CC BY
239
В. П. СТЕПАНЕНКО,
кандидат философских наук, докторант Института социологии НАН Украины, г. Киев
ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ФАКТОР В КОНТЕКСТЕ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
Исследуется взаимосвязь между демографическими характеристиками общества, в частности, возрастной структурой, и особенностями общественно-политического развития страны. Демографическая трансформация рассматривается как важный и еще недостаточно исследованный аспект общественных трансформаций в Восточной Европе. Анализируются особенности демографической ситуации в Украине, а также результаты социологических опросов в контексте корреляций возраста и общественно-политических ориентаций респондентов.
Ключевые слова: демография, демократия, общественная трансформация, демографическая трансформация, возрастная структура общества, человеческий капитал, социализация, социальная репродукция, Украина.
Цель этой статьи - попытка прояснить связь между перспективой общественно-политического развития и политическим режимом, с одной стороны, и некоторыми факторами демографического развития общества - с другой. В частности, если рассматривать демократию как тип политического режима, то несложно, даже на уровне этимологии двух понятий - демократия и демография - обнаружить общую для обоих греческую корневую составляющую - «демос» (народ, граждане). Впрочем, связь между этими понятиями не только этимологическая. Избрание власти в представительской демократии статистическим большинством избирателей уже актуализирует разные социально-демографические аспекты структуры населения. Речь идет не только о сложных социально-демографических характеристиках, таких как этническая, региональная, религиозная и языковая идентичность, образовательный и материально-экономический уровни населения, уровень урбанизации, социально-структурные позиции. Влияние этих сложных социально-демографических переменных на особенности общественного, в частности демократического, развития довольно активно обсуждается в современных исследованиях. Так, с высокой долей вероятности можно утверждать, что этнокультурная однородность, урбанизация и высокий образовательный уровень населения являются благоприятными факторами стабильной демократии (А. Лейпхарт, С. М. Липсет, С. Хантингтон и др.). Значимость определенных социально-демографических характеристик для развития и поддержки демократического
общества подтверждается также и актуализациями дебатов о современных стратегиях адаптации этнокультурного разнообразия, в обсуждениях вопросов миграции, прав этнокультурных меньшинств, проблем социальной справедливости и социально-экономического расслоения.
Менее определенными и, пожалуй, не такими явными являются корреляции между перспективами общественного развития и базовыми демографическими характеристиками, такими как возрастная структура общества. уровень и особенности его воспроизводства, демографические показатели рождаемости и смертности, средняя продолжительность жизни. Эти демографические аспекты имеют стратегическое значение для многих стран, ведь речь идет о базовых факторах и особенностях воспроизводства общества и его жизнедеятельности. А любой тип политического устройства предполагает прежде всего наличие самого общества и лишь затем - его государственных институтов.
Впрочем, связь между особенностями общественного развития и демографической возрастной структурой также проявляется. Хотя эта связь часто опосредуется такими факторами, как пропорциональное и стабильное воспроизводство человеческого потенциала, жизненные шансы и социальные предложения для молодежи в сфере образования и на рынке труда, активное долголетие людей пожилого возраста. Как показывают статистические данные, для успешных и экономически развитых демократических стран довольно типичной является возрастная структура переходного и зрелого возрастных профилей. В подобных структурно-возрастных типах общества молодежь до 30 лет составляет примерно до 45 % населения, часть людей преклонного возраста (после 60 лет) - не более 25 % населения и, по крайней мере, треть населения - это люди активного среднего и трудового возраста [1]. Так, в глобальных исследованиях в период 1970-2007 гг. лишь 13 % стран с очень молодым возрастным профилем (где две трети или более населения составляют люди до 30 лет) были полноценными демократиями (full democracies). Для сравнения, таковыми считаются 81 % стран со зрелым вековым профилем [1]. Подобные корреляции проявляются также и относительно других измерений успешного демократического развития, таких как свобода слова и гражданские свободы. В то же время страны, в вековой структуре которых молодежь до 30 лет составляет более 60 %, по глобальной мировой статистике с большей долей вероятности подвергаются таким рискам своего развития, как ограничение политических и гражданских свобод, коррупция, слабая институциональная способность государства к поддержанию общественного порядка (Гаити, Уганда, Йемен, Афганистан и др. ) [1].
Исследователи экспертной организации мирового народонаселения Population Action International на основе статистического анализа глобальных тенденций мирового демографического развития приходят к выводу, что около 90 % стран с очень молодой возрастной структурой к концу ХХ в. имели авторитарные или очень слабые демократические правительства [2, с. 10]. Де-
мографически молодые страны, даже когда достигают определенного уровня демократии, являются к тому же и более уязвимыми относительно ее после -дующей поддержки, в них чаще возникают конфликты и кризисные ситуации. Так, одним из социальных факторов «арабской весны» - массовых антиправительственных протестных движений в 2010 г., в частности в Тунисе, была довольно значительная демографическая доля молодежи, недовольной своими жизненными и социально-экономическими шансами в традиционной коррупционно-авторитарной среде. Молодежь по определению является более активной, способной к быстрой мобилизации частью общества. К тому же молодые люди, как правило, чаще и активнее используют современные электронные средства массовой коммуникации - мобильную телефонную связь и Интернет с их потенциалом создания новых социальных сетей. Именно последние сыграли не последнюю роль в мобилизации и координации протестных движений «арабской весны».
Глобальная статистика связи между возрастной демографической структурой стран и их социально-экономическим и политическим развитием в известной мере отражает и тот факт, что регионы и страны с высокими уровнем и темпами рождаемости (Африка, Азия, Южная Америка) являются преимущественно развивающимися странами с противоречивым и часто непоследовательным характером такого развития. В то же время устоявшиеся демократии, особенно европейские, находятся в демографической ситуации, характеризующейся если не старением населения, то, по крайней мере, сокращением темпов рождаемости и увеличением демографической доли людей среднего и преклонного возрастов, отчасти по причине повышения средне -статистического уровня продолжительности жизни. Тенденции демографического старения развитых демократических (и, как правило, довольно благополучных в социально-экономическом отношении) стран являются следствием многих причин - от культурно-психологических до социально-экономических. Среди этих причин - индивидуализация стилей жизни, трансформация традиционной культуры, более продолжительное время обучения, профессионального роста и самореализации молодежи и людей среднего возраста, семейное планирование, развитие медицины и расширение спектра медицинских услуг. Также в «зрелых» (и не только в демографическом смысле) странах правительства пытаются активно влиять на демографическую ситуацию. Это влияние предусматривает создание и развитие системы непрерывного обучения, гибкую социальную политику поддержки государством рождаемости, меры по улучшению семейного планирования и репродуктивного здоровья, расширение социально-экономических возможностей для женщин, планирование и контроль миграционных потоков и другие меры государственной демографической политики.
Важно также и то, что в странах «зрелой» демократии репродукция демократических практик и институтов означает в демографическом смысле укоренение этих практик в процессы воспроизводства народонаселения и социа-
лизацию новых возрастных генераций. Другими словами, характеристики устоявшейся демократии являются более надежными для тех обществ, в которых люди среднего и преклонного возрастов уже были рождены или, по крайней мере, социализированы в демократической среде, а следовательно -в подавляющем своем большинстве являются носителями или даже хранителями демократических практик и традиций, передающихся новым поколениям через разные институты социализации, в том числе родственные. Конечно, воспроизводство демократических практик даже в стабильных демократиях не является механическим процессом, равно как и сама демократия никогда не является завершенным общественным проектом. В частности, демографические тенденции «старой» Европы уже даже через потребности ее собственного экономического развития требуют определенного притока мигрантов, потоки которых формируются преимущественно из людей молодого возраста и в основном из стран Азии и Африки. Такая миграция людей, которые в основной своей массе социализировались в иной, часто отличной от европейской, социокультурной среде, уже теперь создает серьезные вызовы для европейских демократий. И не только относительно политики адаптации и социализации численной и растущей массы иммигрантов, но и в аспектах формирования собственных, сбалансированных относительно демократических норм и отвечающих национальной безопасности миграционных политик.
Не менее драматической, со своими сложными особенностями и социальными последствиями является демографическая трансформация Восточной Европы. В определенном смысле метафора о «молодых демократиях» этого региона звучит довольно иронично. Ведь эти «молодые», а во многих обществах еще и не устоявшиеся демократии, формируются по большей части в странах, которые также переживают демографическое старение своего населения, а в случае некоторых стран, в частности России и Украины - острый демографический кризис. Особенность этих процессов для посткоммунисти-ческих восточноевропейских стран заключается в том, что демографические изменения здесь переплелись и объединились со сложными политическими и экономическими трансформациями. Поэтому исследователи характеризуют эту сложную демографическую трансформацию - «от красных к седым» - как уникальную [3, с. 1], имеющую не менее важное значение, чем сами политические и экономические изменения в посткоммунистических странах.
В современных исследованиях демографической трансформации Восточной Европы довольно активно и широко обсуждаются социально-экономические аспекты этих процессов, в частности проблемы трансформации рынка труда, увеличение доли нетрудящихся пенсионеров, нагрузки на экономическую, социальную и пенсионную системы этих стран и потребности их реформирования, увеличение социальных расходов государственного бюджета и проблемы его перераспределения, проблемные вопросы финансовых сбережений и т. п. В меньшей мере, по нашему мнению, рассматриваются вопросы социально-психологических и политических аспектов демографической
трансформации посткоммунистических обществ, в частности перспективы развития и поддержки демократии. В методологическом контексте эти аспекты предполагают преодоление упрощенных механистических представлений о посткоммунистической трансформации, в основе которых был эволюционистский подход к поступательности движения от планового социализма к рыночному капитализму. Критика упрощенных неолиберальных схем пост-коммунистических трансформаций также предполагает признание их сложности и непредвиденности, привлечение к анализу гуманитарных и антропологических методологий, повышенное внимание к таким институциональным феноменам и социокультурным практикам, как групповые идентичности, историческая память, ценностные ориентации, неформальные практики и интеракции.
Как показывает более чем 20-летний опыт посткоммунистических, в особенности - постсоветских трансформаций, традиционные социокультурные институты, практики и ценности являются чрезвычайно стойкими и инертными, последствия изменений являются часто непредсказуемыми относительно новых качеств, а сами изменения нередко сталкиваются с препятствиями и сопротивлением объективных и субъективных факторов. Это и не удивительно, если принять во внимание, что носителями ментальных структур и хранителями культуры являются люди, старшее и среднее поколение которых формировалось и взаимодействовало в условиях традиционного коммунистического уклада. Проблемы качества политических элит, коррупции, массовый правовой нигилизм, воссоздание патронально-клиентилистских практик, кумовство, местничество, клановость - это лишь некоторые аспекты сложной диалектики общественных изменений и социальных репродукций в посткоммунистических и особенно постсоветских обществах. Невзирая на некоторые оптимистичные прогнозы начала 1990-х гг., два десятилетия общественных трансформаций и появление лишь одной генерации людей, которые в школьные годы уже не повязывали красные галстуки молодежных коммунистических организаций, являются очень непродолжительным историческим периодом, в котором социальное воспроизводство прежнего уклада в тех или иных формах все еще доминирует. Поэтому смена поколений, численность и также гражданские качества новых генераций в посткоммунистических странах актуализируют демографические проблемы политического выбора и часто особенностей политического устройства этих стран.
Проблемы перспектив политического развития в постсоветских обществах в контексте их демографического кризиса еще нуждаются в серьезных исследованиях, хотя определенные шаги в этом направлении уже предпринимаются. Например, американский исследователь Харли Бальцер формулирует ряд демографических вызовов для перспектив демократической консолидации в России [4]. Среди них: невысокая средняя продолжительность жизни, особенно мужчин, низкие показатели рождаемости, старение населения, высокая смертность, динамика роста доли не славянского и не православного
населения, увеличение темпов миграции из стран иных этнокультурных корней, возрастающая экономическая дифференциация населения. Очевидно, что большинство позиций этого перечня характерно также и для Украины. В этом смысле вызовом для этих стран являются не только эти социально-демографические проблемы, но и поиски адекватных путей их решения.
В то же время социально-демографическая ситуация Украины имеет и свои особенности, среди которых следующие:
1. Депопуляция (сокращение численности населения более чем на 6 млн человек только лишь в период с 1991 по 2011 г.), устойчивая негативная динамика смертности и рождаемости, которая не обеспечивает простого воспроизводства населения, особенно угрожающими являются тенденции депопуляции сельского населения страны.
2. Признаки постгеноцидной нации, исторические факторы потерь генофонда. Как замечают эксперты, «первая и вторая мировые войны, три голо-домора (1921, 1932-1933, 1947), форсированная индустриализация, насильственная коллективизация, массовые репрессии 1930-1950-х гг., Чернобыльская катастрофа, затяжной системный кризис 1990-х гг. чрезвычайно негативно повлияли на нормальный процесс демографической трансформации, повлекли за собой заметные деформации гендерно-возрастного состава населения, преждевременной смерти около 16 млн человек» [5, с. 4]. Стоит также заметить, что результатом политических репрессий коммунистического режима в Украине было также массовое уничтожение национальной политической и творческой элиты, последствия чего современная Украина переживает и сегодня.
3. Старение населения. Экспертные прогнозы возрастной структуры населения Украины показывают, что доля людей пенсионного возраста будет возрастать, а детей (до 16 лет) - уменьшаться, соответственно также увеличится демографическая нагрузка на долю людей трудоспособного возраста. Только лишь относительно низкая продолжительность жизни объясняет то обстоятельство, что доля пожилых людей (старше 65 лет) в структуре населения страны является пока чуть меньше в сравнении с развитыми европейскими странами. Однако уже теперь в пенсионной системе страны доля пенсионеров почти сравнялась с долей работающих плательщиков социально-страховых взносов. Кроме того, после 2010 г. (когда трудоспособного возраста начнут достигать поколения граждан, которые родились в период низкой рождаемости 1990-х гг.) будет происходить не только количественное сокращение трудоспособного населения, но и качественные ухудшения - старение его экономически активной части.
4. Отток населения через образовательную и трудовую миграцию за границу. Статистика количества украинских зарубежных трудовых мигрантов ненадежна. Однако даже по сдержанным оценкам, это не менее нескольких миллионов человек. Эти мигранты - преимущественно молодежь и люди активного среднего возраста, среди них и конкурентоспособные специалисты разных направлений, включая высокотехнологические и творческие спе-
циальности. Украинские трудовые мигранты часто стремятся адаптироваться в странах, где работают, особенно когда речь идет о семьях. Это - демографические и социальные утраты для страны ее наиболее активной и конкурентоспособной части населения, к тому же активного репродукционного возраста. И хотя массовая миграция начала-середины 1990-х гг. уже не является тревожной тенденцией в демографическом балансе страны, и миграционное сальдо в Украине в последние годы является даже позитивным, речь идет не столько о количественных, сколько о качественных показателях человеческого потенциала страны.
5. Отсутствие четкой, артикулированной государственной миграционной политики, которая бы не только согласовывалась с демократическими нормами, но и отвечала бы национальным интересам и безопасности страны.
Демографические факторы имеют прямую или опосредованную связь с перспективами украинской демократии, ведь ее избирают (или не избирают) люди со своими взглядами и ценностями. Ослабленный человеческий потенциал, количественное уменьшение и качественное ухудшение человеческого капитала, проблемы развития среднего класса, деформированная возрастная структура, особенности социализации средних и старших поколений, стойкие традиции патернализма и авторитаризма в носителях традиционной культуры - это те особенности, которые создают риски для электоральной базы демократии, формируют патерналистский репертуар политических партий разных направлений, а также, по нашему мнению, в известной мере объясняют непоследовательный и противоречивый характер социально-политических процессов в Украине.
Политические актеры в своих декларациях и борьбе за избирателей, особенно в период развертывания мирового экономического кризиса и рецессии с 2008 г., все более вынуждены считаться со специфическими потребностями и политическими ориентациями большой части людей преклонных лет. Последние составляют уже почти четверть населения страны и являются, как правило, наиболее активными избирателями. Люмпенизация населения, а особенно людей преклонных лет, пенсионеров обусловливает бихевиори-зацию политики, редуцируя поведение избирателей к уровню инстинктов биологического выживания. Это особенно касается социально незащищенных слоев, среди которых доля людей преклонных лет является значительной. Печально известные политтехнологии подкупа избирателей гречихой, продовольственными пайками и медикаментами, продажа-купля голосов и другие технологии такой политики имеют мало общего со свободным демократическим выбором, а следовательно - и с демократией. Пенсионеры и люди преклонных лет являются основными «адресными группами» таких технологий.
В украинском политическом контексте возрастная структура (межпоко-ленческий фактор), хоть и уступает по значимости влияния языково-этническому, а особенно - региональному факторам, также влияет на электоральный выбор граждан. Как отмечает А. Вишняк, в украинском обществе межпоко-
ленческие (возрастные) различия «в основном отражают особенности ранней политико-идеологической социализации разных поколений украинских людей (сталинский период до середины 50-х годов, период хрущевской “оттепели”, период застоя или перестройки и независимости)» [6, с. 194-195]. Различия такой исторической социализации если не определяют, то, по крайней мере, сказываются на политических ценностях и симпатиях граждан.
Так, традиционно на всех выборах в Украине избиратели преклонных лет, как впрочем и в некоторых других постсоветских странах, намного чаще поддерживают представителей левого политического спектра, в частности коммунистов. Или лучше сказать, коммунистический электорат по большей части состоит из людей преклонных лет. Уменьшение электоральной поддержки коммунистической партии со свыше 20 % в начале 1990-х гг. до 5 % на последних парламентских выборах 2007 г. не стоит упрощенно объяснять лишь сменой одной возрастной генерации. Дело также в изменении целого спектра программных положений политических партий, многие из которых активно заимствовали патерналистскую риторику коммунистов в своих предложениях для избирателей, в частности для людей преклонных лет.
Социологические исследования, в частности общенациональный мониторинг общественного мнения Института социологии НАН Украины в 2012 г., также выявляют определенную закономерную связь между возрастной структурой респондентов и их политическими симпатиями, хотя здесь не все так однозначно. Скажем, уже достаточно типично (и по предыдущим исследованиям), что среди людей старшего (свыше 55 лет) возраста более чем треть респондентов являются приверженцами социализма. Это почти втрое больше, чем симпатиков социализма среди молодежи (до 30 лет). Правда, лишь десятая часть молодых людей являются приверженцами капиталистического пути развития страны.
В то же время возрастные различия респондентов не слишком отражаются на оценках их уровня удовлетворенности тем, как развивается демократия в нашей стране. В 2012 г. две трети (63 %) молодых респондентов и почти такая же часть (57,7 %) людей старшего возраста были не довольны характером такого развития. В своем геополитическом выборе 2012 г. почти две трети (58,8 %) респондентов старшего возраста поддерживали «евразийский вектор» развития страны (связи в границах СНГ, укрепление отношений с Россией, восточнославянский блок). Среди молодежи меньше «евразийцев» (до 40 % по этой группе) и вдвое больше, чем доля респондентов старшего возраста, поддерживающих развитие связей со странами Запада, - среди молодежи 21,3 % «западников», среди респондентов старшего поколения лишь 9,9 %.
Для перспектив демократического развития страны показательным является также и то, что возрастные различия респондентов практически не сказываются на их мнении о том, что «несколько сильных руководителей могут сделать для нашей страны больше, чем все законы и дискуссии». Подавляющее большинство опрошенных (более 60 %) различных возрастных групп
согласны с этим утверждением. И пусть смысловые основы этих настроений являются, возможно, несколько отличными - «авторитарная» политическая социализация старшего поколения рядом с нетерпением социальных измене -ний молодежи - обе мотивации на «выходе» могут давать подобный статистический результат.
Отметим, эта приведенная социологическая статистика является несколько ограниченной, не учитывающей региональных, языковых и других различий, которые мы здесь не принимали во внимание. Тем не менее можно говорить не только о достаточно устойчивом комплексе авторитарно-патерналистских ценностей, присущих в основном политическому выбору людей старших возрастных групп в стране. Довольно незначительная артикулиро-ванность в отличии этих ценностей среди молодежи также позволяет сделать вывод как о все еще незавершенной политической идентификации молодого поколения в ситуации неопределенного по своим последствиям «демократического перехода», так и о репродукции традиционных социально-политических паттернов и даже в определенной степени - социальном воспроизводстве патерналистско-авторитарного синдрома.
В контексте такой репродуктивной социализации показательно, что в общенациональном исследовании выпускников средних школ 2012 г., в котором были опрошены выпускники и их учителя (люди, как правило, среднего и старшего возраста), только 11 % учителей и почти столько же (12 %) их учеников готовы проявлять инициативу и сами заботиться о себе. А главными факторами, способствующими достижению человеком высокого социального положения в нашей стране, 44 % опрошенных учащихся считают влиятельных родственников. Этого же мнения придерживаются и 55 % их учителей [7]. Доминирующие патерналистские настроения проявляются также и в том, что в стране фактически отсутствует поколение, которое чувствовало бы, а главное - принимало бы на себя основное бремя ответственности за развитие общества. По данным нашего исследования 2010 г., более 60 % респондентов различных возрастных групп, включая когорту людей активного и трудоспособного возраста (от 26 до 55 лет), не чувствуют ответственности за состояние общественных дел в стране.
Тревожный симптом для перспектив развития демократии в нашей стране проявляется не только в ослаблении качественного человеческого потенциала украинского общества, пребывающего в демографическом кризисе, не только из-за относительно небольшой статистической численности новых поколе -ний, вступающих во взрослую жизнь при доминирующих психологических и социально-политических паттернах политически активного старшего поколения и затяжных, неопределенных обстоятельствах общественно-политической трансформации. Неблагоприятным контекстом институционализации демократии и ее ценностей могут быть также социальные репродукции традиционного патерналистского уклада, «обученной беспомощности» и авторитарного синдрома в процессах и институтах социализации молодежи, гедони-
зация и, одновременно, экономическая прагматизация стилей жизни молодого поколения, его политическая индифферентность и апатия.
Литература
1. Madsen, E. L. The Effects of Age Structure on Development. Policy and Issue Brief [Электронный ресурс] / E. L. Madsen, B. Daumerie, K. Hardee. - Washington: Population Action International, 2010. - Р. 1-4. - Режим доступа: http://populationaction.org/wp-content/uploads/2012/01/S0TC_ PIB.pdf. - Дата доступа: 07.09.2013.
2. Leahy, E. The Shape of Things to Come. Why Age Structure Matters to a Safer, More Equitable World [Электронный ресурс] / E. Leahy [et al.]. - Washington: Population Action International, 2008. - Р. 3-96. - Режим доступа: http://populationaction.org/wp-content/uploads/2012/01/S0TC. pdf. - Дата доступа: 07.09.2013.
3. Chawla, M. From red to gray: the third transition of aging populations in Eastern Europe and the former Soviet Union / Mukesh Chawla, Gordon Betcherman, Arup Banerji. - Washington: The World Bank, 2007. - 272 р.
4. Balzer, H. Demography and democracy in Russia: Human capital challenges to democratic consolidation / H. Balzer. - Demokratizatsiya. - 2003, N 11. - Р. 97-98.
5. Комплексний демографічний прогноз України на період до 2050 р. / за ред. Е. М. Лібано-вої. - Київ: Укр. центр соціальних реформ, 2006. - 138 с.
6. Вишняк, О. Електоральна соціологія: історія, теорія, методи / О. Вишняк. - Київ: Ін-т соціології НАНУ, 2000. - 307 с.
7. Прете-релиз круглого стола по результатам исследования «Новое поколение на пороге взрослой жизни: ценности, жизненные планы, выбор профессии», Киев, 20 января 2012 г. / Ин-т социологии НАН Украины. - Киев, 2012.
V. P. STEPANENKO
DEMOGRAPHIC FACTOR IN THE CONTEXT OF SOCIAL DEVELOPMENT
Summary
It is studied the interrelations between society’s demographic characteristics, in particular the age structure, and the peculiarities of the country’s social-political development. The demographic transformation is considered as an important aspect of the Eastern European social transformation but not enough elaborated in that relation yet. It is analyzed the peculiarities of Ukraine’s demographic situation and the data of public opinion surveys in the context of correlation between the respondents’ age and their social-political attitudes.
Keywords: demography, democracy, social transformation, demographic transformation, society’s age structure, human capital, socialization, social reproduction, Ukraine.
Поступила 09.09.2013 г.
