CC BY
37
2005
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. Вып. 4
ЭТИКА НА ОСТРИЕ АКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ СОВРЕМЕННОСТИ
Н.В. Голик (философский ф-т)
«ДЕКОНСТРУКЦИЯ» ТОТАЛИТАРНОГО ОБЩЕСТВА КАК ОСНОВАНИЕ ПСИХОСОМАТИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ
«Деконструкция» - многозначный термин. Применительно к заявленной теме он используется для характеристики мышления, в ситуации, когда оно «зависает» в трясине метафорической риторики двойных концептуальных систем (природа / культура, рационализм / иррационализм, капитализм / социализм и т.п.), где один из терминов занимает положение привилегированной нормы, и, как следствие, проявляется амбивалентность всех текстов. С помощью «деконструкции» может быть раскрыта ошибочная логика политической практики, благодаря которой социальные учреждения поддерживают свою власть. Применительно к России, которая с конца 1980-х годов пытается расстаться со своим прошлым, это означает, что история российской культуры как текст прочитывается в режиме антитезы: тоталитарное - буржуазно-демократическое, социализм - капитализм, европейская парадигма - азиатская парадигма и т.п. Однако реальная эволюция, которую проделала наша страна в XX в., не укладывается в такие рамки1. Это проявилось в процессе демократизации в ходе «перестройки» - очередной попытки модернизации России.
Приобщение россиян к европейской цивилизации началось в XVIII в., когда, по словам В. Ключевского, они «чуть не в один век перешли от Домостроя попа Сильвестра к Энциклопедии Дидро и Даламбера». В XX в. мы совершили «замену» ортодоксальной религиозности массовым атеизмом (на «поверхности»), за которым в действительности скрывался дохристианский тип сознания периферической экономики. Начало XXI в. «ознаменовалось» курсом на православную культуру. За этой бесстрастной констатацией скрывается факт гигантской национальной катастрофы, «означающей непомерное увеличение объема страдания на долю каждого индивидуума»2.
Фундаментальные социально-экономические процессы строительства капитализма в России выявили и продемонстрировали природу «нового» отношения человека к миру. Ключевое слово в определении природы этого отношения - захват. Захват и насилие оказались не случайным «помрачением разума», а длящимся до сих пор естественным состоянием. Капитализм в России вырастал из дележа госсобственности. В результате, по свидетельству С. Глазьева, «приватизировали» целое государство: в эпоху Ельцина несколько десятков человек стали командовать важнейшими отраслями экономики. «Большинство» не получило ничего, тонкая «прослойка» (олигархи) стала собственником огромных ресурсов и материальных ценностей. Передел собственности с заметным участием криминалитета стал фактом. Обычной стала практика силового захвата предприятий, в
© Н.В. Голик, 2005
этом, как в фокусе, отражен характер функционирования института частной собственности в постсоветский период.
Ломка отношений собственности - свершившийся факт, но радость от «строительства капитализма», овладевшая было советскими людьми, сменилась растерянностью. Многим непонятно, почему, вводя частную собственность, нельзя добиться тех же результатов, что и в Германии? ... Процесс модернизации выявил в России феномен «дикости», варварства: страна оказалась не готова к обмену культурными ценностями по единым информационным каналам. И история российских модернизаций лишь подтверждает закономерность такого результата. Россия не смогла, воспроизведя определенные структуры и отношения, добиться того же, что и страны-лидеры, и за десять лет из сверхдержавы превратилась в часть периферии мирового капитализма. Социальное расслоение достигло опасной черты: половина населения оказалось на грани пауперизации. Это стало очевидным после дефолта 1998 г. Не следует, однако, искать «русские» корни экономического кризиса 1998 г. в «непоследовательности» реформ или в «национальном предательстве». Эти причины просты и характерны для сегодняшней власти, с которой неразрывно связаны еще три ключевых слова: бюрократизация, коррупция и оффшор.
Чрезмерная бюрократизация означает нечистоплотность власти, поэтому в «структурных реформах» борьба с бюрократами декларируется, а слова коррупция и оффшор практически не упоминаются. В нашей экономической практике с помощью оффшорных схем обворовывается собственная страна, и «уведенные» от налогов ресурсы работают на благо чужих обществ3, на благо чужого экономического роста. В этом случае политика предстает «только как тень экономических реальностей». Теряет смысл тезис, согласно которому «депутаты... подчиняются только своей совести и не связаны поручениями». Сегодняшняя Россия проходит уже известный западной цивилизации путь парламентаризма, когда «настоящая деятельность происходит не на открытых пленарных дискуссиях, но в комитетах, и важные решения принимаются на тайных заседаниях лидеров фракций... Вся парламентская система представляет собою, в конце концов, всего лишь фасад, за которым кроется господство партий и экономических интересов»4.
Закономерным следствием оказывается процесс, в ходе которого государство приобретает многие признаки династического, поскольку концентрирует «в своих руках различные формы власти, в частности экономическую и символическую, и перераспределяет их в «персонализированном» виде, способствующем возникновению «личной» привязанности. Отсюда всякого рода противоречия, которые играют определяющую роль в преобразовании династического (кланового) государства, хотя именно их чаще всего забывают включить в анализ факторов «рационализации»5. Это отчетливо проявилось в период правления Б.Н. Ельцина. В книге Р. Брейтвейта для английских читателей, которые не знают и мало понимают состояние дел в России, находим: «Руководство взял на себя Борис Ельцин, первый лидер новой России. Его приход к власти во многом ознаменовал и возврат к старому типу российских правителей. Его главной заботой было захватить и удержать власть. Ему не хватало горбачевской готовности обсуждать вопросы политической теории и участвовать в общественных дискуссиях по поводу того, что надо делать. Он действовал, опираясь не на сотрудничество с независимо настроенными коллегами, имевшими политическую поддержку собственных сторонников, а на круг более или менее анонимных придворных и закадычных дружков... Он почти ничего не сделал для того, чтобы сформировать эффективную систему государственного правления, в которой так отчаянно нуждалась страна»6.
В дальнейшем (правление В.В. Путина) династический принцип, выраженный языком права, преобразовывается: «Амбивалентность государственной системы, где смешиваются домашние дела и политика... парадоксальным образом становится, через демонстрируемые ею противоречия, одним из главных принципов утверждения бюрократии. Становление государства совершается отчасти под прикрытием недоразумений, порожденных тем фактом, что можно с чистой совестью выражать неоднозначные структуры династического государства в определенном языке, а именно в языке права, который сообщает им совершенно иное основание и тем самым готовит их преодоление»7.
Коррупция в современной России обладает специфической особенностью, являясь коррупцией повсеместной, соперничающей с повсеместной посредственностью8. В докладе Центра ИНДЕМ читаем: «Предположим, что коррупции нет в нашем обществе - при полном соблюдении нынешних законов.... Это - катастрофа. Это значит, что общество остановится в своем развитии». Известно, что западные кредиты сопровождаются так называемым «откатом»: чиновники, занимающиеся их подготовкой и работой с ними, получают от10% до 30%. Воруют везде, но в России, чья экономика «еще не вышла» из кризиса, а значительная часть населения за чертой бедности, воровство и коррупция достигли небывалых размеров, С понятиями «демократия», «рыночные отношения» у населения прочно ассоциируются продажность представителей власти и криминал. Московское процветание для многих означает мафиозный характер экономики, «неформальные отношения» московской верхушки с банками. Коррупция поразила хозяйственную систему и политические институты России настолько, что ее мгновенное уничтожение может парализовать все социально значимые отрасли и политические структуры.
Коррупция бытовая (массовая) порождена необходимостью решать проблемы частной жизни, «поднося» врачам, преподавателям, юристам, которые, оказывая услуги от имени государства, получают зарплату - деньги, собранные у населения в виде налогов. Коррупция деловая касается предпринимательской деятельности физических и юридических лиц. Предпринимателям приходится иметь дело с целой ордой вымогателей, и уклониться от коррупционной сделки почти невозможно. Коррупция верхушечная, коррупция чиновников категории «А», охватывает политиков и связана с принятием решений, имеющих высокую цену (нормы законов, госзаказы, приговоры судов высшей инстанции, изменение форм собственности). Здесь сформировалась особая система влияния неправительственных структур на принятие правительственных решений. Фактически в Государственной Думе сложился рынок коррупционных услуг, и важнейший вопрос, решаемый с помощью коррупционных отношений, вопрос о государственном бюджете. Для исполнительной власти такая система очень удобна: нет необходимости в долгосрочной политике, проще депутатов подкупить.
Сегодня коррупция отличается открытым распространением материальных подношений, подарков, пышных приемов. Правда, это было свойственно и эпохе Брежнева с ее «гангстерским социализмом», когда воры в законе связывались с партийными функционерами, а те «выходили» на ЦК КПСС. Но в советское время коррупция не затрагивала решений государственной важности. Ныне она претендует на «системные решения», криминалитет стремится во власть, чтобы влиять на расстановку людей. Важно и то, что «нищие» - по сравнению с крупными бизнесменами - чиновники заняты распределением огромных сумм, что не может не устранять все нравственные барьеры. В стране, где царствует коррупция, в сторону развития делается один шаг из десяти: государство «приватизируется» и, перерождаясь, не может вести единую политику. В итоге политические, экономические и социальные потери от коррупции велики, надежды на ее уменьшение со
временем - малы. Антикоррупционная политика - неизбежная забота российской власти и в то же время «забавная» дилемма, поскольку коррупция процветает.
Коррупция стала неотъемлемой частью нашей экономики. Ее питательная база -принадлежащие обществу полезные ископаемые, лес, общественная инфраструктура, бюджетные средства, В частности, спекуляция землей приносит огромные доходы, поскольку частные лица присваивают земельную и природно-ресурсную ренту. Еще в 1991 г. авторитетные западные экономисты обратились к М. Горбачеву с открытым письмом -предостережением об опасности некритического заимствования западных экономических теорий9. Ибо если возможно «устранить из общественного устройства паразита, каким является частное присвоение земельной ренты, погоня за которой (с помощью спекулянтов) доводит людей до состояния лихорадки и пессимизма», то не следует ли проверить это в России? Нашей стране впервые был предоставлен шанс построить справедливое государство, но этого не случилось.
Константой эмоционального переживания большинством населения всего происходящего является ощущение абсолютной неопределенности: люди не способны выбрать разумную стратегию, которая с доисторических времен была главным фактором выживания. Реформы идут, но никому в точности не ясно, чего же от них хотят и что надо делать: переселяться в подвалы, голодать, бастовать? Ситуацию, в которой сейчас находятся россияне, специалисты характеризуют как «стресс социальных изменений». Наукой доказано, что этот вид стресса во все времена крайне отрицательно сказывался на здоровье людей, на их психосоматическом состоянии. Один из фундаментальных показателей стресса социальных изменений - динамика самоубийств. К 1984 г. наша страна вышла на одно из первых мест в мире по этому показателю. С началом перестройки уровень самоубийств сокращается, однако эйфория длится недолго. С 1988 г. начинается медленный рост с последующим резким скачком в 1992 г., а показатели 1994-1995 гг. оказываются экстремальными. В 1994 г. страна вышла на второе место в мире (после Литвы), доля смертей в результате самоубийств от общего количества умерших составила 2,7%. В 2004 г. мы стали первыми. Сто пятьдесят лет назад этот показатель составлял 0,06-0,09%. Подобные цифры лишний раз свидетельствуют о тотальном кризисе современной России10.
К числу традиционных и самых распространенных для России ответов на стресс социальных изменений относится эксцессивное пьянство. За последние двадцать лет преступления в состоянии алкогольного опьянения составляют: разбои - 50-70%, умышленные убийства - 70-77%. Основными причинами этого положения являются следующие: историко-культурные (в нашей культуре исторически сложилась приемлемость употребления алкоголя, т.е. алкоголь всегда был универсальным механизмом «преодоления» трудностей); биолого-экологические (резкое снижение уровня жизни, недостаточное питание, длительное действие неблагоприятных экологических факторов, высокий уровень врожденных и приобретенных в детстве патологий ослабили популяцию биологически); социально-политические (политика государства - то, что называют медленными, без форсирования реформами, - вызвала у людей продолжительное состояние напряжения, ощущение беспомощности и безысходности, а на экзистенциальном уровне - ощущение абсолютного одиночества, «заброшенности» и бессмысленности существования, чувства унижения и несправедливости, ибо партийно-хозяйственная номенклатура стала собственником того, чем она раньше только распоряжалась).
Уровень потребления алкоголя неоднократно становился предметом публицистических выступлений, морализаторских сентенций и просто идеологических спекуляций. Как правило, санитарное просвещение и образование, вся «борьба» с алкоголизмом ве-
лись и ведутся в нашей стране в рамках так называемой медицинской модели. С этой точки зрения алкоголизм - тяжелое прогрессирующее заболевание, вызванное чисто фармакологическим действием этилового спирта, неизлечимое, приводящее к «тяжелому исходу в виде личностной деградации, протекающее с психозами и иными признаками психиатрического заболевания». Алкоголик оказывается обреченным на роль больного, с которой он рано или поздно соглашается. В силу специфики амплуа эта роль «блокирует» возможность выхода из сложившейся ситуации, из надоевших обстоятельств, «и как стареющая травести, алкоголик сталкивается с драмой невозможности изменить что-то в лучшую сторону, оставаясь в пределах жанра».
Распространять медицинскую модель на все общество - значит искажать представление об алкоголизме. Выводы на основе медицинской модели основывались на отдельных оценках, рассматриваемых вне реальной социально-исторической обстановки, и вступали в явное противоречие с выводами, сделанными на основе серьезного истори-ко-статистического анализа состояния потребления алкоголя российским обществом на протяжении последних двух веков11. Прежде всего, была выявлена «устойчивая и вы-соковоспроизводимая связь уровней алкоголизации населения и периодов нарастания системных кризисных явлений в стране»12. Эти периоды нашли свое политическое выражение в отмене крепостного права, Октябрьском перевороте, «оттепели» как проявления своевременно не разрешившегося кризиса, «перестройке» и сопровождались ростом эксцессивного пьянства. Указанная зависимость не может быть внятно объяснена с помощью медицинской модели. Релевантные объяснения возможны на основе поведенческой модели алкоголизма. Следует отметить, что, начиная с 50-х годов прошлого столетия, исследования алкоголизма на Западе показали несоответствие реального алкоголизма медицинской модели. Выяснилось, что многие люди, имевшие все клинические признаки алкоголизма, оставляют тяжелое пьянство, если у них изменяется социальная ситуация. Использование поведенческой модели предполагает учет определенной специфики характера причинных связей. В одном случае экс-цессивное пьянство может выступать лишь «одним из проявлений так называемого со-циетального беспокойства, результатом которого и являются в конечном итоге социально-политические изменения»13. В другом случае тяжелая алкоголизация является реакцией на стресс социальных изменений, реакцией неадекватной, обусловленной традициями культуры, но в существе своем являющейся попыткой преодоления и защи-
TILT AT ЛТП^^ЛО 14
Введение в анализ поведенческой модели алкоголизма позволяет также выявить причины крайне низкой эффективности социального контроля алкоголизации населения, что стало очевидным в ходе кампании борьбы с алкоголизмом. Следует подчеркнуть, что все периоды ужесточения социального контроля алкоголизации были связаны с увеличением уровня различных форм социальных девиаций, ассоциированных с алкоголизацией. Причины этой зависимости, как полагают специалисты, «вполне могут корениться и в исторической традиции политического руководства страной, склонного идентифицировать пьянство с этиологией, а не с симптоматикой социетального беспокойства»15. Таким образом, рассматриваемая проблема выходит за рамки медико-психологических детерминаций и включается в круг фундаментальных социально-политических и этических вопросов, поскольку речь идет о здоровье населения.
Алкоголизация - проявление «дефектов» социализации индивида. Учитывая роль специфики исторических, культурных и социальных факторов алкоголизма в России, особенно в периоды перемен, вызывающих крушение надежд и фрустрацию, можно ут-
верждать, что стресс социальных изменений периода «перестройки» стал качественно иным для нас. Три поколения советских людей с ним не встречались. В социальном опыте населения страны отсутствовало переживание экономического эксперимента «созидательного разрушения», целенаправленно связанного с «шоковой терапией»16. Большинство населения оказалось к нему не готово, поскольку традиции плановой экономики, жесткого контроля партии за всеми сторонами жизни, конституировали достаточно определенную структуру моделей поведения. Патернализм был отличительным признаком мышления и поведения советского человека, не было выработанной в европейском сознании установки на автономность, или того, что Э. Гуссерль обозначил как принцип «Я сам». На Западе человека с детства готовят к неопределенности. Он знает, что неопределенность есть необходимая и неустранимая составляющая, которая будет сопровождать его всю жизнь, и он должен надеяться только на себя и самостоятельно делать выбор.
Сильное воздействие стресса объясняется недостаточной адаптацией к новым социальным условиям, необходимостью резко менять экономическое поведение. Зарубежные исследователи предполагают, что эффективность социальных изменений в западном обществе напрямую связана с заложенной еще в детстве, на уровне раннего материнского воспитания, готовности к осознанию простой истины, что ничего стабильного на свете нет, что необходимо меняться, приспосабливаться и бороться.
Тяжелый опыт острого спада экономики, сопровождаемый открытой инфляцией и массовой безработицей, оказался опытом негативного «шока» без терапии, растянутого во времени. Складывалось впечатление, и совершенно обоснованно, что кризис есть величина постоянная и выход из него вряд ли возможен. Разрегулированная плановая экономика уступала место хаосу «дикого» рынка, «и на смену перекосам, свойственным социалистической системе, пришли перекосы, характерные для раннего капитализма»17.
Шок от новой реальности, требующей абсолютно иных поведенческих и мыслительных навыков, вызвал широкий спектр психосоматических заболеваний. Если представить графически показатели роста, пиков и спадов психосоматических расстройств, а также СПИДа, рака, туберкулеза и родственных заболеваний, то они, как правило, будут совпадать. Таким образом, можно утверждать, что «деконструкция» тоталитарного общества в России вызвала «цунами» психосоматических заболеваний. Однако существует еще один, глубоко скрытый механизм заболеваний. Он принадлежит сфере психологии морали и обозначается термином «рессентимент». Понятие рессентимента как одного из источников происхождения моральных оценок—среди самых значимых открытий Ф. Ницше, по утверждению М. Шелера. Заимствованное из французского языка, в смысловом отношении оно распадается на два существенных момента.
Первый: рессентимент-это интенсивное переживание и определенная эмоциональная ответная реакция на другого человека. М. Шелер подчеркивает, что рессентимент-«постоянное возвращение к этой эмоции, ее пере-живание, резко отличающееся от простого интеллектуального воспоминания о ней и о тех процессах, "ответом" на которые она была. Это - переживание заново самой эмоции, ее после-чувствование, вновь чувствование»18. Второй: абсолютная негативность интенции эмоции, интенции враждебности, модусами которой являются зависть, ненависть, злоба, жажда мести.
При переводе этого термина на русский язык возникают трудности. «Мы не нашли в русском языке слова, способного стать эквивалентом французскому термину Более того, трудно найти слово, выражающее хотя бы половину того смысла, который вкладывает в это понятие М. Шелер. "Злопамятность", "злоба", "зависть", "вражда", "ненависть", "обида", "неприязнь" - лишь феноменальные моменты, или стадии, переживания глубин-
ного эмоционально-волевого комплекса, называемого рессентиментом. Но даже все вместе они не исчерпывают палитры отрицательных эмоций, которую, по замыслу М. Шелера, должно раскрыть исследование способов явленности людям космического начала, противоположного любви. Рассматривая чистую любовь как божественное начало в человеке и единственно верный путь к Христу, М. Шелер видит в "рессентименте" источник и корень лжелюбви, дьявольского начала в человеке - всего того, что в конечном счете ведет человека к Антихристу. В такой философско-религиозной трактовке рессентимента М. Шелер идет от Ф. Ницше, поэтому он не считает возможным заменять ницшеанское понятие другим словом, переводя его с французского на немецкий, ведь это неминуемо сузило и исказило бы его значение. Мы также берем на себя смелость оставить в русском переводе французский термин: слово "рессентимент" - сложившееся понятие. Лишь оно передает то историко-философское, культурологическое и социологическое содержание, которое вкладывали в него Ф. Ницше и М. Шелер»19.
Рессентимент обозначает «самоотравление души, имеющее вполне определенные причины и следствия. Оно представляет собой долговременную психическую установку, которая возникает вследствие систематического запрета на выражение известных душевных движений и аффектов, самих по себе нормальных и относящихся к основному содержанию человеческой натуры, - запрета, порождающего склонность к определенным ценностным иллюзиям и соответствующим оценкам». Практика западной цивилизации, считает М. Шелер, показывает, что важнейшим исходным пунктом рождения рессентимента является месть, мотив и импульс мести как ответной реакции на чьи-либо (действительные или мнимые) агрессивные действия. Это «привилегия» людей, «которые не способны к действительной реакции, реакции, которая могла бы выразиться в поступке, и которые вознаграждают себя воображаемой местью». «Ressentiment существует в формах стадной морали и аскетического идеала. Первая, рабская мораль - экстравертив-на: вынося вину вовне, она выступает как самоупоение слабостью; вторая -интровертив-на, она содержит в себе подобие силы, ибо лучше «хотеть нечто, чем ничего не хотеть»20. Однако аскетический идеал тоже является вырожденной формой активности, представляя собой стремление выглядеть «слишком хорошим» для этого мира. Ф. Ницше считал, что самая благоприятная почва для рессентимента-демократические порядки всеобщей конкуренции и равенства.
Реальная практика формирования в России «демократического» общества подтверждает это положение Ф. Ницше. Сегодня в России, с характерным для нее и «невиданным в мире индустриальных стран разрывом между бедностью и богатством» (О.И. Шкаратан), рессентимент становится болезненным универсальным состоянием, являя себя как в безжалостности идеологии богатых, так и в повсеместном негодовании обнищавшего большинства.
Однако в духовных глубинах культура русского этоса (нравы, традиции, привычки, душевный склад и т.д.) остается нетронутой, ибо психология не подвержена быстрым изменениям (Г. Лебон), это «слой», подобный Атлантиде или русскому граду Китежу, делающий русского «Ванькой-Встанькой». Он, несмотря на все приобщения к иноземным идеям, сохраняет этническую целостность и обусловливает характерный для русского тип адаптации к социальному стрессу. Этот слой можно рассматривать как психологический атавизм, как сохранение «отсталых» ценностей. Речь идет о том, что русский философ П. Чаадаев называл «духом покорности, пристрастием к самоотвержению и самоотречению». В предельном выражении это свойство Ф. Ницше считал «русским фатализмом» и полагал, что именно русский «безропотный фатализм» является целебным великим сред-
ством от рессентимента: «Русский солдат, когда ему слишком в тягость военный поход, ложится, наконец, в снег. Ничего больше не принимать, не допускать к себе, не воспринимать в себя - вообще не реагировать больше... Глубокий смысл этого фатализма, который не всегда есть только мужество к смерти, но и сохранение жизни при самых опасных для жизни обстоятельствах ...своего рода волю к зимней спячке = . Так как истощался бы слишком быстро, если бы реагировал вообще, то уже и вовсе не реагируешь - это логика. Но ни от чего не сгорают быстрее, чем от аффектов ressentiment. Досада, болезненная чувствительность к оскорблениям, бессилие в мести, желание, жажда мести, отравление во всяком смысле - все это для истощенных есть, несомненно, самый опасный род реагирования: быстрая трата нервной силы.... Ressentiment есть нечто само по себе запретное для больного - его зло: к сожалению, также и его наиболее естественная склонность»21.
Амбивалентная природа рессентимента приобретает максимальную «вирулентность», т.е. совокупность болезнетворных свойств, в условиях буржуазных отношений и в морали буржуа, которая переворачивает систему ценностей, выдавая себя за мораль универсальную. В числе ее фундаментальных оснований - возвышение полезности над ценностями жизни, что не всегда сочетается с этосом, лежащим в основании каждой культуры. В данном контексте под этосом понимается не только душевный склад характера человека, но и связанная с ним система оценок, ценностей и их иерархия, которые в совокупности определяют стиль жизни и ориентацию культуры. В отличие от морали (сфера должного) этос является воплощением таких нравственных оснований, которые могут не согласоваться и не проявляться в опыте повседневности. Однако именно этос воплощает неиссякаемую потребность человека в установлении нравственного порядка - «порядка любви и ненависти» (ordo amoris, по M. Шелеру).
Характерные черты русского этоса наиболее ярко проявились в процессах модернизации России. Напомним кратко их историю.
Термин «модернизация» имеет два источника своего происхождения. Первый -Просвещение с идеями демократии, прав человека и взглядом на него как на автономного морального индивида. Второй - зарождение гелиоцентрической картины мира и естественных наук в их союзе с технологией. В ходе индустриальной революции XIX в. оба источника тесно переплелись, но в истории России их роль следует рассматривать отдельно.
Первая попытка модернизации России была предпринята Петром I. Во время своих поездок за границу он знакомится с Лейбницем и позже принимает его на русскую службу в звании тайного юстиц-советника. Великий философ увидел в Петре государя, который, развивая науку и просвещение в собственной стране, оказывает услугу всему человечеству. Чем проницательнее был государь, тем больше внимания и средств уделял он науке и просвещению. Лейбниц предложил начинать с Просвещения, девиз которого Sapere aude! - «Имей мужество пользоваться собственным умом». Он составил множество записок и проектов об организации научных исследований в России, подготовил план создания Академии наук в Санкт-Петербурге, предложил царю различные экономические проекты. Однако немецкий философ выражал сомнение в правильности пути, избранного Петром: вначале использовать политический рычаг государственной власти. Безусловно, роль Петра I в вестернизации России значительна, поскольку речь идет о глубоких переменах в жизни высшего класса. Царь отправлял дворян учиться на Запад, но его политические шаги и социальные меры во многом сохраняли неизменными привычные порядки. Произвол царской власти рос, а не сокращался. Модернизация, предпринятая Петром I,
не стала результатом совершенствования «снизу». Скорее это было стремление навязать ее «сверху» незрелому обществу, которое должно было воспринять западные знания и опыт, обеспеченные наукой и технологией. Поэтому реформы Петра можно назвать преждевременными, «модернизацией без просвещения». Попытки Екатерины II «дополнить» петровскую модернизацию X. фон Вригт называет «потемкинской маскировкой неправильно понятого просвещения»22.
Следующая заметная страница в модернизации России связана с реформами С.Ю. Витте. План Витте выглядел так: строительство железных дорог даст толчок росту угле- и нефтедобычи и металлургии. Обе отрасли стимулируют машиностроение, которое повлияет на развитие легкой промышленности. Однако индустриализация без модернизации аграрной сферы означает блокированное развитие, поэтому аграрная модернизация оказывается ключевым механизмом преодоления периферийности России23. Система С. Витте не сняла хозяйственных противоречий: тяжелые отрасли экономики развивались успешно, но из-за низкой покупательной способности населения индустриализация «наткнулась» на узость внутреннего рынка. Требовался переход от общинной (без насильственной ликвидации общины) к личной собственности, стимулирование государством роста фермерских хозяйств (предвосхищение реформ Столыпина). Модернизацию «по Витте» сменяет «модернизация» по-большевистски. Привнесенная социалистическая идеология «объявляет» науку и технологию главным двигателем прогресса, но отвергает западную либеральную демократию и моральную автономию личности. Это вновь была модернизация без просвещения. «Перестройка», начатая Горбачевым, предстала новым витком модернизации. «Моление» об Америке, приобщение к «североамериканскому периоду истории» действительно кардинально меняет наши жизненные предпосылки, «точно так же, как в свое время в результате победы христианства изменились жизненные предпосылки, бывшие характерными для античного мира» (Г. фон Кайзерлинг).
Какова роль науки, на которую возлагал такие надежды Лейбниц, в этих процессах? Опыт модернизации России продемонстрировал справедливость слов М. Фуко: наука и научное познание выступают как принудительное наложение определенной дисциплины восприятия и концептуального конструирования, а следовательно, как источник и воплощение тоталитаристских тенденций и сил, подавляющих человека. Более того, применительно к России модернизацию можно рассматривать как «псевдоморфоз». В геологии этот термин означает возникновение поддельных форм кристаллов, «чья внутренняя структура противоречит внешнему строению, род каменной породы, являющейся в чужом обличье»24. Исторический псевдоморфоз означает «суперпозицию импортированных пластов культурных достижений на местные формы религиозной и социальной жизни, вступающую в противоречие с их естественными возможностями развития и поиском самопонимания или идентичности»25. Иначе говоря, стране навязывается искусственная и неподлинная история.
Применительно к России X. фон Вригт считает вполне корректным взгляд на ее историю от Петра до Ленина как на псевдоморфоз преждевременной западнизации. Возникает вопрос, не является ли псевдоморфоз «вечным возвращением» для России? Не связан ли он с определенным душевным складом, т.е. с этосом людей, населяющих бескрайние просторы нашей страны?
По словам П.Я. Чаадаева, «почин в нашем движении все еще принадлежит иноземным идеям... Религиозный и географический факторы сформировали в русском национальном характере "дух покорности... пристрастие к самоотвержению и самоотречению"». По этому поводу Г.П. Федотов в статье «Власть и народ» (1949) отмечал: «Содержание
нового идеала - коммунизма - оказалось связанным с очень глубокими основами народной этики. Не одна молодежь, но и вся масса, как и интеллигенция российская, были носителями этой этики. Русская этика эгалитарна, коллективистична и тоталитарна. Из всех форм справедливости равенство всего больше говорит русскому сознанию. "Мир", то есть общество, имеет все права над личностью. Идея - сила, пока она царит в типично русском сознании, не терпит соперниц, но хочет неограниченной власти... Социализм, который никак не укладывается в американскую голову, без труда был принят в России, а не только вколочен насилием»26. Приравненная к истине справедливость становится основой русского максимализма. Этим объясняется российская страсть к экстремизму, революции и контрреволюции.
Парадоксальным образом особенности «русской магической души» проявились в ходе Октябрьского переворота 1917 г. и «революции», названной «перестройка». Именно они выявили и продемонстрировали характерную для русского характера черту: впадать из одной крайности в другую, в данном случае - от идеалов равенства (общинности) до идеалов полного неравенства (индивидуализма). Таким образом, история развития гражданского общества в России свидетельствует о том, что задача формирования автономного морального индивида осталась не реализованной. Но, как известно, нет другого способа «научить» народ свободе, кроме как предоставить ему возможность жить в условиях свободы и пользоваться ею. Опыт реальной и интеллектуальной истории (И. Кант) подтверждает, что, существуя вне свободы, «созреть» для нее невозможно: свободу не даруют и не получают, а обретают. Свобода - не «факт», а решение и действие. При этом совмещение политики социально зрелого и дееспособного правительства с экономической властью является условием необходимым, иначе «новое» отношение человека к миру -захват и насилие - становится привычной составляющей бытия, как это произошло в России; и «абсурдный капитализм снова, как прежний коммунизм... в отношении собственных отцов, родителей, пенсионеров, которых бросили нищенствовать, самоубийственно беззаботен»27. '
В начале XVIII в. Лейбниц полагал, что в Россию можно «перенести цивилизацию европейских стран без недостатков и уклонений», и хвалил Петра Великого за твердость духа и высокую предприимчивость. Однако Лейбниц предостерегал царя относительно быстроты преобразований, заявляя, что «крутые превращения не прочны». Но Петр был уверен, что для народа, столь твердого и непреклонного, как российский, «одни крутые перемены действительны». Лейбниц возражает Петру: «Не положив основания перемен во нравах народных, образование его не может быть прочно». Ответ Петра симптоматичен: нравы образуются привычками, а привычки происходят от обстоятельств; следовательно, придут обстоятельства, нравы со временем сами собой утвердятся. Российский опыт модернизаций показал, что нравы могут утвердиться только путем просвещения.
Вдумаемся в пророчество великого Лейбница, почти за 300 лет до нашего времени, рекомендовавшего правителю: «Оставьте созреть постепенно вашему народу. Что вы хотите? Чтоб ваш народ был столько же счастлив, как другие? Но измерили ли вы их счастье? Сравнили ли количество их наслаждений с их страстями и нуждами? К несчастью, удовольствия всегда развиваются вместе с нуждами. Вы прельстились блистательною их наружностью, но то наружность, ибо спросите: 1. менее ли у них преступлений; 2. менее ли тяжб, менее ли самоубийств; 3. менее ли податей, менее ли нищих; 4. более ли семейственного счастья; 5. лучше ли у них матери любят своих детей; 6. более ли уважают старость и связи родства? Более ли они имеют здоровья? Сколько у них докторов? В каком содержании умершие и родящиеся? Что произвело их просвещение? Самая мате-
матика, открытие нового света, все прихоти промышленности? В чем состоит их свобода? В том, чтобы делать то, что они хотят? Но если они ничего не хотят по своим страстям, кто у них свободен? Не они, а их страсти, они в рабстве. Будьте уверены, государь, что нет другой свободы, кроме разума без страстей, все другие роды свободы суть его призраки... Те, кто даже приняли наше просвещение, не верят в свободу для разума, ибо науки питают только самолюбие и воспаляют страсти, материя их чувственна. Не там, не в мире совершенном, не в обширном плане бытия человеческого взяли они свою точку зрения, ограничив горизонт своей землею, и все думают только о наслаждении чувств и власти. Этому общему тону покорились государства и государи: они считают химерами истины, взятые из другого мира. Платона считают лунатиком, а он один говорил им правду, и лучше всех видеть один только и мог истинный образ правления. Государь философ и добродетельный; все прочие более или менее нужны, и не стоит почти труда ими заниматься. Если б вы вместо всех превращений дали народу своему пример умеренности, воспитали доброго наследника... сделали бы такое учреждение, чтоб образ воспитания по смерти вашей продолжался, вы бы сделали более добра вашему народу»28.
Знаменательны и слова известного английского экономиста XX в. Д.М. Кейнса: <сЯ предвижуз что мы будем иметь возможность вернуться к некоторым наиболее бесспорным и непреложным принципам религии и традиционной добродетели, утверждающим, что скупость - это порок, что ростовщичество недостойно человека... Мы вновь будем ценить цели выше средств и предпочитать добро пользе»29.
Если капитализм становится всемирным явлением, то возникает вопрос, представляет ли он единственно возможный на земле экономический строй? Должен ли он модифицироваться в соответствии с различными мировыми культурами? Применительно к современной России это означает, что «переходить к западному типу экономики и культуры - значит неизбежно жертвовать нервно-психическим здоровьем населения» (И. Гурвич).
1 См. подробнее: Шкаратаи О.И. Российский порядок: Вектор перемен. М., 2004.
2 Бродский И. Меньше единицы. Избранные эссе. М.5 1999.
3 Круглое М. Экономическая форма педикулеза // Новая газета. 2002. 22-24 июля.
4 Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма // Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 162.
5 Бурдъе Я. От «королевского дома» к государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля// Социоанализ Пьера Бурдье. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. СПб., 2001. С. 150.
6 Брейтвейт Р. Россия в Европе. Московская школа политических исследований. М., 1999. С. 12.
7 Бурдье 77. Указ. соч. С. 151.
8 Как украсть миллион: Материалы Центра ИНДЕМ, Москва // TERRA INCOGNITA. 2003. № 1 (11). Январь. С. 36-44.
9 Гэффни М, Титова Г, Харрисон Ф. За кулисами становления экономических теорий. От теории -к коррупции. СПб., 2000. С. 11.
10 Подробнее см.: Гилинский Я.И. Основные тенденции динамики самоубийств в России // Девиантность и социальный контроль в России (XIX-XX вв.): тенденции и социологическое осмысление. СПб., 2000. С. 289-317.
11 Гурвич И. Исторические тенденции алкоголизации населения в России //Там же. С. 185-215.
12 Там же. С. 212.
13 Там же.
14 Интересные наблюдения приводит в своих работах врач-психиатр Д.Д. Еникеева {Еиикеева Д.Д. Как и почему поют бизнесмены, политики и «новые русские». Днепропетровск, 1997).
15 Гурвич Я. Указ. соч. С. 213.
16 Колодко Г.В. От шока к терапии. Политическая экономия постсоциалистических преобразований. М., ?. С. 105.
17 Там же. С. 52.
18 Шелер М Ресентимент в структуре моралей. СПб., 1999. С. 10.
19 Малиикин А.Н. Примечания и комментарии // Там же. С. 207-208.
20 Ницше Ф. К генеалогии морали, III, 28.
2' Ницше Ф. ЕССЕ HOMO. Как становятся сами собой // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.,1990. С. 704.
22 Вригт X. фон. Модернизация как псевдоморфоз // Три мыслителя. СПб., 2000. С. 248.
23 Хорос ВТ. С.Ю. Витте: уроки реформ // Связь времен (Наука - Традиции культуры - Новое видение мира). Вып. 1. М., 2001. С. 149.
24 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1998. Т. 1. С. 376-379; Т. 2. С. 193.
25 Вригт X. фон. Модернизация как псевдоморфоз // Три мыслителя. С. 248.
26 Цит. по : Парамонов Б. След. Философия, история, современность. М., 2001. С. 127-128.
27 Бибихин В.В. Проблема собственности // Гуманитарная наука в России: соросовские лауреаты. Психология. Философия. М., 1996. С. 40.
28 Цит. по: Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. Новое время. СПб., 1996. С. 711-712.
29 Цит. по: Козловски П. Принципы этической экономии. СПб., 1999. С. 6.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2005 г.
