CC BY
142Библеистика
УДК 22.06
Д. В. Иванов, студент магистратуры Московской духовной академии, прот. А. А. Воронов, преподаватель Нижегородской духовной семинарии, свящ. С. А. Гимоян, преподаватель Нижегородской духовной семинарии
Демифологизация и экзистенциальная интерпретация новозаветного провозвестия в творчестве Рудольфа Бультмана
Аннотация: В статье осуществляется экспликация и анализ экзистенциальной интерпретации новозаветного провозвестия Рудольфом Бультманом. Отвергнув модернизм либерального богословия с его отрицанием идеи воплощения Бога и низведением Иисуса Христа до всего лишь идеала нравственного человека и осмыслив экзистенциальный анализ М. Хайдеггера, Р. Бультман разработал новый
герменевтический метод, связанный с демифологизацией и актуальной реинтерпретацией. В отличие от других де-мифологизаторов Библии, Р. Бультман не уничтожает мифологические элементы в Новом Завете, а наполняет их экзистенциальным содержанием, при этом утверждая, что ничего существенного при такой процедуре не теряется. Ключевые слова: христианство, Новый Завет, герменевтика, экзегетика, Рудольф Бультман, демифологизация, экзистенциализм.
Demythologization and the Existential Interpretation of the New Testament Proclamation in the Works of Rudolf Bultmann
Abttraff: The article explicates and analyzes the exiftential interpretation of the New Teftament proclamation by Rudolf Bultmann. Reje&ing the modernism of liberal theology with its denial of the idea of incarnating God and relegating Jesus Chrift to juft the ideal of a moral person and comprehending the exiftential analysis of M. Heidegger, R. Bultmann developed a new hermeneutical method related to demythologization and a&ual reinterpretation. Unlike other Bible demythologizers, R. Bultmann does not deftroy mythological elements in the New Teftament, but fills them with exiftential content, while claiming that nothing significant is loft in such a procedure.
Keywords: Chriftianity, New Teftament, hermeneutics, exegetics, Rudolf Bultmann, demythologization, exiftentialism. 21 апреля 1941 г. в Германии на пасторской конференции во Франкфурте Рудольф Бультман представил общественности теологический трактат «Новый Завет и мифология», вызвавший многочисленные оживленные дискуссии. В этом трактате теолог описывает метод интерпретации Нового Завета, названный самим автором демифологизацией
новозаветного провозвестия. Как Р. Бультман пришел к идее создания нового герменевтического метода? «Начало демифологизации положили историко-критические работы протестантских теологов ХУШ-Х1Х вв. по исследованию Евангелий и школа истории религий»1. В этот период под влиянием идей эпохи Просвещения, позитивизма (а позднее и экзистенциализма) формируется так называемая либеральная протестантская герменевтическая парадигма, согласно которой Библия рассматривается как «антология текстов, документирующих авторские верования и чувства относительно Бога, выраженные в историческом и культурном контекстах, существовавших на момент их написания»1. Для либеральных протестантов неприемлема концепция непогрешимости Библии5. Они рассматривают Писание как продукт деятельности различных авторов, отличающихся друг от друга богословскими взглядами. По мнению либеральных теологов, допустимо игнорировать некоторые части Библии, так как они не подходят для современной жизни. Можно выделить такие переставшие быть актуальными места Писания, как законы о рабстве, предписания об уничтожении жителей Ханаана, законы, заставляющие истреблять физически религиозные и сексуальные меньшинства и др. Либерально настроенные протестанты девятнадцатого века, указывая на труднодоступные и не подходящие для либеральной христианской мысли места Библии, объявили эти места мифами и призвали людей избавиться от них. Они считали, что они имеют право на воссоздание, на реконструкцию портрета «исторического Иисуса». Чем закончились такие попытки, можно судить по тому, что в это время зарождается и развивается мифологическая школа, отрицающая реальность Иисуса Христа как исторической личности и рассматривающая Его исключительно как факт мифологии. Теологические концепции Р. Бультмана, в частности программа демифологизации новозаветного провозвестия, осуществляемые в рамках протестантского движения неоортодоксии4, были по существу своему попыткой выйти за границы становившегося всё более бесплодным спора либеральной протестантской теологии с консерваторами, в ходе которого либералами многократно воспроизводились неудачные
попытки реконструкции «исторического Иисуса». Либеральное направление сделало всё, чтобы редуцировать понятие «Царства Божия» до моралистического идеала, при этом эсхатологическое измерение этого понятия воспринималось с такой радикальностью, как если бы весь смысл благовестия свелся к ожиданию немедленного наступления конца времен. Так как таковой не наступил, Р. Бультман «ищет выход в том, чтобы объявить не только эсхатологическую перспективу, но и всю сумму традиционных богословских понятий мифологией»5.
Согласно воззрениям Р. Бультмана, «новозаветная картина мира мифична»6. Мир разделяется на три части, три этажа: небо как обиталище Бога и небесных сил, земля как место обитания человека с его повседневными трудами и заботами, а также подземный мир как место мучений. Земля в то же время есть арена, где в противоборство вступают Бог и сатана, ангелы и демоны. Человек не имеет власти даже над самим собой, потому что в ход его жизни постоянно вмешиваются сверхъестественные силы: сатана внушает ему скверные мысли, а Бог может явить человеку видения, утешить и помочь в трудностях, дать особые духовные силы. Мир приближается к своему концу, к космической катастрофе, а сразу после этого — пришествие небесного Судии, воскресение усопших, всеобщий суд и приговор ко спасению или к погибели. Этой «мифической картине мира соответствует изображение события спасения, которое составляет подлинное содержание новозаветного провозвестия». «„Когда пришла полнота времени", — продолжает Р. Бультман, — Бог послал Своего Сына... Он принял смерть на кресте подобно грешнику и тем искупил человеческие грехи. Воскресший был вознесен на небо. Он придет вновь на небесных облаках. тогда мертвые воскреснут и свершится суд»7. По Р. Бультману, всё, что представлено выше, является мифологической речью. Он утверждает, что эти мотивы есть и в еврейской апокалиптической литературе, и в мифе гностиков о спасении. Теолог полагает, что мифологическая речь неприемлема для современного человека, потому что в результате прогресса, в результате развития науки и техники человек овладел достаточным знанием
о мире, он уже не в состоянии держаться за новозаветную картину мира. «Что значит сегодня исповедовать „нисшедшего в ад" или „восшедшего на небеса", если исповедующий не разделяет... мифическую картину трехэтажного мира?»8 — задается вопросом теолог. Подобные положения можно искренне принять лишь в том случае, если возможно отделить истину от наслоения скопившихся мифологических представлений, через которые истина была выражена. По мнению Р. Бультмана, сегодняшний христианин совсем по-другому понимает «небеса», нежели христианин ранней Церкви, да и мифический «подземный мир» уже перестал для него существовать. Теолог также считает, что пришел конец рассказам о схождении Христа во ад и Его вознесении. Больше невозможно верить в скорое пришествие Иисуса Христа на облаках небесных. Познание природы покончило с верой в духов и демонов, а болезни и исцеления имеют естественные причины, не связанные с вмешательством демонов или экзорцизмами. Р. Бультман задает другой вопрос: «Может ли христианское провозвестие требовать сегодня от человека принятия мифической картины мира как истинной?»9 Это бессмысленно и невозможно по разным причинам, ведь, с одной стороны, мифическая картина мира является картиной мира прошлого, картиной, еще не сформированной научным мышлением, к тому же она не несет в себе ничего специфически христианского; с другой — картину мира нельзя усвоить усилиями воли, ибо она задана человеку вместе с его исторической ситуацией.
В. И. Гараджа при анализе сочинений Р. Бультмана приходит к мысли, что если принять библейское описание буквально, то новозаветная картина мира предстанет перед взором как нечто совершенно отличное от той картины, которая стала плодом естественнонаучной и философской мысли, и в таком случае «библейская мифология может воздействовать на эстетические чувства любителей „примитива", она может быть интересна для историка культуры давно минувших эпох, но никто не может сейчас принимать ее всерьез»10. Дело в том, что современный человек воспринимает себя как цельное существо и приписывает свои мысли, чувства и желания самому себе. В новозаветном же повествовании речь
идет о том, что во внутреннюю жизнь индивида нередко вторгаются чуждые ему силы. Современный человек не принимает такого положения, приписывая, как уже и было сказано, цельность своих действий и переживаний исключительно самому себе. «Того, кто считает эту цельность нарушенной из-за вмешательства бесовских или божественных сил, современный человек называет шизофреником»11. Вследствие этого появляется критика Нового Завета, вырастающая из самопонимания человека новейшего времени.
Теолог утверждает, что сейчас человеку совершенно непонятно то, что Новый Завет хочет сказать о Духе и таинствах. Человек, который понимает себя только как биологическое существо, вообще не видит возможностей для сверхприродного Нечто — для Духа — вторгнуться в замкнутую систему природы и действовать в ней. Идеалисты же склонны полагать, что сами отвечают за себя, и не могут понять того, каким образом в водном крещении им может быть передано Нечто, что впоследствии станет субъектом их желаний и поступков.
С точки зрения библейского богословия, смерть является расплатой за грех. И натуралист, и идеалист не могут принять этого учения, потому как смерть для них просто естественный процесс. Однако для идеалиста в этом кроется трудность ввиду того, что смерть не вырастает из его собственного духовного «Я». Получается, что идеалист находится под властью природы: он подлежит зачатию, возрастанию и смерти, будто животное. Однако смерть для него — ни в коем случае не плата за грех, ибо он обречен умереть еще до того, как согрешит. Для него вина известна только как деяние, за которое наступает личная ответственность, а представление о первородном грехе в качестве некоей наследственной болезни кажется ему донравственным и невозможным11. Поэтому зачастую человеком отвергается учение о смерти Иисуса Христа как о заместительном умилостивлении, или сатисфакции. Звучат недоуменные вопросы: «Каким образом смерть невиновного способна искупить мою вину? Что за примитивное понятие о вине и справедливости? Что за примитивное понятие о Боге?»15 Кроме того, возникает другой вопрос:
если Христос был Сыном Божиим и знал, что через три дня воскреснет, то, наверное, умирание для Него значило не слишком много?
Всё это, как кажется, дает право Р. Бультману констатировать факт разрушения всей новозаветной мифологии. Попытки спасти положение за счет отбрасывания тех или иных элементов считаются неудачными. Мифическая картина ставит человека перед выбором: принять ее целиком или полностью отбросить. Р. Бультман находит выход: средство для сохранения за новозаветным повествованием его подлинного значения он называет демифологизацией14. «Бультман не стремился развенчать миф, как можно подумать, исходя из слова „демифологизация"»15. Он был сторонником того, чтобы космологические категории Библии были представлены через экзистенциальные (личностные) категории. Ему было важно полностью сохранить Новый Завет таким, какой он есть, но в то же время найти приемлемую интерпретацию мифологическим представлениям.
По Р. Бультману, именно «„керигматическое" истолкование спасения во Христе позволяет сохранить этическую проповедь Иисуса и освобождает ее от устаревшего языка мифа»16. Поэтому теологию Р. Бультмана часто называют керигматической. В одной из своих работ он ссылается на слова апостола Павла, который говорит: «Ибо мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (1 Кор. 1: и). Словом «проповедь» здесь переведено греческое слово «kerigma», которое более точно переводится как «провозвестие». Керигма — это и возвещение Христом «Евангелия Бога», то есть радостной вести о торжестве Бога — «исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» (Мк. 1:15), и «засвидетельствованная в Священном Писании суть церковной вести о Божественной любви, явленной в Иисусе Христе»17, и экзистенциальный вызов, ставящий человека в ситуацию решения перед Богом («за» или «против» Бога), чью волю возвещает Иисус Христос.
В чем суть керигматической теологии? При ответе на этот вопрос исследователи неминуемо сталкиваются с вопросом
об очевидной зависимости экзистенциальной интерпретации Нового Завета Р. Бультмана от философского анализа человеческого существования (экзистенциальной аналитики) его коллеги по Марбургскому университету — Мартина Хайдеггера. Почему Р. Бультман посчитал нужным использовать экзистенциальную философию? Скорее всего, он находил в ней ключ к решению целого ряда интересовавших его проблем: божественной трансцендентности, мифологии, герменевтики и «исторического Иисуса». Но точкой отсчета для него служил вопрос, который волновал диалектическую теологию в целом, — как Бог обращается к человеку сегодня. Пытаясь ответить на него, Р. Бультман использовал концепцию человеческого существования, найденную им в Новом Завете и в экзистенциальной философии того же М. Хайдеггера, говорившего о том, что человек пребывает в состоянии «вброшенности» в мир, который он не выбирал. Человек обладает самопониманием, то есть некоторым отношением к себе и к миру. Бытие человека характеризуется набором возможностей, не зависящих от него, и постоянной необходимостью принимать решения, «решимостью». Человек постоянно «проецирует» себя в будущее. Он есть то, чем станет завтра в результате решений, принятых сегодня. В соответствии с этим представлением М. Хайдеггер различал бытие человека и бытие неодушевленных предметов. Первое он назвал «существованием», а последнее — «присутствием» («наличием»). Поскольку возможность — фундаментальная характеристика экзистенции, М. Хайдеггер выделяет две экзистенциальные возможности: подлинное («собственное») существование и неподлинное («несобственное»). Неподлинное существование означает для человека «потерять себя в мире, погрузиться в него и отождествить себя с ним, жить „как люди"»18. Это приводит к тому, что человек стремится всю свою сознательную жизнь убежать от смерти, забыть о ней, потому что перспектива смерти пугает и беспокоит. Правда, человек может принять неизбежность смерти и ничтожность своей жизни, осознать свое существование как «бытие-к-смерти». Тогда он перестанет заниматься самообманом, посвятит себя будущему без чувства беспокойства, то есть
перейдет к подлинному существованию. «И все же, несмотря на возможность подлинного существования, он, как кажется, спокойно принимал перспективу небытия, не предлагая никакого настоящего спасения»19.
Для Р. Бультмана хайдеггеровский анализ был важен главным образом потому, что тот допускает переход от неподлинного существования к подлинному (это под силу каждому человеку без чьего-либо вмешательства). Теолог по-своему определяет «подлинное» и «неподлинное», провозглашая, что благодаря вмешательству Бога переход от неподлинного существования к подлинному осуществим. Далее, теолог перенимает у М. Хайдеггера идею о решении человека как о необходимом условии перехода к подлинному существованию. По Р. Бультману, неподлинное существование — это экзистенциальный перевод новозаветного понятия о греховном существовании. Так, «жить по плоти» в экзистенциальном переводе означает жить под властью сферы «видимого, наличного, доступного распоряжению, измеримого, а поскольку видимого, то и преходящего»10. Индивидуум ведет мнимое существование в том случае, когда ищет полного удовлетворения всех потребностей в преходящем материальном мире. В этом и заключается грех — «восприятие себя как личности, независимой от Бога»11, он является «самопониманием „ветхого человека", живущего эгоистическими устремлениями и пытающегося своими собственными силами обрести полноту жизни»11.
Противоположность этому — подлинное существование, соответствующее новозаветной «жизни в вере». Р. Бультман полагает, что вера есть безоглядная открытость к будущему, раскрытие навстречу Божией благодати, благодаря которой человеку будет прощен грех и дано будет освобождение от греховного прошлого. Такая вера есть одновременно и покорность, и самоотдача Богу, и освобождение от всего доступного распоряжению в мире, то есть размирщение, свобода от греха, оправдание, не достижимое «делами закона» (человеческими усилиями).
Другое ключевое понятие экзистенциализма — «решение». Керигма призывает человека к решению, однако это решение невозможно принять раз и навсегда, это решение подтверждается вновь и вновь
(в этом смысле можно сказать, что взаимоотношения между Богом и человеком отдаленно напоминают отношения между людьми, ведь мы постоянно выбираем между тем, сделать ли добро ближнему, или же зло). Если было возможно принять решение раз и навсегда, то оно стало было владением, собственностью человека, что является элементом мнимого существования. Р. Бультман утверждает, что человек постоянно выбирает между подлинным и неподлинным существованием — своим решением он вновь и вновь или обретает, или теряет себя.
Таким образом, переход к подлинному существованию невозможен, во-первых, без вести о Христе, без керигмы о Распятом и Воскресшем, во-вторых, без решения человека. Хотя Бог, как «совершенно Иной», не может быть объектом человеческого познания, Он определяет человеческое существование, потому что Бог сам «находит» человека, как бы «встречается» с ним и обращается к нему. Поэтому человек может говорить, что его существование «затронуто» Богом. А если он христианин, то может говорить о том, что Бог обращается ко нему в слове христианского провозвестия, или керигмы. «Так что на вопрос „Как можно говорить о Боге?" надо ответить: только говоря о нас. Тем самым подлинным предметом христианской теологии у Бультмана становится человеческое существование в мире как нечто, что может быть определено Богом»15. Р. Бультман, ссылаясь на Евангелие от Иоанна: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5: 14), говорит, что именно деяние Божие во Христе делает возможным переход от смерти к жизни — но не в далеком будущем, а уже здесь, в настоящем. Это изменение может произойти благодаря керигме, вести о смерти Христа и о Его победе над смертью, которая дает возможность преобразовать человеческое существование, и «это преобразование осуществляется в решении уверовать, которое является ответом на обращение керигмы»14. Верующий освобождается от власти «мира сего» и как бы начинает жить «из будущего», но будущего не исторического,
а эсхатологического. «Оставаясь в пространстве истории, христианин в решении веры получает точку опоры вне истории»15.
Согласно воззрениям Р. Бультмана, понимаемая как экзистенциальный вызов керигма должна быть принята абсолютно, потому что она провозглашает Иисуса Христа в качестве эсхатологического события, через которое Он и Его требования становятся актуальными и по сей день. «Актуализация происходит посредством изъяснения и передачи спасительных деяний Бога в его Откровении — Иисусе Христе»16. Теолог предлагает очистить содержание керигмы от истории, конкретики и аппарата традиционных богословских концептов, то есть демифологизировать.
Чтобы привести несколько примеров того, как Р. Бультман осуществляет программу демифологизации, необходимо сначала разъяснить, что понимает теолог под мифологией и под мифом. Миф не стремится дать объективную картину мира, в нем обнаруживается то, как человек сознает самого себя. Миф должен трактоваться не космологически, а экзистенциально. В мифе обнаруживается вера в то, что привычный человеку мир пребывает в непрерывной зависимости от таинственных сил, и миф говорит об этих силах таким образом, чтобы наглядно вписать их в сферу повседневного мира и в область человеческой жизни с ее переживаниями, эмоциями, мотивами и возможностями. Это происходит, например, когда миф повествует о мировом древе или яйце, чтобы ясно представить основание и происхождение мира; или о сражениях богов, благодаря которым сформировался мир со своим порядком. «Миф говорит о немирском по-мирски, о богах — по-человечески»17. Р. Бультман приводит и другой пример — Библия говорит нам о том, что Бог послал в мир своего Сына, что также является элементом мифологии. В этом случае «трансцендентность находит пространственное выражение»18.
Что является мифологическим для Р. Бультмана? Во-первых, утверждая, что мифология, понятия которой использует Новый Завет, восходит к гностическому мифу о спасении, а также к еврейской апокалиптике, теолог объявляет воплощение Бога во Христе элементом мифической
картины, потому как и античная письменность сообщает о богах, появившихся в человеческом облике, и гностический миф о спасении центральным местом называет то положение, что Божественное Существо облеклось в плоть и кровь, чтобы принести откровение и спасение. Теолог полагает, что в Новом Завете историческое и мифическое тесно переплетаются друг с другом и создают известные противоречия, такие как представление о предсуществовании (Павел и Иоанн) и легенда о рождении от Девы (Матфей, Лука); мысль о том, что «Он... уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек» (Флп. 1: 7), и евангельские описания, согласно которым божественная сущность Христа обнаруживается в чудесах и всеведении; представление о воскресении как о восстании из гроба и легенды о пустой гробнице, вознесении на небо. Может быть, «смысл этой мифологической речи просто в том, чтобы выразить значимость исторического образа Иисуса и Его судьбы?»19 — вопрошает Р. Бультман. Существует мнение, оспаривающее его воззрения: «„Демифологизация" воплощения Бога в человеке состоит, собственно, только в том, что Бультман считает всё, относящееся к биографии Христа, не имеющим никакого значения»50. Остается довольствоваться только тем, что Бог в Иисусе стал Человеком. Подобная демифологизация воплощения Бога в Иисусе наталкивается, в свою очередь, на одну непреодолимую трудность. Если миф определяется Р. Бультманом как мышление, для которого «потустороннее есть одновременно посюстороннее»51, тогда Иисус Христос как воплощение Бога есть нечто мифическое. Поэтому невозможно ликвидировать мифическую основную идею, что божественное чувственно является. И там, где жива вера, люди не только лишь погружаются в научно-философскую аргументацию, там всё переживается также и мифически.
Во-вторых, размышляя о кресте Христовом как о мифическом событии, Р. Бультман включает в него понятие жертвы, кровь которой искупает наши грехи. Аналогию можно найти в Ветхом Завете: в 16-й главе книги Левит говорится о «козле отпущения», на которого возлагались грехи
еврейского народа. В этом случае козёл воспринимался как жертвенное животное, наполненное мифической субстанцией всего народа. Древние считали, что они связаны с общим предком через восходящую к нему мифическую субстанцию, причем изменение субстанции в одном сразу же влечет за собой изменение этой субстанции во всех, принадлежащих к этому роду, то есть ввиду мифического неразличения части и целого искупление одного неизбежно влекло за собой спасение другого, который наполнен той же субстанцией. В Новом Завете в качестве козла отпущения выступает Иисус Христос. В Нем сосредоточилась греховная субстанция всего человечества, которая после искупительной жертвы превратилась в божественную, и к этому причастен каждый человек, несущий в себе эту субстанцию. Получается, что искупление Христа полностью противоположно грехопадению Адама, являясь по сущности той же мифической структурой, но с обратным знаком. Оппоненты возражают Р. Бультману, что демифологизация замещающего покаяния, или искупления, через распятие Христа на кресте подрывает христианскую веру в самой ее сути. Крест очевидно означает, что человек благодаря распятию Сына Божия познает кардинальную удаленность от Бога и греховность мира, чтобы отвернуться от греха и приблизиться к Богу. В этом смысле крест непрестанно призывает человека к решению — «за» или «против» Бога. Если даже Сын Божий умер в этом мире, тогда мир является воплощением мрака. Но поскольку Тот, Кто распят на кресте, — Сын Божий, абсолютный свет все же существует. Это толкование, как видно, опять предполагает миф о Христе, неизбежный для христианина. Р. Бультман, как кажется некоторым критикам, не оценил связи между Адамом и Христом. В Послании к Римлянам сказано: «Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие» (Рим 5: 19). Это не допускает никакого другого истолкования, кроме как мифического, и отчетливо противостоит интерпретации Р. Бультмана, который как раз желает разрушить тесную связь Адама и Христа. «Кто, подобно Бультману, откровенно апеллирует исключительно к слову
Божьему. тот. имеет право на свободу интерпретации, но не до такой степени, чтобы полностью противоречить ему»51.
В-третьих, Воскресение Христа во плоти, как и все истории о чудесах, Рудольф Бультман относит к разряду новозаветных мифов. Для него «воскресение есть не что иное, как вера в спасительный смысл события креста, вера в крест как крест Христов»55. В другом месте: «Христос, Распятый и Воскресший, встречает нас в слове провозвестия и негде больше. Именно вера в это слово и есть истинная пасхальная вера»54. В связи с этим утверждением британский ученый Энтони Тисельтон приводит, возможно, грубоватую шутку о том, что «для Бультмана и его последователей Христос восстает из мертвых только по воскресеньям, ровно в и часов утра, когда звучит проповедь Божьего слова»55. Р. Бультман говорит, что Умерший на Голгофе оказался живым для апостолов. Их опыт был мифологически представлен в сказаниях о пустой гробнице и др. «Фактически именно то, что они восприняли Крест как спасающий акт, и было верой в Воскресение»56. Со словами Р. Бультмана нельзя согласиться хотя бы потому, что евангелисты повествуют о том, что апостолы не были готовы к восприятию тайны креста и воскресения. Они испугались, были подавлены и растеряны. В лучшем случае они могли сохранить такую благоговейную память об Учителе, какую имели многие люди о Моисее или Исайе. Необходимо понимать, что здание христианства зиждется на победе Христа вопреки чаяниям учеников. Также стоит помнить, что пасхальные явления были неожиданными.
Вследствие всего вышесказанного неудивительно, что программа демифологизации вызвала многочисленные возражения. Все же отправная точка размышлений Р. Бультмана верна: Слово Божие должно искать новые формы выражения в каждую эпоху. Однако есть сверхрассудочная реальность, которая выражается только символическим языком — языком мифа (миф не в смысле «басня» или «вымысел»), и этого не избежать. К недостаткам герменевтики Р. Бультмана относят и то, что он не пользуется последовательно разработанной теорией мифа, само слово «миф» у него многозначно: это и донаучная картина мира,
и неправильное понимание человеческого существования, и разговор о потустороннем в рамках посюстороннего (примером может послужить выражение «Бог — на небесах», через которое идея трансцендентности Бога передается через пространственную удаленность). Причина этого коренится в том, что теолог не был специалистом в систематической мифологии (как науки о мифе) и оперировал интуитивным представлением о мифе и науке.
Р. Бультман с легкостью противопоставляет мировоззрение современное и мировоззрение библейское, естественнонаучную картину мира и новозаветную картину, утверждая, что современный человек ни при каких обстоятельствах не сможет держаться за якобы мифичную новозаветную картину мира с ее трехэтажным, «трехпалубным» разделением мира. Это бультмановское противопоставление активно критикуется, потому как теолог необоснованно смешивает два разных вопроса. Первый — вопрос формы, размера и возраста Вселенной. Почти все нынешние образованные люди имеют правильное представление об этих характеристиках Вселенной, которое, конечно, в корне отличается от точки зрения библейских авторов. Однако Библия — не космологическая и не географическая энциклопедия, она не ставит целью в точности описать Вселенную. Второй вопрос — это возможность размышлять, что Вселенная есть замкнутый механизм причин и следствий и всё, что происходит и произойдет, может быть объяснено в этих терминах. С этим как раз и связано отрицание всего сверхъестественного, что исключает возможность божественного вмешательства в мир. Нельзя отрицать тот факт, что многие люди верят во сверхъестественное вмешательство потусторонних сил в повседневную жизнь: например, христиане верят в Боговоплощение и Промысл Божий, мусульмане — в нападки джиннов, а некоторые другие, не довольствуясь так называемыми официальными религиями, практикуют оккультизм и др. Вероятно, идея замкнутости материального мира не удовлетворяет людей. Следовательно, «Бультман не смог провести границу между научными открытиями, касающимися структуры Вселенной, и конкретной философской точкой зрения,
исключающей сверхъестественное»57. Критики обращают внимание на то, что Бультман интерпретирует христианство в терминах экзистенциальной философии. «Остается только понять, чем было его богословие — христианской редакцией экзистенциализма или экзистенциалистской версией христианства»58. Страстный оппонент Р. Бультмана Карл Барт с иронией отмечал: «В трудах Бультмана нельзя не увидеть искренней заботы. о том человеке, которому без демифологизации и без экзистенциальной интерпретации не понять Евангелия. вот если говорить с современным человеком хайдеггеровским языком — ну тогда другое дело!»59
Р. Бультман предпринял попытку провозгласить трансцендентность Бога в противоположность смелым заявлениям либеральных богословов о Его имманентности. Абсолютная власть Бога над своим творением — экзистенциальное толкование трансцендентности, в соответствии с которым Бог предстает пред человеком в экзистенциальный момент принятия решения, обращается к нему со Своим Словом и призывает ответить на Него верой, тем самым освобождая человека от неподлинного существования. По Р. Бультману, познание Бога невозможно вне веры, поэтому люди не могут рассуждать о Боге с точки зрения отвлеченной, безликой объективности. Важно подчеркнуть, что человек переживает Бога в момент личной встречи. Кроме того, теолог установил взаимосвязь между высказываниями о Боге и о человеке, и сделал их неотделимыми друг от друга. В таком случае богословские суждения имеют место быть постольку, поскольку они одновременно являются и антропологическими. Всё это привело к нападкам на Р. Бультмана некоторых теологов, обвиняющих его в ограниченном преставлении о Боге. Ограничение богословского дискурса темой человеческого бытия лишает нас понимания вечной природы Бога, а также его участия в жизни Своего творения. Идея Р. Бультмана о том, что нечто утверждать о Боге можно, лишь одновременно рассуждая о нас самих, выносит вечную природу Бога за границы богословских утверждений. В результате вечная божественная реальность остается непознанной человеком. Такое ограничение
сферы богословских рассуждений крайне узко по сравнению и с Новым Заветом, и с историей богословской мысли, ведь центральное место в классических теологических исследованиях отводится размышлениям о вечной реальности Бога, а не только о Его отношениях с конкретным человеком. К тому же не всё в Священном Писании, что связано с проявлениями Божия могущества, благодати и др., можно сформулировать в соответствии с герменевтическими критериями экзистенциализма. По этой причине не все утверждения о трансцендентности Бога можно перевести в рассуждения о человеческой личности, как того неизбежно требует теория Р. Бультмана.
Так или иначе, наложение принципов экзистенциализма на изучение Нового Завета привело к одностороннему подходу к богословию, к односторонней экзегезе. Тезис о том, что новозаветная керигма является, по сути, экзистенциальным вызовом и отражает главную тему Нового Завета, искажает представление о содержании библейских текстов. Многие тексты не имеют отношения к проблеме человеческого бытия в формулировке Р. Бультмана, они посвящены совсем другим темам. Следует отметить, что сам теолог соглашался с этим замечанием, но все же «возвращался к экзистенциальной направленности в учении апостолов Павла и Иоанна, используя ее как некий „канон внутри канона"»40. Р. Бультман разрабатывает сложную систему рассуждений, «и то христианство, которое он предлагает, — это христианство без Христа, без Его Рождества, без Воскресения, Вознесения и Пятидесятницы»41. Митрополит Иларион (Алфеев) на VII Восточноевропейском симпозиуме исследователей Нового Завета в 2016 году высказал мысль, что «Бультман отравил западную новозаветную науку своими измышлениями и фантазиями»41.
Несмотря на всю критику в адрес Р. Бультмана, несомненно, заслуживает внимания его попытка объединить древнее благовестие с современным мышлением. Согласно Р. Бультману, истина не просто объективна, она должна «завладеть сердцем» слушающего для полного ее познания. Теолог, объявляя программу демифологизации, обладал достаточным мужеством совершить попытку «перевести» христианское
вероучение на другой язык, в соответствии с меняющимися запросами
времени. Наконец, Р. Бультман попытался отстоять божественную трансцендентность, смысл которой либеральная теология сводила на нет.
Примечания и библиографические ссылки
1. Гараджа В. И. Демифологизация // Православная энциклопедия. Т. XIV. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 376.
2. Арапов А. В. Протестантская библейская герменевтика: основные парадигмы // Вестник Воронежского государственного университета. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2016. №1. С. 43-44.
3. См.: Ворохобов А. В. Протестантская пневматическая герменевтика сакральных текстов на Западе // Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. 2015. № 30. С. 125-133.
4. См.: Ворохобов А. В. Религиозно-философские взгляды Карла Барта и Рудольфа Бультмана: сравнительный анализ: Дис. ... канд. филос. наук. Н. Новгород, 2009; Ворохобов А. В. Эволюция протестантской антропологии в философско-религиозном наследии неоортодоксии: Дис. ... д-ра филос. наук. Н. Новгород, 2018.
5. Аверинцев С. С. Бультман // Православная энциклопедия. Т. VI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 367.
6. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия // Бультман Р. Избранное: Вера и понимание. Т. 1-11 / Пер. с нем. Г. В. Вдовиной. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. С. 7.
7. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 7-8.
8. Там же. С. 9.
9. Там же. С. 8.
10. Гараджа В. И. Протестантизм. М.: Политиздат, 1971. С. 114.
11. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 10.
12. См.: Ворохобов А. В. Рудольф Бультман: грех как экзистенциальная категория // Евразийский юридический журнал. М., 2017. № I (104). С. 394395; Ворохобов А. В. Осмысление первородного греха в творчестве Р. Бультмана // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 9 (71). С. 33-35.
13. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 11-12.
14. См.: Ворохобов А. В. Герменевтический принцип демифологизации в творчестве Рудольфа Бультмана // Человек и языковое пространство: аспекты взаимодействия: Межвузовский сборник. Н. Новгород: ИГЛУ им. Н. А. Добролюбова, 2009. Вып. 3. С. 202-207.
15. Борхерт Г. Л. Демифологизация // Теологический энциклопедический словарь / Подред. Уолтера Элвелла. М.: Ассоциация «Духовное возрождение» ЕХБ, 2003. С. 376.
16. Гараджа В. И. Демифологизация. Указ. изд. С. 376.
17. Неклюдов К.В., Пономарев А.В., Ткаченко А. А. Герменевтика библейская в диалектической теологии // Герменевтика библейская // Православная энциклопедия. Т. XI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 374.
18. Лёзов С. В. Попытка понимания: Избранные работы. СПб.: Университетская книга, 1998. С. 542.
19. Ворохобов А. В. Герменевтика экзистенциальной подлинности в теологии Рудольфа Бультмана // Труды Нижегородской духовной семинарии. Сб. работ преподавателей и студентов. Н. Новгород, 2014. № 12. С. 8.
20. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 19.
21. Гренц С., Олсон Р. Богословие и богословы XX века / Пер. с англ. Черкассы: Коллоквиум, 2011. С. 131-132.
22. Ворохобов А. В. Герменевтика экзистенциальной подлинности в теологии Рудольфа Бультмана. Указ. изд. С. 19.
23. Лёзов С. В. Бультман // Новая философская энциклопедия: В 4-х т. Т. i. М.: Мысль, 2010. С. 326.
24. Хегглунд Б. История теологии. СПб.: «Светоч», 2001. С. 351.
25. Лёзов С. В. Попытка понимания: Избранные работы. Указ. изд. С. 544.
26. Ворохобов А. В. Сотериологическая значимость Иисуса Христа в качестве самооткровения Бога (Карл Барт) и экзистенциального обращения (Рудольф Бультман) // Труды Нижегородской духовной семинарии. Сб. работ преподавателей и студентов. Н. Новгород, 2009. № 7. С. 21.
27. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 14.
28. Тисельтон Э. Герменевтика / Пер. с англ. Черкассы: Коллоквиум, 2011. С. 186.
29. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 33.
30. Хюбнер К. Истина мифа / Пер. с нем. М.: Республика, 1996. С. 313.
31. Там же. С. 314.
32. Там же. С. 315.
33. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия. Указ. изд. С. 37.
34. Там же. С. 38.
35. Тисельтон Э. Герменевтика. Указ. изд. С. 190.
36. Мень Александр, прот. Бультман // Мень Александр, прот. Библиологический словарь: В 3-х т. Т. i. М.: Фонд им. Александра Меня, 2002. С. 168.
37. Лейн Т. Христианские мыслители / Пер. с англ. СПб.: «Мирт», 1997. С. 280.
38. Райт Н. Т. Что на самом деле сказал апостол Павел. Был ли Павел из Тарса основателем христианства? / Пер. с англ. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2015. С. 15.
39. Цит. по: Лифинцева Т. П. Бультман и Тиллих: «демифологизация» и рецепция идей Хайдеггера // Вопросы философии. М.: Наука, 2009. № 5. С. 178.
40. Гренц С., Олсон Р. Богословие и богословы XX века. Указ. изд. С. 136.
41. Василенко Л. И. О некоторых философских вопросах отношения Р. Бультмана к Священному Писанию // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. М.: Изд-во ПСТГУ, 2007. № 17. С. 51.
42. Иларион (Алфеев), митр. «Демифологизация» новозаветной науки // Официальный сайт Московского Патриархата: URL: http://www. patriarchia.ru/db/text/4 620 425.html (19.05.18.)
Библиография
1. Аверинцев С. С. Бультман // Православная энциклопедия. Т. VI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 366-368.
2. Арапов А. В. Протестантская библейская герменевтика: основные парадигмы // Вестник Воронежского государственного университета. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2016. №i. С. 41-47.
3. Борхерт Г. Л. Демифологизация // Теологический энциклопедический словарь / Под ред. Уолтера Элвелла. М.: Ассоциация «Духовное возрождение» ЕХБ, 2003. С. 376-377.
4. Бультман Р. Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия // Бультман Р. Избранное: Вера и понимание. Том I-II / Пер. с нем. Г. В. Вдовиной. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. С. 7-41.
5. Василенко Л. И. О некоторых философских вопросах отношения Р. Бультмана к Священному Писанию // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. М.: Изд-во ПСТГУ, 2007. № 17. С. 46-51.
6. Ворохобов А. В. Герменевтика экзистенциальной подлинности в теологии Рудольфа Бультмана // Труды Нижегородской духовной семинарии. Сб. работ преподавателей и студентов. Н. Новгород, 2014. № 12. С. 7-21.
7. Ворохобов А. В. Герменевтический принцип демифологизации в творчестве Рудольфа Бультмана // Человек и языковое пространство: аспекты взаимодействия: Межвузовский сб. Н. Новгород: НГЛУ им. Н. А. Добролюбова, 2009. Вып. 3. С. 202-207.
8. Ворохобов А. В. Рудольф Бультман: грех как экзистенциальная категория // Евразийский юридический журнал. М., 2017. № i (104). С. 394-395.
9. Ворохобов А. В. Осмысление первородного греха в творчестве Р. Бультмана // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 9 (71). С. 33-35.
10. Ворохобов А. В. Протестантская пневматическая герменевтика сакральных текстов на Западе. Вестник Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н. А. Добролюбова. 2015. № 30. С. 125-133.
11. Ворохобов А. В. Религиозно-философские взгляды Карла Барта и Рудольфа Бультмана: сравнительный анализ: Дис. ... канд. филос. наук. Н. Новгород, 2009. 222 с.
12. Ворохобов А. В. Сотериологическая значимость Иисуса Христа в качестве самооткровения Бога (Карл Барт) и экзистенциального обращения (Рудольф Бультман) // Труды Нижегородской духовной семинарии. Сб. работ преподавателей и студентов. Н. Новгород, 2009. № 7. С. 7-33.
13. Ворохобов А. В. Эволюция протестантской антропологии в философско-религиозном наследии неоортодоксии: Дис. ... д-ра филос. наук. Н. Новгород, 20i8. 520 с.
14. Гараджа В. И. Демифологизация // Православная энциклопедия. Т. XIV. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 376.
15. Гараджа В. И. Протестантизм. М.: Политиздат, i97i. 200 с.
16. Гренц С., Олсон Р. Богословие и богословы XX века / Пер. с англ. Черкассы: Коллоквиум, 20ii. 520 с. i6. Иларион (Алфеев), митр. «Демифологизация» новозаветной науки // Официальный сайт Московского Патриархата: URL: http:// www.patriarchia.ru/db/text/4 620 425.html (i9.05.i8.).
17. Лёзов С. В. Бультман // Новая философская энциклопедия: В 4-х т. Т. i. М.: Мысль, 20i0. С. 325-328.
18. Лёзов С. В. Попытка понимания: Избранные работы. СПб.: Университетская книга, 1998. 575 с.
19. Лейн Т. Христианские мыслители / Пер. с англ. СПб.: «Мирт», 1997. 352 с.
20. Лифинцева Т. П. Бультман и Тиллих: «демифологизация» и рецепция идей Хайдеггера // Вопросы философии. М.: Наука, 2009. № 5. С. 172-182.
21. Мень А., прот. Бультман // Мень А., прот. Библиологический словарь: В 3-х т. Т. I. М.: Фонд им. Александра Меня, 2002. С. 164-170.
22. Неклюдов К.В., Пономарев А.В., Ткаченко А. А. Герменевтика библейская в диалектической теологии // Герменевтика библейская // Православная энциклопедия. Т. XI. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. С. 360-390.
23. Райт Н. Т. Что на самом деле сказал апостол Павел. Был ли Павел из Тарса основателем христианства? / Пер. с англ. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 20^. ^7 с.
24. Тисельтон Э. Герменевтика / Пер. с англ. Черкассы: Коллоквиум, 20п. 430 с.
25. Хюбнер К. Истина мифа / Пер. с нем. М.: Республика, !996. 448 с.
