CC BY
152
О.Н.Новикова
«Дефицит демократии» в ЕС: Основные направления критического анализа проблемы. (Обзор)
Целью данного обзора является определение и характеристика основных научных течений, занимающихся проблемой «демократического дефицита» в ЕС, изложение главных тезисов их наиболее известных представителей с опорой на исследования последних лет. «Дефицит демократии» в ЕС рассматривается как с институциональной, так и с социально-психологической и культурной точек зрения. Учет разнообразия мнений о демократии в ЕС представляется особенно важным в связи со ставшей очевидной неоднозначностью влияния процесса расширения на демократическую составляющую Евросоюза1.
Впервые термин «дефицит демократии» стал употребляться в ходе дебатов в Европарламенте по поводу проекта Договора о Европейском союзе в начале 1980-х годов. В Едином европейском акте 1986 г. в качестве одной из целей Евросоюза упоминалась задача восполнения «дефицита демократии» в процессе принятия решений.
1 В задачу автора не входит анализ Конституции ЕС с точки зрения восполнения «дефицита демократии», поскольку к моменту написания данной работы Конституция еще не была ратифицирована. - Прим. авт.
Мнение о том, что Евросоюз страдает от подобного дефицита, широко распространено. Более того, «дефицит демократии» считается одной из главных слабостей ЕС. Проблема эта особенно обострилась в связи с расширением Союза. Члены ЕС должны решать, передавать ли Брюсселю дополнительные национальные полномочия в условиях, когда в Союз войдут многие государства Восточной Европы, также имея в виду, что Евросоюз в новых обстоятельствах не должен потерять ни своей идентичности, ни своей эффективности.
Среди ученых нет единства по поводу природы «дефицита демократии» в ЕС и мер по его сокращению.
Прежде всего, возникает сложность идентификации ЕС. Большая часть исследователей, изучающих проблему «демократического дефицита», рассматривает Евросоюз как уникальную общность, которую нельзя сравнить ни с государством-нацией, ни с международной организацией (У Уоллэйс, А.-М. Бэрли, У. Маттли, Дж. Петерсон и др.). Ф. Шмиттер называет ЕС «НПО - неопознанный политический объект». Существует другая группа ученых (Ж. Майоне, Х. Сайдман, Р. Гилмур, С. Роуз-Акерман и др.), которая склонна сравнивать Европейский союз с «регулирующим государством», в котором бюджетные ограничения заставляют правительство управлять методом жесткого регулирования, а не с помощью налогообложения, и где широкие полномочия переданы немажоритарным институтам, исполняющим общественные функции, но не подотчетным избирателям или выборным представителям. По всей вероятности, школа, проводящая исследования ЕС в русле сравнения с государством-нацией, при всей очевидной трудности сопоставления изучаемых объектов обладает научной перспективой. Т. Цвайфель, например, в своих работах (см.: 19; 20) подвергает анализу демократическую систему ЕС в сравнении с демократическими системами Швейцарии и США; С.Хикс называет ЕС «квазифедеральным государством»; Ф. Шарпф считает, что Евросоюз может быть одновременно уникальным и сопоставимым с национальными федеральными общностями. Другой известный исследователь в области «дефицита демократии», директор программ ЕС в Гарвардском университете Э. Моравчик полагает, что мерилом при анализе проблем легитимности ЕС должна быть не национальная модель, а принцип конституциона-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
лизма, управления, ограниченного разделением властей и властью закона (12, с. 603). Демократия и конституционализм - не одно и то же. Конституционализм подразумевает ограничение власти правительства, ограниченную и разделенную государственную власть. А мажоритарная модель демократии в чистом виде предполагает контроль большинства над всем управлением, законодательной и исполнительной властями, а также юриспруденцией. С этой точки зрения Э. Моравчик рассматривает институты ЕС как полностью легитимные.
И все же традиционно вопрос о легитимности ставится в отношении государства-нации. Государство отвечает требованиям демократической легитимности, если в нем гарантируются принципы политического участия, гражданского представительства и эффективного правления. Весьма часто в научной литературе это суммируется и обозначаются различия между «демократией на входе» («input» democracy), подразумевающей правление, осуществляемое народом, и «демократией на выходе» («output» democracy), означающей демократию для народа. «Демократия на входе» делает акцент на гражданском участии, и ее обычно соотносят с теорией Руссо. «Демократия на выходе» концентрирует внимание прежде всего на эффективности правления, и корни этого понятия прослеживаются в работах Монтескье.
В ЕС «демократия на входе», или правление, осуществляемое народом, обычно намного слабее, чем правление для народа. По сравнению с Соединенными Штатами или любой другой демократией, где выборы освящают коллективную волю, предоставляя законодателям мандат на управление в интересах всеобщего блага, выборы в Европейский парламент не столь успешны. Объясняется это целым рядом причин. Например, люди чаще всего больше заинтересованы в решении национальных, а не общеевропейских проблем. Европейский парламент не может отражать и выражать волю народа, как это происходит в национальных парламентах, потому что в объединенной Европе существует проблема коллективной идентичности, которая еще больше обострилась в связи с процессом расширения. Проблема «демократии на входе» связана с вопросами участия и консенсуса. Налицо сложности, связанные с достижением единства при столь разнородном населении. Трудно принимать решения с учетом мне-
ния граждан всех стран ЕС. Выход только один - решения должны приниматься большинством. Это и является главной проблемой «демократии на входе». Но является ли решение легитимным, если 49% населения Евросоюза с ним не согласно? В европейских странах проблема принятия решений большинством неразрывно связана с коллективной идентичностью. Такие общие ценности, как культура, язык, традиции, создают базу для легитимности. Если речь идет о легитимности, ориентированной на демократию, осуществляемую народом, надо изучить вопрос об общих ценностях. Правление большинства невозможно при отсутствии общих ценностей и доверия.
Другая важная характеристика демократии, осуществляемой народом, -это ведущая роль парламента. Европарламенту должна быть отведена главная роль в объединенной Европе. Это единственный орган ЕС, который избирается прямым голосованием. А ведь он лишь один из трех органов, участвующих в законодательном процессе. Ученые, пишущие о проблемах ЕС, приходят к общему мнению, что выборы Европарламента носят децентрализованный характер и относительно небольшое количество людей выбирают среди национальных партий, отталкиваясь от национальных предпочтений. Межнациональное обсуждение носит весьма ограниченный характер. Европейская комиссия, играющая ведущую роль в определении круга обсуждаемых вопросов и в координации деятельности, выглядит в глазах большинства европейцев как технократический орган. Европейский суд, состоящий из 15 назначенных судей, располагает слишком большой властью. И самый могущественный орган - Совет министров, в состав которого входят министры, дипломатические представители и чиновники государств - членов ЕС, зачастую проводит закрытые обсуждения проблем (12, с. 604-605). Однако разные группы ученых приходят к диаметрально противоположным выводам в отношении легитимности ЕС.
Легитимация, ориентированная на демократию «на входе», в какой-то мере дополняется легитимацией «на выходе». Считается, что, поскольку в современном мире существует целый ряд проблем, например, в области безопасности и благосостояния, в решении которых заинтересованы многие народы независимо от общей истории, языка, традиций и т.д., изначальные условия для легитимации «на выходе» (правления для народа) в
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
рамках ЕС более благоприятны. Отсюда известный исследователь из Института по изучению обществ Макса Планка в Кёльне Ф. Шарпф делает вывод, что легитимация, ориентированная на демократию «на выходе», основана скорее на интересе, а не на общей идентичности (15, с. 12).
В связи с этим обозначаются несколько проблем. Во-первых, опять в центре внимания должен находиться вопрос о том, в чем заключаются основные долгосрочные интересы европейцев. Во-вторых, при нарушении равновесия с легитимацией, ориентированной «на вход», эти общие интересы будут по-прежнему определяться исключительно технократией, осуществляющей политику. В-третьих, без прочной коллективной идентичности «правление для народа» на европейском уровне может восполнить этот дефект и достичь легитимности, если общественный интерес и все издержки и выгоды мер по обеспечению общественного интереса будут соответствовать нормам справедливого распределения (17). В противном случае очень трудно рассчитывать на осуществление принципа солидарности, что особенно важно для недавно вступивших в ЕС стран, находящихся на более низком уровне развития. Им придется позабыть о легитимации, ориентированной «на выход», в том виде, в котором она происходит в государстве-нации. Еще одной проблемой обеспечения легитимации «на выходе» является необходимость реформирования институциональных норм и механизмов, необходимых для эффективного разрешения проблем. ЕС стоит перед задачей - удовлетворить ожидания входящих в него народов, иначе легитимность «на выходе» будет поставлена под вопрос.
К группе ученых, которые в качестве критерия при изучении Европейского союза используют национальную модель демократии, относится и Ф. Шмиттер, профессор Европейского университета во Флоренции. Он также исходит из того, что главными элементами современной политической демократии являются гражданство, представительство и соответствующее принятие решений. Фактически он имеет в виду то же правление, осуществляемое народом (input democracy, government by the people) посредством гражданского участия, правление народа (government of the people) через политическое представительство, правление для народа (output democracy, government for the people) путем эффективного исполнения власти.
Касаясь основополагающего вопроса о легитимности ЕС, Ф. Шмиттер пишет, что, хотя проблема еще не вылилась в «общий кризис легитимности», необходимо провести серию демократических реформ в рамках Евросоюза. Он предлагает предпринять шаги по усовершенствованию механизма подотчетности (5).
Срочность таких мер он обосновывает недовольством граждан правилами и практикой демократии на национальном уровне. Кроме того, для него очевидно, что как индивиды, так и группы граждан в ЕС начали осознавать, что предписания и директивы Союза влияют на их каждодневную жизнь и что эти решения принимаются в обстановке секретности, что они непонятны и неподотчетны гражданам. Европейцы ощущают себя вовлеченными в процесс интеграции, который они не понимают и не контролируют, хотя и извлекают из него материальные выгоды.
В соответствии с теорией демократии специфические формы гражданства, представительства и принятия решений существуют в тесном взаимодействии, усиливая друг друга. Но это верно в отношении стабильных демократических режимов. А в работах по теории демократизации пока нет информации о том, как эти элементы развивались в историческом плане и как они могут взаимодействовать в современных обстоятельствах. Такая подчиненная дисциплина, как транзитология, только приступила к изучению взаимодействия этих элементов в новых европейских демократиях. И еще неизвестно, можно ли выводы транзитологов использовать для демократизации межгосударственной общности, состоящей как из новых, так и из «старых» демократий. Ф. Шмиттер утверждает, что последствия того или иного взаимодействия гражданства, представительства и принятия решений оказались в значительной мере причиной различий в скорости консолидации новых демократий и определяли тип нарождающейся демократии (5).
Как уже отмечалось выше, один из источников легитимности существует в виде правления народа (government for the people). В научной литературе легитимность в этом понимании получила название социальной легитимности. Выразителями концепции социальной легитимации являются социал-демократы. Социал-демократическая теория рассматривает политические институты как средства по компенсации естественной влас-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
ти концентрированного богатства, которое накапливается в капиталистической экономике. Социал-демократы выступают за торжество равенства над свободой, в то время как либертаристы, например, чьи взгляды будут охарактеризованы ниже, придерживаются прямо противоположных взглядов. Важнейший элемент социал-демократической концепции - это осознание необходимости поддержания равновесия между рыночной либерализацией и социальной защищенностью. Рассматривая вопрос о легитимности ЕС, видный выразитель социал-демократических идей Ф. Шарп считает, что Евросоюз теряет свою легитимность по мере того, как склоняется в сторону неолиберализма и терпит неудачу в обеспечении необходимой социальной защиты в условиях концентрации богатства и расширения рынка. Торговля, иммиграция, иностранные капиталовложения и движение капитала создают в европейских странах побудительные мотивы для сокращения расходов на социальное обеспечение. Все проблемы по социальному обеспечению перекладываются на плечи национальных правительств. И такое перераспределение ответственности под давлением рыночной конкуренции, обострившейся в связи с внешней либерализацией, подрывает внутригосударственные механизмы защиты с помощью перераспределения и косвенного регулирования.
Оживление неолиберальной риторики с призывами свернуть программы государства всеобщего благосостояния и создать более «гибкий» рынок труда отражает борьбу, имеющую место как на национальном уровне, так и на уровне ЕС. Союз не может эффективно противостоять этой тенденции, утверждают социал-демократы, в связи с существующим неолиберальным уклоном в его институциональной структуре. Социал-демократическая позиция состоит в том, что ЕС страдает от «дефицита демократии» не потому, что ограничивает политическое участие, а потому, что его политика ущемляет определенные интересы, признанные легитимными путем консенсуса.
Социал-демократы обвиняют ЕС в том, что он исключил из повестки дня некоторые вопросы, в частности, касающиеся социального обеспечения. Однако они согласны с теми авторами, которые считают, что Евросоюз в принципе в состоянии изменить деспотический и потенциально коррумпированный характер осуществления собственной власти. Благодаря со-
зданной системе сдержек и противовесов ЕС может преодолеть неблагоприятные тенденции, существующие в национальных системах, с помощью демократии, основанной на консенсусе, федерализме и ограниченной компетенции в фискальной области. И в настоящее время нет причин опасаться тоталитарного сверхгосударства. Но, по мнению социал-демократических авторов, «демократия предусматривает не столько противодействие злоупотреблению государственной властью, сколько гарантию удовлетворения нужд и требований избирателей. Таким образом, институты, предотвращающие тиранию, в то же время мешают эффективному процессу принятия решений и тем самым создают дефицит демократической легитимации «на выходе» (14, с. 5). Деятельность ЕС зависит от широкого соглашения между Комиссией, Парламентом и национальными правительствами. А эффективность ее часто ставится под вопрос в связи с конфликтом интересов между государствами-членами.
Для социал-демократической школы и примыкающих к ней авторов, близких к европейским Зеленым, характерен скептический подход к образу демократии в ЕС, особенно по сравнению с демократией, благами которой пользуются граждане суверенных государств. М. Кёних-Арчибуги, научный сотрудник Лондонской школы экономики и политической науки, полагает, что «перспективы демократизации в ЕС кажутся особенно проблематичными потому, что именно те главные акторы, для которых она представляет угрозу, уполномочены определять темпы и форму институциональных изменений Союза, и это правительства государств-членов» (10). Работа М. Кёних-Арчибуги посвящена изучению «дефицита демократии» в области внешней политики. Он приводит высказывание 30-летней давности, принадлежащее известному немецкому политологу К. Кайзеру, который заметил, что «выведение процесса принятия решений за национальные границы и растущая интернационализация проблем, ранее носивших внутренний характер, по своей природе не укладываются в традиционные рамки демократического контроля» (цит. по: 10). Тогда же К. Кайзер отмечал, что согласованное проведение политики в международных институтах позволяет национальным правительствам в некоторой степени избежать парламентского контроля. Сейчас европейские институты все в большей степени осуществляют функции по проведению внешней
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
политики, при этом сокращение контроля на уровне национального парламента не компенсируется демократическим контролем на европейском уровне.
М. Кёних-Арчибуги согласен с этим диагнозом, но он добавляет следующий тезис: «демократический дефицит» является скорее не побочным продуктом передачи власти наднациональным институтам, а одной из целей этой передачи. Правительства объединяют свои властные полномочия для того, чтобы ослабить внутренние политические ограничения. Эти положения особенно популярны сейчас в сфере международных отношений и получили название концепции «скрытого делегирования» (collusive delegation). Первым выдвинул гипотезу о «скрытом делегировании» А. Мо-равчик. Другим разработчиком этой темы является К. Вольф, который утверждает, что государства априори заинтересованы в расширении своей автономии по отношению к обществу (цит. по: 10). Если раньше государства помогали друг другу, сохраняя угрожающую внешнюю среду, сейчас они пытаются достигнуть того же, заключая международные соглашения. И раньше, и сейчас межгосударственное сотрудничество направлено, по словам К. Вольфа, против обществ.
В качестве примера «скрытого делегирования» М. Кёних-Арчибуги приводит историю, связанную с Европейским валютным союзом, рассказанную в книге К. Дайсона и К. Фезерстоуна. Они пишут, что «технократическая элита исполнительной власти сочла, что валютная интеграция может явиться средством проведения валютных и финансовых реформ, которые иначе были бы невозможны из-за внутренней оппозиции» (цит. по: 10, с.65).
Либеральные технократы использовали мощную поддержку европейской интеграции со стороны итальянской общественности и политического класса, с тем чтобы увеличить свое влияние перед лицом оппонентов из лагеря «государственников» и протекционистов. Маастрихтские переговоры проводились группой чиновников из Итальянского центрального банка и ключевых министерств, которые пытались «связать Италию внешними узами и обязательствами для обеспечения проведения внутренних реформ главным образом либерального характера» (там же). М. Кёних-Арчибуги приводит слова Г. Карли, министра финансов Италии, который
открыто признал логику «скрытого делегирования»: «Наша повестка дня за столом Межправительственной конференции по проблемам Европейского валютного союза представляла собой альтернативное решение проблем, которые мы не могли решить, используя обычные каналы в правительстве и парламенте» (там же).
В целом социал-демократическая позиция заключается в убеждении, что само создание ЕС было подчинено процессу «скрытого делегирования» и что «дефицит демократии», испытываемый его гражданами, был вписан в его архитектуру, а не являлся неудачным побочным продуктом соглашений, и это хорошо осознают политические лидеры и чиновники. Социал-демократы считают естественным для политического класса накапливать максимальную власть и рассматривать демократизацию как процесс, противоречащий высокой цели достижения политической эффективности. Что касается ЕС, то, по мнению авторов социал-демократической ориентации, тенденция к ограничению демократического процесса вовлечения народа в политику была значительным образом усилена растущим стремлением политических лидеров превратить Евросоюз в главного регионального игрока в формирующейся неолиберальной глобальной экономике (или экономике свободного рынка), не связывая себя с мировым демократическим общественным мнением. Подавляющее большинство экспертов сходятся во мнении, что создание таких международных институтов, как Всемирный банк, МВФ и ВТО, явилось значительной ступенью эволюции неолиберальной глобальной экономики. И хотя цель создания этих институтов была благой, именно через них американская доктрина свободного рынка постепенно институционализировалась и распространялась в мире. Социал-демократы считают, что в интегрированной глобальной экономике свободного рынка «правила в большинстве случаев диктуются более богатыми странами, и международным корпорациям предоставлено место для маневра на мировой сцене, свободной от какой-либо значимой формы международного управления и регулирования» (4, с.5). С 1986 г. Европейское сообщество формировалось, отвечая на императивы неолиберальной глобализации.
Д. де Бурка на трех примерах показывает проявление «демократического дефицита» в ЕС. Первый пример касается роли Европейского цент-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
рального банка. Приоритет деятельности банка - это поддержание стабильности цен на европейском рынке, что является одним из основных пунктов в неолиберальной экономической повестке дня. Мандат ЕЦБ на проведение антиинфляционной политики не оставляет места для вопросов, касающихся экономического роста и занятости, несмотря на то что они должны быть самыми важными проблемами государств-членов и их правительств. В целом приверженность неолиберальной экономической модели подтверждается в Европейской конституции, и независимо от политической ориентации правительства, выбранного гражданами какого-либо государства-члена, это правительство будет вынуждено подчиняться этим неолиберальным предписаниям. Таким образом, сужается поле для политического выбора, поскольку правительства завязаны на определенную экономическую повестку дня. Что касается Европейской комиссии, члены которой не избираются, а назначаются правительствами государств-членов, то ей в результате заключения целого ряда договоров удалось существенно расширить свою компетенцию. А переговоры в Ницце позволили принять определенные решения в таких чувствительных для государств-членов областях, как здравоохранение, образование и культура, которые в значительной мере вывели эти сферы из-под защиты национального вето, которым располагают государства-члены в рамках Совета министров. Сейчас открыта дорога к коммерциализации этих областей.
Социал-демократы опираются на работы Б. ван Апелдорна, который прослеживает исторический путь европейского регионализма и высказывает предположение, что «европейский проект» изначально был основан на неомеркантилистском видении сильного европейского внутреннего рынка и предназначен быть средством завоевания мирового рынка и в то же время защитой от внешней конкуренции (см.: 1;2). Б. Ван Апелдорн полагает, что социал-демократы «рассматривают объединенную Европу как возможность защиты «европейской модели общества» и ее традиций смешанной экономики и высокого уровня социальной защищенности от потенциально деструктивных сил глобализации и неолиберализма» (1, с. 76). Однако очевидно, что замысел не удался, поскольку, хотя внутренние барьеры были разрушены, не были возведены внешние барьеры, и внутренний рынок создал равные возможности как для европейских, так
и для американских и японских фирм. Однако невозможно отрицать, что сильные социал-демократические традиции многих европейских стран оказали большое влияние в плане проведения прогрессивной социальной политики, а также политики в области занятости и защиты окружающей среды в рамках Европейского союза. Тем не менее, признавая эти положительные стороны, нельзя не заметить, что в политической и экономической динамике Евросоюза произошел значительный сдвиг и что несколько идеализированная социальная модель ЕС постепенно размывается. Оппозиция по этому вопросу не формируется по двум причинам. Во-первых, в соответствии с европейским конституционным компромиссом вопросы социальной направленности относятся к ведению национальных правительств. Во-вторых, отдельные индивиды и группы слабо осознают свои интересы.
Одним из наиболее известных критиков социал-демократического подхода является Э. Моравчик, которого я бы отнесла к неолиберальной школе в исследованиях демократии. В двух своих работах он дает развернутую критику социал-демократического подхода к проблеме «дефицита демократии» в ЕС. В частности, он не согласен с тезисом социал-демократов о снижении уровня европейской социальной политики (13, с. 357). Э.Мо-равчик уверен, напротив, в стабильности этого уровня. Он признает, что национальные системы социального обеспечения более не продвигаются в сторону большего перераспределения. Но, по его мнению, они и не свертываются. Э. Моравчик полагает, что неблагоприятное воздействие глобализации на главные сферы социальных расходов в Европе преувеличено. Он считает, что факторы, влияющие на социальные расходы, - внутреннего происхождения. Это, прежде всего, движение в сторону постиндустриального общества, незначительный рост эффективности производства, спрос на неквалифицированную рабочую силу, растущая стоимость здравоохранения, пенсионного обеспечения, обеспечения занятости - факторы, усиленные неблагоприятными демографическими тенденциями. Э. Моравчик уверен, что перед лицом этих структурных изменений невозможно сохранить ныне существующие индивидуальные права в социальной сфере (12, с. 618). По его мнению, в данном контексте неолиберальный уклон, если он и существует, частично может быть оправдан наличием
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
современного ракурса национальной политики. Но в целом можно согласиться с замечанием Д. Трубека и Дж. Мошера, которое мы находим в их работе «Новое управление, политика занятости в ЕС и европейская социальная модель»: «Воскрешение неолиберальной риторики вместе с призывами к сворачиванию программ государства всеобщего благосостояния и созданию более «гибкого» рынка труда отражали борьбу за власть, которая ведется как на национальном уровне, так и на уровне ЕС» (18, с. 8).
Ряд ученых (например, Д. Трумэн, Р. Даль, В. Шмидт) вносят дополнение в классическую формулировку «правление народа, осуществляемое народом и для народа». Они предлагают дополнить ее формулой вместе с народом (government with the people). Своими корнями эта теория демократической легитимации правления восходит к Дж. Мэдисону, который впервые описал плюралистический метод осуществления политики посредством достижения баланса интересов. Этот метод позволяет защитить интересы меньшинств, не имеющих большинства голосов, путем включения механизма консультативной демократии. «В ЕС правление с народом (with the people), осуществляемое с помощью консультаций, осознанно поощрялось как способ восполнения недостатков правления народом или народа (governance by or of the people) посредством гражданского участия и представительства» (16).
Ж. Майоне уверен, что «чисто мажоритарная модель демократии, в соответствии с которой парламент, избираемый прямым голосованием, считается единственным или, по меньшей мере, главным обладателем легитимности демократии в ЕС, не в полной мере соответствует федеративной системе, чьи компоненты автономны благодаря институциональному устройству - вертикальному или горизонтальному разделению властей, сдержкам и противовесам, усиленному представительству малых образований, подпадающих под юрисдикцию ЕС, судебному контролю - и предназначены для того, чтобы предотвратить подавление меньшинства большинством. Такие немажоритарные институты так же важны, как и законодательный орган, не только в системе федеративного типа, но и в плюралистических обществах» (цит. по: 20). Плюралистические общества имеют резкие разграничения по религиозным, идеологическим, лингвистическим, культурным, этническим и расовым линиям и распадаются на
«подобщества» со своими собственными политическими партиями, группами интересов и средствами коммуникаций. Образцом плюралистического общества является ЕС, который нуждается в системе сглаживания резких противоречий и защите меньшинств с помощью немажоритарного механизма.
Но эта «плюралистическая» теория также может быть подвергнута критике с точки зрения демократической легитимности. Она может быть использована не в целях удовлетворения чаяний и обеспечения благосостояния избирателей, а для обслуживания определенных интересов. Кроме того, сама по себе сложность любой подобной системы консультаций может привести к непрозрачности в отношении того, кто отвечает за принятие решений и кто извлекает из них выгоду. Для ЕС это большая проблема в связи с тем, что в его рамках не проводится всеобщего голосования по поводу определения параметров этих консультаций. Плюралистическая концепция демократии делает акцент на прямой подотчетности принимающих решения и их зависимости от стимулирующего воздействия и санкций электората. «Система признается легитимной в той степени, в которой она может обеспечить активным индивидуумам значительные и равные возможности по воздействию на результаты политики» (13, с. 340). Признавая это, Р. Даль сомневается, что граждане различных стран, являющихся членами международных организаций, когда-либо смогут достигнуть того уровня влияния и контроля над принятием решений, который они имеют в своих странах. Какой существует выход? Частичным решением проблемы может стать деятельность Комиссии по мобилизации граждан и даже создание низовых массовых групп интересов (например, женщин или потребителей) на уровне ЕС для того, чтобы создать противовес более влиятельным и уже имеющим место бизнес-группам. Наряду с этим, конечно, нужно увеличивать прозрачность деятельности Евросоюза.
Впрочем, с этими положениями не соглашаются ряд авторов, и прежде всего Э. Моравчик и Т. Цвайфель, которые критикуют плюралистов с неолиберальных позиций. Проблему изоляции ЕС от механизмов обеспечения демократической отчетности они считают сильно преувеличенной. Эти авторы не согласны с тезисом о слабости Европейского парламента. Признавая низкий уровень участия граждан в выборах ЕП, Т. Цвайфель, про-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
фессор Колумбийского и Нью-Йоркского университетов, уверен, что европейцы считают Европарламент значимым органом. Он пишет, что уровень участия ниже 60% от общего числа избирателей является типичным при проведении национальных выборов в большинстве государств-членов (20). Т. Цвайфель полагает, что с 1986 г Европарламент постепенно становится все более влиятельным органом. Э. Моравчик, в свою очередь, утверждает, что «вот уже более десяти лет Европарламент постепенно берет на себя функции в рамках законодательного процесса по определению повестки дня для работы Совета, ранее принадлежавшие Комиссии» (12, с.612). Европарламент, напоминает он, выбирается прямым голосованием в государствах-членах с соблюдением пропорционального представительства и часто действует независимо от правящих партий. Наиболее важным фактором косвенной демократической подотчетности является то, что правительства государств-членов выбраны демократическим путем и именно их дипломатические представители доминируют в территориальной и межправительственной структурах ЕС. В Европейском совете, который укрепляет свои позиции как главнейший институт ЕС, выбранные представители обладают властью, полученной прямым демократическим путем. Члены Совета министров связаны в своей деятельности инструкциями, поступающими от исполнительных органов власти в той же мере, как и внутри своей страны. Вопреки мнению плюралистов Э. Моравчик и Т. Цвайфель полагают, что широкое представительство, существующее в ЕС, способствует увеличению прозрачности процесса проведения политики. Чиновники, по их мнению, работают под неослабевающим контролем общественности. В своей последней книге Т. Цвайфель пытается доказать, что процессы управления в ЕС так же открыты для участия гражданского общества и так же связаны необходимостью обоснования при принятии решений, как и относительно открытые системы Швейцарии и Соединенных Штатов (см.: 20).
Плюралисты указывают на слишком большую зависимость ЕС от деятельности автономных технократов из Еврокомиссии или судей Конституционного суда. Чиновники пользуются наибольшей автономией в определенных областях, а именно связанных с работой Центрального банка, вынесением решений по конституциональным делам, уголовным и гражданским пресле-
дованием, техническим администрированием и дипломатией в экономической сфере. Однако, как считает Э. Моравчик, это именно те области, где многие развитые демократии, включая большинство стран - членов ЕС, сами функционируют в условиях отсутствия прямой политической конкуренции (12, с. 613). Впечатление о недемократичной природе Союза складывается, по его мнению, прежде всего именно в результате этого. Такое положение Э. Моравчик оправдывает тремя обстоятельствами. Во-первых, нужно работать с особой эффективностью и профессионализмом в тех областях, где большинство граждан недостаточно компетентны или нет возможности для их активного участия. Во-вторых, существует необходимость непредвзятого обеспечения торжества справедливости и наделения равными правами индивидуумов и групп меньшинств. В-третьих, надо гарантировать для большинства справедливое представительство. Речь идет о случаях, когда могущественные группы меньшинств, связанные особыми интересами, противостоят интересам большинства. Таким образом, неолибералы Э. Моравчик и Т. Цвайфель настаивают на том, что в условиях современной политической жизни растущая изоляция и автономия в вышеозначенных областях легитимна и приемлема.
Еще одно направление критического анализа легитимности ЕС связано с либертаристской теорией. Либертаристская модель демократии рассматривает демократический политический порядок как средство защиты индивидуальных свобод от потенциально деспотичной, коррумпированной и тираничной власти современного государства. Для либертаристов характерно убеждение в том, что запрет на определенные действия, например пытки, геноцид, лишение свободы без надлежащих юридических процедур, должен быть навязан силой, даже если подобные действия одобрены легитимным демократическим большинством и не угрожают стабильности политической системы. Либертаристы говорят о принуждении к этому даже вопреки интересам большинства (13, с. 339). Важнейшие принципы либертаризма - ответственность (опора на собственные силы), слабая солидарность с неимущими, а также гражданская активность (в том числе по созданию добровольных ассоциаций). В целом этические ценности либертаристского общества диктуют необходимость минимального регулирования и всеобъемлющего рынка.
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
Каковы взгляды либертаристов в отношении ЕС? Они рассматривают его как сверхгосударство со столицей в Брюсселе. Основания для такой позиции, конечно, существуют. Опасения внушают технократическая природа осуществления руководства, огромная роль невыборных чиновников, географическая и культурная отдаленность руководства от «простых европейцев». Но в целом угроза превращения ЕС в сверхгосударство нереальна. Система Евросоюза предусматривает значительные финансовые, административные, юридические и процедурные ограничения при выработке политики, которые содержатся в договорах и законодательных положениях, имеющих силу конституционного закона. Некоторые ученые вообще считают, что ЕС представляет собой исключительно слабую и зависимую структуру (5, с. 7). У него исключительно низкая налоговая база - 2-3% от национальных бюджетов. Финансовые расходы только в минимальной степени дискреционны, поскольку их параметры жестко контролируются национальными правительствами путем многократных единогласных голосований. Расходы остаются тесно связанными с насущными приоритетами, а именно аграрной политикой и деятельностью структурных фондов. Принимать законы в ЕС труднее, чем принять поправку к Конституции США. Институты Союза, по мнению некоторых авторов, находятся под прямым и косвенным демократическим контролем, ограничения демократической отчетности зачастую бывают оправданы с нормативной точки зрения. В целом многочисленные институциональные ограничения делают невозможными действия, которые носили бы произвольный или автократический характер. Законодательная деятельность ЕС опирается на консенсус мнений различных групп на различных уровнях управления (13, с. 352).
Ранее мы рассматривали понятие «дефицита демократии» в ЕС как форму институционального феномена. Но существует еще одна сторона этого явления, которая концентрирует наше внимание на более глубоких причинах возникновения «дефицита демократии» в ЕС, а именно на социально-психологических и культурных факторах. И если институциональный аспект анализа проблемы «демократического дефицита» сосредоточивается на вопросе о том, кто управляет Европейским союзом и как это происходит, то социально-психологический ракурс позволяет исследовать вопрос, кем управляют.
Изучению культурного и социально-психологического аспектов интеграции посвящено много исследований. Мы осветим этот вопрос в сжатой форме. Культура стала центральной идеей при разработке целого ряда проблем международных отношений и приобрела особую актуальность в связи с мировыми процессами демократизации и интеграции2. В частности, стал изучаться вопрос о возможности установления демократического правления за пределами «региона» его происхождения - Запада. Обострились дебаты вокруг достоинств универсальной системы ценностей в противовес релятивистской (относительной) и по поводу роли культуры в определении и интерпретации этих систем. В последнее время становится ясно, что, несмотря на универсалистские претензии, связанные с расширением процессов глобализации и интеграции Европы, демократия привязана к определенной культурной почве, которую обычно называют «западной». Встает вопрос о том, каковы последствия такого культурно-релятивистского (ком-мунитарного) понимания демократии. Данный подход превалирует при оценке типов демократического правления, которые можно считать политическим проявлением, характерным для определенных культурных регионов, и понимания перспектив интеграции отдельных обществ в рамках единой демократической интеграционной системы.
Согласно космополитическим (универсалистским) идеям нормативной теории международных отношений, этические принципы пересекают национальные границы и обеспечивают моральные основы для глобального мирового порядка. Эти положения противоречат коммунитарной теории, согласно которой общечеловеческие стандарты существуют только в форме ценностей отдельных обществ3. Идеи коммунитаризма о культурной уникальности ценностей исключают возможность существования универсальных моральных норм. Аргументы можно свести к следующему. Разнообразие культур - величина постоянная, поскольку каждая культура -это уникальная целостность, части которой переплелись настолько, что каж-
2 В понятие «культура» мы включаем в данном случае и политическую культуру, и гражданские ценности.
3 Противоречия между теориями универсализма и коммунитаризма проанализированы в работах К.Брауна, А.Линклейтера, Я.Кларка.
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
дая из них может быть понята и изменена лишь во взаимодействии с другими частями и с общим культурным целым, так называемым «типом культуры». Этика, как часть культуры, не может изменяться в отрыве от жизни самого общества, к которому относится.
Необходимо заметить, что, являясь базой для коммунитарной (релятивистской) теории, данные тезисы часто используются и националистами, что дает возможность политикам в борьбе за власть обвинять сторонников данной теории в национализме.
В арсенале релятивистов есть еще одно положение, которое приобрело особую остроту в связи с расширением ЕС и возможным присоединением к нему Турции и в дальнейшем даже России. Это тезис о несопоставимости культурных систем. Изначально он применялся в отношении небольших обществ, затем был распространен на государства, а сейчас рамки еще расширились и приняли форму дихотомии «Запад - не-Запад» в смысле западной и незападной культур. Это положение особенно важно при рассмотрении проблем демократии в ЕС, которая считается западной и базируется на культуре западной (евроатлантической) цивилизации.
Изучение различий между цивилизациями и стало одной из отправных точек анализа различных политических культур, определяющих тип демократических обществ отдельных стран, претендующих на членство в ЕС. Самое известное исследование принадлежит С. Хантингтону (см.: 9). Он наметил границу, отделяющую культуру народов западнохристианской традиции от мусульманских и православных наций. Разграничение основано, прежде всего, на религиозных различиях. С. Хантингтон противопоставляет протестантскую и католическую культуры православной и мусульманской. Д. Фукс и Х.-Д. Клингеманн предложили дополнительные критерии (7, с. 28). Во-первых, это историческая принадлежность к Британской, Габсбургской, Российской и Оттоманской империям. Система правления каждой империи оказала влияние на фундаментальные ценности населяющих ее народов, например на степень авторитарности правления. Специфический вид империи, по мнению Д. Фукса и Х.-Д. Клин-геманна, - «советская империя», не имевшая религиозной основы. Ее воздействие на граждан выражалось в виде распространения авторитарной и эгалитарной идеологии. Еще один критерий - уровень социально-
экономической модернизации, выражающийся показателем валового внутреннего продукта в расчете на душу населения. Уровень экономического развития - одна из важнейших предпосылок стабильности демократии и развития демократических и либеральных ценностей. Это неоднократно доказывал в своих работах С.М. Липсет.
В целом Д. Фукс и Х.-Д. Клингеманн в результате своих исследований подтверждают вывод С. Хантингтона о том, что существует культурная разграничительная линия, отделяющая страны западнохристианской цивилизации (включая Центральную Европу) от православно-мусульманской цивилизации Восточной Европы. Однако они считают, что порог между ними не столь отчетливо выражен. Существуют системные различия в традициях, менталитете и культуре, которые привели к своеобразному расположению государств Европы вдоль «оси Запад-Восток» по мере постепенного ослабления демократических характеристик обществ. Притом Д. Фукс и Х.-Д. Клингеманн считают, что славянские страны - Россия, Украина, Белоруссия и Молдавия4 - являются исключением и не могут, по меньшей мере пока, считаться демократическими, что представляет контраст не только с западноевропейскими, но и восточноевропейскими обществами. Здесь важно отметить, что такой вывод сделан прежде всего на основе анализа политической культуры этих государств. Авторы приходят к мысли о том, что эти страны не смогут интегрироваться в ЕС.
С этими выводами перекликаются другие исследования, в которых также выражается мнение, что в Европе отсутствует общее чувство идентичности, принадлежности к европейскому гражданскому «демосу» (demos). А ведь его отсутствие и лежит в основе «дефицита демократии» в ЕС. Как считает Дж. Уайлер, в строгом понимании «в отсутствие демоса не может быть демократии или демократизации на уровне ЕС» (цит. по: 11). Этого же мнения придерживается, например, Д. Хрисочу, доцент университета г. Эксетер, директор афинского Института анализа в сфере обороны (3). Считается, что для формирования европейского демоса необходимы следующие условия: осознать себя коллективным гражданским организмом; разделять демократические ценности; быть в курсе транснационального
4 Авторы присоединяют к этой группе и Албанию.
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
процесса; стремиться к формированию демократическими средствами будущего плюрализма демоса. Д. Хрисочу полагает, что, хотя ЕС и пытался создать единое гражданское общество, общая гражданская идентичность еще не материализовалась. Главной отличительной чертой Европейского союза по-прежнему является его разнородность; для него характерно отсутствие консенсуса по вопросу о том, на какой ступени должен завершиться процесс интеграции. Убеждения варьируются от приверженности федералистским взглядам до различных типов государствоцентричной идеологии. Несмотря на то что Евросоюз достиг уровня интеграции, сопоставимой со многими федеральными структурами, он не стал федеративной системой. Д. Хрисочу уверен, что «современный процесс реформ в ЕС тормозит развитие гражданского демоса» (3). Автор полагает, что «существующая ныне институциональная структура способствует проведению прагматических реформ, носящих черты приспособления к ситуации, а не нацелена на преобразования фундаментального характера, направленные на превращение ассоциации суверенных государств в сообщество граждан, организованное демократическим образом» (3). Со своей стороны, Г Экерт и Я. Цилонка, имея в виду процесс расширения, утверждают, что, по мере того как Евросоюз «раздвигает свои географические и функциональные границы, растет угроза того, что пропасть между структурой исполнительной власти и различными «демосами» будет и далее углубляться» (6, с. 9). С. Хикс (8) предлагает ряд средств, которые могли бы способствовать созданию новой европейской идентичности, что поможет решить проблему отсутствия европейского демоса. Он является сторонником увеличения состязательности на выборах, которая основывалась бы на обсуждении не национальных, а европейских проблем. С. Хикс предлагает запустить два институциональных механизма, а именно общеевропейский референдум и прямые выборы президента Комиссии.
В целом нельзя не согласиться с Д. Хрисочу, который считает, что одной из важнейших целей ЕС должно быть постоянное выявление коллективной идентичности, которая подводит основу под более высокий уровень сознания, базирующегося на европейских, а не на национальных ценностях. И тут надо подчеркнуть очень важный аспект, а именно - речь должна идти не столько о создании единой культурной идентичности или общих цен-
ностей, сколько об осознании их как уже имеющихся. Здесь мы выходим на проблему расширения ЕС и наличия этой культурной идентичности и общих ценностей у новых и потенциальных членов. Причем весьма сложно, но необходимо поддерживать баланс между однородностью и разнообразием, что является центральной проблемой понятия «европейской культурной идентичности». Вопросы ценностей и культуры настолько чувствительны для населения, что вряд ли оно сможет смириться с деятельностью в этой сфере полудемократической технократии в условиях, когда механизм ее подотчетности не полностью урегулирован. И тогда ЕС, без сомнения, попадет под жесткую критику со стороны различных групп гражданского общества и людей, озвучивающих национальные интересы.
После расширения проблема «дефицита демократии» в ЕС еще более обострилась. В течение десятилетий процессы углубления и расширения ЕС происходили параллельно. Но начиная с 1992 г. процессы расширения происходили с опережающей скоростью. Расширение, безусловно, играет положительную роль в деле обеспечения стабильности и содействия процветанию Европы. Но стало заметно некоторое напряжение между необходимостью более глубокой интеграции в рамках Евросоюза и реализацией его геостратегического потенциала. ЕС стремится превратиться в силу, способную взять на себя широкие международные обязательства. Но сможет ли ЕС по-прежнему тратить 50% своего бюджета на сельскохозяйственную политику и еще 30% - на фонды регионального развития? Очевидно, должен произойти некоторый сдвиг от распределительной политики к расходам на геостратегические цели. Бюджет, вероятно, будет адаптирован к новым глобальным задачам: развитию военных возможностей, созданию системы защиты европейских границ и миграционной политике. Это будет означать, что страны, которые вступят в ЕС через 10 лет, окажутся уже в другом союзе, где принцип финансовой солидарности между странами-участницами уже не будет являться наиважнейшим. И скоро станет очевидно, что в результате процесса расширения будут ущемлены интересы больших социальных групп населения, т.е. обострится вопрос о социальной легитимности ЕС. В рамках Союза фермеры могут потерять свои привилегии, могут также проиграть работники тех отраслей промышленности, где Восточная Европа имеет конкурентные преимущества (сталелитейная, частично хими-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
ческая, текстильная и другие отрасли, производящие продукцию с низкой добавленной стоимостью). Когда на рынке ЕС будет задействована дешевая и относительно квалифицированная рабочая сила из Восточной Европы, могут потерять работу многие западноевропейцы.
В Восточной Европе возникнут свои проблемы. Быстрая реструктуризация экономики и процессы государственного строительства, сопровождающие расширение, будут играть на руку молодым, мобильным, образованным жителям больших городов. В проигрыше останутся немолодые и менее образованные люди, живущие в маленьких городах и на селе. В невыгодном положении окажутся занятые в дублирующих отраслях тяжелой промышленности или в огромном, но неконкурентоспособном сельскохозяйственном секторе. В целом будет усугубляться уже существующее социальное неравенство, появятся его новые виды, часто связанные с феноменом дублирующей экономики. Некоторые исследователи, например Г. Экерт и Я. Цилонка, считают, что «весь процесс расширения происходит в чисто элитарном и технократическом духе с незначительным участием широкой общественности» (6, с.6).
Скептицизм в отношении расширения часто связан с неполной информацией на эту тему. Этим объясняется тот факт, что во многих европейских странах общественное мнение проявляет меньше энтузиазма в отношении расширения, чем официальные лица этих государств. Г. Экерт и Я. Цилонка считают, что демократическая система ЕС была плохо подготовлена к расширению. В то же время страны-кандидаты принимали законодательство Союза второпях, и прежде чем буква и дух этих законов будут полностью соблюдаться в данных странах, пройдет много лет. Кроме того, расширение может породить чувство разочарования, если возникнет синдром «центр - периферия». Будет происходить борьба по поводу того, в чьих интересах произойдет перераспределение бюджетных средств ЕС. Богатые страны могут объединиться в подгруппу для продвижения своих интересов; ведь финансирование на реструктуризацию и сельскохозяйственный сектор вряд ли может быть осуществлено на том же уровне. Это, безусловно, негативно повлияет на восприятие легитимности ЕС.
В русле социал-демократической традиции рассматривается еще одна угроза, чреватая увеличением «дефицита демократии» ЕС в смысле соци-
альной легитимности, которая связана с переговорами по поводу вступления новых членов. Переговоры полностью контролируются государствами-членами, и зачастую их интересы соблюдаются за счет интересов стран-кандидатов. Условия ставятся в пакете, и число их множится под давлением заинтересованных государств. Ситуация усугубляется тем фактом, что страны-кандидаты последнего этапа расширения беднее, чем кандидаты предшествующих раундов. Существует соблазн превращения нынешних кандидатов во второсортных членов ЕС. Может быть нарушен принцип равных прав и обязанностей.
Но один и тот же факт переговоров по поводу вступления новых членов, с одной стороны, угрожает легитимности ЕС, а с другой стороны, способствует ее упрочению. Известно, что вступление в Евросоюз обставлено целым рядом требований, направленных на укрепление демократических институтов в странах-кандидатах. ЕС надеется таким образом поощрить укрепление в этих странах центристских демократических партий и в целом способствовать развитию и стабилизации демократических режимов, тем самым гарантировав подотчетность национальных правительств, что, в свою очередь, является одним из основных источников легитимности ЕС.
В связи с расширением появляется опасение, что этот процесс повлияет на эффективность ЕС. Сомнение в эффективности деятельности Евросоюза после расширения связано с опасностью блокирования его решений в результате более частого использования права вето. Это будет объясняться увеличением числа государств-членов. Но вопросов, требующих единогласия, не так уж много. Решение большей части проблем требует достижения компромиссов между противостоящими друг другу коалициями; при этом общее количество участников имеет значение, но не определяющее. Право малых стран блокировать единогласное голосование может несколько снизить эффективность и оперативность принятия решений, но в то же время это право может способствовать росту социальной легитимности ЕС. Это объясняется тем, что оно является более действенным средством для постоянного перераспределения ресурсов, чем любые реформы в области принятия решений. Некоторую угрозу будет представлять гетерогенность интересов, подрывающая согласованную работу партий внутри Европейского парламента, что может снизить эффективность законотворческой де-
--«Дефицит демократии» в ЕС: Основные
направления критического анализа проблемы
ятельности. Однако наличие в странах-членах однородных партий поможет смягчить идеологические разногласия.
Борьба различных научных течений вокруг вопроса «дефицита демократии» в ЕС приобретает особую остроту в связи с тем, что в процессе этой борьбы формируется магистральная идеологическая линия, организующая европейское пространство. Решается вопрос о том, будет ли ЕС в процессах усовершенствования своей деятельности и расширения следовать господствующим ныне в мировой политике, экономике и демократическом развитии неолиберальным принципам. Или объединяющаяся Европа найдет в себе духовные силы и материальные возможности для осуществления стратегической и практической деятельности с учетом других, альтернативных идей, в том числе учитывающих характерные для Европы социал-демократические традиции?
Список литературы
1. Apeldoorn B. van. The struggle over European order: Transnat. class agency in the making of «embedded neoliberalism» // Social forces in the making of the new Europe: The restructuring of Europ. social relations in the global economy / Ed. by Bieler A., Morton A. - L.: Palgrave , 2001.- R 70-89.
2. Apeldoorn B. van. Transnational capitalism and the struggle over European integration. - L.; N.Y: Routledge, 2002.
3. Chryssochoou D. Forms of European democracy and citizenship // www.sakkoulas.gr/ events/chrysochoou.pdf /.
4. Democracy and the European Union // www.irishdemocrat.co.uk/window-on-the-eu/ democracy-and-the-europe.../.print.htm /.
5. ECSA Forum: Democracy a. constitutionalism in the European Union // www. eucenters.org/DemocracyForum.htm /.
6. Ekert G., Zielonka J. Academic boundaries and path dependencies facing the EU's Eastward
enlargement // Eastern Europ. politics a. societies. -Berkley, 2002. - Vol. 16, N 3. - P. 1-11.
7. Fuchs D., Klingemann H.-D. Eastward enlargement of the European Union and the identity of Europe // West Europ. politics. - L., 2002. -Vol. 25, N 2. - P. 19 - 54.
8. Hix S. The political system of the European Union. - L.: Palgrave, 1999.
9. Huntington S. The clash of civilizations and the remaking of the world. - N.Y: Simon a. Schuster, 1996.
10. Koenig-Archibugi M. The democratic deficit of EU foreign and security policy // www.iai.it/ pdf.articles/archibugi.pdf/.
11. Laffan B. Democracy and the European Union // Developments in the Europ. Union / Ed. by Cram L., Dinan D., Nugent N. - N.Y: St. Martin's press, 1999.
12. Moravcsik A. In defence of the «democratic deficit»: Reassessing legitimacy in the Europ. Union // JCMS. - Oxford, 2002. - Vol. 40, N 4. - P. 603-624.
О.Н. Новикова _
1 3. Moravcsik A. Is there a «democratic deficit» in world politics? A framework for analysis // Government a. opposition. - Oxford, 2004. -Vol. 39, N 2. - P. 336-363.
14. Scharpf F. The European democratic deficit: Contested definitions or diverse domains? // EUSA rev. - Pittsburgh, 2004. - Vol. 17, N 1. - P. 4-5.
15. Scharpf F. Governing in Europe: Effective a. democratic? - Oxford: Oxford univ. press,1999.
16. Schmidt V. The European Union: Democratic legitimacy in a regional state? //www. people.bu.edu/vschmidt/regionalrevised.htm /.
17. Scott-Smith G. European citizenship, social cohesion and the network society: Problems
a. possibilities // www.isanet.org/noarchive/scott-smith.html /.
18. Trubek D., Mosher J. New governance, EU employment policy and the European social model // www.jeanmonnetprogram.org/papers/01/ 011501.rtf/.
19. Zweifel Th. Who is without sin cast the first stone: The EU's democratic deficit in comparison / / J. of Europ. public policy. - L., 2002. - Vol. 9, N 5. - P. 812-840.
20. Zweifel Th. Democratic deficit? // www. swissconsultinggroop.com/docs/ Democra-ticDeficit.pdf /.
