CC BY
157
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ
С.С. Войтиков ««ДЕЛО О ШПИОНСТВЕ» ГЕНШТАБИСТА ТЕОДОРИ
«Как несправедливо, исключительно жестоко отношение ко мне представителей той партии (коммунистов), с коей я кровно связан всей своей огромной созидательной работою по созданию, формированию и закреплению мощи Красной армии», - писал из заключения в декабре 1919 г. председателю ВЧК Дзержинскому генштабист Георгий Теодори1. Мало кому известно это имя. А между тем человек этот - основатель советской военной разведки. За что же он был арестован?
Известный историк спецслужб А.А. Зданович, рассматривая дело «Ставка» (о заговоре в Полевом штабе Реввоенсовета Республики, июль 1919 г.) считает, что изучение его «следовало бы начать, как минимум, с января 1919 г. Тогда по подозрению в шпионаже Особый отдел ВЧК арестовал машинистку Полевого штаба Валентину Троицкую, которая на следствии показала, что в штаб ее устроил... Георгий Теодори, с которым ее связывали близкие отношения»2. Заявления Троицкой об устройстве в штаб и о «близких отношениях» с Теодори оказало сь трудно проверить и в 1919 г., теперь же это почти невозможно. Зданович предположил, что Ленин «уже во второй половине апреля 1919-го хотел использовать дело Теодори в развивающем конфликте с Троцким...» Он оставил за рамками статьи рассмотрение «дела о шпионстве» генштабиста Теодори. При этом, указав на политический характер его содержания под стражей, Зданович отметил все же: «Объективные основания для ареста (задержания)... были, о чем письменно проинформировали Главнокомандующего, правда, спустя два месяца»3 . Почему же Особый отдел ВЧК так долго хранил молчание? Этот вопрос - куда более сложный, чем вопрос о причине ареста.
5 ноября 1918 г. был издан приказ высшего военного коллегиального органа Советской России - Революционного военного совета Республики -об учреждении Регистрационного управления (РУ) Полевого штаба РВС -Республики. Это был первый центральный орган советской военной разведки, военной контрразведки и военной цензуры, по праву считающийся предшественником современного Главного разведывательного управления Генерального штаба (ГРУ). Регистрационное управление в 1918 г. входило в систему органов Полевого штаба, сформированного в конце октября - начале ноября в подмосковном городке Серпухов.
В число организаторов Полевого штаба и его Регистрационного управления входил и 31 -летний Георгий Иванович Теодори. Он был назначен
военным консультантом Регистрационного управления. На деле - его фактическим руководителем, обязанным согласовывать свои решения с формальным руководителем Регистрационного управления. А начальником был назначен 27-летний штабс-капитан старой армии Семен Иванович Аралов. Выходец из семьи купца, в 1903 г. он примкнул к социал-демокра-тическому движению, участвовал в революции 1905 г., только что вступил в партию большевиков. Именно он заметил и пригласил из Петрограда в Москву генштабиста Теодори.
Георгий Иванович Теодори родился 18 октября 1887 г. в Евпатории. По национальности - грек. В 1904 г. окончил Николаевский кадетский корпус, в 1906 г. -Михайловское артиллерийское училище. Служил во 2-м Финляндском стрелковом артиллерийском дивизионе. С1914 г. воевал на Юго-Запад-ном фронте, в Галиции. Был контужен в спину. В начале 1917 г. в чине штабс-капитана служил в 4-м Финляндском стрелковом парково-артилле-рийском дивизионе.
После Февральской революции Теодори попал на 3-месячные подготовительные курсы при Военной академии Генштаба4. Закончил их в мае 1917 г. и получил назначение в штаб Петроградского района. В марте 1918 г. его назначили начальником отделения Оперативного отдела штаба Северного района. Занимавший тогда должность начальника Оперативного отдела Филипп Иванович Балабин на допросе в ОПТУ в 1931 г. показал: «Я лично ушел из штаба после неприятности со своим помощником, на почве личных отношений. Мои помощники - офицеры... курсов Генштаба, выразили мне порицание за высокомерное обращение, говорили, что за глаза я называю их недоносками и т.д. Условия службы создавались очень тягостные...» Этим помощником и был Теодори. На следующем допросе Балабин охарактеризовал выпуск 1917 г. более подробно, хотя и предвзято: «П. А. Мей, Теодори, Колесников и несколько других сотрудников моего оперативного отделения, все молодые генштабисты, окончившие ускоренный курс академии в 1917 году, малознающие, малоопытные, с сильно развитым духом критики в отношении старых генштабистов - особенно Теодори, демагогические выпады которого ясно показывали... стремление сделать быструю карьеру; самолюбивый, настойчивый, он являлся безусловным идеологом сплоченной группы своих товарищей, подчеркивал эту сплоченность и, когда считал это нужным, выступал с протестами от сомкнутого фронта своих товарищей-единомышленников»5. Весной 1918 г. вспыхнул «острый конфликт между генштабистами, окончившими академию в мирное время, и выпускниками ускоренных курсов. Некоторые из старых генштабистов пренебрежительно относились к выпускникам ускоренных курсов.. ,»6 Считали, что им явно недостает знаний и опыта. За «аттестованных» таким образом Балабином выпускников 1917 г. Т.О. Косача и В.Ф. Тарасова вступился Теодори. За это его уволили со службы. Ключевым событием стало состоявшееся 30 апреля 1918г. заседание причисленных к Генштабу в сентябре 1917 г. сотрудников Северного участка и Петроградского района За-
весы. Собравшиеся решили твердо отстаивать свои права, признав «случай с Теодори» «общим делом»7. Так на основе выпуска сложилась группа офицеров, лидером («идеологом», по выражению Балабина) которой стал Теодори.
Позже, 15 февраля 1919 г., Теодори заявил своему начальнику Семену Аралову, признанному ныне первым руководителем ГРУ: «Я с трудом и большими усилиями сохранил выпуск в феврале и марте 1918 года, спаял его за лето». По его словам, генштабисты ускоренных курсов вступили в конфликт со старыми генштабистами дореволюционных выпусков, но завоевали доверие главкома Иоакима Вацетиса. В итоге представители выпуска 1917 г. заняли ответственные должности на фронтах, но старому генералитету удалось убрать однокурсников Теодори «из главных управлений» военного ведомства, то есть из центрального военного аппарата8. В мае 1918г. заведующий Оперативным отделом Наркомвоена (Оперода) Семен Аралов назначил Теодори военным консультантом Оперода и не прогадал. Теодори принес большевикам много пользы: в 1918 г. участвовал в формировании центрального военного аппарата, в подавление мятежа Чехословацкого корпуса, в ликвидации попытки военного переворота, предпринятой в июле главнокомандующим Восточным фронтом Муравьевым.
Почему же он был арестован? Вопрос этот всегда ставил историков в тупик. Нам удалось найти ответ исключительно благодаря помощи А. А. Зда-новича: он любезно предоставил ряд документов, касающихся Теодори.
9 октября 1918 г. Реввоенсовет Республики счел «целесообразным откомандировать генштаба Г.И. Теодори в распоряжение начальника Военной академии Генштаба генерал-майора А.П. Климовича для исполнения обязанностей преподавателя по курсу полевой артиллерии». Новое назначение означало опалу: проштрафившихся и неугодных военспецов в годы Гражданской войны нередко отсылали именно на преподавание). Но тогда же начальниц Полевого штаба РВСР Н.И. Раттэлю было отправлено поручение «подыскать подходящее лицо» для организации и руководства курсов контрразведки, агентуры и разведки и представить кандидатуру на утверждение РВСР9. В итоге Теодори удалили ненадолго, более того - вернули уже 16 октября10. Извлек ли он урок из своей опалы? Понял ли, сколь непрочно его положение на службе большевикам? Похоже, что нет.
3 декабря Теодори упрекал Аралова: хотя вся агентурная работа «вне России» сосредоточена в Агентурном отделе Регистрационного управления, некоторые сводки Аралов передает в Отдел военного контроля (ОВК) Регистрационного управления, то есть военной контрразведке. В случае недоверия Аралова к своим так называемым «консультантам» из генштабистов Теодори просил, по крайней мере, посылать все задания для заграничной разведки заместителю начальника РУ большевику Валентину Петровичу Павулану.
Хотя Аралов ценил Теодори и его однокурсников, он не мог не критиковать их за постановку агентурной разведки. По поводу одной из сводок
он заметил Теодори: включенные в нее сведения имеют весьма скромную ценность. Действительно, 5 декабря Отдел военного контроля разъяснил, что в еженедельной сводке от 29 ноября допущена неточность и к тому же сведения сообщены не агентом отдела, а случайным, не заслуживающим доверия лицом - вернувшимся из Крыма и с Украины партийным работником11.
24 декабря Теодори сообщил «для сведения» начальнику Регистрационного управления Аралову приказы, подписанные днем раньше Троцким, об изменении штатов Регистрационного управления, то есть об изменении структуры центрального органа военной разведки, военной контрразведки и военной цензуры12. Действие через голову начальника для Теодори стало нормой.
21 января 1919 г. Теодори в крайне резкой форме попытался «запросить» Аралова, верен ли слух о назначении ответственным работником Военного контроля члена коллегии ВЧК Эйдука, «белесоглазого латыша» (выражение Александрины Балагановой). Дзержинский об Эйдуке говорил в начале 1920-х г., что против него «никто и пикнуть не посмеет».
Об «ужасных подвигах» Александра Владимировича Эйдука в годы Граж-данской «даже привычные люди говорили с нескрываемым отвращением»:
«Эйдуку было поручено принять один сдавшийся на фронте белогвардейский отряд. Выстроив сдавшихся, он велел офицерам выйти из рядов и выстроиться отдельно от солдат. К солдатам он обратился с приветствием. Повернувшись затем к офицерам, он сказал:
- Эй вы, проклятые белогвардейцы!.. Вызнаете меня... Нет? Ну, так узнайте... Я Эйдук! Ха-ха-ха, слыхали?! Ну, вот, это и есть тот самый Эйдук, смотрите на меня! Х-а-р-а-ш-е-нь-к-о смотрите... Сволочь, белогвардейцы (непечатная ругань)!.. Так вот, запомните: если чуть что - у меня один разговор... Вот видите этот маузер (он потряс громадным маузером) - это у меня весь разговор с вами (непечатная ругань), и конец!.. Этим маузером я собственноручно перестрелял таких же, как вы, белогвардейцев, сотни, тысячи, десятки тысячи...
И тут же, свирепо набросившись на ближайшего офицера и буравя его бешенным взглядом своих налившихся кровью глаз, он схватил его за плечо, сорвал с него погоны и, все более и более свирепея, стал топтать их ногами.
- Эй вы (непечатная ругань), сволочи, белогвардейцы!! Долой ваши погоны, чтобы я их не видел больше!!! Срывайте... Живо у меня, а не то... ха-ха-ха, вот мой маузер!..
И для того, чтобы еще больше терроризировать этих сдавшихся и безоружных людей, он приставил к голове одного из них свой маузер и, как сумасшедший, стал орать:
- Только пикни, сволочь белогвардейская (непечатная ругань), и конец!.. Ааа, не нравится? Ну, так вот помни... У меня жалости к вам нет!..»13
Теодори отрицательно отозвался о действиях Эйдука в Вологде, где с
5 июня по 6 августа 1918г. тот не покладая рук трудился в составе Советской
ревизии, во главе которой стоял Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик. Считая пользу от этой ревизии весьма сомнительной, Теодори впервые вступил в конфликт с Эйдуком и во второй раз столкнулся с Кедровым -будущим главой военной контрразведки.
Аралов дал Теодори честное слово, что Эйдук не займет ответственного поста в Особом отделе (в этот новый орган военной контрразведки январе 1919 г. были объединены Военный контроль и Военный отдел ВЧК). Однако 21 января Теодори доложили, что начальник Особого отдела ВЧК Кедров, уезжая в Петроград, оставил «за себя» Эйдука. Теодори, негодуя, счел вполне допустимым потребовать от Аралова отчета, с его «ли ведома и согласия это сделано». Для Аралова на документе сделали помету: «С.И.! Тон последних телеграмм Теодори к Вам крайне вызывающий... телеграмма такого тона должна оставаться без ответа»14.
Теодори испортил отношения и со своим непосредственным начальником - Валентином Павуланом, заместителем Аралова. Правда, 22 февраля Павулан и Теодори телеграфировали Аралову:«Между нами все вопросы улажены»15. Но обманывался на этот счет, вероятно, один Теодори.
В начале 1919 г. Теодори поручил своему однокурснику Ивану Дмитриевичу Чинтулову написать докладную записку на имя Аралова - об игнорировании Кедровым военных консультантов. Получив записку, составил на ее основании предписание Кедрову от имени Аралова - с резким осуждением действий Кедрова в отношении консультантов. Подписать его Аралов, естественно, отказался16.
И именно в такой момент Особый отдел ВЧК арестовал машинистку Валентину Троицкую. Основания для ее ареста были вескими. Большевик А.А. Антонов, направленный Лениным в Серпухов для ознакомления с обстановкой в Ствке, докладывал 12 января 1919 г.: «В Полевом штабе служит некая аристократка по происхождению, кажется, родственница бывш. графа Витте - Троицкая. Она в большой дружбе с генштабистами, в то же время льнет к комиссарам, стараясь подействовать на них как женщина; в последнем качестве она чрезмерно доступна, вообще производит впечатление опустившейся, пьет и своих гостей угощает спиртом. Однако во время своих любовных похождений она проявляет большой интерес к политике и давно уже на сильнейшем подозрении и у политических работников, и контрразведки... Подруга Троицкой, тоже штабная сотрудница - Голубович - во время любовного свидания с одним комиссаром просила у него шифр. Уликанесомненная...»17
Аресты продолжились. 20 января Теодори докладывал Аралову: арестованы сотрудники Полевого штаба сестры Добровольские, Федоров, произведен обыску Лорченкова. Теодори, по сути, обвинял Аралова: «Все сделано по Вашей телеграмме. Ни Павулана, ни меня не предупредили. Между тем, именно я вам, возражая против назначения Троицкой и Голубович в Полевой штаб, передал опасения... о Троицкой. Весь характер и обстановку арестов, произведенных Кедровым, считаю недопустимым. Во
всяком случае, как мне и не хотелось этого думать, но арест Добровольских производит на меня впечатление какого-то личного выпада, личной мести по моему адресу, ибо за их честность я ручался и ручаюсь»18.
Теодори столкнулся с Кедровым еще летом 1918 г. К предложениям генштабиста по привлечению офицеров в армию, улучшению их материального положения и условий службы большевик Кедров отнесся резко отрицательно. По мнению Теодори, это вызвало «недовольство и недоверие» к нему Кедрова. Тут он не ошибся. Из-за его взрывного характера, а особенно из-за его жесткой позиция осенью-зимой 1918 г. в вопросе о ведомственной принадлежности военной контрразведки Кедров стал воспринимать Теодори как врага. И личного, и врага революции.
Аралов все-таки телеграфировал Кедрову, что он «сомневается в возможности фигурирования арестованных сестер Добровольских в качестве обвиняемых по данному делу и потому считает безусловно необходимым при отсутствии обличающих улик их освободить»19.
9 февраля арестовали одного из немногих генштабистов, выпускников «дофевральской» академии, которого ценили выпускники ускоренных курсов - 50-летнего бывшего генерала Владимира Ивановича Селивачева. В тот же день Кедров обещал Аралову освободить его, но с оговоркой: «если не будет новых данных». 13 февраля, невзирая на ручательство Аралова, Рязанова, Павулана и 15-ти генштабистов ускоренного выпуска, Селивачева не освободили. По мнению Теодори, не освободил «вернее, Эйдук», а не Кедров. 13 февраля Теодори поехал к Кедрову «под давлением телеграммы, полученной от представителей всего выпуска с фронта с просьбой освободить Селивачева». Ссылаясь на коллективное давление однокурсников, он, по сути, потребовал освобождения генерала Селивачева. При этом нарушил субординацию: обратился к Кедрову «через голову» Аралова.
Что произошло далее, Теодори описал в рапорте Аралову: «Кедров обещал, в виду неполучения новых данных, к вечеру Селивачева освободить. В это время зашел Эйдук и в резком, недопустимом тоне заявил мне, что он поступит так, как знает. Селивачев невинен... Держат его только потому, что Эйдук помнит о моем отрицательном отношении к его работе в Вологде, и это несправедливо и вредно, ибо вносит раздражение среди работников выпуска 1917 года, уже 15 месяцев в подавляющем числе работающих даже идейно. В числе ходатайствующих за арестованного Селивачева из выпуска 1917 года - Теодори, начальник штаба Северного фронта Николай Николаевич Доможиров, начальник штаба Южного фронта Василий Федорович Тарасов, начальник штаба Армии Советской Латвии Пар-фений Матвеевич Майгур, начальник Оперативного отдела Восточного фронта Иван Наумович Полозов, начальник Оперативного отдела Западного фронта Барановский и другие ответственные сотрудники Полевого штаба и штабов фронтов и армий».
Теодори просил Аралова «принять меры к разумному использованию т. Эйдук своих неограниченных полномочий. Я знал, что передача
контрразведки лицам, отрицательно зарекомендовавшим себя..., приведет к отрицательным результатам. События и жизнь подтверждают мои выводы. Поэтому очень прошу Вас беречь совесть выпуска от таких экспериментов и «личных счетов» тов. Эйду к... именно теперь надо поддержать нас, а не позволять Эйдукам издеваться над нами из-за «личных» усмотрений и счетов»20.
14 февраля Аралов по-товарищески посоветовал Теодори не вставать в позу по отношению к Особому отделу ВЧК и еш руководству21. Теодори отреагировал резко: «Контакта между нами и Особым отделом не получится до тех пор, пока с нами не прекратят неприлично держаться. Достаточно заявления тов. Эйдук, сделанного мне 13 февраля, чтобы вопрос о взаимодействии отпал. Тот характер и тон отношений, который взят по отношению к выпуску, не только не допустим, но такой тон за 15 месяцев работы допустил лишь тов. Чикколини (С.В. Чикколини - начальник отделения военного контроля Оперативного отдела Наркомвоена летом 1918 года. - С.В.), да и то один только раз. Являясь ответственным и доверенным лицом, как и многие из нас: Тарасов, Доможиров, Полозов, Майгур, Петров, Исаев, Ку-тырев, Срывалин и т.д., я не могу допустить такого отношения к нам. Мы будем не только протестовать, но отвечать тем же, ибо никто не имеет права нас порочить, а особенно лица, кои зарекомендовали себя по совместной с нами работе отрицательно. Случай с Селивачевым, за которого ручались вы, Рязанов, Павулан и 15 лиц выпуска 1917 года, показывает, что нам надо уходить, ибо за 15 месяцев службы еще есть лица, кои имеют смелость и дерзость быть с нами неприличными, говоря громко о недоверии. Ваше пожелание надо направить в сторону тех, кто нас трогает»22.
Для большевиков уже одной этой угрозы вполне хватало для ареста Теодори. Тем более что молодой генштабист отличался независимостью, резкой прямотой и импульсивностью. А порой - неумеренной гордыней. Те, кто испытали эти его качества на себе, воспринимали их обычно как неуживчивость и бестактность, а то и просто грубость23. Так оно обычно и бывает.
В первых числах марта Теодори и Павулан отправились в командировку в Латвию: «для урегулирования агентурной разведки в республиках». Теодори предчувствовал вторую опалу, но телеграфное поздравление Аралова 12 марта - с годовщиной свержения самодержавия - развеяло его опасения.
Однако именно в этот день было принято решение об отставке Теодори. Не зря Аралов стал впоследствии дипломатом.
22 марта Теодори узнал о своей отставке. А заодно и о том, что его оговорил начальник Полевого штаба бывший генерал Федор Федорович Костяев24. Тот самый, за которого Теодори вступался в сентябре 1918 г. Костяев - личность для однокурсников Теодори роковая: его показания сыграли немалую роль в «деле о заговоре» в Полевом штабе25. В тот же день Теодори направил Аралову телеграмму, обвинив в том, что тот не
предупредил об опасности: «Почему вы открыто не сказали о ссылке? Ведь я устроил бы все свои дела, взял хотя бы белья с собой и по-человечес-ки уехал бы. Или же вы сомневались в том, что я уйду?». И вместо того, чтобы постараться сгладить, смягчить ситуацию, ослабить напряженность в отношениях, он закончил вызывающе: «Оставляю за собой право просить» главкома Вацетиса и председателя РВСР Троцкого «о назначении в Латвию ко мне тех из моих сотрудников, которые выразят желание, и тех военспецов, кои являются излишними в других учреждениях»26. Сам сунул голову в петлю.
В тот же день в Двинске, по зашифрованному телеграфному распоряжению Кедрова, Теодори был арестован27.
Около 23 марта благодаря своему однокурснику Парфению Майгу-ру, начальнику штаба Армии Советской Латвии, арестованный Теодори получил возможность соединиться по прямому проводу с Полевым штабом в Серпухове и переговорить с Араловым.
«- У аппарата т. Аралов? Здравствуйте, Семен Иванович. Прошу ответить наследующие вопросы: За что арестован?
- Теодори? За что арестован - не знаю.
- Тронута ли моя жена, сестра?
- Вчера вернулся из Москвы, жена и сестра ваши были вполне здоровы и не тронуты.
- С вашего ведомства произведен арест или нет?
- Я был предупрежден, что возможен ваш арест.
- Сегодня меня вышлют в Москву или нет?
- О пересылке в Москву не знаю, думаю, что это будет сделано в ближайшее время.
- Павулан уехал сегодня утром, он знал, что я болен уже с Вильно, поэтому мы старались закончить всю работу, чтобы я мог вернуться. Знает ли о моем аресте Троцкий и по выпуску [академии Генштаба 1917 года]?
- Троцкого в Москве нет уже целую неделю, и потому, вероятно, не знал. Что же касается выпуска, то сведения получены только сейчас о вашем аресте.
- Поручились бы вы за меня или нет?
- Если поднимется вопрос о поручительстве и будет возможен -возьму на поруки.
- Не связана ли была моя поездка и задержка в Двинске с арестом?
-Нет.
- Прошу за прошлую работу оградить жену и сестру, как единственных близких мне лиц, от обысков, арестов и дерганий.
- Хорошо. Не волнуйтесь, думаю, что все обойдется благополучно и больше спокойствия. Возможно, что здесь недоразумение. Аралов.
- Спокойно и хладнокровно ко всему отношусь, так как результат моей работы налицо. Вы лично уверены ли в моей работе? Сегодня меня хотят отправить в Москву. Просил бы избавить от этой процедуры здесь, ведь все меня
знают и я никуда не уйду. Если ж нужен для допроса, то просил бы в Москве держать на Знаменке в Особом отделе на вашем учете. Не пострадали ли другие невинные лица по выпуску9 Я кончил. После меня задает вопросы Майгур.
- В случае отправления Теодори в Москву прошу мне указать, на кого я должен возложить работу, порученную вами Теодори.
- Майгур? Сейчас переговорю с главкомом и отвечу. Знаете ли вы, в Венгрии произошла революция, и она объявлена Советской Республикой. Образован Совнарком, назначен Комкомин, назначен Бела Кун и предлагает нам союз обороны и наступления против врагов рабочих и крестьян.
- Все? Спасибо за известия. Ждем ответа на наши вопросы. Майгур и Теодори»28.
Вряд ли известия из Венгрии взволновали Теодори больше известий из Москвы. Формально он был арестован. Но не взят под стражу - явно благодаря покровительству своего сокурсника. Но самое поразительное: судя по вопросу, который Майгур задал Аралову, он продолжал заниматься своей работой - организацией разведки Армии Советской Латвии. Более того: с присушим ему напором стал настаивать на своей невиновности как на чем-то само собой разумеющимся, кинулся заступаться за свою семью - оградить ее от ареста29.
Парфений Майгур первым вступился за Теодори, телеграфировав Вацетису: «Как старый ваш работник я должен... сказать, что за Теодори стоит весь выпуск 1917 года и подобный арест старого члена коллегии» выпуска нанесет «большой удар работе выпуска с Советской властью»30.
Теодори отправили в Москву только 24 марта, о чем Майгур с согласия своего военного комиссара уведомил Аралова и Троцкого31.
В Москве его гостеприимно приняла Бутырка.
С начала апреля до середины декабря его допрашивали шесть раз. Допрашивал сам Кедров, один раз - вместе со следователем Особого отдела Владимиром Дмитриевичем Фельдманом, который формально вел дело Теодори (в ряде случаев допросы велись в присутствии следователя Фогеля). Только на последнем допросе - вел его опять сам Кедров, примерно 16 июня, - генштабисту-разведчику предъявили обвинение: пособничество шпионажу. Тогда же, видимо, Теодори и услышал от Кедрова: машинистка Троицкая расстреляна как шпионка. И только 11 июня - два с половиной месяца спустя! - Фогель запросил Аралова, «говорил ли гр. Теодори о том, что гр. Троицкая - шпионка и что необходимо ее уволить»32.
В 1919 г. особисты явно не торопились с выяснением причастности Теодори к «делу о шпионстве»: показания, данные против него уже расстрелянной (!) Троицкой, были единственным основанием обвинения его в пособничестве белогвардейцам. (Вообще, заметим, попутно, роль «машинисток» в советском государственном строительстве как-то обходится стеснительным молчанием. Совершенно незаслуженно.)
Сокурсники Теодори, как только узнали об аресте, сразу начали борьбу за его освобождение. Ими не только офицерская честь двигала, но и опасе-
ния: завтра и они могут оказаться перед новой властью без вины виноватыми. Точнее - виноватыми в своем «классово чуждом» происхождении и, пускай и неполном (с точки зрения старых генштабистов дореволюционных выпусков), высшем военном образовании, так остро бьющим в нос «больше викам-товарищам».
Слухи об аресте разлетелись со скоростью телеграфа. Уже 26 марта трое из сокурсников Теодори из штаба Южного фронта отправили другому члену «коллегии выпуска», начальнику Разведывательного отделения Борису Иннокентьевичу Кузнецову для начальника Полевого штаба Костя-ева: «Не допускаем мысли, что предъявленное ему обвинение имеет основание - настаиваем на немедленном расследовании, согласны взять на поруки». Заручившись готовностью однокурсников, занимающих ответственные посты в Полевом штабе в Серпухове, настаивать на освобождении Теодори, генштабисты 1917 г. предложили сделать то же самое коллегам, служившим в Регистрационном управлении в Москве. Отправили телеграмму начальнику Агентурного отдела Регистрационного управления генштабисту 1917 г. Георгию Яковлевичу Кутыреву. Копию переслали «для сведения товарищам Ленину, Троцкому, Кедрову»33.
Дважды - 24 марта и 17 апреля - 36 выпускников академии Генштаба 1917 г. отправляли телеграфом прошения о рассмотрении дела Теодори председателю Совнаркома Ленину. Второе, от 17 апреля, под личиной готовности исключить Теодори из корпуса Генштаба в случае подтверждения обвинения, фактически содержало предупреждение: отказ может осложнить и без того непростые отношения с военными комиссарами. Фактически 36 человек, занимавших важные посты в Полевом штабе, а также во фронтовых и армейских штабах, сознательно пошли с точки зрения уставных отношений на серьезнейшее их нарушение. Во-первых, в нарушение субординации они подали заявление «через головы» трех (!) непосредственных начальников - Костяева, Вацетиса и Троцкого. Они подали его напрямую Ленину, ибо прекрасно понимали: дальше Костяева оно не пройдет, а сам бывший генерал, опасаясь за собственную участь, вероятно, отдаст их за него под суд. Во-вторых, их прошение было коллективным, а подавать «коллективки» строжайше запрещено в вооруженных силах со времен Петра Великого34.
В общем, молодые генштабисты 1917 г. пошли ва-банк. Ленин, однако, был не из тех людей, которые поддаются ультиматумам. А как раз из тех, кто умеет не торопиться, выждать самый подходящий момент для мстительного ответа на ультиматум.
Первый доклад с ходатайством за Теодори, аналогичный посланному Ленину, генштабисты 1917 г. направили Троцкому, Вацетису, Аралову и Костяеву. «По уполномочению выпуска 1917 года Генерального штаба: Исаев, Моденов, Кузнецов, Малышев, Виноградов, Косач, Юршевский, Маттис, Срывалин, Цейтлин, Максимов, Дубинин, Самуйлов, Пирог, До-можиров, Сысоев, Стасевич, Скворцов, Тарасов, Кадников, Каранович,
Дулов, Майгур, Кук, Петров, Полозов, Васильев, Бардинский, Захаров, Сгры-харь, Шило, Луз, Яковский... Настоящий доклад передан по адресам: председателю Совета обороны Ленину, Главнокомандующему всеми вооруженными силами Республики Вацетису, председателю Революционного военного трибунала Республики Данишевскому, начальнику Полевого штаба Революционного военного совета Республики Костяеву»35.
Иоаким Вацетис еще за лето 1918 г. сработался с «зеленой молодежью», генштабистами 1917 г., и вполне разделял их негодование и опасения. Уверенный в неоценимости своих заслуг перед большевистским Совнаркомом за подавление мятежа левых эсеров, он решил вступиться за своих сотрудников. Аралов крайне нуждался в помощи Теодори. Но, как человек слабохарактерный, он предпочел от греха подальше устраниться, выждать, как провернется дело.
18 апреля Вацетис в докладе, посланном Ленину из Серпухова в Кремль, живописал о нехватке командного состава, о «перегрузке лиц генерального штаба, особенно на фронте», о бестактности к «генштабам» со стороны приставленных к ним комиссаров, о регулярных арестах генштабистов. Политических комиссаров Вацетис сравнил с «жандармами старого режима, повышение которых находилось в сильной степени в зависимости от того, сколько удастся раскрыть заговоров против самодержавного строя». На «деле Теодори» остановился особо: «внезапный и совершенно ни для кого не понятный арест» консультанта Регистрационного управления, по его словам, «произвел ошеломляющее впечатление на весь генштаб». Особо подчеркнул: Эйдук, помощник Кедрова, в разговоре с ним проболтался, что «никакого обвинения против Теодори нет», это «обвинение надо создать». Вацетис ходатайствовал перед Лениным не только о скорейшем освобождении Теодори, но и о применении «репрессий» к Кедрову - «самовольно», без соблюдения установленных РВСР приказов, распорядившемуся арестовать Теодори36.
Это был явный перебор: Кедров за долгие годы революционной работы обрел полное доверие Ленина. Потому-то он и был решением ЦК поставлен во главе военной контрразведки.
На удивление, время и нервы молодые генштабисты потратили не зря. 21 апреля им был выдан мандат за подписями Вацетиса, Аралова и Костяева, которым Особому отделу ВЧК предлагалось «оказать полное содействие для получения всех данных дела»37.
Хотя мандат был подписан в том числе и Араловым, официальным куратором Особого отдела ВЧК от РВСР, Кедров, когда 23 апреля к нему на прием на Лубянку пришли «делегаты» от генштабистов 1917 г. Евгений Исаев, Гавриил Кутырев и Борис Кузнецов, отказался от их предложения совместно допросить Теодори. Сослался на то, что «некоторые детали может знать только» Ленин38.
Но суть предъявленных Теодори обвинений Кедров все же изложил: связь его со шпионкой Валентиной Троицкой, то есть причастность к шпи-
онажу. и причастность к объединенной офицерской белогвардейской организации, одним из руководителей которой являлся бывший генерал Николай Николаевич Стогов, с которым Теодори якобы был связан. Генштабис-там-ходатаям сразу стало очевидно: первое обвинение скорее можно квалифицировать как злоупотребление служебным положением. Они заявили
об этом Кедрову, и тот с ними в целом согласился. Основное обвинение - в причастности к белогвардейской организации - они сочли безосновательным даже с точки зрения формальной логики. Да, он посещал Селивачева и Стогова. Селивачева Теодори ценил, но бывшего генерала Стогова просто не выносил. Их разногласия летом 1918г. всем известны, а сам Стогов считал Теодори «недоноском» академии Генштаба. Начальник Особого отдела, по впечатлению генштабистов, отвечал на их вопросы «неуверенно». По ходу разговора Кедров как бы между прочим поинтересовался, как поддерживается связь между выпускниками академии Генштаба 1917 г. Вероятно, для выяснения именно этого вопроса Кедров и пошел на встречу с искателями справедливости. В конце концов Кедров заявил о наличии у него надежды, «что недели через две эти данные, группируясь в деле, могут в целом дать полное конкретное обвинение».
На следующий день Фельдман, следователь по делу Теодори, выдал генштабистам-ходатаям справку, в которой указаны оба обвинения.
Вряд ли сокурсники Теодори поняли все недосказанности Кедрова. Но, возможно, им пришла в голову та же догадка, что приходит теперь и нам: Кедров сознательно «наводил тень на плетень», в действительности собирая факты по делу не о белогвардейском заговоре, а заговоре военспецов внутри Полевого штаба. Если заданный между прочим вопрос о порядке поддержания связи между выпускниками академии Генштаба 1917г. действительно был основным, его действия понятны и логичны. Более того -оправданы: уничтожение потенциальных бонапартов было «святой» обязанностью большевика и главы военной контрразведки. К тому же интересующие сведения Кедров добыл: три генштабиста честно признались в том, что связь между ними «держится исключительно персональная, обходя те штабы, где нет членов выпуска 1917 года, и поддерживая в целях отстаивания исключительно служебных и материальных интересов выпуска». По наблюдениям генштабистов, «тов. Кедров был удовлетворен»39. Эго не удивительно. И понятно. Не до концаясно только, по своей инициативе действовал Кедров или услужливо выполнял «заказ» Ленина - «копал» под Троцкого.
Все-таки Аралову Теодори был нужен: для работы, для налаживания военной разведки. В мае 1919 г. он телеграфировал председателю Реввоен-трибунала Республики Карлу Христиановичу Данишевскому. Предложил вполне разумный выход из положения: «Предлагаю дело... Теодори, арестованного по подозрению в шпионстве, потребовать в РВТрибунал Республики (какупр., подчиненному РВСР) из Особого отдела». Последовал жесткий отказ. 22 мая Кедров передал для Аралова: «Теодори ни в коем случае не может быть освобожден». Если верить телеграмме Эйду ка от 20
июня, по делу Теодори следствие заканчивалось, по делу Селивачева продолжалось40 .
Следственное дело «Ставка» набирало обороты - 8 июля арестовали самого главкома Вацетиса, а также начальника Полевого штаба Костяева. Из соратников Теодори были арестованы Е.И. Исаев, Б.И. Кузнецов, А.К. -Малышев и Ю.И. Григорьев41.
1 -й заместитель заведующего Особым отделом ВЧК Иван Петрович Павлуновский, докладывая Ленину, связал воедино дело Теодори и дело о заговоре в Полевом штабе. Дескать, «оказывается», еще в Петрограде, то есть до мая 1918 г., они состояли в «различных белогвардейских организациях союзнической ориентации». Генштабисты Доможиров и Кузнецов совместно с Теодори и Хрулевым входили в состав организации с генштабистом Борисом Поляковым во главе. Исаев же «участвовал в какой-то (! - С.В.) организации, в которой состояла Кузьмина-Караваева, находившаяся в связи с Поляковской организацией»42.
Ленин, конечно, знал, что почти все эти «дела» шиты белыми нитками. Но добытых чекистами «компрометирующих материалов» вполне хватило, чтобы осадить Троцкого, назначить нового главкома и перевести Полевой штаб из Серпухова в Москву. К Кремлю поближе. А тут и генерал Деникин широко пошагал к Москве. Расстрелы военспецов были бы совсем некстати...
Ни Вацетис, ни Костяев, ни генштабисты серьезно не пострадали. Хотя молодых генштабистов продержали в тюрьме по полгода и более43.
Тюрьма не пошла Теодори на пользу: ослаб, ухудшилось зрение, давала о себе знать контузия. Все же режим его содержания был относительно мягким. Ему создали условия для работы. То ли по собственной инициативе, то ли и по предложениям Особого отдела - как тут откажешься? - он писал военно-теоретические и военно-исторические труды. Некоторые были даже напечатаны в журнале «Военное дело».
30 декабря, накануне прихода Нового, 1920-го, года, Теодори направил письмо Дзержинскому. «Вот уже десять месяцев... как сижу в одиночном заключении в Бутырской тюрьме (ныне во Внутрен. тюрьме Ос. от. ВЧК). Такой срок без объявления приговора лишь по подозрению в пособничестве шпионажу, которое не только не доказано, но по которому не было мне предъявлено ни одного документа, кроме слов расстрелянной шантажистки-машинистки Троицкой о том, что она якобы жила со мной. И вот около этих слов (какая же связь с пособничеством к шпионажу?) вертелись те 6 допросов, коим я был подвергнут с 22-го марта и по последние числа июня 1919 г. Допрос вел тов. Кедров в присутствии т. Фельдмана; а затем т. Фогель; а последний допрос около 16 июня опять т. Кедров... Даже если допустим, что оговор Троицкой правилен... то и тогда я все давно искупил и своей работою, и жестоким заключением со всеми последствиями для зрения и здоровья... И все же из-за болтовни только одной служащей-шантажистки, задержанной, к тому же, на службе по мягкости
тов. Аралова и доброте гр. Костяева (и притом в Полевом штабе, а не в Регистрац. управлении)... сижу в одиночном заключении, не зная даже результата дела и срока. Чтобы было бы со мной, если бы все уволенные мною из Оперода поочередно писали бы доносы?»44. Оговорка Теодори «в Полевом штабе, а не в Регистрационном управлении» не случайна: Троицкая служила в Серпухове, Теодори - в Москве. Какие у них с начала ноября 1918 г. вообще могли быть «близкие отношения»?
Гордыни и независимости у Теодори поубавилось. Но не способности к анализу ситуации. Он прекрасно понимал: выдвинутое против него обвинение и подлинная причина его содержания в тюрьме - вещи разные. А насчет доносов - похоже, в заключении у него открылся дар предвидения: 1937-й уже был не за горами...
Выпустили его лишь в январе 1921 г.45 Без права занятия должностей в РККА Несмотря на запрет, впоследствии он служил на второстепенных должностях в Штабе РККА. По свидетельству Балабина, где-то в 1927 г. или в 1928-м Теодори сказал ему: «Бутырская тюрьма не сломила моей твердости»46.
Его твердость пригодилась ему еще не раз, но в 1937-м не спасла. Начальник кафедры Государственного центрального института физкультуры, он был арестован 16 апреля. До 50-летия не дожил. Осудили его и расстреляли по обвинению в принадлежности к «контрреволюционной террористической организации» и «подготовке теракта». Тело закопали на территории Донского монастыря.
Георгия Ивановича Теодори, одного из основателей ГРУ, реабилитировали 19 марта 1957 г.
Примечания
1 Цит. по: Войтиков С.С., Кикнадзе В.Г. Большевики против военспецов-развед-чиков... // Военно-исторический журнал. 2009. № 1. С. 30-34.
2 Зданович А.А. Был ли заговор в Полевом штабе? // Родина. 2009. № 5. С. 92-93.
3 Там же. С. 93.
4 РГВА. Ф. 40307. On. 1. Д. 22. Л. 5 об.
5 Цит. по: Тинченко Я.Ю. Голгофа русского офицерства в СССР. М., 2000. С. 322, 329-330.
6 Кавтарадзе А.Г. «Советское рабоче-крестьянское правительство... признало необходимым и учреждение...высшего военно-учебного заведения» // Военно-исто-рический журнал. 2002. № 10. С. 33.
7 Там же. С. 34.
8 РГВА. Ф. 6. Он. 10. Д. 3. Л. 204.
9 Реввоенсовет Республики. Протоколы. Т. 1. М., 1997. С. 65-66.
10 Войтиков С.С., Кикнадзе В.Г. Указ. соч. С. 33.
11 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 3. Л. 60, 65.
12 Там же. Л. 108.
13 Исецкий-Соломон Г.А. Среди красных вождей (www.pseudology.org/razbory/ Solomon/index, htm).
14 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 3. Л. 134.
15 Там же. Л. 212.
16 Там же. Л. 107-108.
17 РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 10446. Л. 2.
18 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11. Л. 302.
19 Там же. Л. 312 об.
20 Там же. Д. 3. Л. 202-204.
21 Там же. Л. 206.
22 Там же. Л. 205-206.
23 Там же. Л. 174.
24 Там же. Л. 254.
25 См.: Зданович А.А. Указ. соч. С. 94.
26 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 3. Л. 254-255 об.
27 См.: Там же. Ф. 33221. Оп. 2. Д. 216. Л. 27 и сл.
28 Там же. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11. Л. 313-314.
29 Там же. Л. 314.
30 Цит. по: Зданович А.А. Указ. соч. С. 93.
31 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 3. Л. 241.
32 Там же. Д. 11. Л. 328.
33 Там же. Д. 3. Л. 253.
34 РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 9325. Л. 1.
35 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11. Л. 224-226.
36 Большевистское руководство. Переписка, 1912-1927. М., 1996. С. 86-88, 90.
37 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11. Л. 227.
38 Зданович А.А. Указ. соч. С. 93.
39 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11. Л. 224-225 об.; Зданович А.А. Указ. соч. С. 95.
40 РГВА. Ф. 6. Оп. 10. Д. 11.Л. 271, 289, 326.
41 В.И. Ленин и ВЧК: Сборник документов (1917-1922 гг.). М., 1987. С. 184.
42 РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 12317. Л. 8-9.
43 Тинченко Я.Ю. Указ. соч. С. 68.
44 Войтиков С.С., Кикнадзе В.Г. Указ. соч. С. 34.
45 Колпакиди А., Прохоров Д. Империя ГРУ. М., 2000. С. 89.
46 Тинченко Я.Ю. Указ. соч. С. 329-330.
