогов и экономического роста. Социалисты обещали в первые 100 дней своего правления повысить зарплаты на 50% в сфере образования и культуры.

Во втором туре большее число голосов набрала ФИДЕС (49%), но поскольку в новом парламенте у нее не оказалось партнеров по коали-

ции, то она не смогла сформировать коалиционное правительство большинства. Социалисты получили 46% голосов и сформировали левое коалиционное правительство со своими партнерами - левоцентристской партией Союз свободных демократов. Конечный результат распределения мест в венгерском парламенте выглядел следующим образом: ФИДЕС-ВГП - 188, ВСП - 178, ССД -19 (19).

Таким образом, правящая правоцентристская партия ФИДЕС признала свое поражение, которое она потерпела от социалистов. Хотя в последующие после выборов месяцы В.Орбан и его сторонники пытались опротестовать итоги избирательной кампании. При их активном участии также был спровоцирован скандал вокруг нового премьер-министра, которого пытались уличить в том, что он был агентом-осведомителем в социалистический период. Этот скандал заметно испортил отношения между социалистами и их партнерами по коалиции, которые всегда выступали за «кристальную чистоту» биографий политиков демократической Венгрии.

Важный вывод, который следует из опыта парламентских выборов последнего десятилетия, заключается в том, что в Венгрии отработан и оправдал себя политический механизм смены власти и смены системы мирным, парламентским путем. По оценке М.Усиевич, «в этом большая заслуга режима, существовавшего в Венгрии до 1990 года, и тех социалистов-реформаторов, которые начали процесс реформ еще до смены политической системы. Новая политическая система, основанная на сбалансированности ветвей власти, довольно устойчива, а оппозиция ведет себя в основном конструктивно и цивилизованно» (12, с.72-73).

Необходимо подчеркнуть, что существуют и некие общие закономерности избирательного процесса, характерные для обществ переходного периода. Одной из важных составляющих процесса демократизации в посткоммунистических странах является формирование электорального пространства как места встречи спроса и предложения на формирующемся политическом рынке. Это пространство структурируется взаимодействием субъектов трех типов: избирателей, официальных участников электорального соревнования (партий, кандидатов) и «полузакулисных» действующих лиц избирательного процесса (в том числе органов власти), способных влиять на него не только напрямую, но и косвенно (см.: 8).

«В процессе электорального соревнования происходит своеобразная встреча предложения (в виде набора политических диспозиций и идентичностей) и спроса (в виде политических установок и предпочте-

ний). ...Характер процесса легитимизации позиций политических партий может рассматриваться как показатель успешности (или неуспешности) процесса становления демократических институтов и демократизации в целом. Поэтому анализ отношения избирателей к политическим партиям, а также факторы формирования их партийных предпочтений - необходимый элемент прогнозирования не только динамики структуры национальных электоральных пространств, но и дальнейших перспектив демократизации в переходных обществах» (8, с. 180).

Анализ исследований, посвященных формированию партийных предпочтений в странах Восточной Европы, показывает, что, несмотря на значительные национальные различия, можно выделить общие для них характерные черты. Одной из них является высокий уровень нестабильности партийных предпочтений избирателей. Как отмечают исследователи, этот показатель в странах Восточной Европы и бывшего СССР весьма значителен (и превышает порог нестабильности в Германии после Второй мировой войны, в Испании, Португалии и Греции в 70-х - начале 80-х годов). Так, показатель нестабильности партийных предпочтений составил 28,3% в Венгрии в период между выборами 1990-1994 гг., 34% - в Польше (1991-1993), 54 в Эстонии (19921995), более 40 в Литве (1992-1996), 31,4% - в Чехии (1992-1996) (Цит. по: 8).

Общим является и феномен протестного голосования или/и негативной партийной идентификации. В частности, как показывают социологические исследования, в 1995 г. в Венгрии, Польше, Румынии и Словении среди избирателей 77% имели негативную идентификацию и только 30% - позитивную.

ОСОБЕННОСТИ ВЕНГЕРСКОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА

Одна из отличительных черт венгерского парламентаризма состоит в том, что в деятельности исполнительной власти премьер-министру принадлежит доминирующая роль. Премьер-министр является обладателем полномочий правительства. Главу правительства по представлению президента республики на основе принципа парламентского большинства и политического доверия после одновременного принятия правительственной программы избирает Государственное собрание. Министров по представлению премьер-министра назначает президент республики. Правительство формируется назначением министров и принесени-

ем ими присяги. Конституция содержит институт конструктивного предложения о выражении недоверия, которое может быть направлено только в отношении премьер-министра, а не кого-то из министров. В то же время это может означать, что потеря доверия в отношении кого-то из министров может восприниматься как потеря доверия к самому премьер-министру. Выражение недоверия влечет за собой необходимость выдвижения кандидатуры нового премьер-министра.

Правительство само - через премьер-министра - может поставить вопрос о доверии или же таким же способом может просить, чтобы голосование при обсуждении данного вопроса одновременно считалось бы и голосованием по вопросу о доверии.

В нынешних конституционных рамках действует такая система правления, при которой министры провозглашают почти полную политическую солидарность с премьер-министром. Такая связь главы правительства и его министров во многом сходна с конституционными отношениями между Президентом Соединенных Штатов и министрами американского правительства. Предписания Конституции и других законов оговаривают, собственно говоря, круг полномочий правительства и министров, а не премьер-министра. Тем не менее именно он определяет рамки и их политической деятельности.

На определяемую конституцией связь между премьер-министром и министрами накладывает отпечаток существующее в парламенте соотношение сил. Тот глава правительства, который желает опираться на парламентское большинство, должен учитывать и намерения министров, делегированных коалиционными партнерами.

Опыт политической трансформации Венгрии последних 12 лет показывает, что политические процессы в этой стране все еще находятся в состоянии постоянного балансирования с небольшой амплитудой колебаний вправо и влево. Однако речь идет не об устойчивом равновесии стабильного общества, а о колебаниях «сейсмического» характера, когда после общественных катаклизмов конца 1980-х годов состояние экономики, государства и населения еще переживает их последствия. По этой причине чрезвычайно трудной задачей парламентских партий является выработка четких программ и определенного вектора политической линии, поскольку традиционные понятия левых и правых партий и их программных установок оказываются зачастую неприменимы в условиях трансформирующегося общества. Это довольно зримо проявилось в ходе парламентских выборов 1990, 1994, 1998 и 2002 гг. Дважды за этот пе-

риод победу одерживала Венгерская социалистическая партия, но в ее предвыборной программе на первом месте стояли не специфически социал-демократические, а общедемократические цели, представляющие общие принципы функционирования любого демократического государства. Подобные цели уже содержались ранее в программе демократического социализма, провозглашенной социалистами-реформаторами в 1989 г., и были приняты последним правительством М.Немета еще до смены системы. Следует отметить, что указанные цели были обозначены и в программах других партий, участвовавших в выборах. В социальном блоке программы ВСП на выборах 1994 г. содержались очень скромные задачи, направленные преимущественно на то, чтобы «предотвратить реальную угрозу нарушения социального мира в стране, в случае чего невозможно будет осуществлять правильную экономическую политику, ведущую к выходу из кризиса и формированию рыночного хозяйства» (12, с.60). Установки социалистов на последних выборах мало изменились.

Большинство исследователей, изучающих процессы переходного периода в Венгрии, отмечают, что в этой стране смена системы проходила плавно, без резких антикоммунистических выпадов и полного отторжения социалистического прошлого. Это объясняется во многом гибкой политикой ВСРП на предыдущем этапе и проведением ею ряда демократических реформ в 1970-1980-х годах.

Достаточно простую схему, объясняющую несколько неожиданную победу левых сил на выборах 1994 г., мы находим у венгерского автора А.Бозоки. По его мнению, «материалистический» и аполитический характер политики, осуществляемой режимом Я.Кадара, воспитывал лидеров-прагматиков, лидеров-лоббистов. «Период, последовавший за сменой режима, характеризовался преимущественной активностью лидеров другого типа и "символической" политики (Ыеа1ро1Шк). Усталость избирателей от "символической" политики, идеологических споров, снижение доверия режиму вызвали объективную потребность в прагматической политике. Отсутствие прагматических рыночно ориентированных партий также помогло победе бывших коммунистов. В подобной смене власти есть существенные положительные моменты: данный прецедент создает надежду на то, что будущее демократии в Венгрии будет зависеть не от того, кто стоит у власти в данный момент, а от того, как успешно функционирует демократическая система» (8, с.173). Правомерность этого тезиса подтвердили последующие выборы в венгерский парламент.

В этой связи встает вопрос о том, насколько ориентировано венгерское общество на социалистические ценности, и означает ли последняя победа социалистов в 2002 г. очередной левый поворот в Венгрии. На наш взгляд, при оценке результатов последних выборов скорее можно использовать термин «левая волна» применительно к победе социалистов в 1994 г. (9). Следует подчеркнуть, что приход к власти социал-демократов в Польше (1993) и социалистов в Венгрии (1994) путем свободных парламентских выборов берется за некий условный эталон, с которым сопоставляется политическое развитие в других странах Восточной Европы. Вместе с тем усиление левых настроений после короткого периода либеральной эйфории было характерно и для других восточноевропейских стран. Таким образом, в ряде стран социально ориентированным левым партиям удалось привлечь на свою сторону часть электората, испытавшую наиболее сильное разочарование итогами нескольких лет реформ. Но отличительным признаком этих партий является то, что, придя вновь к власти, социалистические партии в постсоциалистических странах, сталкивались с вызовом, которого не знают западные социал-демократы. Там в условиях уже функционирующего цивилизованного капитализма социалисты борются за социальную защиту работников, более справедливое распределение доходов и налогового бремени, т.е. вносят в существующую систему общественных отношений элементы социализма. В странах же Центральной и Восточной Европы социалисты должны, напротив, способствовать развитию капитализма вопреки социал-демократической идеологии. В этом смысле приход социалистов к власти - своего рода ловушка для них, поскольку они не в состоянии, не вступив в противоречие с требованиями экономики, реализовать свою социал-демократическую сущность, не способны оправдать ожиданий, связываемых избирателями с их возвращением в правительство.

Не следует забывать, что победа венгерских социалистов и в 1994 г., и в 2002 г. во многом определялась безуспешной, кризисной политикой предыдущих правительств, недовольством населения ухудшением своего жизненного уровня. Голосуя за социалистов, массы голосовали не столько за социалистические ценности, сколько против правоцентристского правительства В.Орбана. И все же суть противостояния парламентских партий Венгрии кроется скорее в деталях. Хотя первый тур выборов закончился победой ВСП, во втором - лидером гонки оказалась правящая партия молодых демократов - ФИДЕС. Но поскольку у нее не оказалось партнеров для создания коалиции, социалисты сформировали

левое правительство вместе с Союзом свободных демократов. Таким образом, вряд ли можно говорить о полной победе Венгерской социалистической партии на последних парламентских выборах.

Очевидно, что коалиционная политика ВСП будет корректировать и впредь программные цели этой партии, уводя ее от выраженной социалистической направленности и лишая возможности следовать традиционным социалистическим и социал-демократическим ценностям, свойственным левым партиям Западной Европы. Кроме того, перспективы демократического развития Венгрии во многом зависят от того, смогут ли социалисты эффективно воспрепятствовать упрочению деструктивных сил национализма в венгерском обществе.

Список литературы

1. Булах С.Ю. Некоторые вопросы плюрализации общественно-политической жизни Венгрии (Обзор) // Современные проблемы Венгрии. — М., ИНИОН, 1989. — Вып.2. С.120 —143.

2. Венгерская Народная Республика. Конституция и Законодательные акты: Пер. с венг. - М., 1982. - 392 с.

3. Голосов Г. «Карьеристы» и «верующие» // Pro et contra. — М., 1998. — Т.3, №3. — С.57-73.

4. Голосов Г. Партийные системы России и стран Восточной Европы: Генезис, структуры, динамика. — М., 1999. — 152 с.

5. Желицки Б.Й. Многопартийность и политическая панорама в современной Венгрии // Политический ландшафт стран Восточной Европы середины 90-х годов. — М., 1997. — 187 с.

6. Задорожнюк Э.Г. Политические процессы в Центральной Европе и становление новой региональной идентичности // Россия и современный мир. — М., 2000. — №3. — С.122

7. Исламов Т.М., Пушкаш А.И., Шушарин В.П. Краткая история Венгрии: С древнейших времен до наших дней. — М., 1991. — 607 с.

8. Мелешкина Е. Учредительные выборы в странах Восточной Европы: Обзор исследовательской серии // Политическая наука . — М., ИНИОН, 1999. — № 3. — С. 170— 180.

9. Проблема левого поворота в странах Центральной и Восточной Европы: Научный доклад / РАН. Ин-т междунар. экон. и полит. исслед. — М., 1997. — 64 с.

10. Становление многопартийности в Восточной Европе в 1990-е годы: (На материалах Болгарии, Венгрии, Восточной Германии, Польши, России, Словакии и Чехии) / РАН. ИНИОН. - М., 1996. - 218 с.

11. Усиевич М. Венгрия: Десятилетие реформ // Современная Европа. — М., 2000. — №4. — С.70—81.

12. Усиевич М. Положение и политика социалистической партии в современной Венгрии // Левый поворот и левые партии в странах Центральной и Восточной Европы. — М., 1998. — С.56—78.

13. Факты о Венгрии (Министерство иностранных дел). — Будапешт, 1994. — №4. — 6 с.

14. Факты о Венгрии (Министерство иностранных дел). — Будапешт, 1998. — №4. — 8 с.

15. Markus G. Wahlen, Parteien und Konfliktlinien in Ungarn // Neue Gesellschaft. — Bonn. 1998. — N8. — S.686.

16. Mayoros F. Das neue ungarische Wahlgesetz in der Praxis. — Köln, 1985. — 56 S.

17. Weber A. Der Rechtsextremismus ist eine Folge des Systemwandels // Neue Gesellschaft. — Bonn, 1999. — S.805—809.

18. Режим доступа http: //news.bbc.co.uk/hi/russian.16.04.02).

19. Редим доступа http: //www.nepszabadsag.hu/16.05.02.

20. Режим доступа http://media.topping.com.ua. 20.06.02.

Глава IV

ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ ПОЛЬСКОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА

Исторические традиции польского парламентаризма восходят к периоду Средневековья. Применительно к XIV-XV вв. можно говорить о регулярно созываемых общих (вальных) сеймах представителей высших сословий страны (магнатов, средней шляхты, духовенства, частично представителей городов). Функции сеймов того времени были весьма широки и включали в себя проблемы законодательства, а также внешней и внутренней политики.

С конца XIV в. начинается история польских сеймиков - воеводских съездов шляхты, игравших значительную роль в решении проблем местного самоуправления.

На рубеже XV-XVI в. польский сейм формируется как двухпалатный орган, состоящий из сената и посольской избы. Если в верхней палате заседали крупнейшие землевладельцы, деятели высшей администрации, то в нижней - представители шляхты, избранные на местных сеймиках. Роль последних в становлении политического строя Польши того времени была весьма значительной: так, по условиям Нешавских статутов (1454) король не имел права вводить никаких новых порядков и созывать шляхетское ополчение без согласия сеймиков.

По сути процесс становления польского сейма в условиях шляхетской демократии завершился в начале XVI в., когда король Александр под давлением шляхты согласился на принятие Радомской конституции, узаконившей принцип nihil novi (ничего нового). Отныне король утрачивал право на принятие законов без согласия сената и посольской избы.

Идеи гуманизма и реформации в известной мере отразились и на содержании деятельности польского сейма XVI в. - это время борьбы Н.Фрич - Моджевского и М.Рея, выражавших интересы наиболее прогрессивной части польской шляхты (выступавшей за создание постоянной армии, справедливое налогообложение, создание национальной

церкви и т.д.), с большинством сейма, не приемлющим идеи ограничения сословных привилегий.

До середины XVII в. решения на сеймах принимались большинством голосов, но впоследствии все чаще стал применяться принцип единогласия - liberum veto, что нередко приводило к срыву работы сеймов.

Бурная, насыщенная бесконечными войнами история Польши XVII - первой половины XVIII в. характеризовалась сложными процессами нарастания внутриполитического кризиса, в частности, кризиса представительной власти. Борьба магнатско-шляхетских группировок дестабилизировала ситуацию, отнюдь не способствовала успешной работе сейма: из 14 сеймов, созванных королем Августом III (XVIII в.), 13 было сорвано. По существу функции принятия военных, административных, финансовых решений переходят к сеймикам.

Проекты реформ, способных укрепить систему власти, реализовать не удалось (в значительной степени вследствие влияния внешнеполитических факторов, а точнее нежелания соседей позволить Польше достойно выйти из кризиса). Наиболее значительным по масштабам и степени влияния на общественное сознание следует считать период борьбы за реформы, начавшийся в 80-е годы XVIII в. Именно тогда партия реформ выдвинула на Четырехлетнем сейме (1788-1792) развернутый план преобразований, закрепленный в конституции 3 мая 1791 г. Предполагалась отмена выборности королей, liberum veto, запрет конфедераций, расширение прав городов и др. Этой первой в Европе конституции не суждено было стать основным законом преображенного польского государства, которое на долгий исторический период исчезло с политической карты Европы.

Однако и в этот драматический для страны период история польского парламентаризма не прерывается окончательно, хотя с момента разделов судьбы польских земель, попавших под власть Австрии, Пруссии и России, складываются по-разному.

Своя история у сословного сейма королевства Галиции и Лодоме-рии, действующего по указке австрийского монарха, своя история у сейма Герцогства Варшавского, пребывающего под фактическим протекторатом Наполеона, своя история у сейма Царства Польского, вошедшего в состав Российской империи.

Новый этап в истории польского сейма связан с восстановлением независимости страны в 1918 г. и принятием конституции 17 марта 1921 г. Согласно последней, в стране учреждались сейм и сенат, на совмест-

ном заседании которых избирался президент республики. Устанавливалась ответственность правительства перед сеймом. Конституция признавала равенство граждан перед законом, декларировала основные демократические законы, в том числе и свободу совести (хотя в документе отмечалось, что римско-католическая церковь занимает в государстве главное место среди равноправных вероисповеданий). В конституции содержались статьи об охране труда, социальной помощи в случае безработицы и болезни, об охране материнства, о национально-культурной автономии национальных меньшинств.

В ноябре 1922 г. в атмосфере острейшей политической борьбы, террора и фальсификаций прошли выборы в сейм независимой Польши. В сейме оказались представлены самые разные политические силы: христианские демократы и национал-демократы (эндеки) в составе блока «Хьена» (29%), центристские партии (а в их числе и одна из польских крестьянских партий ПСЛ - «Пяст» (24%), Польская социалистическая партия в блоке с другой крестьянской партией - ПСЛ - «Вызволение» получили 21%, партии национальных меньшинств, составлявших в Польше того времени около 1/3 населения - 22%.

Первым президентом Польши стал убитый через несколько дней после избрания Г.Нарутович.

Однако далекая от стабильности и процветания, раздираемая межпартийной борьбой Польша ненадолго сумела сохранить основы демократии: в 1926 г. в результате государственного переворота в стране устанавливается так называемый режим санации, коренным образом изменивший положение всех ветвей власти и приведший к установлению фактической диктатуры Ю.Пилсудского.

В августе 1926 г. после обсуждения в сейме была принята поправка к конституции, ограничивающая права законодательных органов и серьезно расширившая права и полномочия президента (в то время на этом посту был друг и единомышленник Пилсудского И.Мосьцицкий). Сам Пилсудский отказался занять этот пост, став в августе 1926 г. генеральным инспектором вооруженных сил и не неся никакой ответственности ни перед правительством, ни перед сеймом.

После 1926 г. трудно говорить о свободных и демократических выборах в сейм. Пилсудский и его сторонники активно поддерживали просанационную группировку - Беспартийный блок сотрудничества с правительством, против оппозиционных партий предпринимались откровенно репрессивные меры.

В 1935 г. в Польше была принята новая конституция. Согласно ее положениям, президент считался ответственным лишь «перед богом и историей», существенно расширились компетенции верхней палаты сейма, вводился новый избирательный закон, серьезно ограничивающий права граждан, разрешалось применение чрезвычайных мер для подавления оппозиционного движения. В выборах в сейм в 1935 г. приняло участие менее 1/3 избирателей: оппозиционные партии бойкотировали их.

Вторая мировая война надолго прерывает непростой ход развития польского парламентаризма.

В послевоенный период это развитие продолжалось в контексте совершенно новых исторических реалий: социалистических общественных отношений и определенной политической зависимости от Москвы. Специфика новой ситуации проявилась уже на выборах 1947 г. в Законодательный сейм. Результаты их могли бы расцениваться как небывалый триумф новой власти, если бы не были (как сейчас считает большинство исследователей) фальсифицированы.

В феврале 1947 г. сейм принял так называемую малую конституцию, определившую полномочия и функции органов власти. Формально сохранилось традиционное для парламентской демократии разделение властей.

До 1948 г. правомерно говорить о некоем своеобразии «польского пути к социализму», акцентировании демократических принципов, отказе от идеи диктатуры пролетариата. Однако достаточно скоро от попыток обретения своего пути в истории Польши пришлось отказаться.

Новые принципы общественного устройства были закреплены в конституции 1952 г., согласно которой политической основой страны были признаны местные советы и сейм - высший орган власти. Институт президентства устранялся и заменялся Государственным советом, подотчетным сейму.

С 1989 г. в истории польского парламентаризма открылась новая страница, связанная, прежде всего, с теми процессами, которые переживало польское общество. Суть последних может быть определена термином «демократизация».

Достаточно часто, отмечает польский политолог Р.Хербут, исследователи, обращающиеся к феномену демократизации, ограничиваются простым описанием процессов, происходящих в обществе, как бы априори, полагая, что указанные процессы с неизбежностью приведут к установлению режима либеральной демократии в той или иной форме. Меж-

ду тем такого рода телеологические установки далеко не всегда правомерны и процесс демократизации отнюдь не обречен на успех (3, с. 7). В литературе предмета широко распространено представление о наличии в процессе демократизации двух этапов: демократической трансформации и демократической консолидации. При этом первый этап предполагает изменение политического режима (политической системы), начинающегося с момента падения прежней недемократической системы и заканчивающегося формированием демократических институтов. Трансформация включает в себя такие сущностные моменты, как выработка новых конституционных норм, формулирование новых правил политической игры, изменение системы права. По сути речь идет о создании новых процедурных канонов, обеспечивающих реализацию нового типа политики правящими элитами.

Содержанием процесса трансформации в значительной степени является приведение поведения новых элит в соответствие с нормами либеральной демократии.

Этап демократической консолидации значительно более длителен. Его итогом должно стать окончательное утверждение результатов демократизации, институционализация демократической системы. Более того, на этом этапе демократизация должна обрести субстантивные качества, что означает укоренение демократических норм и ценностей в сознании широких слоев общества. Если в период трансформации достаточно, чтобы политическая элита и часть общества были хотя бы «инструментальными» демократами, принимающими новую систему пусть даже только из-за прагматических соображений, то в период консолидации в обществе должны появиться в достаточно большом числе убежденные сторонники демократических ценностей.

С.Хантингтон утверждает, что ни одна теория не может объяснить процесс демократизации, так как на ход его оказывает влияние великое множество факторов, часто совершенно непредсказуемых. Причем одного, универсального фактора, имеющего ключевое значение для процесса демократизации, просто не существует. В каждой стране действует уникальная комбинация условий демократизации.

Сравнение динамики процесса демократизации политической жизни в странах Центральной и Восточной Европы, полагает польский политолог А.Антошевский, позволяет сделать вывод об определенной специфике польского опыта. Прежде всего, Польша - страна, где процесс перехода к демократической избирательной системе происходил

постепенно. Это проявилось в том, что первые парламентские выборы не были вполне свободными. Поляки решали не вопрос о том, кому будет принадлежать власть, а только вопрос о том, кто будет представлять две политические силы: коалицию коммунистов и их союзников, которой отводилось 65% мандатов, и антикоммунистическую оппозицию, которой отводилось 35% мест в парламенте. Настоящие свободные выборы были проведены лишь осенью 1991 г., т.е. намного позже, чем в других странах региона (1, с. 74).

Другая особенность заключается в том, что первым свободным парламентским выборам предшествовали выборы президента в 1990 г. В других странах региона парламентские и президентские выборы проводились или вместе (как в Румынии), или в обратной последовательности (в Болгарии), либо были делегированы парламенту (Чехословакия, Венгрия).

Третья особенность состоит в исключительной нестабильности избирательной системы. В каждых выборах, прошедших в период с 1989 по 1993 г., использовался новый избирательный закон. В 1989 г. была применена мажоритарная система с относительным большинством, в 1991 г. - пропорциональная система в ее крайней форме, в 1993 г. -пропорциональная система в умеренном варианте, с установлением 5%-ного барьера. Именно эта система была использована дважды: в 1993 и 1997 гг.

Применение той или иной избирательной системы (понимаемой как комплекс правил, регулирующих способ выражения избирателями своих преференций, а также способ трансформации голосов избирателей в мандаты депутатов) имеет определенные политические последствия. Большинство исследователей разделяют позиции М.Дюверже, полагающего, что эти последствия имеют два аспекта: непосредственный, проявляющийся в масштабе диспропорции между уровнем поддержки избирателей и участием в распределении мандатов (масштаб деформации воли избирателей) и опосредованный, касающийся числа партий в парламенте.

Оптимальность системы зависит от конкретных условий и обстоятельств, в которых протекают выборы.

Оценивая политические последствия выборов 1989 г., А.Антошевский исходит из того, что эти выборы носили совершенно уникальный характер, избирательная система, примененная в 1989 г.

была рассчитана именно на эти выборы, повторное ее применение в будущем не предполагалось (1, с. 80).

Наиболее существенным политическим последствием выборов 1989 г. явилась значительная степень диспропорциональности, обусловленная применением принципа абсолютного большинства и созданием одномандатных избирательных округов. Эти условия выборов предопределили и двухполюсный характер политического соперничества: основная борьба разворачивалась между партиями и организациями, представлявшими прежний режим (Польская объединенная рабочая партия, Объединенная крестьянская партия, Демократическая партия, объединение светских католиков ПАКС и ряд других) и представителями антикоммунистической оппозиции, объединенных в рамках Гражданского комитета «Солидарность». Несмотря на то, что в рядах оппозиции оказались сторонники разных идейных направлений, определяющим были не разногласия, а негативное отношение к коммунизму, что сближало Польшу с другими странами региона.

Польский опыт поставил под сомнение постулат, согласно которому избирательная система, основанная на принципах абсолютного большинства и одномандатных округов, приводит к формированию двухпартийной системы. Не подтвердилось также предположение о длительности существования двухполюсного политического деления. Политические последствия выборов 1989 г. свидетельствуют скорее о том, что модель избирательной системы лишь в незначительной степени влияет на формирование партийной системы.

Последнее заключение применимо и по отношению к выборам 1991 г., проводившимся уже по новому закону о выборах и в совершенно иной политической обстановке. Двухполюсный расклад политических сил, возникший в результате соглашений «круглого стола», долго не продержался: и в лагере коммунистов, и в лагере их противников произошел раскол, в парламенте возникло достаточно большое число фракций и депутатских групп. Но и за пределами парламента шел активный процесс формирования партийной системы: число зарегистрированных партий перевалило за сотню. Причем большинство из них, так же как и крупнейшие профсоюзные организации, стремились попасть в парламент.

Пропорциональный принцип избирательной системы при отсутствии определенного минимума голосов, необходимых для прохождения в сейм, обеспечил возможность даже самым слабым партиям иметь в нем свое представительство. Такая «мягкая» избирательная система, лишь в

минимальной степени искажающая волю избирателей, была оправдана рядом обстоятельств. Прежде всего было необходимо продемонстрировать действительную политическую свободу и возможности проявления плюрализма мнений. Любые попытки «ужесточить» избирательную систему могли вызвать в обществе нежелательные ассоциации с прежним режимом и подозрения в попытках политической манипуляции. Кроме того, политические силы, связанные с «Солидарностью» (а именно они фактически и определяли условия политической игры), в тот период были еще настолько сильны и сплоченны, что могли не опасаться политической конкуренции (3, с. 18).

В этих условиях большинство парламентариев, представляющих, главным образом, недавно возникшие политические партии, несмотря на сопротивление президента, приняли закон о выборах от 28 июня 1991 г., основанный на принципе пропорциональности в его крайнем варианте. Теоретическое обоснование этого закона о выборах включало в себя постулаты о необходимости максимально адекватного отражения в составе парламента истинной расстановки политических сил и политических предпочтений польского общества.

По мнению большинства исследователей, закон о выборах 1991 г. создал чрезвычайно благоприятные условия для прохождения в парламент и в высшей степени способствовал фрагментации польской политической сцены. Однако такая позиция не является всеобъемлющей. Ее отвергает, в частности, польский социолог С.Гебетнер, не вполне разделяет ее А.Антошевский, полагающий, что закон о выборах 1991 г. на самом деле не был нацелен исключительно на защиту интересов малых партий и на достижение максимально возможной пропорциональности. Некоторые его положения (например, передача части мандатов из общепольского списка партиям, набравшим больше 5% голосов) создавали более благоприятные условия для сильных партий, являясь в известной мере дискриминационными по отношению к малым партиям. Вместе с тем этот закон был «мягким» в том смысле, что он лишь в малой мере детерминировал поведение избирателя, не вызывал у него опасения потратить свой голос «впустую», отдав его непроходной партии. Избиратель мог руководствоваться исключительно собственными симпатиями к той или иной программе или личности кандидата.

Избранный в 1991 г. парламент просуществовал два года. Это было время, изобилующее многочисленными политическими конфликтами, нестабильностью в деятельности правительства: за два года сменилось два

коалиционных кабинета с разным раскладом политических сил. В 1993 г. в результате того, что парламент выразил вотум недоверия правительству Х.Сухоцкой, он был распущен и состоялись новые выборы по новому закону, принятому 28 мая 1993 г.

Суть этого закона о выборах состояла в недопущении прохождения в сейм многочисленных незначительных партий, не имеющих стабильной социальной базы и политической структуры, в упорядочении политического облика сейма даже за счет уменьшения репрезентативности. Для достижения намеченной цели были использованы такие меры, как уменьшение размеров избирательных округов, обеспечение преимуществ более сильным партиям, введение проходного минимума в 5% для партий и 8% для партийных коалиций.

Избирательная система, примененная в 1993 г., может быть определена, скорее, как «жесткая». В этот период начался процесс дробления лагеря «Солидарности», начало которому было положено известным заявлением Валенсы о «войне в верхах». Введение в положение о выборах пункта о необходимом для прохождения в парламент минимума голосов избирателей, несомненно, способствовало консолидации парламентской партийной системы, ограничило число партий, участвующих в политической игре. Вместе с тем новые условия выборов обусловили своеобразное психологическое ограничение воли избирателей, поставленных перед выбором отдать голос своей, заранее «непроходной» партии или поступиться убеждениями. Кроме того, именно такая ситуация предопределила возможность манипулирования результатами социологических опросов по поводу рейтинга политических партий.

Использование закона от 28 мая привело к достаточно серьезной деформации воли избирателей: оказалось, 35% из них не сумели провести в сейм своих представителей. В рамках внепарламентской оппозиции оказались такие политические образования, как Независимый самоуправляемый профессиональный союз «Солидарность», Либерально-демократический конгресс, Соглашение Центрум и другие, что позволило им впоследствии постоянно подвергать сомнению легитимность парламента, особенно в вопросе принятия конституции. Число парламентских партий значительно сократилось, что способствовало уменьшению фрагментации политического облика парламента, но не политической сцены в целом.

Главными фаворитами выборов стали левые партии - Союз демократических левых сил и Польская крестьянская партия, получившие

35,81% голосов и 65,86% мандатов, что вплотную приблизило их к границе представительства, позволяющего вносить изменения в конституцию, преодолевать вето президента, оспаривать решения Конституционного суда.

Выборы 1993 г. имели как стабилизационный, так и дестабили-зационный эффект. Первый достигался за счет того, что коалицию парламентского большинства могли создавать только две левые партии. Правда, это существенным образом не повлияло на стабильность правительств: коалиция парламентского большинства просуществовала на протяжении всего периода деятельности данного парламента (19931997), хотя за это время сменилось три кабинета.

Вместе с тем существование значительной внепарламентской оппозиции стало дестабилизирующим фактором. В обществе усилилась конфронтация, связанная с выдвижением некоторыми политическими силами требования отстранить «коммунистов» от власти и осудить коммунизм. Недовольство некоторых общественных слоев вызывал отказ от декоммуниза-ции, своего рода политической дисквалификации подверглись политические партии, обвиненные в «сотрудничестве» с правящей коалицией - Союз свободы и Союз труда.

Поскольку ни одна из политических партий страны не получила мандат на самостоятельное управление, стала очевидной необходимость интеграционных действий. Последние и были предприняты: в 1994 г. на основе объединения Демократического союза и Либерально-демократического конгресса возник Союз свободы, в 1996 г. около 40 правых партий создали Избирательную акцию «Солидарность» (ИАС).

Именно это объединение позволило правым одержать победу на выборах 1997 г., прошедших, как отмечалось выше, по тому же закону о выборах, что и в 1993 г. Политическим последствием этих выборов стал рост стабильности польской партийной системы. Произошло дальнейшее уменьшение числа парламентских партий (до пяти), голоса избирателей достаточно четко сконцентрировались вокруг двух основных полюсов, увеличилась степень пропорциональности представительств.

Проявлением этого деления стали и президентские выборы 1995 г., на которых главными соперниками были лидер польской социал-демократии А.Квасьневский и «легенда «Солидарности» Л.Валенса. В парламенте противоборство означенных двух политических сил также проявилось в полной мере: после формирования правительства Е.Бузека

на парламентской арене развернулось противодействие правящего «по-слеавгустовского» и оппозиционного левого блоков.

Если политические партии однозначно вернулись к модели двух-полярного противостояния, то предпочтения избирателей достаточно трудно вместить в эту схему. Скорее можно говорить о низком уровне партийной идентификации электората. В выборах 1993 г. каждый третий избиратель изменил свою политическую ориентацию. Правда, в 1997 г. число таковых было значительно меньше, причем наибольшую степень постоянства продемонстрировали избиратели партий с традиционной идеологией (СДлС и ПКП).

Парламентские выборы 2001 г. вновь резко изменили конфигурацию польской политической сцены. На этот раз несомненными лидерами стали левые, а «хозяева» прежнего сейма - ИАС и СС вообще не вошли в парламент.

Уровень активности избирателей был достаточно низок - 46%. Хотя принципиально он не отличался от показателей предыдущих лет: 48% в 1997, 52 - в 1993 и 43% в 1991 гг. Это «средне-низкий уровень» (16, с. 65). Как и прежде, более активными были жители крупных городов, главным образом регионов Великой Польши и Малой Польши, наименьшую активность, как и прежде, проявили жители Верхней Силе-зии и Опольского воеводства. Как обычно, более активны были избиратели с высшим образованием, наименее активны - безработные. Весьма пассивно повела себя молодежь - лишь 40% приняло участие в голосовании.

По данным ЦИОМ, среди поляков уменьшается число сторонников либеральной экономической модели (с 30% в 1997 до 13-15% в 2001 г.) и растет число «социалов», т.е. сторонников увеличения роли государства и более активной социальной политики (обратный порядок цифры).

Примечательно, что все больше становится разрыв в уровне благосостояния между придерживающейся либеральных взглядов частью польского общества - а это представители крупного и среднего бизнеса, руководители и специалисты с высшим образованием — и остальными поляками. Первая группа, составляющая около 10% населения, становится с каждым годом все богаче.

Облик нынешних левых в Польше, как в сейме, так и вне его, определяет главным образом созданная в 1999 г. новая партия - Союз демократических левых сил (название партия унаследовала от прежней

коалиции). С инициативой создания новой партии выступил в 1998 г. нынешний глава польского правительства Л.Миллер.

В настоящее время партия насчитывает 115 тыс. членов и является крупнейшей в стране. На выборах 2001 г. СДЛС выступал в коалиции с Союзом труда (СТ). Это партия, возникшая в 1992 г. и насчитывающая 5 тыс. членов, придерживается левой ориентации и выступает, по сути, за «третий путь», соединение ценностей либерализма и социал-демократизма.

В декабре 2000 г. партия подписала соглашение о коалиции с СДЛС, хотя и считает себя более левой, чем СДЛС (5, с. 29).

По мнению некоторых наблюдателей, вполне возможен распад этой коалиции левых партий и более четкой артикуляции СТ на польской политической сцене. Причиной возможного распада может стать падение популярности СДЛС, что вполне вероятно, так как правящая партия стоит перед сложнейшими экономическими и социальными проблемами: Польша переживает экономический кризис, проявляющийся в снижении темпов экономического роста, беспрецедентном росте безработицы (в 2001 г. она составила около 18%), падении уровня жизни.

Победа левых ни для кого в Польше не была неожиданностью. Но, несмотря на безусловный успех (а левые набрали 41,04% голосов и получили 216 мандатов в сейме), им не удалось сформировать парламентское большинство и пришлось блокироваться с другими политическими силами - прежде всего с Польской крестьянской партией (ПКП) - своим давним и трудным партнером по парламентской коалиции 19931997 гг. ПКП возникла в 1990 г. в результате объединения нескольких крестьянских партий. Сейчас партия насчитывает 15 тыс. членов. Звездным часом ПКП стали выборы 1993 г., когда партия получила 15% голосов на выборах в сейм. Но уже в 1995 г. кандидат в президенты от этой партии В.Павляк получил лишь 4,3% голосов. В ходе парламентских выборов 1997 г. ПКП не имела и 5% голосов. В нынешнем польском парламенте ПКП получила 42 мандата (7, с. 21).

Электорат этой партии непостоянен и отнюдь не все польские крестьяне являются ее сторонниками, хотя ПКП апеллирует к давним и славным традициям польского крестьянского движения. Сложность нынешней коалиции ПКП и левых состоит в их различном отношении к главному вопросу нынешней польской стратегии - вступлению в ЕС. ПКП выступает здесь с позиций «евроскептицизма».

Правые в нынешнем польском парламенте представлены прежде всего Гражданской платформой (ГП) и партией Право и справедливость (П и С), получивших, соответственно, 65 и 44 мандата (8, с. 3). Трудные времена, переживаемые страной, проявились в итогах парламентских выборов весьма серьезным успехом явно популистской партии «Самооборона» во главе с А.Леппером, получившей 53 мандата, и партии с достаточно ярко очерченной националистической и антиевропейской ориентацией - Лиги польских семей (ЛПС), получившей 38 мандатов.

Последнее обстоятельство, несомненно, затрудняет реализацию одной из основных задач, декларируемых нынешним польским правительством - вступление в ЕС.

Таким образом, итоги действия избирательных систем в Польше 90-х годов, проявляющиеся в расстановке политических сил в сейме, особенностях формирования партийной системы, свидетельствуют о достаточной подвижности польской политической сцены.

Немаловажной проблемой формирования парламентаризма в условиях демократии, является, очевидно, проблема профессионализма. Лишь немногие польские политики 90-х годов имели опыт работы в высших органах законодательной и исполнительной власти, да и вообще политический опыт. Более того, даже само осознание себя как политических деятелей пришло к ним лишь с течением времени.

Так, депутаты контрактного сейма (1989), в подавляющем большинстве впервые в жизни исполнявшие депутатские обязанности, политиками себя не считали и даже старались дистанцироваться от причисления к разряду таковых, считая политику делом, не совсем соответствующим требованиям морали (10, с. 203).

Депутаты сейма первого созыва в гораздо большей степени, чем их предшественники, демонстрировали склонность причислять себя к разряду политиков, т.е. постепенно шел процесс формирования социальной роли депутатов сейма. В.Пост, приводя слова Робеспьера о том, что «скорее следует отказаться от колоний, чем от принципов», и применяя их к польским реалиям, отмечает, что если для депутатов контрактного сейма главными были принципы, то для сейма первого созыва в равной степени были важны уже и колонии (13. с. 312), а И.Панков замечает: «Депутаты поняли, что являются политиками, так же, как герой Мольера понял, что говорит прозой» (9 с. 166).

Работа парламента во многом определяется его составом. В частности, несомненно, важен вопрос о преемственности, наличии опыта

работы у депутатов. В польских сеймах 90-х годов (в частности, речь идет о контрактном сейме, а также сеймах I, II, III созыва) ситуация в этой связи выглядела следующим образом: в каждом из названных сеймов «новые» депутаты составляли более 50%. Причем определенная часть «новых» слабо была связана прежде с чисто политической деятельностью, и только в сейме началось их знакомство с «большой политикой».

Эта «депутатская молодость» сеймов во многом предопределила недостатки их работы, в частности, некомпетентность депутатов, непопулярность сейма у населения.

Только 33 депутата принимали участие в работе всех четырех сеймов, кроме того, 52 депутата (из 460) работали в трех сеймах, избранных на совершенно демократической основе. Именно парламентские «старожилы», знающие специфику деятельности этого политического института, во многом способствовали обеспечению стабильности в работе сеймов. Среди парламентариев с наибольшим стажем 24,2 % составляют бывшие активные деятели оппозиции, связанные с политическим подпольем, либо интернированные в период военного положения. 33,3% из числа «старожилов» - это бывшие члены ПОРП, вступившие затем в социал-демократическую партию. Вместе с тем число бывших членов ПОРП в сейме каждого нового созыва уменьшается: если в сейме I созыва среди членов фракции социал-демократов таковых было 69,5%, то в сейме II созыва - 43,1, III - 26,8% (14, с. 106).

Интересно, что при выдвижении на посты председателей комиссий в сейме левые чаще, чем их оппоненты, выдвигали людей, имеющих опыт парламентской работы.

В условиях демократии профессия политика не требует особого диплома и не основывается на четко сформулированных моральных предписаниях. Но политик должен обладать особым талантом восприятия новых социальных тенденций и умением общаться с людьми. В сейме каждого нового созыва все больше депутатов прерывают свою прежнюю, профессиональную деятельность и начинают получать депутатскую зарплату. Все больше становится тех, кто называет себя «профессиональными политиками», исполняя помимо депутатских еще ряд функций в партиях или в правительстве. Прослеживается тенденция к росту среди депутатов числа лиц, связанных с исполнением руководящих должностей в администрации и в политике. Таким образом, сейм, с од-

ной стороны, сам формирует политиков, а с другой, «притягивает», «вбирает» их в свое лоно.

Среди депутатов сейма все меньше становится рабочих (1,7% в сейме II созыва и 0,2 - в сейме III созыва), крестьян (соответственно, 12,6 и 2,8%) (14, с. 118-120).

В каждом сейме число депутатов с высшим образованием превышало 50%, а число лиц, имеющих ученую степень, колебалось в пределах от 14,5 до 17,8%. По уровню образования сеймы всех созывов мало отличаются друг от друга: участие интеллигенции стабильное и представительное. Причем экономисты и юристы по образованию преобладают (хотя и незначительно) над гуманитарной интеллигенцией (14, с.121-122).

В отношении возраста и пола сеймы разных созывов мало друг от друга отличаются: число женщин колеблется от 9,6 до 13,5%, постоянно доминирует возрастная группа от 41 до 60 лет (16, с. 123).

В ныне действующем сейме IV созыва, избранного в 2001 г., больше половины депутатов не имеют опыта парламентской деятельности. Причем больше всего «новичков» в составе фракций Самообороны и Лиги польских семей.

В составе шести парламентских фракций увеличилось число женщин, причем наибольший рост их количества имеет место во фракции левых.

Самая многочисленная парламентская фракция СДПС в своем новом составе весьма значительно отличается от прежней - 80 депутатов из 200 это новые люди, причем с небольшим партийным стажем. Значительно меньше стало профсоюзных работников, зато увеличилось число депутатов, связанных с деятельностью в органах самоуправления; рабочих немного и все они заняты в частных фирмах, крестьянин только один. Определенное число депутатов представляет интеллигенцию, главным образом научных работников, юристов, врачей, экономистов.

Молодежи во фракции немного - лишь шесть человек не достигло своего тридцатилетия. Преобладают депутаты в возрасте 45-55 лет.

Среди депутатов сейма немало тех, кто вступил в партию совсем недавно - в конце 90-х годов и быстро сделал карьеру. Этот факт далеко не всегда с одобрением принимается партийцами со стажем, не очень верящими в левые убеждения новичков (известен даже случай рукоприкладства одного из депутатов, последовавший как реакция на сомнение в твердости его убеждений). СДЛС нередко использует такую тактику вер-

бовки новых членов: выделяет лиц, пользующихся авторитетом и доверием в местных органах власти, склоняет их к вступлению в партию и продвигает по лестнице партийной карьеры.

При распределении должностей остались недовольны многие «партийные бароны», т.е. воеводские лидеры СДЛС. Всем просто не хватило соответствующих должностей (6, с. 23-24).

Изучение вопроса о том, что политики разных ориентаций видят в качестве своей основной задачи показывает: таковой депутаты считают прежде всего законотворчество и контроль над правительством. Значительно меньшая роль отводится представительству интересов отдельных социальных групп. Представители всех фракций делают акцент на представительстве интересов «всех поляков» (15, с. 44). Можно согласиться с позицией В. Весоловского, согласно которой польские политические партии еще не выработали такого комплексного видения проблем и идейной и программной обособленности, которая могла бы быть основанием для определения идентичности партий как составных элементов партийной системы. Различия, конечно, существуют, но насколько глубоко они укоренены в теории, в аксиологии партий? (15, с. 59).

Общая тенденция формирования польских парламентариев как профессиональных политиков может быть охарактеризована как постепенное вытеснение парадигмы ценностей парадигмой интересов. Из сферы идеологии центр тяжести все более явно перемещался в сферу практической политики. Уже в 1993 г. польские парламентарии хотя и отмечали часто важность особой миссии политика, вполне осознавали значимость именно профессиональных навыков «людей политики» (11, с. 100).

Исследования позиций депутатов сейма, в частности II и III созыва, позволяют сделать некоторые выводы о том, что именно они понимают под профессионализмом. Прежде всего - определенный уровень знаний. Это необходимое качество должно дополняться определенным процессом социализации политики, сопряженным с работой в политических партиях, профсоюзах, органах самоуправления. Такая социализация позволяет политикам приобретать необходимый опыт. Именно так считали депутаты сейма II созыва. Интересно, что это качество зачисляют в разряд необходимых лишь немногие депутаты сейма III созыва. Зато последние, в отличие от своих предшественников, больше внимания уделяют вопросам морали, расценивая соблюдение норм последней как неотъемлемый атрибут профессионального политика (11, с. 103-104).

Независимо от партийной принадлежности, в понятие «профессиональный политик» депутаты сейма III созыва включают, в принципе, три группы качеств: компетентность, моральные принципы, умение контактировать с другими секторами политической сцены. Правда, акцент делается несколько разный представителями разных партий. Самооценка депутатов в данной связи достаточно высока. Причем наиболее профессиональными считают себя представители СС, затем (по убывающей) ПКП, СДЛС, ИАС.

Чаще всего в качестве причины невозможности причислить себя к профессионалам фигурируют отсутствие полной самоидентификации с миром политики или недостаток необходимых знаний (11, с. 109-110). Интересно, что достаточно высокий уровень профессиональной самооценки сочетается у депутатов с весьма пессимистическими оценками уровня профессионализма польской политики вообще. Так, в сейме II созыва 77,9% депутатов, а в сейме III созыва 60,3% полагали, что профессионалов на польской политической сцене слишком мало (11, с. 113).

В качестве отрицательных черт тех, кто связал свою жизнь с политической деятельностью, депутаты называют прежде всего неумение вести диалог, достигать компромисса, уважать чужое мнение. Не украшают польских политиков такие особенности подхода к способу реализации власти, как популизм, демагогия, неумение четко сформулировать свою позицию, а также отсутствие необходимых знаний и стремления к достижению общего блага.

По мнению польского социолога Б. Пост, политический профессионализм в понимании депутатов сейма можно определить как некий «этический профессионализм», в котором определяющая роль отводится честности и порядочности, верности принципам, бескорыстию, надежности, правдивости. Депутаты уверены, что профессиональный политик должен руководствоваться прежде всего этикой убеждений, а не этикой ответственности, ставить во главу угла намерения и ценности, а не результаты своих действий (11, с. 120).

Именно такой выбор польских политиков в этой дихотомии этики убеждений и этики ответственности, предложенной М. Вебером, определяет во многом своеобразие акторов польской политической сцены.

Заметим, что в общественном сознании поляков образ политиков вовсе не ассоциируется с самоотверженными людьми, преданными служителями алтаря общественного блага. Исследования, проводимые Центром изучения общественного мнения на протяжении практически

всей декады 90-х годов (с 1992 по 1998 г.), свидетельствуют, что, хотя поляки и хотели бы видеть в политиках честных и бескорыстных людей, но, реально оценивая действительность, они отмечают несоответствие политической элиты этим требованиям (19, с. 219).

При этом сами политики, определяя свою профессиональную мотивацию, чаще всего говорят о призвании, о стремлении послужить общему делу и очень редко о власти и деньгах (19, с. 220). Значимость соблюдения этических норм депутатами парламента определяется как общественным мнением, так и самой логикой демократического развития парламентских институтов.

Импульсом к началу работы над специальным кодексом парламентской этики стали неоднократно выявляемые и обсуждаемые в прессе случаи нарушения депутатами моральных норм. Заметим, что еще в межвоенной Польше был специальный «маршальский суд», занимавшийся разбором дел, связанных с нарушением этических норм депутатами сейма. В ходе работ сейма III созыва было принято решение о создании специальной комиссии по выработке основ кодекса депутатской этики. В комиссию вошли представители каждой депутатской фракции и, как свидетельствует анализ деятельности комиссии, осуществленной Б. Пост, этот орган весьма успешно функционировал.

Независимо от мировоззренческих и политических убеждений члены комиссии подходили к своей работе серьезно и ответственно. В ходе работы сейма III созыва 35 депутатов были подвергнуты разного рода взысканиям за нарушение этических норм (а в качестве таковых фигурировали бескорыстие, гласность, ответственность, забота о сохранении «доброго имени» сейма, честность). Примечательно, что чаще всего нарушения этики были связаны с некими финансовыми проблемами (24 случая из 35). Нарушителями кодекса чаще других были депутаты СДЛС и ИАС (12, с.249).

Небезынтересен в этой связи вопрос о лоббировании и коррупции в польском сейме. В самом сейме в ходе обсуждения закона «О гласности процедуры принятия решений, о заинтересованных группах и общественном доступе к информации» в 2000 г. было выработано определение лоббирования. В качестве последнего было признано «любое действие, соответствующее закону, целью которого является оказание влияния на публичные органы, в частности, в сферах: выработки законов; формирования политики государства; принятия планов или стратегических программ, в том числе локального масштаба; разрешения споров...; назна-

чения на должности; выдачу концессий или разрешений, заключения договоров...» и т.д. (4, с. 125).

Исследования показывают, что к лоббированию оказались причастными большинство депутатов независимо от партийной принадлежности (речь, в частности, идет о депутатах сейма III созыва). Чаще всего предметом лоббирования становятся проблемы, связанные с развитием экономики (конкретно речь шла о проблемах тяжелой промышленности, реструктуризации сахарного производства, рекламы алкоголя, интересах отдельных фирм и т.д.). Значительно реже фигурируют проблемы, связанные с деятельностью органов администрации как общепольского, так и местного уровней.

В качестве методов оказания давления на депутатов чаще всего используются пиар, коррупция, а также политическое влияние. Если под пиаром понимать стремление к обеспечению поддержки со стороны общества или отдельных его групп, то речь идет о получении информации, организации дискуссий, конференций, подготовке петиций, писем, организации встреч и т.д.

В качестве коррупционных методов используются предложения финансировать избирательные кампании, подкуп или попытки такового, оплата отдыха, дорогие подарки и т.д.

К методам политического влияния могут быть причислены договоренности о способе голосования, представление проектов тех или иных законодательных актов с использованием «своего» депутата в сейме и т.д.

Согласно мнению самих депутатов, коррупция в польском сейме «ни большая и ни маленькая» (55%), «большая» - (18), «очень большая» - (1%), «небольшая» или «очень низкая» - (15%) (4, с. 125).

В сейме III созыва чаще всего на высокий уровень коррупции указывали депутаты СДЛС, на низкий - представители ИАС и СС, что, в принципе, вполне логично и определяется положением партий в системе власти.

По своей сути лоббирование в Польше как институт принципиально не отличается от лоббирования в демократических обществах, отмечает польский политолог К. Ясецки, специально занявшийся изучением этой проблемы (4,с.128).

На процесс принятия решений оказывают влияние различные политические и общественные акторы, что в конечном итоге сказывается на характере самого решения. Однако системы представительства инте-

ресов, также как сила и структура групп давления очень разнятся в различных странах. Хотя реальное число групп давления, участвующих в принятии решений, часто ограничено. Если несколько такого рода групп доминируют, есть основания говорить о наличии корпоративной политической системы. В Польше проблема представительства интересов осложнена слабостью политических партий, а также наличием таких акторов, сущность которых определяется не политикой. Речь идет прежде всего о профсоюзах и католической церкви.

Участие профсоюзов в политическом процессе и стремление играть в нем ведущую роль отнюдь нетипично для современной демократии. Ряд польских исследователей связывают с особым положением профсоюзов в стране наличие в Польше системы «неокорпоративизма», другие считают, что эта роль искусственно завышается и на деле не столь уж велика и опасна для процесса рыночных реформ.

Заметим, что оценки уровня коррупции в польской политике, существующие в общественном мнении и во мнении самих «людей политики», весьма различны. Как отмечалось выше, политики склонны говорить скорее о низком или «обычном» уровне коррупции, в обществе же господствует совершенно иная позиция по этому вопросу. Подобного рода явление свидетельствует о неком отчуждении политики от общества и, вместе с тем, о некой консолидации политической элиты.

Члены политической элиты, как действующие лица политической игры, хотя и играют друг против друга, но объединяются осознанием общности правил игры, сходством опыта и определенных интересов. Правомерно, во всяком случае в некоторых ситуациях, говорить об элите как о самостоятельной социальной группе. Вместе с тем необходимо учитывать, что внутренние механизмы, сплачивающие эту группу, выражены достаточно слабо и ощущение групповой общности формируется прежде всего на линии взаимоотношений между политической элитой и обществом. Причем эти два феномена достаточно разобщены. Они говорят на разных языках: политики не в состоянии переложить политический язык на язык повседневной жизни людей, а рядовые граждане не стремятся изучать сложный, оторванный от жизни язык политики.

Отчуждение от общества особенно болезненно воспринималось политиками, связанными с «Солидарностью». Ведь начало именно их политической деятельности проходило в условиях поддержки и доверия со стороны общества.

Сама политическая элита склонна видеть причины отчуждения в нежелании общества объективно оценить людей политики, в негативных стереотипах отношения к элите. Это явление связано с особенностями менталитета поляков, с историческим опытом народа. Отсутствие на протяжении длительного исторического периода собственной государственности, враждебное отношение к власти, представленной аппаратом государствзахватчиков, - все это породило неприятие власти вообще, подозрительное и неприязненное отношение к ней.

Причины отчуждения во многом обусловливаются и различием целей, стоящих перед обществом и перед политической элитой: если определенная часть, последняя, стремится решить модернизационные задачи, то общество, скорее, склонно к достижению благополучного существования «здесь и сейчас».

Несмотря на наличие некоторых признаков консолидации парламентской элиты в Польше, в целом последняя может быть отнесена скорее к разряду разобщенной, фрагментарной. Причем произошла своеобразная дезынтеграция той части элиты, которая условно может быть названа «элитой постсолидарности», и вместе с тем сохранилась (хотя и частично) интегрированность посткоммунистической элиты.

Такая разобщенная элита характеризуется минимальным уровнем структурной интеграции, незначительной сферой нормативного консенсуса, недостаточной четкостью общепринятых правил игры. Не доверяющие друг другу парламентские фракции рассматривают политический процесс как своеобразную войну с нулевым результатом. Это сопровождается жестокой борьбой за доминирование. Последствием же становится нестабильность политической системы, независимо от того, является ли она авторитарной или формальной демократической.

Как известно, процесс демократизации политической системы предполагает налаживание четко очерченной системы взаимоотношений между парламентом, правительством и главой государства. В странах стабильной демократии существуют либо парламентские (в большинстве стран Западной Европы), либо президентские (в США) либо парламентско-президентские режимы (во Франции).

Существующий в Польше политический режим в полной мере не может быть причислен ни к парламентскому, ни к президентскому. Это определено как Малой конституцией 1992 г., так и ныне действующей Конституцией 1997 г. Польский президент избирается в ходе всеобщих выборов сроком на пять лет. Он располагает собственным источником

легитимности, независимым от парламента, что определяет существование в Польше феномена дуализма демократической легитимности, столь характерного для многих президентских и некоторых парламентских режимов.

Польский президент назначает премьера и правительство, но ограничен при этом необходимостью получения поддержки парламентского большинства. Правительство несет ответственность перед сеймом (как индивидуальную, так и коллективную) и может быть отправлено им в отставку в случае выражения вотума недоверия.

Парламент может быть распущен президентом только в четко определенных конституцией случаях (например, в том случае, если проект бюджета не будет представлен на подпись президенту по истечении четырех месяцев с момента его представления парламенту).

Таким образом, политический режим в Польше можно характеризовать как смешанный парламентско-президентский, отдавая себе при этом отчет, что один и тот же тип режима может совершенно по-разному функционировать в разных странах и абсолютные категории оценки неправомерны.

В политической науке президентский режим, основанный на независимости законодательной и исполнительной ветвей власти, определяется как жесткий, не обладающий способностью быстро реагировать на возникающие кризисы и конфликты и не имеющий адекватного механизма саморегуляции. Эти особенности проявляются в кризисных ситуациях, возникновение которых вполне вероятно в ходе процесса демократизации. Кроме того, кризис президентской системы означает и кризис самого политического режима, тогда как кризис парламентской системы еще не означает такового. Последнее обстоятельство, полагает Л. Хербут, нельзя переоценивать. Ведь функционирование на протяжении длительного времени слабых и неэффективных правительств может также привести к кризису политического режима. Тем не менее, несомненно, что жесткость президентской системы таит в себе опасность политического пата.

Президентская система обусловливает реализацию определенного стиля политики, вводя элемент «игры с нулевым результатом», когда победитель получает все, что способствует поляризации политической сцены. (3, с. 12).

Парламентская система предполагает гораздо более компромиссную политику, обусловленную взаимозависимостью исполни-

тельной и законодательной ветвей власти. При этой системе стиль осуществления политики скорее прагматичен, чем идеологизирован.

В случае президентской системы, глава государства не несет политической ответственности (если, конечно, речь не идет о переизбрании). Президент может ощутить давление «уходящего времени», или вообразить себя исполнителем некой исторической миссии, что чревато многими непредсказуемыми моментами. В парламентских системах премьер может находиться у власти дольше, чем президент, но он подлежит политическому контролю и в каждый момент может быть отозван. Причем этот контроль достаточно многопланов и осуществляется как партией, выдвинувшей премьера, так и оппозицией.

Президентская система гораздо более эффективно функционирует в условиях двухпартийной системы, чем многопартийной. В процессе становления демократических институтов президентская система может замедлять формирование многопартийности, особенно если, как это имело место в Польше и других посткоммунистических странах, возникает неприязненное отношение к партиям вообще, обусловленное во многом неприязнью к старому партократическому строю. Появляющееся стремление к «порядку» и сильной власти может найти поддержку у части политической элиты.

Парламентско-президентская система, не имея жесткости, присущей системе «чисто» президентской, обладает большими адаптационными способностями. При этой системе может возникнуть ситуация, когда парламентское большинство, определившее состав кабинета министров, будет по политическим ориентациям отличаться от большинства, предопределившего исход президентских выборов. Тогда возникает явление коабитации (от французского cohabitation - сосуществование): партия или партии, поддерживающие президента, утрачивают большинство в парламенте и переходят в оппозицию.

Именно такая ситуация сложилась в Польше в 1993-1995 гг. и вновь повторилась после победы на выборах 1997 г. правоцентристских партий. Выборы 2000 г. изменили расстановку политических сил: сейчас в Польше и президент, и парламент, и правительство - левые.

По сути парламентско-президентский режим можно определить как переходный на пути к парламентскому режим. Но конкретный ход этого процесса определяют многие факторы, в том числе способность президента выступать в роли нейтрального арбитра. Кроме того, данная система может эффективно функционировать лишь в случае наличия

сильных политических партий, реальной партийной системы. Если же таковая не сложится, возможности парламентско-президентского режима обеспечить стабильное демократическое развитие более чем сомнительны.

Польский опыт свидетельствует о достаточно продолжительном времени нестабильности институциональных решений. Период между 1989 и 1997 г. характеризуется многочисленными переменами в конституции, которые не увенчались, однако, возникновением четкой концепции взаимоотношений между законодательной и исполнительной властями.

Первым этапом такого рода перемен можно считать новелизацию конституции, предпринятую в апреле 1989 г., явившейся результатом соглашений «круглого стола». Именно тогда были приняты решения о: 1) создании сейма и сената; 2) ликвидации Государственного совета и введении института президента; 3) подчинении правительства как президенту так и сейму; 4) обеспечении влияния президента на деятельность сейма посредством придания ему полномочий роспуска парламента в некоторых ситуациях. Эти изменения создавали правовую основу для определенных преимуществ исполнительной власти перед законодательной. Последние выразились, в частности, в получении президентом права на роспуск сейма не только в случае неисполнения им своих законодательных функций, но и в случае конфликта с главой государства: поводом для роспуска могло стать заключение президента о том, что тот или иной закон или решение парламента препятствуют ему «исполнять свои конституционные обязанности». Причем критерии определения такого рода актов отсутствовали. Это свидетельствовало, полагает А. Антошевский, о стремлении поставить парламент в зависимость от воли президента, что в тех конкретных условиях означало политический контроль Польской объединенной рабочей партии (2, с. 97).

Существование некоммунистического правительства и преобладание представителей оппозиции в сенате создали возможность для определенных изменений в конституции в направлении ее дальнейшей демократизации. В декабре 1989 г. из основного закона исчезли статьи, определявшие Польшу как социалистическое государство, а ПОРП как руководящую силу в обществе. Вместе с тем появились статьи о правовом государстве, политическом плюрализме, народе, как источнике власти.

Хотя апрельская (1989) новеллизация конституции, так же как и новеллизация, предпринятая в марте 1990 г. и вводящая институт органов самоуправления на уровне гмины, не касались непосредственно взаимоотношений законодательной и исполнительной властей, они совершенно преображали тот политический фон, на котором развивались процессы демократизации.

Непосредственное влияние на соотношение двух ветвей власти имело изменение конституции в сентябре 1990 г., которое предусматривало проведение всеобщих, равных, непосредственных и тайных выборов президента. Принятие этих изменений способствовало усилению роли президента, степень легитимизации которого была теперь, несомненно, выше, чем у парламента - ведь он избирался в ходе всеобщих выборов.

Но наиболее существенными для регулирования взаимоотношений парламента и президента были законодательные акты, принятые в 1992 г. Речь идет прежде всего о положении, согласно которому участие в подготовке новой конституции могли принимать как парламент, так и президент. Причем последний получал право внесения поправок в статьи конституции уже принятые обеими палатами парламента. Право же окончательного решения отводилось всему народу: предусматривался референдум по вопросу о принятии новой конституции.

В том же 1992 г. по инициативе избранного к тому времени президентом Польши Л. Валенсы была принята Малая конституция, регулирующая отношения исполнительной и законодательной властей. Согласно этому законодательному акту, несколько ограничивались полномочия президента по отношению к парламенту и правительству. В частности, суживались возможности президента в вопросе досрочного роспуска парламента, в определении главы правительства. Отныне в том случае, если в парламенте сформировалось большинство, поддерживающее конкретного кандидата на пост премьера, президент не имел ни малейшей возможности этому противостоять, его полномочия в данном вопросе приобретали своего рода резервный характер: президент мог выступить с инициативой, если парламенту не удалось бы прийти к согласию.

Хотя согласно Малой конституции президентские полномочия по отношению к правительству были существенно ограничены, президент получил возможность определять кандидатов на посты глав трех министерств: обороны, внутренних дел и иностранных дел. Эти министерства получили название «президентских», т.е. подчиненных непосредственно

главе государства и с ним связанных, что проявилось в полной мере в 1995 г., когда вместе с уходом Валенсы свои посты покинули три «президентских» министра, не приняв предложения работать с новым президентом.

Влияние президента на правительство обеспечивалось еще и правом его не соглашаться с отставкой того или иного министра, утратившего доверие премьера. Таким образом, премьер не мог без согласия главы государства производить назначения министров.

В целом же в результате принятия Малой конституции сложился режим, который можно определить как занимающий промежуточное положение между парламентским и президентским, с некоторым «уклоном» в сторону президентского режима.

В ходе работы над новой конституцией, принятой в 1997 г., были отвергнуты крайние варианты как классического парламентаризма, так и сильной президентской власти (по образцу Франции). Причем отказ от последней модели, сторонником которой выступал Валенса, во многом был обусловлен особенностями его правления. В конечном итоге наибольшее число сторонников приобрела идея рационального парламентаризма, опирающегося на сильное правительство. Эта цель была достигнута, в частности, за счет усиления позиций правительства в отношениях как с парламентом, так и с президентом. Позиции последнего были ослаблены и в связи с отказом от практики создания «президентских» министерств, президент утратил также право созыва Совета министров и председательства на нем. Кроме того значительно снижена была численность парламентского большинства, необходимого для преодоления вето президента (с 2/3 до 3/5 численности парламента).

По конституции 1997 г. польский сейм состоит из 460 депутатов, избираемых в соответствии с принципом пропорциональности. Полномочия сейма длятся четыре года и могут быть прекращены президентом досрочно в случае, если сейм не может сформировать кабинет министров в установленные конституцией сроки или не представляет главе государства проект закона о бюджете в течение четырех месяцев после поступления проекта бюджета в парламент. Сейм может самораспуститься в случае принятия соответствующего решения 2/3 голосов.

Как роспуск, так и самороспуск сейма - функции его ключевой позиции в процессе законотворчества. Ни один другой орган государственной власти не обладает правом принятия актов, имеющих силу закона (хотя последнее было принято в польской государственной практике в

период с 1926-1989 гг.). Именно сейм является, по существу, единственным органом власти, имеющим полномочия призвать правительство к политической ответственности. Причем, если до 1997 г. это могло обернуться роспуском сейма по инициативе президента, то теперь он таким правом не обладает. Более того, новая конституция вообще не предусматривает возможности для президента влиять на состав правительства. Правда, президент утверждает кандидатуру главы кабинета, но этот акт носит скорее символический характер, т.к. право выдвижения этой кандидатуры принадлежит сейму.

Новая конституция несколько изменила взаимоотношения сейма и Конституционного суда: если прежде сейм обладал правом не признавать решения последнего, касающиеся несоответствия того или иного законодательного акта конституции, то отныне он лишился этой возможности.

Верхняя палата польского парламента - сенат, функционирующий с 1989 г., задуманный изначально как некое временное образование для создания прецедента состязательности в ходе выборов 1989 г. (когда сейм создавался на договорной основе). Но после президентских и парламентских (1991) выборов стало ясно, что сенат превращается в интегральную часть новой политической системы. Это нашло свое отражение в Малой конституции, квалифицировавшей сейм и сенат как основные законодательные органы. Именно на эти органы власти возлагалась задача обеспечения соответствия политики государства воле народа как единственного источника власти.

Сенат существовал и в межвоенной Польше, согласно положению конституции 1921 г. Тогда он состоял из 111 членов, избираемых на основе применения пропорционального принципа. Конституция 1935 г. сократила число сенаторов до 96, причем 1/3 из этого числа назначал президент, а остальные избирались (2, с.104).

По ныне действующей конституции число сенаторов составляет 100 человек. Каждое воеводство избирает в сенат двух своих представителей на основе мажоритарного принципа (исключение составляют варшавское и катовицкое воеводства, имеющие право избирать трех сенаторов).

Главной функцией сената, согласно конституции, является проявление законодательной инициативы и обсуждение законо-проектов, вносимых сеймом. Однако главная роль в законотворчестве, несомненно, принадлежит сейму, действия же сената практически сводятся к обсуж-

дению представленных сеймом законопроектов, на что сенату отводится 30 дней, по истечении которых закон либо отвергается, либо принимается, либо в него вносятся поправки. Обсуждение закона проводится в соответствующих комиссиях сената, а затем на пленарном заседании. Если сенат не принимает решения относительно закона в установленные сроки, закон считается принятым. Если же вносятся поправки или закон отклоняется в целом, он возвращается на доработку в сейм. Поправки сената или его решение об отклонении проекта в целом являются обязательными для сейма. Это положение не распространяется только на закон о бюджете: с 1992 г. сенат не имеет права отклонить бюджет в целом, но может вносить в него поправки.

В целом взаимоотношения между сеймом и сенатом строятся в соответствии с симметричной моделью распределения полномочий, хотя с некоторым преобладанием полномочий сейма.

С 1989 г. сейм и сенат составляют народное собрание, имеющее полномочия для принятия решений особой важности, например, отстранение президента от должности.

Политический облик сената на протяжении 90-х годов претерпевал определенные изменения. В 1989 г. 99 мест из 100 принадлежали в нем представителям «Солидарности», в то время как в сейме, избранном на договорной основе, сохранялось значительное представительство коммунистов. В 1991 г. и в сейме, и в сенате соотношение политических сил было примерно одинаковым.

Выборы 1993 г., увенчавшиеся победой левых сил, дали представителям социал-демократов и крестьянской партии большинство мест в сенате: СДЛС имел и в сейме, и в сенате - 37% мандатов; ПКП соответственно 29 и 36%. Эта же тенденция соответствия расстановки сил в обеих палатах парламента сохранилась и в 1997 г., когда Избирательная акция «Солидарность» получила 43,7% мест в сейме и 51% - в сенате, СДЛС соответственно - 35,6 и 28% (2, с. 107).

Примечательно, что ряд партий, не прошедших в сейм вследствие существования процентного барьера, оказались после 1993 г. представленными в сенате, что позволило последнему исполнять в известной степени роль оппозиции по отношению к парламентскому большинству.

Во время обсуждения конституции 1997 г. поднимался вопрос о целесообразности существования верхней палаты и возобладала позиция, согласно которой наличие последней было признано неотъемлемой чертой польского парламентаризма. В 2002 г. вопрос о целесообразности

существования сената возник вновь и вполне вероятно, что страна откажется от практики двухпалатного сейма. В качестве основного аргумента против последнего чаще всего выдвигается тезис о том, что Польша не является федерацией, а значит ей более соответствует однопалатный парламент.

Рассматривая в целом политическую практику Польши 90-х годов, можно констатировать ее эволюционный характер, обусловленный стремлением приспособить форму правления к меняющейся политической ситуации. В итоге прослеживается пять фаз переустройства политического режима:

- нормативный (но не фактический) президентский режим периода пребывания у власти В. Ярузельского;

- нормативный (и фактический) президентский режим периода президентства Валенсы до момента принятия Малой конституции;

- ограниченный президентский режим после принятия Малой конституции;

- фактический (хотя и ненормативный) парламентский режим с элементами президентского режима после 1995 г.;

- парламентский режим с опорой на сильное правительство (2, с.

111).

Польский опыт не дает однозначного ответа на вопрос о том, какая форма политического режима оптимальна для страны. Сторонники президентского режима, очевидно, преувеличивают его стабилизационную роль, недооценивая опасности эволюции в сторону авторитаризма, что отчасти проявилось в период пребывания у власти Валенсы.

Парламентский режим стабильно функционирует лишь при наличии сильных политических партий, укорененности в обществе политической культуры, основанной на компромиссе и согласии. Но оба эти фактора в Польше отсутствуют. Насколько эффективной окажется политическая практика, основанная на конституции 1997 г. и сочетающая элементы парламентского и президентского режимов покажет будущее.

***

Таким образом, можно констатировать, что становление польского парламентаризма является одним из важнейших компонентов процесса демократизации страны, переживаемого в настоящее время Польшей. Этот процесс еще не закончен, о чем свидетельствует, в частности, не-

стабильность польской политической сцены. Поиск оптимальной избирательной модели, выстраивание системы взаимоотношений между исполнительной и законодательной ветвями власти, складывание партийной системы, выработка конституционных норм, формирование элиты, соответствующей новым политическим реалиям - именно эти процессы составляли основное содержание институционализации политической жизни страны периода конца 80-х годов ХХ в. - начала 2000 гг. Все перечисленные процессы далеки от завершения, но, вместе с тем, есть основания говорить о достаточно прочной укорененности самих принципов демократии в политической жизни: ни один сколько-нибудь серьезный актор польской политической сцены их не оспаривает. Немалая роль в успешном, в принципе, протекании процесса трансформации принадлежит традициям парламентаризма, легитимности передачи власти, определенному опыту достижения компромисса и согласия.

Список литературы

1. Antoszewski A.System wyborczy i wybory parlamentarne po 1989 r. // Polityka w Polsce w latach 90: wybrane problemy. — Wroclaw, 1999. — S.72-94.

2. Antoszewski A. Instytucje wladzy ustawodawczej i wykonawczej // Ibid. — S.95—114.

3. S.Herbut R. Proces demokratyzacji systemu partyjnego j warunki i ograniczenia // Ibid. — S.7—24.

4. Jasiecki K. Lobbing w sejmie // Obci^zeni polityk^. — W-wa, 2001. — S. 123—150.

5. JanickiM. Mniejszy brat // Polityka. — W-wa, 2002. — N 6. —S.28—30.

6. Janicki M.Kruchy monopol // lbid. — N16. — S.23—25.

7. Karpinski J. Obroty w lewo, obroty w prawo // Trybuna. — W-wa, 2001, 29/30 wrzes. — S.2.

8. Mamy parlament // Ibid. — 27 wrzes. — S.3,4.

9. Pankow l. Dysonans poznawczy politykôw okresu transformacji // Konsolidacja elit politycznych w Polsce 1991—l993. — W-wa, 1994. S. 158—171.

10. Post B. Aktorzy polskiej sceny politycznej — animatozry czy profesjonalisci // Swiat elity politycznej. — W-wa, 1995. — S. 198—215.

11. Post B.Ci^glosc czy zmiana — pojmowanie politycznego profesjonalizmu // Obci^zeni polityka — W-wa, 2001. — S. 95—122.

12. Post B.Polski kodeks etyki poselskiej: idea, uchwala, realizacja // Ibid. — S.219—252.

13. Sejm l kadencji w swiadomosci postôw // Swiat elity politycznej. — W-wa, 1995. — S. 301— 320.

14. Wesolowski W. Partie: nieustanne klopoty. — W-wa, 2000. — 196 S.

15. Wesolowski W. Dwa sejmyi: zewaga podobienstw || Obci^zeni polityk^. — W-wa, 2001. — S.29—60.

16. Zakowski T.W póMrogi do ziemi obiecanej || Wiçz. — W-wa, 2001. — N1. — S.64—75.

Глава V

РОССИЙСКИЙ ПАРЛАМЕНТАРИЗМ КАК ЗЕРКАЛО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Современному или, как еще говорят, новому парламентаризму в России посвящена достаточно обширная литература, включающая в себя и научно-исследовательские работы, и политическую публицистику (принадлежащую перу не только политических обозревателей, но и самих парламентариев), и хроникально-отчетные публикации (1). Часть этой литературы была использована в данной главе, автор которой приносит благодарность своим предшественникам в изучении данной темы, оставляя за собой право на свою точку зрения и принимая ответственность за нее. Это касается и предварительных соображений относительно российского парламентаризма, по необходимости включающих в себя краткий исторический экскурс.

Представительная власть и демократические процедуры, не будучи ни органично чуждыми, ни тем более противопоказанными России и российскому обществу, тем не менее не являются и неотделимыми атрибутами русской власти в том виде, в котором она складывалась на протяжении веков. Вечевая демократия и феодально-республиканские традиции, зародившиеся в Новгороде и Пскове в Х11-Х111 вв., не устояли под натиском самовластной и отчетливо централизаторской политической тенденции, сформировавшейся в геополитическом ядре русского демографического пространства. Претворяя историческую миссию про-низания и скрепления этого пространства политическими и экономическими коммуникациями, а превыше всего - его защиты от внешних угроз, авторитарная власть Москвы очень легко доказала, что республиканские и вообще рассредоточительные принципы политической организации общества в русских условиях вполне отделимы от способа осуще-

ствления власти, основывающейся на гиперцентрализме, сакральности и патернализме, и, более того, могут быть растоптаны с приложением не больших усилий, чем те, которые требуются, чтобы высечь колокол. В этом властно-сосредоточительном импульсе заключалось одно из основных отличий развития политических традиций в западной и восточной (российской) частях Европы. Монархии и империи на Западе континента в процессе централизации с социально-исторической точки зрения нуждались в представительной власти и парламентаризме; монархия и империя в России могли без нее обойтись, ибо чаще всего заключали неформальный прямой договор с народом/обществом - и общество добровольно/принудительно довольствовалось этим.

Поэтому как ни соблазнительно начать отсчет истории современной российской демократизации и парламентаризма с Киевской, Новгородской и Псковской Руси, а затем ссылаться на Избранную Раду (1549), Земские соборы и Уложение 1649 г., проект Уложенной комиссии и жалованную грамоту городам Екатерины II, именовавшей себя «республиканкой», правильнее признать, что все сословно-представительные учреждения до начала XIX в., будучи легко разгоняемы, оставляли после себя то, что принято называть исторической памятью, - но никак не историческую традицию. К ним всем в принципе применима характеристика, данная В.О.Ключевским Земскому собору в XVI в.: «совещание правительства с собственными агентами» (2). Не совсем чуждая России практика самоорганизации общества могла более или менее эффективно проявиться - в отдельных случаях - на местах, особенно на периферии страны (Дон и Кубань, Сибирь, Север), однако она ни в малейшей мере не ограничивала самодержавие как принцип управления.

Возможность локальных администраций воспроизводить на территориях своего «кормления» микромодели монархической и имперской власти, не выходя за рамки повиновения последним, равно как и неспособность населения этих территорий к самоорганизации сверх локального уровня, в региональных и тем более общегосударственных масштабах (крестьянские бунты не в счет), обусловили ту историческую реальность, что носителями республиканско-демократических идей, бросающих вызов авторитарной политической традиции, могли быть только представители образованного класса и просвещенной бюрократии. С конституционного проекта М.М.Сперанского, наиболее талантливого и дальновидного, но, увы, не вполне состоявшегося политического реформатора

первой половины XIX в., начинается история реальных попыток ввести Россию в русло конституционно-парламентского развития, в котором институты монархии и представительной власти могли бы взаимодействовать так же успешно, как в Западной Европе.

И с самого начала зарождения идей парламентаризма, предусматривавших участие представителей общества в выработке конституционных основ государства и законов, родовым пятном этих идей стало признание безоговорочной вторичности по отношению к монаршей власти. Каким бы вызывающе «либеральным» ни казался проект Сперанского другим представителям царской бюрократии в эпоху Александра I и как бы ни маркировали либеральными этикетками этого просвещенного и мудрого консерватора (ничем иным ни он, ни любой другой чиновник высшего ранга в то время быть не мог) последующие поколения историков, в его представлении Царь Всея Руси был носителем неограниченной власти, полученной от Бога и требовавшей беспрекословного подчинения всех подданных. Именно об этом возвещала статья 1 свода государственных законов, кодифицированного Сперанским.

Отстаивание конституционных и республиканских идей декабристами, особенно в их наиболее радикальном, пестелевском варианте, отражало движение умов образованной части общества на более низком уровне, нежели придворно-бюрократический, да и вообще бюрократический. Российскому обществу потребовалось переосмыслить, «переварить» уроки восстания декабристов, гибель Пушкина и Лермонтова, растущее отчуждение режима от европейского свободомыслия, его отстранение от тенденции расширения политических прав и гражданского участия в Европе, военно-экономическое отставание России от крупнейших держав (уроки Крымской войны 1853-1856 гг.), чтобы петиции о принятии конституции стали рефреном дворянских собраний в губерниях России и основательно проникли в умы столичной бюрократии. И только при поддержке петербургских реформаторов могло состояться любое существенное ограничение самодержавной власти, любое реальное разделение властей, пусть даже весьма далекое от их баланса. В огромной крестьянской стране с многовековыми патримониальными традициями импульс народного представительства рос не столько как органичный обществу императив, вызревавший в его толщи, сколько как результат реакции интеллектуальной и политической элиты на внешние вызовы (независимо от того, проявлялись ли последние в форме идей, модерни-зационных скачков или военных угроз). Чем сильнее были эти вызовы и

чем труднее было ответить на них центральной власти, а стало быть чем ниже опускался уровень гомеостазиса, выживаемости страны и государства в мире, тем шире росла убежденность российских интеллектуалов и политиков в том, что выживаемость требует альтернативных единовластию политических институтов. И вместе с тем по мере углубления всех кризисных ситуаций (социального раскола, войн и революций, хозяйственной разрухи) другая и большая часть населения, именуемая по-разному - народные массы, простые люди, низшие сословия, уповала, как правило, на правление твердой руки.

Дилемма гармонии свободы и власти, демократии и сильного правительства проявлялась в России, таким образом, острее, чем в Европе и на Западе вообще. В известной мере это было эффектом замкнутого круга: действенные институты представительной власти могли возникнуть лишь при ограничении прерогатив исполнительной власти, при расщеплении той амальгамы законодательных и законопретворительных функций, которыми наделило себя самодержавное государство, но противостоять этому Левиафану могли только зрелые институты такого рода. Вызреть на основе «Высочайшего манифеста об учреждении Государственной Думы», выпущенного Николаем II 6 августа 1905 г., независимые от самодержавия органы представительной власти не имели шанса. Три раза дореволюционную Думу распускал император, а в четвертый раз -уже навсегда - распустило Временное правительство.

Идеология большевиков, берущая корни в марксистской концепции власти обездоленных трудящихся, казалось, предвещала разрыв замкнутого круга. Но синдром единовластия, за которым стояли века российской истории (а по большому счету всей предшествовавшей мировой истории), оказался сильнее идеологического проекта. В российских условиях даже лозунг диктатуры пролетариата, насчитывавшего менее одной десятой доли населения и в немалой своей части сохранявшего крестьянский облик, был лишен и марксистской легитимации, и реального содержания. В действительности же необходимость самосохранения в горниле Гражданской войны неумолимо подталкивала Ленина и его сподвижников к установлению диктатуры партии, а после окончания Гражданской войны расстаться с властью им оказалось столь же трудно, как и любым другим диктатурам. Поэтому советская демократия, советский парламентаризм и советские конституции оказались отчетливо декоративными, фасадными, а в советском республиканизме республиканским было лишь то, что, во-первых, канула в прошлое монархия, а во-

вторых, окраины царской России и ряд внутренних регионов получили формальный статус «республик» вместо губерний, территорий и краев. [Степень поддержки данной формы демократии населением страны, как и объем реальных благ, приобретенных народом после Октября - вопросы совершенно иного рода, не подлежащие рассмотрению в данной работе.]

Фиктивность советского парламентаризма и его претензий на демократичность процедур (свобода и гласность выдвижения кандидатов, единодушие электората, народовластие и подотчетность депутатов избирателям) при фактическом контроле партии над избирательным процессом на всех его ступенях и уровнях сохранялась вплоть до последних лет советской системы и послужила одной из основных причин коллапса этой системы. Поэтому уже простое предоставление права самостоятельного и независимого участия в избирательном процессе общественным организациям и неформальным объединениям (на базе которых в 1990-е годы возникла многопартийность) явилось революционным преобразованием системы представительной власти в «перестроечном» Советском Союзе, а затем в России.

Однако эта революция не выросла из общественной активности и самоорганизации хотя бы предшествующего поколения граждан СССР. В отличие от других коммунистических стран, Россию от опыта политического плюрализма начала ХХ в. (к тому же урезанного самодержавием и всего лишь полуторадесятилетнего), а также от восьмимесячного опыта демократического разброда (с марта по октябрь 1917 г.) отделяли не четыре десятилетия, а семь, в течение которых хранители республикан-ско-демократических традиций, порожденных этим опытом, умерли своей или насильственной смертью, либо эмигрировали и также ушли из жизни. Не было в Советском Союзе и ничего похожего на события в Венгрии 1956 г., в Чехословакии 1968 г., а тем более в Польше начала 1980-х годов, когда «Солидарность» стала школой создания оппозиционных демократических структур.

Из этого вытекали два существенных следствия. Во-первых, «избранники народа», оказавшиеся в органах представительной власти всех уровней волеизъявлением электората, либо не имели опыта парламентской работы вообще, либо имели опыт заседаний в политически недифференцированных и строго управляемых коммунистами Советах, непригодный в условиях демократического реформирования. Отсутствие парламентского опыта у депутатов, избранных от новых организаций и пар-

тий, не играло бы существенной роли, если бы сами эти организации и партии имели наработанные традиции участия в законодательном процессе (как это происходило и происходит в буржуазнодемократических государствах). Но, увы, интеграция публичных политиков посткомму-нис-тических стран в политическую культуру, а вернее в культуру политической деятельности, протекала синхронно с формированием самой этой культуры - новой, олицетворяющей радикальный разрыв со старой. В условиях, когда одновременно и очень резко происходила трансформация базовых отношений собственности, не только исполнительная власть, чиновники получили возможность конвертировать административный ресурс в материальный, но и депутаты Советов, а затем федеральных и местных представительных учреждений быстро оказались в плену представлений о депутатском кресле как символе не столько обязанностей, сколько привилегий, и о политике как средстве удовлетворения личных интересов и амбиций.

Во-вторых, избиратели, голосующие за депутатов, еще не были в полной мере электоратом, т.е. сообществом граждан, имеющих опыт политической партиципации - участия в конкурентной политической борьбе посредством осознанного использования своих избирательных прав. Конфигурация прав и обязанностей кардинально изменилась, и само положение, при котором место старого и единственного политического ориентира заняли десятки новых, требовало приспособления. С известной долей условности и здесь политическое поведение можно уподобить экономическому: как вслепую люди вкладывали свои средства в различные инвестиционные фонды и инструменты рынка, так большей частью без ответственного выбора они отдавали свои голоса тем или иным политикам и партиям.

Это было одним из синдромов процесса демократизации без результирующей демократии. Появились политические свободы, многопартийность и политический плюрализм, новый конституционализм и парламентаризм, - но формально-институциональные изменения не сопровождались соответствующими социально-ролевыми изменениями. Видоизмененные и новые институты не поднялись на высоту той роли, которую они призваны играть в демократическом обществе.

Тем не менее эти изменения отражали перемены в российском обществе и были вехами его развития.

Старый, фиктивный парламентаризм советского типа и новый парламентаризм еще не до конца сформировавшейся постсоветской системы разделяет промежуточный этап 1989-1991 гг., когда советская политическая элита, по ходу инициированной ею же «перестройки», пришла к выводу, что институциональный плюрализм необходим не только в самом обществе (в виде независимых от власти организаций), но и, пусть в ограниченном масштабе, в самих властных структурах. Под флагом возврата к «незамутненному» ленинизму первых месяцев Октябрьской революции, провозглашавшему лозунг «Вся власть Советам», М.С.Горбачёв и его единомышленники добились на XIX конференции КПСС летом 1988 г. принятия резолюции о созыве Съезда народных депутатов (СНД) - органа, аналогичного Всероссийским съездам Советов, которые являлись высшими носителями государственной власти по Конституции РСФСР 1918 г. и были упразднены сталинской Конституцией 1936 г. Само по себе это было существенным шагом на пути демократизации советской системы, в которой (формально) таким высшим носителем был Верховный Совет СССР. Еще более существенным явилось согласие КПСС поделиться своими неформальными, но абсолютными полномочиями законодательной власти - предоставить на выборах делегатов СНД 1/3 всех мест кандидатам от общественных организаций, оставив 2/3 за собой. С учетом того, что общественные организации в условиях еще сохра-нявшейся тогда однопартийности выдвинули немало коммунистов, съезд, собравшийся весной 1989 г., был достаточно управляемым; еще более управляемым был избранный съездом Верховный Совет СССР. Правда вожжи управления находились в руках коммунистов-реформаторов, сторонников Горбачёва.

Съезд народных депутатов РСФСР, собравшийся через год после союзного съезда и просуществовавший до 1993 г., был во многом смоделирован по образцу первого, в результате чего почти 90% его депутатов оказались коммунистами. В.Н.Лысенко справедливо подчеркивает, что его правильнее было бы назвать предпарламентом, представлявшим переходную ступень от советско-партийной системы к парламентской демократии (3). Это тем более верно, что сами народные депутаты 16 декабря 1991 г. провозгласили себя законными наследниками ВС СССР. Xотя только 1/3 съезда составили депутаты от номенклатуры КПСС, среди остальных 2/3 (хозяйственники, интеллигенция, низовые партийные организации) также преобладали члены партии, уже существенно отличавшиеся друг от друга по идейно-политической ориентации.

Несомненно, что возникновение новых структур представительной власти способствовало процессам демократизации государства и общества - был дан импульс созданию новых партий и становлению многопартийности, формированию новой политической элиты, ориентированной на разные интересы и идеологии, изменению массового сознания. В то же время и съезды, и Верховные Советы СССР и России явились очевидным свидетельством того, что демонополизация власти КПСС и снятие политико-идеологических запретов сами по себе не обеспечивали утверждения демократической системы. Появление и расширение возможностей политической партиципации вызвали бурный количественный рост движений и партий при невысоком уровне качественной стороны их деятельности, проявляющейся в ясности программных целей и методов, завоевании широкой социальной базы, организации разветвленных партийных структур (по последнему критерию все они колоссальным образом уступали КПСС). Эти движения и партии, рождаясь, постоянно трансформировались, переименовывались, распадались, соединялись и сливались, в силу чего даже количественная динамика их развития представляла сложную мозаичную картину. Насколько малым весом обладали они, по меркам такой страны как Россия, можно было сколько-нибудь достоверно судить лишь после того, как они в соответствии с законом стали регистрироваться в органах юстиции начиная с 1991 г. Первой в марте этого года была зарегистрирована Демократическая партия России (ДПР), и она же оказалась самой многочисленной из новых политических организаций на тот момент, насчитывая 28 с лишним тыс. членов. Количество членов других партий, зарегистрированных в последующие полтора года, ранжировалось от 115 до 6 тыс. человек (4).

В известной мере «карликовые» партии были зеркалом состояния российского общества - они позволяли составить картину идейно -политического размежевания в обществе, судить о спектре настроений и ожиданий россиян. Но это не имело никакого отношения к работе Съезда народных депутатов РСФСР (а позднее РФ) и Верховного Совета, избранных в 1989 г. на инициированной КПСС согласительной основе, о которой говорилось выше. Сейчас, наблюдая дебаты в Федеральном собрании по поводу принятия тех или иных законов, мы нередко иронизируем по поводу пустых словопрений в полупустом зале заседания. Тогда залы заседания съездов были битком набиты, шла ожесточенная полемика, отражавшая многоголосицу в обществе и столкновение интересов

- однако коэффициент полезного действия этой полемики, напоминавшей митинги за стенами Кремля, не отвечал требованиям эффективного реформирования существовавшего строя. Ни союзная, ни российская представительная власть не смогли обеспечить плавный эволюционный переход от советской системы к постсоветской в политике и экономике. Часть ее представителей всемерно противилась реформам, другая часть стремилась к максимальной и скорейшей радикализации реформ; голоса сторонников поэтапной либерализации не были услышаны. Результатом стали попытка августовского путча 1991 г. и распад СССР.

Ставя вопрос о том, что могут занести в свой актив и пассив съезды народных депутатов и Верховный Совет РСФСР, во многом определившие развитие страны в 1990-е годы, приходится констатировать, что разделить достижения и потери непросто. Если устранение из Конституции РСФСР статьи о руководящей роли КПСС в обществе было бесспорным императивом демократизации, то принятая четырьмя днями раньше (12 июня 1990 г.) Декларация о государственном суверенитете России, с одной стороны, подстегивала политическое реформирование Советского Союза (постольку поскольку она провозглашала принцип разделения властей во имя построения демократического - а не социалистического - правового государства), а с другой стороны, с очевидно -стью подвигла другие республики, входившие в Союз, к обретению собственной суверенности вне рамок СССР (5). Более того, эта же декларация провозгласила верховенство российских законов над общесоюзными, что открыло шлюзы для дальнейшей «войны законов» и усилила сепаратистские тенденции в ряде союзных республик. Апофеозом этой войны стал принятый в октябре 1990 г. закон, предусматривавший ответственность должностных лиц и граждан за соблюдение законов СССР.

Если введение в России поста президентства - не более дискуссионный вопрос, чем предшествовавшее ему введение этого поста в СССР (доводы «за» и «против» примерно одинаковы), то постановления пятого съезда народных депутатов РСФСР от 1 ноября 1991 г., предоставлявшие президенту Б.Н.Ельцину полномочия лично определять направление и темпы экономических реформ, послужили той основой, на которой с начала 1992 г. выстраивалась стратегия «шоковой терапии». Разные представления о характере и скорости реформ вкупе с функциональным и межличностным соперничеством заложили фундамент противоречий между Ельциным и Верховным Советом.

Противостояние президентской и парламентской ветвей власти в России до событий 3-4 октября 1993 г. было контрпродуктивным с точки зрения интересов страны, и ответственность за него несут как Ельцин со своим окружением, так и тогдашние верховносоветские лидеры во главе с Хасбулатовым. Но это противостояние не было бы столь острым и в конечном счете кровопролитным, если бы представительная власть РСФСР и РФ ранее не принимала законодательные акты, вручавшие высшей исполнительной власти прерогативы, напоминавшие о временах правления монархов и генсеков.

По иронии судьбы, кульминация конфликта между Президентом и Верховным Советом достигла апогея - расстрела Белого дома - в то время, когда благодаря работе Конституционного Совещания забрезжила надежда на то, что в новой конституции будут более или менее сбалансированно прописаны права и ответственность обеих ветвей власти. В проекте этой конституции, подготовленном специальной комиссией 1 съезда народных депутатов РФ, предлагалось учреждение Федерального собрания (тогда это понятие было введено впервые). Однако столкнулись две точки зрения на полномочия властей, и хотя в мае 1993 г. концепция Федерального собрания перекочевала в президентский проект новой конституции, подготовленный под руководством С.С.Алексеева и С.М.Шахрая, 21 сентября того же года Ельцин своим указом ликвидировал Съезд народных депутатов и Верховный Совет, взяв на себя инициативу учреждения ФС как двухпалатного парламента, состоящего из Совета Федерации (6) и Государственной думы, пятой по счету в истории России и поэтому нередко обозначаемой латинской цифрой V.

Новая (действующая) Конституция РФ, вынесенная на всенародное обсуждение 10 ноября 1993 г. (7), была одобрена всенародным референдумом 12 декабря того же года большинством голосов в 58,4%. Поскольку в референдуме приняло участие менее 55% населения, социальная база ее поддержки в количественном измерении составила менее трети общего числа избирателей - около 33 млн. человек. Это до сих пор побуждает исследователей сомневаться в ее легитимности (8). Действительно, фактическая социально-политическая легитимность Конституции выглядит более низкой, чем ее юридическая легитимность. Однако нельзя не отметить, что время ее принятия - по горячим следам расстрела Белого дома - было далеко не оптимальным для спокойного и рационального определения россиянами своего отношения к долженствующему быть в России Основному закону. За прошедшие с тех пор десять лет

отношение к Конституции, сложившееся в обществе, предполагает, что она сыграла известную консолидирующую роль (не было повторения ни судьбы Союза Российской Федерацией, ни новых фатальных конфликтов между президентом и парламентом), - но пришла пора вносить в нее радикальные изменения или принимать новый Основной закон.

Федеральное собрание сформировалось одновременно с принятием Конституции, и на его работе сразу же и на длительное время вперед сказались те же обстоятельства, что определили его функции и прерогативы согласно Конституции. Главным из этих обстоятельств был отчетливо президентский уклон государственной власти. С двоевластием, характерным для периода противостояния президентских и представительных структур, Ельцина и Хасбулатова, было покончено, и это, с одной стороны, побуждало вновь избранный депутатский корпус избегать резких антипрезидентских шагов, а с другой стороны, снижало уровень конфликтогенности внутрипарламентских противоречий, побуждая депутатов, по крайней мере на первых порах, стремиться к большему консенсусу. Тот деструктивный потенциал, который нес в себе неограниченный митинговый характер СНД, к началу деятельности Федерального собрания уже исчерпал себя.

Что же отличало Федеральное собрание от предшествовавших ему представительных учреждений СССР и постсоветской России?

Первое важнейшее качественное отличие заключается в том, что нижняя палата, как бы мы ни критиковали практику выдвижения и избрания ее депутатов, является действительно выборным и нормативно представительным органом. Конкурентность кандидатур положила конец советскому безальтернативному выборному механизму, фактически означавшему партийное назначенчество в центре и на местах. В Государственной думе представлены различные партии и общественные силы, и хотя депутаты уже не подотчетны избирателям, как ранее, и не могут быть досрочно отозваны последними (об этом можно, пожалуй, пожалеть), они находятся в фокусе общественного мнения, набирая или теряя очки для себя и своих партий. Кроме того, региональные и социальные интересы уже не совмещаются так тесно, как в работе советских депутатов, получавших территориальные наказы.

Второе важнейшее качественное отличие от советской практики состоит в том, что Федеральное собрание олицетворяет уход в прошлое большевистского принципа «демократического централизма», лежавшего в основе всей партийной и советской деятельности и позволявшего

контролировать сверху всю пирамидальную структуру Советов. Оно, в отличие от Верховных Советов и СНД в СССР, не является вышестоящей инстанцией по отношению к каким бы то ни было нижестоящим инстанциям в системе представительной власти в стране; иными словами, Федеральное собрание не руководит ни органами управления субъектов РФ, ни тем более органами местного самоуправления.

Из второго качественного отличия вытекало и третье: если Верховные Советы и СНД в СССР следили за выполнением ими же принятых законов и постановлений Советами нижестоящих уровней, т.е. выполняли функции исполнительной власти, то Федеральное собрание осуществляет исключительно законодательные функции. Это означает, что оно работает в общемировой парламентской парадигме, соответствующей принципу реального разделения властей, и не претендует на высшую государственную власть. [Конечно, снова следует оговориться, что в СССР лишь формально Верховный Совет обладал такой властью, которая в действительности принадлежала ЦК КПСС.]

Исследователи подчеркивают также, что по Конституции РФ Федеральное собрание не выполняет контрольных функций, которые принадлежат классическим парламентам наряду с законодательными функциями. Но это не означает, что оно вообще лишено контрольных полномочий. К контрольным полномочиям ФС (в лице Государственной думы) относится право решать вопрос о доверии правительству и регулировать направления его деятельности посредством обсуждения и законодательного утверждения годовых федеральных бюджетов (9).

Наконец, немаловажен запрет на совмещение депутатами Государственной думы своих парламентских кресел с другими видами постоянной оплачиваемой работы, кроме образовательной, научной и творческой. Будучи избранными в Государственную думу, они обязаны оставить ранее занимаемые посты вне указанных сфер деятельности. Эта норма не относилась к членам Совета Федерации, поскольку тот с декабря 1995 г. не функционирует, в отличие от ГД, постоянно, а собирается не реже, чем раз в три недели.

В общем и целом V Государственная дума знаменовала переход от советского квазипарламента к парламенту европейского типа, от неструктурированного по политической ангажированности депутатского корпуса к партийно-фракционному, от формально двухпалатного к реально двухпалатному представительно-законодательному органу.

Что касается Совета Федерации, то в его создании с самого начала проявились российский колорит, российская традиция доминирования верховной власти в политической системе страны. Если в отношениях нижней палаты нового парламента с президентом дисбаланс в пользу последнего не был отклонением от мировой практики, в которой наблюдаются и парламентские, и президентские, и парламентско-президентские, и президентско-парламентские системы, то с Советом Федерации дело обстоит иначе. Как известно, двухпалатные парламенты, функционирующие в более чем 60 странах мира (в том числе в 18 из 22 федеративных государств), в подавляющем большинстве случаев выбираются посредством прямых или непрямых (через местные законодательные учреждения) выборов. Среди посткоммунистических стран так формируются сенаты в Польше и Чехии. В ряде случаев используется смешанный принцип - часть сенаторов кооптируется и/или назначается главой государства. И лишь в немногих странах заседателей верхней палаты парламента определяет единолично президент. Новая Россия пошла именно по этому последнему пути, вызвав в памяти монархический Государственный совет, созданный по проекту М.М.Сперанского еще в 1810 г. в качестве высшего законодательного органа при российском императоре и под его контролем. По определению назначаемый главою государства сенат целиком зависит от того, кто его назначает, -что вполне соответствует русской политической традиции.

Таким образом в качестве двухпалатного парламента Федеральное собрание формируется двумя различными методами. Депутаты Государственной думы - 450 человек избираются прямым тайным голосованием; Совет Федерации - 178 человек, по два представителя от каждого субъекта РФ - получают свои мандаты ex officio, будучи избранными населением субъектов на должности председателей соответствующих законодательных органов, президентов (в республиках) или губернаторов (в краях и областях). Указанные принципы формирования Совета Федерации, изложенные в законе «О порядке формирования Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации» от 5 декабря 1995 г., были изменены новым законом с аналогичным названием, принятым 5 августа 2000 г. по инициативе и под сильным нажимом В.В.Путина. Суть нового закона состоит в том, что вместо сверхзагруженных первых региональных лиц в Москве должны постоянно работать представляющие их (и тем самым субъекты РФ) лица, назначаемые региональной испол-

нительной властью и избираемые региональной законодательной властью (10).

Сфера компетенции обеих палат зафиксирована в ст.102 и 103 Конституции 1993 г. Согласно Конституции, к ведению Совета Федерации относятся утверждение изменений границ между субъектами РФ, утверждение указов Президента о введении военного и чрезвычайного положений, решение вопросов об использовании вооруженных сил страны за пределами РФ, назначение выборов Президента РФ, отрешение Президента от должности, назначение на должность и освобождение от должности Генерального прокурора РФ и некоторые другие кадровые вопросы федерального уровня. Государственная дума дает согласие Президенту на назначение председателя правительства РФ, решает вопрос о доверии правительству, назначает на должность и освобождает от нее председателя Центрального банка РФ, а также председателя Счетной палаты, объявляет амнистии; она имеет право выдвижения обвинений против Президента РФ для отрешения его от должности.

По ст.105 Конституции федеральные законы принимаются Государственной думой, а затем направляются на рассмотрение в Совет Федерации, который может одобрить или отклонить их, и в случае одобрения идут на подпись Президенту. Такой механизм принятия законов наделяет СФ своеобразными «фильтрующими» и нивелирующими функциями по отношению к решениям Думы, которая по определению является ристалищем различных интересов, нередко сверх меры политизированных и идеологизированных.

Двухпалатная структура высшего органа представительной власти, бесспорно, наилучшим образом отвечает особенностям Российской Федерации как не только многонациональной страны, но страны, состоящей из почти сотни субъектов Федерации, среди которых есть как образованные по этническому принципу республики, так и области, и края, превышающие по размерам многие европейские государства. При этом российские республики имеют собственные конституции, принятые по ходу и после распада СССР, предусматривающие не только однопалатные (в большинстве случаев), но и двухпалатные парламенты, именуемые по-разному: Государственное собрание Республики Башкортостан, Парламент Кабардино-Балкарской Республики, Законодательное собрание Республики Карелия, Государственное собрание Республики Саха (Якутия). Но даже и в Свердловской области (элита которой одно время мечтала об образовании Уральской республики) Законодательное

собрание состоит из двух палат - низшей, областной думы и верхней, палаты представителей.

Однако не число палат в парламенте и разделение полномочий между ними являются главными критериями его эффективности и роли в обществе. Ключевая проблема с этой точки зрения заключается в балансе между представительно-законодательной и высшей руководящей властью в стране. Именно исходя из этого, в мировой политической науке разграничиваются парламентская и президентская системы правления. Принято считать, что парламентская система характеризуется прежде всего правами парламента направлять и контролировать действия правительства, включая назначение, подотчетность и смену премьер-министра. Роспуск правительства в этой системе является неотчуждаемой прерогативой высшего законодательного органа, которую президент не может оспорить. Напротив, в президентской системе президент формирует кабинет министров или, во всяком случае, назначает лиц для занятия ключевых постов, в первую очередь главу кабинета.

По Конституции Российской Федерации Государственная дума может добиться роспуска правительства, но парадокс ситуации состоит в том, что и Президент может распустить ее. Обе акции имеют ограничения. Так, правительство уходит в отставку, если Дума вынесет ему вотум недоверия дважды на протяжении трех месяцев в первый год после парламентских выборов или за полгода до президентских выборов. Именно в эти сроки Президент не имеет права роспуска Думы и обязан предложить новую кандидатуру главы правительственного кабинета. А вот если в промежутке между этими сроками Государственная дума повторно на протяжении трех месяцев выразит недоверие правительству или трижды отклонит представленную Президентом кандидатуру на пост премьера, он вправе распустить Думу (либо, по своему желанию, предложить другую, компромиссную кандидатуру). Эти сдержки и противовесы призваны поддерживать политическую стабильность, не допускать деструктивного кризиса власти. Однако прерогативы Президента в формировании правительства явно перевешивают парламентские, и практика последних десяти лет свидетельствует, что как Ельцин, так и Путин всегда добивались устраивающих их политиков на руководящих постах в правительстве (11).

О смещении баланса властей в пользу президентской ветви говорит также практическая сложность конституционно допускаемого отрешения Президента от должности. Мало того, что обвинения в адрес

Президента на сей предмет должны относиться к государственной измене или уголовно тяжким преступлениям («уотергейтские» дела в России в счет не идут); выдвинуть такие обвинения могут не менее 1/3 депутатов Думы (т.е. 150 человек), а передача дела в Конституционный суд (который только и вправе установить справедливость обвинений) требует поддержки уже 2/3 депутатского корпуса. Наконец, только после этого Совет Федерации в трехмесячный срок может принять решение об импичменте также при поддержке не менее 2/3 своего состава.

Если Дума, по определению, является потенциальным выразителем гетерогенных, а потому нередко альтернативных и оппозиционных Президенту политических концепций, то Совет Федерации может рассматриваться как преимущественно гомогенный и солидарный с президентской властью орган. Нередко эта солидарность проявляется в несогласии с решениями Думы и стремлении быть «еще большим католиком», чем Президент-Папа. Так, в 1994-1995 гг. Президент отклонил каждый пятый принятый Думой закон, а СФ - каждый четвертый (12).

Важным фактором сильной президентской власти является и то, что Президент РФ издает указы, которые по ст.90 Конституции обязательны для исполнения на всей территории страны. Они касаются по существу всех сторон жизнедеятельности общества и, имея силу прямого действия, более эффективны, чем иные тяжело принимаемые парламентом законы, требующие, как минимум, трехмесячного обсуждения. При этом в Конституции не обозначена их корреляция с другими законодательными актами, иными словами, они могут действовать неограниченное время, невзирая на принятие новых законов. Именно благодаря указам Ельцина был ускорен второй этап программы приватизации в стране, законопроект по которому рассматривался и был принят Думой, но отклонен Советом Федерации (13).

Парламентарии неоднократно предпринимали попытки расширить свои полномочия в решении вопроса о формирования правительства посредством внесения поправок в конституцию. Так, еще в 1995 г. думский Комитет по законодательству выступил с инициативами предоставления Думе прав на утверждение кандидатур не только премьер-министра и его заместителей, но и министров-«силовиков», а также на выражение недоверия отдельным министрам, но обе поправки не набрали нужного количества голосов (14). В первые годы деятельности V Думы оппозиционные партии в парламенте вносили и более радикальные законопроекты (например, об упразднении института президентства),

которые также отклонялись. Эти и аналогичные случаи подчеркивают еще одно преимущество президентской власти в ситуациях конфронтации с законодателями: она всегда может рассчитывать на поддержку поддерживающих ее фракций и раскол парламента - у самого же парламента такого ресурса нет. Однако история сотрудничества/противоборства двух ветвей власти в России знает и примеры решения вопросов в пользу Думы. Превыше всего это относится к тем вопросам, в которых депутаты занимали солидарную позицию пред лицом президентского неодобрения. Сюда относятся, например, законы обязывавшие представителей правительства являться на заседания обеих палат, а также повышавшие и укреплявшие статусные позиции депутатов. Следует, правда, отметить, что у последней категории законов есть четкая «изнанка», обусловленная заинтересованностью Президента в погашении оппозиционной энергии депутатов путем предоставления им по возможности более широких личных привилегий (15).

В общем и целом можно сказать, что сильная президентская власть в России смягчалась и смягчается практикой неформальных консультаций и договоренностей с обеими палатами парламента, региональными властями и правительством. По существу это было современным воплощением давней российской традиции неформальных отношений между политическими институтами и фигурами на всех уровнях власти. В то же время справедливо суждение, что у российского президента мало таких полномочий, которые резко отличали бы его статус от статуса американского и французского президентов; корень проблемы по данной логике не в избытке президентских полномочий, а в слабости парламента. Россия стала не «сверхпрезидентской» , а «недопарламентской» республикой (16).

Добившись движения российского общества в сторону экономической и политической либерализации при обеспечении интересов крупных корпораций, прежде всего естественных монополистов, в экономике и укреплении собственной авторитарной власти в политике, Ельцин мог позволить себе ослабить контроль над законотворческой деятельностью парламента и ограничить собственные законодательные инициативы. Если весной 1994 г. российский бюджет формировался президентскими указами, то уже осенью того же года он стал утверждаться Государственной думой. Если до своего избрания на второй срок Ельцин указным порядком повышал пенсии и зарплаты, устанавливал и отменял льготы, то после 1996 г. эти проблемы регулируются федеральными законами. В

1998 г. он издал только три нормативных указа, имеющих силу закона; Дума приняла 200 законов (17).

В оценке законотворческой (а в известном смысле и политической) роли Думы следует иметь в виду, что непосредственно в ее недрах (фракции, депутатские группы, комитеты) готовятся примерно 60% всех законопроектов. Это гораздо больше, чем в сложившейся общемировой практике, свидетельствующей о преимущественной инициативности национальных правительств в подготовке законов. Данный российский феномен объясняется тремя обстоятельствами: 1) стадией кристаллизации групповых интересов в обществе на переходном этапе, когда эти интересы неизбежно сталкиваются в представительных институтах, принимая форму ангажированных депутатских инициатив; 2) необходимостью самоутверждения парламента в условиях сильной президентской власти; 3) высокой степенью реализации приоритетных задач исполнительной власти через указы президента. Как бы то ни было, этот фактор также должен учитываться при оценке баланса ветвей высшей власти в постсоветской России.

Статистика свидетельствует, что Государственная дума в течение первых пяти лет с начала своей деятельности по новой Конституции РФ (т.е. с 11 января 1994 по конец 1998 г.) приняла более 800 законов, в том числе шесть новых федеральных конституционных законов - о Конституционном суде Российской Федерации, об арбитражных судах в Российской Федерации, о референдуме Российской Федерации, о судебной системе Российской Федерации, об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации, о Правительстве Российской Федерации. Были приняты целиком арбитражный процессуальный, уголовный, уголовно-исполнительный, семейный, водный, лесной, воздушный, градостроительный и бюджетный кодексы РФ, а также первая и вторая части Гражданского кодекса и первая часть Налогового кодекса (18). Более конкретно было принято и вступило в силу около 60 законов в сфере государственного строительства; около 120 - в сфере экономики; около 150 - в социальной сфере; около 140 - в бюджетной, налоговой и финансовой сферах; около 100 - в сфере обороны и безопасности; более 250 - в сфере международных отношений; 15 - в сфере природопользования и охраны окружающей среды (19).

Много это или мало, и правильно ли вообще ставить подобного рода вопросы с целью оценки эффективности парламентаризма? Ответ будет скорее отрицательным, чем утвердительным. Необходимость при-

нятия законов диктуется жизнью - общественными потребностями и политической практикой. Соответственно и польза того или иного закона определяется тем, насколько его выполнение удовлетворяет общественные потребности и стабилизирует политическое развитие государства. Огромную роль в развитии страны еще «перестроечного» периода сыграла отмена Съездом народных депутатов СССР 14 марта 1990 г. знаменитого пункта 6 советской Конституции 1977 г. о руководящей роли КПСС. Сами конституции, России ли, любой ли иной страны, служат важнейшими детерминантами их истории постольку поскольку представляют Основной закон - свод наиглавнейших норм и принципов жизнедеятельности общества; значение конституционных положений было бы неизмеримо меньшим, если бы они принимались в виде отдельных нормативных актов. Активная законотворческая деятельность российского парламента свидетельствует прежде всего об огромном количестве нерешенных проблем в стране и попытках парламентариев внести свою лепту в их решение. Насколько эффективны эти попытки с точки зрения общественной пользы, следует судить по состоянию страны - уровню экономического развития, социальной защищенности и благосостояния населения, наличию и разрешению социальных, политических, этнокультурных противоречий и конфликтов. Вряд ли в современной России найдется человек, который мог бы назвать ее нынешнее состояние сколько-нибудь удовлетворительным.

Суждения как о состоянии российского государства и общества, так и о роли нового парламентаризма в их развитии могут быть полярно противоположными в зависимости от идеологической и политической приверженности опрашиваемых, включая самих парламентариев. Как подчеркивалось выше, институт многопартийности в условиях обретенной политической свободы породил половодье разнообразных политических структур, как правило, не имевших собственной ясной и аутентичной программы, принципиально отличающейся от других. В течение двух лет между крахом августовского путча 1991 г. и первыми свободными общероссийскими выборами на многопартийной основе в Верховном Совете Российской Федерации едва ли не ежемесячно видоизменялся параллелограмм политических сил: возникали новые фракции и блоки, старые меняли названия, лидеры приходили и уходили, депутаты корректировали (порой существенно) свою партийную ориентацию. Вокруг этой парламентской и внепарламентской суеты строились различные прожекты и прогнозы, уязвимые перед лицом социальных и политиче-

ских реалий в такой же степени, в какой складывание новой многопартийности в России не соответствовало классическим канонам эволюции политической культуры обществ западноевропейского типа, где индустриализация, урбанизация и либерально-демократические ценности развивались параллельно.

Электоральная активность политических партий развертывалась на фоне гражданской пассивности россиян на протяжении практически всего времени существования нового российского парламента. Та гражданская активность, которая вспыхивала в моменты наивысшего обострения политических противоречий (в августе 1991 г. и октябре 1993 г.), отражала не столько осознанную партийную ориентацию людей (за исключением части приверженцев КПРФ), сколько их полуинтуитивную глубокую тревогу за будущее страны и свое собственное будущее, не сопровождавшуюся ясным пониманием целей и методов действий. По ходу проведения общероссийских выборок общественного мнения на регулярно задававшийся вопрос, за какую из политических сил будут голосовать опрашиваемые, - 45-47% не могли дать ответа, а еще 25-30% сообщали, что отдадут свои голоса не партиям, а конкретным лицам (20). В 1997-1998 гг., по опросам ВЦИОМ, не более 4% опрошенных считали, что партии «вполне заслуживают доверия», а доля тех, кто целиком или частично отказывал партиям в доверии, выросла с 38 до 60%. Обилие разного рода партий и движений (к 1999 г. их набралось, по данным Министерства юстиции, свыше 75 тыс.) только дезориентировало избирателей (21).

Новый российский парламент избирался на протяжении десятилетия трижды - в 1993, 1995 и 1999 гг. (всегда в декабре). Все выборы проходили по образцу смешанной - мажоритарно-пропорциональной -избирательной системы, в соответствии с которой половина депутатов (225) избирается в одномандатных избирательных округах по мажоритарному принципу - побеждает кандидат, набравший наибольшее число голосов. Вторая половина депутатов избирается по федеральному списку, т.е. как бы по единому федеральному избирательному округу, охватывающему всю Россию. Партии и блоки составляют списки своих кандидатов и получают депутатские места в парламенте пропорционально количеству голосов, набранных ими по стране в целом - но не менее 5% голосов, являющихся барьером для попадания в Государственную думу. Для регистрации списков Центральной избирательной комиссией участ-

вующие в выборах организации должны собрать подписи минимум 100 тыс. избирателей.

На первых выборах, предназначенных сформировать депутатский корпус лишь на два года (этот срок считался переходным, испытательным), своих кандидатов выдвинуло 21 избирательное объединение, но набрать указанное число подписей смогли только 13, а из них лишь 8 преодолели 5%-ный барьер. В общефедеральном избирательном округе (по федеральному списку) сенсационную победу одержала Либерально-демократическая партия России (ЛДПР), набравшая 22,5% голосов и получившая 59 мест в парламенте. Считавшееся фаворитом объединение «Выбор России» набрало 15,4% голосов и получило 40 мест. Соответствующие показатели КПРФ - 12,4% и 32 места. Со значительным отставанием далее шли Аграрная партия России, «Женщины России», «Яблоко», Партия российского единства и согласия (ПРЕС) и Демократическая партия России (ДПР). Однако эта конфигурация меняется, если учесть места, завоеванные представителями партий по одномандатным округам. В итоге места в Думе распределились следующим образом: «Выбор России» - 66 мест, лДпР - 64, КПРФ - 48, АПР - 33, «Яблоко» - 27, «Женщины России» - 22, ПРЕС - 19 мест. Кроме того, в одномандатных округах было избрано 127 независимых кандидатов, образовавших резерв внутрипарламентской фракционной борьбы.

Успех ЛДПР и феномен «проходимости» объединений и партий, которые по существу не имели ни традиций, ни опыта, ни даже отчетливой социальной ниши, воодушевил политическую Россию. Следующие выборы (1995) проходили в обстановке, характеризовавшейся невиданным общенациональным всплеском партийной активности. К этому времени Министерство юстиции зарегистрировало 273 общественные организации, занесшие в свои уставы задачу участия в выборах. Для введения электоральной борьбы в рациональные и поддающиеся регулированию рамки ценз регистрации избирательных объединений был повышен - стало необходимым собрать 200 тыс. подписей в не менее чем 15 субъектах Федерации. Центральная избирательная комиссия зарегистрировала списки 43 партий и блоков, а избирательный барьер преодолели... четыре. На сей раз сенсацию можно было бы усмотреть в сокрушительном поражении сторонников радикальных реформ, которые ранее были представлены «Выбором России», а теперь блоком «Демократический выбор России - Объединенные демократы», не преодолевшим 5%-ный барьер. Но в действительности это было закономерным, поскольку, во-

первых, население уже успело осознанно разочароваться в программе и ходе реформ; во-вторых, внутри демократических сил произошло глубокое размежевание (что, в частности, отразилось и в новом названии объединения); в-третьих, созрела и стала практически воплощаться идея «партии власти», призванной обеспечить прочность позиций президента и правительства, а вместе с ними политическую стабильность в стране. Такой партией стал блок «Наш дом - Россия», получивший в итоге 55 мест в парламенте (45 по федеральному списку и 10 по одномандатным округам). Этот более чем скромный показатель не позволил блоку опередить столь же сенсационного по сравнению с ситуацией 1993 г., но в общем предсказуемого победителя выборов - КПРФ, получившую 157 мест (99 по федеральному списку и 58 по одномандатным округам). Третью позицию заняла ЛДПР - 51 место (50 плюс 1), а последнюю - «Яблоко» - 45 мест (31 плюс 14). Число независимых депутатов снизилось до 77, а 65 мест получили партии и объединения, чьи кандидаты прошли по одномандатным округам.

Столь малое число партий и объединений, представленных в Государственной думе в результате выборов по федеральному списку, в известной мере компенсировалось формированием там депутатских групп из числа тех, кто победил в одномандатных округах. Такими группами стали «Российские регионы», «Народовластие» и Аграрная депутатская группа. Первая из них представляла в наибольшей степени лобби топливных отраслей и компаний; вторая объединила коммунистов и патриотов-государственников левее КПРФ; в третью вошли коммунисты и сторонники АПР.

Результаты выборов 1995 г. свидетельствовали, что параллелограмм политических сил в России начал лишь в очень отдаленной мере напоминать традиционную во второй половине ХХ в. бинарную картину политических сил в Европе, когда в рамках одной системы складываются два главных направления в политике - либерально-демократическое и социал-демократическое, которые представлены программами и целями соответствующих партий. Значение других партий состоит в том, что они оттягивают голоса у первых двух, а в иных ситуациях могут блокироваться с ними. Отличие российской ситуации от европейской в 1995 г. состояло (да и сейчас состоит) в том, что ни социал-демократия, ни либеральная демократия (подлинная либеральная демократия - не путать с ЛДПР) еще не окрепли здесь настолько идеологически и политически, чтобы составить классическую бинарную оппозицию. На российских

политических полюсах располагаются силы, олицетворяющие не два различных (но не антагонистических) варианта будущего, а отвергнутое историей прошлое и малопривлекательное настоящее. Партия прошлого, КПРФ, укрепила свои позиции в 1995 г. именно вследствие малопривле-кательности настоящего для огромного числа россиян - она набрала очки на протестном голосовании, а также на сохранившейся после обвала СССР социальной базе. Поскольку половину этой базы составляло население в возрасте старше 55 лет и только 5% - молодежь от 18 до 24 лет (22), было ясно, что КПРФ ожидает тенденция уменьшения ее электората. Так оно и случилось, а полученная ею в 1995 г. поддержка избирателей пока является рекордной в истории постсоветского парламентаризма.

На выборах 1999 г. компартия снова набрала наибольшее число голосов, но оно оказалось существенно меньше, чем в 1995 г. Коммунисты получили 113 мест в Государственной думе (67 по федеральному списку и 46 в одномандатных округах). Символизирующий власть блок «Единство» (или «Медведь») получил 73 мандата (64 плюс 9), а соперничавшее с ней движение столичного и регионального чиновничества ОВР («Отечество» - «Вся Россия») - 68 (37 плюс 31). 29 мест досталось СПС (Союзу правых сил), 20 - «Яблоку» и 17 - ЛДПР, которая стала теперь называться «Блоком Жириновского» и не сумела победить ни в одном одномандатном округе. Распавшись, канули в Лету многие партии, в том числе ранее представленные в парламенте ПРЕС и ДПР; правда, в известной степени оставленные ими ниши были заняты соответственно депутатской группой «Регионы России» и СПС. Вне фракций в Государственной думе 1999 г. (иначе говоря, в седьмой Думе на протяжении российской истории или постсоветской Думе третьего созыва) оказалось меньше депутатов, чем в предыдущих - 17, в отличие от 35 в 1995 г. и 43 в 1993 г. (23). Следует указать, что мандаты, полученные партиями по итогам выборов, не являются буквальным отражением соотношения сил в Думе, поскольку в ходе думской деятельности депутаты могут не входить во фракции выдвинувших их партий, оставаясь либо вне фракций вообще, либо примыкая к фракциям других партий. В 1999-2000 гг. этот процесс выявил сокращение дистанции между КПРФ и «Единством» (24). Однако внутридумские перемещения не отражают ни реального изменения баланса сил в парламенте, могущего повлиять на его реальный вес в государственных делах, ни существенных политических сдвигов в политической жизни страны. Эти две политические орга-

низации не являлись наиболее ярко выраженными идеологическими антиподами, чье соперничество способно определить вектор развития российского общества. На рубеже веков становилось все яснее, что будущее России формируется не в столкновении разных политических программ, а в открытом и закрытом переговорном процессе высшей государственной власти (президент, правительство) с акторами, обладающими реальной властью в национальной экономике и политике (естественные монополии, промышленные и финансовые «олигархи», армия, МВД и ФСБ), а также в региональной экономике и политике (президенты и губернаторы крупнейших республик и областей). В таком алгоритме развития «партия власти» нужна не как мозговой центр и разработчик политических проектов, выдерживающих конкуренцию с другими проектами, а как олицетворение силы и стабильности высшей исполнительной власти в период парламентских выборов, инструмент перехвата голосов у партий, ставших «традиционными» и вовлечения в избирательный процесс пассивной части населения, а также - после выборов - вязкая парламентская среда, гасящая слишком бурную активность оппозиции.

Можно сказать, что в таком качестве партия власти стала своеобразным идефиксом власти, теряющей популярность в народе. Ее платформа проста - синтез авторитаризма и либерализма. Власть должна быть политически и идеологически единой, по возможности несменяемой, но иметь при этом демократические опоры и атрибуты. Поскольку центром власти мыслится президент, главной целью партии может быть только укрепление его позиций. Идеальным с этой точки зрения было бы соединение двух ветвей власти в амальгаму, формально сохраняющую признаки раздельности, но реально подтверждающую русскую традицию неразделимости государственного управления. Помочь президенту обеспечить максимум массовой поддержки были призваны черномырдинское движение «Наш дом - Россия» в 1995 г. и межрегиональное движение «Единство» в 1999 г. Идеологическую индифферентность и политический прагматизм этих попыток хорошо выразили лидер «Единства» С.Шойгу в краткой формуле «Наше движение - не политическое» и один из видных его членов Е.Наздратенко, тогдашний губернатор Приморского края, в лозунге «Наша идеология - отсутствие всякой идеологии» (25). Это было верно именно в том смысле, что никакой аутентичной политической и идеологической программы у «Единства» было, а прагматической (но бесспорно политической) задачей на тот момент являлось недопущение поддержки избирателями блока «Отечество - Вся

Россия», чей лидер Ю.Лужков замыслил победить на следующих президентских выборах. И еще ярче прагматическая изнанка партийно-блокового строи-тельства проявилась в преодолении конфронтации обоих движений после избрания на пост президента В.Путина и отказа Лужкова от президентских амбиций.

Дальше в лес - больше дров. В руководстве новой пропрезидентской партии «Единая Россия» (ЕР), созданной в конце 2001 г., объединились Лужков, Шойгу, М.Шаймиев, олицетворяющий поддержку национальных регионов страны, глава МВД Б.Грызлов. Эта партия проявляет растущую организационную активность в преддверии парламентских выборов 2003 г., тем более необходимую президентской власти, что социальная поддержка партии в первой половине года снизилась до 19% (по сравнению с 28% в октябре 2002 г.). Поскольку рейтинг Путина в стране, претерпевая некоторые колебания, всегда был гораздо выше, можно сказать, что ЕР пока в большей мере завоевывает свои позиции благодаря имиджу Путина, чем Путин благодаря своей опоре на нее. И поскольку ЕР в большей мере выходит «из шинели» Путина, чем Путин - «из шинели» ЕР, не выдерживает критики утверждение сторонников ЕР, что создание партий власти стало общемировым явлением. Напротив, большинство ведущих политиков мира (за естественным исключением военных) были взращены в лоне далеко неоднородных политических организаций. В российском же варианте «партия власти», повиди-мому призвана поддерживать любого президента, обеспечивающего политическую стабильность, и прежде всего стабильность существующего режима отношений «президент-парламент», «президент-правительство», «президент-общество».

Результаты работы трех постсоветских парламентов (1994-1995, 1996-1999, 2000-2003) также можно оценивать под углом зрения разных критериев. С чисто количественной стороны эти результаты легко назвать впечатляющими - после бесчисленного числа слушаний принято более полутора тысяч федеральных законов. Если использовать качественные критерии, КПД работы Федерального собрания будет иным, хотя, конечно, напряженная законотворческая деятельность в период размытого общественного транзита важна сама по себе.

Одной из наиболее заметных характеристик деятельности Государственной думы стало преобладание политических, а не законотворческих мотивов и целей. Замечено, что в Думе второго созыва около 60% депутатского времени уходило на рассмотрение политических вопросов,

возникавших большей частью вследствие противостояния парламента и президентской власти; Б.Н.Ельцин не подписывал больше 2/3 законов, принятых Думой, а Дума тормозила рассмотрение законопроектов, вносившихся президентом и правительством (26). С точки зрения самих парламентских аналитиков нижняя палата парламента превратилась в настоящую «фабрику» по производству законов, но оставалась бесправной в вопросах контроля над деятельностью правительства и утверждения его главы; опасаясь роспуска, депутаты не раз голосовали за неугодные для думского большинства кандидатуры премьер-министров, а позже демонстративно отмежевывались от принимавшихся правительством решений (27). В Думе третьего созыва уже не было столь конфронтаци-онного отношения к новому президенту, да и сам В.В.Путин стремился найти с думской оппозицией точки соприкосновения, главными из которых стали укрепление российской государственности, усиление международного престижа страны и достижение взаимоприемлемой политической стабильности.

Но ведь «замирение» высшей представительной и высшей государственной властей еще не означает, что власть в целом действует в интересах общества и народа. Всюду в России - и в вертикальном, и в горизонтальном (территориальном) срезах - на передний план вышли и доминируют групповые, корпоративные интересы. В Федеральном собрании они проявляются через активность партийных фракций, депутатских групп и отдельных парламентариев в открытой полемике и кулуарном лоббировании. Эта активность облегчается отсутствием законодательно прописанной ответственности структур и акторов представительной власти за исполняемость принимаемых законов, правительство же по существу не отвечает перед парламентом и обществом за исполнение законов и собственных решений. Как уже говорилось, у российского парламента действенных контрольных функций в отношении правительства по существу нет, а вызовы министров «на ковер» играют роль собеседований, в котором стороны определяют, подтверждают и иногда согласовывают свои позиции.

Исследователи подчеркивают, что многие законы не содержат в себе механизмов своего исполнения, требуют разъяснений и инструкций (что способствует коррупции), противоречат ранее принятым актам и в большинстве своем представляют поправки к ним или их изменения, причем такие поправки иной раз принимаются всего лишь через несколько месяцев после принятия предыдущего закона по данному вопросу (28).

В то же время целые ключевые области жизнедеятельности российского государства и общества выпадают из юрисдикции и поля зрения Государственной думы. Одной из таких областей являются структура РФ и федеративные отношения. Последние по существу регулируются не федеральными законами, а прямыми двусторонними договорами между Центром и субъектами Федерации (на уровне Президента или правительства России и региональной исполнительной власти). До сих пор не изжит окончательно синдром заигрывания центра с отдельными регионами, начало которому положила ельцинская доктрина «берите столько суверенитета, сколько унесете», представлявшая бартер предоставляемых Кремлем привилегий и формального признания верховенства Кремля. И сейчас у парламента нет возможностей влиять на президентские решения в сфере реформирования федеративных отношений в стране. С точки зрения консолидации основ государства и вертикали власти в общероссийских масштабах можно усмотреть рациональный смысл в указе Путина от 13 мая 2000 г. об усложнении структуры Федерации путем создания еще одного ее уровня (семь крупных федеральных округов) ради упрощения управления всей структурой из Москвы - работать с семью своими полномочными представителями президенту легче, чем с 89, тем более, что из них пятеро ранее служили в армии, ФСБ и МВД (29). Но в данном случае суть вопроса не в том, хорош или плох этот указ Путина, а в дальнейшем усилении президентской власти при сохранении ограниченных полномочий представительной власти (30).

Критики российского парламента не упускают возможности подчеркнуть и непрофессионализм (31), и групповую ангажированность депутатов. Известный политолог Е.М.Кожокин, который сам был народным депутатом РСФСР в 1990-1993 гг., делит парламентариев на три категории: 1) меньшинство, действительно занимающееся законотворчеством - тяжелой и непрестижной, чаще всего остающейся «за кадром» работой; 2) тех, кто концентрируется на сугубо политической деятельности, неизбежно (и, по мнению автора оправданно) связанной с разного рода интригами; 3) тех, кто занимается своими личными делами и кому не нужны ни законотворчество, ни черновая политическая работа (32). Можно вполне согласиться с тем, что такая градация характерна для всех парламентов мира. Но ведь и коррупция присуща всем обществам, и исполнительная власть всюду стремится уйти из-под контроля представительной власти. Беда России в том, что неизбежные дефекты и теневые стороны существующих в мире властных механизмов, включая те,

которые признаны наиболее демократическими, представляют не минимальное зло, снижающее общественную пользу государственных институтов (но не подрывающее их эффективность), а мощные коррозирую -щие факторы, определяющие формирование постсоветской политической культуры.

Верно, что с точки зрения постижения институциональной логики и азов профессионализма депутатский корпус не стоял на месте. Какие-то уроки депутаты извлекали со временем, набираясь опыта. И если «в V Думе было немало любителей эпатажа, самодеятельных артистов и просто хулиганов и драчунов... не избежала она и скандальных предпринимателей, людей, которым был нужен депутатский мандат, чтобы укрыться от уголовного кодекса» (33), то сейчас таких персонажей стало поменьше. Но это, пожалуй, все, что можно записать в актив личных характеристик российских парламентариев третьего созыва. Общественное мнение по-прежнему без симпатий, а то и негативно относится к этой категории политиков в целом, не видя в них народных трибунов и защитников интересов достаточно широких социальных слоев и групп (34). Политическими наблюдателями подмечено стремление многих депутатов разменять свои мандаты на весомые посты в исполнительной власти (35).

Есть доля правды в том, что парламент еще не стал восприниматься гражданами России как органичный атрибут той политической системы и политической культуры, в которой они сами должны быть чем-то большим, нежели простые статисты. Поскольку Россия - ребенок в ряду демократий, пишет Г.Сатаров, «со своим парламентом российское общество обращается как ребенок с игрушкой. Поиграв, отбрасывает, а может и сломать» (36). Но не менее верно и то, что незрелый, неполноценный парламентаризм оказывает усугубляющее влияние на политическую пассивность общества. Население России испытывает возрастающее безразличие не только к работе депутатов и Федерального собрания в целом, но к политической деятельности вообще. России далеко до Великобритании и США, где соответственно 20 и 40% граждан состоят и регулярно участвуют в собраниях различных общественных ассоциаций

(37). Лишь 8-10% российских граждан в полной мере доверяют депутатам и положительно оценивают деятельность российского парламента

(38).

Из сказанного ни в коей мере не следует, что парламентаризм в России провалился. Ни в одной стране не может за десять лет быть по-

строен «под ключ» социальный и политический институт, на формирование которого в других странах уходили века. Аксиоматично, что структуры представительной власти кристаллизуются тем медленнее, чем прочнее авторитарные традиции государства. Поскольку авторитарная власть и демократические институты вполне уживаются друг с другом (что доказывает история многих стран Европы, Азии и даже целого континента - Южной Америки), России не следует рассчитывать на скорое преодоление этих традиций. Более того, сохранение потенциала политической, социальной и этнической нестабильности будет диктовать востребованность авторитарной власти (пусть в умеренных формах) еще длительное время. Ценой стабильности неизбежно будут оставаться невоплощенные полностью гражданские права и свободы, невыразительная социальная роль представительных учреждений и их слабая связь с обществом. Не так, как в прошлом, но в ослабленном виде дилемма гармонии свободы и власти, демократии и сильного правительства остается стержнем развития России и в XXI в.

Примечания

1. Из исследовательских работ см., например: Барсенков А. С., Корецкий В.А. Федеральное собрание Российской Федерации. - М., 1997; Боханов А.И. Парламентаризм в России: Вопросы идентификации и гносеологии // Доклады Института российской истории РАН, 1995-1996. - М., 1997; Гомеров Н.Н. Государство и государственная власть. - М., 2002; Горобец В.Д. Парламент Российской Федерации. - М., 1998; Гранкин И. В. Парламент России. - М., 2001; Денисов А. А. Депутатская этика. - М., 1994; Дмитриев Ю.А., Черкашин Е.Ю. Законодательные органы России от Новгородского Веча до Федерального Собрания. - М., 1995; Елисеев Б.П. Система органов государственной власти в современной России. - М., 1997; Казанцев М.Ф. Законодательная деятельность субъектов Российской Федерации. - М., 1998; Любимов А.П. Правовые институты демократии России и стран Европы: Выборы, лоббизм и парламентаризм. - М., 1999; Любимов А.П. Парламентское право России. - М., 20 0 2; Народовластие в России: Очерк истории и современного состояния. - М., 1997; Охотский Е.В. Государственная служба в парламенте: Отечественный и зарубежный опыт. - М., 2002; Парламентское право России. - М., 1999; Представительные учреждения в системе государственного управления России (Начало и конец XX в. Сравнительный анализ). - М., 1995; Психология парламентаризма. - М., 1999; Сименков А.Д. Парламентский контроль за исполнением государственного бюджета. - М., 1998; Сурков Д.Л. Законодательная и исполнительная власть субъектов Российской Федерации:

Сравнительно-правовое исследование. - М., 1999; Технологии власти и управления в современном государстве. - М., 1999; Эффективность государственной власти и управления в современной России. - Ростов н/Д, 1998. См. также работы, указанные в нижеследующих ссылках.

2. Ключевский В.О. Курс русской истории. - М., 1988. - С.358.

3. Лысенко В. Десять лет современного российского парламентаризма: Некоторые итоги и

перспективы // Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. - С.211. Исследователи справедливо указывают, что новый российский парламентаризм складывается в сложных, противоречиво и разновекторно развивающихся политических, экономических и этнонациональных условиях (Охотский Е.В. Государственная служба в парламенте. - М., 2002. - С.32).

4. Аргументы и факты. - М., 1992. - № 24. - С.8.

5. Справедливости ради следует сказать, что и Верховный Совет СССР внес свою сущест-

венную - и по времени опережавшую действия российских властей - лепту в «войну законов» и стимулирование раздела Союза. Я имею в виду принятый им закон от 26 апреля 1990 г. об уравнивании в правах союзных и автономных республик, стимулировавшийся желанием союзных реформаторов привлечь последние на сторону реформ, а в итоге дополнительно спровоцировавший принятие Декларации о независимости России 12 июня 1990 г., которая предотвращала выпадение из Российской Федерации 16 автономных республик.

6. Если Государственная дума брала истоки в политической практике самодержавной Рос-

сии, то Совет Федерации был политическим «новоделом» с одним уточнением: его история начинается с июля 1990 г., когда предложение о его создании было зафиксировано в постановлении Президиума Верховного Совета РСФСР «О Федеративном договоре» (касающемся отношений между субъектами РСФСР и де-юре просуществовавшем только до принятия Конституции РФ 1993 г.). Затем (в январе 1991 г.) вышло специальное постановление этого же органа «О Положении Совета Федерации РСФСР». Правда и функции, и полномочия СФ, прописанные в этих документах, особенно в последнем, были несравненно меньшими, чем зафиксированный в конце 1993 г. в Конституции Российской Федерации.

7. Над проектом конституции первоначально трудились Конституционная комиссия и ра-

бочая комиссия, созданные Ельциным, а затем Конституционное совещание, объединившее более 700 человек на первом этапе и около 600 на втором - народных депутатов, представителей правительства, законодательных и исполнительных органов республик и областей, политических партий, общественных движений, профсоюзов, объединений предпринимателей; на последнем этапе проработкой ключевых статей занимался сам Ельцин.

8. См., например: Авдийский В.И. Феномен власти. - М., 2002. - С.194.

9. См. Овсепян Ж.И. Становление парламентаризма в России. - Ростов-н/Д, 2000. -

С.53-54.

10. Необходимость реформы порядка формирования верхней палаты Федерального собрания была декларирована Путиным в мае 2000 г., вскоре после его инаугурации в качестве нового Президента, с неоспоримым резоном придать работе Совета Федерации постоянный и более профессиональный характер, невозможный в условиях метаний глав субъектов РФ между провинциальными столицами и Москвой, местными и общенациональными делами. Согласно закона от 5 августа 2000 г., представитель президента республики или губернатора назначается ими же и затем утверждается региональным законодательным собранием (либо отклоняется большинством в 2/3 голосов в течение трех недель). Представитель законодательного собрания выдвигается его представителем и избирается депутатами (правда последние, числом не менее 1/3 депутатского корпуса, могут предложить альтернативную кандидатуру). После истечения срока полномочий законодательного собрания этот представитель, как вдова индийского раджи, также теряет свой мандат в Совете Федерации.

Новый закон сначала был встречен членами Совета Федерации в штыки (понятно, что нормативные «наезды» в Москву, с одной стороны, отвлекали их от работы в регионах, а с другой - облегчали поддержание разного рода контактов в ядре политической и экономической власти) и отклонен огромным большинством голосов. Но затем был достигнут компромисс, сохраняющий мандаты действующих членов Совета Федерации до истечения их полномочий как глав исполнительной власти в субъектах РФ. Примерно таким же большинством голосов закон был принят.

11. Можно вспомнить, как в начале 1998 г., когда левое большинство в Думе подвергло острейшей критике первых вице-премьеров, так называемых «молодых реформаторов» А.Чубайса и Б.Немцова, требуя их отставки, Ельцин заявил в интервью агентству «Интерфакс»: «Если Чубайс и Немцов сами удержатся у власти, я всех остальных, которые на них напирают, оттолкну и не позволю до них достронуться» (Известия. - М., 1998. - 6 февраля. - С.1).

12. Парламентаризм в России: Федеральное собрание 1993-1995 гг. V Государственная Дума. Совет Федерации первого созыва. - М., 1996. - С.28.

13. Еще в 1991 г. был принят Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации», который и позволил провести ваучерную приватизацию, породившую гигантского масштаба произвол, коррупцию и мошенничество в распределении и перераспределении государственной и частной собственности. С целью смягчения социально разрушительных последствий первого этапа приватизации был разработан проект закона о поправках к указанному Закону, предусматривавших, в частности, расширение полномочий субъектов Федерации и органов местного самоуправления в приватизации принадлежащей им собственности, расширение

состава покупателей государственного и муниципального имущества, а также ужесточение контроля за прохождением средств, направляемых на приватизацию. Этот законопроект, принятый Думой, был отклонен Советом Федерации, хотя он увеличивал заинтересованность регионов и уменьшал возможности злоупотреблений со стороны Госкомимущества в ходе осуществления приватизации.

14. Дума способна, однако, использовать острые кризисные ситуации общенационального масштаба и добиться кадровых изменений в правительстве при поддержке общественного мнения и СМИ, как это имело место на втором этапе чеченской войны, когда из-за вопиющего непрофессионализма, рассогласования обязанностей и коррумпированности силовых ведомств боевикам Басаева удалось захватить Буденновск. Тогда были сняты со своих постов министр внутренних дел и секретарь Совета Безопасности.

15. Самые яркие примеры - предоставление квартир и дач московским и иногородним депутатам.

16. Шейнис В. Конституция и жизнь // Независимая газета. - М., 1999. - 27 января. -С.8. Существует еще точка зрения, что в России имела место не полновесная парла-ментаризация, а «полупарламентаризация», породившая «полупарламент» (Парламентская демократия и федерализм в России и Германии: Опыт совместного исследования российских и германских ученых. - Москва - Мюнхен - Вюрцбург, 1999. -С.103).

17. Чернышов Ю.Г. Парламент и демократия: История и современность // Роль парламента в демократическом государстве. - Барнаул, 1999. - С.21.

18 Васецкий Н.А., Краснов Ю.К. Парламентаризм в действии: Государственная дума Федерального собрания Российской Федерации в 1994-1998 годах. - М., 1999. - С.14.

19. Там же. - С.15-16.

20. См.: Сегодня. - М, 1993. - 28 ноября. - С.5.

21. См.: Кисовская Н.К. Партийная система и перспективы демократизации в России // Демократия и демократизация на рубеже веков / Отв. ред. Холодковский К.Г. - М., 2000. - С. 149, 153.

22. См. Шнайдер Э. Политическая система Российской Федерации. - М., 2002. - С.240.

23. Там же. - С.241.

24. К примеру, в последней Думе фракцию КПРФ составили не 113, а 90 депутатов; фракцию «Единство» - не 73, а 82 депутата. Фракции ОВР, СПС, «Яблоко» и Блок Жириновского насчитывали соответственно 45, 32, 21 и 17 членов (См.: Шнайдер Э. Указ. соч. - С.241).

25. Кисовская Н.К. Указ. соч. - С. 156, 158.

26. Только в первой половине 1996 г. в комитетах Думы лежали без движения 139 законопроектов, внесенных Ельциным и его правительством (Парламентаризм в России. Федеральное Собрание в 1996-1999 годах. - М., 2000. - С.17).

27. Там же. - С.59-60.

28. Римский В. Парламентаризм в посткоммунистической России: Надежды и разочарования // Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. -С.41.

29. Как в символическом, так и в практическом смысле существенное значение имеет почти полное совпадение границ созданных федеральных округов с границами ранее существовавших военных округов. Несовпадение касается Нижегородской области, которая, входя в Поволжский федеральный округ, относится к Московскому военному округу, а также Калининградской области, которая не входит ни в один военный округ.

30. Еще одной мерой укрепления управляемости регионами стал указ В.В.Путина от 1 сентября 2000 г. о создании Государственного совета, включающего 89 руководителей субъектов Российской Федерации. В образовании этого органа воплотилось желание президента, с одной стороны, в некотором роде компенсировать последним замену их в Совете Федерации постоянными представителями низшего уровня (хотя и назначаемыми ими самими), а с другой стороны, еще более тесно подчинить себе региональных баронов, поскольку председателем Совета является сам президент и вообще данный орган, в соответствии с еще российской монархической традицией имеет лишь совещательные функции. Конечно, попытки придать его работе нормообразующий характер натолкнулись бы на яростное сопротивление Думы.

31. Отмечая недостаточное количество профессионалов в Государственной думе, способных на высоком уровне заниматься законодательной работой, И.В.Гранкин делает вывод о преждевременности отказа от права избирателей отзывать депутатов (Гранкин И.В. Парламент России. - 2-е изд., доп. - М., 2001. - С.75). Огромное большинство нынешних парламентариев имеют за плечами опыт депутатской, управленческой и бюрократической работы в советское время. Больше половины лидеров современных партий были номенклатурными работниками КПСС, Советов, ВЛКСМ, министерств и хозяйственных органов (в президентском окружении число таких выходцев из прошлого составляет 3/4 - см.: Крыштановская О. Финансовая олигархия в России // Известия. - М., 1996. - 10 января. - С.5). Но это опыт людей, профессионально сформировавшихся в условиях монополии единственной партии на власть, незнакомых с полифонической практикой парламентских дебатов и зачастую неприемлющих политический плюрализм.

32. Кожокин Е. О некоторых перспективах парламентаризма // Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. - С.48.

33. Лысенко В. Указ. соч. - С.219. Парируя выпад одного из критиков Думы, что она представляет собой говорильню, В.А.Рыжков восклицал: «Да, но какая говорильня! Это же театр, прекрасный театр, где играют прекрасные актеры!» (Рыжков В.А. Роль Государственной думы в политической жизни современной России // Роль парламента в демократическом государстве. - Барнаул, 1999. - С.26).

34. Социологические опросы в регионах России показывают, что избиратели, устав от демагогии, присущей всем партиям, хотели бы видеть депутатами просто честных и порядочных людей (см., например, Чернышов Ю.Г. Указ. соч. - С. 9).

35. См., например: Третьяков В. Что реального парламентаризм внес в жизнь страны // Парламентаризм и многопартийность в современной России. - М., 2000. - С.23.

36. Сатаров Г. К десятилетию второго рождения российского парламентаризма // Там же. - С.22.

37. Левин И.Б Партийно-политическая система России перед вызовами современности // Демократия и демократизация на рубеже веков / Отв. ред. Холодковский К.Г. - М., 2000. - С. 172.

38. См. Охотский Е.В. Указ. соч. - С.19. Автор справедливо подчеркивает, что в большинстве стран не наблюдается пренебрежительно-снисходительного отношения к государственной службе и находящимся на ней людям, включая делегированных лиц. В том, что такое отношение достаточно широко распространено в России, на наш взгляд, сказываются и вековые отечественные традиции чиновничьего мздоимства, и недостаточное понимание социальной роли чиновничества в условиях развития демократических институтов (причем как гражданами, так и самими чиновниками).

Глава VI

ПАРЛАМЕНТАРИЗМ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ

В РУМЫНИИ

История румынского парламентаризма начинается в середине XIX в. В 1858 г. ведущие европейские державы приняли «Статус развития Парижской конвенции», стратегической целью которого было ослабление турецкого владычества на Балканах. Именно на основе этого документа годом позже произошло объединение княжеств Валахия и Молдова, около 300 лет находившихся в зависимости от Османской империи. Верховным правителем нового государства был избран полковник А.К. Куза. С 1862 г. обьединенное государство стало называться Румынией1.

В 1864 г. «Статус развития Парижской конвенции» утвержден А.К. Кузой в качестве конституционного акта, на основе которого учреждались институты, обеспечивающие функционирование нового государства. Этим документом определялись компетенции верховного правителя и переход от однокамерной парламентской системы, предусмотренной Органическим регламентом 1831 г.2, к системе двухкамерной, при которой законодательная власть принадлежит Верховному правителю, Выборному собранию и сенату. Первый румынский сенат состоял из назначенных сенаторов и сенаторов по праву. Последние включали митрополита, епископов, председателя Кассационного суда и самых старых генералов, находящихся на действительной службе. Другие члены сената назначались верховным

1 При этом восточная часть княжества Молдова (Бессарабия) с 1812 г. находилась в составе Российской империи, значительная часть этнических румын проживала также в Трансильвании и Буковине, входивших в Австро- Венгрию.

2 Органический регламент был введен администрацией генерала П. Киселева, когда в 1828-1836 гг. российская армия была дислоцирована на территории обоих княжеств, противостоя турецкой экспансии.

правителем из высших должностных лиц, а также лиц, годовой доход которых превышал определенную сумму.

Сенат имел такую же законодательную компетенцию, что и Выборное собрание. Любой законопроект (кроме бюджета), проголосованный в Выборном собрании, обсуждался и утверждался в сенате. Бюджет утверждался только Выборным собранием. В компетенцию сената входил также контроль за конституционностью законов. Как и во французской законодательной системе, сенат был органом постоянным, при этом каждые два года 2/3 его членов обновлялись.

В 1866 г. верховная власть перешла к представителю династии Гогенцольнеров принцу Каролю I. В этом же году была принята первая румынская Конституция, а формой правления нового государственного образования стала конституционная монархия1. В 1881 г. Кароль I был коронован и Румыния была обьявлена королевством.

Конституция 1866 г. во многом использовала бельгийскую конституцию 1831 г., которая также предусматривала двухпалатную парламентскую систему. По конституции, кроме сенаторов по праву (наследника престола, митрополита и епископов) остальные члены сената избирались по два от каждого уезда. Однако выборы не были ни прямыми, ни равными. Сенат избирался на восемь лет, каждые четыре года он обновлялся наполовину. В сенат делегировалось по одному члену от университетов в Бухаресте и Яссах. Конституционные статьи дополнялись Избирательным законом 1866 г., который учреждал избирательные коллегии, для выборов в Сенат - по две в каждом уезде, в зависимости от доходов выборщиков. Выборы считались состоявшимися, если кандидат набирал абсолютное большинство голосов участников выборов, и относительное большинство - во втором туре.

Хотя в 1860-1870 гг. молодое румынское государство адаптировало почти все из европейской институциональной законодательной и государственной системы (конституцию, парламент, подотчетное правительство, законодательные акты, университет, академию), реформы носили во многом формальный характер и

1 Полная независимость страны от Османской империи стала возможной только в 1877 г., в результате русско-турецкой войны. При этом России отошла южная Бессарабия, составлявшая до этого часть Румынии.

представляли собой, по выражению виднейшего деятеля культуры того времени Т.Майореску, «форму без содержания».

На протяжении многих десятилетий импульс к глубоким изменениям наталкивался на инерцию традиционализма: натуральное сельское хозяйство, авторитарные формы правления, отсутствие элементов демократии в обществе, закостенелое мышление. Даже в Великой Румынии1 межвоенного периода, которую многие историки сегодня видят в романтическом свете, еще не были заложены прочные основы демократии, хотя в 1918 г. впервые проводились всеобщие выборы, постепенно развивалась многопартийная система, а конституция 1923 г. явилась важным шагом на пути буржуазно -демократических преобразований.

Эта конституция оставляет двухпалатную парламентскую систему и двойственный принцип формирования Сената: по праву и путем выборов, но теперь Сенат избирается на четыре года, будь то члены, избранные путем всеобщего голосования, или выдвинутые местными советами, профессиональными палатами, университетами. Расширен круг представительства сенаторов по праву, куда введены главы различных конфессий и мн. др. Заслуживает внимания, что в эту категорию введены бывшие председатели национальных собраний присоединенных в 1918 г. территорий: Кишинева, Ясс, Черновиц. В отличие от Собрания депутатов, возрастной ценз которого определялся 25 годами, в Сенат имели право быть избранными только лица, достигшие 40-летнего возраста. Кандидаты должны были иметь румынское гражданство, обладать гражданскими и политическими правами, проживать в Румынии.

Процесс государственной централизации и европеизации политической системы осложнялся региональной разнородностью политической и культурной традиций. Если присоединенные к Румынии в 1918 г. Трансильвания и Буковина имели опыт австро-венгерского парламентаризма, то политическая жизнь и весь жизненный уклад Бессарабии - до 1918 г. типичной удаленной губернии самодержавной России - были пронизаны патриархально-феодальным духом (2).

1 В 1918-1940 гг. территория Румынии была самой обширной. В нее вошли бывшие провинции Российской империи (Бессарабия) и Австро-Венгрии (Трансильвания, Буковина), где проживало значительное число румыноговорящего населения.

Именно по этой причине «для ассимиляции новых провинций с многочисленными национальными меньшинствами, а также региональным населением, говорившем на диалектах, румынские правители ориентировались на культурно-воспитательную стратегию, которая привела к интенсивной национальной мобилизации» (25, с. 5). В свою очередь эта стратегия возбудила уже существовавший популистский, националистический дискурс, который постепенно начинал господствовать в политической, социальной, культурной жизни после 1918 г. В конечном итоге это сыграло фатальную роль в трансформации политической системы, хотя в 1927 г. и была запрещена националистическая Железная гвардия, основанная К.З. Кодряну.

В 1938 г. Кароль II, который на протяжении 30-х годов пытался усилить единоличную власть, устанавливает диктатуру. В стране обьявлено чрезвычайное положение и вводится цензура. В марте 1938 г. были распущены все политические партии.

В этом же году принимается новая конституция. Она сохранила принцип формирования сената по праву и путем избрания, но снова ввела категорию сенаторов, назначаемых королем, что явилось шагом назад в сравнении с конституцией 1923 г. Конституция 1938 г. сократила также количество сенаторов по праву. Мандат избранных сенаторов продлевался до девяти лет, но каждые три года треть сенаторов должна была обновляться.

26-28 июня 1940 г. советские войска занимают Бессарабию и Буковину. В этой обстановке в правительство вводятся представители Железной гвардии. После отторжения от Румынии северо-восточной части Трансильвании согласно Венскому диктату (30 августа 1940 г.) в стране проходят манифестации, направленные и против короля. 4 сентября король назначает премьер-министром генерала И.Антонеску, а сам отказывается от трона в пользу сына Михая. 14 сентября Румыния провозглашена национально-легионерским государством, через неделю она вступает в союз с гитлеровской Германией. Легионеры пытаются, но неудачно, совершить переворот. После подавления путча Антонеску формирует правительство из военных. Таким образом, от конституционной монархии и многопартийной буржуазной демократии Румыния приходит к авторитарной диктатуре. В этих условиях парламент уже не функционировал.

Вступление в 1944 г. советских войск на румынскую территорию положило конец диктатуре Антонеску. 2 сентября 1944 г. была снова

провозглашена Конституция 1923 г., которой, однако, не было суждено возвратить страну на путь демократии. Находясь под политическим и военным давлением СССР, Румыния лишилась перспективы буржуазно -демократического развития и оказалась в тисках авторитарной системы сталинского типа. Первые после войны парламентские выборы готовились в обстановке устрашения и подавления. Они состоялись 19 ноября 1946 г. Народно-демократический фронт, ведущее место в котором занимала компартия, получил 79,86% голосов, хотя все западные наблюдатели обращали внимание, что победа на самом деле на 3/4 принадлежала «историческим» партиям: либералам во главе с Брэтиану и представителям Национал-цэрэнистской (крестьянской) партии во главе с Маниу. Король Михай вскоре принужден был отречься от престола.

Главным способом организации новой политической системы было ограничение гражданских прав и свобод при концентрации власти в руках узкого круга лиц, представляющих номенклатурную элиту коммунистической партии. При этом продвижение по карьерной лестнице не в последнюю очередь зависело от прямых директив из Москвы. Под предлогом «обострения классовой борьбы», с помощью политического террора происходила ликвидация старых политических и культурных элит, а также любой оппозиции внутри коммунистической партии.

Одновременно с разрушением ведущих классов и политических структур режим переходил к строительству «народной демократии». В 1948 г. была принята новая конституция, в 1952 - вторая. Обе были скопированы со сталининской конституции 1936 г. Под предлогом ускорения законодательного процесса институт сената был ликвидирован. Парламент - Великое национальное собрание - стал однопалатным. Все парламентские выборы - 1948, 1957, 1961, 1965 гг. -показали более 90% поддержки предложенных выдвинутых кандидатов. Это свидетельствовало о том, что компартия успешно шла по пути концентрации власти.

На первый взгляд внутриполитическая жизнь, руководимая одной тоталитарной партией, приобретала стабильность. После поглощения социал-демократов в феврале 1948 г. и изменения названия на Румынскую рабочую партию число ее членов выросло с 720 000 (1950) до 1 450 000 в 1965 г. Однако внутри правящей элиты (а это несколько десятков человек) борьба за власть не прекращалась до 1957 г. Именно к

этому времени в Румынии полностью сложился авторитарный режим Г.Георгиу-Дежа, хотя кадровая политика пока зависела от Москвы. С выводом советских войск из Румынии в 1958 г. позиции Москвы ослабевают, и Деж берет курс на обособление от СССР.

После неожиданной кончины Георгиу-Дежа в 1965 г. главой партии и государства становится Н.Чаушеску. Ему удается не только удержать систему власти, основы которой заложил его предшественник, но и максимально дистанцироваться от Кремля. Это не изменило роли Великого Национального Собрания. Не только в период советского диктата, но и в условиях прозападного внешнеполитического курса Чаушеску оно лишь номинально было парламентским институтом, своих демократических функций парламент не выполнял, власть бесконтрольно принадлежала руководителю единственной партии.

Уличные манифестации поздней осени 1989 г. завершились в декабре насильственным свержением режима Чаушеску. Вся полнота власти перешла к Фронту национального спасения (ФНС). Политическая программа его руководителей поначалу не была выражена достаточно определенно. Ясно было только, что она отрицала чаушизм и имела социальную направленность. Сам Фронт при этом не был органом легитимным. Он образовался самостийно, на волне протестных выступлений.

Как известно, в Румынии Чаушеску не было ни организованного диссидентства, ни самостоятельных профсоюзов. Правда, еще были живы некоторые политические деятели довоенной Румынии, пережившие лагеря и репрессии, но они были очень стары. Критики режима Чаушеску либо эмигрировали на Запад, либо вынуждены были не высказываться публично. Каждая пишущая машинка была зарегистрирована, все подвергалось жесткой цензуре. Таким образом, внутри страны никаких непосредственных предпосылок для образования демократических политических институтов сразу после 1989 г. не было. Фронт национального спасения, как точно выразился В.Пасти, был «Фронт» без фронта. Он не имел никаких организаций на местах, а представлял лишь группу лиц, захвативших власть под лозунгами демократизации общества. Лидер этого Фронта Ион Илиеску, бывший партийный функционер, в последние годы находившийся в опале из-за критики режима, стал харизматической фигурой, выразившей общенациональную потребность вывести страну из экономического убожества и культурного застоя, покончить с полицейскими методами управления государством.

Однако в первые послереволюционные годы попытки заимствования образцов западных демократий наталкивались на особо труднопреодолимые препятствия. Реальности политической жизни были иными, нежели на Западе, поэтому система функционировала с трудом. Политические преобразования не способствовали экономическим реформам, и их двигателем неизбежно становилась малая правящая элита. Как и в других странах Восточной Европы, руководитель этой элиты ввиду неразвитости политической системы был вынужден обращаться к более или менее скрытым формам авторитаризма. Тем не менее, общество неуклонно продвигалось по пути политических реформ, хотя партии находились еще в зачаточном состоянии и представляли собой скорее группы противостояния новой администрации, также претендующие на власть.

В результате давления оппозиционных лидеров на Илиеску еще до первых парламентских выборов, которые проходили в мае 1990 г., был образован Временный совет национального единства (ВСНЕ) - орган, призванный сыграть роль своеобразного парламента, где различные политические течения могли бы найти взаимопонимание по поводу способа управления государством. Включив в свой состав представителей всех основных политических обьединений, ВСНЕ играл роль амортизатора давления на власть со стороны оппозиции. Посредством ВСНЕ оппозиция, которая для международного сообщества, как считал В.Пасти, обладала большим авторитетом, нежели ФНС, по существу придавала легитимность власти (32).

Создание ВСНЕ, по оценке того же Пасти, оказалось огромной победой Илиеску, ибо было выражением его доктрины «национального единства», вытекавшей из концепции «оригинальной демократии», подразумевавшей способ управления обществом посредством административной технократии, мощной и централизованной. «Ясно, что эта концепция не была сформулирована таким образом, и даже, может быть, Илиеску полностью не осознает этого» (32, с.152).

Тем не менее, в мае 1990 г. состоялись первые президентские и парламентские выборы на основе всеобщего и свободного голосования. Уверенно победив на них, Илиеску стал легитимно избранным руководителем государства.

В декабре 1991 г. после интенсивной работы специалистов и учета мнений различных политических сил была принята новая конституция, призванная легитимизировать и ускорить процесс демократизации. Согласно конституции, парламент в Румынии был объявлен высшим зако-

нодательным органом власти. Учреждались также новые демократические институты, например - Народный адвокат, а также восстанавливались старые, успешно функционировавшие в межвоенный период: Счетная палата, Законодательный совет. Последний является специализированным консультативным органом парламента. Он визирует проекты нормативных актов для их систематизации, унификации и координации в рамках всего законодательства.

Конституция 1991 г. восстановила структуру парламента довоенного периода. Он состоит из двух палат: сената и палаты депутатов, и избирается на четыре года. Этот срок может быть продлен в случае войны или катастрофы. В соответствии с конституцией и избирательным законом № 68/1992 депутаты и сенаторы избираются на основе списков кандидатов, представляющих партии и политические движения. Члены обеих палат выдвигаются от 42 округов. Для избрания в палату депутатов норма представительства - 70 000 жителей, в сенат - 150 000 жителей (40). Для избрания в парламент партии должны были первоначально преодолеть 3%-ный порог, затем с целью уменьшения количества партий в парламенте был установлен 5%-ный порог, а для политических объединений - 10%-ный.

Структура и работа парламента определяются не только конституцией, но и другими нормативными актами - Регламентом Палаты депутатов (принят 23 февраля 1994 г.), Регламентом сената (принят 30 июня 1993 г.) и Регламентом общих заседаний палаты депутатов и сената.

Парламент издает как конституционные законы, так и «органические». Первые направлены на изменение конституции, а вторые определяют законодательную базу избирательной системы, деятельности политических партий, организации правительства, Высшего совета обороны, Верховного совета магистратуры, судебных инстанций, прокуратуры, Счетной палаты, местной администрации, общего режима трудовых соглашений и др. Издание ординарных законов, регулирующих другие социальные отношения кроме парламента, осуществляет правительство, которому делегируются некоторые законотворческие функции. Парламент принимает государственный бюджет, объявляет военное положение, всеобщую или частичную мобилизацию (1).

Работа парламента осуществляется в форме очередных и чрезвычайных сессий. Очередные сессии проводятся два раза в год. Созываются они председателями палат. Чрезвычайные сессии созываются по ини-

циативе президента, постоянных бюро любой из палат или 1/3 сенаторов или депутатов.

Важнейшую роль в работе парламента 90-х годов играли парламентские группы, постоянные бюро и комиссии, которые формировались отдельно в сенате и палате депутатов. Каждая палата избирала свое постоянное бюро. Постоянное бюро палаты депутатов состояло из председателя, четырех заместителей и четырех помощников. Аналогичную структуру имело и постоянное бюро сената, только там - два помощника. Председатель постоянного бюро являлся и председателем палаты. Он избирался тайным голосованием соответствующей палаты на весь срок мандата палаты, другие члены постоянного бюро избирались в начале каждой парламентской сессии.

Парламентские группы отражают политическую конфигурацию парламента. Обычно они включают депутатов, которые выдвигаются от одной партии или политического объединения. Парламентская группа, согласно Регламенту, должна была иметь не менее десяти членов (40).

Парламентские комиссии - это рабочие органы, в которых анализируются проекты законов и законодательных инициатив перед представлением их на обсуждение в палате. В одну комиссию могут входить представители разных партий. В палате депутатов 2000 г. действовали следующие парламентские комиссии:

1) по экономической политике, реформе и приватизации;

2) по бюджету, финансам и банкам;

3) по промышленности и сфере обслуживания;

4) по сельскому и лесному хозяйству, пищевой промышленности и обслуживанию;

5) по правам человека, культам и национальным меньшинствам;

6) по местной администрации, территориальному благоустройству и экологии;

7) по труду и социальной защите;

8) по здравоохранению и семье;

9) по образованию, науке, молодежи и спорту;

10) по культуре, искусству и СМИ;

11) по юридическим вопросам, дисциплине и иммунитету депутатов;

12) по обороне, общественному порядку и национальной безопасности;

13) по внешней политике;

14) по изучению злоупотреблений и коррупции, по жалобам;

15) по регламенту;

16) по информационным технологиям и коммуникации.

В Сенате - 14 комиссий, по тематике они аналогичны.

Важнейшим инструментом взаимодействия законодательной деятельности палат выступает общее заседание обеих палат, на котором решаются наиболее сложные, конфликтные вопросы. Кроме этого функционируют постоянные совместные комиссии обеих палат:

1) по европейской интеграции;

2) по осуществлению парламентского контроля над РСИ (румынская служба информации - служба национальной безопасности).

В парламенте-2000 действует три специальных совместных комиссии:

1) по контролю над выполнением закона 42/1990 об участниках Революции 1989 г. и предоставлении льгот им и родственникам погибших;

2) по осуществлению парламентского контроля над СВИ (служба внешней информации - служба внешней разведки);

3) по выработке проекта решения об изменениях и дополнениях в Регламенте общих заседаний палаты депутатов и сената.

Статус депутата и сенатора определяется регламентами соответствующих палат. Согласно ст. 68 конституции никто не может быть одновременно членом палаты депутатов и сената. Статус депутата и сенатора не совместим также с исполнением каких-либо функций государственной службы, кроме участия в правительстве. В соответствии с конституцией виды несовместимой деятельности устанавливаются органическими законами. Депутат или сенатор, который оказывается в такой ситуации, должен в течение десяти дней оставить должность, не совместимую со статусом парламентария. Если депутат или сенатор слагает с себя парламентские полномочия, то его место занимает следующий по списку партии или политического объединения. Полномочия нового парламентария должны быть письменно подтверждены соответствующей партией или политическим объединением.

Депутаты и сенаторы пользуются парламентским иммунитетом, который гарантирует защиту от уголовного преследования (40).

Конституционные нормы обусловливают в Румынии форму правления, которую можно охарактеризовать как полупрезидентскую. Президентские и парламентские выборы проводятся одновременно. Прези-

дент не может быть членом какой-либо партии, на время своих полномочий он прекращает политическую деятельность. Президент назначает премьер-министра после консультации с победившей парламентской партией, а если таковой не окажется, то с рядом партий. Кандидат должен получить вотум доверия в парламенте по своей программе и составу кабинета министров.

Правительство формируется победившей партией. Ввиду того, что после 1992 г. ни одной партии не удавалось получить преобладающего большинства в парламенте, использовалась практика правительственных коалиций.

В соответствии со ст.112 конституции палата депутатов и сенат на общем заседании могут отозвать действующее правительство, приняв вотум недоверия большинством голосов. Сам же вотум недоверия может быть инициирован 1/2 от общего числа депутатов (12).

После консультаций с председателями палат и лидерами парламентских групп президент может распустить парламент, если тот не принял вотум доверия при формировании правительства в течение 60 дней, но только после двух голосований. В течение одного года парламент может быть распущен один раз. Парламент не может быть распущен, если остается менее шести месяцев до конца его полномочий, а также при объявлении чрезвычайного положения. За время, прошедшее после 1990 г., в Румынии не было прецедента роспуска парламента.

Как уже отмечалось, первые после свержения режима Чаушеску парламентские и президентские выборы состоялись в мае 1990 г., а безусловную победу на этих выборах одержал Ион Илиеску и возглавляемый им Фронт национального спасения, общественно-политическая организация, взявшая на себя ответственность за демократизацию румынского общества. Одновременно с этим в стране проходил бурный рост всевозможных партий и объединений, многие из которых были оппозиционно настроены к Фронту национального спасения.

Сразу после падения режима Чаушеску возродились «исторические» партии, игравшие ведущую роль в политической жизни страны в довоенный период: Национал-цэрэнистская (крестьянская) христиан-ско-демократическая партия, Национал-либеральная партия, Социал-демократическая партия. Однако в тот период оппозиция еще была очень слаба, поэтому на следующих президентских и парламентских выборах в 1992 г. без труда победили Илиеску и поддерживавший его Демократический фронт национального спасения, который образовался в

апреле 1992 г. в результате раскола ФНС. После вхождения в ДФНС в июле 1993 г. нескольких небольших партий: Республиканской партии, Кооперативной партии, Социалистической демократической партии, он преобразуется в Партию социальной демократии Румынии (ПСДР). До 1996 г. она будет ведущей парламентской партией. Другая часть ФНС во главе с ушедшим в отставку премьером В.Романом образует в 1992 г. Демократическую партию. Она выступает за более радикальные реформы в экономике, но ее платформа не нашла понимания у массового избирателя.

В то же время устойчивую поддержку в обществе получили политические объединения националистического толка. Хотя национал-коммунистический режим Чаушеску ассоциировался с нищетой и моральным унижением, дальнейшее падение жизненного уровня из-за неудач в социально-экономической и политической перестройке рождало иллюзии, что с уходом национал-коммунизма Румыния потеряла всякую надежду на возрождение. Наиболее радикальное из этих обьединений -Партия Великая Румыния - прошла в 1992 г. в парламент, несмотря на одиозно скандальное поведение своего лидера К.В.Тудора, и даже была приглашена в коалицию фракцией правящей ПСДР, которая прагматически учитывала, что за ПВР стоит значительная часть электората. Этот факт затем постоянно использовался противниками Илиеску в качестве главного доказательства его скрытых националистических симпатий.

Особенностью румынской политической системы является то, что в стране функционирует значительная по величине и политическому влиянию партия, образованная по национальному признаку: Демократический союз венгров Румынии. Он представляет в основном венгров, проживающих в Трансильвании - это около 20% населения данной исторической области и около 7% - всего населения Румынии. ДСВР постоянно проходит в парламент. Согласно избирательному закону, отдельную квоту для прохождения в парламент имеют и другие нациналь-ные меньшинства, идущие по общему списку.

В 1996 г. после нескольких лет оппозиционной деятельности большинство в парламенте получил альянс партий право-либерального толка (Демократическая конвенция Румынии), а их представитель Эмиль Константинеску становится президентом. Эта победа далась нелегко. Константинеску победил Иона Илиеску во втором туре с небольшим перевесом. Право-либеральные аналитики постоянно упрекали

Илиеску в скрытых коммунистических и российских симпатиях, которые и являлись якобы главной причиной медленного темпа реформ, приведшего к снижению жизненного уровня населения, резкое социальное расслоение, упадок основных областей народного хозяйства (29, 32, 33).

Тем не менее, Партия социальной демократии, отцом-основателем которой был Илиеску, сохранила за собой значительное число мест в парламенте (22%). Социал-демократические взгляды левоцентристского толка, которые выражала программа этой партии, по-прежнему привлекали большую часть румынского электората.

Ведущая роль в Демократической конвенции принадлежала На-ционал-цэрэнистской христианско-демократической партии (НЦХДП). Ее главным партнером стала Национал-либеральная партия. Однако этого оказалось недостаточно ни для образования устойчивого правительства, ни для твердого большинства в парламенте, необходимого для принятия законов и важных политических решений. Поэтому было образовано коалиционное правительство. В нем приняли участие представители Демократического альянса, в котором основное место принадлежало Демократической партии во главе с Петру Романом, а также партии Демократический союз венгров Румынии. Партия Великая Румыния не участвовала в праволиберальной коалиции, но по-прежнему сохраняла свои позиции в парламенте, а ее лидер К.В. Тудор продолжал будоражить общественное мнение своими экстравагантными выходками и высказываниями. Была даже сделана безуспешная попытка лишить его парламентских полномочий.

1996 год был годом больших ожиданий для либерально настроенной общественности. Казалось, что приход к власти правой оппозиции сдвинет с мертвой точки буксовавшие реформы, жизненный уровень населения начнет, наконец, повышаться, оживится парламентская деятельность, правительство, используя свои полномочия, уже не будет колебаться. Однако противоречия между партнерами коалиции, а также внутри самой Демократической конвенции так и не позволили создать на протяжении четырех лет эффективное и жизнеспособное правительство. Кабинеты сменялись один за другим, что к тому же сопровождалось многочисленными политическими скандалами, обвинениями в продажности и коррупции. Политическая элита не смогла прийти в течение этого времени к консенсусу относительно четко сформулированного курса реформ. Экономика продолжала балансировать на грани срыва, что давало основания для неутешительных прогнозов. Цели внешней политики, о

которых говорил Константинеску при вступлении в должность, также не были достигнуты. Присоединение Румынии к НАТО отодвигалось на неопределенное время, среди самых последних, уже после окончания президентских полномочий Константинеску, Румыния была включена в переговорный процесс для вступления в Европейский союз.

Важнейшим инструментом для решения как внутренних социально-экономических проблем, так и внешнеполитических задач должна была стать парламентская деятельность. Однако медлительность и неэффективность работы румынского парламента вызывали беспокойство и неудовлетворенность. Это вело к компрометации в глазах общественного мнения самой идеи парламентаризма, что усиливало ностальгию определенной части населения по авторитарному режиму и способствовало усилению националистических настроений.

Согласно данным опроса, проводившегося Центром социологии городской и региональной среды в 1997 г., 59% румынских граждан плохо или очень плохо оценивали деятельность румынского парламента и только 34% давали положительную оценку (41, с.48). Чтобы восполнить пробелы из-за медленной работы парламента, а также предотвратить нежелательные сюрпризы, правительство вынуждено было брать на себя ответственность, издавая целые пакеты указов и срочные постановления, касающиеся реформ, которые должны были лишь утверждаться палатами парламента.

Как отмечал в 1997 г. С.Цэра, «реформа может быть окончательно скомпрометирована, если темп работы парламентариев не усилится, ибо реформа не может быть результатом чрезвычайных указов» (там же). Учитывая, что к тому же и правительства не представляли собой сплоченных команд, трудно было ожидать каких-то согласованных действий по выведению румынской экономики из кризисного состояния.

Накануне парламентских выборов 2000 г., продолжалось снижение доверия граждан к государственным институтам в целом, но наименьшим доверием пользовался парламент: согласно данным, приведенным в статье С.Акима, 88% опрошенных мало либо очень мало доверяли парламенту (3).

Работу румынского парламента созыва 1996 г. некоторые аналитики оценивали как парламентский хаос, основы которого были заложены еще Конституцией 1991 г., содержащей некоторые черты авторитаризма и тоталитаризма. Самой опасной, с этой точки зрения, является статья, которая предоставляет законодательные прерогативы прави-

тельству, что является слепым и неполным копированием французской модели. Если правительство злоупотребляет своими законодательными компетенциями, как это происходит в Румынии, можно легко нарушить конституционное равновесие и привести страну к «просвещенному деспотизму». Именно это характеризует страны третьего мира и значительную часть постсоветского пространства (18).

Причины кризисного состояния румынского парламентаризма 90-х годов крылись и в системе процедур парламентской деятельности, которая регламентировалась нормативными актами. Конституция в статьях 73-79 определяет, что такое законодательная процедура, а ее детали описаны в регламентах.

Регламент палаты депутатов в статье 86 предусматривал, что законодательные проекты обсуждаются постатейно вместе с изменениями, предлагаемыми соответствующими комиссиями, которые предварительно анализируют документ. Таким образом, процедура превращалась в неэффективную и длительную работу, ибо каждый депутат имел возможность формулировать свое мнение по любому пункту, хотя документ уже обсуждался в рамках специальной комиссии. Неудивительно, что многие из замечаний депутатов-неспециалистов в данной области зачастую были нереалистичными. Ситуацию усугубляла статья 97, которая допускала устные замечания по редактированию текстов. Еще более усложняли процедуру статьи 96 и 97, которые допускали обсуждение поправок, внесенных комиссиями. Все это открывало дорогу непрофессионализму и закулисным играм.

Подобными недостатками страдал и регламент сената. В случае, когда палаты парламента представляли разные редакции одного и того же законопроекта или законодательной инициативы, создавалась согласительная комиссия, состоящая из равного числа депутатов и сенаторов. Эта комиссия составляла доклад, который должен быть принят обеими палатами. Если комиссия не приходила к соглашению или ее доклад отвергался одной из палат, оба текста могли обсуждаться на общем заседании обеих палат. Длительность и неповоротливость законодательной процедуры ставила перед румынскими законодателями задачу изучения опыта других стран.

Законодательная процедура румынского парламента была скопирована с французской модели (как считали ее критики, в силу традиционной в последние полтора века для Румынии франко-фонии). В то же время конституция 1923 г., которую некоторые специалисты считают

самой совершенной румынской конституцией, составлялась под влиянием бельгийского опыта, впрочем, как и конституция 1866 г.

Французская модель является централистской по определению и традиции. Этот законотворческий стиль прекрасно сочетается с характером «президентской монархии» и атмосферой «демократического цезаризма» в политической жизни Франции. Румыния же, полагали некоторые эксперты, после 50 лет чрезмерного централизма должна ориентироваться на более эффективные и гибкие политические системы.

Характерной чертой парламентской деятельности 90-х годов являлось то, что мнение специалистов при принятии решений зачастую не учитывалось. Так, многие проекты законов, профессионально составленные Законодательным советом, полностью отвергались парламентскими комиссиями, «ибо многие депутаты считают, что представительская функция, которой они обладают, дает им право на абсолютную истину» (27, № 73-74, с.55).

Отсутствие закона о государственной деятельности сдерживало совершенствование профессионализма парламентариев, их деятельность зачастую характеризовалась политической продажностью и была направлена лишь на собственное обогащение. Однако негативные аспекты проистекали не только по вине парламентариев как отдельных личностей, но и вследствие тяжеловесности, неэффективности самой организации этой работы. В отличие от ряда других стран в Румынии эксперты работают не с отдельными депутатами, а при парламентских группах, что, по мнению румынских аналитиков, является существенным недостатком.

Положение усугублялось тем, что кандидаты в парламент в основном избирались по партийными спискам, причем в обе палаты. Это вело к снижению ответственности перед избирателями, благоприятствуя «парламентскому коллективизму, что очень напоминает стиль работы Великого Национального Собрания Румынии до 1989 г.» (27, № 73-74, с.55). Выдвижение кандидатов по партийным спискам способствует продажности и политиканству в «типично балканской манере», ибо руководство партий имеет возможность продвигать в избирательные списки кандидатов по своему усмотрению (27, 32). Поименное голосование, писали аналитики, заставило бы депутатов осознать, что они являются представителями избирателей, а не «дисциплинированными солдатами партий» (27, № 73-74, с.58).

Избиратель при выдвижении кандидатов по партийным спискам почти лишен возможности контроля за их личной деятельностью после выборов. Отсутствует эффективная связь депутатов с избирательными округами, которые их выдвинули. Момент истины наступает только в период выборов. В другое время большинство румынских избирателей не чувствуют себя активными действующими лицами политического театра. Это снижает до минимума ответственность парламентариев перед электоратом (20).

Вместе с тем, изучение конкретных данных последних избирательных кампаний показывает, что значительная часть парламентариев, получивших мандаты и в 1996, и в 2000 гг., избирались в тех же самых округах. Это предоставляло вполне реальную возможность контроля над их деятельностью со стороны избирателей и являлось весомым контраргументом против острой критики в адрес партий, предлагающих кандидатов, деятельность которых на местах якобы трудно контролировать. Число кандидатов, сменивших округа, против ожидания очень мало. Как правило, они являются «импортированными» из других партий.

Отсюда следует вывод, что на самом деле румынский избиратель не всегда пользуется правом контроля в момент голосования, он также не привык и не имеет навыков контроля за деятельностью своих избранников в период между выборами. В стране еще не сложилось реально функционирующее гражданское общество с его традициями самостоятельных общественных организаций. «В Румынии, - отмечала А.Мунджиу, - никогда и не существовала традиция добровольных ассоциаций ее граждан» (29, с.117). К тому же, как доказывают социологические опросы, значительная часть электората - люди неподготовленные, не имеющие ясных политических воззрений. В своем выборе они зачастую полагаются на мнение узкого круга друзей, соседей, родственников. Они пассивны и несамостоятельны, следовательно легко поддаются политической демагогии.

Известный публицист и политолог Х.Р.Потапиевич писал, что румынское общество, выйдя из периода террора и уничтожения 1948-1964 гг., стало представлять собой радикально деструктурированное в социальном, политическом и экономическом отношении население. Психологически запуганное, оно было готово принять любую форму. Задачей Чаушеску было придать этому населению, ищущему любое убежище, форму, угодную режиму. «После 1971 г. были созданы условия для нового общественного договора, к которому румынское население присоеди-

нилось как будто целиком... Самым пагубным последствием этого было превращение всего населения страны в клиентов и паразитов всемогущего и всесильного Государства. В 80е годы новое румынское общество -продукт во многом успешной социальной инженерии - представляло плачевный образ народа, страдающего как от материального, так и морального убожества, отлично выдрессированного в социальном плане, с несколькими идеологическими рефлексами, жестко обусловленными коллективной психологией» (34, с. 100). Это был антипод гражданского общества.

К тому же, если согласиться с мнением, что главным требованием для гражданина является уровень грамотности, то о каких традициях гражданского общества в Румынии можно говорить, если в начале ХХ в. 82% крестьян, составлявших массу румынского населения, были неграмотными. В 1945 г. эта цифра, правда, снизилась до 50% (30). Но и сегодня, в условиях почти 100%-ной грамотности, уровень жизни и культуры в сельских районах крайне низок, а население городов по-преимуществу составляют выходцы из села - продукт недавней социалистической индустриализации.

Интерес выборщиков является фундаментом для осуществления политического контроля над избранниками. Если он слаб или декларативен, то политическая ответственность парламентариев тоже минимальна. «Ведь демократия не рождает ангелов для ответственных постов, она лишь предоставляет выборщикам возможность осуществлять контроль над теми, кто принимает решения» (20).

Однако в Румынии ответственность парламентариев перед избирателями вторична по сравнению с их озабоченностью занять как можно более высокое место в партийном избирательном списке, что ставит их в полную зависимость от лидера партии, а отнюдь не от избирателей. К тому же независимо от политической ориентации парламентарии с самого начала стали объединяться в одну политическую элиту, которой прежде всего важно сохранить власть и личные привилегии, на что указывают голосования в парламенте по вопросам, касающимся их жизнеобеспечения (24) .

Негативным фактором, препятствующим утверждению демократических принципов в румынском парламентаризме и повышению ответственности депутатов перед избирателями, по мнению некоторых авторов, является также то, что члены обеих палат избираются одновременно и на один и тот же срок (четыре года) по параллельным пар-

тийным спискам, что среди прочего способствует распространению популизма в политическом дискурсе (27).

Результаты президентских и парламентских выборов 2000 г. показали, что избиратели полностью отказали в доверии праволиберальному курсу в его отечественном варианте. К власти снова приходит Ион Илие-ску. Партия социальной демократии Румынии из парламентской оппозиции возвращается на арену политической жизни как самая влиятельная партия социал-демократической направленности лево-центристского толка. ПДСР шла на парламентские выборы общим списком с двумя небольшими партиями социал-демократической направленности: Румынской социал-демократической партией и Гуманистической партией Румынии. В результате выборов 2000 г. Демократическая конвенция Румынии и ее ядро, Национал-цэрэнистская христианско-демократическая партия, покидают парламент и приобретают статус непарламентской оппозиции. Бывшие партнеры НЦХДП по правительственной коалиции Демократическая партия и Национал-либеральная партия участвуют в выборах отдельно и проходят в парламент, получив около 9% голосов каждая.

Политическая конфигурация румынского парламента-2000 отражает не только крах право-либеральной политики, но и неожиданно мощную для большинства аналитиков поддержку националистической идеологии в обществе. К.В.Тудор, глава националистической Партии Великая Румыния, к удивлению либеральной интеллигенции и зарубежных наблюдателей, получил 28,34% голосов избирателей и вышел во второй тур президентских выборов вместе с Илиеску. Его партия по итогам парламентских выборов заняла второе место после Партии социальной демократии Румынии как в палате депутатов, так и в сенате.

Уже накануне выборов 2000 г. социологические опросы показывали резкий скачок симпатий к Тудору и его партии. Однако действительность превзошла все прогнозы. Тогда накануне второго тура президентских выборов Партия социальной демократии Румынии, уже получив около 45% голосов в парламенте, призвала демократически ориентированные партии подписать Меморандум о совместной деятельности против угрозы крайнего национализма. Меморандум, однако, подписан не был. Тудор, правда, несмотря на всю демагогию, не улучшил результаты первого тура.

Выборы 2000 г. вызвали сильную реструктуризацию всей политической системы. Румыния за 1996-2000 гг. прошла путь от биполярной

системы, при которой две большие партии могли бы править альтернативно путем привлечения ключевых союзников, к системе с громадной единой партией (ПСДР), вынужденной править в меньшинстве. Эта политическая система, как полагали эксперты, нестабильна. Она должна изменяться и вести за собой внутреннюю реструктуризацию политических партий, в первую очередь парламентских.

Общество потеряло веру в способность праволиберального руководства проводить экономические и политические реформы в пользу простых граждан. Теперь раздавались голоса, что правые возможно вообще покинут сцену политической жизни (22).

Подъем партии Великая Румыния, писал В. Бабюк, был хотя и «потрясающим, но конъюнктурным» (5). Он явился результатом не столько деятельности самой ПВР, «сколько невольным следствием политического разложения Демократической конвенции Румынии и отсутствия ясной политической альтернативы у населения» (5).

Однако нельзя недооценивать опасность избирательного успеха экстремистского движения неонацистского толка, использующего демагогию националкоммунизма Чаушеску. Социальный пессимизм, на фоне которого проходили выборы, повлиял на их характер и разрушил иллюзии, что демократия победила в Румынии окончательно.

Проблема экстремистских тенденций в румынской политике не сводится к определенным политическим движениям, хотя в данном случае свою роль сыграла и умелая демагогия Тудора. Наличие ксенофобских, националистических, даже расистских тенденций, имеющихся в общественном сознании, при острой социальной неудовлетворенности может блокировать процесс демократической трансформации. К тому же, как мы видели, Румыния в межвоенный период уже пережила опыт организации таких движений, что небезразлично для исторической памяти. Выборы - 2000, писал К. Пырвулеску, показали неустойчивость, если не структурный кризис демократического здания, они также явились экзаменом этапа стабилизации демократической политической системы (35).

Расстановка политических сил в румынском парламенте-2000 выглядит следующим образом:

Палата депутатов Сенат

Партия социальной демократии Румы- 155 44,93% 65 46,43%

нии

Партия «Великая Румыния» Демократическая партия Национал- либеральная партия Демократический союз венгров Румынии

Нацменьшинства (кроме венгров)

84 24,35% 37

31 8,99% 13

30 8,70% 13

27 7,83% 12

26,43% 9,29% 9,29% 8,57%

18 5,22%

В соответствии с этим образованы и парламентские группы (4).

Группа нацменьшинств представляет 19 этнических общин и культурных ассоциаций немцев, македонцев, хорватов, русских, липован, евреев, армян, цыган, болгар, турок, чехов, словаков, татар, греков, итальянцев, украинцев, поляков, сербов.

Несмотря на то, что ПСДР оказалась в парламенте в преобладающем большинстве, она, как видно из таблицы, не получила большинства, необходимого для принятия законов, и нуждалась в союзниках. Положение усугубилось тем, что все другие партии (за исключением ПВР) считают себя право-либеральными. Тем не менее, ПСДР удалось подписать протоколы о сотрудничестве с Демократическим союзом венгров Румынии и Национал-либеральной партией. Договоренности эти были весьма хрупкие, ибо, как отмечалось в печати, союзники - неестественные.

Действительно, уже в апреле 2001 г. Национал-либеральная партия выступила против принятия бюджета и фактически отказалась от своих обязательств перед ПСДР. Бюджет был принят только потому, что его поддержала Партия «Великая Румыния», оказавшись в парадоксальном союзе с Демократическим союзом венгров Румынии и ПСДР. Чтобы пресечь возможные кривотолки относительно такого сотрудничества в будущем, председатель ПСДР А.Нэстасе (он же премьер) заявил, что в случае потери парламентского большинства Партия социальной демократии Румынии ни в коем случае не пойдет на альянс с Партией «Великая Румыния», а предпочтет этому внеочередные выборы. Вместе с тем, признал он, руководство ПСДР озабочено, что в условиях, когда единственным партнером остается Демократический союз венгров Румынии, придется идти на очень большие уступки ему (15). В конце 2001 г. Национал-либеральная партия выступила с официальным заявлением о том, что переходит в оппозицию.

Сложившаяся ситуация была небезболезненной для ПСДР. При принятии органических законов и особенно изменений в Конституции

она не могла использовать голоса только ДСВР и ПВР. Ведь взаимоотношения с венграми легко разрушить из-за проблем венгерского университета1, которого добиваются венгры. Для сохранения взаимопонимания с ДСВР Партия социальной демократии Румынии возможно придется пойти на компромиссы, немыслимые в предыдущие шесть-семь лет, но при этом она рискует потерять голоса более националистической части электората. В то же время, какими бы тесными ни были связи с ПВР, Партия социальной демократии Румынии уже не могла пойти на видимый альянс с теми, кто мог нанести вред ее пока еще чистой репутации, репутации европейской партии. «Братство с дьяволом» непростительно. ПСДР, предполагали аналитики, вынуждена будет использовать голоса то тех, то других, сохраняя свою стабильность (9).

Оценивая изменения в расстановке политических сил в парламенте весной 2001 г., румынские наблюдатели делали вывод: парламентские группы НЛП и ДП, несмотря на противоречия, могут прийти к соглашению о создании реальной и конструктивной оппозиции (9,13). Национал-либеральная партия, писал Р. Чобан, потеряла в имидже из-за своего двойственного статуса: ни полностью у власти, ни в оппозиции. Действуя поодиночке, ни НЛП, ни ДП не могут достичь желаемого результата. Они рядом, но вежливо игнорируют друг друга. Тем не менее, политическая сцена становится более упорядоченной. «При возвращении НЛП на скамью оппозиции демаркационная линия между ней и властью обретет контуры», - полагает Р.Чобан (9). Однако внутри Национал-либеральной партии отношение к ДП оставалось неоднозначным. Как настаивал В. Бабюк, Демократическая партия не может быть союзником или перспективным партнером НЛП, ибо последняя по сути является

1 После Второй мировой войны Ялтинские соглашения подтвердили права Румынии на Трансильванию, административно она конституировалась как Венгерская автономная область. В 1959 г. эта административная единица была ликвидирована. Одновременно Клужский государственный университет потерял статус венгерского национального учебного заведения. Хотя ДСВР является той силой в румынском парламенте, от которой порой зависит решение вопросов государственной важности, ей не удается практически исполнить главное требование, которое выдвигает венгерская общность перед румынским правительством - воссоздание Государственного венгерского университета. Правда, парламент прошлого созыва под давлением ДСВР принял решение о его восстановлении. В настоящее время в Клужском университете ведется преподавание на двух языках - румынском и венгерском, что отвечает официальной концепции «многокультурности».

партией социал-демократической направленности и конкурентом ПСДР по привлечению левого электората (5).

После того, как НЛП денонсировала прототол о сотрудничестве с Партией социальной демократии Румынии, группа ПСДР-ДСВР имела 77 голосов в Сенате, где простое большинство - 71, и 187 голосов в Палате депутатов, где простое большинство - 173. К голосам группы ПСДР-ДСВР также следует прибавить 18 голосов группы нацменьшинств.

16 июня 2001 г. ПСДР обьявила о своем слиянии с Румынской социал-демократической партией. РСДП была партией небольшой, но считалась преемницей СДПР межвоенного периода, партией парламентской и имевшей определенное влияние на политическую жизнь того времени. Под угрозой репрессий в 1948 г. СДПР приняла решение о своем слиянии с коммунистической партией, что, однако, не спасло ее руководителей от преследований. В начале 1990 г. бывший секретарь РСДП А.Димитриу инициировал восстановление партии, которая и была зарегистрирована уже в январе того же года. После своей реконструкции РСДП стала членом Социалистического интернационала и Европейской социалистической партии. В результате слияния ПСДР и РСДП возникла партия, которая получила название социал-демократическая партия, что отвечало программе ПДСР и ее стремлению выглядеть респектабельно в общеевропейском контексте.

Персональный состав румынского парламента-2000, хотя и изменился, но не коренным образом, несмотря на новую расстановку политических сил. Некоторые кандидаты сменили политическую ориентацию и прошли в парламент по спискам иных партий, другие стали профессиональными парламентариями от прежних обьединений. Что касается лидеров, то в последние годы на арену парламентской сцены выходит группа новых политических деятелей, прагматичных и очень перспективных. Среди них - председатель Национал-либеральной партии Валириу Стойка. Он был автором рискованной предвыборной стратегии партии в 2000 г. Не будучи партией большой, НЛП отважилась покинуть правящую Демокра-тиическую конвенцию и идти на выборы отдельным списком. Риск оправдался, партия прошла в парламент.

Во главе Демократической партии, которая как и НЛП, представляет неинституциированную как единое целое право-либеральную парламентскую оппозицию, остается уже харизматическая фигура ее основателя Петру Романа, премьер-министра первого послереволюционного

правительства, который в начале 90-х годов разошелся с Илиеску, считая необходимым проводить более жесткие реформы.

По-прежнему «украшает» собой парламентский олимп скандальная фигура лидера националистической Партии «Великая Румыния» К.В.Тудора, который по риторике и поведению очень схож с Жириновским.

Политические потрясения в румынском парламенте 2000 г. не снимали с повестки дня текущую законодательную деятельность. Громоздкость законодательной процедуры по-прежнему мешала оперативной работе. К маю 2001 г. в парламенте уже скопилось около 700 проектов «ординарных» законов. Именно поэтому президент выступил с инициативой обьединить их в пакеты по 10, 20, 50, 100 законов для быстрейшего прохождения, чем вызвал ехидные замечания в прессе. «Это новая перспектива для властей, к тому же меньше работы "избранникам суверенного народа". Правда, при этом нарушается Конституция и законы функционирования обеих палат и правительства» (11).

Жизнь диктовала срочную необходимость внесения поправок в конституцию и в законы, определяющие законодательную процедуру. Однако это затруднялось расстановкой политических сил внутри парламента, ибо ведущая партия, как уже отмечалось, не имела устойчивого большинства для принятия кардинальных решений. Тем не менее, в 2001 г. были приняты законодательные акты, направленные на совершенствование парламентской деятельности (21, 39). Внесены серьезные поправки в статьи, касающиеся неприкосновенности как депутатов, так и сенаторов. Парламентский иммунитет трактуется теперь не только как мера защиты от необоснованного судебного преследования, но и как мера предотвращения последствий злоупотребления, что более соответствует конституции. Для лишения иммунитета как в сенате, так и в Палате депутатов теперь достаточно простого большинства голосов членов палаты, в отличие от 2/3 присутствующих по предыдущим регламентам. Кроме этого установлен срок в 15 дней, в течение которого постоянное бюро обязано представить на заседание палаты доклад, составленный юридической комиссией в отношении лица, которое предполагается лишить неприкосновенности.

Для повышения оперативности парламентской работы внесены значительные изменения в организацию внутренней структуры обеих палат, кардинальным образом упрощена процедура принятия законов, в более жесткие рамки поставлен порядок проведения заседаний.

Согласно новому регламенту, постоянное бюро сената имеет важные полномочия, касающиеся организации заседаний сената, определения порядка дня, установления связей с парламентами других стран, осуществления контроля за техническими службами сената. Парламентские группы должны включать не менее семи человек. Сенаторы, избранные по спискам коалиций, могут образовывать группы в соответствии со своей партийной принадлежностью. Это изменение внесено в связи с повышением порога прохождения в парламент, предусмотренного новым избирательным законом, который направлен на сокращение количества парламентских партий. При этом сегламент по-прежнему запрещает создание групп независимых депутатов.

Новый регламент сената уточняет полномочия председателей парламентских групп, а также способ организации и порядок работы внутри групп. Что касается парламентских комиссий, которые функционируют как рабочие органы, подготавливающие законы и контролирующие парламент, то в новом регламенте предусмотрена возможность отзыва членов бюро постоянных комиссий до истечения срока их мандата по просьбе парламентских групп, которые эти сенаторы представляют, если комиссия не голосует против. Теперь регламент точно определяет количество и название всех постоянных комиссий. Согласно новым регламентам, заседания комиссий обеих палат могут проходить одновременно с заседанием соответствующих палат, если есть предварительная договоренность. Это экономит время и интенсифицирует парламентскую деятельность, в особенности работу сената, который должен принимать много нормативных актов в срочном порядке.

Изменения, касающиеся законодательного процесса, направлены как на его ускорение, так и упрощение. Новый регламент сената определяет, что законодательная инициатива принадлежит правительству, депутатам, сенаторам, но также может исходить от граждан, если их количество не менее 250 тыс. человек, имеющих право голоса, и они представляют не менее четверти уездов страны. При этом в каждом из уездов должно быть зарегистрировано не менее 10 тыс. подписей. Проекты законов и законодательные инициативы направляются в постоянное бюро сената, которое передает их в постоянные комиссии и устанавливает точные сроки представления докладов по этим проектам, в том числе и предложений с поправками. Срочные просьбы правительства, а также срочные предложения постоянного бюро, парламентских групп и комис-

сий должны рассматриваться сенатом в день их регистрации; срочные решения утверждаются большинством присутствующих.

Новый регламент палаты депутатов внес существенные изменения в определение порядка дня заседания. Хотя постоянное бюро по-прежнему определяет порядок дня, образован специальный комитет порядка дня. Он состоит из председателя палаты, который ведет дела, но не имеет здесь права голоса, и лидеров парламентских групп или их заместителей. Именно Комитет порядка дня решает, целесообразно ли обсуждение законопроекта на общем заседании или достаточно подготовить его в комиссии и вынести сразу на общее голосование в палате.

Хотя на первом заседании палаты лидеры парламентских групп могут высказывать мнение относительно повестки дня, это имеет лишь политическое значение. Решение остается за Комитетом порядка дня. При этом внутри комитета лидеры групп имеют право голоса, пропорциональное величине группы. Отсюда следует, что многочисленная группа всегда имеет возможность навязать свой порядок дня. Это выглядит недемократично и даже авторитарно, но вместе с тем экономит время. При общем обсуждении все равно окончательное решение было бы за большинством. Новый регламент устанавливает более жесткие сроки для рассмотрения законов.

Новые регламенты ставят цель перенести центр парламентских дебатов с общих заседаний в постоянные комиссии. Как уже упоминалось, теперь возможно проводить заседания комиссий одновременно с заседанием палат. Для того, чтобы избежать отсутствия кворума при голосовании законов, регламент вводит разграничение между заседаниями, на которых обсуждаются законы, и теми, которые предназначены для голосования. Если какой-то депутат не может участвовать в голосовании из-за работы в комиссии, то лидер группы имеет право письменно уполномочить другого члена данной группы заменить отсутствующего.

В случае разногласия между двумя комиссиями спор разрешается постоянным бюро, которое должно вынести свой вердикт в течение семи дней.

Коренным образом изменен порядок внесения поправок в законопроекты. Поправки теперь не могут предлагаться на общем заседании. Они представляются письменно и в мотивированной форме за подписью автора в соответствующую комиссию не менее, чем за пять дней до доклада о данном законопроекте на заседании парламента. Комиссия формулирует свое мнение по поводу поправки, мнение какой-либо другой

комиссии принимается во внимание только если это считается целесообразным. Поправки, влияющие на государственный бюджет или бюджет государственного социального обеспечения, направляются на экспертизу в правительство, и если оно не возражает, то поправки считаются принятыми.

На обсуждение общего заседания палаты могут выноситься только поправки технического порядка, а также лингвистические. Они могут вноситься устно с разрешения председателя палаты. Согласно новым правилам, проект закона может дискутироваться постатейно только при наличии поправок и только в отношении тех статей, где эти поправки имеются.

Сокращено время общих дискуссий. От каждой парламентской группы может выступать только один представитель, его выступление не должно превышать пяти минут. Кроме этого имеют право на выступление представитель правительства, инициатор проекта и представитель соответствующей комиссии.

Голосование по проекту закона может проходить исключительно на заседании, предназначенном для этой цели.

Для скорейшего приведения румынского законодательства в соответствие с законодательством Европейского союза проекты законов, относящихся к этой сфере, принимаются в режиме срочных законов. По новому Регламенту, присутствие большинства депутатов не является обязательным условием для проведения голосования по утверждению закона в целом, а лишь в случае, если ставится вопрос о непринятии законопроекта.

После принятия закона как одной палатой, так и другой он направляется на экспертизу в Конституционный суд. Срок такой экспертизы - пять дней, для срочных законов - три дня. Если закон признан неконституционным, палата, его направившая, обязана в 30-дневный срок обсудить вердикт Конституционного суда и решить вопрос о регистрации неконституционности, что означает невозможность его пересмотра.

Новые регламенты включают статьи о порядке осуществления парламентского контроля в форме заявлений, вопросов, запросов, информирования палат, направления петиций. В сенате образован специальный сектор, готовящий еженедельные политические декларации. Заявления выражают позицию парламента по какой-либо внутренней или внешней проблеме и инициируются не менее чем 1/4 депутатов или сенаторов. Просьба об информации адресуется правительству или другим

административным органам от лица председателя палаты или какой-либо комиссии.

Изменения, внесенные в регламенты палат, призваны не только ускорить законодательный процесс, они должны оказать влияние на политику, если иметь в виду новую конфигурацию румынского парламента. Так, образование Комитета по регламенту порядка дня усиливает роль лидеров парламентских фракций,возможности их влияния внутри фракций, что повышает стабильность власти, внутрипартийную дисциплину. Правда, излишняя авторитарность может быть причиной повышенной напряженности внутри фракций. Другая опасность кроется в предоставлении преобладающей партии слишком больших возможностей влияния на парламентские решения. Эта партия очень легко может навязать не только проекты законов для обсуждения, но и порядок их обсуждения, а также недопущение их к общепарламентской дискуссии. Позитивным моментом является возможность постоянного контакта между лидерами партий, способствующего выработке общей программы действий для одновременного принятия большого количества законов в одной области, т.е. пакета законов (8).

Анализ этих изменений заставляет сделать вывод, что в целом румынская законодательная процедура не только упростилась, но и приобрела еще больше авторитарных черт и в этом смысле еще более приблизилась к французской модели.

Несмотря на внешне демократическую систему выборов в парламент и принятия решений, в румынском обществе значительную роль играют неформальные связи. Действительные группы влияния представлены руководителями крупных государственных и частных компаний, в руках которых сосредоточились рычаги экономической власти.

«Политический симбиоз государства и партии времен Чаушеску сменился экономическим симбиозом государства и частного сектора. Этот переход был стремительным и легким по той причине, что люди, представлявшие государство, были одни и те же», - отмечал С.Брукан (7, с.104). Таким образом, румынская политическая система после 1989 г. оказалась подвержена коррупции, с которой очень трудно бороться, несмотря на законодательные усилия. Как неоднократно отмечали румынские авторы, это борьба со следствиями, а не с причинами (37). Венгерский исследователь А.Сайо писал: то, что считают коррупцией в Центральной Европе, на самом деле - «сервилизм - комплексная, почти

феодальная система патронов и подчиненных, которую, оказывается, трудно преодолеть» (цит. по 36).

Коррупции в ходе демократических преобразований в Румынии 90-х годов благоприятствовало то, что независимый контроль за финансами политических партий был затруднен. До 1996 г. партии вообще не имели достаточно выработанной законодательной базы для своей организации и деятельности. Только закон 27/1996 вполне определенно регламентировал деятельность и финансирование политических обьедине-ний, в частности, происхождение партийных фондов и контроль за ними. Однако в законе не детализированы такие вопросы, как использование ресурсов, контроль и санкции в случае злоупотреблений.

Деньги политических организаций стали хорошо охраняемым секретом политиков, представителей СМИ, деловых кругов. Лакуны в законодательстве способствовали нелегальному финансированию политических организаций и кандидатов во время избирательных кампаний. Контроль финансовых отчетов политических обьединений, предпринятый Счетной палатой в 2001 г., выявил, что партии в той или иной степени нарушали абсолютно все предусмотренные нормы (36).

Анализ избирательной кампании 2000 г. показывает, что истрачены громадные средства, явно выходящие за пределы личных легальных расходов кандидатов. Однако после вступления в силу закона 27/1996 не принималось ни одного закона, который бы увеличил фонды и ресурсы партий, боровшихся за парламентские места. Для реальной регламентации финсиривания политических партий в Румынии отсутствовала политическая воля. Что касается избирателей, то они пребывают в неведении относительно реального расходования значительных средств, направляемых на финансирование партий из бюджета. Информация о партийных фондах в печати появляется редко.

Согласно докладу «Transparency International», антикоррупционная политика Румынии не убеждает международное сообщество в своей эффективности (31). Вместе с тем, независимые организации гражданского общества предпринимают усилия для улучшения ситуации. Ассоциация «Про демократиа» разработала национальную программу мониторинга и использования партийных фондов, провела экспертизу для выработки законодательных предложений, с которыми выступил министр финансов и глава Национал-либеральной партии В.Стойка. К этой работе были привлечены и другие неправительственные организа-

ции: Румынская ассоциация «За транспарентность», Академический фонд Катавенку, Фонд «За развитие гражданского общества».

Часто трудно провести четкую границу между участием физических и юридических лиц в политической жизни и коррупцией: покупкой голосов, привилегий, места в избирательном списке для достижения частного интереса. Поэтому создание новых законодательных рамок финансирования политических объединений и особенно избирательных кампаний послужило бы препятствием для ненаказуемых пока злоупотреблений. Это в особенности касается сфер, которые трудно контролировать (материальные, человеческие, информационные ресурсы).

Напрашивается вывод о весьма высокой потребности общества в законодательной базе, достаточной для проведения реформ. К концу 90-х годов в Румынии стала очевидной потребность внесения серьезных поправок в Основной закон - конституцию. Первые предложения поправок в конституцию были вынесены на обсуждение парламентского форума в 1998 г. Национал-либеральной партией. Позже этот вопрос не раз поднимался на других политических форумах, в интервью парламентариев и лидеров различных партий, которые предлагали реформу избирательной системы - переход к одномандатному голосованию, более четкое разделение функций сената и палаты депутатов, новый механизм взаимоотношений главы государства, парламента и правительства.

Согласно ст. 87, п. 1 конституции, президент имеет властные полномочия в трех областях (внутренние дела, национальная безопасность, внешняя политика. Все эти области пересекаются со сферой деятельности правительства при определении государственной политики. Пока действующие лица двух институтов исполнительной власти имеют близкое по весу политическое влияние, неизбежны конфликтные ситуации. Такой конфликт является специфической конфронтацией полупрезидентских режимов.

Конституция, как считают многие правоведы, должна более четко разграничить полномочия парламента и правительства. В последние годы, как уже отмечалось, были приняты многочисленные правительственные указы, в том числе срочные. «Обилие указов ставит под сомнение смысл и компетенции законодательного форума. За два с половиной года года было выпущено около 500 указов, 200 из них - срочных. Часто парламент поставлен в смешную ситуацию, он вынужден обсуждать указ, чтобы соблюсти чисто формальное условие, ибо изменить уже ничего нельзя» (6).

Эту точку зрения выражали парламентарии самых различных политических взглядов. В докладе Европейской комиссии 1999 г. также указано на целесообразность большего включения румынского парламента в законодательный процесс. Хотя практика указов, в том числе срочных, бывает оправдана, все же для срочных указов необходимы и чрезвычайные обстоятельства. «Если их нет, - подчеркивал М.Константинеску, - указ должен расцениваться как неконституционный, как превышение полномочий власти, выпускающей административный акт нормативного характера» (10, с.35).

Мнение многих юристов и политических деятелей относительно регламентации практики правительственных указов выражает озабоченность, что в румынской конституционной системе недостаточно соблюден принцип разделения властей. Он не выражен ясно в конституционном тексте, но на него должен опираться парламент в случае, если правительство превышает свои полномочия. Практика срочных указов (применяемая кроме Румынии только в двух странах - Италии и Испании) также, по мнению некоторых румынских специалистов, должна быть четко прописана в Конституции (17).

Вызывает дискуссии статья конституции, касающаяся права собственности. Конституция 1923 г. указывала, что любая собственность «гарантируется». Конституция 1991 г. в ст.41 вводит две формулы: «гарантирование частной собственности» и «защита частной собственности». В комментариях конституции от 1992 г. указывается, что гарантирование подразумевает неприкосновенность права собственности, границы собственности устанавливаются только законом. Право собственности в случае нарушения владельцем законности может быть нарушено только путем экспроприации в пользу государства. Защита собственности, в отличие от ее гарантирования, в первую очередь предполагает регламентацию режима собственности, обязанность установления одинакового режима защиты независимо от статуса владельца, запрет конфискации законно полученного состояния, а также на частное владение землей для иностранных граждан (26, с.104). Как отмечал В. Джоня, «понятие защиты шире и включает понятие гарантирования» (8, с.73).

Сравнительное право выдвигает аргументы в пользу понятия гарантирования, а не защиты. Правда, в конституциях Голландии и Греции присутствует идея защиты, но опосредованно. В них указано на недопустимость несоблюдения и неуважения права собственности. Различные международные документы гарантируют право собственности и свя-

зывают его с соблюдением прав человека и основных свобод. Практика Европейского суда по правам человека также категорически отрицает нарушения прав собственности.

Серьезной проблемой румынского законодательства является приведение его в соответствие с нормами общеевропейского права. Конституция указывает на обязательность соблюдения международных договоров, уточняя, что они являются частью внутреннего права. Что касается прав и свобод личности, то ст.20 указывает, что положения конституции, касющиеся этой сферы, должны трактоваться в соответствии со Всеобщей декларацией прав человека, а также договорами, к которым присоединилась Румыния. Пункт 2 той же статьи разьясняет, что в случае несоответствия внутренних законов международным документам приоритет отдается последним. На практике, однако, в румынской правовой системе международные договоры не имеют приоритета над положениями конституции (28). Как считает В. Дукулеску, было бы целесообразным внесение в конституционный текст специального параграфа, предусматри-вающего прямое применение законодательных актов ЕС, по примеру конституций Португалии, Испании, Греции и Франции (16).

Совершенствование конституции и всей законодательной базы, хотя и небходимо для продвижения по пути демократизации и экономических реформ, не является волшебной палочкой, которая может разрешить все проблемы. Модернизация румынского общества и развитие парламентаризма в качестве важнейшего инструмента этой модернизации, как и полтора века назад, тормозятся низкой политической культурой, отсутствием навыков гражданского поведения населения, у значительной части которого сохраняется патриархальное, рудиментарное политическое сознание. За прошедшие полтора века Румыния прошла известный путь приближения к модели западных демократий, но он был отягощен периодами авторитарных диктатур, которые выработали у населения привычку пассивного и контролируемого участия в политической жизни. Необходимы усилия по воспитанию субъектов гражданского общества, способных не поддаться пропаганде экстремистских течений правопопулистского, националистического толка. Как справедливо считают либерально ориентированные румынские авторы, «политические реформы будут терпеть неудачу в той мере, в какой не будут сопровождаться воспитательными усилиями» (35).

Представление, что с помощью законодательных мер можно изменить парадигму развития и качество жизни, является заблуждением, иллю-

зией, неизбежное разрушение которой усугубляет негативное отношение к главному институту демократии - парламенту. Как показали выборы 2GGG г., демократия в Румынии и через 11 лет политических реформ не стала основой поведения на микросоциальном уровне. Парламент и политическая власть не смогли стать представительными институтами различных социальных слоев. Здесь нет ничего специфически румынского. Однако там, где демократия является осознанным состоянием общества, где существуют развитые формы альтернативного общественного участия и контроля, уровень коррупции снижается, а вероятность прихода к власти экстремистских лидеров и организаций минимизируется, несмотря на снижения доверия к парламенту и государственным структурам.

Литература

1. Довженко Н. Политическая трансформация в Румынии // Политическая трансформация страп Центральной и Восточной Европы. — М.,1997. — С.84—115.

2. Мадиевский С.А. Румынское общество от буржуазных преобразований 60-х годов Х1Х в. до 1918 г. - Кишинев, 1996. - 264 с.

3. Achim S. Romanilor nu le place nici nationalismul, nici comunismul // Adevarul. — Buc.,

2000. — 17 noiem.

4. Alegeri 2000. Rezultate oficiale. — Mode of aceess: http: // www.politics.ro

5. Babiuc V. Partidul National Liberal — incontro? // Rom. libera. — Buc., 2001. — 25 apr.

6. Boda I. Intre legi si ordonante // Curentul. — Buc., 1999 — 12 iul.

7. Brucan S. Stalpii noii puteri in Romania. — Buc.,1996. — 153 p.

8. Carp R. Regimul parlamentar si teoria separatiei puterilor // Sfera polit. — Buc., 2001. — N 89.

9. Cioban R. Opozitia prinde contur // Rom. libera. — Buc., 2001. — 14 apr.

10. Constantinescu M. Continutul ordonantei de urgenta a Guvernului // Dreptul. — Buc., 1998. — N8.

11. Constantinescu M., Deleanu I. etc. Constitutia Romaniei — comentata si adnotata // Monitorul oficial. — Buc., 1992. — Regia autonoma.

12. Constitutia Romaniei. — Buc., 1992. — Mode of access: http: // www.parlament.ro

13. Daniciuc R. PD si PNL spun ca strang randurile impotriva PDSR // Rom. libera. — Buc.,

2001. — 18 apr.

14. Deaconu St., Cuc M.H. Noile prevederi regulamentare privind functionarea Parlamentului // Sfera polit. — Buc., 2001. — N89.

15. Dragotescu C., Bogdan A. PDSR prefera alegeri anticipate unei aliante cu PRM // Adevarul. — Buc., 2001. — 24 apr.

16. Duculescu V. Integrarea Romaniei in Uniunea Europea si eventualitatea unei reforme constitutionale // Rev. de drept comertial. — Buc., 2000. — N12.

17. Duculescu V. Revizuirea Constitutiei // Sfera polit. - Buc., 2001. - N91-92.

18. Geonea V., Pavel N. Curs de drept constitutional. — Buc., 1998. — 275 p.

19. Geonea-Rirvulescu D. Dublul standard // Sfera polit. - Buc., 2000. - N84.

20. Grecu R. Cit de responsabili sint parlamentarii nostri? //Ibid., 2001. - N89.

21. Hotarirea privind modificarea si completarea Regulamentul Camerei Deputatilor // Moni-torul oficial a Romaniei. - Buc., 2001. - 15 febr., N21.

22. Huiu I. Noii lideri si schibarea politicii romanesti // Sfera polit. - Buc., 2001 - N 89.

23. Huntington S.P. Ordinea politica a societatilor in schimbare. - Iasi, 1999 - 280 p.

24. Iorgovan A. Golgota tranzitiei. - Buc., 1998. -142 p.

25. Livezeanu I. Cultura si nationalism in Romania Mare. 1918-1930. - Buc., 1995. - 252 p.

26. Lucaciu I. Ion Iliescu vegheaza la raportul Guvern-Parlament // Rom. libera. - Buc., 2001. - 2 mai.

27. Maican O. Stilul parlamentar // Sfera polit. - Buc., 1999. - N 71-72. - P.58-63; N73-74. - P.52-58.

28. Muraru I., Tanasescu S. Drept constitutional si institutii politice. - Buc., 2001.

29. Mungiu A. Romanii dupa '89. - Buc.,1995. - 326 p.

30. Mungiu-Pippidi A. De la identitate nationala la nationalismul //Sfera polit. - Buc., -2001. - N 98.

31. Nitulescu D. Democratie, bani, politica. Fondurile partidelor politice // Ibid. - N93-94.

32. Pasti V. Romania in tranzitie. - Buc., 1995. - 331 p.

33. Pasti V., Miroiu M., Codita C. Romania - starea de fapt. - Buc., 1997. - 218 p.

34. Patapievici H.-R. Politice. - Buc., 1997. - 358 p.

35. Pirvulescu C. Exceptionismul romanesc // Sfera polit. - Buc., 2001. - N90.

36. Radu C. Regimul parlamentar si teoria separatiilor puterilor // Ibid. - N89.

37. Radu G. Coruptia // Ibid.

38. Regulamentul de organizare si functionare a Camerei Deputatilor // Monitorul oficial. -Buc., 2001. - 31 ian. N51.

39. Regulamentul de organizare si functionare a Senatului Romaniei // Ibid - 2 febr., N58.

40. Sistemul parlamentar. - Mode of aceess: http: // www.parlament.ro

41. Tara S. «Schimbarea in bine» a Parlamentului // Sfera polit. - Buc., 1997. - N50. -P.47-49.

Глава VII

РАЗВИТИЕ ПАРЛАМЕНТАРИЗМА В ЧЕХИИ И СЛОВАКИИ

Чешское государство было одним из значимых политических образований в средневековой Центральной Европе. Однако оно не смогло сохранить независимость в борьбе с более крупными образованиями и с 1620 г. стало наследственным владением Габсбургов. Выборность чешских королей с последующим утверждением их чешским сеймом была упразднена. Чехия вошла в состав Австрийской монархии, позже преобразованной в Австро-Венгрию.

После введения в Австро-Венгрии парламентской системы в 1871 г. чешские партии приобрели значительный опыт политического маневрирования и борьбы в сейме Богемии и австрийском парламенте, особенно после принятия в Австрии в конце 1906 г. закона о всеобщем избирательном праве с обычными для того времени ограничениями (исключались женщины, военные и т.д.). Избирательным законом устанавливались цензы: возрастной (24 года для избирателей и 30 лет для депутатов, которые избирались на срок шесть лет), ценз оседлости (1 год). Из 516

депутатов Богемия могла представить 130, а Моравия - 49. Этот избирательный закон устанавливал следующие национальные квоты: для немцев один депутат от 40 тыс. населения, для поляков - 1 - от 52 тыс., для чехов - 1 - от 55 тыс., для украинцев - 1 - от 102 тыс. (7, с. 124).

Несмотря на сложности в развитии политической системы Австро-Венгерской монархии, парламентаризм существовал в ней как форма политического управления, и именно в рамках Австро-Венгрии чехами был получен первый опыт парламентской борьбы за свои интересы ( в то время это были национальные интересы).

В начале XX в. политическая жизнь несколько активизировалась и в Словакии. Национальная партия, возникшая в 70-е годы XIX в. и вскоре самоустранившаяся от участия в венгерском парламенте в знак протеста против национальных притеснений словацкого народа, убедившись в бесплодности пассивной тактики, возобновила свою парламентскую деятельность.

Система земских сеймов в сочетании с конституционным правом посылать своих депутатов в австрийский рейхсрат и венгерский парламент позволяла чехам (в большей степени) и словакам (в весьма ограниченной) накапливать собственный политический опыт. Важным компонентом государственно-политических структур были национальные партийные системы. Деятельность партий (буржуазных, буржуазно-помещичьих, мелко-буржуазных, крестьянских, рабочих), национально-освободительных организаций, религиозных, культурно-просветительских и множества других общественных объединений свидетельствовала об определенной интенсивности политической и общественной жизни.

Провозглашенную в 1918 г. Чехословацкую республику традиционно относят к демократическим государственным образованиям. В Чехословакии существовала одна из наиболее развитых в регионе Центральной и Юго-Восточной Европы политическая система представительной демократии. Конституция Чехословакии 1920 г. закрепляла республиканские парламентские институты, провозглашала равенство граждан независимо от их происхождения, языка, расы или вероисповедания, неприкосновенность личности, жилища, частной переписки, свободу союзов, собраний, печати.

Политическая стабильность страны в межвоенный период обеспечивалась прежде всего созданием парламентских коалиций. В то же время необходимо отметить, что ей благоприятствовали экономическая ста-

бильность и достаточно высокий уровень развития промышленности. После раздела Австро-Венгрии к Чехословацкой Республике отошло около 70% ее промышленного потенциала. По объему промышленной продукции на душу населения Чехословакия вскоре заняла 12-е место, а по уровню национального дохода - 17-е место в мире (8, с. 19).

Историческая память населения современной Чехии сохранила образ межвоенной Чехословакии как «государства социальной справедливости».

Развитие политической культуры в Словакии в 20-30-е годы хотя и находилось под влиянием чешской традиции, имело свои особенности. На территории Словакии действовали партии, которые выражали словацкие национальные интересы и постоянно находились в оппозиции к общегосударственным чехословацким партиям. Однако число голосов, которое они получали на выборах, оказывалось недостаточным для того, чтобы войти в чехословацкий парламент.

Отмечая позитивный опыт чехословацкой демократии в межвоенный период, нельзя не указать на ее недостатки: чрезмерное число политических партий, узкопартийный эгоизм их членов, несовершенство избирательной системы и парламентского механизма, «естественную» тенденцию к созданию олигархических группировок, карьеризм профессиональных политиков, эксцентричность печати, некомпетентность и коррумпированность бюрократии. Ощутимые удары по парламентским традициям Чехословакии были нанесены Мюнхенским сговором и оккупацией Чехии нацистской Германией в 1939 г. Независимое государство, созданное в Словакии при поддержке нацистов было антидемократическим.

В конце Второй мировой войны политической основой воссоздаваемого чехословацкого государства стал Национальный фронт чехов и словаков, в который вошли шесть партий. Все они выступали против фашизма, против мюнхенских решений, за социалистическую и просоветскую ориентацию обновленного чехословацкого государства.

26 марта 1945 г. переговоры о формировании правительства Национального фронта и его программе, проходившие в Москве были завершены и создан кабинет министров, в который вошли 25 человек: семь коммунистов, три социал-демократа, по три представителя от Национально-социалистической и Народной партий, четыре - от словацкой Демократической партии (13, с.11). В послевоенной Чехословакии была создана плюралистическая демократическая система, в которой наряду с

КПЧ действовали и некоммунистические партии, сохранявшие определенное влияние в массах и остававшиеся партиями парламентской демократии.

Выборы 1946 г. привели к власти в Чехословакии коалиционное правительство, в которое вошли девять коммунистов, по три представителя от Национально-социалистической, Народной и Социал-демократической партий, а также двое беспартийных (11, с. 63). В первые послевоенные годы КПЧ высоко оценивала роль парламента в политической системе и признавала существование национального пути к социализму через демократию и парламент. Однако в сентябре 1947 г. на заседании Коминформа КПЧ была подвергнута резкой критике за свою программу «национального социализма», под давлением СССР изменила прежнюю демократическую ориентацию и взяла курс на подавление оппозиции. В 1948 г. в Чехословакии была установлена монопольная власть коммунистической партии.

Период социалистического развития в Чехословакии (1948-1989) характеризуется исследователями как тоталитарный или авторитарный. Тем не менее формальные элементы парламентской демократии в виде так называемых «союзнических партий» а также двухпалатного Федерального собрания и организации Национального фронта продолжали существовать и в данный период. Время социалистического развития Чехословакии отмечено также кратким периодом демократизации политической системы страны в 1968-1969 гг. получившим название Пражской весны.

Начальный этап начавшейся осенью 1989 г. трансформации политической системы в Чехословакии был отмечен романтическим либерализмом: большинство населения поддержали абстрактные идеи создания демократического, гуманного, свободного и социально справедливого общества. 17 ноября 1989 г. был создан Гражданский форум (ГФ), организация, по своему характеру представляющая аналог общедемократического фронта, объединившая все оппозиционые коммунистическому режиму силы. События в Словакии следовали за «бархатной революцией» в Праге. Уже в декабре 1989 г. в политической жизни республики обозначился аналог чешскому ГФ - движение «Общественность против насилия» (ОПН). Представители обоих политических движений выступали со сходными программами, поддерживали тесные связи. ГФ выдвинул в качестве первоочередного требования отстранение от власти представителей коммунистического режима, который к тому времени оказал-

ся в полной политической изоляции: союзнические партии, члены Национального фронта, отказались от поддержки КПЧ, склоняясь на сторону оппозиции. Распад Национального фронта усугубил кризис прежней политической системы страны. Сразу же после падения в Чехословакии коммунистического режима специальным законодательным актом была отозвана почти половина депутатов Федерального собрания, новые члены парламента получили свои мандаты в результате договоренностей между КПЧ и Гражданским форумом «Общественностью против насилия» (ОПН). Сформированное таким образом Федеральное собрание представляло собой временный орган и действовало до выборов в июне 1990 г.

Динамичные и кардинальные изменения произошли в самой КПЧ. Смещение старой верхушки последовало через семь дней после начала «бархатной революции». 24 ноября 1989 г. состоялся внеочередной пленум ЦК КПЧ, на котором в отставку были отправлены Генеральный секретарь ЦК КПЧ М. Якеш, все члены и кандидаты в члены Президиума и Секретариата ЦК КПЧ. Новое руководство КПЧ пересмотрело вопрос о месте своей партии в политической системе, отказавшись от принципа руководящей роли КПЧ в обществе.

Создание условий для формирования реального политического плюрализма и демократии в Чехословакии произошло без серьезных сбоев в экономическом механизме, без широкомасштабного применения физического насилия. Быстроту такого перехода можно объяснить целым рядом причин. Одна из главных заключается в существовании в социалистической Чехословакии противоречий между ранее достигнутым уровнем развития цивилизации, культуры, совокупностью всего исторического опыта, особенно Чехии, и теми задачами, которые решались в стране в духе идеологии развитого социализма. Это противоречие оказывало воздействие и на самих руководителей коммунистического режима.

ГФ предложил обществу краткую, но всеобъемлющую программу строительства правового государства, создания плюралистической политической системы, решения внешнеполитических и внутриэкономиче-ских проблем, вопросов социальной справедливости, охраны окружающей среды, развития культуры. Анализ этой программы представляет для нас интерес в той мере, в какой ГФ удалось на первом этапе трансформации чехословацкой политической системы добиться поддержки большинства политических сил страны (11, с. 503-506).

По замыслу авторов этой программы Чехословацкая Республика должна была стать правовым демократическим государством в духе традиций чехословацкой государственности и международных принципов, а отношения между гражданами и государством - регулироваться новой конституцией. В программе формулировалось требование коренного последовательного и необратимого изменения политической системы чехословацкого общества. Для этого КПЧ предлагалось отказаться от закрепленного в конституции положения о руководящей роли в обществе. В программе намечалось также восстановление демократических институтов и самоуправленческих механизмов, которые обеспечили бы участие всех граждан в решении общественных дел и предоставление всем существующим и вновь возникающим политическим партиям и другим политическим и общественным организациям равных условий для участия в свободных выборах во все представительные органы. Заявлялось о сохранении принципа федеративного устройства государства.

В экономической сфере ставилась цель создания недефор-мированного рынка, ликвидации монопольных позиций крупных предприятий, обеспечение условий для равноправного существования различных форм собственности и постепенного включения чехословацкой экономики во всемирную систему разделения труда.

В программе ГФ предполагалось, что государство и впредь будет выполнять ряд функций: гарантировать всем субъектам хозяйственной деятельности равные условия хозяйствования, проводить на макроэкономическом уровне политику регулирования, гарантировать обществу необходимый минимум социальных услуг и охрану окружающей среды.

Эта программа как нельзя лучше вписалась в социально-психологический контекст чехословацкого общества конца 80-х годов: она призывала положить конец господству коммунистического режима и провозглашала весьма привлекательные цели создания гражданского, процветающего, цивилизованного общества. Благородные цели были сформулированы достаточно общо, пути их достижения не конкретизировались.

«Бархатная революция» осени 1989 г. в Чехословакии не только положила начало формированию новой политической системы, но и создала условия для закладывания правовых основ функционирования реальной многопартийности и плюралистической демократии. Хотя в 1990-1992 гг. процесс политической трансформации в Чехословакии протекал в рамках существовавшего ранее конституционного порядка,

на основе принятой еще в социалистической Чехословакии Конституции ЧССР, однако в нее по мере необходимости, вносились изменения и дополнения в виде конституционных законов. Зимой 1990 г. Федеральным собранием ЧСФР был принят Закон о выборах, который предусматривал проведение летом 1990 г. выборов в представительные органы власти по партийным спискам, на принципах всеобщего равного избирательного права (29). В ЧСФР была установлена пропорциональная избирательная система с 5%ным барьером для получения партиями мест в парламенте страны. Эта система в целом способствовала сохранению влияния на политический процесс крупных партий, препятствовала излишнему дроблению и распылению политических субъектов. Данный закон предусматривал также, что кандидаты в депутаты, выдвинувшие свои кандидатуры летом 1990 г. будут избираться сроком на два года, а впоследствии - на четыре. Установление непродолжительного срока действия депутатского корпуса первого посткоммунистического созыва представляется весьма прозорливым шагом: первоначальная стадия формирования демократических институтов в условиях общества переходного типа была отмечена общей нестабильностью. Это положение относится и к деятельности Федерального собрания ЧСФР.

Зимой 1990 г. в ЧСФР был принят Закон о политических партиях, который устанавливал порядок их образования и регистрации (28). Условием регистрации являлся численный минимум граждан, поддерживающих образование новой партии (подтвержденный их подписями), определенный в 1 тыс. человек. Основанием для отказа в регистрации могло стать противоречие программных целей новой партии конституции страны и ее законам.

Закон о политических партиях, принятый в первые послереволюционные дни, не включал ряд важнейших положений, регулирующих деятельность политических партий. В частности, не был определен порядок приостановки и запрета деятельности партий и движений. В этой связи, в развитие Закона о политических партиях, был принят Закон об объединении в политические партии и политические движения от 2 октября 1991 г. (30). В соответствии с ним запрещалась деятельность тех партий и движений, которые нарушают Конституцию и законы страны и ставят целью своей деятельности ликвидацию демократических основ государства; не имеют демократического по форме Устава или сформированных демократическим путем органов управления; стремятся к политическому захвату и удержанию власти, препятствуя другим полити-

ческим партиям и движениям бороться за власть конституционными методами; своей деятельностью нарушают принципы равных прав граждан; своими программой и деятельностью угрожают морали, общественному порядку, правам и свободам граждан. Приостановление деятельности политических партий и движений предусматривалось при наличии тех же признаков, что и запрет их деятельности.

Закон о политических партиях 1990 г. подтверждал, что уже существующими на правах юридических лиц партиями (на момент принятия Закона) являются: Чехословацкая народная партия, Чехословацкая социалистическая партия, Демократическая партия, Коммунистическая партия Чехословакии, Партия свободы, т.е. все политические партии существовавшие и при коммунистическом, режиме. Гражданский форум и «Общественность против насилия», возникшие в период революции, в соответствии с определением Закона о политических партиях являлись политическими движениями.

Положив начало процессу общественной трансформации, «нежная революция» осени 1989 г. способствовала коренному преобразованию политической системы Чехословакии. В первой половине 1990 г. чехословацкое общество проявило невиданную прежде политическую активность. За короткий период (декабрь 1989 - начало 1990 г.) в стране было воссоздано или создано вновь более 100 политических организаций (партий, движений, союзов и т.д.)

Возникла необходимость переосмысления концепции чехословацкой федерации и выработки новой идеологии государственного устройства страны. Идею сохранения общего государства чехов и словаков последовательно отстаивал в 1990-1992 гг. президент В.Гавел. (2; 22.07, с. 7). По его мнению, единственно возможной формой общего или совместного государства чехов и словаков являлось федеративное устройство. Особое значение в этой связи В. Гавел придавал разработке и принятию новой конституции страны. Он неоднократно заявлял, что «дал обет ввести новую конституцию в жизнь» и в случае невыполнения этого обещания уйдет в отставку с поста президента. В. Гавел считал, что если федеральная конституция не будет принята до парламентских выборов в июне 1992 г., это станет поражением демократической власти. Он поддерживал идею подписания государственного договора между Словацкой и Чешской республиками, в котором была бы отражена воля граждан обеих республик жить в общем федеративном государстве.

Впервые идея такого договора была высказана Я. Чарногурским, лидером Христианско-демократического движения (ХДД), главой словацкого правительства (апрель 1991 - июнь 1992). Однако он не поддерживал принцип верховенства федеральных законов над республиканскими и их прямого действия в республиках. Ему принадлежит высказывание о том, что и ЧР, и СР должны получить столько суверенитета, сколько смогут «переварить». Точка зрения, весьма схожая со взглядами ряда российских политиков в период «парада суверенитетов».

Словацким политическим силам не удалось занять единую позицию относительно будущности словацкого государства. Отсутствие единства мнений по этому вопросу проявилось в составленном представителями парламентских партий Словакии проекта Конституции Словакии (декабрь 1991). Первые проекты словацкой Конституции появились еще в 1990 г., а к маю 1991 г. их было по крайней мере шесть. В попытках их согласования и родился вариант, который нес на себе явные следы различий в трактовках вопросов государственного строительства различными политическими силами.

Гражданская демократическая уния Общественность против насилия (ГДУ-ОПН), Демократическая партия, Партия венгерского национального меньшинства видели будущее словацкой государственности в рамках обновленной на демократических принципах чехословацкой федерации. Эту идею поддерживали также словацкие социал-демократы.

Христианские демократы выступали сторонниками такого варианта словацкой конституции, который, в случае раздела государства, мог бы стать конституцией независимой Словакии. Как заявил заместитель председателя словацкого парламента Я. Клепач, «цель ХДД - принять чистую конституцию Словакии, главными принципами которой будут государственный суверенитет Словакии и строительство единого государства «снизу», от республик» (2; 25.07, с.9). Подобная философия государственного строительства предусматривала необходимость первоначального раздела Чехословакии на две национальные республики с последующим их объединением.

Следует отметить, что накануне выборов 1992 г. концепций словацкого национально-государственного самоопределения существовало по крайней мере две: а) популистская, т.е. основывающаяся на социально-демагогических заявлениях (ДЗДС, СНП) и б) демократическая, в которой предусматривалось либерально-демократическое государственное устройство

и капиталистические производственные отношения. Сторонниками последней были представители Христианско-демократического движения (ХДД). Однако ближе к выборам 1992 г. ХДД отказалось от радикального национализма, сочтя, что раздел Чехословакии на два государства преждевременен и нанесет урон демократической направленности общественной трансформации Словакии. Оно изменило свои взгляды относительно необходимости конфедеративного государственного устройства общего с чехами государства и осудило эту концепцию как «вредную для Словакии», поддержало идею федеративного устройства и сразу же поплатилось за свое «отступничество» расколом: из его рядов накануне выборов выделилось Словацкое христианско-демократическое движение, ставившее своей целью «завершение государственности Словакии».

Наиболее последовательно и открыто за выход из совместного с чехами государства выступали представители Словацкой национальной партии (СНП). Осуществление национальной эмансипации, укрепление национального самосознания словаков они связывали с независимым от чехов политическим и экономическим развитием, т.е. с новым государственным устройством, в основе которого лежал бы прежде всего национальный принцип, который необходимо внести в новую Конституцию Словакии и оформить его как принцип верховенства республиканских словацких законов над общими чехословацкими. СНП выступала за немедленный выход Словакии из состава Чехословакии. Свою позицию по национальному вопросу СНП отстаивала последовательно начиная с предвыборной кампании 1990 г. и вплоть до распада страны не без определенного успеха: по результатам парламентских выборов 1990 г. она получила места в обеих палатах Федерального собрания, а также была представлена в Словацком национальном совете; выборы 1992 г. позволили ей стать одной из сильнейших партий словацкого парламента. СНП не видела альтернативы полной и безоговорочной самостоятельности Словакии. «Страны Бенилюкса экономически связаны между собой так же как и мы с Чешской Республикой, но все они - самостоятельные государства», - заявлял лидер СНП В. Мориц (2; 22.03, с. 13).

Позиции СНП разделяло Словацкое национально-демократическое движение (СНДД), так же как и СНП ставившее своей целью достижение государственной самостоятельности Словакии в качестве суверенного международного субъекта .

Одновременно с появлением упоминавшегося выше проекта словацкой Конституции на обсуждение СНС была представлена Декларация о государ-

ственном суверенитете Словацкой Республики, подготовленная группой национально-ориентированных словацких политических движений, в которую помимо СНДД входили инициативная группа «61 шаг к словацкой самобытности», общество словацкой интеллигенции «Корене», «Общество Л.Штура». Как подчеркивалось в декларации, СР является суверенным государством, возникшим на основе неотъемлемого права словацкого народа на самоопределение, государственного характера его языка и суверенного права самостоятельно решать свою судьбу. В документе, в частности, говорилось о необходимости создания в Словакии собственной экономической системы, предусматривающей открытие национального словацкого банка и, если потребуется, введения своей валюты, а также создания своих вооруженных сил, органов государственной и общественной безопасности, Конституционного суда. В декларации указывалось, что Словацкая Республика свободно, добровольно и самостоятельно принимает решения о своем вступлении в союзы с другими государствами и о выходе из них. В то же время в декларации утверждалось, что ее принятие не является актом отделения СР от ЧР (12). Уязвимость подобного утверждения очевидна, так как отдельные части единого государства не могут быть субъектами международного права, как это предусматривалось в декларации.

Позиция Движения за демократическую Словакию (ДЗДС) и его лидера Владимира Мечиара по национальному вопросу отличалась определенной динамикой. Краеугольным положением концепции ДЗДС по вопросам государственного строительства стало требование признания суверенитета Словацкой республики. В его программном заявлении (апрель 1991 г.) «Призыв к гражданам» указывалось: «Мы за суверенную, демократическую и процветающую Словакию. Поэтому выступаем за новое качество государственно-правового устройства страны на принципе двух суверенных и равноправных республик, что должно найти отражение в новых конституциях... Мы против развала единого государства чехов и словаков. Вместе с тем отвергаем стремление отказать Словацкой республике в естественном праве на суверенитет» (1, с.17).

Летом 1991 г. ДЗДС держало курс на образование конфедерации двух республик, что в представлении лидеров этой организации не означало распада единого государства. Часть компетенций для координации деятельности республики могли бы передать общим органам. Это означало бы верховенство законов республик, федеральные законы действовали бы в ЧР и СР только в случае их одобрения национальными парла-

ментами. Между двумя республиками был бы подписан государственный договор.

Отсутствие какого-либо результата в реформировании чешско-словацких отношений и разработке концепции будущего государственного устройства дало основание В Мечиару на сейме ДЗДС в марте 1992 г. заявить, что произошло ослабление взаимного доверия между чехами и словаками и начался распад государства. Он предложил следующие политические шаги: 1. Полностью отказаться от чехословакиз-ма как философской доктрины и политической концепции, признать, что чехи и словаки - два разных народа, с различными политической ориентацией, структурой экономики и социальными отношениями. 2. Определить сферы общих интересов, которыми могли бы стать сохранение единого рыночного пространства и экономическое сотрудничество, совместное решение вопросов обороны в случае нападения, координация внешней политики. 3. Провозгласить суверенитет обеих республик и рассматривать его как предпосылку для более широкого международного признания. И если ранее ДЗДС отдавало предпочтение подписанию государственного договора, посредством которого ЧР и СР определили бы отношения между собой на основе своего суверенитета, то с весны 1992 г. ДЗДС высказывалось за одностороннее провозглашение суверенитета Словакии, принятие республикой своей конституции, предполагающей пост президента и проведение в Словакии референдума по вопросу о будущем Чехословакии (1, с. 20-21).

Несмотря на все более определенное стремление к национальной самоидентификации как словацкой, так и чешской сторон, ряд влиятельных политических партий продолжал отстаивать накануне выборов 1992 г. идею федерации во имя единства реформаторских действий на всем пространстве Чехословакии. Наиболее последовательно эту идею отстаивали представители Гражданской демократической партии. В их программе указывалось, что федерация, основанная на национальном принципе, является нестабильным образованием и предлагалось в основу федеративного государства положить территориальный принцип. За федеративное государство выступала также и КПЧМ, считавшая, однако, что полномочия республик должны определяться их национальным суверенитетом.

Углубление политического кризиса чехословацкой государственности связано напрямую с выборами в Федеральное собрание ЧСФР в июне 1992 г. Бесспорным политическим лидером в Чехии стала ГДП,

словацкие избиратели в своем большинстве отдали голоса ДЗДС. Но ни одна из партий, победивших на выборах, не обладала необходимым для принятия принципиальных решений большинством голосов. Об остроте борьбы по вопросу о будущем государства можно судить по тому факту, что федеральный закон о разделе страны был принят с перевесом всего лишь в три голоса.

Выборы 1992 г. проходили в условиях существования федеративной Чехословакии и включали в себя выборы в Федеральное собрание и республиканские представительные органы - Чешский Национальный совет (ЧНС) и Словацкий Национальный совет (СНС). После раздела страны в январе 1993 г. ЧНС был преобразован в палату депутатов Чешской Республики. Решение же вопроса о верхней палате парламента - сенате - на практике оказалось затруднительным. И хотя было разработано постановление о Временном сенате, его воплощению в жизнь препятствовало отсутствие в стране структур, избранных в соответствии с предписываемой для сенатских выборов мажоритарной системой.

Период 1992-1996 гг. чешский парламент функционировал как однопалатный законодательный орган. По конституции (23), принятой Чешским Национальным советом 16 декабря 1992 г., которая действует и в настоящее время, Чехия является парламентской республикой. Парламент занимает заметное место в системе органов управления и представляет собой высший законодательный орган страны, состоящий из двух палат: палаты депутатов и сената. Именно парламент выбирает президента из состава депутатов и утверждает правительство. Президентом ЧР становится кандитат, получивший простое большинство голосов в обеих палатах парламента. Если ни один из претендентов не набрал большинства голосов, то назначается второй тур выборов, в котором могут участвовать кандидаты, набравшие наибольшее число голосов в первом туре. Президент предлагает на утверждение парламенту председателя правительства, других членов кабинета, принимает их отставку. При определенных обстоятельствах он может распустить парламент или вернуть на доработку принятые парламентом законы за исключением конституционных. К компетенции президента относится назначение председателя Верховного суда. Однако чешский президент лишен права законодательной инициативы. Он также не может более одного раза предлагать от своего имени на утверждение парламенту кандидатуры премьер-министра и членов правительства. В том случае, если первона-

чально сформированное правительство не будет утверждено парламентом, нового премьер-министра президент назначает только по предложению председателя палаты депутатов. В случаях невозможности исполнения президентом своих функций, их выполнение принимает на себя не только премьер-министр, но и председатель палаты депутатов.

Парламентские выборы 1992 г. определили политического лидера Чехии: им стала Гражданская демократическая партия (ГДП) Вацлава Клауса, сторонница масштабной приватизации и монетаристского акцента в рыночном реформировании страны. На выборах ГДП выступала в коалиции с Христианско-демократической партией (ХДП), а после выборов заключила коалиционное соглашение с Гражданским демократическим альянсом (ГДА) и партийной парой, которую составляли Христиан-ско-демократическая уния (ХДУ) и Чехословацкая народная партия (ЧНП). Среди восточноевропейских государств бывшего социалистического блока ЧР стала единственной страной, где на выборах 1992 г. победила демократическая консервативная коалиция.

Правительство, сформированное по результатам парламентских выборов 1992 г., поставило рекорд долгожительства среди всех правительств, которые когда-либо существовали в Чехословакии на основе многопартийности. Кабинет министров под руководством лидера ГДП В. Клауса просуществовал 41 месяц. За период его полномочий в правительстве сменилось четыре министра, а состав-

Таблица 1

Состав парламента Чешской Республики по итогам выборов в 1992 г.

(17, с.7-8).

Партии* % Число мандатов

ГДП-ХДП 29,73 76

Левый блок 14,05 35

ЧСДП 6,53 16

*

ГДП — Гражданская демократическая партия; ХДП — Христианская демократическая партия; Левый блок — Коммунистическая партия Чехии и Моравии и Демократическая левая; ЧСДП — Чехословацкая социал-демократическая партия; ЛСУ — Либерально-социальная уния (коалиция Чехословацкой социалистической партии, Аграрной партии и Партии «зеленых»); ХДУ—ЧНП — Христианско-демократическая уния-Чехословацкая народная партия; ОЗРС—РПЧС — Объединение за республику — Республиканская партия Чехословакии; ГДА — Гражданский демократический альянс; ДЗДС—ОМС — Движение за самоуправляемую демократию — Общество Моравии и Силезии.

ЛСУ 6,52 16

ХДУ-ЧНП 6,28 15

ОЗРС - РПЧС 5,98 14

ГДА 5,93 14

ДЗСД-ОМС 5,87 14

ляющая его коалиция, несмотря на разногласия и дискуссии, сохранила свое единство, что и позволило правительству функционировать достаточно эффективно. В правительство В. Клауса входили представители ГДП (десять министров), ГДА (3 министра), ХДУ-ЧНП (три министра), ХДП (два министра) и один беспартийный министр культуры. ГДП, помимо поста премьер-министра, принадлежали портфели министров финансов в ранге заместителя председателя правительства, иностранных дел, транспорта, внутренних дел, экономики и развития, здравоохранения, государственного контроля, юстиции, труда и социальных дел. ГДА - заместителя премьер-министра, министров экономики и развития, приватизации; ХДУ-ЧНП - министра сельского хозяйства в ранге заместителя премьер-министра, министров обороны, по вопросам экономической конкуренции; ХДП - министров по вопросам охраны окружающей среды, образования, по делам молодежи и спорта.

В начале деятельности чешского парламента в состав правительственной коалиции входили 105 депутатов, оппозицию представляли 95 депутатов, а закончили свою деятельность 108 представителей правительственной коалиции, 82 - оппозиции и десять независимых депутатов. В чешском парламенте в 1992 г. было девять фракций, к концу срока его действия их стало десять. (По положению фракцию имеют право образовать не менее пяти депутатов.) Изменения произошли в рядах представителей левых сил: выделилась в отдельную фракцию Коммунистическая партия Чехии и Моравии (КПЧМ) и слились в одну фракцию представители Либерально-социальной унии и Чешско-моравской партии центра. Внутри фракций также происходили небольшие передвижения. В целом же соотношение сил между оппозицией и правительственной коалицией почти не изменилось, разве что незначительно перераспределилось в пользу правых партий.

Таблица 2

Состав фракций в палате депутатов (20)

1992 1995

1 2 3

ПАРТИИ ПРАВЯЩЕЙ КОАЛИЦИИ

ГДП 66 65

ГДА 14 15

ХДП 10 10

ХДУ-ЧНП 15 17

ОППОЗИЦИОННЫЕ ПАРТИИ

ЛСУ 16 -

ЧСДП 16 21

ЛБ 35 24

ОЗРС-РЧСП 14 6

КПЧМ - 10

ЛСНП - 5

Политическое развитие Чешской Республики в 1992-1996 гг. с полным основанием можно охарактеризовать как стабильное. Помимо того, что либерально-консервативные партии, начавшие реформирование страны в 1989 г., сохранили власть после выборов 1992 г., они занимали в парламенте достаточно прочные позиции, обладая конституционным большинством, для того, чтобы без особых проблем вести законотворческую деятельность. Несомненным тактическим успехом партий правительственной коалиции являлось их умение сохранить ее единство. О политической стабильности свидетельствовали также опросы общественного мнения, которые показывали поддержку правящих партий в пределах 30%.

В основе политической стабильности в ЧР в 1992-1996 г. лежит относительное, с точки зрения реформируемой экономики, экономическое и социальное благополучие: сравнительно высокие темпы роста ВВП, низкая инфляция, стабильность национальной валюты, низкий уровень безработицы.

Перед выборами 1996 г. на чешской политической сцене обозначился процесс объединения политических сил. Осенью 1995 г. состоялся съезд ХДП, на котором его делегатами было принято решение о слиянии с ГДП. Председатель последней В. Клаус заявил, что не видит смысла сдерживать процесс интеграции двух таких идейно близких партий (16;

20.10, с. 5). Сторонники слияния ГДП и ХДП преодолели значительное сопротивление части христианских демократов, которые как раз отрицали идейную близость с партией Клауса, считая, что «премьер-министр принадлежит к числу основных адептов нравственного релятивизма в Чехии» (16; 21.11, с.2). Тем не менее, христианские демократы, руководствуясь опасениями не пройти в парламент из-за потери ими большей части своего электората, влились накануне выборов в ряды ГДП. Так, накануне выборов 1996 г. Христианско-демократическая партия объединилась с ГДП под лозунгами последней. Началось формирование двух основных политических блоков: правоцентристского на базе ГДП и социал-демократического (ЧСДП).

Почему же процесс интеграции начался в рядах правых сил? Левым партиям, и, прежде всего чешским социал-демократам, поиск партнеров по коалиции затрудняло то обстоятельство, что их положение в левой части политического спектра определялось схожестью их программных установок с программами партий коммунистической ориентации. Между тем подлинно социал-демократическая и коммунистическая идеологии совершенно несовместимы, и возникшее противоречие не способствовало эффективной политической деятельности.

В выборах в чешский парламент в мае 1996 г. участвовали 18 партий и движений. 5%-ный барьер преодолели шесть из них. В результате ГДП сохранила лидирующее положение на политической сцене: ее кандидатов поддержали около 30% избирателей. Президент В. Гавел поручил председателю ГДП В. Клаусу сформировать правительство. Однако коалиции ГДП-ГДА-ХДУ-ЧНП не хватило двух мест для получения большинства в парламенте: у них было 99 мандатов из 200. Чешские социал-демократы под руководством М. Земана получили всего на 3% голосов меньше, чем ГДП, и имели 60 мест в парламенте. Пост председателя парламента занял М. Земан. В чешском «парламенте-96» представительство получили также коммунисты и республиканцы. Выборы 1996 г. создали в политической жизни Чехии парадоксальную ситуацию: проигравшие социал-демократы оказались победителями, а выигравшие вынуждены были вести сложные и напряженные маневры для сохранения статуса победителей.

Являясь наиболее яркой выразительницей правой чешской идеологии середины 90-х годов, ГДП объявила «непримиримый бой» всем левым политическим силам, характеризуя их как «остатки» коммунистического режима. Программу чешских социал-демократов В. Клаус оха-

рактеризовал, как «выражение идейной безрадостности партии, которая боится сказать, что она выступает за социализм» (15; 20.11, с.3). В. Клаус критически отнесся и к идеям «социальной рыночной экономики», лежащим в основе программы ХДУ-ЧНП. Он утверждал, что ХДУ-ЧНП использует этот термин под влиянием корпоративной католической социальной философии и камуфлирует свой выбор «третьего пути» для Чешской Республики, который ведет в тупик (15; 23.11, с.2).

Сама ГДП наполнила идеями чистого консерватизма стратегическую политическую программу, принятую на съезде в 1995 г. Эта программа во внешнеполитической части содержала концепции евро-скептицизма, приоритета национальных интересов, укрепления национального государства, в экономической части призывала к строительству не «государства благосостояния», а «благосостояния без государства», призывала к созданию сильной армии и полиции, провозглашала приоритет семьи выше приоритета гражданина, отрицала концепцию гражданского общества, рассматривая его как модель корпоративного государства, усиливающего власть организованных структур за счет ограничения свободы личности, свободного рынка и частной собственности (15; 26.11, с.2). Все эти теоретические положения были бы вполне уместны в стабильном благополучном обществе. Перед современным же чешским обществом стояли конкретные задачи переходного периода, тяжесть которых лежала в социальной сфере, что и вынуждало большинство ведущих политиков, в том числе и из ГДП, руководствоваться в своей практической деятельности иными ценностями (сильная социальная политика, снижение налогов и т.д.).

Программные установки ГДП осложняли ее сотрудничество с другими партиями, в том числе и с партнерами по коалиции. И в конце концов противоречия внутри коалиции правящих партий спровоцировали политический кризис 1997 г. В поисках причин кризиса правых политических сил попробуем обратиться к традициям чешской политической культуры. Чехи, в отличие от народов других центрально-европейских стран, в результате исторического развития в XVII в. сформировались как нация «неаристократическая», и национальное возрождение чешского народа в XIX в., составной частью которого, безусловно, было формирование национальных политических традиций, инициировалось снизу и было представлено элитой неаристократов (9). Поэтому аристократизм чужд чешской политической культуре не менее, чем религиозный консерватизм, что имеет свои исторические корни и объяснимо с точки зре-

ния распространения идеологии гусизма. Тем не менее, несмотря на отсутствие устойчивых политических традиций либерализма и религиозно -го консерватизма, эти течения достаточно долго, на протяжении восьми лет (1990-1998), определяли политическое развитие страны.

Причины кризиса чешских правых партий в 1997-1998 гг. станут яснее, если обратиться к результатам международного исследования, проведенного в 1994 г. (10). Методология исследований была следующей. Традиционная для европейских западных демократий модель политического ландшафта подразумевает наличие вертикальных и горизонтальных осей координат, которые делят на четыре части политическое поле страны. Координаты горизонтальной оси определяют способ распределения материальных и духовных ресурсов общества: слева от нулевой отметки располагаются показатели государственного перераспределения ресурсов (социализм), справа - экономического либерализма и рыночного регулирования. Координаты вертикальной оси над нулевой отметкой соответствуют совокупности таких теорий как анархо-синдикализм, непосредственная демократия, индивидуализм, а под нулевой отметкой - традиционность и авторитаризм.

Политические партии различных стран располагаются в квадратах, ограниченных осями координат. Их расположение зависит от экономической зрелости, исторических традиций и основной ценностной ориентации этих стран, которые проявляются во взглядах представителей их политической элиты.

Применяя к чешскому политическому ландшафту данную модель, можно обнаружить, что партии правительственной коалиции, а именно ГДП и ГДА, а также ХДП, ХДУ-ЧНП расположены в различных секторах относительно системы координат: ГДП и ГДА - в верхнем правом, а ХДУ-ЧНП И ХДП - в нижнем правом. Это дало основание аналитикам сделать вывод, что «конфликты между партиями правительственной коалиции, которые мы наблюдаем в настоящее время, могут иметь более глубокие причины, чем кажется на первый взгляд» (10).

В связи с выходом из коалиции ГДА и ХДУ-ЧНП правительство В. Клауса вынуждено было уйти в отставку в конце 1997 г. Его сменило правительство Й. Тошовского, составленное, в основном, из непартийных специалистов. Внутри самой ГДП образовалась идейная платформа, сторонники которой призывали к большей открытости в политике ГДП, изменению ее бескомпромиссного и конфронтационного политического стиля, сотрудничеству с другими правыми партиями, борьбе против кор-

рупции в органах власти, обновлению политики последовательных реформ, приватизации банковской сферы, либерализации цен на энергетические ресурсы, проведению пенсионной реформы и реформы в социальной сфере (16; 22.12, с.4). Позднее, в начале 1998 г., на основе этой платформы в Чехии возникла новая правоцентристская партия Союз свободы, председателем которой стал министр внутренних дел в правительстве Клауса Ян Румл. Его имя активно называлось в качестве одного из руководителей ГДП еще на съезде этой партии в 1995 г. Однако официальных изменений в его партийном статусе не произошло, он так и остался одним из ведущих политиков ГДП, возглавив список ее кандидатов на выборах 1996 г. от Западной Чехии, но не более того. Ян Румл выступал против дискриминации соратников по партии, состоявших ранее в КПЧ: «Преследование в рядах партии бывших коммунистов не соответствует принципам демократии», - подчеркивал он (2; 1995, 20.11).

В ходе подготовки к досрочным выборам в чешский парламент в 1998 г. усилились требования коренных изменений в проводимой в стране политике. Это прежде всего относилось к социальной политике, здравоохранению, жилищной политике. Политические партии реагировали на эти требования по-разному: ГДП заявляла, что собирается продолжать свою политику, Союз свободы предлагал избирателям продолжение трансформации с существенной корректировкой, а социал-демократы определенно выступали против курса предыдущего правительства и предлагали комплексные изменения во всех областях жизни (18; 25.04, с.3).

Таблица 3

Поддержка избирателями партий и политических движений в 1998 г. по сравнению с результатами выборов 1996 г. (в %) _(18; 24.07, с.2):_

Предпочтения-98 ГДП ГДА ХДУ-ЧНП ЧСДП КПЧМ РЕСПУБЛИК

1 2 3 4 5 6 7

ГДП 44,4 8,6 3,1 0,5 1,0 1,4

ХДУ-ЧНП 33,8 4,3 74,1 0,9 - -

ЧСДП 8,2 18,1 3,1 72,5 7,8 9,5

КПЧМ 0,6 0,9 0,6 6,1 83,8 1,4

РЕСПУБЛИК 0,8 0,9 1,9 1,6 0,5 78,4

СОЮЗ СВ. 25,2 31,9 4,9 3,1 0,5 -

Др. партии 2,7 2,6 3,1 6,6 2,5 1,4

Не знаю 11,7 13,3,18 7,4 8,2 2,0 6,8

Данные, приведенные в табл. 3, свидетельствуют о перераспределении части электората между политическими партиями. Наиболее устойчивую группу составляли избиратели, отдающие предпочтение коммунистам и республиканцам, к следующей по степени устойчивости группе относились социал-демократы и христианские демократы, наибольшее перераспределение симпатий избирателей произошло в среде правых сил в пользу новой партии Союза свободы за счет ГДП и ГДА. Социальная структура ГДП и ГДА была схожей - служащие и руководители среднего и высшего звена. Большинство электората христианских демократов проживает и работает в сельской местности. КПЧМ, так же как и Республиканскую партию, поддерживают неквалифицированные рабочие и служащие. ЧСДП - партия квалифицированных рабочих (18; 29.04, с. 2).

Отказ сторонников ГДП и ГДА поддержать своих прежних политических лидеров сложно объяснить лишь ухудшением их благосостояния, так как именно служащие и управленцы материально наименее пострадали от экономической политики, проводимой правительством Клауса. Скорее, в основе отката электората от этих партий лежат психологические причины -усталость и разочарование.

В досрочных выборах в чешский парламент в 1998 г. приняли участие 18 партий и движений. Гражданский демократический альянс, участвовавший вполне успешно в выборах 1992 и 1996 гг., взвесив свои возможности, отказался выставлять кандидатов и, преодолев разногласия, которые привели к распаду прежней коалиции, объявил о своем сотрудничестве с ГДП. По результатам выборов чешские социал-демократы получили 74 мандата, ГДП - 63, коммунисты - 24, ХДУ-ЧНП - 20, Союз свободы - 19 мандатов (18; 24.07, с.2). В парламент в 1998 г. не прошли республиканцы.

Выборы в Палату депутатов чешского парламента, состоявшиеся в июне 2002 г., подтвердили прочность позиций, занимаемых социал-демократами в современном чешском обществе. В выборах принимало участие 29 политических субъектов, в парламент прошли четыре: ЧПСД - 30,2%; ГДП - 24,47; КПЧМ - 18,51; Коалиция (ХДУ-ЧНП и Союз свободы-Демократический союз) - 14, 27% (26).

Рассмотрим теперь историю и функции чешского сената - верхней палаты парламента. Выборы 1996 г. явились вехой в развитии современного чешского парламентаризма: именно с этого года высший законодательный и представительный орган страны действует как двухпалатный. Из всех посткоммунистических европейских стран (исключая территорию бывшего СССР) двухпалатные парламенты существуют в Польше, Румынии и Чешской Республике. В мировой практике мы сталкиваемся с двумя системами взаимосвязи и взаимоотношений двух палат парламента. Первая существует в федеративных государствах, вторая -в нефедеративных. Во втором случае отсутствует необходимость согласования региональных и общегосударственных интересов, что, на первый взгляд, делает существование второй палаты - сената - излишним.

Действительно, законотворческая компетенция сената во втором случае несколько слабее. Обычно у сената есть лишь возможность занять определенную позицию по отношению к закону (одобрить его, отклонить или внести поправки). Окончательное решение вопроса принадлежит палате депутатов. Общепринятой функцией верхней палаты парламента в нефедеративных государствах является проверка законодательной деятельности Палаты депутатов, исправление ошибок, заполнение пробелов. Предполагается, что между двумя палатами возникает подобие диалога, который приводит к решению спорных законодательных проблем и необходимым политическим компромиссам. Поскольку обычно период работы сената бывает более продолжительным, чем срок, на который выбирают депутатов, деятельность сената призвана способствовать стабильности и сохранению преемственности в законотворчестве.

Традиция двухпалатного парламента берет свое начало в довоенной Чехословакии. Однако в современной Чешской Республике вплоть до 1996 г., сенат существовал лишь на бумаге, а точнее - в чешской конституции 1992 г., которая предписывала двухпалатный парламент. Однако эта конституция, притом именно в части, касающейся сената, несла на себе следы чересчур поспешной разработки, что было обусловлено близкой перспективой распада федеративной Чехословакии.

В сферу законодательной деятельности чешского сената входила работа над законодательными актами нижней палаты. Сенат мог по отношению к ним: 1) бездействовать, что означало их принятие за отсутствием решения; 2) отклонить или наложить приостанавливающее вето; 3) внести предложение о внесении поправок. В последних двух случаях

нижняя палата может принять или отклонить решение сената абсолютным большинством голосов. Сенат получил также право законодательной инициативы.

Формальных полномочий у чешского сената значительно меньше, чем у палаты депутатов. Более того, палата депутатов является единственным институтом, которому подотчетно правительство и который имеет конституционное право на пересмотр действий сената (ст. 47). А если сенат вернет палате депутатов закон с несколькими поправками, то последняя должна или все поправки принять, или все поправки отклонить. Такое положение делает весьма затруднительным на практике диалог между палатами и поиск компромисса. Тем не менее, чешский сенат по конституции получал некоторые важные права, обеспечивающие ему положение гаранта правового государства: без согласия 3/5 от присутствующих на заседании сенаторов нельзя вносить изменения в Конституцию ЧР; группа из 17 и более сенаторов может подать в Конституционный суд иск о признании закона, противоречащим конституции; президент назначает членов Конституционного суда с согласия сената (ст. 84).

В результате порожденный необходимостью и спешкой компромисс создал на (бумаге) усеченный орган с ограниченными полномочиями. Более того, новая конституция не уточняла некоторые детали организационной структуры сената и процедуру выборов. В конституции, например, закреплялось положение о ротации членов сената, но отсутствовал прописанный механизм этой ротации и критерии отбора сенаторов, чей срок пребывания в верхней палате должен был закончиться.

И хотя по действующей чешской конституции без сената нельзя избрать президента, ратифицировать международные договоры, послать вооруженные силы ЧР за пределы чешского государства, объявить военное положение и назначить членов Конституционного суда, политическая практика показала, что все вышеперечисленное возможно и без участия сенаторов, включая выборы президента.

Следует заметить, что ряд чешских политических партий, а именно республиканцы, социал-демократы и коммунисты, неоднократно предлагали изъять из конституции положения о сенате. Однако партии правительственной коалиции препятствовали этому. Но и в их среде не было согласия по всем вопросам: в течение длительного времени они публично спорили о том, как избирать сенат. ГДП предлагала установить одномандатные избирательные округа, в которых избранными считались бы депутаты, набравшие в последнем туре большинство голосов,

ГДА и ХДУ-ЧНП предпочли бы 27 избирательных округов с тремя депутатами от каждого без проведения заключительного тура. Парламент решил этот вопрос 27 сентября 1995 г., приняв предложенный ГДП Закон о выборах.

В конечном счете идею выборов в сенат поддержал и Президент Вацлав Гавел, первоначально весьма скептически относившийся к сенату (21). Побудительным мотивом изменения позиции президента послужило некоторое разочарование в роли политических партий в процессе государственного управления. сенат, который избирался по мажоритарному принципу, мог бы, по его мнению, приобрести иной, т.е. непартийный в отличие от палаты депутатов, характер и стать ей серьезным противовесом. Демократический же процесс обрел бы более тесную связь с волей избирателей, ведь голосуя на пропорциональных выборах, избиратель голосует за список, составленный партией. Мера ответственности сенаторов перед избирателями также носит принципиально иной характер.

По закону выборы в сенат проходили в 81 одномандатном округе в два тура. Кандидат, набравший более 50% голосов, становился сенатором уже в первом круге. В других случаях во второй круг выходили два претендента, набравшие наибольшее число голосов. Сенатором становился претендент, получивший во втором туре простое большинство; в случае равного числа голосов назначалась жеребьевка.

Выборы в сенат состоялись 15-16 и 22-23 ноября 1996 г. На 81 место претендовали 569 кандидатов из них 59 женщин. В 81 округе было образовано 15 тыс. избирательных участков. В выборах приняли участие 30 партий и движений и одна коалиция.

Таблица 4

Партийный состав кандидатов и членов Сената в 1996 г. (16; 25.11, с.1)

Наименование партии Число кандидатов Число сенаторов

КПЧМ 81 2

ГДП 80 32

ЧСДП 79 25

ГДА 50 7

ХДП-ЧНП 45 13

Независимые 49 1

Выборы в сенат 1996 г. продемонстрировали самую низкую в истории посленоябрьской Чехии явку избирателей - около 31% в первом туре и 30, 5 % - во втором. Как и на коммунальных выборах 1994 г. цена сенаторского кресла разительно отличалась в зависимости от того, был ли округ городским или сельским. Среди победителей наибольшее число голосов набрал мэр Праги Ян Коукал - 25 701, с самым маленьким результатом победил Антонин Петрашов - 7755. Проигравший в своем округе Карел Дыба набрал 18 805 голосов.

Выборы в сенат в 1996 г. свидетельствовали о том, что граждане отдавали свои предпочтения скорее партиям, чем личностям: партийная принадлежность кандидата лежала в основе мотивации 70% избирателей (16; 18.03, с.4). Выборы так и не решили проблему формирования собственного, непартийного облика сената.

В настоящее время в чешском обществе, как его политической элитой, так и широкими слоями населения, обсуждается вопрос о способах избрания президента страны. За сохранение существующего порядка, когда президента избирают депутаты из своего числа, выступают 20% населения. Большинство - 57% - считают, что президента следует избирать прямым голосованием, а 12 % предлагают избирать президента на основании голосования специальных выборщиков. Непрямые выборы президента пользуются поддержкой сторонников ГДП и ХДУ-ЧНП, имеющих высокий уровень жизни, высшее образование, занимающихся предпринимательством. Прямые выборы популярны у сторонников КПЧМ и ССВ-ДС, респондентов, которые считают уровень жизни своей семьи невысоким, у студентов и тех, «кто абсолютно не доверяет президенту» (24).

Опрос общественного мнения показал, что наибольшим доверием у граждан Чехии пользуется президент страны: ему доверяет 51% населения, не доверяет 45%. Правительству оказало доверие 43% опрошенных против 52% отказавших ему в доверии. На третьем месте в данном опросе оказалась палата депутатов чешского парламента с 29% доверия и 36 % недоверия. Сенату доверяют 23% опрошенных и 67% не доверяют. Органы местного самоуправления получили 29% доверия (по сравнению с мартом 2002 г. степень доверия снизилась на 6%). Достаточно высок процент респондентов, не определивших своего отношения к органам местного самоуправления - 35 % (27). В настоящее время пока нет достаточных оснований говорить о кризисе чешского парламентаризма. Однако данные опроса свидетельствуют о существенных проблемах в его

развитии и наличии значительной степени политического отчуждения между парламентом и гражданами ЧР.

Возникновению словацкого государства, так же как и чешского, предшествовало принятие парламентом ЧСФР федерального закона от 25 ноября 1992 г. о прекращении существования чехословацкой федерации с 1 января 1993 г., в котором была зафиксирована процедура разъединения Чешской и Словацкой республик. Суверенитет же Словацкой республики был провозглашен Словацким национальным советом несколько ранее - 17 июля 1992 г. в Декларации о суверенитете СР. В настоящее время в стране действует конституция (22), принятая 1 сентября 1992 г. и вступившая в силу 1 октября 1992 г. Тот факт, что принятие словацкой конституции предшествовало распаду Чехословакии, наложил на основной закон страны определенный отпечаток. Принятая в момент пика борьбы за суверенитет и независимость, Конституция Словакии является документом, пронизанным скорее пафосом этой борьбы, чем рациональностью и безукоризненной юридической логикой. Она значительно превосходит по объему Конституцию Чешской Республики, так как в нее включен полный текст Хартии о правах человека.

Словацкая республика по Конституции является парламентской республикой. Однако, хотя в тексте Конституции Национальный Совет (парламент) назван «единственным» законодательным органом, функции законодателя закреплены также и за референдумом. Решения считаются принятыми, если в референдуме участвовало больше половины зарегистрированных избирателей и больше половины участников референдума проголосовало «за». О проведении референдума объявляет президент Словацкой Республики на основании 1) петиции не менее чем 350 тыс. граждан или 2) решения Национального совета. Конституция вносит некоторые ограничения в законодательные компетенции референдума: предметом его рассмотрения не могут быть основные гражданские права и свободы, налоги, государственный бюджет. Парламент может отменить результаты референдума по истечении трех лет с момента его проведения. По закону за парламентом закреплены также следующие сферы деятельности: принимать конституцию, конституционные и иные законы; избирать президента страны и отправлять его в отставку; принимать решения о проведении референдума; выражать доверие (недоверие) правительству, контролировать его деятельность, утверждать программные заявления правительства, государственный бюджет, принимать решения об учреждении министерств и других структурных подразделений госу-

дарственного управления, рассматривать вопросы внутренней, международной, экономической и социальной политики, избирать судей, в том числе председателя и заместителя председателя Верховного суда Словацкой Республики. Парламентские комитеты и сами депутаты, наряду с правительством, обладают правом законодательной инициативы. В словацкой конституции предусмотрен однопалатный парламент, состоящий из 150 депутатов.

Правительство является высшим органом исполнительной власти страны. Председатель правительства назначается президентом из числа депутатов парламента. Это положение распространяется и на остальных членов правительства. В течение 30 дней с момента своего формирования правительство обязано предоставить парламенту свое программное заявление и получить одобрение последнего. Правительство несет перед парламентом ответственность за свою деятельность и в зависимости от ее результатов может получить от последнего выражение доверия или недоверия. И если парламент простым большинством голосов выразил правительству недоверие или отказался выразить доверие, то президент отправляет правительство в отставку. Если председатель правительства сам подал или был отправлен в отставку, то все правительство обязано уйти в отставку.

Совершенно новым для Словакии институтом является институт президентства. Президентом может быть гражданин Словакии не моложе 35 лет. Его избирает Национальный совет сроком на пять лет, 3/5 от своего состава. В словацкой конституции и президент, и правительство отнесены к органам исполнительной власти. При этом конституция определяет правительство как высший орган исполнительной власти. Однако правомочия президента, закрепленные в конституции, и, прежде всего, его право назначать премьер-министра и остальных членов правительства, а также принимать их отставку, назначать референдум, быть главой вооруженных сил и государства свидетельствуют, что президент является самостоятельным конституционным актором в парламентской Словацкой Республике и независим от правительства. Это положение входит в противоречие с другими положениями конституции, например, об избрании президента только депутатами Национального собрания, об импичменте президенту в случае, если его действия ставят под угрозу суверенитет и территориальную целостность или демократический конституционный строй Словакии. У президента нет также конституционных механизмов разрешения политических кризисов.

После рождения независимой Словацкой Республики начали формироваться новые органы власти. Функции парламента страны были возложены на избранный летом 1992 г., еще в ходе проходивших в ЧСФР парламентских выборов, Национальный совет. Первый президент Словацкой Республики Михал Ковач был избран парламентом во втором круге 15 февраля 1993 г. Кандидатура Михала Ковача была выдвинута ДЗДС, членом которого он был, и получила поддержку Партии левых демократов (ПЛД), Словацкой национальной партии (СНП), части Христианско-демократического движения (ХДД), а также венгерских партий.

Ведущей политической силой СР в начале 90-х годов являлось Движение за демократическую Словакию (ДЗДС), возглавляемое Владимиром Мечиаром, ставшим первым премьер-министром в новой Словакии.

В результате парламентских выборов 1992 г. депутатские мандаты распределились следующим образом (см. табл. № 5 ).

Таблица 5

Состав Национального Совета по результатам выборов 1992 г. (17)

Партии % мандаты

ДЗДС 37,26 74

ПЛД 18,70 29

ХДД 8,88 18

СНП 7,93 15

ВХДД-ВНП 7,42 14

Правительственную коалицию составили ДЗДС и СНП. ДЗДС долгое время позиционировало себя как монолитная и сплоченная организация. Однако в феврале 1993 г. возникли серьезные разногласия между председателем ДЗДС Владимиром Мечиаром и его заместителем, министром иностранных дел словацкого правительства Миланом Княж-ко. В самые первые дни словацкой независимости между ними началась дискуссия о перспективах словацкой внешней политики. Княжко заявлял, что считает желательной постепенную интеграцию Словакии во все европейские структуры, а Мечиар выступал за более тесную кооперацию

с Украиной и Россией. Милан Княжко обвинял Владимира Мечиара в авторитарном поведении и резко отрицательно относился к его нежеланию сотрудничать с другими парламентскими партиями. 19 марта 1993 г. Княжко был смещен с поста министра иностранных дел. Президент Ковач отправил его в отставку под угрозой отставки премьер-министра. Кроме того М. Княжко был смещен с поста заместителя председателя ДЗДС. В ответ М. Княжко вышел из Движения, а за ним последовали еще семь депутатов, что свидетельствовало о наличии в ДЗДС либерального оппозиционного течения.

Противоречия внутри правящей партии и назревавший политический кризис были частично разрешены благодаря созданию коалиции между СНП и ДЗДС и формированию коалиционного правительства, которое большинство политических партий Словакии встретило в «штыки». Картина политической жизни Словакии не производила впечатления умиротворенного созидания, политические страсти бурлили и вопрос о новом кризисе являлся лишь делом времени. Причем недолгого. Проверкой на жизненность расстановки политических сил в высшем законодательном органе, а также испытанием на прочность правящей коалиции стал закон о «большой приватизации». Приватизационные активы, а именно 220 млрд. крон (на такую сумму оценивалось имущество, которое должно было перейти в частную собственность на этапе большой приватизации), стали стопором в работе парламента. Собственно, речь шла о том, кто будет контролировать процесс приватизации - парламент, в котором представлены и оппозиционные силы, или правительство. Парламентская оппозиция сумела так подкорректировать поправками правительственный законопроект, что контрольные функции в процессе приватизации оказались в руках парламента. Противостоящие политические партии активизировали взаимные нападки и обвинения в коррупции и махинациях в процессе приватизации. Противоречия между правительственной коалицией и оппозиционными партиями по вопросу о том, могут ли члены правительства быть членами наблюдательных советов крупных приватизируемых предприятий и можно ли допустить их участие в работе Фонда национального имущества, напрямую затрагивали интересы конкретных персон и, не в последнюю очередь, самого премьер-министра, который исполнял обязанности министра по делам приватизации и обязанности почетного председателя Фонда национального имущества. Представители оппозиции обвиняли Мечиара в том, что он

приостановил процесс приватизации, только для того, чтобы сохранить свою власть.

Политический кризис в Словакии охватил не только парламент страны. Напряженность формировалась также по линии премьер-министр - президент. В. Мечиар начал открытую атаку на президента, публично обвинив последнего в неудачных кадровых решениях, в неумении объединить все более расходящиеся политические силы. В свою очередь президент М. Ковач в докладе о положении в республике, с которым он выступил в парламенте 9 марта 1994 г. дал следующую оценку личности и поведения премьера: «В парламенте и значительной части общества все чаще подчеркивают, что нынешнее правительство, персонифицированное премьером, теряет моральную и этическую легитимность. Многие указывают на автократический стиль работы премьера. Каждый, кто выскажет иное мнение, считается нелояльным и даже предателем... Методы руководства Мечиара создают атмосферу конфронтации в политической жизни. Председатель правительства не желает партнерского сотрудничества, а также ведения корректного диалога. Он способен сотрудничать только с людьми, которые ему чем-то обязаны» (5). После этого парламент тайным голосованием выразил недоверие премьер-министру, и в соответствии с Конституцией Словакии вместе с председателем в отставку ушло все правительство. Так без выборов, в результате внутрипарламентской борьбы ДЗДС и СНП перешли в оппозицию, а ПЛД, ХДД, Альянс демократов, Национально-демократическая партия, которую основали бывшие члены СНП, представители группы «Альтернатива политического реализма» объединились в правящую коалицию.

Сформировав правительство, правящая коалиция поставила вопрос о проведении досрочных выборов в Национальный совет. Закон о выборах был одобрен парламентом без малейших проволочек.

Выборы состоялись 30 сентября-1 октября 1994 г. В них конкурировали 17 политических партий и движений. Для того чтобы войти в парламент, партия, выступающая самостоятельно, должна была набрать не менее 5% голосов, коалиция, состоящая из двух или трех субъектов -не менее 7%, левый блок «Общий выбор», в который вошли четыре партии - 10 %.

В выборах принялии участие 75,65% избирателей, чьи голоса распределились следующим образом (см. табл. 6).

Таблица 6

Партийный состав парламента (Национального Совета) Словацкой Республики в 1994 г. (6)

Название партии Число мест Число голосов (%)

1 2 3

Движение за демократическую Словакию (ДЗДС) — Крестьянская партия 61 34,96

Блок «Общий выбор» (Партия левых демократов, Социал-демократическая партия Словакии, Партия зеленых, НДП—НА) 18 1 0,41

Венгерская коалиция (Венгерское Христианско-демократическое движение, движение «Сосуществование», Венгерская гражданская партия) 17 10,18

Христианско-демократическое движение (ХДД) 17 10,08

Демократический союз (ДС) 15 8,57

Объединение рабочих Словакии (ОРС) 13 7,54

Словацкая национальная партия (СНП) 9 5,4

По сравнению с составом парламента-92 несколько укрепилось положение правых сил. Во-первых, практически не изменилась численность фракции ХДД, а, во-вторых, парламентариями стали представители новой либеральной партии - Демократического союза, чья идеология была сходной с ХДД. Удовлетворены результатами выборов были и венгерские партии, сумевшие привлечь на свою сторону практически 100% словацких венгров.

Состав парламента-94 определил необходимость формирования коалиционного правительства. Политические консультации по этому вопросу затянулись на десять недель. Это был период бурных переговоров, ультиматумов1 и соглашений. Он характеризовался парадоксальной

1 ДЗДС предъявило президенту М.Ковачу ультиматум, в котором потребовало или официально попросить В.Мечиара взять на себя обязанности по формированию нового правительства или уйти в отставку. Президент принял решение дать личное поручение председателю ДЗДС приступить к формированию правительства.

ситуацией двоевластия: одновременно на политической сцене действовали парламент нового состава и старое коалициионное правительство Й. Моравчика.

Первый шаг парламента нового состава, в котором ДЗДС занимало позиции победителя, вызвал значительное обострение политической ситуации в стране. Воспользовавшись правом парламентского коалиционного большинства ДЗДС, СНП, ОРС на второй сессии в ночь с 3 на 4 ноября приняли следующие решения: 1) замену главного прокурора СР; 2) замену руководства радио, телевидения, национального информационного агентства; 3) приостановку реализации программы приватизации. Оппозиция охарактеризовала их как «малую ноябрьскую социалистическую революцию», однако ДЗДС и его союзники действовали в рамках существовавшего правового пространства, определенного Конституцией СР, используя большинство депутатских мандатов.

В правительство СР, сформированное 12 декабря 1994 г., наряду с представителями ДЗДС (12 министерских постов) вошли представители ОРС (4 министра) и СНП (2 министра).

В 1995 г. правительство, используя коалиционное большинство, провело через парламент ряд поправок и законов, изменявших стратегию экономических реформ в Словакии. В первую очередь это относилось к приватизационной программе. В июле 1995 г. были приняты поправки, модернизирующие модель «большой приватизации». Новые положения закона отменили купоновую приватизацию и заменили купоновую книжку в 1000 инвестиционных очков на облигации Фонда национального имущества номинальной стоимостью 10 000 словацких крон. Купоновая приватизация заменялась институтом прямых продаж. Поправки к закону о «большой приватизации» изменяли распределение компетенций между правительством и Фондом национального имущества, предоставляя последнему права: 1) выбора нового собственника; 2) принятия решение о приватизации; 3) установления цены продаваемого государственного имущества; 4) определение сроков и способов выплат. В результате внесенные поправки позволили ФНИ занять беспрецедентно выгодное и практически неконтролируемое место в сфере имущественных отношений.

Летом 1995 г. минимумом необходимых голосов парламент принял ряд других экономических законов: о ценных бумагах, об инвестиционных обществах и фондах, об обеспечении интересов государства при приватизации стратегически важных государственных предприятий.

В ряду экономических законов правительства Мечиара, изменяющих стратегию реформ, не последнее место занимал закон о ценах, принятый в ноябре 1995 г. Им устанавливались условия ценового регулирования и вводились понятия «экономически оправданные затраты» и «средняя норма прибыли». В соответствии с этим законом министерство финансов получило право: 1) устанавливать максимальный объем прибыли, 2) регулировать цены в тех случаях, когда ситуация на товарном рынке могла быть оценена самим же министерством, как исключительная.

Политика правительства и парламентского большинства в Словакии свидетельствола о намерении укрепить свои позиции в экономической и социальной сферах. А в некоторых высказываниях В.Мечиар выражал стремление изменить и политическую систему Словакии, превратив ее из парламентской в президентскую республику, предварительно сместив президента М. Ковача и заняв его место. Непрекращающийся конфликт между М. Ковачем и В. Мечиаром определял характер отношений между двумя ветвями исполнительной власти.

В целом досрочные выборы 1994 г. приостановили процесс развития демократии в стране, так как, во-первых, были нарушены принципы свободы слова, существования альтернативных источников информации и свободы организаций, а, во-вторых, наряду с установившейся тиранией парламентского большинства и отсутствием культуры диалога, партии правительственной коалиции заняли позицию, которую лучше всего характеризует следующий лозунг: «Выборы решили, кто будет править, и просьба не беспокоить победителей». Представители оппозиционных партий не вошли в состав парламентских комиссий, контролирующих деятельность правительства, и тем самым был нарушен важнейший демократический принцип равной общественной значимости правительства и оппозиции. Абсолютизация принципа большинства деформирует демократию в том смысле, что не позволяет решить проблемы только потому, что их ставит меньшинство.

Оценивая существовавший в Словакии в 1994—1998 гг. политический режим, нельзя не увидеть его сходство с моделью делегированной демократии (19). Модель делегируемой демократии основывается на предпосылке, что тот, кто победил на выборах, имеет право управлять в соответствии только со своими принципами, его власть ограничена лишь практикой существующих властных отношений и конституционным сроком.

Расстановка политических сил в Словакии после выборов 1994 г. способствовала проявлению авторитарных тенденций в политической системе. Им противостояли демократические принципы, заложенные в государственной основе СР: 1) властные структуры сформированы в результате демократических выборов; 2) действуют: парламент, президент, Конституционный суд, политическая оппозиция; 3) конституционное изменение политической системы блокируется сложившемся балансом правительственных и оппозиционных сил. Основные институты политической демократии - средства массовой информации, гражданские инициативы, политические партии - проявили себя как вполне жизнеспособные элементы словацкого общества.

В сентябре 1998 г. состоялись очередные парламентские выборы, в результате которых в Словакии к власти пришли политические силы, составлявшие оппозицию прежнему парламентскому большинству, что повлекло за собой изменения политического стиля, господствовавшего в стране на протяжении предыдущих четырех лет.

Выборы 1998 г. имели несколько особенностей. Они характеризовались очень высокой явкой избирателей. Была преодолена тенденция снижения участия населения Словакии в парламентских выборах ( 1992 - 84,20%; 1994 - 75,65%; 1998 - 84,24%). Правые и либерально ориентированные партии (Христианско-демократическое движение, Демократическая партия, Демократический союз, Социал-демократическая партия Словакии и Объединение за Словакию) сумели накануне выборов объединиться в Демократическую коалицию (ДК). Организационные изменения, предпринятые накануне выборов венгерскими партиями и партиями, оппозиционными по отношению к правящей коалиции, способствовали оттоку голосов избирателей от мелких партий. Это привело к тому, что практически каждый антимечиаровский или немечиаровский голос воплотился в парламентский мандат. И хотя ДЗДС получило наибольшее количество голосов относительно остальных партий - 22,5 %, однако значительно сузился простор для его политического маневрирования: в парламент не прошел партнер ДЗДС по прежней коалиции - Объединение рабочих Словакии. Да и само ДЗДС в предшествующий выборам период сделало многое для того, чтобы лишиться не только прямой, но и скрытой поддержки политических партий, включая новелизацию закона о выборах.

Таблица 7

Выборы в парламент Словакии в 1992-1998 гг. (14).

Политический субъект* % голосов Абсолютное число голосов

1992 1994 1998 1992 1994 1998

ДЗДС 30,5 25,9 22,5 1 148 625 1 005 488 907103

СНП 6,5 4,0 7,6 244 527 155 359 304 839

ОРС - 5,5 1,1 - 211321 43 809

ПЛД 12,0 7,7 12,2 453 203 299 496 492 507

ВК 7,9 7,6 7,6 299 574 292 936 306 623

ДК 14,1 16,4 22,0 533 878 634 986 884 497

ПГС - - 6,7 - - 269 353

КПС 0,6 2,0 2,3 23 349 78 419 94 015

Правительство, сформированное 30 октября 1998 г. представляло собой широкую коалицию, объединившую ДК, ПЛД, ВК, ОГП, опиралось на 48,5% голосов всех избирателей и на 93 депутатских мандата, что обеспечивало ему безусловную поддержку парламентариев. Движение за демократическую Словакию стало парламентской оппозицией. Так на смену лево-националистическому характеру исполнительной власти с сильными авторитарными тенденциями к власти пришла широкая либерально-социал-демократическая правительственная коалиция.

Причины радикального политического перелома, наступившего в ходе парламентских выборов 1998 г., крылись в состоянии общественного мнения и социальных интересов широких масс населения Словакии. Накануне выборов словацкое общество было политически поляризиро-вано, социальные отношения обострены и большие группы населения выступали за общественные изменения. Избиратели были неудовлетворены жизненным уровнем, состоянием словацкого здравоохранения, криминализацией общественной жизни, безработицей, уровнем оплаты труда и пенсионного обеспечения. Свою роль сыграли шаги прежнего словацкого правительства, приведшие к угрозе международной изоляции страны. Активность «третьего сектора» также можно отнести к числу причин, способствовавших радикальным политическим изменениям в

*

ДЗДС — Движение за демократическую Словакию; СНП — Словацкая национальная партиия; ОРС — Объединение рабочих Словакии; ПДЛ — Партия левых демократов; ВК — Венгерская коалиция; ДК — Демократическая коалиция; ПГС — Партия гражданского согласия; КПС — Коммунистическая партия Словакии.

Словакии. Ряд движений, союзов и объединений, таких как Движение за справедливые выборы, проект «Гражданское око - 98» (ОК 98), гражданские инициативы «Год выборов», МЕМО - 98, сделали все, чтобы пробудить у общественности интерес к выборам и изменить атмосферу, в которой граждане шли к урнам.

Высокий процент участия населения Словакии в выборах позволяет некоторым исследователям считать эти выборы плебисцитом против мечиаризма. Однако вряд ли такое определение можно считать правильным. Этому противоречит тот факт, что В. Мечиар, баллотировавшийся в парламент как кандидат в депутаты, получил абсолютное большинство личных симпатий избирателей, а возглавляемое им движение набрало наибольший процент голосов, правда, недостаточный для того, чтобы сформировать однопартийное правительство. В предвыборной мотивации населения стремление к дальнейшей демократизации занимало лишь 15 место (14).

На пути демократического развития Словакии после 1998 г. были возможны как ускорения, так и остановки, возвраты назад и смена лидера. Так, например, в местных выборах осенью 2001 г., которые можно рассматривать как генеральную репетицию парламентских (сентябрь 2002 г.,), ДЗДС Владимира Мечиара получило большинство голосов в пяти из восьми местных парламентов.

В парламентских выборах в сентябре 2002 г. ДЗДС получила 19,5% и соответственно 36 депутатских мест, больше чем какая-либо из 26 партий, участвовавших в выборах. Сам В. Мечиар получил абсолютное большинство голосов избирателей, оставив за собой и своих союзников, и противников. Словацкий демократический и христианский союз М. Дзуринды - на втором месте - 15,09% голосов (28 мандатов), «Смер» - 13,46% (25 мандатов), Партия венгерской коалиции - 11,16 (20 мандатов), Христианско-демократическое движение - 8, 25 (15 мандатов), «АНО» - 8,01 (15 мандатов), КПС - 6,23% (11 мандатов) (25). Однако поддержка со стороны избирателей, как и в 1998 г., не была настолько широкой, чтобы стать условием прихода Мечиара и его ДЗДС к власти. Практически все современные политические силы Словакии высказались против сотрудничества с ДЗДС, которое как и четыре года назад оказалось в политической изоляции.

Словацкий опыт свидетельствует, что демократическая природа парламентаризма способствует возникновению значительного числа политических партий. Это в совокупности с механизмами его функциони-

рования (выборы, образование политических коалиций) позволяют довольно успешно преграждать путь авторитарным тенденциям в общественном развитии.

Список литературы

1. Бескромный В. Словакия неред выборами: Расстановка политических сил. // ^мпас.

- M., 1992. - № 32.

2. Вести Европы. Серия «СЕ» — M., 1991.

3. Вести Европы. Серия «СО» — M., 1995.

4. Ржевский В. Словакия: Анатомия кризиса // ^мпас. — M., 1994. — № 40. — С. 16.

5. Ржевский В. Словакия: Политические оппоненты поменялись ролями // Там же. — № 46. — C.3.

6. Страны мира сегодня. — M., 1994. — № 12 (432). — С.23.

7. Трайнин И.П. Национальные противоречия в Австро-Венгрии и ее раснад. — M. —Л., 1947. — 375 с.

8. Фирсов Е.Ф. Эволюция парламентской системы в Чехословакии в 1920-е годы. — M., 1989. — С.84.

9. Щербакова Ю.А. Новые чешские и словацкие элиты II Политические элиты в Восточной Европе (новые подходы в исследованиях переходного периода). — M., 1998. — С. 39—66.

10. Brokl L. Politicka kultura a politicky prostor Ceske Republiky // Lidove noviny. — Pr., 1994. — 11 list. — S. 8.

11. Co chceme // Deset prazskych dnu. — Pr., 1992. — S. 503—506.

12. Cas. — Br., 1991. — 3 maje. — S.1.

13. Kaplan K. The short march: The Communist takeover in Czechoslovakia, 1945—1948. — L., 1987. — 387 p.

14. Krivy V. Uzemne celky a skupiny obci v parlamentnich volbach 1998 // Sociologia. — Br., 1999. — N 1. — S. 55.

15. Lidové noviny — Pr., 1995.

16. Lidové noviny — Pr., 1996.

17. Mlada fronta dnes — Pr., 1992.

18. Mlada fronta dnes — Pr., 1998.

19. ODonnel G. Delegativ democracy // Journal of democracy. — L., 1994. — Vol. 5. — N1.

— S. 6.

20. Pomer sil v Poslanecke Snemovne // Lidove noviny. — Pr., 1995. — 3 maje. — S. 2.

21. Projev prezidenta rebubliky k obcanum pred vyborami do Senata // Lidove noviny. — Pr., 1996. — 15 list. — S. 6

22. Ustava Slovenskej Republiky // Sb. Zakonu - Pr., 1992. - C. 460.

23. Ustavni zakon CNR // Hospodarske noviny. — Pr., 1992. — 21 prosin. — S. 7 — S.

24. www.iHNedzpravodajstvi.cz/

25. www.infovolby. sk/

26. www.kscm.Cz/

27. www.parlamentnivolby. Cz/

28. Zakon o politickych stranach 15/1990 // Sb. Zakonu. — Pr., 1990. — S.11.

29. Zakon o volbach 47/1990 // Sb. Zakonu. — Pr., 1990. — S. 478.

30. Zakon o zdruzovani v politickych stranach a politickych hnutich 424/1991. // Sb. Zakonu. — Pr., 1991. — S. 81.

Глава VIII

ПАРЛАМЕНТАРИЗМ В ЮГОСЛАВИИ

Сербский парламентаризм имеет давнюю традицию, корни которого уходят в XIX в. После получения Сербией автономии в рамках Османской империи в 30-е годы XIX в. в княжестве возникает оппозиция, требовавшая ограничения власти князя Милоша Обреновича, введения гонституции. Уже в 1835 г. был созван парламент - скупщина, принявшая гонституцию. Она была составлена по образцу буржуазных конституций Западной Европы. Народная скупщина, как постоянно действующий институт, состояла из 100 человек и должна была созываться ежегодно. Однако вскоре гонституция была отменена. Ее заменила так называемая «турецкая» Конституция 1838 г., не предусматривавшая созыва парламента. Скупщина возобновила свою деятельность в 1842 г., когда на престол взошел Александр Карагеоргиевич. Она имела совещательный характер и созывалась только один раз - в 1848 г. 11 октября 1858 г. был принят Закон о скупщине и прошли выборы. С этого времени скупщина превратилась в постоянно действующий законодательный орган.

Развитие политических партий в XIX в. в Сербии узаконило политическую борьбу и ввело в политические рамки разделение общества. Количество партий было небольшое, они формировались, главным образом, вокруг династий Обреновичей и Карагеоргиевичей.

С 1903 г. в скупщине главенствовал принцип - политическое руководство в стране принадлежит тому, кто имеет большинство в парламенте.

В 1918 г. было создано многонациональное югославское государство - Королевство сербов, хорватов и словенцев. До 1920 г. парламент имел временную форму и назывался «Временное народное представительство». Он не выбирался, а был укомплектован на основе соглашения между буржуазными партиями. В 1920 г. состоялись выборы в Учреди-

тельное собрание, в 1921 г. была принята конституция. В монархическом государстве скупщина созывалась на основе королевского указа. Ее права были ограничены, хотя она и считалась верховным законодательным органом. Она состояла из одной палаты и избиралась на четырехлетний срок. Женщины и военнослужащие были лишены избирательных прав.

В ходе Второй мировой войны уже в 1945 г. была провозглашена Временная Народная скупщина, которая приняла законы о проведении народных выборов и созыве Учредительной скупщины. Это заложило основу формирования парламентской системы нового социалистического общества. Складывавшийся политический строй тогда мало отличался от общественно-политического строя СССР. В стране утвердилась однопартийная система во главе с Коммунистической партией Югославии.

Однако Югославия уже в скором времени встала на путь поиска новых методов строительства социализма, сделав своим основным лозунгом развитие демократии. Были проведены существенные реформы в экономической и политической сферах, которые сопровождались принятием новых конституций и поправок к ним. Соответственно, это влияло и на развитие парламентской системы страны. На характер парламентской системы влиял и многонациональный состав государства. Хотя государство изначально возникло как централизованное, наличие острых национальных проблем обусловило его превращение в федерацию, а затем фактически в конфедерацию. Югославия была разделена на шесть республик, а Сербия в своем составе имела два автономных края - Косово и Метохию и Воеводину.

Несмотря на сложившуюся однопартийную систему, парламент играл в СФРЮ роль рупора народной воли, отражая эволюцию системы самоуправления во всем ее многообразии.

Для политической системы, закрепленной Конституцией 1946 г., были характерны концентрация и централизация власти, укрепление исполнительно-административных органов. Правительство обладало правом осуществлять нормативные функции, издавать постановления, имеющие силу закона. Специальный закон (декабрь 1946 г.) наделял правительство правом принимать постановления по вопросам экономики и финансов, (таковых было принято более 100). Правительство часто подменяло деятельность скупщины, в то время как парламент играл лишь посредническую роль. Доминирующая роль правительства в законодательной деятельности, принижение значения представительных ор-

ганов являлись существенной характеристикой командно-административной системы, складывавшейся в Югославии в первое послевоенное десятилетие. Послевоенная конституционная система отражала высокий уровень государственной централизации, которая рассматривалась как вынужденная революционная мера. Политическая система нового общества с первых же дней складывалась как однопартийная.

В 50-е годы решение задач перевода экономики на самоуправленческие рельсы виделось в создании механизма непосредственной демократии, который предоставлял бы самые широкие возможности для осуществления демократического самоуправления трудящихся посредством соответствующих организаций на производстве и в других областях общественной жизни: рабочих советов, кооперативов, коммун, хозяйственных ассоциаций, общественных органов управления в области просвещения, науки, культуры, здравоохранения. В стране начался процесс, известный под названием «трех Д»: децентрализации, дебюрократизации, демократизации.

По мере распространения идеи самоуправления из производственной сферы в политическую систему, менялся и характер югославского федерализма — от расширенной трактовки федерализма до утверждения принципа классового подхода.

Согласно Конституционному закону 1953 г., укреплялись законодательные функции скупщины как представительного верховного органа власти. Исполнительный орган (правительство) - Союзное исполнительное вече (СИВ) - мог принимать теперь лишь постановления во исполнение законов, а также инструкции и распоряжения. СИВ избиралось из состава Союзной народной скупщины и было полностью ей подотчетно. Председатель СИВ являлся Председателем Республики. Выполняя по должности, прежде всего, исполнительные функции, он, вместе с тем, наделялся большими полномочиями и становился главой государства. Первым Председателем ФНРЮ был избран И.Броз Тито.

Скупщина подверглась серьезным преобразованиям. Ее новая структура подчеркивала большое значение непосредственного производителя. Вече национальностей переставало быть равноправной палатой и входило составной частью в Союзное вече. А для того, чтобы «рабочее меньшинство» в государстве могло стать «большинством» в скупщине, вводилась новая палата — Вече производителей как самостоятельная палата всех трудящихся. Федерализму придавалось новое «наднацио-

нальное» содержание — говорили о федерации самоуправляющихся единиц, о перераспределении компетенций между федерацией, республиками и общинами в пользу местных органов. Одновременно происходило расширение компетенций союзных органов за счет сужения республиканских.

Важной вехой реорганизации политической системы стало принятие в середине 50-х годов концепции коммунального устройства, в которой общине отводилось главное место в системе управления и власти на местах. На предприятиях создавались рабочие советы, что должно было подчеркивать непосредственное участие трудящихся в управлении производством и государством.

Дальнейшее развитие самоуправления, укрепление общин требовали изменения политической системы, особенно в структуре высших органов власти. В Конституции 1963 г. на первый план выдвигалась концепция общественно-политических содружеств. Суть ее в том, что каждому из содружеств (община, край, республика, федерация), являвшихся территориальными органами общественного самоуправления, доверялись функции власти, и в них предполагалось осуществить интеграцию самоуправления.

Новые общественно-экономические отношения пытались отразить в структуре скупщины, которая должна была стать и верховным органом самоуправления, естественным продолжением и логическим завершением самоуправленческой пирамиды. Чтобы усилить роль трудящихся в Союзной скупщине, наряду с Союзным вече создали и четыре самоуправленческих веча: хозяйственное, культурно-просветительное, здравоохранения и социальной защиты, организационно-политическое (по 120 человек). Члены Союзного веча, избранные республиканскими скупщинами (по десять человек), а также скупщинами автономных краев (по пять человек), составляли Вече народов, собиравшееся только в тех случаях, когда на повестке дня находились вопросы, касавшиеся прав населения республик и краев. В такой структуре скупщин не осталось места, где бы могли осуществлять свои интересы народы и народности, населявшие Югославию. Три веча были задуманы как выразители интересов трудящихся разных профессий, а организационно-политическое вече должно было отражать интегральные интересы самоуправления в целом и интересы общественно-политических организаций.

Скупщина должна была отражать интересы всех слоев общества, но оппозиционного движения как такового не существовало. Весна Пе-

шич, в 90-е годы - председатель Гражданского союза Сербии, вспоминает, что в конце 60-х годов существовала группа диссидентов известная как «Белградская оппозиция», которая боролась за права человека, за отмену ряда статей Уголовного кодекса, писала петиции. «Мы сотрясали это государство...», - подчеркивала она (26, с.76).

В конце 60-х годов на повестку дня стали вопросы усиления роли республик в федеративном государстве. Этот период явился подготовительным для нового этапа, начавшегося с принятием конституции 1974 г. В период с 1967 по 1971 г. были приняты 42 поправки к конституции 1963 г., которые изменяли роль республик и краев и сужали компетенции федерации. Расширялись права и самостоятельность Вече народов, возобновлялась практика его самостоятельных заседаний, которые не проводились с 1953 г. Конституционные поправки 1968 г. вновь усиливали права республик и автономных краев, право каждого народа и народно -сти самим распоряжаться результатами своего труда. Федерация была лишена каких-либо инвестиционных функций, не могла брать на себя финансовых обязательств. В ее компетенции оставались такие вопросы, как борьба за мир, за «единство самоуправленческих интересов». Даже органы федерации теперь формировали непос-редственно республики и автономные края на паритетной основе.

С принятием конституции 1974 г., согласно которой республики и автономные края наделялись широкими полномочиями, приобретали политическую и экономическую самостоятельность, югославский парламентаризм вступает в новую фазу. По сути субъекты федерации получали государственный статус. Республики становились ответственными за экономическое и политическое развитие на своей территории. Допускалась широкая законодательная деятельность республиканских парламентов и сотрудничество с международными организациями. Восстанав-ли-валось Вече народов в качестве самостоятельной палаты скупщины, правда, в новом обличии — теперь оно называлось Вече республик и краев. Начинался период культа нации. Как предусматривалось конституцией, Вече республик и краев на основании согласования и договоренности между республиканскими и краевыми скупщинами получило право принимать общий план развития федерации, утверждать политику и принимать союзные законы, которыми регулируются отношения в области денежной системы, выпуска денег, валютной и внешнеторговой систем, кредитных и других внешнеэкономических отношений. Хотя при этом провозглашалось, что выразителем национальных интересов может быть

только рабочий класс, его интересы в скупщинной системе представлены не были. Возобладала точка зрения, что интересы рабочих на уровне федерации «должны выражаться только через интересы нации» (7, с.47). Известный югославский социолог В.Гоати отмечал, что теперь две палаты «выражают интересы республик и краев, а точнее их руководства» (17, с.65).

Желание осуществить справедливое согласование интересов на федеральном уровне вылилось в концепцию паритетного представительства республик и краев в государственных органах, скупщине, впервые созданном Президиуме СФРЮ, а на предприятиях и учреждениях -в соответствующем представительстве разных национальностей. Коллективное руководство как федерацией, так и республиками должно было осуществляться с помощью коллективной мысли и постоянной ротации кадров.

В 80-е годы на фоне обострения экономических и политических отношений в Югославии ученые подвергли серьезной критике принципы организации югославской федерации. Наиболее серьезные опасения вызывали ранее восхваляемые тенденции конфедерализма и, прежде всего, децентрализация, приведшая к дезинтеграции, к полной потере федеральными органами способности проводить в жизнь принимаемые решения. Функции федерации сводились к институту согласования интересов и к полной зависимости центра от республик и краев. М.Царевич, например, отмечал, что из 28 федераций в мире только югославская — такая разъединенная (13, с.16).

Еще в 70-е годы однопартийная система подвергалась критике, и ставился вопрос о необходимости широкого развития демократии. Государство пыталось согласовать различные точки зрения в созданном еще после войны Социалистическом союзе трудового народа (ССТНЮ), своеобразном народном фронте. Правительство относилось лояльно к тем организациям («альтернативные движения», а позднее - «новые политические движения»), которые объявляли о своем вхождении в ССТНЮ. Видя в возникающих общественных и политических группах зародыши политических партий, руководство страны пыталось ввести их в организационные рамки существующего фронта, пойти по пути «непартийного политического плюрализма», т.е. плюрализма позиций, мнений, объединений, не ведущих к созданию политических партий. Однако провозглашение в конце 80-х годов политики реформ поставило на повестку дня вопрос о роли новых общественно-политических организаций в по-

литической системе общества. Острая и оживленная дискуссия среди югославских ученых и общественно-политических деятелей о политическом плюрализме являлась важной составляющей дискуссии об изменении политической системы, роли Союза коммунистов Югославии, о новом видении социализма. Политический плюрализм стал темой «весны 1989 г.», и все другие проблемы связывались именно с решением данного вопроса. Однако это не мешало появлению диссидентского движения. В то время, как теория социалистического самоуправления пыталась теоретически обосновать возможность согласования различных точек зрения и политических движений в рамках ССТНЮ, диссидентское движение развивалось вне рамок этих организаций.

В конце 80-х годов одновременно с экономической реформой началась реформа политической системы, которая должна была устранить все преграды на пути демократического развития Югославии, изменить структуру и методы управления, расширить самостоятельность всех субъектов федерации. Стержнем этой реформы стал переход к многопартийной системе как базе политического плюрализма.

29 декабря 1987 г. на заседании Союзного веча скупщины СФРЮ был принят Проект изменений Конституции СФРЮ, переданный на всенародное обсуждение. Предложенные поправки к Конституции вызывали у одних опасения, что укрепится власть центра за счет ослабления республик и краев. Другие расценивали их как очередной компромисс, который ничего не может изменить, полагая, что поправок недостаточно для выхода из кризиса. Третьи вообще не видели необходимости в изменениях. Самые острые дискуссии велись по вопросам компетенции союзных органов, способа принятия решений в вече республик и краев, восстановления Веча объединенного труда в скупщине СФРЮ, ограничения прин-ципа консенсуса при принятии решений. Во многих республиках поднимали вопрос о дальнейшей демократизации выборов, употреблении языка народов и народностей, гимне СФРЮ.

Переход к многопартийной системе должен был стать шагом к утверждению в Югославии парламентаризма европейского образца. В силу исключительного обострения ситуации в стране, грозившей крахом союзного государства, этот переход следовало осуществить в наикратчайшие сроки. Всего несколько месяцев понадобилось для организации выборов на неизвестной доселе многопартийной основе. Последний съезд Союза коммунистов Югославии, за которым последовал его фактический самороспуск, состоялся 20 января 1990 г. Первые многопартийные

выборы в Словении и Хорватии прошли уже в апреле того же года; а выборы в новые парламенты Сербии, Черногории, Македонии, Боснии и Герцеговины состоялись в ноябре - декабре 1990 г.

Основой создания некоторых новых партий стало диссидентское движение предшествующего периода. Однако оно не могло создать основу для формирования партий разных направлений, и по существу оставалось лишь символом интеллектуальной оппозиции.

Многочисленные партии, организации и объединения начали формироваться в конце 1989 - начале 1990 г. Этот процесс шел стремительно и сопровождался политическими разногласиями в руководстве, размежеваниями, расколами и новыми объединениями. Поскольку партии создавались практически одновременно с предвыборной агитацией, развернувшейся в республиках в 1990 г., то отсутствие должного опыта и политической культуры значительно обостряли эту борьбу, делали ее жесткой и не всегда корректной. Складывавшийся политический плюрализм некоторые шутники сравнивали с «хаосом балканской политической корчмы». Кроме того, все события происходили на фоне серьезных споров о реформе федерации и экономической реформе, роста национального самосознания, а в ряде республик - идей национального самоопределения и отделения. Уже в сентябре 1990 г. официально было зарегистрировано 119 политических партий и организаций, подавляющее большинство которых имело национальную принадлежность и выходило на первые многопартийные выборы с националистическими идеями и лозунгами. Все партии, включая и социалистические, полностью или частично отказавшись от классового принципа, заменили его национальным. При этом у коммунистов имелся ряд преимуществ, связанных с тем, что долгие годы СКЮ были единственной правящей партией со всеми вытекающими из этого последствиями.

Одной из особенностей политических процессов в Югославии было то, что во всех республиках выборы проходили по разным избирательным системам (различные комбинации принципов пропорциональности и большинства) и в разные типы парламентов. В Словении и Хорватии, которые торопились ввести многопартийную систему, избирались делегаты трех палат (веч) парламентов, предусмотренных еще Конституцией СФРЮ 1974 г. - Общественно-политическое вече, Вече общин и Вече объединенного труда. В Македонии и БиГ приняли поправки к республиканской Конституции и узаконили две палаты скупщин - Вече граждан и Вече общин. И, наконец, в Сербии и Черногории поправки к Кон-

ституциям в сентябре 1990 г. утвердили однопалатные скупщины. Изменения структуры законодательных органов, обсуждение избирательных законов, формирование политических партий и предвыборная гонка проходили одновременно, сопровождались острой политической борьбой, что создавало в обществе большое напряжение.

В Словении с начала 1989 г. начали возникать политические объединения, впоследствии ставшие партиями. Они выступали с альтернативными Союзу коммунистов программами, активно участвовали в предвыборной борьбе. В марте 1990 г. их было уже около 15, а в сентябре -34 (14). На весенних (1990) выборах в скупщину Словении коммунисты потерпели поражение и перешли в оппозицию. А Демократическая оппозиция Словении (ДЕМОС) получила в трех палатах соответственно 58%, 64 и 38% мест. Коммунистов поддержали лишь 17,28% избирателей (29). С этого момента к власти в Словении пришли оппозиционные политические силы, которые порвали с коммунизмом, выступили с новыми национальными программами и получили возможность начать их осуществлять.

В Хорватии накануне выборов коммунисты имели довольно высокий рейтинг среди населения: с этой партией будущее Хорватии связывали около 20% избирателей в Риеке и Сплите и 13% в Загребе (16, с.5). Однако стремительно ворвавшаяся в общественную жизнь Хорватии новая националистическая партия - Хорватское демократическое содружество (ХДС) - действовала так напористо, активно и мощно, что вскоре стала лидировать среди всех возникавших тогда новых партий и объединений. Получив в парламенте республики 64% мандатов, а с учетом центра, который поддержал правящую партию, и 80%, ХДС фактически вновь возродило однопартийную систему, далекую от парламентской демократии. В Саборе (хорватском парламенте) ХДС доминировала не только по числу представителей, но и потому, что ее программу поддерживало большинство депутатов. На долю левой оппозиции (СДПХ и Социалистическая партия) приходилось около 20% мест в парламенте. Однако в Хорватии настоящей парламентской и внепарламентской оппозиции не сложилось. Партии из предвыборной коалиции фактически подчинились стратегии и тактике ХДС.

На расстановку политических сил и формирование многопартийной системы в Боснии и Герцеговине наложил отпечаток многонациональный состав населения. Мусульмане (39,5%), сербы (32) и хорваты (18,4%) создавали свои национальные партии, всего в республике

было зарегистрировано около 40 политических партий (23; 21). Фаворитами на выборах являлись три национальные партии - Партия демократических действий (мусульман) (ПДД), от которой позже отпочковалась Мусульманская бошняцкая организация, Хорватское демократическое содружество в БиГ и Сербская демократическая партия (СДП). Это вызвало и резкую поляризацию населения по национальному признаку. Даже списки кандидатов в члены Президиума СР БиГ составлялись и публиковались по национальному признаку: «кандидаты-мусульмане, кандидаты-сербы, кандидаты-хорваты и кандидаты других народов и народностей». В результате выборов из 240 мест обеих палат скупщины 201 место получили три национальные партии. Из 130 мест Вече граждан - 42 получила ПДД, 36 мест - СДП, 20 - ХДС. Коммунисты получили 12, а Союз реформаторских сил - 11 мест (24, с.1).

В Македонии принятые в 1990 г. поправки к Конституции республики несколько изменяли ее политическую систему. Вместо делегатской системы вводилась парламентская система, Собрание СР Македонии (парламент) становился однопалатным (120 мест). Вместо Президиума СРМ вводилась функция председателя республики, избираемого парламентом. За места в парламенте боролись 16 партий, почти десять кандидатов на одно место. В республике отчетливо прослеживалось формирование трех блоков партий: реформаторского левого, национального македонского и национального албанского. В выборах, которые прошли в ноябре декабре 1990 г., участвовали 18 политических партий, одна общественная организация и 43 независимых кандидата. Национальная македонская партия под названием Внутренняя македонская революционная организация - Демократическая партия за македонское национальное единство (ВМРО-ДПМНЕ), обойдя во втором туре коммунистов, получила 30 мест в парламенте, коммунистам досталось 28 мест, Союзу реформаторских сил - 17. Албанской партии - 9, Социалистической партии - 5. Победа Национальной македонской партии была скорее моральной, поскольку, не имея большинства мест, она вынуждена была создавать парламентскую коалицию. В общей сложности в Собрание вошли представители семи политических партий и три независимых кандидата. Правительство, сформированное после выборов называли «экспертным», так как назначение министров не связывалось с принадлежностью к той или иной политической партии.

В самой большой республике СФРЮ - Сербии складывание многопартийной системы проходило в очень напряженной обстановке. В

течение 1990 г. сформировались и начали активную политическую деятельность несколько десятков политических партий и организаций. Летом 1990 г. был принят Закон о политических организациях в Сербии. А накануне выборов в республике были зарегистрированы 56 политических партий, движений и объединений. Многие из них имели больше схожих черт, чем различий, поскольку строили свою идеологию на антикоммунизме и антисоциализме. Программы партий почти не различались в разделах о политической и личной свободе граждан, деидеологизации общественной жизни, многопартийной парламентской демократии, рыночной экономике и плюрализме собственности, деполитизации армии и государственного управления. Но почти ни одна партия, требуя экономического прогресса, полной занятости, высоких личных доходов, не предлагала конкретных шагов выхода из экономического кризиса.

После распада СКЮ и крушения однопартийной системы С.Милошевич, еще не будучи избран президентом, продолжал оставаться самым популярным политическим деятелем республики. Он добился своей цели, поставив вопрос о необходимости проведения плебисцита об изменениях в Конституции Сербии в июне 1990 г. Такой плебисцит был проведен под лозунгом создания единой и суверенной Сербии, ограничения прав автономных краев. Предложения С.Милошевича получили поддержку 97% населения. 28 сентября была принята Конституция Сербии, которая ограничивала власть парламента и значительно расширяла права президента. Парламент терял контроль над деятельностью президента, президент получал большие права по введению чрезвычайного положения в стране, возможность его отстранения была сведена к минимуму. С.Милошевич легко добился поста президента Сербии на выборах в декабре 1990 г., когда 63% избирателей отдали ему свои голоса. Под сенью его славы баллотировались в парламент и представители Социалистической партии Сербии (СПС).

Выборы в Народную скупщину Сербии не принесли неожиданности. Большинство избирателей (46,08 %) отдали свои голоса за СПС, получившую 194 места из 250 в парламенте республики. 19 мест принадлежали Сербскому движению обновления, 8 - Демократическому союзу воеводин-ских венгров, 7 - Демократической партии. Остальные 13 партий и объединений граждан, вошедших в скупщину, имели по 1-2 представителя (25, с.284).

Особенностью складывавшейся многопартийной системы Черногории было стабильное соотношение политических сил: коммунисты

продолжали занимать лидирующую позицию среди всех политических партий, пользовались поддержкой большинства населения и потому даже не изменили названия своего Союза. На многопартийных выборах в декабре 1990 г. в Черногории из девяти партий 5%-ный рубеж преодолели всего четыре. Убедительную же победу одержал СКЧ, получив 66,4% мест в парламенте (32, с.203). Основными конкурентами СКЧ стали Союз реформаторских сил и Народная партия.

Подводя итоги первых многопартийных выборов в стране, отметим, что в Черногории и Сербии победу на выборах одержали объявившие о своей приверженности реформам коммунисты. В Словении, Хорватии и Македонии бывшие коммунисты получили от 1/6 до 1/4 голосов избирателей, а в Боснии и Герцеговине они потерпели полный провал (8%). На фоне поражений коммунистических партий в странах Восточной Европы успех коммунистов в Сербии и Черногории вызывал повышенный интерес политологов. По мнению В.Гоати, существует зависимость между уровнем развития республик и их политическим выбором, проявившаяся, в частности, в «прорежимной ориентации» менее развитых регионов. На результаты выборов влияли также сроки их проведения, время, отпущенное на проведение предвыборных кампаний, личные качества лидеров партий, популярность партий в предшествующий период, степень равноправия всех партий в средствах массовой информации. Кроме того, коммунистические партии в Сербии и Черногории имели большие шансы на успех, чем остальные партии, еще и потому, что приняли «национальные программы» значительно раньше других партий, еще в 1987-1988 гг. во время борьбы за права сербского населения в Косове (32, с.192). В других же республиках такого шанса у бывших коммунистов не было - инициативу перехватили новые оппозиционные партии, выдвинув программы национального суверенитета.

Ученые обратили внимание на один любопытный факт. Сравнение степени активности населения на выборах в 1990 г. показало, что в то время как в Словении, Хорватии и Македонии на избирательные участки вышли 84-85% избирателей, в Сербии, Черногории и БиГ этот показатель был ниже (в Сербии - 71,48%). Объясняя ситуацию в трех последних республиках, одни социологи полагали, что произошло «дистанцирование от нового демократического порядка, который символизировали первые свободные выборы». Другие считали, что сербов характеризует «недоверие к большим политическим изменениям вообще, независимо от их направленности»; третьи расценили более низкую активность электо-

рата как протест против неравноправных условий выборов, предоставленных правящей партией другим политическим организациям (32, с.185).

Выборы 1990 г. были первым опытом многопартийной системы Югославии. Они стали испытанием для 190 партий, которые выдвигали своих кандидатов. Результатом политической гонки стало то, что менее четверти всех партий смогли стать парламентскими, некоторые - с чисто символическим числом депутатов. Дальнейшая парламентская и внепарламентская политическая деятельность еще более сузила республиканский политический спектр, но усилила различия в политической жизни республик. Этому способствовало и то, что к власти в республиках пришли силы, которые по-разному видели будущее Югославии. В Хорватии и Словении окрепла тенденции конфедерализма, в Сербии и Черногории без изменений осталась позиция укрепления федерации, в Македонии, БиГ склонялись к тому, чтобы требовать усиления самостоятельности республик.

Хотя все в стране ожидали демократизации общества, укрепления федерации, братства и единства, многопартийная система сделала крен в направлении создания национальных партий и распространения сепаратистских идей. В качестве альтернативных коммунистическим появлялись национальные политические программы. Разноликая структура республиканских властей и различные воззрения на будущее страны затрудняли решение общих для Югославии вопросов, мешали согласованию позиций о характере югославского содружества, способствовали углублению противоречий.

После распада СФРЮ и получения независимости Словенией, Хорватией, Македонией и Боснией и Герцеговиной каждая республика самостоятельно строила свою политическую систему, хотя развитие парламентаризма в целом не имело больших различий. Наиболее трудно парламентаризм развивался в Союзной Республике Югославии (СРЮ), возникшей из двух республик - Сербии и Черногории - в 1992 г.

Перед новой Югославией стояли нелегкие задачи: реорганизация политической и экономической систем, создание стабильного гражданского общества, решение социальных проблем, перестройка армии, преодоление последствий войны с Хорватией. Страна оказалась в центре кризиса на Балканах в силу внутренних и внешних причин. Она была вовлечена в вооруженные столкновения в Хорватии и БиГ в 1991 и начале 1992 г. Осужденная ООН и наказанная суровыми тотальными санк-

циями, она продолжала находиться под пристальным вниманием международных организаций, посредников разного ранга, дипломатов и руководителей ведущих стран, требовавших от нее активного участия в урегулировании военных столкновений.

Распад федерации очень болезненно отразился на всех сферах жизни Югославии. А политическая и экономическая изоляция страны приостановила нормальный процесс налаживания новой жизни, перестройки государственного аппарата, политических и экономических реформ. Развитие парламентаризма и только зарождавшейся многопартийной системы приобретало уродливые формы в силу целого ряда обстоятельств, среди которых назовем:

- вмешательство западных стран и России во внутренние дела Югославии, выдвижение ряда условий к руководству страны по устройству политической системы;

- постоянно довлевший над политиками трудноразрешимый выбор между патриотизмом, историческим романтизмом, требовавшими помочь братьям-сербам в Хорватии, БиГ, с одной стороны, и страхом перед еще большим наказанием, перед полной политической и экономической изоляцией, - с другой;

- отсутствие международной поддержки с какой бы то ни было стороны, что лишало политиков и общественность чувства уверенности в правильности принимаемых решений.

Слабость и неискушенность только что появившейся оппозиции, традиции коммунистического режима, доставшиеся в наследство правящей СПС, а также сложность ситуации, в которой оказалась страна, вели к росту авторитаризма в стране.

Многопартийная система в Сербии функционировала по принципу вождизма. В рассматриваемый период голосовали за лидера партии, а не за программу этой партии. Поэтому среди многочисленных политических партий успех сопутствовал тем, кто имел: а) популярного лидера, б) сильную финансовую базу.

Следует также учитывать, что социальная база большинства политических партий в Югославии была достаточно размытой и неопределенной. Поэтому партии в своих предвыборных программах, как правило, обращались к избирателю вообще, а их лозунги были применимы к разным слоям общества.

В Сербии наибольший успех сопутствовал левой партии, наследнице Союза коммунистов Югославии - Социалистической партии Сер-

бии, которую возглавлял Слободан Милошевич. С 1994 г. левые партии создали блок левых партий («Июль»), стремясь сохранить свое влияние в стране. Левое движение, судя по результатам всех выборов, имело большую поддержку в обществе. Этому способствовал ряд факторов -традиции, выбранный плавный путь отказа от коммунистических идей, приведший лишь к реформированию существовавших партийных структур, деятельность многопартийной системы в кризисных условиях.

Среди политических партий Сербии можно выделить основные:

Социалистическая партия Сербии (СПС). Оставаясь партией у власти, СПС тысячами нитей, как и Союз коммунистов Сербии, была связана с государственным аппаратом, управленческой системой. Согласно Программе СПС, принятой на Втором съезде партии в октябре 1992 г., партия выступала за современное демократическое общество, в котором будут преобладать ценности демократического социализма, такие как: свобода, социальная правда, творчество, солидарность и мир. СПС ставила целью сохранить и приумножить традиции социалистических идей, особенно идеи народного самоуправления, уважать достижения послевоенного развития Югославии и социалистические идеи Западной Европы. СПС дистанцировалась от либерального капитализма, настаивая на создании общества нового типа, на сильном общественном секторе, государственном регулировании экономики, социальной защищенности. По мнению некоторых наблюдателей, в 1994 г. стал заметен резкий отход С.Милошевича от идей национализма, которые он ранее использовал для укрепления своей власти и популярности.

Сербское движение обновления (СДО) — партия, возглавляемая Вуком Драшковичем. Идеология СДО претерпела многократные изменения. В начале своей политической деятельности партия делала основной акцент на национальных чувствах сербов, была явно националистической и монархической. Затем она поддерживала С.Милошевича, выступая с чисто левых позиций. Со временем СДО переориентировалось на гражданские ценности и, по словам своих оппонентов, стала отстаивать не интересы своего народа, а интересы всего человечества. Весной 1994 г. партия объявила об изменении курса, о сосредоточении исключительно на парламентской деятельности. СДО отвергло «национальную ориентацию» и стало выступать за целостность Боснии и Герцеговины на основе дружбы мусульман с сербами и хорватами.

Руководителем Демократической партии (ДП) до января 1994 г. был профессор социологии Д.Мичунович. Это одна из первых оппозици-

онных партий, весьма популярная в стране, хотя и она продолжала испытывать на себе «болезни роста». Разногласия в руководстве, постоянные организационные изменения не способствовали политической стабильности ДП.

Поражение на первых многопартийных выборах 1990 г. показало слабость демократов, их удаленность от своей социальной базы. После первого кризиса в партии из нее выделилось радикальное крыло -Сербская радикальная партия. Через год произошло новое разделение ДП - создание одним из лидеров ДП В.Коштуницей Демократической партии Сербии. Разногласия возникли перед выборами 1992 г. по поводу вхождения партии в объединенную оппозицию - ДЕПОС. В.Коштуница считал это важным актом, а З.Джинджич был резко против, полагая, что ДЕПОС является не движением оппозиционных партий, а формой для расширения деятельности некоторых амбициозных лидеров, в частности, Вука Драшковича.

ДП определяла себя как партию центра, стремящуюся к строительству либерального общества, чья экономика могла бы представлять собой «народный капитализм». Согласно Программе ДП 1992 г., партия выступала за развитое гражданское общество, частную собственность, быструю приватизацию на рыночных условиях, свободу предпринимательства, ограничение роли государства, конкуренцию идей, программ, труда и капитала, умеренное налогообложение, интеграцию Сербии и Югославии в Европу, за социальную политику государства, общую политическую стабильность, просвещенное правительство, снятие экономических санкций (1, с.4-5). Ее социальная база - средние слои, которые в условиях кризиса практически перестали существовать. Часть этого слоя обеднела, а часть покинула страну. Поэтому перед партией стояла дилемма: или продолжать строго держаться центра и опираться на уже тонкий средний класс, или расширять социальную базу, привлекая другие слои населения - в провинции, на селе. На выборах 1992 г. ДП получила лишь семь мест. 1993 год - год кризиса партии: она теряла авторитет, из партии уходили убежденные члены. Чтобы преодолеть кризис партия в январе 1994 г. пошла на смену руководства: место Д.Мичуновича занял более молодой З.Джинджич.

25 июня 1994 г. на внеочередной скупщине ДП в Новом Саде партия приняла новый Устав, заявила о намерении изменить свою программу. Партия возвращалась к принципу децентрализации, к опоре на местные организации. В середине 1994 г. ДП насчитывала 116 общинных

комитетов, преимущественно в Сербии и Воеводине. Меньшинство в ДП получило право требовать пересмотра решений. По организационной структуре ДП становилась партией лидера. Именно руководитель партии начинал играть заметную роль в иерархической структуре. З.Джинджич имел много функций - председателя партии, председателя Исполнительного комитета и Главного комитета партии, посланника в двух скупщинах.

ДП ратовала за быструю и полную приватизацию. По мысли лидеров, только это могло обеспечить создание широкого среднего слоя. Партия стала энергичнее выступать за социальные программы в сочетании с либерализмом в экономике. Ее конечной целью было объявлено создание демократического гражданского европейского общества.

Демократическая партия Сербии (ДПС) была создана весной 1992 г. Воиславом Коштуницей, ушедшим из руководства Демократической партии из-за разногласий по вопросу единства оппозиционного движения и по национальному вопросу. ДПС определила свою позицию как правый центр.

Создав в предвыборный период 120-130 комитетов в общинах (14 комитетов только в Белграде), исключительно в Сербии, ДПС на выборах 1992 г. была четвертой партией по числу посланников в сербской скупщине. На выборах 1993 г. ДПС получила семь мест в Союзной скупщине и 29 - в скупщине Сербии.

Согласно Программе партии, демократическое преобразование страны, создание демократического, правового и социального государства невозможно без полного правового разрыва с коммунизмом, с коммунистическим государством, без ухода с политической сцены всех его бывших приверженцев. Экономическая программа партии основывается на приватизации, свободном рынке, свободном движении труда и капитала, активном включении экономики в мировое хозяйство, минимальной роли государства в экономике (2, с.8).

После возникшей в обществе дискуссии о правомерности отделения Черногории от Югославии ДПС совместно с Народной партией Черногории 15 июля 1993 г. подписала Декларацию, которая определяла политическую линию на равноправное объединение двух государств в единой державе, на единство двух народов, их более тесное сотрудничество.

ДПС считает, что демократия и национальная политика неразделимы. Решение национального вопроса партия основывает на праве на-

рода на самооборону. Поэтому она осудила введение блокады сербов в Боснии со стороны руководства страны, поддерживала сербов за пределами Югославии, занималась посылкой гуманитарной помощи в Республику Сербскую (РС) и Республику Сербскую Краину (РСК).

Сербская радикальная партия (СРП) основана в Крагуевце 23 февраля 1991 г. Председателем партии стал Воислав Шешель. На выборах 1992 г. радикалов ожидал неожиданный успех. Получив места в парламенте, они стали поддерживать социалистов, которые в то время активно разыгрывали национальную карту. Собственно, сотрудничество с социалистами началось еще раньше, до выборов 1992 г., и длилось до времени обсуждения плана Вэнса-Оуэна (май 1993 г.). Позже радикалы порвали с социалистами из-за того, что, по мнению В.Шешеля, С.Милошевич перестал быть патриотом и начал заигрывать с американцами (30). В.Шешелю не откажешь в последовательности: он был и остается умеренным националистом, стремящимся к объединению всех сербских земель, разграничению с мусульманами и хорватами.

Как полагает Милан Николич, Шешель - политик, который находится в оппозиции ко всем. Но неправы те, кто думают, что имеют дело с националистическим клоуном, а не с политическим дизайнером. Он одинаково страстно и жестоко воюет и с левыми, и с правыми (30). Его идейная стабильность приносит партии определенные политические дивиденды.

В Союзной Республике Югославии (СРЮ) парламент играл значительную роль, так как Конституция 1992 г. утверждала парламентскую политическую систему. Скупщина состояла из двух палат - Вече граждан и Вече республик. Вече граждан составляли депутаты, избранные в республиках на выборах при непосредственном тайном голосовании. На выборах каждые 65 тыс. граждан выбирали одного посланника, но от республики не должно было быть менее 30 депутатов. Это имело важное значение, вследствие неравнозначности численности республик: около 600 тыс. в Черногории, около 11 млн. населения в Сербии. Вече республик состояло из 40 человек, по 20 от каждой республики. Парламент избирался на четыре года.

Союзная скупщина СРЮ наделялась большими полномочиями: принимала решение о Конституции страны, об изменении состава федерации, об изменении границ, принимала законы, утверждала союзный бюджет, ратифицировала международные договоры, контролировала работу правительства и других союзных органов. Скупщина выбирала и

снимала с должности президента, премьер-министра, судей Конституционного суда, гувернера Народного банка.

Югославский ученый С.Самарджич полагает, что конституция 1992 г. является «плодом специфического политического менталитета, в котором решающую роль играет вопрос политической целесообразности деятельности» (28, с.243). По его мнению, Конституция является инструментом власти, а не позитивным законом для долгосрочной организации жизни федерации. Объясняет ученый это тем, что все нормативные решения, законы, включая главный закон страны, стали плодом политического договора правящих партий, стремившихся обустроить свою власть, а не создать нормативную базу союзного государства, которое должно существовать независимо от того, кто в данный момент находится у власти (28, с.244). Он подвергает сомнению правомерность нормы представительства не менее 30 депутатов от республики или один депутат от 65 тыс. граждан, поскольку все равно равноправного представительства маленькой Черногории в парламенте обеспечить не удалось. По его мнению, текст конституции был сначала разработан в кабинетах правящей партии, а лишь после этого был передан в парламент и экспертам-юристам. Именно поэтому федерация могла существовать только при добрых взаимоотношениях политических элит Сербии и Черногории. В ином случае, мог встать вопрос о суверенизации республик, что, как мы знаем, и произошло позже. Никаких инструментов, препятствующих этому, в конституцию не было заложено (28, с.246).

Известный югославский ученый В.Гоати полагает, что в конце 80-х - начале 90-х годов из-за краха реального социализма и распадающейся федерации политические силы в бывших респуб-ликах СФРЮ оказались в ситуации «институционального вакуума», и поэтому были вынуждены быстро принимать решения о создании новых политических институтов. Законодательные органы в течение нескольких недель принимали решения о самых важных правовых актах - конституции, основных законах. В данном случае законодателем выступали политические партии, победившие на первых многопартийных выборах, которые преследовали цель укрепления собственной власти. При этом широкого обсуждения по принимаемым актам не проводилось. Но особенностью всех республик, за исключением Словении, было то, что они были разделены по религиозным, идеологическим, языковым, культурным, этническим линиям, что неминуемо должно было вести к этническим конфликтам в случае

непродуманного законодательства. Хотя, конечно, признает автор, конфликты на территории Балкан «имеют долгую историю и глубокие корни» (18, с.156). В.Гоати оценивает сложившуюся государственную власть в СРЮ как скорее парламентскую, поскольку парламенту федерации дано право выбирать и снимать с должности президента страны. При этом функционирование системы во многом зависело и от конституций республик, которые предусматривали их очень большую самостоятельность. При этом не произошло четкого согласования Конституций Сербии и Черногории с Конституцией СРЮ. Сербия использовала конституцию 1990 г., когда еще не было СРЮ, а Черногория приняла новую в октябре 1992 г. Поэтому главной проблемой существования политиче-сой системы СРЮ стало отсутствие согласованных норм взаимодействия республиканских и центральных органов власти, а также асимметрия институтов власти (18, с.184).

Создание новой федерации требовало строительства новых структур власти. Было объявлено о проведении в конце мая 1992 г. выборов в Вече граждан Союзной скупщины, в скупщины автономных краев и местные органы власти. Созданный в мае оппозиционный блок - Демократическое движение Сербии (ДЕПОС) - требовал отложить выборы, созвать Учредительную скупщину (конституционное собрание), собрать «круглый стол» всех политических партий, разоружить все незаконные формирования, провозгласить амнистию тем, кто не участвовал в боевых действих. Но руководство Югославии торопилось сформировать органы власти, чтобы не потерять контроль над страной. На следующий день после введения санкций в Югославии состоялись выборы. Ведущие оппозиционные партии Сербии и Черногории бойкотировали выборы, обвиняя СПС в поспешности их проведения, в неравноправности предвыборных партий, в неправомерности принятия конституции. На избирательные участки вышли лишь 56% избирателей. Голосовавшие в Сербии большинство голосов отдали правящей Социалистической партии Сербии (43,44% голосов, 73 места в Вече граждан) и Сербской радикальной партии В.Шешеля (30,44%, 33 места), в Черногории - Демократической партии социалистов (ДПС), 69,13% голосов (20, с.75; 3).

Выборы были частым явлением в СРЮ. Так, 20 декабря 1992 г. состоялись внеочередные выборы в скупщину СРЮ, республиканские скупщины и местные органы власти, а также президентов республик. В выборах в Сербии участвовали 28 партий, пять коалиций и три группы граждан (20, с.144). Большинство избирателей отдали свои голоса со-

циалистам и радикалам прежде всего в силу их патриотической ориентации, решимости не уступать диктату Запада, в частности, даже в навязывании президента республики - богатого американца сербского происхождения Милана Панича. Запад активно поддерживал М.Панича и оппозицию, но ничего не сделал для реальной помощи сербскому народу, для облегчения бремени санкций. Запугивание военной интервенцией, усиление давления вызывали совершенно обратную реакцию населения. Народ проголосовал за тех, кто декларировал готовность до конца отстаивать национальные интересы всего сербского народа. В Вече граждан Союзной скупщины СПС завоевала 47 депутатских мандатов из 138, а радикалы - 34. Оппозиционный ДЕПОС имел 20 мест. Черногорская Демократическая партия социалистов получила 17 мандатов, 13 мандатов - другие черногорские партии. В парламенте Сербии социалисты получили 101 мандат из 250, а радикалы - 72 (6, с.5,6; 3).

Недовольный результатами выборов Запад пригрозил Югославии. Уже 21 декабря Совет министров ЕС объявил о дальнейшем ужесточении санкций, «долговременной тотальной изоляции», если Белград не изменит своей позиции (20, с.146).

В первой половине 1993 г. в Белграде велась упорная борьба между сторонниками президента Югославии Д.Чосича и президента Сербии С.Милошевича. Д.Чосич обвинял С.Милошевича в том, что из-за его действий страна оказалась на грани диктатуры. «Набирают силу консервативные и экстремистские силы, которые вызвали регресс в нашей парламентской политической жизни, ввергли народ в бедность и отчаяние, а государство - в катастрофу», - заявлял он (10, с.4). С.Милошевич обвинял Д.Чосича в мягкости и уступчивости, в подготовке военного переворота. Лидер радикалов В.Шешель озвучил в парламенте обвинения против Д.Чосича, представив в парламент протокол из десяти пунктов о нарушении Президентом СРЮ конституции и требуя на каждом заседании парламента обсуждать его антиконституционные действия (5, с.44). Объединенное большинство социалистов и радикалов в союзном парламенте 1 июня 1993 г. тайным голосованием в отсутствие Д.Чосича и без должных доказательств отстранили его от должности. По словам Д.Чосича, его устранение произошло потому, что «президент Сербии больше не мог мириться с моим сопротивлением его политике и деспотическому своеволию» (5, с.44). Тем самым «нанесен большой политический и моральный урон Сербии и Черногории», - заявил Д.Чосич (31, с.253).

20 октября 1993 г. президент Сербии С.Милошевич по предложению правительства распустил республиканскую скупщину. «Такая перессоренная в состоянии взаимной неприязни и разрозненности Скупщина» была не способна решать проблемы страны и негативно влияла на стабильность правительства, полагают югославские ученые (22, с.66).

В выборах в декабре 1993 г. участвовали 38 политический партий, 7 коалиций и 37 групп граждан. СПС уверенно лидировала на выборах и даже упрочила свое положение, получив в парламенте 123 места (на 22 больше, чем в 1992 г.). 45 мест имел ДЕПОС, 39 - радикалы, 29 - Демократическая партия, 7 - Демократическая партия Сербии (22, с.76). Оппозиция получила на 22 места, а радикалы - на 34 места меньше, чем в 1992 г. Задача, поставленная С.Милошевичем на выборах, была выполнена. Почему народ голосовал за СПС? Сами социалисты отвечали, что их преимуществами были: организация, лидер и опыт. Оппозиция добавляла: телевидение. Западные дипломаты выделяли твердость и устойчивость С.Милошевича. Народ большей частью отвечал просто: «Он защищает национальные интересы сербов» (9).

После выборов в декабре 1993 г. одной из целей создания правительства народного единства было усилить политический центр. Анализ партийных документов большинства партий создавал впечатление, что в политическом центре скопилось очень много партий, как «левого», так и «правого» толка. Однако на практике ситуация совсем иная. По мнению директора Центра общественного мнения и маркетинга «Медиум» С.Бранковича, «политический центр в Сербии можно сказать пустой, так как партии, которые принадлежат к нему, получили на выборах 10% голосов» (8). По его мнению, классическая ось, которая делит политические организации на правые, левые и центр, в Сербии отсутствовала.

Как считают югославские ученые, существуют три критерия, по которым партии можно расположить на политической сцене Сербии: а) отношение к общественным реформам; б) отношение к дилемме «национальное-гражданское»; в) отношение к ценностям социализма (8).

Если в качестве критерия использовать национальный вопрос, то ДС была бы справа от центра, а СПО и Гражданский союз - слева. По третьему критерию СПС, Партия сербского единства и СК-ДЮ оказались бы правыми партиями, а ДЕПОС, ДПС и Гражданский союз - левыми. По мнению С.Бранковича, для существования сильного центра необходимы стабильность государства и самостоятельные средние слои населения, которых тогда в стране не было. Чтобы они появились, необ-

ходимы два условия: изменение власти и нормализация международных отношений на территории бывшей Югославии (8).

Как считает З.Стоилькович, классическим примером партии центра является ДП, где-то около центра находится и СДО. Левого центра не существует, так как не хватает сильной социал-демократической партии. Одно из течений Гражданского союза могло бы претендовать на принадлежность левому центру (8). Умеренных правых по некоторым своим определениям действительно много - ДПС, СЛП, ДП и СПО. ДП, как считает Г.Весич, член Главного комитета этой партии, уже сформировалась как партия центра и по своей либеральной ориентации, и на основе той разумной политики, которую проводит. По его мнению, демократы не имеют конкурентов в политическом центре (8).

Главной преградой успешным действиям оппозиции против правящей партии являлась проблема единства, постоянно нарушавшаяся или стремлением ряда оппозиционных партий к компромиссу с правящей партией, или непомерно большими амбициями отдельных руководителей партий, претендующих на лидерство в оппозиционном движении.

После выборов 1993 г. оппозиционная активность значительно снижается. Это было связано с трудностями политической и экономической жизни в условиях санкций, с появлением целого ряда проблем, которые надо было решать практически в состоянии военного времени, с укреплением позиции правящей СПС. ДЕПОС распадался, а одна из его партий (Народная демократия) приняла решение войти в правительство, поддержав тем самым правящую партию. Оппозиция не была едина ни в парламенте, ни вне его. Все это создавало в стране условия для усиления авторитаризма, единоличного принятия решений. В парламенте оппозиция не была единой: большинство предложений различных партий не поддерживалось не только представителями других партий, но и рядом депутатов своей же партии. По меткому замечанию одного из замов председателя скупщины Сербии В.Андрича, часто депутаты в скупщине голосуют не в интересах народа, а в интересах своей партии. А эти интересы редко совпадают (12). В мае 1994 г. СПО и ДПС, недавно самые близкие союзники по объединению оппозиции в ДЕПОСе, обрушивают друг на друга серьезную критику и полностью разрывают все связи.

После известных Дейтонских соглашений 22 ноября 1995 г. СПС продолжала оставаться самой популярной политической силой в стране. Согласно опросу общественного мнения, в январе 1996 г. за нее проголо-

совали бы 37% пришедших на избирательные участки, в апреле - 35,5%. Остальные партии не достигали и 9%-ного рубежа популярности (11).

Политическая картина парламентской оппозиции крайне простая. Среди многочисленных партий в Скупщине основную роль играли четыре партии - ДП, ДПС, СДО, СРП, которые находятся в разной степени оппозиции к власти. Пути их развития весьма сложны. Постоянно наблюдались колебания и существенные изменения в их ориентации. СДО от крайнего национал-экстремизма перешло на позиции гражданского общества, хотя внешняя национальная форма осталась. В.Шешель сначала стоял на экстремистских позициях, но поддерживал СПС, что выглядело как левая ориентация, а затем все заметнее становилась его правая суть. ДП начинала как партия, в которой уживались и либеральные, и марксистские идеи. Позже в партии стали преобладать либеральные идеи, хотя появились и социал-демократические тенденции. Отделившаяся от Демократической партии ДПС разошлась со своей «сестрой» в стратегии политического преобразования общества: ДП выступала за демократическую эволюцию общества из социалистического в демократическое, а ДПС - за революционное, что для нее означает полный разрыв с социализмом и строительство нового общества фактически от основания. Позиции ДП и ДПС расходились и по национальному вопросу. Акцент на национальных чаяниях у ДПС был сильнее, чем у ДП. В условиях кризиса, блокады, войны в БиГ и Хорватии ДП не могла строить свою стратегию на лозунге гражданского общества, потерявшем популярность в народе, поэтому иногда в своих заявлениях ей пришлось обращать внимание и на национальный вопрос. ДПС выступала за неприемлемость плана Вэнса-Оуэна для БиГ, за объединение сербского народа. Но решать этот вопрос должен был, по мнению ДПС, сам сербский народ в БиГ. Самым благоприятным решением для РС, по мнению В.Коштуницы, было бы разделение БиГ на две части, скорейшее открытие дорог, а для РСК - сохранение status-quo, т.е. защищенных зон (по кипрскому сценарию) на ближайшие 10-20 лет.

Среди проблем, которые пришлось решать Югославии в 1996 г. -признание СРЮ, возвращение в международные организации, ликвидация последствий санкций, восстановление экономического потенциала, решение проблем беженцев, выполнение условий, которые продолжали выдвигать Югославии международные организации (проблемы Косова),

налаживание добрососедских отношений с бывшими республиками СФРЮ.

После отмены санкций политические партии готовились к выборам в союзный парламент и местные органы власти, к демократическим переменам мирным путем. Шансов, однако, у оппозиции было крайне мало: она многие месяцы не могла объединиться, мешали амбиции лидеров, различия в программах и целях, отсутствие явного лидера.

3 ноября 1996 г. выборы в Союзную скупщину проходили по пропорциональной системе: избиратели голосовали за партии. Накануне выборов оппозиция в лице трех крупных и одной мелкой партии объединилась в блок под символическим названием «Вместе» (ДП, ДПС, СДО, Гражданский союз Сербии). Результаты выборов были шоком для коалиции: рассчитывая на победу, она получила только 22 места из 138 в Вече граждан. Объединение левых сил, куда вошли Социалистическая партия Сербии, блок левых партий «Июль» и небольшая партия Новая демократия, имели поддержку значительно большего числа избирателей, получив 64 места, но не собрав, однако, абсолютного большинства.

Оппозиция неожиданно для центра одержала убедительную победу во втором круге выборов в местные органы власти в ряде крупных городов и общин — Белграде, Нише, Крагуеваце, Новом Саде, Чачаке, Ужице и др. Хотя для устоев правящей элиты Сербии политическая окраска власти в общинах и городах принципиального значения не имела, ибо реальная власть сосредотачивалась в республиканской и союзной скупщинах, было сделано все, чтобы отменить по просьбе СПС результаты второго круга в 352 избирательных участках (3,5%) из 10 076 по всей Сербии. Формальные причины на это были: кандидат продолжал агитацию непосредственно на выборах, обнаружились расхождения в количестве опущенных бюллетеней и списках избирателей, агитационные плакаты находились на расстоянии меньше, чем 20 метров, от избирательного участка и т.д.

Оппозиция, не желая сдавать только что завоеванные позиции, вышла на митинг протеста и подала в Конституционный суд, который иск не удовлетворил. 27 ноября при переголосовании в ряде участков «СПС-Июль» получили большинство голосов. Поскольку власти не признали результаты второго круга, оппозиция вывела народ на улицы -стихийные митинги длились несколько месяцев.

Изнурительное политическое противостояние было наполнено

ожиданием компромисса. Первого шага ждали от властей. Побывавшая в Белграде делегация ОБСЕ высказала рекомендации политическим структурам Сербии признать результаты выборов в тех округах, где победила оппозиция. К этому подталкивала С.Милошевича и российская делегация во главе с первым замминистра иностранных дел И.Ивановым. В итоге С.Милошевич передал вопрос на решение парламенту, который должен был разработать законопроект об утверждении итогов выборов в «в соответствии с рекомендациями ОБСЕ». 11 февраля Скупщина Сербии одобрила законопроект, подтверждающий победу оппозиции на муниципаль-ных выборах в 14 городах, включая Белград.

Осенью 1997 г. Сербия и Черногория выбирали депутатов республиканских скупщин и президентов. Десяток оппозиционных партий Сербии, включая ДП, ДПС, Гражданский союз, бойкотировали выборы. Тем не менее выборы состоялись - к избирательным урнам вышли 57,5% избирателей. В парламент прошли Коалиция СПС-Июль-Нова демократия (110 мест), а также Сербская радикальная партия (82 места) и Сербское движение обновления (45 мест). В Сербии президентом стал кандидат СПС Милан Милутинович, а в Черногории победу одержал Мило Джуканович.

В это время обостряются отношения между руководством Сербии и Черногории. Это отразилось и на функционировании союзного парламента. Партия президента Черногории Мило Джукановича игнорировала союзный парламент, а Черногорию представляли партии, оппозиционные президенту. Конец 90-х годов характеризуется кризисом парламентской системы СРЮ, поскольку Черногория бойкотировала союзные органы власти.

В 1999 г. после агрессии НАТО против Югославии законодательные функции парламента были сведены к минимуму, предложения о законах поступали из одного центра. Теперь законы принимала правящая коалиция. Так, применение закона об образовании и статусе университета разрабатывали радикалы, область международного права была под контролем социалистов. По мнению ученых, законодательная функция Скупщины после 1999 г. практически не существовала. Принимаемые законы должны были лишь способствовать пополнению государственной казны. Исполнительная власть расширила свои полномочия за счет законодательной и судебной властей (31).

В сентябре 2000 г. в Югославии прошли выборы президента СРЮ, парламента Югославии и местных органов власти в Сербии. Ли-

дерами президентской гонки стали Слободан Милошевич от правящей левой коалиции Социалистической партии Сербии и блока левых сил «Июль» и Воислав Коштуница от Демократической оппозиции Сербии (ДОС), куда вошли 18 оппозиционных партий, среди которых были лишь две крупные - Демократическая партия и Демократическая партия Сербии. В результате президентом страны стал Воислав Коштуница, а многолетний лидер Сербии и всей Югославии Слободан Милошевич признал свое поражение.

В.Коштуницу отличала от всех других оппозиционеров последовательность в отстаивании своих убеждений, политическая честность и незапятнанность репутации. Он всегда был готов идти на объединение оппозиционных партий, но не шел на компромисс, если это противоречило его убеждениям. За десять лет кризиса многие партии успели поменять убеждения, окраску, социальный состав, материальное положение. Этого не произошло только с ДПС. ДПС никогда не сотрудничала с Западом, не действовала на американские или немецкие деньги, как это легко делали другие партии. В.Коштуница позволял себе быть патриотом Сербии даже тогда, когда им не мог быть Слободан Милошевич - он помогал сербам в Боснии и Хорватии, осуждал установление границы между Югославией и Боснией, клеймил агрессию натовцев в 1999 г., не признал Международный суд в Гааге, считая его политически ангажированным.

Когда В.Коштуница стал президентом страны, он с неимоверным усердием принялся осуществлять свои предвыборные обещания. Однако объединение в одном блоке разных по убеждению оппозиционеров делало этот процесс сложным.

Период с 2000 по март 2002 г. был крайне трудным с точки зрения функционирования как всего государства, так и его парламентской системы. Страна после смены власти находилась в состоянии хаоса и политической анархии. Поэтому одной из задач новой власти стала стабилизация политической ситуации. Президенту и его окружению удалось заручиться лояльностью армии и полиции, заявить о невыдаче так называемых военных преступников Гаагскому трибуналу, нейтрализовать сторонников С.Милошевича обещанием допустить их к участию в политической жизни страны, уважать закон и конституцию. Большой проблемой стало даже создание союзного правительства.

Пытаясь исполнять свою клятву уважать конституцию, В.Коштуница предложил формирование правительства Социалисти-

ческой народной партии Черногории, самой большой черногорской фракции в союзном парламенте, чем вызвал негодование политической элиты Черногории, которая поддерживала президента Мило Джукано-вича и бойкотировала выборы. Окружение В.Коштуницы стояло перед вопросом: включать ли в правительство представителей партии Джука-новича, насколько пополнить правительство экспертами и специалистами, отступив от буквы Конституции, включать ли в него представителей СПС, за которой стояли около 2 млн. избирателей? Представитель ОБСЕ Альберт Роан оповестил руководство Югославии, что мировое сообщество не признает правительство, в которое войдут представители СПС. Только с правительством из членов ДОС будут вестись переговоры об обновлении членства в ОБСЕ, в других международных организациях и финансовых учреждениях.

Кризис в отношениях между Сербией и Черногорией так и не был преодолен, что отразилось и на деятельности союзного парламента, которую можно охарктеризовать как нерезультативную. Руководство Черногории открыто встало на путь выхода из федерации, не признав ни законность выборов, ни его результаты. Оно называло В.Коштуницу не иначе, как «представитель демократической Сербии», отказывалось участвовать в формировании союзного правительства.

Параллельно с трудностями в отношениях между двумя республиками, кризис возник и в сербском парламенте. Депутаты самораспустили скупщину Сербии. После долгих переговоров было решено назначить выборы на 23 декабря 2000 г. ДОС шла на республиканские выборы абсолютным фаворитом и выиграла в предвыборной борьбе. З.Джинджич заранее обговорил вопрос о том, что он станет премьер-министром Сербии.

Постепенно нарастала напряженность во взаимоотношениях партий внутри ДОС. Если сначала партии с разной политической и идеологической ориентацией объединяла победа на сентябрьских и декабрьских выборах, то после декабря у лидеров партий возникали противоречия по многим вопросам, преодолеть которые так и не удавалось.

14 марта 2002 г. перестала существовать Союзная Республика Югославия. Руководство СРЮ и двух республик при непосредственном участии Хавьера Соланы приняли решение о создании нового образования - «Сербия и Черногория» (СиЧ). Переговорный процесс между президентом Черногории Мило Джукановичем и руководством Сербии и Югославии был мучительным. Он вяло проходил на фоне усиления эко-

номической и политической самостоятельности Черногории. Политическая элита Черногории поставила Сербию перед фактом почти полного своего суверенитета - к началу 2002 г. в республике уже была своя валюта, собственное замкнутое экономическое пространство; разросшаяся полиция, которая напоминает армию; таможенная служба; она вела внешнеполитическую и внешнеэкономическую деятельность.

Соглашение, подписанное при участии Соланы, носило рамочный характер и при определении формы государства многого недосказало. Форма нового государства должна быть определена позднее после разработки и подписания союзного договора между Сербией и Черногорией. При этом в тексте соглашения ощущалась «временность» нового государства. Так, например, должна быть принята не конституция, а Конституционная хартия, Сербия и Черногория назывались не республиками, а «государствами-членами», которые обладают «элементами государственности». Через три года может быть поставлен вопрос о независимости Черногории. Новое государство будет иметь парламент, президента и правительство. Совет министров (правительство) имеет пять направлений деятельности: внешнюю политику, оборону, международные и внутренние экономические отношения, защиту прав человека и прав национальных меньшинств. Но принципы функционирования этих органов власти не были определены, отсутствовал и механизм решения спорных вопросов.

Предстоящие три года будут наполнены острой политической борьбой сторонников и противников единого государства. Уже начался острый внутричерногорский диалог. Следствием подписания договора стал кризис черногорского правительства, в поддержке которому отказали либералы, а также парламента: об отставке заявила Весна Перович -его председатель. По мнению черногорской коалиции «Вместе за Югославию», сепаратистское правительство не сможет решить проблему стабилизации и сотрудничества. Она предлагала уже осенью 2002 г. провести внеочередные парламентские выборы. Политическая элита страны начала диалог о необходимых законах, о разработке концепции устройства страны, о выборах депутатов в скупщину, об обязанностях министерств, о согласовании судебной практики, о принципах ротации в органах судебной и исполнительной власти, МИДе, Минобороны, международных организациях, о согласовании конституций, а также принципов экономических отношений, о торговой и таможенной политике, о

выборах в парламент нового объединения, президентов Сербии и Черногории.

26 июня 2002 г. началась работа Конституционной комиссии по разработке Конституционной хартии будущего совместного государства Сербии и Черногории, были приняты план и правила работы. В Комиссии - 27 членов, шесть сопредседателей. Решение должно приниматься 2/3 голосов. Переговоры в Комиссии шли трудно. Так, Сербия настаивала на том, что будущее государство должно иметь форму федерации, а Черногория - Союза двух независимых государств. Сербия предлагала парламент избирать на непосредственных выборах, а Черногории больше нравилась представительная делегатская система. Сербия считала, что конституционная хартия должна быть высшим правовым актом государства, а Черногория настаивала на том, что конституции республик должны иметь приоритет над союзной хартией. Не было согласия и по вопросам ротации кадров в высших органах власти, гражданства, символов государства и ряду других.

Осенью 2002 г. можно было говорить о конституционном, парламентском кризисе в Югославии - два раза проваливались президентские выборы в Сербии - в сентябре/октябре и декабре 2002 г., на второй круг которых не пришло необходимое число избирателей.

27 января 2003 г. Народная скупщина Сербии после многочасовой дискуссии большинством голосов (166 из 216) приняла текст Конституционной хартии государства Сербии и Черногории. 29 января Конституционную хартию одобрил парламент Черногории, а 4 февраля - скупщина СРЮ. Таким образом, вечером 4 февраля закончилась 11-летняя история Союзной Республики Югославии. У Белграда и Подгорицы в совместном ведении всего лишь несколько сфер: внешняя политика, оборона, защита прав человека и национальных меньшинств. СиЧ имеет пять министерств - иностранных дел, экономических отношений с зарубежными странами, внутренних экономических связей, обороны, национальных меньшинств. Совместная администрация Сербии и Черногории должна иметь около 3000 человек вместо 10,35 тыс. в СРЮ. У Сербии и Черногории разные финансово-экономические системы. Предполагается, что со временем они приведут их в соответствие с европейскими стандартами.

5 февраля 2003 г. начали формироваться органы нового государственного содружества «Сербия и Черногория». На это было отведено 30 дней. Республиканские скупщины делили депутатские мандаты, согла-

совывали места в будущих министерствах и Совете министров. Министерства обороны, иностранных дел, по правам человека и национальных меньшинств будут представлять сербы, а два экономических министерства - черногорцы.

Через десять дней после принятия Конституционной хартии прошли выборы членов нового совместного парламента (из числа законодателей Сербии, Черногории и СРЮ), а еще через пять дней он был сформирован. Скупщина нового государства состоит из представителей многих партий. Сербии принадлежит 91 место, Черногории - 35. Среди сербских главную скрипку будут играть партии, входящие в коалицию ДОС (47 мест). Из них 18 - у Демократической партии Зорана Джинд-жича, премьер-министра Сербии. Социал-демократическая партия получила пять мест, Гражданский союз Сербии и Новая демократия - по четыре, Демохристианская партия Сербии и Лига социал-демократов Воеводины - по три, Демократический центр, Союз воеводинских венгров и Демократическая альтернатива - по два. Более мелким партиям досталось по одному мандату. Социалисты получили 12 мест, 17 - Демократическая партия Сербии В.Коштуницы, 8 - радикалы В.Шешеля. Албанские партии из Черногории отказались иметь своих представителей в парламенте содружества из-за того, что в преамбуле Конституционной хартии записано, что Косово и Метохия - автономный край в составе Сербии.

Пока формировались списки депутатов новой скупщины, старая, двухпалатная, продолжала еще работать. Она в спешном порядке рассматривала последний закон - о правах человека и национальных меньшинствах. На первом заседании нового парламента были выбраны руководители парламента. Так, председателем остался старейший посланник Драголюб Мичунович, который возглавлял и палату граждан скупщины СРЮ. Черногорцы выдвинули представителя Демократической партии социалистов Милорада Дрлевича на должность заместителя председателя парламета. На втором заседании парламента был избран президент и в том же лице премьер-министр СиЧ. Им стал черногорец Светозар Ма-рович.

12 марта 2003 г. был убит премьер-министр Сербии Зоран Джинд-жич. Демократическая партия (ДП) предложила на должность премьер-министра Зорана Живковича, который возглавил и ДП. При этом положение в стране продолжало оставаться сложным и нестабильным. Введение чрезвычайного положения, поиск исполнителей и заказчиков

убийства отвлекли руководство страны от стабильной политической деятельности. Сербии и Черногории предстоят президентские и парламентские выборы, а также урегулирование многих вопросов функционирования совместного государства в ближайшие три года.

Список литературы

1. Демократска странка: Изборни програм. — Београд, 1992. — 113 с.

2. Демократска странка Срб^е: Програм и статут. — Београд, 1993. — 64 с.

3. Информация правительства Черногории.

4. .овий Б. Последши дани СФР.1: Изводи из дневника. — Београд: Политика, 1995. — 491 с.

5. Кондрашов А. К внутриполитической обстановке в Югославии//ИТАР-ТАСС: КОМПАС. - М., 1993. - 16 июня. - № 101. - С. 41-46.

6. Кондрашов А. Югославия после выборов // ИТАР-ТАСС: КОМПАС. - М., 1993. -27 янв. - №16. - С. 3-9.

7. Конституция Социалистической Федеративной Республики Югославии. - Белград, 1974. - 347 с.

8. Пеший М. Шта се дога^а у политичком центру // Политика. - Београд, 1994. - 12 ма^ - С. 14.

9. Рупар В. Политичка енигма социалиста // Политика. - Београд, 1994. - 9 апр. -С. 10.

10. Ситуация после отставки Добрицы Чосича// ИТАР-ТАСС: Серия «СЕ». - М., 1993.

- 9 июня. - С. 4-5.

11. Стодой Л. Приклашаше власти // НИН. - Београд, 1996. - 10 ма]. - № 2367. -С. 14.

12. Andric V. Intervju...// Vreme. - Beograd,1994. - 13 jun. - № 190. - S. 29.

13. Culic M. Federalizam nije nesreca // Danas. - Zagreb, 1987. - G. 6. - N 296. - S. 1516.

14. Do sada 119 stranaka // Borba. - Beograd, 1990. - 14 sept. - S. 1.

15. Dzindzic Z. Jedna beogradska prica // Duga. - Beograd, 1994.- 28 maj/10 jun. - № 528.

- S. 17-20, 94-95.

16. Jovic D. Kakvu Hrvatsku zele // Danas. - Zagreb, 1990. - 3 trav. - G.9, br. 424. - S. 59.

17. Goati V. SKJ, kriza, demokratija. - Zagreb, 1986. - 161 s.

18. Goati V. Stabilizacija demokratije ili povratak monizmu. - Podgorica, 1996. - 244 s.

19. Golubovic F. Pravni sistem na kraju 1999 // http://www.dss.org.yu

20. Kovacevic S., Dajic P. Hronologija jugoslovenske krize. — Beograd: IES, 1994. — 284 s.

21. Luburovic Z. Jaka jugo-orijentacija // Vjesnik. — Zagreb, 1990. — 24 list. — S. 3.

22. Milosavljevic B., Jovanovic M. Privremeni izbori za narodne poslanike Narodne skupstine Republike Srbije u decembru 1993 // Jugoslovenski pregled. — Beograd, 1994. — G. 38, N 1. - S. 65-84.

23. Mlakar M. Mujo - treci covek // Borba. - Beograd, 1990. - 15/16 sept. - S. 3.

24. Nakon izbora u Bosni i Hercegovini // Vjesnik. - Zagreb, 1990. - 23 stud. - S. 1,3.

25. Od izbornih rituala do slobodnih izbora. - Beograd: Inst. drustvenih nauka, 1991. - 343 s.

26. Pesic V. Zasto sam podrzala Lilica // Duga. - Beograd, 1994. - 25 jun. - № 530. -S. 76-78.

27. Protic M. Staka za sakatu dusu // Duga.- Beograd, 1994. - 28 maj/10 jun. - № 21 -S. 24, 96.

28. Samardzic S. Prinudna zajednica i demokratija. - Beograd, 1994. - 274 s.

29. Simonovic V. Demosu 47 poslanickih mesta // Vjesnik. - Zagreb, 1990. - 17 trav. - S. 1.

30. Seselj V. Intervju... // Globus. - Zagreb, 1994. - 24 ljipnja. - S. 7-8.

31. Sta je stvarno rekao Dobrica Cosic / Izabrao i priredio Milan Nikolic. - Beograd: Draganic, 1995. - 301 s.

32. Vasovic V., Goati V. Izbori i izborni sistem. - Beograd, 1993. - 370 c.

Заключение

Актуальность рассмотренных проблем связана с той важной ролью, которую характер, функции и эффективность представительной власти играют в процессе демократического преобразования восточноевропейских обществ, отягощенных авторитарным и тоталитарным наследием прошлых общественных систем.

С методологической точки зрения итоговая картина достаточно четко выявила необходимость разграничения двух внешне тесно связанных, но по сути нетождественных ракурсов процесса становления посткоммунистического парламентаризма - 1) формирования институтов представительной и законодательной власти, самих парламентских структур во взаимосвязи с формированием институтов других ветвей власти; 2) возникновения демократической политической системы и культуры на базе и в результате функционирования нового парламентаризма. Если демократические институты, включая парламентские структуры, формально сложились практически во всех посткоммунистических странах Восточной Европы довольно быстро, то наполнение их подлинно демократическим содержанием, предусматривающим активное политическое участие и влияние населения (электората) этих стран на государственное управление, оказалось длительным и все еще далеко не завершенным процессом. Ни принятие новых конституций, ни политический плюрализм (многопартийность), ни введение института президентства на смену прерогатив генеральных секретарей и политбюро, ни разделение властей, сами по себе являясь важнейшими составными демократических преобразований, не обеспечивали укоренения демократической политической культуры и учета волеизъявления большинства народа в процессе принятия решений.

Создание новых государственных институтов практически во всех посткоммунистических странах на волне антикоммунизма и форсированного слома старых режимов породило иллюзию победы демократии (во многом аналогичную установлению народно-демократических правительств после окончания Второй мировой войны) и привело к росту надежд, которые не были подкреплены наличием необходимой экономической базы, сформировавшегося гражданского общества, ответственных политических элит, имеющих опыт демократического строительства. Теоретические представления политиков и идеологов радикальных реформ были основаны на опыте стабильного развития передовых индустриальных и постиндустриальных государств Западной Европы и Северной Америки, а не собственном. Практика функционирования новых политических систем в Восточной Европе выявила три оси разрыва между воображаемым и реальным в массовом сознании: 1) между теорией и практикой создания основ демократического общества; 2) между идеологией политического сближения с Западом и реальностью непреодолимого в обозримом будущем экономического отставания от Запада; 3) между свободой политического участия граждан де-юре и их политической пассивностью де-факто.

Следствием этих разрывов явилось амбивалентное отношение населения к электоральным возможностям и процедурам, политическим партиям и органам власти, выражающееся в одобрении принципов парламентской демократии при одновременном понимании ее неэффективности. В среднем 79% граждан посткоммунистических стран Восточной Европы уверены, что они получили больше личных свобод, чем в условиях старой системы; вместе с тем 62% считают, что их материальное благополучие снизилось. Почти половина граждан полагают, что их возможности влиять на государственную политику остались такими же, что и при старых режимах. В силу этого электоральная активность остается невысокой (при среднем уровне участия в выборах разных уровней не превышающем половины избирателей), а связь между избирателями и депутатами парламентов слабой.

Масштабы представительства политических партий и движений в парламентах государств изучаемого региона подтверждают вывод о неустойчивости или даже отсутствии доминантных ценностных и политических ориентаций населения даже после десяти лет системных преобразований. Численность депутатов, поддерживающих либерально-демократические программы, и их оппонентов разных направлений в последние годы в боль-

шинстве стран остается примерно равной. При этом характерной чертой политической культуры восточноевропейских обществ 1990-х годов - начала XXI в., отражающейся в результатах парламентских выборов, стала ма-ятникообразная динамика предпочтений избирателей: от праволиберального выбора до левоцентристского и наоборот, в зависимости большей частью от показателей социально-экономического развития стран при тех или иных парламентах и правительствах. Разочарование в либеральных и социал-демократических программах побуждает население к растущей поддержке «третьей силы» - партий и движений авторитарно-националистического толка (в том числе монархического, как это имело место в Болгарии в 2001

г.).

Анализ почти полутора десятилетий политического развития посткоммунистических стран восточноевропейского региона позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, став значимым атрибутом демократических процессов в посткоммунистических обществах и приобретая ряд черт, характерных для западно-европейской политической традиции (готовность к разумному компромиссу в отношениях с президентской властью, равновесие либеральных и социал-демократических сил), парламентаризм и парламенты в странах Восточной Европы не стали институтами, пользующимися безусловным доверием населения и ощутимо способствующими укоренению демократической политической культуры. Верно и обратное: исторически унаследованная слабость демократических традиций в регионе, невысокий уровень политического самосознания масс, сохраняющаяся ориентация на государственный патернализм влияют на менталитет и поведение депутатского корпуса.

Во-вторых, слабая (гораздо более слабая, чем в Западной Европе) связь между электоратом и партиями, обществом и представительными учреждениями, социальными ожиданиями и политическими результатами еще длительное время будет определять политическую культуру в регионе, включая парламентскую культуру и роль парламентаризма.

В-третьих, на этапе кардинальных системных изменений существует резкое несоответствие между политологическими концепциями и выкладками, с одной стороны, и восприятием протекающих процессов рядовыми гражданами - с другой. Это видно на примере практически всех стран Восточной Европы, но особенно в странах «замедленной демократизации», где сильнее фрустрация и «усталость от демократии». Повторим сказанное в первой главе. Когда-то, в конце 1970-х годов, премьер-министр Франции Раймон Барр призывал своих соотечествен-

ников «изменить общество, не сменив общества». В рамках традиционной европейской левоцентристской политики казалось возможным (и до известной степени было и остается реальным) воплотить в явь принципы социальной справедливости и прав человека, не слишком ограничивая экономический либерализм. Современная Центрально-Восточная и особенно Восточная Европа столкнулась с прямо противоположной задачей - сменив революцией сверху общественный строй, изменить само общество, его сознание, привычки, ритм и отчасти образ жизни. Эта задача оказалась неизмеримо более масштабной и сложной.