Введение
Анализ демографических процессов в современных российских реалиях становится особенно актуальным в связи с усугублением проблем, связанных с воспроизводством населения: сохраняющейся низкой рождаемостью и высокой смертностью населения, в первую очередь мужчин от внешних причин, как следствие, сокращением продолжительности жизни, направлением миграционных потоков в группах молодых, фертильных возрастов, что обостряет вопросы национальной безопасности. Коррекция ситуации предполагает тщательный анализ процессов, определяющих их факторов, оценку возможности управления как теми, так и другими. Только понимая специфику, характер и степень влияния отдельных факторов, можно найти пути решения социально-демографических проблем, грамотно планировать шаги по их преодолению, определять приоритетные направления и разрабатывать меры демографической политики как на уровне страны, так и в рамках отдельного региона.
Численность населения, являясь в некоторой степени результирующим количественным показателем стабильности общества, определяется рядом демографических процессов, вклад которых в разные моменты времени может быть неодинаков. Тем не менее, основным фактором его сохранения и воспроизводства, безусловно, будет рождаемость, которая, к сожалению, в большинстве регионов и в стране в целом остается на уровне ниже даже простого воспроизводства.
Рождаемость – процесс сложный, и складывающаяся ситуация приводит к росту научного интереса к исследованию определяющих ее факторов в различных областях знания.
Социологи говорят о неразрывной связи репродуктивного поведения и системы ценностных ориентаций, в том числе молодого поколения, на что указывают как отечественные, так и зарубежные исследования. С одной стороны, создание семьи остается значимой жизненной целью, с другой – ориентация молодых на потребление, индивидуальный успех и материальное благополучие ведет к откладыванию браков и снижению рождаемости [1; 2; 3]. Сформированные семейные ценности не приводят к увеличению рождаемости [4, с. 95], а современные женщины все чаще отдают приоритет не семье и детям, а образованию, профессиональной самореализации, интересному досугу, что влияет на их репродуктивное поведение – поздние браки и рождение первенцев, малодетность или бездетность [5, с. 234; 6].
Медики обращают внимание на проблемы репродуктивного здоровья российских женщин, сокращение числа благополучных рождений, ухудшение здоровья новорожденных. Рост бесплодия и снижение фертильности у мужчин и женщин, в том числе из-за сдвига календаря рождений, – важный источник потерь рождаемости. В то же время женщины сегодня тщательнее подходят к выбору репродуктивных стратегий и все чаще рассматривают для себя вариант использования вспомогательных репродуктивных технологий, позволяющих устранить риски для здоровья матери и ребенка, выбрать время родительства и решить вопрос о количестве детей [7, с. 57]. Как отмечают социологи, все это происходит на фоне рискованного репродуктивного поведения молодежи: раннего начала сексуальной жизни, частой смены партнеров, безответственного контрацептивного поведения, вредных привычек [8, с. 341]. В качестве позитивных тенденций стоит отметить изменение абортивного поведения. Аборт перестает быть средством контроля рождаемости, и число беременностей в последние годы практически сравнялось с числом рождений [9, с. 141–142].
В числе факторов снижения рождаемости рассматриваются и социально-экономические: низкий уровень жизни населения, финансовые трудности, отсутствие жилья, недостаточность государственной помощи молодым и многодетным семьям, трудовая занятость женщин. Таким образом, стремление семей к материальному благополучию приводит к низкой рождаемости [10, с. 146], с другой стороны, проблемы в этой сфере также не способствуют ее росту [11]. Тем не менее, экономические причины не являются определяющими. Исследователи отмечают, что расширение господдержки стимулирует лишь рождение детей в уже существующих семьях, а не создание новых для реализации потребности в детях [12, с. 89]. Анализ динамики рождаемости на фоне принятия федеральных и региональных мер помощи семьям с детьми (с 2007 г.) показал рост показателей по вторым и следующим рождениям, объясняемый положительным влиянием социально-экономических факторов и мер государственной поддержки. Однако по первым рождениям коэффициент рождаемости определялся лишь изменением количества зарегистрированных браков [13, с. 44]. Результаты опросов россиян о желаемом и ожидаемом числе детей подтверждают невысокую эффективность мер демографической политики. Репродуктивные установки не изменились кардинально под влиянием мер пронаталистской политики [14; 15], в большинстве российских семей считается необходимым рождение первого ребенка, второго – лишь при благоприятных социально-экономических условиях, а третий – при любых условиях лишний [16, с. 177].
Исследователями предпринимаются попытки комплексного анализа факторов рождаемости. Зарубежные авторы предлагают рассматривать макро-, мезо- и микроуровни влияния [17]. Отечественные модели принятия решения о рождении ребенка фиксируют откладывание создания семьи и рождения детей, переход от двухдетной семьи к однодетной, распространение сожительств, которые существенно снижают вероятность появления ребенка, более ранние рождения и большее число детей у женщин на селе, более поздние рождения у образованных и работающих женщин, влияние мер государственной поддержки на календарь рождений, но не на суммарный коэффициент рождаемости [18].
Анализ результатов исследований демонстрирует значимость «демографического» фактора рождаемости, составляющими которого являются половозрастная структура населения, его семейный состав, миграция и расселение, состояние здоровья населения, на что и указывают демографы. Сокращение общей рождаемости является следствием снижения численности женщин репродуктивного возраста (15–49 лет) в общей структуре населения России и роста среднего возраста деторождения в результате отложенных рождений детей [19, с. 109]. Отрицательная динамика численности женщин в молодых репродуктивных когортах (до 30 лет) и положительная в более старших (31–39 лет) обусловливает уменьшение числа браков и первых рождений у молодых и увеличение повторных рождений у «возрастных» женщин [14, с. 125–126]. Констатируется «старение» материнства при рождении детей всех очередностей, а также увеличение окончательно бездетных женщин, число которых в когорте рожденных в конце 1980-х годов приближалось к 20%. Брачная структура населения России характеризуется уменьшением числа браков, ростом числа разводов и сожительств, что уменьшает количество первых рождений [20, с. 44]. Итоговое число детей связано с брачным статусом женщины [21; 22; 23]. В законном браке, в том числе повторном, женщины к концу репродуктивного возраста имеют больше детей, чем в сожительстве; невысокие показатели детности зафиксированы у разведенных и не создавших новую семью, а самые низкие – у никогда не состоявших в браке женщин [24, с. 28–32]. Анализ динамики рождаемости за 2000–2021 гг. показывает ее снижение в последние годы по рождениям разной очередности: первым – из-за падения показателей брачности, вторым – вследствие тайминговых сдвигов в 2014–2016 гг. (более раннего рождения вторых детей в семьях, ориентированных на получение материнского капитала). Прогнозируется снижение третьих и последующих рождений, число которых пока продолжает расти [25]. Исследования влияния миграции на рождаемость показывают, что единого сценария этой взаимосвязи не существует [26]. При изучении факторов миграционного движения в стране установлено, что и на миграционный приток, и на отток равнозначно оказывают воздействие уровень жизни населения, государственная социальная политика в области здравоохранения, физкультуры и спорта, развитие экономики и инноваций [27, с. 183–184].
Таким образом, рождаемость – сложный, многофакторный процесс, влияние на который оказывают социокультурные, социально-экономические факторы, фактор репродуктивного здоровья, что подтверждают результаты разнообразных исследований. Действие этих факторов может быть неоднозначным, разнонаправленным в зависимости от контекста (внешних социальных условий), от социально-демографических, социально-экономических характеристик групп, репродуктивные установки которых, поведение сегодня тоже оказываются неодинаковыми, что, безусловно, должно учитываться в процессе выработки политических решений относительно демографический и семейной сфер. В то же время базовым ресурсом, который в том числе будет определять возможности/перспективы воспроизводства, является численность самих фертильных групп, их динамика, брачные характеристики. Другими словами, отправной точкой для выстраивания семейной политики должен стать демографический анализ, предполагающий выявление «потенциала» территории, в рамках которой принимаются те или иные меры. Соответственно, «демографический» фактор (половозрастная, брачная структура) в оценке результатов действий игнорироваться не должен.
Нижегородская область является регионом, в котором продолжительное время фиксируется отрицательный естественный прирост населения в результате высокого уровня смертности и низкого уровня рождаемости, а также рост доли пожилых и уменьшение численности молодого населения. Половозрастная структура региона характеризуется провалами по отдельным демографическим группам, что, безусловно, может повлиять на возможности воспроизводства населения, а, значит, и на динамику его численности в дальнейшем. В связи с этим в статье обращается внимание именно на демографические характеристики региона как один из факторов рождаемости, который может как способствовать, так и ограничивать воспроизводственный потенциал области.
Материалы
и методы исследования
Статья построена, во-первых, на вторичном анализе данных Федеральной службы государственной статистики, в том числе Территориального органа по Нижегородской области, о демографических процессах в России и регионе за 1990–2023 гг. (численности населения, рождаемости, брачности, разводимости). Эмпирической базой также стали исследования кафедры общей социологии и социальной работы ФСН ННГУ им. Н. И. Лобачевского, проведенные с участием авторов: «Представления студентов о семье», 2020–2021 гг., г. Н. Новгород, анкетный опрос, объект – студенты 1-6 курсов ННГУ им. Н. И. Лобачевского (N = 1113); «Семья и рождаемость», проведенное по инициативе Министерства социальной политики Нижегородской области, 2020 г., Нижегородская область, анкетный опрос, объект – женщины в возрасте 18–40 лет (N = 1807).
Результаты
Динамика численности населения в Нижегородском регионе значительно отличается от общероссийских тенденций. Население области сокращается постоянно в течение трех последних десятилетий. На 1 января 2023 г. в регионе проживало 3081 тыс. человек, что на 698 тыс. человек, или почти на четверть (23%) меньше, чем в 1990 г. Место проживания – важный фактор, определяющий интенсивность процесса. За тридцать с небольшим лет городских жителей стало меньше на 15,5%, или на 453 тыс. человек (2918 тыс. человек в 1990 г. и 2465 тыс. человек в 2023 г.), тогда как население сельских территорий уменьшилось чуть ли не на треть – на 28,5%, или на 246 тыс. человек (с 862 тыс. человек в 1990 г. до 616 тыс. человек в 2023 г.). Судя по оперативным данным Нижегородстата, население региона продолжает сокращаться: за 9 месяцев текущего года оно уменьшилось еще на 0,5%, или на 15,5 тыс. человек.
Так же, как и население в целом, приблизительно одинаковыми темпами в регионе снижается численность и мужчин, и женщин. Общие характеристики половозрастной структуры за 20-летний период изменились не сильно: по-прежнему численность мужского населения в более молодых возрастах незначительно превышает численность женской половины (в среднем в пределах 3%), но по мере перехода к старшим возрастным группам доля женщин становится значимо больше (табл. 1), достигая максимальных значений в самых старших, пред- и пенсионных возрастных группах. Относительный перевес в пользу женщин, уже более чем на 10%, фиксируется у 55–59-летних, в возрасте 60–64 года он возрастает в среднем до 20%, а в группах старше 65-ти лет приближается к 40%, демонстрируя серьезные диспропорции полового состава населения и гендерного дисбаланса. В репродуктивных же возрастах перевес пока нельзя назвать значительным, в среднем он не превышает 3% в пользу мужчин. Исключение составляют старшие группы, 40–44 года и 45–49 лет, где перевес становится более значимым, достигая в среднем 6%, причем именно с этих возрастов мужчины начинают быстро терять свое численное преимущество. Стоит отметить, что половозрастная структура городского и сельского населения сильно отличается. На селе перевес в пользу женщин фиксируется только в старших группах, в молодых же и особенно в фертильных возрастах перевес в пользу мужчин можно назвать значительным, в среднем около 10%.
При оценке текущей демографической ситуации и демографического потенциала важно обращать отдельное внимание на численность женщин в тех или иных возвратных когортах, в первую очередь, относящихся к фертильным. В течение двух последних десятилетий доля женщин в фертильных возрастах (15–49 лет) неизменно снижалась (рис. 1). В городе она сократилась почти на 10 п.п., или на 20% (с 51% в 2002 г. до 42% в 2023 г. от общей численности женщин), на селе – на 4 п.п., или на 10% (с 41% до 37%). Стоит отметить, что современная женщина не использует весь свой репродуктивный потенциал. Расчеты авторов за 2021 г. показывают, что 94% всех рождений приходятся на возраст 20–39 лет, который и стоит считать активным. Рождения за пределами этой возрастной группы, а, тем более, за пределами возраста, считающегося в демографии фертильным, – исключение. В связи с этим доля женщин, способных и готовых к деторождению, оказывается почти в два раза меньше – 23% (24% в городе и 20% на селе). Распределение женщин фертильных возрастов по отдельным когортам тоже не внушает оптимизма. Данные последних лет [28; 29] говорят о сохраняющемся разбросе (рис. 2). Доля женщин, наиболее перспективных, с точки зрения рождения детей, групп (15–29 лет), в 2023 г. почти в два раза меньше (30% против 54%) доли тех, кто уже фактически реализовал свой репродуктивный потенциал (35–49-летних). Соответственно, пока нет оснований для благоприятных прогнозов относительно роста численности населения области в ближайшее время даже при сохранении сравнительно высоких показателей суммарного коэффициента рождаемости.
Демографические процессы, как уже было отмечено, тесно связаны с состоянием института семьи, его изменениями, а показатели брачности и разводимости во многом определяют тренды рождаемости и ее уровень. Рост сожительств, низкая брачность, высокая разводимость – по-прежнему основные черты семейно-брачной сферы как в России, так и в Нижегородском регионе.
Динамику брачности в Нижегородской области за три последние десятилетия можно охарактеризовать двумя разнонаправленными тенденциями: стремительным падением в течение 1990-х гг., ростом и относительной стабилизацией в течение 2000–2010-х гг. Во второй половине 2010-х гг. показатели снова снижаются до минимума в 2020 г. (рис. 3), но ослабление режима самоизоляции вновь возвращает их к привычным, но не высоким значениям, а именно 5,9% в 2021 г. и 6,9% в 2022 г. Характер процесса в регионе не отличается от общероссийских тенденций, а показатели стабильно выше. Последнее не может не радовать.
Тенденции процесса разводимости в регионе противоположны (рис. 3). 1990-е гг. характеризуются резким ростом показателей до максимально высоких значений, 2000-е и 2010-е гг. – снижением до минимального в 2020 гг. Последние данные 2021 г. свидетельствуют, скорее, о стабилизации, чем о росте показателя, на относительно высоких значениях. Следует отметить, что уровень разводов в Нижегородской области на протяжении полутора десятилетий (2000-е – первая половина 2010-х гг.) был выше, чем по России в целом, а сегодня показатели выравнялись и стали сопоставимы.
Наличие партнера/супруга – значимый фактор рождаемости, в связи с чем важен анализ брачной структуры населения. Согласно данным переписи 2020 г., половина женщин (53%) и две трети мужчин (65%) имеют партнера или состоят в браке (табл. 2). Стоит отметить, что место жительство и брачный статус, видимо, пока не связаны. Жители города и села не отличаются сильно по своему брачному состоянию. Это касается как мужчин, так и женщин. В то же время остальные половина женщин и треть мужчин не имеют пары и, следовательно, исключены из процесса воспроизводства. Более того, в среднем 8-9% браков не зарегистрированы, а, значит, потенциально менее детны. Сама же брачная структура в течение последних лет остается относительно постоянной [29].
Помимо описанных тенденций в регионе наблюдается процесс «старения» брачности. Изменение возраста вступления в брак, «откладывание», как уже было сказано, является общероссийским трендом, четко фиксируемым демографами. Судя по данным Федеральной службы государственной статистики, в последние десятилетия в России число вступающих в брак в молодых возрастах становится все меньше, в то время как количество брачующихся в старших группах растет [29]. Нижегородская область не является исключением. За три десятилетия (с 1990 по 2020 гг.) доля невест, официально ставших женами до 25 лет, в регионе снизилась вдвое (с 63% до 32%), а юношей, вступивших в брак, стало меньше в три раза (19% в 2020 г. против 59% в 1990 г.). Таким образом, возрастная «мода» вступления в брак плавно переместилась из группы 18–24-летних в более старшую, 25–34-летних [29]. Последние имеющиеся в нашем распоряжении данные за 2021 г. не дают серьезных оснований говорить об изменении направленности тенденции.
Данные, открыто предоставляемые Росстатом, к сожалению, не учитывают очередность заключаемого союза, потому сложно сказать, является ли наблюдаемая тенденция следствием откладывания создания семьи или результатом роста числа повторных браков, которые, очевидно, заключаются в более позднем возрасте. Расчеты демографов и данные выборочных опросов все же дают основания для вывода о «старении» брака [30], возраст вступления в который, в том числе для первых союзов, уверенно стремится ко второй половине третьего десятилетия не только у юношей, но и у девушек. Опрос студентов нижегородских вузов тоже фиксирует стремление к формированию собственной семьи в более позднем возрасте. Большинство (64%) юношей в качестве предпочтительного возраста вступления в брак называют интервал 25–29 лет, девушки не столь единодушны. Тем не менее, 43% называют подходящим возраст 25–29 лет, чуть больше (49%) – 21–24 года. Как результат, молодые люди с высшим образованием вступают в первый брак в среднем позже, особенно девушки, которые все чаще, прежде чем создать семью, стремятся получить образование и закрепиться в трудовой деятельности [30].
Динамика брачности и изменение средних возрастов вступления в брак тесно связаны с распространением сожительств – тенденцией, в последнее время активно набирающей обороты. Согласно данным Росстата, за двадцатилетний период, с 1994 г. по 2015 г., доля живущих без регистрации супружеств увеличилась почти в два раза: с 7% в 1994 г. до 12,5% в 2015 г. (табл. 3). Стоит отметить, что тенденцию роста в этот период можно считать стабильной, касающейся всех возрастных групп. Наиболее активно сожительство распространялось среди молодых. В группе женщин 20–24 лет доля живущих без регистрации выросла в пять раз – с 7% до 37%. В остальных группах наблюдались медленные изменения, без резких скачков. В Нижегородской области доля сожительств сопоставима с общероссийскими данными. В 2015 г. она составила 10% от общего числа супружеских союзов, став в группе 20–24-летних фактически максимальной – каждый 4-й союз здесь не был зарегистрирован (высокими показателями доли сожительств в самых младших группах можно пренебречь, так как число супружеств среди 16–19-летних не велико и в разы меньше, чем во всех остальных возрастных группах). Стоит отметить, что последняя перепись 2020 г. фиксирует «отрицательную» динамику показателя во всех возрастных группах (это касается и России, и области), т.е. доля живущих без регистрации снизилась значительно: по России на 3,5% – до 9%; в регионе на 2% – до 8%. Является ли это тенденцией? Ответ на этот вопрос требует более тщательного анализа и привлечения дополнительных данных.
Исследование нижегородских студентов дает основания для вывода о постепенном встраивании сожительства в жизненный цикл семьи, где проживание без регистрации отношений рассматривается как значимый заключительный этап ухаживания, норма. Подавляющее большинство (81%) как юношей (78%), так и девушек (83%) говорят о необходимости сначала пожить вместе. Сразу вступить в брак готовы только 7% опрошенных (13% девушек и 5% юношей), 7% считают регистрацию возможной только в случае беременности партнерши/рождения ребенка (11% юношей и 3% девушек). И это важно учитывать при выстраивании прогнозов, связанных с оценкой репродуктивного поведения.
Принятие сожительств вносит свои коррективы в процесс рождаемости. Во-первых, добрачное сожительство, или «пробный» брак, «отодвигает» возраст рождения детей; во-вторых, если говорить о сожительстве как об эквиваленте семьи, это затрудняет реализацию репродуктивных потребностей и установок, так как число детей в таких семьях меньше, что уже подчеркивалось, в том числе результатами нижегородских исследований [29]. Именно женщины, состоящие в браке, первом или повторном (81%), согласно нашему исследования, имели детей. Только 4% мам оказались живущими с партнером без официального оформления союза. Таким образом, регистрация союза – значимое условие реализации репродуктивных установок.
Как следствие, две основные тенденции в сфере рождаемости в регионе остаются неизменными: по-прежнему фиксируется снижение показателей и смещение календаря рождений в старшие возрастные группы [28].
Стабильный медленный рост рождаемости, наблюдаемый в период с 2000 по 2015 гг. после резкого «обвала» в 1990-х гг., начиная с 2016 г. сменился спадом, и среднее число рождений сегодня уже вернулось к показателям первой половины 2000-х гг. (рис. 4). При этом стоит отметить, что, согласно данным Нижегородстата, область занимает одно из последних мест по показателям рождаемости в Приволжском федеральном округе (так, в 2021 году регион вместе с Ульяновской областью находился на 10–11-м месте из 14-ти возможных). Суммарный коэффициент рождаемости тоже стабильно ниже, чем в среднем по России (например, 1,31 против 1,42 в 2022 г.). Особенностью региона можно считать сближение уровня рождаемости на селе и в городе: со второй половины 10-х гг. (с 2015 г.) разница в показателях перестает быть существенной, происходит их выравнивание. Такая ситуация сохраняется и в 2022 г.
Тем не менее, отличия в числе рожденных детей у женщин на селе и в городе, по данным переписи 2020 г., остаются заметными (табл. 4). К окончанию основного репродуктивного периода (к 40 годам) сельские матери почти в два раза чаще многодетны, имея трех и более детей (17,5% против 9,5% в возрастной группе 35–39 лет), доля имеющих двоих детей почти не отличается (41,1% сельских против 39,3% городских), но у оставшейся половины горожанок только один ребенок или нет детей совсем. Среди жительниц села однодетных и бездетных меньше – 41,4%. Городские женщины, как правило, малодетны – почти половина из них к окончанию принятого репродуктивного периода, в возрасте 40–44 года, имеют только одного ребенка (48,1%). Еще 10,2% не имеют детей совсем. Большинство сельских женщин этого возраста (58,7%) имеют двоих и более детей. Еще одно отличие – более ранняя реализация репродуктивных установок женщинами на селе. К 20–24 годам четверть из них уже имеют ребенка, к 25–29 годам – таких уже почти 60%. Среди горожанок картина несколько иная: в 20–24 года только каждая пятая женщина становится мамой, в 25–29 лет 45,5% все еще не имеют детей. В то же время очевидно, что число детей в семье и доля многодетных в течение полувека резко сократились не только в городе, но и на селе, а «статистическая мода» переместилась в более малодетные группы: каждая четвертая сельская представительница послевоенного поколения (возрастные группы 70 лет и старше) родила трех и более детей, в следующем поколении многодетность встречается заметно реже. В результате среднестатистическая сельская семья из многодетной превращается в двухдетную, а городская – из двухдетной в однодетную. Стоит отметить, что, согласно данным микропереписи, отличия в городе и на селе выражены сегодня менее ярко, чем это было, например, в 2015 г. [29].
Параллельно идет процесс смещения «календаря» рождений (рис. 5). Максимальное изменение показателя мы наблюдаем в самых молодых возрастных группах: за более чем 30-летний период в группе моложе 20-ти лет он снизился в пять раз (с 50,9% в 1990 г. до 9,% в 2021 г.), в группе 20–24-летних – в 2,5 раза (с 144,2% в 1990 г. до 58,7% в 2021 г.). Во всех остальных группах при разнонаправленных в течение анализируемого периода процессах – однозначный рост, все более заметный по мере перехода к старшим группам. В то же время показатель в последних крайне низок в силу естественных причин и несопоставим с уровнем рождений в молодых возрастах. Наиболее активно рожающие группы сегодня, как уже было отмечено, – 20–39-летние. Но и в этих группах после 2015 г. наблюдается снижение коэффициентов. Исключение – возрастная группа 24–29-летних, показавшая рост показателя в 2020 г. Можно ли считать это тенденцией? Скорее, нет. В этом же году в более младшей группе 20–24-летних был зафиксирован самый низкий показатель за анализируемый период наблюдений. За последний год наблюдений (2021 г.) показатель снизился во всех возрастах.
В то же время, судя по среднему возрасту рождений, сегодня «календарь» стабилизировался: относительное увеличение возраста, по имеющимся у нас данным, наблюдалось в течение 2000-х – 2010-х гг., с 2002 г по 2018 г. он вырос чуть больше, чем на 3 года, с 25,6 лет до 28,9 года (рис. 6). За последние три года (с 2018 г. по 2021 г.) он вырос всего на 0,1 года. То же самое касается и среднего возраста с учетом очередности рождений. Во-первых, активный репродуктивный интервал небольшой: второй ребенок рождается в среднем в течение 6 лет после первого, а третий – в течение последующих трех лет. Во-вторых, в последние 4 года (период, за который есть данные в открытом доступе) он существенно не менялся (это касается рождений всех очередностей). Интергенетический интервал небольшой и стабильный: между первым и вторым рождением – в среднем 4 года, между вторым и третьим – около 2 лет и далее – чуть больше года.
Обсуждение
Сегодня демографическую ситуацию в Нижегородской области сложно назвать благоприятной. Комплексный количественный показатель оценки территории – численность населения – на протяжении, как минимум, последних трех десятилетий неуклонно снижается. Падает численность как городского, так и сельского населения, как мужчин, так и женщин, в последние годы – особенно быстрыми темпами.
Одним из факторов стабилизации численности является процесс его воспроизводства, или рождаемость, абсолютные и относительные показатели которой, к сожалению, демонстрируют отрицательную динамику. Предпринимаемые усилия пока не дают желаемого результата, и вопрос «Что можно сделать?» остается актуальным. В то же время снижение рождаемости – распространенный, сложный и многофакторный процесс, коррекция которого должна выстраиваться на основе тщательного анализа и постоянного мониторинга ситуации. Несмотря на то, что причин, выявляемых в сфере рождаемости тенденций, много, что является предметом непрекращающихся дискуссий и споров в научных и общественно-политических кругах, необходимо четко понимать потенциал, который заложен демографическими характеристиками той или иной территории, а именно, численностью и характеристиками фертильных групп, которые являются основными субъектами воспроизводства.
Половозрастная структура населения Нижегородского региона, к сожалению, дает мало поводов для выстраивания благополучного прогноза. С одной стороны, пока мы не наблюдаем диспропорции в фертильных возрастах. Численность основных возрастных групп мужчин и женщин приблизительно одинакова, за исключением самых старших фертильных групп. В то же время надо понимать, что возраст начала семейной жизни у мужчин и женщин не одинаков и лучше иметь «запас» мужчин в старших возрастах, на что рассчитывать сложно. Велика вероятность появления диспропорции и в более молодых возрастах.
Немного больше оптимизма внушает ситуация, связанная с брачной структурой. С одной стороны, в Нижегородской области фиксируются все процессы, которые характерны для сферы семейно-брачных отношений: откладывание создания семьи и рождения детей, высокие показатели разводимости, распространение сожительств, что, как показывают исследования, отрицательно сказывается на рождаемости. В то же время данные последней переписи населения говорят о снижении, например, числа незарегистрированных союзов, происходит стабилизация среднего возраста рождений, что позволяет строить более точные прогнозы.
Региональные исследования тоже фиксируют сохраняющийся зазор между желаемым и реальным количеством детей в различных социально-демографических группах, что, с нашей точки зрения, является важным и требует тщательных исследований и анализа. Учитывая, что демографический ресурс, к сожалению, невелик, необходим очень внимательный и взвешенный подход к ситуации. Модели репродуктивного поведения могут быть неодинаковы для представителей различных социодемографических групп, а, значит, разными будут потребности в социально-демографической и семейной политике, оценка и реакция на принимаемые меры. И это только одна из исследовательских задач в рамках сопровождения и постоянного мониторинга ситуации, которая предполагает подробный анализ воздействия на поведение разных социальных групп для определения их репродуктивного потенциала в существующих условиях (с учетом возраста, пола, образования, профессиональной деятельности, материального положения), включая необходимость разработки и использования для оценки эффективности отдельных мер как объективных, так и субъективных показателей и критериев.
Необходимо сохранять, как минимум, ту поддержку, которая сегодня создана на федеральном и региональном уровнях, принимая во внимание влияние основных факторов, способствующих реализации репродуктивных установок (система пособий, жилищная политика, развитие сети дошкольных учреждений, возможно, расширение социальных и внешкольных услуг для детей младшего школьного возраста и т.д.), что, возможно, позволит стабилизировать ситуацию.
Политика не должна предполагать одну-две меры, которые, конечно, не способны решить проблему. Она должна быть комплексной, учитывая многофакторность процесса, например, если говорить о низком демографическом потенциале, диспропорции полов, то это – и политика в области здравоохранения (профилактика рискологического поведения мужчин, сохранение репродуктивного здоровья), и меры миграционной политики. ●