Шхагапсоев Заурби Лелович
доктор юридических наук, профессор, начальник Северо-Кавказского института повышения квалификации нальчикский (филиал) Краснодарского университета МВД России
(тел.: 88662968333)
Дефиниция социальной группы в перступлениях экстремиситкой направленности
Аннотация
В статье подвергается анализу понятие социальной группе в уголовном праве. Автор дает аргументированные, подкрепленные системным анализом практического и теоретического материала предложения по совершенствованию действующего законодательства.
Annotation
The article analyses the notion of of a social group in the criminal law. The au-thor gives reasoned substantiated by systemic analysis of practice and theoretical material proposals on improvement of current legislation.
Ключевые слова: социальная группа, экстремизм, социальная вражда и ненависть.
Key words: social group, extremism, social hostility and hatred.
написанию данной статьи
К меня побудила жаркая дискуссия, разгоревшаяся между участниками семинара-совещания, проводившегося 29 сентября на базе нашего вновь образованного института. Несмотря на то обстоятельство, что в его работе в основном принимали участие руководители Центров по противодействию экстремизму МВД-ГУВД СКФО -люди с достаточно большим опытом работы - я убедился, что их точки зрения по вопросу толкования некоторых терминов, используемых в статьях УК РФ, посвященных преступлениям экстремисткой направленности, далеки от единообразия.
Основная полемика развернулась вокруг признака "совершение преступления по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы".
Этот квалифицирующий признак был закреплен сравнительно недавно Федеральным законом от
24.07.2007 №211-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму" [1] в ряде норм УК РФ (п. "е" ч. 1 ст. 63, п. "л" ч. 2 ст. 105, п. "е"
ч. 2 ст. 111, п. "е" ч. 2 112, п. "б" ч. 2 ст. 115-116,
п. "з" ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119, ч. 1 ст. 136, ч. 4 ст. 150, п. "б" ч. 1 ст. 213, ч. 2 ст. 214, п. "б" ч. 2 ст. 244, ч. 1 ст. 282 и примечание 2 к ст. 282.1.).
Следует полностью поддержать точку зрения тех авторов, которые считают эту новеллу уголовного законодательства в полной мере обоснованной, поскольку совершение преступлений против человека только из-за его принадлежности к той или иной расовой, национальной или иной социальной группе, несомненно, является демонстрацией крайних взглядов и суждений, т.е. проявлением экстремизма.
По их мнению, ненависть или вражда придают специфику преступлениям, обусловливают мотивацию преступного поведения лица, определение которой позволяет выявить причины деяния, совершенного по мотиву политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотиву ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, в каждой конкретной ситуации [2].
Совершение преступлений по указанным мотивам опасно тем, что преступные намерения виновного распространяются на персонально не определенный круг лиц - посягательство на потерпевших обусловлено исключительно их принадлежностью к определенной политической, расовой, национальной, социальной, религиозной или иной группе. Такое преступление поражает
143
УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА два объекта: с одной стороны - закрепленное в Конституции РФ равноправие граждан (независимо от их национальной и расовой принадлежности, религиозных, политических, идеологических убеждений и т.п.), а с другой -иное охраняемое законом благо (честь и достоинство личности, здоровье и жизнь, собственность, а также другие права граждан: на труд, на свободу передвижения, на пенсионное обеспечение [3]).
Наше общество живет в новых условиях, постепенно формируясь в соци-альную базу правового государства. Возможно, этот процесс идет не столь быстро, как этого хотелось бы, но он все же идет. Неизбежным следствием трансформации социальных реалий является изменение правил общежития, в том числе и регулируемых нормами УК РФ: некоторые деяния утрачивают свой общественно опасный характер, другие, наоборот, криминализируются законодателем. И если вновь возникшие обстоятельства настоятельно потребовали дополнения перечня мотивов преступлений экстремистской направленности совершением последних в силу ненависти либо вражды в отношении какой-либо группы (этнической, идеологической, социальной и т.д.), задача законодателя - как можно более оперативно отреагировать на сложившуюся ситуацию путем введения в действующий уголовный закон соответствующего юридического признака.
Вместе с тем, такое нововведение вызвало серьезную озабоченность у ряда ученых, вплоть до обвинений с их стороны в политизации уголовного законодательства. Например, профессор В.В. Лунеев считает включение в Уголовный кодекс этого признака искусственной криминализацией социальной мотивации, обусловленной лишь политическими соображениями и коррупционным лоббизмом. Также, по мнению В.В. Лунеева, политизируются хулиганство, вандализм, повреждение памятников "в целях нагнетания обстановки якобы растущего в стране экстремизма (чего не было даже в сталинские времена)" [4].
Но если понятие расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды, как правило, не вызывает определенных трудностей (ибо понятие расы, национальности или религии давно уже устоялись), то понятия политических, идеологических мотивов, понятие социальных групп весьма проблемны, поскольку весьма широки и включают много составляющих [5].
К сожалению, законодатель не разъясняет, что следует понимать под социальной враждой или ненавистью, и это порождает массу вопросов, создающих вполне определенные трудности при
квалификации деяний подобного рода. Определение уголовно наказуемого деяния, относимого к "социальному экстремизму", проблематично уже по причине объемности самого предмета, так как к социальным признакам мы можем отнести и такие признаки, как национальность или религиозная принадлежность, которые уже упомянуты в диспозиции уголовно-правовых норм наравне с социальной ненавистью [6].
Сложилось такое положение вещей из-за ошибочного представления законотворцев, что категория социально-групповой принадлежности столь же привычна и понятна участникам правоотношений, как и категории нации, расы, религии, традиционно фигурировавшие в законодательстве о противодействии экстремизму. Как показывает
правоприменительная практика, казуистичность определения вражды или ненависти по отношению к социальной группе уже не вызывает сомнений [7].
Следует полностью поддержать точку зрения С.М. Олейникова, что самой лучшей гарантией защиты от чрезмерного использования репрессивных ресурсов уголовного права являются понятные всем, четко определенные и не допускающие двусмысленностей формулировки самого закона [8].
Этой позиции придерживаются и высшие органы судебной власти нашей страны: "Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом, поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями; неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произволу, а значит - к нарушению принципов равенства и верховенства закона" [9].
Однако, наряду со многими авторами [10], мы вынуждены констатировать, что столь необходимой для правоприменения определенности в анализируемом признаке, к сожалению, не имеется.
Затруднения в понимании сущности таких мотивов, как идеологическая, политическая, социальная ненависть или вражда, порождает вполне определенные трудности при квалификации деяния и еще большие трудности
- при доказывании преступления [11]. Например, расплывчатые границы дефиниции "социальная ненависть" обуславливают весьма широкий
спектр действий, которые можно отнести к преступлениям экстремистской направленности.
"...Даже самое распространенное преступление - кража, когда лицо совершает тайное хищение исходя из более высокого уровня доходов потерпевшего, может считаться экстремистским. Понятно, что данный "пример" образен и воспринимается как шутка, но, говоря всерьез, стоит отметить: законодатель так и не разъясняет, что понимать под социальной враждой, и это рождает массу вопросов. Следуя буквальному толкованию уголовного закона, получается, что уголовной репрессии должно подвергнуться лицо, совершившее преступление в отношении любого представителя другой социальной группы" [12].
Отсутствие толкования примененных терминов открывает дорогу к вольному пониманию правоприменителями положений уголовного закона и, в лучшем случае, к ошибкам на практике, а в худшем случае - к произволу. В силу чего выявленную проблему можно с полным основанием считать весьма актуальной и значимой для правоприменительной деятельности.
Проанализируем рассматриваемый термин. Под понятием "социальный" в большинстве энциклопедических словарей обычно понимается "общественный, относящийся к жизни людей и их отношениям в обществе" [13], в то время как под группой подразумевается "совокупность людей, объединенных общностью интересов, профессии, деятельности и т.п." [14].
В зарубежной социологии существует м но ж е ст в о р а з ны х оп редел ений по н я ти я "социальная группа". Наиболее корректное, на наш взгляд, из них дает автор теории социального напряжения Р. Мертон: "...совокупность людей, которые определенным образом взаимодействуют, осознают свою принадлежность к группе и считаются ее членами с точки зрения других людей" [15].
Приведенное определение, как верно замечает А.А. Цыбелов, содержит оба необходимых элемента: объективный (реальное
взаимодействие людей) и субъективный (самоидентификация индивида как члена определенной группы, а также такое его восприятие другими людьми) [16].
В отечественной социологии также существуют различные мнения о толковании понятия социальной группы: "это объединение более двух лиц, связанных общением (системой отношений) и общей целью, ориентированных на общие ценности и обособленных... от иных социальных общностей, в первую очередь от иных
социальных групп" [17], "совокупность людей, имеющих общий социальный признак и выполняющих общественно необходимую функцию в структуре общественного разделения труда и деятельности" [18].
Относительно определения границ социальной группы также нет единства мнений. Одни ученые считают, что "понятие социальной группы является родовым по отношению к понятиям "класс", "социальный слой", "коллектив", "нация", а также по отношению к понятиям этнической, территориальной, религиозной и других общностей" [19]. Такую позицию считаем неприемлемой, т.к. если следовать этой логике рассуждений, то количество социальных групп на всей планете можно будет буквально пересчитать по пальцам.
Другие исследователи, чью точку зрения разделить также не считаем возможным, определяют рамки социальной группы не менее расплывчато, включая в их границы условные и стихийные группы, к которым относятся и такие виды социальных общностей, как толпа, публика, аудитория [20]. Скептическое наше отношение к возможности признания подобных общностей социальными группами объясняется хотя бы тем, что данные виды отличаются стихийным, случайным характером возникновения, коротким периодом существования и зачастую размытостью границ [21].
Скорее мы склонны согласиться с мнением тех, кто полагают, что социальные группы "отличаются от общностей, в основе которых лежат разного рода биологические, биосоциальные, географические признаки и свойства индивидов
- расовые, половые, возрастные, национальные, этнические, территориальные" [22].
Вопрос о выделении разновидностей социальных групп представляется не менее полемичным, чем толкование этого термина. Целью любой классификации является выделение отличительных черт какого-либо явления по общему основанию, т.е. по единому критерию [23].
Для начала выясним, что думает по этому поводу народ. Социологический опрос населения, проведенный ВЦИОМ [24] 6 марта 2010 г. по вопросу "Какие различия между группами и слоями Вам кажутся значимыми, а какие нет?", дал следующие результаты по восьми категориям:
145
Критер ии социальной диффер енциации Весьма Умеренно Мало Затруднились
по доходам (богатые, средний класс, бедны е)[ 1] 72 17 7 4
социально-классовые (рабочий класс, интеллигенция, бизнесмены и т.д.)[2] 43 32 19 6
ПОКОЛЕНЧЕСКИЕ (молодежь, средний возраст, пожилые)[3] 38 36 20 6
ПОСЕЛЕНЧЕСКИЕ (жители столиц,
больших, средних и малых городов, сел)[4] 28 33 32 6
НАЦИОНАЛЬНЫЕ (русские, другие национальности)[5] 24 37 32 7
региональн ы е (центр, дальний в осток, сибирь и т.д.)[6] 22 32 37 9
религиозно-конфессиональные
(православные, мусульмане, католики и 18 33 40 9
т.д.)[7]
идейные и партийные (левые, правые, коммунисты, демократы и т.д.)[8] 12 31 45 12
Как видим, значимыми критериями для выделения социальных групп население склонно считать уровень материального благосостояния (72 %), классовую принадлежность (43 %), возраст (38 %), место проживания (28 %) и национальность (24 %) [33]. Полагаем, что если ВЦИОМ добавил бы в этот перечень профессиональную принадлежность, вид занятий, то этот критерий также получил бы немалое количество предпочтений.
К слову сказать, мне непонятна позиция некоторых авторов, считающих встречающееся в научной литературе и в правоприменительной практике позиционирование представителей какой-либо профессии (в том числе находящихся на государственной службе) в качестве относящихся к отдельной социальной группе, проявлением "опасной тенденции в толковании этого признака" [34].
Разве печальные события, имевшие место в нашей Кабардино-Балкарии, когда вооруженные молодчики неоднократно разъезжали по городу и расстреливали на автобусных остановках и в других местах сотрудников правоохранительных органов (в том числе и женщин) только потому, что им главарями была поставлена задача убивать любого человека в форме, не являются лучшим доказательством того, что профессиональная принадлежность непременно должна приниматься во внимание в качестве одного из критериев отнесения к социальной группе? Подавляющее большинство из потерпевших эти преступники видели впервые в жизни и, следовательно, не имели ни малейшего представления об их национальной принадлежности, политических пристрастиях, религиозных убеждениях и т.п. "Критерием отстрела" в их глазах выступала лишь профессия жертв.
Если же обратиться к научным источникам, то, соглашаясь с мнением В.П. Кашепова, приемлемой считаем классификацию,
выделяющую большие и малые социальные группы. Малая социальная группа определяется как малочисленная по составу общность, члены которой объединены общей деятельностью, интересами, целями и находятся в непосредственном устойчивом общении друг с другом. При этом подчеркивается, что видовым признаком малой группы является не количество ее членов, а "непосредственный устойчивый личный контакт" между всеми членами группы.
К большим социальным группам "относятся устойчивые совокупности значительного количества людей, действующих совместно в социально значимых ситуациях и функционирующих в масштабах общества (страны) в целом... Принадлежность индивидов к данной социальной группе устанавливается на основе определенной совокупности социально значимых признаков - классовая принадлежность, содержание и характер совместной деятельности, социальный статус, национальность, пол, возраст, образование и др." [35].
Хотим лишь добавить, что для правоприменительной деятельности может также представлять интерес классификация социальных групп на формальные и не формальные.
Формальная группа (официальная) - это группа, обладающая определённым правовым статусом. Формальная группа создается для решения определенного круга задач, достижения специальных целей, которые, как правило, предписаны группе извне. Она имеет определенную нормативно закрепленную структуру, руководство, права и обязанности ее членов, деятельность которых регулируется специальными правилами и распоряжениями. Примером формальной группы является производственный коллектив, студенческая группа и т.д. В формальных группах могут возникнуть группы с неформальными отношениями, объединяющие друзей и единомышленников.
Неформальная группа основана на добровольном объединении и возникает на основе общности интересов, дружбы или взаимных симпатий. В неформальной группе за каждым ее участником нет строго закрепленной роли, социальной позиции, с присущими ей правами и обязанностями. Такой группе свойственны дружеские, доверительные отношения, не основанная на формальной системе санкций, готовность к содействию и взаимопомощи. Чем меньше деятельность группы регламентирована нормами, санкционированными государством, тем больше она тяготеет к неформальной [36].
Диапазон неформальных групп огромен: от
кружка друзей, любителей искусства, обществ милосердия, защитников природы и культуры [37] до, например, движения футбольных фанатов, нередко приобретающего транснациональный характер.
Таким образом, социальная группа - это не просто совокупность людей, объединенных по различным формальным или неформальным признакам, а групповая социальная позиция, которую занимают эти люди.
Но в любом случае социальной нельзя будет считать криминальную группу лиц, поскольку она асоциальна по своей природе - эти люди противопоставляют себя обществу, поскольку намеренно нарушают установленные в нем законы. Вместе с тем, ряд авторов придерживаются другого мнения: "жаргонизмы - слова из лексики определенных социальных групп (воров, наркоманов, нищих), отличающиеся от общеупотребимых слов и выражений" [38], "преступная группа как малая социальная группа имеет количественные и качественные характеристики" [39].
Следует согласиться с мнением М.А. Осадчего, что понятие "социальная группа" является родовым для всех видов преступлений, совершаемых по экстремистским мотивам [40].
Вместе с тем, считаем, что дефиниция социальной группы в уголовном праве имеет более узкие рамки, чем в социологии или других сферах юриспруденции. Объясняется это тем, что в перечне побудительных мотивов преступлений экстремистской направленности значатся, наряду с социальной, политическая, идеологическая, расовая, национальная или религиозная ненависть или вражда. Следовательно, если посягательство в отношении группы лиц происходит в силу, например, острой политической или религиозной нетерпимости, то признак "совершение преступления по мотивам вражды или ненависти в отношении социальной группы" вменить уже не представляется возможным. Подтверждением тому является, на наш взгляд, позиция Верховного Суда РФ, недвусмысленно изложенная в абз. 2 п. 3 постановления от 28 июня 2011 г.: "Квалификация преступлений против жизни и здоровья, совершенных по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. исключает возможность одновременной квалификации содеянного по другим пунктам., предусматривающим иной мотив или цель преступления (например, из хулиганских побуждений)" [41].
В силу сказанного, вряд ли можно поддержать точку зрения Т.В. Долголенко: "Закон позволяет говорить о различных социальных группах, существующих на основе политических взглядов, идеологии, принадлежности к одной нации, одной религии или какой-либо иной социальной группе"[42]. Когда подобное утверждение исходит от, допустим, социолога или юриста-цивилиста, его еще можно принимать во внимание, но от юриста-криминалиста - нет.
Ненависть или вражду по отношению к какой-либо социальной группе можно определить как обусловленные определенными потребностями внутренние побуждения личности, выражающие стремление виновного показать свое крайне нетерпимое отношение к человеку по причине его определенного социального положения в обществе.
Это крайнее проявление нетерпимости относится не только, допустим, к представителям бизнеса, интеллигенции, сельского населения и иных больших социальных групп, но и к отдельному трудовому коллективу, семье и даже компании приятелей [43].
Такая ненависть или вражда специфичны своей демонстративностью, отвлеченностью от личных качеств конкретного адресата, персоны, стремлением видеть в нем действительные или приписываемые всей группе недостатки, ничтожностью или отсутствием непосредственного повода к этому конфликту.
И совершенно правы отдельные авторы, утверждающие: "Сущность экстремистского мотива - это не выпячивание собственного я по отношению к персонифицированному потерпевшему (потерпевшим) либо вообще ко всем. Фундаментальное основание такого мотива состоит в противопоставлении "я (мы) - они". Такое противопоставление - не просто констатация существующего факта различия в национальной, расовой, этнической, религиозной принадлежности. Оно динамично, и его динамика сводится к стремлению ущемить законные права и интересы "их" именно потому, что "они" отличны от "меня (нас)". А вот степень желаемого ущемления прав и интересов "других" объективно может варьироваться: от словесного унижения до физического уничтожения" [44].
Досадно, правда, что авторы, демонстрировавшие поначалу столь ясное понимание проблемы, в конце своей статьи допускают отступление от занятой вначале позиции: "Отсутствие приемлемых правовых признаков какой-либо социальной группы по существу размывает границы уголовной репрессии: при желании хулиганом-экстремистом
147
УГОЛОВНАЯ ПОЛИТИКА: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА можно считать любого человека, выразившего в грубой, циничной форме несогласие с поведением или образом жизни представителя (представителей) какой-нибудь общности, не запрещенной законом. И результат этого плачевен: ставится под угрозу само
существование свободы выражения мнения" [45].
Непонятно, о какой гарантированной законом свободе слова может идти речь, если она находит свое проявление в грубых, циничных (а значит -унижающих честь и достоинство!) действиях? Может ли такое поведение "несогласного" считаться находящимся в рамках правомерного?
Полагаем, ответ очевиден. Наиболее обстоятельно свою точку зрения по данному вопросу выразил В.П. Кашепов: "Оскорбление, т.е. унижение чести и достоинства гражданина, по любым основаниям наказуемо, только если оно выражено в неприличной форме, что предусмотрено ст. 130 УК РФ. Но если гражданин оскорблен (независимо от формы) как представитель определенной национальности и тем самым унижено достоинство всех членов этой этнической группы, то подобное действие является выражением национальной неприязни и возбуждения вражды, что подлежит квалификации по ст. 282 УК РФ" [46].
Завершая наше исследование проблемы дефиниции социальной группы, считаем необходимым дополнить положения отдельных нормативных актов, регулирующих вопросы противодействия преступлениям экстремистской направленности.
Вместе с тем, не считаем обоснованным принять предложение Ю.В. Николаевой о закреплении в самостоятельной статье Уголовного кодекса РФ социальной группы в качестве потерпевшего [47].
Для начала стоит отметить, что закрепление данной дефиниции - прерогатива не уголовного, а уголовно-процессуального законодательства, поскольку речь идет об участнике процесса (ст. 42 УПК РФ). Кроме того, любой участник производства по уголовным делам - фигура персонифицированная. Даже в случае признания потерпевшим юридического лица участвовать в процессуальных действиях будет представитель от него, но не весь коллектив. Да и юридическое лицо все равно имеет конкретные реквизиты, позволяющие его идентифицировать. У социальной группы подобных реквизитов, разумеется, нет.
Более удачным выходом нам видится, наряду с некоторыми авторами [48], дополнение вышеупомянутого постановления Пленума Верховного Суда РФ "О судебной практике по
уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности" некоторыми разъяснениями.
Предлагаем дополнить его п. 3 абзацем четвертым следующего содержания: "Под социальной ненавистью или враждой следует понимать острое неприятие личности в силу каких-либо ее общественных признаков, как-то: социальный статус, профессия, уровень образования, происхождение, уровень доходов и т.п. Квалификация преступления, совершенного по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды исключает возможность одновременной квалификации содеянного по признаку совершения данного преступления по мотивам вражды или ненависти в отношении какой-либо социальной группы".
1. Федеральный закон от 24.07.2007 № 211-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму"// Российская газета. № 165 от
01.08.2007 г.
2. Костылева Г.В., Данилова С.И., Муженская Н.Е. Особенности производства дознания по уголовным делам о причинении легкого вреда здоровью и побоях (Подготовлен для системы Консультант-Плюс, 2008).
3. Ростокинский А.В. О сходной сущности и различиях квалификации хулиганства и экстремизма // Российский следователь. 2007. № 7. С. 17.
4.Десять лет Уголовному кодексу Российской Федерации: достоинства и недостатки (научно-практическая конференция) // Государство и право. 2006. № 9. С. 108.
5.Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник. Изд. 2-е, исправл. и дополн. / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай,
А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М.: Контракт, 2009. С. 60.
6.Сысоев А.М. Преступления экстремистской направленности: история и современность // Российский следователь.
2008. № 9. С. 36.
7.Сысоев А.М. О сущности "экстремистских" мотивов в отечественном уголовном законодательстве // История государства и права.
2009. № 1. С. 15.
8.Оленников С.М. Пределы ограничения
148
свободы слова средствами уголовного права: проблемы законодательной конструкции статьи 282 УК РФ //Aдвокат. 2010. № 2. С. 85.
9. Постановление Конституционного Суда
РФ от 14 ноября 2005 г. № 10-П "По делу о проверке конституционности положений пункта 5 статьи 48 и статьи 58 Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации", пункта 7 статьи 63 и статьи 66 Федерального закона "О выборах депутатов Государственной Думы
Федерального Собрания Российской Федерации" в связи с жалобой Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации" // Российская газета от 18 ноября 2005 г.
10. Кузнецова Н. Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спец-курсу "Основы квалификации преступлений" / Под ред.
B.Н. Кудрявцева. M.: Городец, 2007. С. 41; Егорова H.A. Новое Постановление Пленума Верховного Суда РФ о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений (вопросы и решения) // Mировой судья. 2008. № 6. С. 27; Сысоев A.M. О сущности "экстремистских" мотивов в отечественном уголовном законодательстве // История государства и права. 2009. № 1. С. 16; Оленников
C.M. Пределы ограничения свободы слова средствами уголовного права: проблемы законодательной конструкции статьи 282 УК РФ // Aдвокат. 2010. № 2. С. 85 и др.
11.Сысоев A.M. Преступления экстремистской направленности: история и современность // Российский следователь. 2008. № 9. С. 36.
12.Сысоев A.M. О сущности "экстремистских" мотивов в отечественном уголовном законо-дательстве // История государства и права. 2009. № 1. С. 16.
13. Ожегов С.И. Словарь русского языка /Под ред. Н.Ю. Шведовой. M, 1984. С. 654.
14.Тамже. С. 127.
15. Социология: Учебник для юридических вузов /Под ред. В.П. Сальникова, С.В. Степашина. СПб., 2000. С. 156.
16.Цыбелов A.A. Содержание некоторых криминообразующих признаков состава преступления, предусмотренного ст. 136 УК РФ //Современное право. 2008. № 11. С. 97.
17. Гревцов Ю.M. Социология: Курс лекций. СПб., 2003. С. 275.
18.Энциклопедический социологический словарь/Под ред. Г.В. Осипова. M., 1995. С. 151.
19. Там же.
20.Добреньков В.И., Кравченко A.И.
Социология: Краткий курс. М., 2003. С. 187.
21.Ратинов А.Р., Кроз М.В., Ратинова Н.А. Ответственность за разжигание вражды и ненависти. Психолого-правовая характеристика /Под ред. проф. А.Р. Ратинова. М., 2005. С. 79.
22. Краткий словарь по социологии / Под ред. Д.М. Гзишиани, Н.И. Лапина. М., 1998. С. 50.
23. Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 221, 663, 1246.
24. Всероссийский центр исследования общественного мнения. Опрошены 1600 человек в 153 населенных пунктах 46 областей, краев и республик России, статистическая погрешность - не более 3,4%.
27. http:/ /wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=662&q_id=47740&date=06.03.2010
26. http:/ /wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=662&q_id=47747&date=06.03.2010
27. http:/ /wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=662&q_id=47746&date=06.03.2010
2 8. http ://wciom. r u / z h / print_q.php?s_id=662&q_id=47744&date=06.03.2010
29. http:/ /wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=662&q_id=47741&date=06.03.2010
3 0. http ://wciom. r u / z h / print_q.php?s_id=662&q_id=47745&date=06.03.2010
31. http:/ /wciom.ru/zh/ print_q.php?s_id=662&q_id=47743&date=06.03.2010
3 2. http ://wciom. r u / z h / print_q.php?s_id=662&q_id=47742&date=06.03.2010
33.Критерии, получившие менее 20% голосов, мы не учитываем ввиду их малой репрезентативности.
34.Оленников С.М. Пределы ограничения свободы слова средствами уголовного права: проблемы законодательной конструкции статьи 282 УК РФ //Адвокат. 2010. № 2. С. 85.
35.Кашепов В.П. Особенности квалификации
преступлений экстремистской
направленности // Комментарий судебной практики. Выпуск 13 / Под ред. К.Б. Ярошенко. М.: Юридическая литература, 2007. С. 170-171. См. также: Социологический словарь. Минск, 1991. С. 221-222.
36. http://plocho. ru/claims/herase4. he
37. Социология: Учебник для юридических вузов МВД России. СПб., 2000. С. 157.
38.Ищенко Е.П., Топорков А.А. Криминалистика: Учебник. Изд. 2-е, исправл., дополн. и перераб. /Под ред. Е.П. Ищенко. М.: Контракт, 2010. С. 108.
39.Медведева Н.Е. Криминологические особенности и понятие преступной группы несовершеннолетних, совершающих кражи // Российский следователь. 2007. № 16. С. 31.
149
40. Осадчий М.А. Социальный экстремизм как объект судебно-лингвистической экспертизы/ / Уголовный процесс. 2008. № 2. С. 59.
41. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 28.06.2011 № 11 "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности"//Российская газета. № 142 от 04.07.2011 г.
42.Долголенко Т.В. Убийства по
экстремистским мотивам (п. "л" ч. 2 ст. 105 УК РФ) и их соотношение с другими составами преступлений // Современное право. 2010. № 2. С. 120.
43. Егорова Н.А. К вопросу о новых мотивах совершения преступлений // Уголовное право. 2008. № 1. С. 42.
44.Кибальник А., Соломоненко И. "Экстремистское" хулиганство - нонсенс
уголовного закона // Законность. 2008. № 4.
С. 16.
45. Там же. С. 20.
46. Кашепов В.П. Особенности квалификации
преступлений экстремистской
направленности // Комментарий судебной практики. Выпуск 13 / Под ред. К.Б. Ярошенко. М.: Юридическая литература, 2007. С. 187.
47. Николаева Ю.В. Виктимологическая профилактика преступлений: объект, субъект, правоотношения // Административное и муниципальное право. 2008. № 6. С. 76.
48. Егорова Н.А. Новое Постановление Пленума Верховного Суда РФ о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений (вопросы и решения) // Мировой судья. 2008. № 6. С. 27.
150