CC BY
90
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2008. Вып. 11:2(27). С. 63-74
Декларация митрополита Сергия 1927 года
И ЮРИСДИКЦИОННЫЕ КОНФЛИКТЫ ЗА ГРАНИЦЕЙ В СВЕТЕ СОБЫТИЙ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
С.Н. Баконина
м.н.с. ПСТГУ
Статья посвящена истории развития юрисдикционных конфликтов за границей, вызванных известной Декларацией 1927 г., а также отношениям московской церковной власти с заграничным духовенством в свете событий на Дальнем Востоке, главным образом в Харбинской епархии. События на Дальнем Востоке стали свидетельством того, как нелегко давалось решение о принадлежности к той или иной юрисдикции некоторым заграничным иерархам. Ведь все они осознавали себя чадами единой Русской Православной Церкви, поэтому отказ от канонического подчинения Московской Патриархии ставил каждого из них перед нелегким выбором.
В период утверждения советской власти, которая стремилась уничтожить всякую религию и насадить вместо нее собственную атеистическую идеологию, положение Русской Православной Церкви, с 1918 г. отделенной от государства, было положением смертника, обреченного на казнь. В то же время до самой кончины святого Патриарха Тихона в 1925 г. новые правители России неизбежно сталкивались с тем фактом, что ни внешнее давление и репрессии, ни политика разложения Церкви изнутри и обновленческий раскол не давали желаемых результатов.
С 1921 г. одним из главных и наиболее трудных направлений антицерковной политики государства стала работа по привлечению священноначалия к сотрудничеству с коммунистическим режимом. Но власть не надеялась на сговорчивость первосвятителя. Он неоднократно был арестован, после попытки ВЧК передать церковное управление в руки обновленцев и провокаций с целью скомпрометировать главу Русской Православной Церкви процесс по его делу должен был закончиться расстрелом. Однако протесты мировой общественности и движение в защиту Патриарха внутри страны вынудили советское правительство отказаться от вынесения смертного приговора и изменить тактику. Теперь святителю предлагалось легализовать находившуюся в бесправном положении Церковь при условии подписания официального документа о признании советской власти и выполнения определенных обязательств по отношению к ней. В их числе неизменно фигурировало осуждение заграничных епископов, которые в глазах большевиков являлись «врагами советской власти». Святой
Патриарх, защищая Церковь, которая стоит вне политики и не желает быть ни «белой», ни «красной»1, выдержал и этот натиск.
После кончины святителя Местоблюстителем Патриаршего Престола стал священномученик митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Надежды ОГПУ на примирение митрополита Петра с обновленцами не оправдались, и он был арестован. Так же как в 1922 г. св. Патриарх Тихон столкнулся с требованием отказаться от церковного управления в пользу обновленческого ВЦУ, при митрополите Петре был спровоцирован григорианский раскол. Новое самочинное церковное управление во главе с архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским) — Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС) — быстро получил легальный статус2. Немалая роль в преодолении григорианского раскола принадлежала Заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгород-скому). Благодаря его участию митрополит Петр смог аннулировать полномочия ВВЦС. Деятельность митрополита Сергия в качестве временного заместителя митрополита Петра поначалу не противоречила курсу его предшественников, о чем, в частности, свидетельствует проект его «Обращения к православным архипастырям, пастырям и пасомым», подписанный 10 июня 1926 г. и представленный в НКВД с ходатайством о легализации церковного управления. Выражая готовность быть лояльными к правительству и «решительно отмежеваться от всяких политических партий и предприятий, направленных во вред Союза», митрополит Сергий заявлял:
«Но, будучи искренними до конца, мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-боль-шевиками, управляющими Союзом. Они ставят своей задачей борьбу с Богом и Его властью в сердцах народа; мы же весь смысл и всю цель нашего существования видим в исповедании веры в Бога и в возможно широком распространении и укреплении этой веры в сердцах народа. [...]
Обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, — говорилось в документе, — мы, представители церковной иерархии, не можем взять на себя каких-либо особых обязательств или доказательств нашей лояльности. Не можем взять на себя, например, наблюдения за политическим настроением наших единоверцев [...] Тем паче не можем мы взять на себя функции экзекутор-ские и применять церковные кары для отмщения».
По отношению к представителям заграничного духовенства митрополит Сергий выражал отказ от всякой ответственности за их политические выступления и предлагал исключить таковых из состава клира Московского Патриархата. «Всякое духовное лицо, которое не пожелает признать своих гражданских обязанностей перед Союзом» должно, по мнению митрополита Сергия, поступить «в ведение заграничных Поместных Церквей, смотря по территории. Тем же обстоятельством должно быть обусловлено и существование за границей особых
1 Воззвание Святейшего Патриарха Тихона от 18.06 (01.07) 1923 г. // Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917—1943. Сб. в 2 ч. / Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 287.
2 См.: Мазырин А., иерей. Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920—1930-х гг. М., 2006. С. 12.
русских церковно-правительственных учреждений, вроде Священного Синода или Епархиального Совета»3. Проект «Обращения» был разослан по епархиям и одобрен в церковной среде.
В это время за границей развивался конфликт между Зарубежным Синодом, фактически обладавшим полномочиями заграничного Высшего Церковного Управления, и управляющим Западно-Европейскими приходами митрополитом Евлогием (Георгиевским). Вопрос касался претензий сторон на полноту власти в заграничных епархиях. В связи с этим, отвечая на Послание Синода РПЦЗ, 12 сентября 1926 г. митрополит Сергий обратился к архиереям-беженцам с неофициальным письмом, начинавшимся словами: «Дорогие мои Святители... » В этом доверительном письме он ставил перед зарубежными архипастырями вопрос: «может ли, вообще, Московская Патриархия быть руководительницей церковной жизни православных эмигрантов, когда между ними фактически нет отношений?» и советовал им «для пользы церковного дела» создать за границей центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия самостоятельно, не прибегая к поддержке Патриархии, поскольку, как писал митрополит Сергий, «всегда найдутся основания заподозрить подлинность наших распоряжений или объяснить их недостаточной осведомленностью». В случае же невозможности создать такой орган, митрополит Сергий предлагал своим собратьям «встать на почву канонов и подчиниться (допустим, временно) местной православной власти» и работать на пользу той части Православной Церкви, которая их приютила4.
Осенью 1926 г. митрополит Сергий был арестован и, отбыв три с половиной месяца в тюрьме, освобожден 27 марта 1927 г. С этого времени Заместитель становится более самостоятельным в вопросах церковного управления и даже особо важные решения принимает независимо от Местоблюстителя, по сути, присваивая себе его права. Меняется и его отношение к зарубежной иерархии.
Не без уступок коммунистической власти в мае 1927 г. при митрополите Сергии был наконец образован легализованный Временный Синод. Вскоре Заместитель направил за границу на имя митрополита Евлогия (Георгиевского) два указа и сопроводительное письмо об учреждении Синода. В первом указе № 96 от 1/14 июля 1927 г. он отмечал первостепенность для московской церковной власти вопроса о заграничном духовенстве и напоминал об упразднении заграничного ВЦУ св. Патриархом Тихоном в 1922 г. с поручением митрополиту Евлогию «представить свои соображения о дальнейшем устройстве церковного управления за границей», каковое, как говорилось в документе, осталось неисполненным5. Во втором указе, с постановлением Временного Синода за № 93 от 1/14 июля, митрополиту Евлогию, как Управляющему Русскими церквами в Западной Европе, а через него и всем заграничным русским архипастырям и прочему духовенству предлагалось дать подписку о лояльности советскому
3 Акты... С.473—475.
4 См.: Письмо митрополита Сергия // Вестник РСХД. 1927. № 3. С. 29.
5 См.: Указ Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Высокопреосвященного митрополита Сергия Высокопреосвященному митрополиту Евлогию [№ 96] // Церковный Вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 3. С. 1—2.
правительству. Отказавшиеся дать такую подписку или не давшие ответа в срок до 15 сентября 1927 г., а равно и нарушившие принятое на себя обязательство увольнялись от занимаемых должностей и исключались из клира Московской Патриархии. При этом митрополиту Евлогию поручалось осведомить заграничное духовенство об этом постановлении, отобрав от согласных подписки, и немедленно доложить в Москву о своем принятии или непринятии указанного обязательства6.
Тогда же была обнародована известная Декларация Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного при нем Патриаршего Священного Синода от 16/29 июля 1927 г. об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти. В документе указывалось, что усилия покойного св. Патриарха Тихона наладить «правильные отношения» с советской властью, что дало бы возможность легального ее существования, по разным обстоятельствам не увенчались успехом. Главными из таких обстоятельств послание называло «выступления зарубежных врагов советского государства, среди которых были не только рядовые верующие нашей Церкви, но и водители их». После выражения лояльности к существующей власти и благодарности правительству, удовлетворившему ходатайство о законном существовании нового Синода, митрополит Сергий обращался к вопросу о духовенстве, ушедшем за границу. Ссылаясь на указ св. Патриарха Тихона об упразднении заграничного ВЦУ «за политические от имени Церкви выступления» (в интерпретации митрополита Сергия — «ярко противосоветские»), он указывал, что Зарубежный Синод «до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, — говорилось в Декларации, — мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому Правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что, размежевавшись так, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы. С другой стороны, наше постановление, может быть, заставит многих задуматься, не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей Церковью и Родиной»7. Можно видеть, что по сравнению с проектом декларации от 10 июня 1926 г. исключенным из клира Московской Патриархии зарубежным священнослужителям уже не предлагается ни перейти в ведение заграничных Поместных Церквей, ни иметь собственных учреждений, таких, как Синод или Епархиальный Совет.
В ответ на указ митрополита Сергия от 1/14 июля с требованием дать подписку о лояльности митрополит Евлогий, не обозначив четко своего ответа, решил исполнить требование при условии, что термин «лояльность» будет означать «аполитичность» зарубежной Церкви. Свою позицию он изложил в слове
6 См.: Указ Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Высокопреосвященному митрополиту Евлогию [№ 93] // Церковный Вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 3. С. 4-5.
7 См.: Акты... С. 511-512.
на литургии 4 сентября 1927 г.8 Сводилась она к тому, что митрополит Евлогий и подведомственное ему духовенство не являются гражданами СССР, а потому политическое требование сделать заявление о лояльности к советской власти с канонической точки зрения не может быть для них обязательным.
К этому времени конфликт Управляющего приходами в Западной Европе с Карловацким Синодом закончился запрещением митрополита Евлогия в свя-щеннослужении актом № 1 Собора архиереев Русской Православной Церкви за границей от 8 сентября 1927 г. Были также запрещены и уволены викарии Западно-Европейской епархии, а духовенство епархии призывалось к повиновению Архиерейскому Собору и Синоду. Мирянам объявлялось о безблагодатнос-ти служения уволенных архиереев и об отлучении как раскольников тех, кто не прервет канонического и молитвенного общения с ними.9 Так было оформлено трагическое разделение в Русской Православной Церкви за границей.
Для разъяснения своей позиции 12 сентября 1927 г. митрополит Евлогий обратился к Заместителю Местоблюстителя с посланием, в котором заявил, что в основе его церковно-общественной деятельности в Западной Европе лежат два руководящих принципа: «теснейшее, нерасторжимое единство с Матерью Русскою Патриаршею Церковью» и «сосредоточение церковно-общественной деятельности исключительно на религиозно-нравственном воспитании паствы, с невмешательством Церкви в политическую жизнь. [...] И потому, — писал митрополит, — в сознании своего долга пред Матерью-Церковью, во имя моей безграничной любви к ней, я обязуюсь твердо стоять на установившемся уже у нас, согласно заветам Святейшего Патриарха Тихона, положении о невмешательстве Церкви в политическую жизнь и не допускать, чтобы в подведомых мне храмах церковный амвон обращался в политическую трибуну»10.
На июльскую декларацию митрополита Сергия отозвался и глава Зарубежного Синода митрополит Антоний (Храповицкий). В своем Окружном послании он ответил напоминанием о преступлениях советской власти против Церкви, сравнив безбожников с гонителями веры древности, которые, по словам митрополита, «хоть в своих-то богов верили, а эти открыто объявляют себя врагами небес: поэтому, — писал он, — приходится краснеть за Московский Синод, читая его призыв “выразить всенародную нашу благодарность советскому правительству за такое внимание к нуждам православного населения”. [...] Какое внимание? Легализация Синода? Но ведь в этом оно отказывало Преосвященному Сергию по его ходатайству в прошлом году и до последнего времени, пока Братья Русской Правды11 не стали систематически истреблять его представителей, как бешеных собак, и пока, увы, Преосвященный Сергий не начал подкреплять своего
8 Слово Высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия, произнесенное за литургией
4 сентября 1927 г. // Церковный Вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 3. С. 6—9.
9 ГА РФ. Ф. Р-6343. Оп. 1. Д. 2. Л. 109.
10 Ответ Высокопреосвященнейшего Евлогия заместителю Патриаршего Местоблюстителя 30-го августа — 12-го сентября 1927 г. // Церковный Вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 3. С. 10.
11 «Братья Русской Правды» — террористическая организация русских националистов, созданная в 1921 г. в Берлине бывшим эсером журналистом С. А. Соколовым-Кречетовым совместно с герцогом Г. Н. Лейхтенбергским и генералом П.Н. Красновым.
ходатайства призывами паствы к верности этим разбойникам. [...] Послание говорит, что русские клирики, которые не дадут письменного обязательства повиноваться советскому правительству, будут исключены из состава Московского Патриаршего клира [...]. Тщетная угроза! Мы сами постановили еще в заседании собора 1924 года не исполнять распоряжений Московского Синода, идущих во вред Церкви [...]. А в прошлом году, по получении послания митрополита Сергия от 28 мая (10 июня), каковым посланием он отгораживается от управления Заграничной Церковью, Архиерейский Синод решил твердо держаться на позиции этого послания, не принимая могущих быть изменений»12.
Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей в своем Окружном послании от 27 августа / 9 сентября 1927 г. повторил высказанное митрополитом Антонием, отметив, что московское послание «преследует недостижимую цель — установить неслыханный и неестественный союз между безбожной властью и Святой Православной Церковью»13.
Это утверждение ясно характеризует политику митрополита Сергия, которая очень скоро дала свои результаты. В ответ на Декларацию Зарубежный Синод вынужден был формально прервать каноническое общение с Московской Патриархией, не отделяясь при этом от Всероссийской Церковной Власти во главе с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром. Основанием для осуществления своих прав Архиерейский Синод РПЦЗ объявил Постановление № 362, принятое Святейшим Патриархом Тихоном, Священным Синодом и Высшим Церковным Советом 7/20 ноября 1920 г., тогда как митрополит Евлогий, несмотря на свои заявления, выбрал компромиссное решение и сделал уступку митрополиту Сергию, заменив понятие «лояльность» на «аполитичность». В Зарубежной Церкви произошло новое разделение: на тех, кто признал московскую церковную власть, и на тех, кто ее не признал.
Весной 1928 г. волнения по поводу Декларации всколыхнули Дальний Восток, где центром русской диаспоры стал г. Харбин в Маньчжурии. Главой Харбинской епархии, основанной Зарубежным Синодом в 1922 г., был архиепископ Мефодий (Герасимов), бывший Оренбургский и Тургайский. Из архиереев-бе-женцев в Харбине также проживали епископ Забайкальский и Нерчинский Ме-летий (Заборовский) и епископ Камчатский и Петропавловский Нестор (Анисимов). В 1920 г. глава Российской духовной миссии в Китае епископ (с 1921 г. архиепископ) Иннокентий (Фигуровский) предоставил епископу Мелетию убежище на Харбинском подворье миссии, назначив его на пост наблюдателя за делами подворья. Епископ Нестор, известный на родине как «апостол Камчатки», нашел приют при Иверской церкви и сразу включился в просветительскую и благотворительную работу Свято-Иверского Богородицкого братства. В апреле 1927 г. им был открыт Дом Милосердия — убежище для престарелых больных людей с домашним храмом в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Вскоре появился и воспитательный приют для бедных детей-сирот. Труды и заботы о Доме Милосердия, который со временем получил статус Камчат-
12 К сорокалетию пагубного евлогианского раскола // Православная Русь. 1966. № 18. С. 9-10.
13 Там же. С.10.
ского подворья, стали главным делом владыки Нестора на все годы его жизни в Харбине.
В 1928 г. Харбинская епархия вынуждена была дать ответ на призыв московской церковной власти о лояльности советскому правительству. Но произошло это не совсем обычно. В конце марта харбинцы были взволнованы слухами
о приезде в Харбин «митрополита из Москвы». Предполагали, что Московская Патриархия назначила нового главу епархии — митрополита Тверского Серафима (Александрова)14, одного из членов Временного Патриаршего Священного Синода при Заместителе Местоблюстителя. Митрополит Серафим был известен как человек, связанный с ОГПУ, и доверием в церковной среде не пользовался. Среди православных говорили о его назначении как о политическом выступлении, направленном на внесение разлада и нестроения в церковную жизнь Харбина.
Первое сообщение о приезде митрополита из Москвы появилось 21 марта в газете «Заря». В нем говорилось, что предполагаемое назначение является результатом поездки в Москву представителей советского руководства КВЖД А. И. Емшанова и А. И. Геккера, которые сделали доклад Заместителю о деятельности местного духовенства, возглавляемого архиепископом Харбинским Ме-фодием. Дальнейшие сведения поступали почти ежедневно. Газета сообщала, что целью доклада было добиться от митрополита Сергия соответствующего
14 Серафим (Дмитрий Александрович Александров; 1866—1937), митрополит. Родился в с. Никитино Симбирской губернии в семье чиновника. В 1889 г. окончил Саратовскую духовную семинарию. Служил помощником епархиального миссионера. В 1891 г. рукоположен в сан диакона, в 1891 г. иерея. С 1894 г. епархиальный миссионер. Составил пособие для проведения бесед с раскольниками, которое стало настольной книгой для священников-миссионеров Саратовской епархии. Член IV отдела Предсоборного Присутствия. В 1910 г. переведен в Оренбургскую епархию епархиальным противораскольническим миссионером. С 1911 г. протоиерей. В 1914 г. рукоположен в сан епископа Кустанайского, викария Оренбургской епархии. С 1916 г. епископ Челябинский, викарий Оренбургской епархии. В 1917 г. временно управляющий Екатеринбургской епархией. Участник Священного Собора Православной Российской Церкви 1917—1918 гг., секретарь епископского совещания Собора. С марта 1918 г. епископ Полоцкий и Витебский, затем (до 1919 г.) — епископ Старицкий, викарий Тверской епархии. С 29 ноября 1919 г. епископ Тверской и Кашинский. С 1920 г. член Священного Синода при св. Патриархе Тихоне. В апреле 1920 г. арестован Тверской ГубЧК за «контрреволюционную деятельность», отпущен без суда. В 1921 г. арестован в Москве, но вскоре освобожден. В 1922 г. возведен в сан архиепископа. Приехал в Москву как член Синода, после вызова в ГПУ дал подписку о невыезде. В апреле 1922 г. арестован по обвинению в «сопротивлении изъятию церковных ценностей», находился в заключении во внутренней тюрьме ГПУ, затем в Бутырской тюрьме, освобожден в июне 1923 г. и проживал в Москве без права выезда. В 1924 г. возведен в сан митрополита. В 1925 г. отказался от переговоров с обновленцами о примирении. В декабре 1925 г. арестован в Твери и перевезен в Москву, где допрашивался Тучковым по делу митрополита Петра (Полянского). Приговорен к ссылке в Свердловск. После освобождения, с 18 мая 1927 г., член Временного Патриаршего Синода при митрополите Сергии (Страгород-ском). С 1928 г. митрополит Саратовский. С 1933 г. митрополит Казанский. В ноябре 1936 г. арестован в Казани по обвинению в том, что «принял на должности священников репрессированных ранее лиц, проводил массовые награждения и повышение в церковных званиях, оказывал содействие в других городах и т.д.», приговорен к ссылке в Казахстан. В ноябре 1937 г. вновь осужден по обвинению в «антисоветской агитации». 2 декабря 1937 г. расстрелян. См.: База данных «Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века» (www.pstbi.ru).
акта для передачи церковного управления московскому ставленнику, который будет проводить в жизнь Декларацию о лояльности к советской власти. Доклад якобы был принят, и митрополит Сергий согласился назначить нового главу епархии, избрав на этот пост митрополита Серафима (Александрова), бывшего викария архиепископа Мефодия по Оренбургской кафедре. По сообщению газеты, 23 марта митрополит Серафим уже находился в Чите и ожидал распоряжения въехать в пределы Харбинской епархии, в связи с чем редакция обратилась к правящему архиепископу с просьбой разъяснить создавшееся положение.
Отвечая на вопрос о взаимоотношениях между митрополитом Сергием и Зарубежной Церковью, владыка Мефодий высказал мнение о том, что Заместитель Местоблюстителя, возглавив Патриаршую Церковь, отделил от себя все зарубежье, ограничив свою деятельность пределами СССР, о чем свидетельствует его письмо зарубежным иерархам от 12 сентября 1926 г. Останавливаясь на предложении митрополита Сергия создать за границей центральный орган церковного управления для разрешения всех дел без поддержки Московской Патриархии, и его оговорке о том, что всегда найдутся основания заподозрить подлинность распоряжений самого Заместителя, архиепископ Мефодий высказал убеждение в том, что этими словами Москва предоставила Зарубежной Церкви право полной автономии. А слова митрополита Сергия о возможности «организовать в неправославных странах самостоятельные общины или церкви» владыка применил уже непосредственно к Харбинской епархии, видя в них указание на возможность автокефального существования епархии независимо ни от каких центров. Оценивая содержание письма Заместителя как соответствующее истинным взглядам автора, архиепископ Мефодий считал, что последовавшая за ним Декларация имеет характер вынужденный и написана под давлением властей, поэтому Зарубежный Синод во главе с митрополитом Антонием и не признал этого документа.
В интервью архиепископа Мефодия харбинской газете следует отметить следующее высказывание: «Опорой в такой точке зрения зарубежным иерархам служит также несогласие с этим актом митрополита Петра и соловецких иерархов» — свидетельство того, что находившийся в заключении митрополит Крутицкий Петр сохранял свои полномочия Местоблюстителя Патриаршего Престола и имел возможность получать информацию о церковных делах.
В разгар смуты почти все харбинское духовенство поддерживало Зарубежный Синод и своего правящего епископа. 24 марта было опубликовано обращение мирян Харбинской епархии к митрополиту Серафиму, в нем говорилось:
«Почитая Ваш высокий митрополичий сан и чтя в лице Вашем православного иерарха, мы взываем к Вашей архиерейской совести и усердно просим Вас, владыка, не простирать своей десницы на управление Харбинской епархией, коей мирно, мудро и милостиво правит чтимый нами владыка Мефодий уже семь лет нашего изгнанничества.
Не мир несете Вы нам, а смуту. Если Вы внемлете нашей просьбе, мы смиренно с Вами вместе вознесем благодарение Господу Богу, если же нет, мы вынуждены будем ступить на путь борьбы, которую не мы начали»15.
15 Обращение к митрополиту Серафиму // Заря. Харбин, 1928. 24 марта.
На следующий день появилось обращение архиепископа Мефодия к китайским властям, в котором глава епархии заявлял о своем подчинении не московской церковной власти, а Заграничному Синоду, назначившему его на Харбинскую кафедру и обладавшего правом передать епархию другому архиерею. Владыка указывал, что назначение митрополита Серафима является актом политическим и имеет целью разложить пропагандой не только русское население, но и китайское. При этом, выражая «самые искренние лояльные отношения и благодарные чувства к китайским властям», архиепископ Мефодий ходатайствовал о сохранении железнодорожных храмов, оказавшихся в сфере советского влияния, за Харбинской епархией. 28 марта владыка обратился к верующим с обличительным словом против решения московских властей.
29 марта состоялось заседание Харбинского Епархиального совета под председательством главы епархии, на котором было заслушано сообщение протоиерея Михаила Филологова, возвратившегося из поездки по приходам Западной линии КВЖД. От имени приходских собраний был зачитан текст о признании железнодорожными приходами своего подчинения Местоблюстителю Патриаршего Престола митрополиту Петру через Заграничный Синод, «каковым порядком, — говорилось в документе, — обеспечивается каноничность и правильность церковного управления нашей епархией»16. 30 марта протоиерей Филологов выехал на Восточную линию. Все линейные приходы также подписались в своей верности архиепископу Мефодию, заявив при этом, что в случае насильственного отторжения от архиепископа железнодорожных храмов верующие будут молиться в частных домах17.
1 апреля 1928 г. свой взгляд на харбинские волнения высказал начальник Пекинской Миссии архиепископ Иннокентий (Фигуровский). Попытки советского правительства подчинить своему влиянию зарубежные церкви он расценил как широко задуманный план по разложению эмиграции. Указав на то, что Декларация митрополита Сергия противоречит всем предыдущим его заявлениям, владыка Иннокентий привел текст полученного им от Заместителя письма:
«В силу грамоты Патриаршего Местоблюстителя Высокопреосвященней-шего Петра, митрополита Крутицкого, от 8 декабря 1925 г., я в том же декабре вступил в исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя.
Вместе с этими обязанностями унаследовал и заботу об установлении нормальных отношений нашей Православной Церкви Московского Патриархата к советской власти, чтобы тем обеспечить Церкви права легального существования и управления в СССР.
В настоящее время заботы эти начинают увенчиваться некоторым успехом.
В мае месяце сего года при мне, как Заместителе Патриаршего Местоблюстителя, организовался Временный Патриарший Синод, который с официального разрешения надлежащей власти в том же месяце уже легально приступил к своей деятельности по управлению Православной Церковью Московского Патриархата.
16 Заря. Харбин, 1928. 30 марта.
17 См.: Заря. Харбин, 1928. 6 апр.
Так как ближайшею задачею новоорганизованного Синода является упорядочить церковное управление, начиная с центра и кончая епархиями и приходами, чтобы потом приступить к созыву Второго Поместного Всероссийского Собора, то извещая о вышеизложенном, долг имею просить Ваше Высокопреосвященство осведомить меня как о положении Православной Церкви в Вашей стране, об организации у вас церковного управления, так, в частности, и о том, в каких канонических отношениях к Московской Патриархии признаете Вы состоящей возглавляемую Вами часть Церковного Тела.
Испрашивая молитв Ваших с совершенным почтением и братской о Христе любовью, остаюсь
Сергий, митрополит Нижегородский»18.
На это письмо владыка Иннокентий ответа не дал, поскольку был убежден в том, что пока в России господствует советская власть, представители Заграничной Церкви «не должны устанавливать тесной связи с Москвой на основах подчинения». В то же время он писал:
«Митрополита Сергия я знаю как человека праведного и искреннего. Повторяю, что все его предыдущие заявления были составлены в совершенно ином духе и определенно указывали на необходимое для нас самостоятельное управление.
Последнее же его обращение, как и назначение в Маньчжурию своего представителя, нужно рассматривать как вынужденные действия, под угрозою какой-либо кары со стороны советской власти».
Архиепископ Иннокентий также отмечал, что в случае захвата части церквей в Маньчжурии миссийские церкви останутся в неприкосновенности благодаря поддержке китайских властей и протекторату Франции.
«Еще раз повторяю, — писал он, — что, зная хорошо митрополита Сергия, я положительно могу утверждать, что, подписывая под давлением ГПУ указ о лояльности Церкви власти СССР, он был совершенно уверен, что свободное заграничное духовенство никогда не последует за его призывом, что благоразумие заграничных епископов не позволит им слепо следовать указу, продиктованному из ГПУ, что не усугубят свободные собратья нравственные страдания своего Первоиерарха, тем более, что он так недавно предупреждал их о том, что он лишен всякой возможности вмешиваться в их дела и что епископы должны самостоятельно управлять Заграничной Церковью»19.
Таким образом, взгляды владыки Иннокентия о подчинении Зарубежному Синоду и о необходимости самостоятельного управления Русской Православной Церкви за границей совпадали с мнением главы Харбинской епархии.
Вскоре появились новые версии предполагавшегося приезда в Харбин «митрополита из Москвы». По одной из них его приезд был связан с намерением заручиться согласием иерархов, проживавших на Дальнем Востоке, на избрание Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страго-родского) Патриархом. Говорили также, что вторым кандидатом в Харбинскую епархию был побывавший в обновленческом расколе архиепископ Вологодский Сильвестр (Братановский), другой член Московского Синода.
18 Архиепископ Иннокентий о планах Москвы // Заря. Харбин, 1928. 1 апр.
19 Там же.
В одной из публикаций даже рассматривался подробный план поставления митрополита Серафима во главе Дальневосточного Митрополичьего округа, в который должны были войти Забайкальская, Благовещенская, Хабаровская, Приморская, Камчатская и Харбинская епархии, а также Японская и Пекинская миссии. Епископов в этом случае не смещали, а предлагали подчиниться московской власти. В случае их отказа епархии организовывались из приходов и духовенства, которые на это согласятся. Все неподчинившиеся должны были быть объявлены отложившимися и заменены назначенными из СССР. В сообщении говорилось, что такая же программа по разложению эмигрантской Церкви намечалась и в Западной Европе, куда для роспуска Карловацкого Синода был командирован митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий)20.
9 апреля появилось известие об изменениях плана поездки митрополита Серафима, по слухам уже более трех недель находившегося в Чите. Перед тем, как появиться в Харбине, он, якобы, командировал туда некоего архимандрита Андроника, причем инкогнито. Архимандрит должен был выяснить на месте отношение к приезду митрополита Серафима и его планам. По сообщению газеты, за время пребывания в Харбине он успел получить подписи о лояльности московской власти от двух «влиятельных духовных особ». Вернувшись в Читу, архимандрит Андроник сделал доклад митрополиту Серафиму, после чего митрополит принял решение изменить свой маршрут и до поездки в Харбин посетить еще несколько дальневосточных городов, что должно было занять полтора месяца.
Наконец, 10 апреля «Заря» сообщила о получении архиепископом Мефоди-ем письма от одного из российских иерархов. Рассказывая о положении Церкви на Родине, автор письма говорил о начавшихся отступлениях от митрополита Сергия и о том, что в СССР большинство духовенства только мирится с деятельностью Заместителя, но отнюдь ему не сочувствует. В письме было описано много действительных событий, не оказалось в нем только указаний на командировку в Маньчжурию митрополита Серафима.
К этому времени все приходы Харбинской епархии признали требование митрополита Сергия о лояльности неприемлемым и составили обращения к архиепископу Мефодию с выражением своей верности правящему архиерею. На волнения отреагировали и китайские власти. В Тяньцзиньской газете «Наш путь» было напечатано сообщение о том, что верховный правитель Китая маршал Чжан Цзолинь сделал телеграфное распоряжение из Пекина «о недопущении в Маньчжурию митрополита Серафима, ставленника Москвы, во избежание всяких недоразумений и нежелательных волнений в Китае, в частности в Маньчжурии среди эмиграции»21. По слухам, аналогичное распоряжение было получено от китайских властей и в Харбине.
На этом фоне следует отметить еще один факт — только 21 апреля 1928 г. в газете «Заря» был опубликован неполный текст Декларации митрополита Сергия, присланный в Харбин из Зарубежного Синода, а на следующий день — Окружное послание митрополита Антония.
(Продолжение в следующем номере)
20 См.: Заря. Харбин, 1928. 4 апр.
21 Русское слово. Харбин, 1928. 11 апр.
The metropolitan Sergiy’s declaration of the 1921-th
AND JURISDICTIONAL CONFLICTS ABROAD IN THE LIGHT OF
developments on the Far East S.N. Bakonina
The article is dedicated to the history of evolution ofjurisdictional conflicts abroad which were caused by the Declaration of the 1927-th. It also concerns relations of Moscow Church authority with foreign clergy abroad. The author examines problems in the light of developments that mainly took place on the Far East and in the eparchy of Harbin. Developments on the Far East testified difficulties with which the decision of belonging to a definite jurisdiction was made by some foreign hierarchies. The refusal of the canonical subordination to the Moscow Patriarchate confronted them with a difficult choice because all of these hierarchies realized themselves to be members of one Russian Orthodox Church.
